Текст книги "Бумеранг для Снежной Королевы (СИ)"

Автор книги: Галина 55

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Я очень прошу, оставляйте комментарии. Ругайте, хвалите, только не молчите.

========== Пропитано ложью… ==========

POV Андрей Жданов.

Как оказалось, первые сутки нового года были только разбегом для преодоления дистанции размером в целый месяц. Месяц, засосавший меня в воронку сессии (к чему я в общем-то, был готов заранее), разборок с Кирой (к чему я никак готов не был), срочной работы, потому что дядя Юра вдруг решил тряхнуть стариной и вместо того, чтобы прилежно работать, на целый месяц решил сменить деловой костюм бизнесмена на мантию преподавателя ВУЗа. Он, конечно, и в прошлом семестре преподавал, но как-то неубедительно. Всего четыре часа в неделю. А в январе просто переселился в Университет.

Хрен его знает, зачем ему это было нужно. Там же вроде каникулы были, а курс, который он читал, занимал всего три недели, мог бы в середине семестра его прочесть. Он что, не понимал, что у меня сессия, в «Зималетто» показ, и дел выше крыши? Понимал, но ему словно вожжа под хвост попала. Торопился так, будто боялся куда-то опоздать. И это было очень неожиданно. Еще тридцать первого декабря речи не было о его срочном преподавании, а уже первого января почти в десять вечера он пришел к нам домой, о чем-то пошептался с отцом, потом они вызвали меня и поставили перед фактом: на ближайший месяц я поднимаюсь с производственного этажа на административный, получаю отдельный кабинет и впервые начинаю самостоятельно готовить показ новой коллекции.

Я бы, может, и возразил, может, даже начал бы возмущаться и, вполне вероятно, что отбрыкался бы от щедрот отцов компании, но я был совершенно выбит из колеи после встречи с Кирюшей, чувствовал неловкость перед дядей Юрой за свой категорический отказ не только жениться, но и встречаться с его дочерью, и я промолчал.***… Мы отправлялись посидеть не в приличествующей нашему статусу «Шоколаднице», как на том настаивала Кира, а в маленькое уютное кафе неподалеку от их дома.

Кстати, Ромка и здесь оказался прав. На сто процентов прав – отныне я диктовал условия бывшей возлюбленной. Как только я заявил, что ни в какую «Шоколадницу» и носа не покажу после того позора, который она мне устроила, что мне вообще не больно-то хочется с ней общаться, что это она желает извиниться, а не наоборот, Кирюша тут же дала задний ход и согласилась на все мои условия. А я специально выбрал такое место, чтобы после нашего первого и, как я надеялся, последнего свидания за пару минут доставить ее домой и быть свободным. А еще чтобы у нее не возникло желания устроить публичную сцену. Как сказал Ромио, одно дело эффектно дать по мордасам и сделать вид, что это она от тебя уходит в присутствии «людей своего круга», будучи уверенной, что эта новость, как горячие пирожки, моментально разлетится среди охочего до сплетен бомонда, и совсем другое, когда ее демарша никто и не заметит.

Я заехал за Кирой, в квартиру заходить не стал, подождал, пока она выйдет на улицу сама, предупредив, что жду не больше пятнадцати минут.

Это тоже был совет моего друга:

– В дом, Андрюха, не заходи, неизвестно, что тебя там может ждать. Затащит тебя Кирюша в койку, говоря, что одна дома, а тут и маменька с папенькой «неожиданно» вернутся «из гостей», а на самом деле из засады в соседней комнате, и фсе! Никуда не денешься, жениться заставят! Твои же предки и заставят, грозя отлучением от сиськи, в смысле от «Зималетто». ПонЯл? – я заверил его, что понЯл, тогда он добавил: – Подъедешь к дому, позвони не выходя из машины и скажи, строго скажи, что ждешь внизу, но не более пятнадцати минут.

– А это еще зачем? Может ей чуть больше времени понадобится?

