Текст книги "Ставка на верность (СИ)"
Автор книги: Гайя-А
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
Сонаэнь, однако, не планировала так быстро завершать свой спектакль. Он убрал колено в сторону, когда она опустилась перед ним на землю, с мольбой заглядывая в его равнодушное лицо.
– Ты все сказала?
Было бы утро. Была бы прекрасная, залитая солнцем, довоенная Саба, где за ажурными решетками скрывались пышноцветущие сады, а свадьбы собирали полгорода на торжественных шествиях. Была бы она, Сонаэнь, перед ним на площади, признавшаяся в измене…
И тогда я бы не смог опустить клинок на ее шею. Или затянуть узел веревки на ней. И вывести ее на площадь тоже. Бедная девочка.
Он встал, убирая колено из-под ее дрожащих, горячих ладоней. Срочно требовалось раздеться и хотя бы пару-тройку часов провести во сне.
– Ты видела саваны? – негромко поинтересовался он, медленно стягивая кольчугу, – видела наших мертвых? Двадцать восемь единобожников, пятеро огнепоклонников – потребовались погребальные костры, но их еще не запалили. Это сделают не раньше, чем хотя бы одного из убийц не положат туда же. Сними сапоги с меня.
Она повиновалась с готовностью, шмыгая носом и утирая слезы рукавами своего серого платья.
– Так все мертвецы – это твоя добыча, милая, – еще ниже опустив тон своего голоса, молвил Ниротиль, – если бы не твоя измена… – он почти с наслаждением выговорил это слово, – но это предопределение Божье, думаю. Так или иначе, мы бы схлестнулись. Лияри ненавидел меня слишком долго, он так просто никогда не отступил бы.
– Он вас не ненавидит.
– А, ты подала голос! Хорошо же. Скажи же мне, милая жена, из-за чего весь этот сраный город тогда гудит, как осиный рой? – он подставил ее рукам вторую ногу в тяжелом сапоге, – не из-за его жадности, жажды наживы и предательства? Может, из-за вашей с ним великой любви?
– Вы ничего не знаете о любви, – она замерла у его ног с сапогом, упрямо сжав губы.
Горечь и обида обожгли Ниротиля, как будто выплеснутые раскаленными на его сердце.
– А ты знаешь!
– Я знаю.
– Дай угадаю. Он читал тебе стихи? Пел песни? Держал за руку и любовался с тобой видами природы? – ревность присоединилась к прочим бушующим чувствам, перехватывало дыхание, Ниротиль пнул сапог, едва он оказался у нее в руках, – какая печаль, что я не знаю ни одной песни, кроме солдатских, а природой любуюсь, когда приспичит отлить в степных кустиках!
Она подняла на него свои большие грустные глаза.
– Вы не знаете, о чем говорите, – повторила леди Орта уже без страха, твердо, – вы не знаете, что такое любовь, мой господин. Я не виню вас за это. Вам негде было научиться.
– Успехов в твоем учении, в таком случае. Попроси у своего «наставника» веревку или лестницу, и я с радостью отправлю тебя к нему. Я предлагал тебе уйти! – наконец, он не мог больше оставаться спокойным, – предлагал тебе найти себе ровню! Но ты хотела быть женой полководца.
– Я хотела вас любить! Если бы вы хотя бы говорили со мной… Если бы не били…
– Да о чем с тобой, кретинка полоумная, говорить? – взорвался Ниротиль, – и когда я тебя бил? У тебя сломаны кости? Ты истекаешь кровью? Не можешь спать из-за боли? нет? Так вот я не бил тебя, в таком случае. Тебя вообще никто не бил.
Она хмуро отвела взгляд.
– Нам не понять друг друга.
– Чего понимать, – буркнул Ниротиль, – еще одна моя ошибка. Умею выбирать женщин, чего уж там, даже вслепую.
– Не смейте!
Ему захотелось ее ударить; по-настоящему, больно, может, до крови. Но он знал, что не сможет все равно.
– Вы останетесь здесь на ночь? Я нужна? – ледяным тоном спросила Сонаэнь.
– Тебя только и не хватало, подстилка флейянская, – зло проскрежетал он на сальбуниди, широким шагом удаляясь из собственного шатра.
