Текст книги "Ставка на верность (СИ)"
Автор книги: Гайя-А
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)
Ниротиль залюбовался ее осанкой.
Она была тенью самой себя, и без того не слишком заметной, в последние недели. С удивлением полководец обнаружил, что скучал по ее манере проскальзывать мимо вдоль стены, ее дешевым простецким платьям и неукоснительно читаемым по часам молитвам. Пусть даже она не делила их с ним, все равно. Каким-то странным образом ее присутствие составляло уют его дома – даже если не было дома вовсе, вот как сейчас.
Пустеть особняк не будет, его немедленно займет покорная трону семья, какой-нибудь воитель или судья с семьей, неважно, а после и следующие хозяева отправятся дальше. Так происходило всегда, разве нет?
Сонаэнь вздрогнула, когда полководец остановился над ней.
– Мой господин, – она поднялась, опуская глаза и смыкая руки ладонь к ладони, покорная и послушная, как и прежде.
– Все собрали? – он проигнорировал ее приветствие и оглянулся на своих новобранцев.
Они немедленно испарились вместе с остатками вещей. Ниротиль сел, но леди Орта осталась стоять.
– Что со мной будет? – спросила она чуть погодя.
Если она сдалась – эта победа была из тех, что радости ему не принесли.
– Это зависит от многих вещей.
– Вы казните меня?
Ему следовало мучить ее неизвестностью, но, хотя полководец и опробовал эту тактику, она не шла ему, заставляла его чувствовать себя слабым, и к тому же, требовала самообладания, которого у него не было. Ниротиль откашлялся.
– На самом деле, нет. Ты уедешь. Навсегда. Ты останешься моей женой, – просто сказал он, жестом показывая ей на лавку рядом, – ты отправишься в Мелтагрот, где Орден Госпитальеров свил себе гнездо Бог весть когда. Будешь жить там. Я беру на себя твое содержание и обеспечение твоей учебы, гарантирую защиту, признание и неприкосновенность.
Глаза леди Орты округлились, как и ее беззвучно раскрытый рот. Кажется, она в самом деле ждала казни.
– Я получил приказ о переброске в Загорье. Думаю, теперь это может быть надолго. Надеюсь. Хорошие лекари всегда нужны воинам. Ты также будешь представлять мой дом, когда это будет необходимо. Должен предупредить, там порядки строже, чем здесь. Но скучать ты не будешь. Загорье благополучный край, но для воинов там есть чем заняться. Как и для госпитальеров.
Сонаэнь молча кивнула. Словно все еще сомневаясь.
– Ты можешь сказать «спасибо», леди. Так обычно делают, – не удержался он от язвительного тона. Леди Орта не ответила.
Полководец хлопнул себя по коленям, поднялся. Это было неважно. Решение принято и выводы сделаны. Он одернул кафтан. Следовало озаботиться маршевым облачением. Ясень подготовил лошадей, а первые отряды ушли на север еще на рассвете. Ниротиль направился к выходу, когда ее рука опустилась ему на локоть. Он обернулся. Сонаэнь смотрела ему прямо в глаза.
– Вы не хотели наказывать меня.
Костяные четки, которые она перекатывала между пальцами, спрятались в ее рукаве.
– Нет. Я не хотел. Я вообще не хотел делать тебе больно.
Чистосердечный и правдивый, этот ответ ее расстроил, полководец видел ясно.
– Твою душу, ты так хотела умереть? – вырвалось у него с нервным смешком.
– Я не хотела, чтобы вообще кто-то умирал, ни он, ни вы, ни все остальные, – полководец вдруг уловил ее короткий, больной взгляд на книгу, которую она оставила на столе. Конечно, Писание; то, которое ей оставил Дека Лияри.
Он расхохотался. Это было так глупо, так невероятно глупо, но он почти понял ее в ту же секунду – почти; все ее попытки закрыться от происходящего вокруг, все мечтания о несуществующем, верном, сладкоречивом рыцаре, ночью превращающегося в слюнтяя в ее объятиях, а днем услаждающего трепетный взор гарцеванием вокруг. Миры, где обитали подобные экземпляры, никогда не соприкасались с миром Ниротиля.