– Ты, все-таки, полено, Палыч. И не возражай. Объясняю… Это любимую женщину можно ждать часами, и даже не упоминать о времени. А приятели, друзья, деловые партнеры и враги должны точно знать, сколько времени им отвели. БабОчки однодневки по моей классификации приравниваются к приятелям. В тот момент, когда ты Кире говоришь о времени, ты автоматически даешь ей понять, что в категорию «любимые женщины» она не попадает. Теперь понЯл?

– Теперь не только понЯл, теперь думаю, что не ту страну назвали Гондурасом.

– А вот теперь я не понЯл. Ты это про чём?

– Я про том, что не ту профессию ты выбрал, Малиновский. Тебе бы психологом по укрощению строптивых быть. Или… Слушай, Ромио, а ты никогда не думал книгу написать? Какое-нибудь пособие для начинающих. Уверяю тебя, озолотишься.

Уже через десять минут Кира выпорхнула из подъезда, удивленно посмотрела, как я ставлю машину на сигнализацию и, гордо подняв голову, не спеша подошла ко мне.

– Мы что, пешком пойдем?

– И тебе, Кирюша, здравствуй. Да, пешком. Кафе тут рядом, минуты три ходьбы. Пошли? – осведомился я, ожидая ее следующего выпада. Даже интересно стало, не ошибся ли Ромка.

– А что, цветы девушке теперь не принято дарить? – нет, Ромка не ошибся.

– Девушке? Конечно, принято.

– И где?

– Что где, Кирюша?

– Где мои цветы?

– Понятия не имею.

– То есть, ты хочешь сказать, что я не твоя девушка.

– А ты моя девушка? Вот это новость. И с каких пор? – я открыл перед ней двери кафе. – Входи. Какой столик тебе нравится?

– В этой помойке никакой понравиться не может.

– Ну, хорошо. Ты же хотела поговорить, правда? Пойдем просто погуляем и поговорим. Погода чудесная.

– Просто погуляем? – глаза у Воропаевой округлились и стали безумными, словно я предложил ей ограбить это кафе. – Извини, Андрей, но это уже ни в какие рамки не входит.

– А что такое? О, нет! Не может быть! – воскликнул я довольно громко и театрально, редкие парочки в кафе стали оборачиваться на нас. – Я сделал тебе какое-то непристойное предложение? Князьям не предлагают пешие прогулки? Это моветон? Прошу тебя, будь милосердной и прости мне этот казус. Я просто не заканчивал пажеский корпус, вот и не ведаю правил приличия. Ты же знаешь, что простолюдинов не принимают в пажеский корпус.

– Паяц, – презрительно прошипела Кира. – Ты притащил меня в эту забегаловку, чтобы поиздеваться? Тебе показалось недостаточным вчерашнее мое унижение в Дворянском Собрании? Вытащил меня из дома, чтобы поиздеваться?

– Я вытащил? Ты ничего не путаешь? – я демонстративно достал свой мобильный. – Четырнадцать вызовов от тебя за сегодняшнее утро. Так… исходящие… Не может быть! Ни одного моего звонка тебе. Вот это да! Так кто кого вытащил?

– Ладно, Андрюша, давай успокоимся и присядем, – у нее моментально поменялось настроение. Это была уже не разъяренная гордая львица – это было милая домашняя кошечка.

И началось… Все, абсолютно все по Ромкиной схеме, до мелочей. Правда на нее напал не таксист, ее в подъезде поджидал хулиган. Ага… ну, прямо «Барышня и хулиган», не иначе. И слезы были такие натуральные, что не будь я другом предупрежден, обязательно бы повелся.

В какой-то момент я перестал ее слышать, перед глазами возникло другое, некрасивое, залитое настоящими слезами горя лицо… «Поцелуй меня бесплатно, пожалуйста». Я даже головой помотал, чтобы избавиться от наваждения. Не помогло, я схватил салфетку и начал записывать:Блеск фальшивый, сверкнув, затухает.