Что ж, подумал он, кое в чем брат Гана оказался прав. Второй брак затмил первый. Амрит Суэль была забыта. Она умела вымогать подарки, внимание и ревность. Никогда не замахивалась на большее и знала свое место. Сонаэнь Орта вот-вот могла стать причиной новой войны.
Или небольшой осады.
*
…Сальбуния горела. Длинную мощеную дорогу, ведущую к воротам, они проезжали молча. Ни у кого не хватало духу взглянуть на тела, висящие вдоль кипарисовой аллеи. Когда кипарисы заканчивались, видны были установленные колья – для особо яростных из салебских защитников. Их было много, жертв налёта. Почему-то в основном торговцы. Торговцы, ремесленники, мастеровые. Гораздо реже воители. Почти никогда шлюхи.
Они увозили раненых. Слава Богу, его мастера меча, оруженосцы остались целы. Полководец привык полагаться на их преданность и безукоризненную исполнительность. Мастера войны окружали себя верными воинами, отказавшимися от всех титулов и благ, принесших обет навсегда остаться клинками своего повелителя, но на деле немногие оставались оруженосцами долго.
Его же остались с ним на всю жизнь. Ясень, Линтиль, Трельд. И Трис – он не был уверен, можно ли ее тоже к ним отнести. Все они были такими разными – и все были похожи. Отважны, с некоторой долей безумия. Как княгиня, что ехала рядом прочь от разоренной Сальбунии, под гнетом воцарившейся тишины и собственного изнеможения. Этельгунда Белокурая молчала. Рискнув снять шлем, она распустила длинные волосы и подставила лицо ветру.
– Как живот? – спросил полководец, – Твое это, женское? Сильно болит? Не хочу видеть как ты свалишься под копыта моему коню.
В ответ он услышал лишь что-то вроде «не дождёшься».
В свое время он застал ее после выкидыша на позднем сроке, и прошло три месяца, прежде чем она оправилась от последствий. Эттиги с трудом переносила женские хвори. Она раз пожаловалась, что устала выздоравливать от поражений. Ниротиль тогда не один день вздрагивал, вспоминая ее беспечное: «После проигрыша меня всегда кто-нибудь из победителей да трахал, так что повидала я всякое».
Но в осаду Элдойра она даже не подумала отступить назад или отсидеться в убежище. Напротив, она почти поселилась в спешно организованном арсенале у Лунной Стены, где они в последний раз были близки прежде, чем отправиться в бой. Прежде чем она умерла. Прежде, чем умирал он, и горели в огне один за другим его друзья и воеводы: сотник Рамис, брат Чаприял, Бреттса, сын Беки…
…Ниротиль вскрикнул, вскакивая с постели и тут же падая навзничь с горьким облегчением. Горящая Сальбуния медленно меркла перед глазами. Как и осажденный Элдойр. Он знал, что не заснет больше. По крайней мере, не в душащем одиночестве.
Некоторое время он еще пытался. Вспоминался Трельд, проигравший в кости лошадь и седло и отбивший ее назад с целым табуном. Ниротиль перевернулся на другой бок. Не помогло. Снова явились мертвые соратники, в одном строю с еще живыми. Играющие в кости, гадающие по стрелам, пьющие вино, ворующие друг у друга трубки и дурман, точильные камни и иголки с нитками. Он с тяжелым вздохом сел, уныло взглянул на мерзлые сапоги и, быстро замотавшись в плащ, отправился в сторону госпитальеров.
У навеса белели два новых савана. Один был заметно меньше второго. Может быть, подросток. Или женщина. Ниротиль замер, уже чувствуя беду, но не готовый взглянуть ей в лицо.
– …Умеешь говорить на хине теперь?
Прошло всего два месяца, напоминал он себе, разглядывая диковинную ружанку. Мало для того, чтобы научиться хоть и не самому сложному, но новому языку. Но ружанка уверено ответила на его вопрос почти без акцента. Жаль, что исключительно руганью. Ниротиль вздохнул.
– Ладно. Ладно. Начнем с имен. Имя. Твое имя.
Она молчала.
– Безымянная? Так не бывает, женщина.
Она нахмурила густые брови и сощурилась.
– Что ж. Я – полководец южных армий Элдойра. Мастер войны.
– Мастер войны, – повторила она послушно.