Женщины, похожие на нее, тоже не приходили в мир полководца Лиоттиэля, с другой стороны. Женщиной из его мира была Мори, жадная и лицемерная притворщица, княгиня Белокурая – бесстрашная титулованная потаскушка, или Трис – верная соратница, носящая не меньше шрамов на теле и душе, чем он сам. Война была не для Сонаэнь.
Он мог увести ее из-под обстрела живой, мог вытащить из огня, убить всех ее врагов и отомстить за каждую потерю, но не умел притворяться исполнившейся мечтой, даже если когда-то таковой и показался. Обида все еще царапала полководца Лиоттиэля под сердцем, но, гневливый и легко закипающий, он всегда был отходчив и успокаивался столь же легко.
– Ты думаешь, ты виновата в чем-то, кроме того, что задрала юбку не перед тем мужчиной? Ты думаешь, ты хоть над чем-то властна? Тебя не переубедил нож твоего любовника у горла? Девочка, это война. Но мне не хотелось бы, чтобы ты стала оружием не той стороны, – он повел рукой в сторону книги на столе, чувствуя необходимость объяснить свое внезапное веселье, – ты слишком молода, наверное, чтобы понять. Слушай. Я на память не помню, но… – Ниротиль потянулся было к книге, но Сонаэнь прижала ее к груди, глядя на него исподлобья, затем, поразмыслив, подошла к своим сумкам и достала другую, свою собственную, книгу, уже завернутую для длительного путешествия.
– Благодарю, милая. Хм, так, так, вот, ага. Слушай. «Когда встретите их – убивайте их, где бы это ни произошло». Нет, не совсем то. Или вот: «Нападайте на них, если они нападают на вас, а если они отступают, оставьте их». Это про войну. Но я думаю, не только. Вот, например: «бойтесь преступать границы дозволенного и соблюдайте обеты», – он поднял глаза на Сонаэнь.
Отложил книгу, встал, приблизился к ней. Ниротиль все еще не мог заставить себя дотронуться до нее.
– Я убивал и оборонялся. И однажды преступил границы. Как видишь, я еще жив. Чему не всегда бываю рад, до сих пор. Но я жив, и думается мне, ты этот шанс тоже заслужила. В отличие от твоего дружка, что висит там, снаружи.
Она дрогнула, словно приходя в себя.
– О, не делай такое лицо, Сонаэнь. Он не раз пытался отправить меня в загробный мир исподтишка, а я люблю ходить прямыми дорогами.
– Не все воины похожи на тебя, Тило.
– Не все из них выживают. Не все водят войска, – спокойно отбил Ниротиль ее едва уловимый упрек, – некоторые получают звание и выслуживаются до мастеров, ни разу не пролив крови, ни чужой, ни своей. Другие курице голову отрубить не могут, но рассуждают о том, что мы должны или не должны делать. Пока мы делаем то, что можем. Думаешь, в первый раз это легко? Думаешь, это легко во все следующие?
Он отвернулся, не желая больше рисковать: откровенность была в новинку, откровенность с такой, как она, принимающей, даже если и не одобрявшей. Себе Ниротиль вынужден был признаться: он ее простил. Это не отменяло желания надавать ей пощечин и наорать на нее, что было абсолютно бессмысленно.
– В общем, ты отправишься в Загорье, в Орден, – кашлянул полководец, – полагаю, будет излишне напоминать тебе, что, если с тобой начнут заигрывать молодые златовласые суламиты, тебе все-таки не следует раздвигать перед одним из них ноги в закоулках Сосновой Крепости.
Не может быть, я уже пытаюсь шутить об этом. Прав был друг Ревиар – если хочешь выжить, придется научиться смеяться над собой
– Мы больше не увидимся? – спросила вдруг Сонаэнь, и надежда, которую Ниротиль услышал в ее голосе, причинила на сей раз сильную боль. На что она надеялась? Увидеть его снова или не увидеть никогда?
– Возможно, нет. Может быть, да. Прощай, леди Орта, – он проклял свою хромоту, не вовремя решившую проявить себя, остановился на мгновение у стола, поднял ее Священную Книгу, – я прихвачу с собой, м?
…Провожая взглядом ее фигуру на лошади, пока она не исчезла из виду за северными холмами, Ниротиль улыбался. Это было глупой затеей с самого начала, жениться вслепую; отчаяние и постоянная боль от ран затуманили его рассудок, заставили в очередной раз поступить необдуманно.