Осыпается шелухой.

Где ты, мёрзлое чудо? Не знаю

И куда мне бежать за тобой.

Ты о малом меня попросила:

«Поцелуйте», – и ты не лгала.

И не знаю, то было? Не было?

Только сердце с собой унесла.

Растворилась в тумане морозном,

Исчезая в холодной ночи…

Я найду тебя, рано ли, поздно.

Отогрею! Ведь сердце стучит

Метрономом до будущей встречи.

Лишь тебе сберегу я тепла.

Лишь морозят неискренних речи…

Ты куда, холодинка, ушла?Это был экспромт, над ним еще нужно было, наверное, поработать, но точно не сейчас.

– Ты стихи пишешь? Мне? – выдернул меня из моего мира чужой, холодный голос, а тонкая рука в дорогой лайковой перчатке почти схватила салфетку с кусочком моей души. Это и послужило катализатором. Хорошо, что я успел вспомнить наставления Ромио.

– Кирюша, – начал я как можно теплее и мягче, складывая при этом салфетку вчетверо и убирая ее во внутренний карман, – ты очень красивая. Ты такая красивая, что у мужчин перехватывает дыхание, когда они тебя видят.

Кира расслабилась, села поудобнее и даже глаза прикрыла. И вид у нее стал как у сытого котяры, вдоволь натрескавшегося сметаны. Ну, разве что она не замурлыкала, а зажеманничала, заговорила с придыханием:

– Андрей, это у тебя предвзятое мнение, просто потому, что ты влюблен.

Браво, Кира Юрьевна, браво! И тебе Ромашка в Малине тоже браво, потому что во время репетиции ты с точностью до запятой предугадал ее слова.

– Нет, Кира это не взгляд влюбленного в тебя мужчины. Это истина. Ты красавица. Я это видел и вчера, когда был в тебя влюблен, вижу и сегодня, когда от любви не осталось и следа.

Доходило до Воропаевой медленно, но как-то вдруг. Она все улыбалась и улыбалась, а потом, как по мановению волшебной палочки ласковый котенок снова явил миру свое настоящее лицо с хищным оскалом.

– Я не поняла, что ты этим хотел сказать, Жданов? Ты меня больше не любишь?

– Увы, не люблю. Я это осознал в один момент, Кирочка. Помнишь, я пригласил тебя танцевать, а ты пошла на тур вальса с Полянским. Он, кажется тоже князь. Или граф? Не знаю. А я посмотрел на ваши удаляющиеся спины и понял, что больше тебя не ревную. Не знаю, как так получилось, но я разлюбил тебя в этот момент. Окончательно разлюбил. Я даже мысленно пожелал тебе удачи с Полянским… как же его зовут… вот черт, совсем забыл.

– Герман, – автоматически подсказала Кирюша.

– Да-да, правильно, Герман. Вы такая красивая пара, Кирочка, так подходите друг другу. Я очень надеюсь, что у вас все получится… Кира, что с тобой? Почему ты вдруг загрустила? Надеюсь, не из-за того, что я разлюбил тебя. Это известие тебя должно только обрадовать, я больше не буду тебе надоедать своими ухаживаниями. Тебе придется терпеть меня только на работе. Да и то недолго, я же почти все время в цеху, а ты приходишь всего на пару часов.

– Андрюша, а если я полюбила тебя? Тогда как?

– Ой! Кирочка, не пугай меня. Это было бы ужасно.

– Почему?

– Как почему? Ты страдала бы, а мне неприятно было бы это видеть. Я не люблю, когда из-за меня кому-то плохо. Давай лучше останемся друзьями, как в детстве.

– А почему я должна была бы страдать? – она действительно не понимала.

– Как почему, это так больно, когда ты любишь, а тебе не отвечают взаимностью. Я и врагу такого не пожелаю, не то, что тебе.

– А почему ты не хочешь ответить взаимностью, Андрюша? Я же тебя полюбила.