– Ниротиль. Из семьи Отта. Ли – отти – эль.
– Звучит не очень, – фыркнула она. Полководец хмыкнул.
– Так может, твое имя звучит лучше? Поведай мне его.
Прошло время, и она получила много новых имен – побывала Безымянной Женщиной, Чернобурой Лисой и Правдивой. Но хоронить ее придется в могиле, так и не зная, кем она была.
Не в эту ночь. Я не готов смотреть ей в лицо после смерти из-за меня. Ниротиль отпрянул назад, развернулся на каблуках сапог и зашагал назад, к головным шатрам, спешно хромая мимо костров, где молодежь жаловалась друг другу на строгость командиров, а умудренные воители делились народными средствами от парши, чесотки и мозолей.
В его собственном шатре Сонаэнь спала, как будто никто в целом мире ей навредить не мог. Он сдернул с нее одеяло и сгреб ее вслепую за волосы – она взвизгнула, но кричать не стала.
– Любви, значит, захотелось, – на сальбуниди рявкнул Ниротиль, спуская штаны и бесцеремонно задирая ее рубашку, – я тебе покажу «любовь». Я устрою тебе такую «любовь»…
Она лишь вскрикнула, когда он взял ее сзади, продолжая держать за волосы. Ему нравилось слышать ее горестные всхлипывания под собой. Ему нравилось, как она полуосознанно пыталась вырваться из-под его тела, вновь обретшего прежнюю силу. Нравилось слышать, как она рыдает все громче и громче, пока, наконец, он не оттолкнул ее прочь, хватаясь за раскладную кровать и сжимая член рукой, невольно содрогаясь в коротких спазмах разрядки.
Как говаривал дядя, хорошее семя на порченную пашню не ложится. Если она и не понесла от Лияри, то пока выяснить это не мог ни один врач. И он не даст ей шанса выдать прижитого от любовника ребенка за его законного наследника. Ниротиль вытер лоб рукой – ладонь немного дрожала от напряжения, и оправился, выдыхая.
– Если еще хоть один мой воин к утру скончается от ран, а я разберусь с твоим полюбовничком и выживу, – спокойно обратился мужчина к съежившейся на постели леди, – я устрою тебе «любовь» со всеми каторжанами, каких встречу по дороге до самых рудников Нойманура. Я тебе обещаю, и слово мое крепко. Уж поверь.
*
– И все же, братья, я не полезу на стены, – в сотый раз заявил мастер-лорд Сартол, – если б со стороны гор, только у нас скалолазов нет.
– А где есть? – меланхоличный сотник Камиди затянулся трубкой и сонными глазами окинул собрание, – и чего ради туда лезть? Отстреляют на подлете.
С ним также вынуждены были согласиться. Ниротиль поскреб подбородок.
Он ненавидел замки. Каждый лорд старался выстроить себе махину побольше. Крепостные стены, валы, земляные насыпи и рвы – если бы это дейстительно помогало. Замки смотрелись красиво только на гобеленах, но, даже зная об этом, крестьянин огораживал дом хилым частоколом, мечтая о собственном. Начинающий оруженосец, и тот видел себя кастелянином. Конечно, крепости выглядели внушительно, но чаще всего были абсолютно бесполезны против настоящих угроз – оспы, скарлатины и холеры.
Ждать, пока Наместник скончается от вероятной холеры, Ниротиль не желал.
– Может, разобьем большой лагерь здесь? – уныло предложил Сартол, – не высидит же он там весь год.
– Этот Дворец полон запасов. А когда они кончатся, если не раньше, он утечет в горы.
– Самые невысокие стены с запада, но там они примыкают к скале – это самоубийство, тем более, когда нас ждут.
– А если отвлечь? – предложил внезапно какой-то паренек, судя по акценту – из асуров или полукровка; Ниротиль не видал его раньше.
Воеводы прислушались.
– Кто ты, юноша? – строго спросил Ясень.
– Азу. Я из асуров. Мы в горах, ну, когда пасли овец…
– Погоди, овцы никому не интересны!
– Как раз они и нужны, – заверил Азу, – когда была ночь, и мы хотели отогнать волков, иногда мы брали быка и привязывали пучок соломы к его рогам. Если его зажечь, бык бежал, и волки бежали тоже.