Но как он всем своим существом чувствовал необходимость завоевать Мирмендел и верил в победу, точно так же полководец знал, что однажды Сонаэнь Орта взглянет на него другими глазами и поймет его, если и не простит.
Путь обещал быть долгим.
Комментарий к Ставка на надежду
Полагаю, осталась одна глава… Она же эпилог.
========== Эпилог. Преданные ==========
«Дорогой брат! Получив твое письмо, отправил ответ только сейчас, не обессудь. Поживаем мы неплохо. Паек все еще без мяса – запад, что поделать; здесь так не принято, сказал мне Мархильт. Рад сообщить, что все-таки подействовал закон об отборе новичков в ученики. Совершенно невозможно представить, какие ужасные потери мы понесли в войне, бросив самый цвет юного поколения на передовые…».
Ниротиль зевнул. Брат Гана был убийственно зануден. Возможно, так Мелтагрот действовал на всех. Он пробежал глазами следующие несколько строк – сплетни, сводки из хранилищ, сплетни, сплетни опять – и отложил письмо. Полководец потянулся, затем уронил руки между ног, лениво размышляя о том, что жизнь на западе его полностью устраивает, даже и в походном лагере вместо гарнизона.
Ласковый ветер с юга нес запахи свежей травы. Темные дни зимы во Флейе были позади. Их окружали зеленые поля, песни полевых птиц и роскошь летнего тепла. Некоторые перебои с водой стоили великолепного вида – и того, что они занимали господствующую высоту на лугах у Нижнего Лотриора. Городок этот, маленький и дружелюбный до безобразия, проходящим войскам не пугался.
Прошло почти четыре месяца с того дня, как Ниротиль и его войска оставили Флейю и перешли через Кундаллы в Загорье. Они покинули плоскогорье и встали лагерем, ожидая пополнения войск новобранцами с запада. Те не спешили.
Полководец Лиоттиэль и не настаивал. Наступившее лето не располагало к труду вроде обустройства казарм. Как и сам воздух Загорья. На спешке не настаивал ни Правитель, ни Военный Совет. Тренируя новичков и попутно занимаясь ремонтом снаряжения, собственными упражнениями и, конечно, травя байки у костра, они проводили время в блаженном покое. Ниротилю казалось, он начал понимать, что княгиня Этельгунда называла «отпуском».
Письма стали прибывать регулярнее. Вместе с посланием брата Ганы передали и письмо от Сонаэнь. Короткое, оно сообщало, что леди Орта уже готовится дать обет Ордену и собирается учиться у знаменитого хирурга. Ниотиль перечитал письмо трижды, прежде чем до него начал доходить смысл.
Письмо было короткое, скорее записка, ничего общего с пространными чувственными шедеврами, что она отправляла из Руин во Флейю. Это было и к лучшему.
Она писала, что очень занята. Она писала, что счастлива видеть науку во всей ее мощи и глубине. Писала, что у нее появилась мечта стать мастером-целителем. Полководец уверился, что отправил свою неверную жену в правильное окружение. Может быть, Сонаэнь Орта и не принадлежала к воительницам, но уж точно скучающие взаперти леди-интриганки были для нее дурной компанией.
К письму прилагался подарок. Ниротиль со смешанными чувствами смотрел на длинную, достаточно изящную, но прочную трость со стальным подбоем и серебряными узорами. Отрицать факт своей пожизненной хромоты он больше не мог, даже если она проявлялась не каждый день, иной раз оставляя его на неделю с прежней юношеской походкой.
В другие дни ему нужна была вся выдержка, чтобы не стонать от боли, и вся ловкость, чтобы не свалиться, споткнувшись о любую кочку. Что с учетом воинского быта могло стать причиной нелепейшей из смертей.
Вздохнув, Ниротиль отложил трость в сторону. Возможно, оружейник сможет добавить к ней тайное выдвижное лезвие или что-то в этом роде. Не стоит пренебрегать возможностью обратить потери в преимущества.
Еще одно письмо пришло из Военного Совета. В отличие от обычных, ежедневно прибывающих листов новостей, это сообщение прислали в аккуратном свертке с печатями и разукрашенными подвесками. Судя по стилю, в канцелярии плотно засел кто-то из кочевников.