– Овцы вспыхнут, как мешки с шерстью, – возмутился Сартол, – расточительство какое!
– Господь не дает победы тем, кто издевается над Его созданиями, – тихо добавил Ясень.
Бурное обсуждение идеи пастуха продолжалось еще с полтора часа. Перебранка с дозорными Дворца перемежалась стрельбой с обеих сторон. Ни одна не была действительно намерена вступать в открытое противостояние.
– Они ждут, я думаю, вестей из Элдойра, – определил Ниротиль, – если мятеж начнется, Лияри в любом случае понадобится Правителю. Если же нет, он не станет терять время на вражду с нами.
– Нам следует вернуться в Элдойр, – озвучил Сартол общую мысль. Воеводы замолчали.
– Ненадолго, возможно. Не раньще, чем я исполню свое дело здесь, – твердо произнес Лиоттиэль, – никаких отступлений. Никакой осады – только с одиночными особняками мы еще времени не теряли! Мне нужны две сотни голосистых, злых ребят – у кого новобранцы? Эти пусть будут шуметь у ворот. Где Пастушок?
– Меня Азу звать, – тихо откликнулся юноша.
– Да хоть Имир Непобедимый, твою сношаемую душу! Ты хорошо видишь в темноте? Далеко? Сможешь разглядеть сигнал от стены Дворца и пустить вниз скот?
– Эге-ге, где теперь только найти скотины столько, – усмехнулся мастер-лорд.
– Горных козлов поймайте, – резко ответил Ниротиль, – купите у горцев. Отгоните из провизийного обоза. Где хотите, хоть сами рога отращивайте. К вечеру мне нужно вот что…
Возможно, дальновидный Дека Лияри и мог спастись от неожиданного набега, но полководец Лиоттиэль умел быть хитрым и терпеливым. Нужно было лишь особое, мстительное настроение и внутрений запал.
День прошел в подготовке к тайной атаке, которую ничто не выдавало во все более обустраивающемся лагере. У госпитальеров больше не умер ни один раненный.
На закате Ниротиль несколько минут провел у едва пришедшей в себя Трис. Она слабым голосом ругала лекаря Сегри: она хотела знать, сможет ли снова держать меч правой рукой, и следует ли ей менять балансировку, а он принялся утешать ее из-за потери красоты. Триссиль была возмущена до крайности: она свои шрамы некрасивыми или уродливыми считать отказывалась и по-своему ими гордилась. По крайней мере, так она говорила.
Несмотря на лихорадку, Триссиль не сдавалась.
Глядя на лица воинов – особенно присматриваясь к тем, что участвовали вместе с ним и другим воеводами в битве за Элдойр, Тило искал страх в них. И не находил. Усталость, злость, желание сквитаться, но не страх. Когда солнце уже клонилось к закату, а сиреневые тени упали в высокие ущелья над Флейей, полководец вновь увидел Сартола. Мастер-лорд выглядел удовлетворенным, хоть и был весь в грязи и тающем снегу.
– Высота, доложу тебе, у той скалы, такая, что вниз не прыгнешь.
– Что, готов наш Пастушок? – спросил полководец. Сартол подмигнул ему:
– Горд собой, как впервые линяющий дракон. Нашли, уж не обидься, пять десятков коз и семь ослов. Поди, разбегутся. Мы их будем гонять туда-сюда. Если с огоньками, то за дружину сойдет издали. Вот бы снег посильнее пошел!
Снег падал крупными хлопьями. Примораживало. Ниротиль представил себе глубокую степь где-нибудь на Севере, там, где не было лесов, а у саманных домов стены были толщиной в три аршина для защиты от ветра. Снежная буря могла с легкостью унести жизни всадников и караванов в степи на севере Черноземья.
Но во Флейе зима была мягкой и уютной. Обманчиво уютной: горы, возвышавшиеся над ними, обещали суровые метели в снегопад. Ниротиль поднял взгляд на Кундаллы – ледник с вершин в этом году сполз совсем немного.
– Я сам пойду на стены, – вдруг произнес он, – если нам не удастся выманить эту сволочь наружу.
– Мастер! А как ты попробуешь его выманить? Овец да ишаков будет маловато.
Ясень лишь одарил своего командира внимательным взглядом.
– И я с тобой, господин полководец, – церемонно поклонился он. Ниротиль закатил глаза со вздохом.
– Я в силах и в здравом рассудке.
– Я оторву ноги тому, кто усомнится, – серьезно ответил оруженосец, – но у меня тоже счеты к Наместнику. За сестру Трис и за Трельда Весельчака – мои побратимы пострадали, один мертв. Я сочтусь кровью, мастер.
– Тогда мои на ворота, – решил Сартол, – а я с вами. Младшие, братья-воины, свидимся!
– Эй, Сато! – окликнул его Ниротиль, – в твоих шатрах что-то не стало куртизанок, или я заблуждаюсь?
– Правитель не одобряет. Но для друзей я всегда найду ласковую подругу, – мастер-лорд потер бороду и интимно округлил голубые глаза, – не скупись на подарки, командир, и девочки встретят тебя с распахнутыми объятиями!
– Вот сводник, – неодобрительно пробормотал Ясень. Полководец прикусил верхнюю губу, давя неуместную улыбку.
*
В темноте громадина Дворца, без единого горящего на стенах фонаря, пугающе возвышалась над ними. По-хозяйски похлопал ее Ясень рукой перед тем, как сделать несколько шагов назад. Ниротиль в тени проулка ждал.
Прирожденная ловкость и гибкость его народа могли выручить, даже при отсутствии достаточных навыков. Или при наличии ранений. Ниротиль покрутил запястьями. Госпитальеры в свое время потрудились на славу – все суставы вернули на положенные им места.
С противоположной стороны Дворца, от центральных ворот, раздались воинственные крики и угрозы. Ниротиль вжался в тень, краем глаза отмечая движение за углом, у арок.
«Наши начали отвлекающий маневр», определил полководец для себя и глянул вверх, прикрывая голову капюшоном. На стенах наблюдалось ленивое движение. Определенно, лучники Наместника не опасались штурма.
Настоящую осаду в черте города никто не рискнул бы устраивать, и Дека Лияри знал это.
Как и то, что со стороны высокой стены, выходящей на городскую улицу, никто не рискнет лезть на стены. И именно поэтому Лиоттиэль рисковал.
Он знал, что Сартол-младший – кто-то из них – не подведет. Изображая неповиновение командиру, он должен был вытащить леди Лияри – обеих – на площадь к виселицам. Ниротиль прислушивался внимательно к звукам, гулким эхом раскатывающимся по ночной Флейе.
– Пора, – кивнул он Ясеню, – дай нам Бог, чтобы Пастушок с приятелями не подвел. Держи фонарь.
– Лишь бы не потух, ветер горный все-таки…
Неся перед собой фонарь, как бесценное сокровище и не сводя глаз с огонька, пляшущего за стеклом, Ясень, подхватил моток веревки и два крюка, легко перемахнул через невысокую каменную оградку, отделяющую ливневый сток от мостовой. Ниротиль глядел на соратника с легкой завистью. Даже в лучшие времена он никогда не был так стремителен и грациозен. Огонек фонаря почти не колебался, несмотря на скорость передвижения оруженосца.
Ниротиль просчитывал шаги, напряженно всматриваясь в темноту нависшей над Флейей горной гряды. «Сигнал от Ясеня наблюдателям в лагере – сигнал от них Пастушку – сигнал от Пастушка обратно, и помоги Бог обмануть обманщика Лияри. И, если надо будет, шлюшку Сонаэнь со всеми ее сладкими словами – и грудью, как у мечты! – я вздерну тоже. Только бы нам победить».
От ворот донесся преувеличенно яростный рев. Воины Сартола изображали решимость и готовность идти на штурм. Ниротиль понадеялся, что они не забыли о щитах. Движение на стенах Дворца внезапно превратилось в суетливую беготню. Воину не нужно было дважды слышать этот звук, чтобы понять, что происходит.
Маневр удался. Беззвучные тени со всех укромных уголков улицы стали стекаться к нему. Ниротиль поднял голову. Если бы любой из других старших полководцев был с ним здесь!
Что ж, когда они прослышат, что он собственной персоной после всех ран, после смертного приговора от целителей, лез на стены к любовнику своей жены, то будут смеяться годами.