Ниротиль уже знал, что это будет приятное известие, когда разрывал обертку.
Ему потребовалось потратить почти двести золотых гривен и два месяца на бурную переписку, чтобы убедить мастера Нэртиса из Школы Воинов обойтись без общепринятых церемоний для присвоения Триссиль звания воительницы Элдойра. С десяток писем подряд Ниротиль повествовал неутомимо о достоинствах упомянутой сестры, упирая на ее подвиги в осаду Элдойра, но не забывая упомянуть тяжелое ранение у Дворца Флейи. Наконец, мастер Нэртис сдался,
– Это ведь чистая коррупция, брат Тило, – прошептал Ясень, воровато оглядываясь по сторонам: Трис была где-то рядом, – а она разболтает всем, кого встретит.
– Не коррупция, а экономия времени, – решительно отверг обвинения оруженосца полководец, – сначала решить вопрос с родословными, потом искать Учителя, опять же, ей пришлось бы ходить к Малому Алтарю три месяца. Наша лиса – и в храме? А теперь пойди, подготовь ее; тут еще воинский костюм для нее и расчетный лист – «восемнадцатый том переписи войск», ты глянь, и туда вписал, ага, так, жалованье… На первый год не назначено. Жадный Нэртис!
Ниротиль перевернул лист в поисках возможных дополнительных выплат, полагающихся воинам регулярной армии, но нашел лишь вычерченное каллиграфическим почерком мастера Нэртиса слово «Отъебись». И полководец и оруженосец прыснули.
– Давай, иди, – чувствуя себя шкодным мальчишкой, толкнул Ясеня командир, – только убедись, что она трезва.
Несколько минут спустя до Ниротиля донесся истошный вопль, еще один – крики абсолютного счастья, затем улюлюканье, как на свадьбах в далеких степях Черноземья.
– Убери руки свои от меня, ужасная женщина, – возмущался Ясень громко, – не лезь ко мне, сгинь!
– …Это правда? Меня признали? Совсем-совсем?
Ниротиль улыбнулся. Она никогда не жаловалась, что не получает столько же денег, сколько присягнувшие воины со званием. Однако, видимо, не только в жалованье было дело. Совершенно точно, не в нем. Полководец откашлялся и шагнул из-под навеса.
– Так, успокойся, твою душу сношать, не разноси лагерь, безумица! Не забывайся. Время завершить дело.
Глаза воительницы заблестели, когда она взглянула на Ниротиля полувопросительно. Он подмигнул.
– Присяга, конечно. Если не откажешься. Возьми, вот костюм – не знаю, доведется ли нам когда-нибудь посетить Военный Совет, но ты тоже теперь имеешь на него право.
– Я научу тебя читать, сестрица, – облизнулся Бритт, подплывая слева к Трис, она наморщила нос в его сторону, спешно переоблачаясь. Ясень фыркнул.
– Она и без чтения та еще заноза в седалище! Почему ты не хочешь выйти замуж, нарожать детей и обзавестись хозяйством, Правдивая?
– Мое седалище можешь поцеловать, – отозвалась счастливая Триссиль, не сводя глаз с полководца.
Ниротиль ощутил почти забытый трепет от созерцания ее воодушевленного вида.
Трис была совершенно права, говоря о том, что не создана для украшения придворной жизни или распевания гимнов Веры. Подумать только, когда-то Лиоттиэль зарекался принимать воительниц даже для сопровождения армии, но теперь одна из них стала его оруженосцем!
На черной накидке поверх белого костюма не было герба; предполагалось вышить его самому. Однако присягнувшие оруженосцы отказывались от своих гербов на время служения, а Трис даже и отказываться не приходилось. Она придирчиво изучила себя с ног до головы, вглядываясь в свое отражение в нагруднике Ясеня. Тот стоически терпел, закатывая глаза и сопя с утомленным видом.
– Да хороша ты, лиса, хороша, – позвал ее Ниротиль, – присягни мне – и можем праздновать. Время пришло, милая; сама знаешь порядки.
Присутствующие воины приветствовали ружанку, необычайно раскрасневшуюся, боевым кличем. Ниротиль принял в правую руку от Ясеня знамя Элдойра. Воительница с готовностью обнажила свою саблю и подала ее полководцу в левую. Прижав ее ко лбу и поцеловав, он вернул ее назад. Знакомый запах металла остался на коже.