========== Блуждающий ==========
– Какой умник устроил курятник в башне? – отчаянно пробормотал Ясень, отплевывая перья, попавшие в рот. Ниротиль пожал плечами:
– Теплый воздух сюда поднимается, может, поэтому…
– Точно, там белье на веревках висит.
– Смотрите, прачек не зацепите!
Они нервно хихикали, все полторы дюжины воинов, что последовали за полководцем. Ниротиль пригрозил им отрубить по пальцу за каждую украденную монету. Он ни слова не говорил об изнасилованиях – ясно было, что на это времени не останется.
Сам нарушив накануне обещание избегать насилия над женщинами, он пытался оправдаться в собственных глазах: Сонаэнь была виновата перед ним, она заслужила петлю, запугивания, угрозы, даже побои, а не ночь с законным мужем. И все же было гадко, и в животе скручивалось особое чувство совершенной непростительной ошибки.
Но вспоминались ее стоны, дрожащие руки, хотелось снова прикоснуться к ней, но уже знать, что она чиста, что каким-то образом снова любит и хочет его прикосновений, грубоватой ласки, может быть, даже поцелуев. Ниротиль отмахнулся от этих мыслей.
Насколько было проще со шлюхами. Или воительницами. По крайней мере, они его не судили.
Может, бродяга Сернегор был не так уж и неправ, что взял вместо жены наложницу из шатров Сартола – гихонку, если верить слухам. Бывшую танцовщицу. Сернегор, старая развалина, ты бы пригодился. Ты умел устроить долбанное зрелище из любой драки.
Он пригнулся, всматриваясь в спину Ясеня. Первенство в разведке и диверсиях он безропотно отдал своему оруженосцу. Ниротиль давно истребил в себе тщеславие везде быть первым – служба в штурмовых войсках быстро избавляла от подобного рода устремлений.
Зал приемов был пуст. Почти наверняка все, кто мог, спустились вниз – стены не были безопасны во время любой осады. Сартол из полумрака одной из арок показал два пальца следующим за собой парням.
Ясень быстро оглянулся прежде, чем скользнуть за ними.
«Не сложнее, чем в степи, если бы только не стены, стены везде, – подумал Ниротиль, – лучше б я ворота атаковал». Но его целью был Дека, а хитроумного Наместника на прямое столкновение просто так было не выманить.
– Бри, Вьюн – за мной. Мирт, Сизый, идите с Сартолом, – прошептал Ниротиль, – открывайте ворота, если сможете.
Он не упомянул Ясеня: тот следовал за ним шаг в шаг, безотрывно. Полководец готов был порадоваться удачному проходу по Дворцу, когда лицом к лицу столкнулся в закутанным в серый маскировочный плащ флейянцем, отчаяно зевавшим – но двигавшимся при этом совершенно бесшумно, очевидно, для смены караула.
«Камуфляж, чтоб ему». Предсмертный крик флейянца мгновенно отозвался во внутреннем дворе перед воротами многочисленными сигналами тревоги. Мастер-лорд перемахнул через парапет лестницы, налетая с угрожающим рычанием на противников, следом за ним прыгнул вниз Ясень.
Ниротиль на мгновение утратил ощущение прелести боя: ему предстояло сражение с врагом последних месяцев в виде трех лестничных пролетов. Унизительное сошествие вниз, держась за стену.
– Наступайте! – кричал что было сил Сартол, понадеявшись на то, что его услышат по ту сторону ворот, – еще разок, парни, вы их порвете!
– Лошадей веди!
– Цепи! – если полководец не ошибался, штурмовики мастер-лорда Сартола подготовились не на шутку серьезно. Он не успел возгордиться союзником – украшенные литьем ворота во внутренний двор конюшни за его спиной распахнулись. Ниротиль беспокойно оглянулся.
Ясень яростно отбивался где-то на галерее. Тесный коридор занимали воины Сартола, сам мастер-лорд отстал от своих, но его ругань доносилась до полководца отчетливо. Тонкая струйка воздуха защекотала ему шею сзади, он рефлекторно развернулся, блокируя саблей удар – и столкнулся носом к носу с двумя закутанными в серое флейянцами, стремительными и ловкими, как сабянские пантеры.
Близость смерти, азарт, действующий лучше всякого обезболивающего – куда там дурману, опию, нет ничего подобного! – были бесценны. Он дышал этой схваткой.
Не в последнюю очередь благодаря знакомому чувству превосходства. Раз пристрастившись к ощущению собственной силы, Ниротиль ни по чему так не тосковал, пока оправлялся от ран. Он был сильнее, хотя их было двое; благодаря росту, годам тренировок, проверенному обмундированию, опыту – он знал, что все еще сильнее двоих мужчин, даже без большого меча, лишь с саблей Эттиги.
Маневренность, легкость годам оттачиваемых движений, даже непривычная тяжесть там, где раны оставили слишком глубокий след – это было бесподобно, прекрасно, восхитительно, снова стать собой.
Флейянцы не привыкли к сражению с длинными клинками, даже сабля была для них велика, и полководец легко отбил прямые замахи. Оба кружили, не решаясь встретить рубящий удар, и Тило решился на первый выпад. Он зацепил одного из нападавших, когда громкий окрик с нижнего яруса заставил обоих отпрянуть и отступить.
– Мастер, брат Сато в беде! – крикнул запыхавшийся Ясень; его косы растрепались, выглядел он измотанным и здорово разозленным, – нас мало.
– Я иду к воротам, – определил Ниротиль, – ко мне троих покрепче. Прикрой сверху.
– Принято, – Ясень немедленно махнул вверх по узкой лестнице, на ходу нащупывая лук за спиной.
За что любил степняков Ниротиль – за их привычку все возможное имущество и оружие носить с собой. Он убедился, что его оруженосец занял свое место прежде, чем направиться к воротам. В темноте можно было только надеяться, что никакого хитроумного механизма в них не предусмотрено.
– Что за дело, – буркнул один из рыцарей – в темноте Ниротиль дрогнул, чуть не признав в нем мертвого Рамиса, – не пойму, что не так. Ворот почти не весит ничего. Задвижки нет в помине.
– Глянь на нижние петли. Может, укрепленные?
– Все как обычно. Снизу зацепы. Сверху ограничитель.
– Ты строитель, что ли? – буркнул Ниротиль, ударяя по полотну ворот. Не раздалось ни звука, словно те целиком были вытесаны из камня.
– Дядька мой кузнец в арсенале, мастер, – не смутился рыцарь, снимая кожаную перчатку, – так, может, тут секрет какой-то…
Он деловито и обстоятельно принялся ощупывать ворота. Трижды они налегали со всех сил на ворота. Разбежаться, конечно, не рисковали. На галерее было затишье. Казалось, во всем Дворце, как и во Флейе, вовсе не осталось жителей.
– Дубины! На себя! – застонал за спиной Ниротиля кто-то, он дернулся в сторону – то был воин из южан, примкнувших к нему после перегруппировки.
– Ты что говоришь?
– Во Флейе все входные двери открываются внутрь! Так везде на юге.
Воины хором застонали, срываясь в истерические смешки. Потерянные несколько минут могли стоить – и почти наверняка стоили – жизней их братьям.
Стоило им поддеть замок снизу и легко потянуть на себя створки, пришел в движение нижний запирающий механизм, и ворота начали медленно открываться. Ниротиль оставил спорщиков разбираться, насколько умно было обустроить вход именно таким образом, и бегом бросился к аркам внутренних дворов. В ту же минуту по черепице легко скатился вниз Ясень.
Извилистые коридоры темного Дворца заставили обоих чувствовать себя бестолковыми воришками, забравшимися в чужой сарай. Бессмысленно плутая по ним, Ниротиль и его оруженосец обнаружили два склада – один был полон ящиков с янтарем и морскими раковинами, другой забит сухим чернильным порошком и мешками с всевозможными безделушками. Но они были не единственными, сделавшими подобное открытие: из темноты то и дело раздавались удивленные возгласы на хине и ильти.
– Где мастер-лорд? – спросил Ниротиль у одного из счастливцев, обнаруживших три ларца с жемчугом. Тот беспечно пожал плечами:
– Загнал в подземелья какого-то их вояку, Патини его имя.
– Что ж вы его бросили!
– Сам велел, там не разойтись и двоим, – огрызнулся воин зло, – они завалили проход, и все наши – ноги отсюдова!