Отрядный Наставник ступил вперед, откашливаясь и раскрывая свой молитвослов.
– Господь Единственный, Всепрощающий… – воины склонили головы, бормоча молитву негромко, – как завещано нам праведными предками, принимаем мы слова нашей сестры и ее верность славному воинству Элдойра; пока стоит наш город, открытый для всех…
Ниротиль не знал всех слов, что положено было произносить Наставнику. Он едва ли помнил свою присягу – это больше походило на сон теперь. Но когда пришла его очередь говорить, он волновался, как всегда это с ним бывало. Все вокруг расплывалось словно в теплом тумане, и мужчина знал, это могли чувствовать все присутствующие.
Женщина, на коленях стоящая перед ним и держащая на раскрытых ладонях саблю, глядя в землю и ухмыляясь, долгие годы следовала за ним, проливая кровь и пот. Как и все другие его солдаты. Доказательством ее преданности была его жизнь. Но иногда слова должны быть произнесены, даже если возвещают всем известную истину.
Или открывают новую.
– Говори за мной, принося обет. В этот день и во все дни моей жизни, сколько бы ни отмерил мне их Господь… Обязую себя верностью и послушанием преславному белому трону. Обязую себя защищать жизнь других, не щадя своей, когда мой командир сочтет приказать мне это…
Воительница повторяла слова медленно, вкушая смысл каждого. Это не так, как написано в книгах, знал Ниротиль; не так, как было принято – во всяком случае, как это теперь вошло в моду. Не было ни цветов, ни музыки, турнирных ристалищ или лент. Но она не выглядела менее счастливой от этого, кладя саблю к его ногам со словами о защите всем имеющимся оружием.
И конечно, ножны сломала с одного удара, когда полководец в клятве призвал проявить бесстрашие и никогда не отступать. Это был щегольский жест, но его оценили.
…клянусь искать не своей чести и славы, но победы и общего блага…
Он никогда не задумывался, не в присяге ли кроется секрет его собственных успехов и неудач, ошеломительных побед и глубоких падений. Был ли он верен белому трону или Правителю, тому, что олицетворяли они, был ли он верен Совету – Тило не обманывался, он видел их всех насквозь. Ничто из перечисленного не стоило той цены, что каждый из них платил.
Но чему и кому он был предан в таком случае и куда вел своих воинов? И почему так отчаянно гордился каждой вспышкой румянца на смуглой коже Трис, когда она подняла голову?
– Сим обязуюсь и клянусь чтить свою клятву.
– Истинно клянусь, – почти промурлыкала женщина, расплываясь в широкой улыбке. Ниротиль подавил свою.
– И мы приветствуем нашу сестру, воительницу… назови свое имя при рождении.
Она встала с колен, сжав в кулаках саблю так сильно, что полководец боялся за оставшиеся пальцы на ее правой руке, на которую она все еще не могла надевать перчатки.
– Тури. Туригутта, если полностью. Отец звал меня Тури.
– Туригутта, – повторил Ниротиль, – братья, сегодня мы приветствуем нашу сестру Туригутту! Подумать только, хитрая лиса, – обратился он негромко к сияющей воительнице, – ты меня разорила; посмотри, на что мне пришлось пойти, чтобы все-таки узнать спустя столько лет, как тебя зовут. Братья! Защищать сестру, как родную кровь, быть ее семьей во все дни жизни и чтить ее честь – клянемся!
– Клянемся! – дружно грохнули воины. Ниротиль медленно выдохнул. Подобные минуты всегда заставляли его переживать.
…клянусь. Моя верность меня погубит, но что еще у меня есть?
– Ну, а теперь, сестрица Тури, считаю долгом сказать, – грациозно обвил женщину за плечи Линтиль, – эти сволочи отравили мой слух рассказами о твоих сладких поцелуях. Идем, выпьем, и ты поведаешь мне эту историю сама – хочу знать, что я пропустил. И я не уйду, не испробовав того же, готов заложить свой новый колчан.
– Никаких ставок, ты мухлюешь! – категорично высказался Ясень.
Оруженосцы оглянулись на полководца.
– Ты же отпразднуешь с нами, брат Тило?
И конечно, Ниротиль так и сделал.
КОНЕЦ