Это был уже не азарт преследования, что гнал Лиоттиэля вперед; это был почти страх, знакомый охотникам: его добыча могла уйти от него. Ясень не поспевал за ним, невзирая на его хромоту.
Направо, налево, расходящийся коридор, ленты и занамена падают сверху, внезапно обрывается пространство балконом, с которого виден укрепленный подземный выход наружу из Дворца.
Полководец и его оруженосец замерли. Ни один из них прежде не видел ничего подобного.
– Туда хренова армия может пройти, – пробормотал Ясень. Тило хмыкнул.
– Когда ты стал ругаться, раздери тебя?
Они сбежали по ступенькам – слева, справа по протертым до зеркального блеска ступеням. Горящие факелы чуть коптили, но, все же, давали хоть какое-то подобие видимости.
Ниротиль первый сделал осторожный шаг к освещенным воротам в проход, когда на него вылетели двое.
– Свои, слава Богу! Уходит, гад! – патетически воскликнул один из воинов, – прямо испарился, мы наружу – а он в просвет, и не вышел никуда…
Из сбивчивого рассказа ясно стало, что Дека Лияри уже убегал по проходу наружу, когда внезапно слился со стенами и исчез. Как призрак. Подавив желание надавать медлительным идиотам по шее, Ниротиль сжал кулаки и закрыл глаза. Собрав всю свою силу в одно, он отогнал опьянение схваткой, торжество от собственного доказанного в настоящем бою выздоровления, пытаясь представить себя на месте Наместника. Куда он бежал и как далеко мог уйти?
– Двое в кабинет Наместника наверх, – приказал он коротко, – двое со мной на стены. Где брат Сато, ваши души?
– Так на стенах и есть!
– Сотников ко мне – двое в лагерь, двое охранять склады, быстро!
Раздав распоряжения, Ниротиль бросился наверх. Внутренний двор кипел. Ворвавшиеся бравые молодцы мастер-лорда с легкостью вошли в роль опасных захватчиков, и требовалась вся выдержка старших десятников, чтобы не дать им чересчур увлечься.
С высоты дворцовых стен все казалось маленьким. Но все же Ниротиль не мог достаточно быстро, тем более с хромотой, добраться до противоположного края, где мастер-лорд Сартол боролся с несколькими почти невидимыми в сумерках флейянцами.
В одном из них Ниротиль узнал Лияри.
– Мастер, стой! – заверещал истошно над ухом Ясень, удерживая полководца всем весом своего тела, – не теряй головы, брат Тило.
– Я убью эту тварь.
– Даже ты не справишься с шестерыми!
Ясень был прав, и в то же время ошибался; если не ради себя, не ради мести, то хотя бы ради Сартола, что отчаянно отбивался от ударов с трех сторон, нужно было поспешить. Но не успел бы никто.
Ниротиль встретил его прямой и немного грустный взгляд в последнее мгновение перед тем, как рослый флейянец в плаще столкнул мастер-лорда со стены вниз. Один за другим лучники-флейянцы спрыгнули, мелькнули их плащи и страховочные веревки и крючья – и они были таковы.
*
Первым, кого увидел Ниротиль, когда ворвался в лагерь – кипящий всеобщим энтузиазмом и гвалтом новичков, тревожными окриками опытных воинов, требовавших собраться и не расслабляться, был госпитальер Сегри.
– Не до тебя, – предупредил приветствия полководец, отодвигая его прочь с дороги, но горец легко остановил воина твердой жилистой рукой, – чего тебе?!
– Леди Сонаэнь только что взяла у меня бинт.
– Да провались она нахрен, эта траханная леди, я б ее тем бинтом удавил, – скороговоркой на сальбуниди отбранился Ниротиль, и вновь был остановлен Сегри.
– Все раненные здесь кроме тех, что все еще сражаются. Если не ваши раны требуют лечения ее руками, то чьи?
Понимающие серые глаза, пронзительные и пристальные, заставили Ниротиля замереть. На этот раз доходило с трудом.
«Но нет, этого не может быть, это невозможно, он не мог прийти за ней, это было бы самой большой глупостью». И одновременно с тем Ниротиль понимал, что именно в своем шатре ни за что не стал бы искать врага, и леди Орту посетил бы в последнюю очередь.