Нет, ну дура, или все же прикидывается?

– Кирочка, поздно делать реанимацию, когда Бобик сдох.

– Какой Бобик? – все-таки дура, пришлось констатировать мне.

– Видишь ли, Кирюша, в чем дело. Если любовь умерла, ее нельзя реанимировать. Не получится.

– Почему?

И так по кругу, пока мне это не надоело окончательно.

– Я разлюбил тебя, раз-лю-бил! Все кончилось – я повысил голос. – Смотрю на тебя и ничего не чувствую. Понимаешь? Ни-че-го! Я же не виноват, что так получилось. Не могу же я приказать себе чувствовать. А унижать тебя отношениями без любви я не стану. Я слишком тебя уважаю для этого.

Это тоже была Ромкина фраза. Его коронная фраза при расставании со всеми бабОчками.***Уже второго января я вышел на работу. Сутками просиживал в своем новом кабинете, практически я переехал туда жить, отдыхая только при помощи смены деятельности. Четыре-пять часов я готовился к экзамену, а потом, вместо того, чтобы позаниматься спортом или поспать в конце концов, я начинал поднимать на экран материалы о новой коллекции, о залах показов, о поставщиках и так далее. Затем опять подготовка и снова показ. Было очень весело, особенно если учесть, что на всем этаже я пребывал один-одинешенек. Дома можно было учиться, а вот вся документация «Зималетто» находилась здесь, в стенах компании. И выносить за их пределы имена поставщиков, намечающиеся рынки сбыта, да и план показа коллекции было строжайше запрещено внутренним распорядком.

К десятому января я озверел. А тут еще Кира взяла за моду приходить на работу под предлогом помощи в организации показа. Да твою в Бога душу мать, помощница! У меня складывалось ощущение, что Кирюшу подкупили конкуренты с целью срыва показа. Она мне «напомогала» своей болтовней так, что первый экзамен я завалил. Теперь еще навалилась пересдача.

Но шестнадцатого я решил устроить себе день отдыха даже если я провалю все экзамены вместе взятые, а на подиум вместо моделей выйдут заплаканные девочки в огромных пальто, а не в наших нарядах. Я позвонил Ромке, потребовал собрать для разврата народ у него на даче к семи вечера и… поработав до четырех, благополучно уснул с учебником «Антикризисное управление: макро и микроуровень». Я не слышал, как Ромка взрывал мой мобильный своими звонками, как Кира пыталась проникнуть в мой кабинет, запертый изнутри, стуча о косяк двери и проверяя мощь своих легких криком: «Андрей, открой». Я спал, вымотанный нагрузкой и хроническим недосыпом.

Проснулся я только ближе к полуночи, позвонил Ромке, но он не отвечал, или предавался разврату за себя и за того парня, то есть за меня, или укушался виски, опять-таки за нас двоих.

«Ну, и черт с ним, все равно сегодня больше не буду ни работать, ни учиться. Хоть режьте меня на куски», – подумал я и решил поползать по интернету, может эротику какую-нибудь посмотреть, не поучаствовать, так хоть эстетически насладиться.

Первое, на что я наткнулся, было интервью с Алиской Волынской, данное ею для интернет портала «Гламурные слухи» сегодня днем. Вот это номер! Ах, Кира, ну, Кира. Ну, молодец!

… княжна Воропаева оказалась в очень незавидном положении в свете всего происходящего. С нею, конечно, танцевали, но домой ей пришлось ехать одной. В нашем обществе не принято провожать даму, если она пришла с другим кавалером…

… единственное упоминание о дворянском роде Воропаевых есть только в Родословной книге дворян Черниговской губернии, но род их обрывается в начале девятнадцатого века последней дочерью Марией, которая ушла в монастырь…

… она им заявила, когда опозорилась, что она не она будет, если Жданова на себе не женит…

… она поставила на кон свое слово. А вы же понимаете, что это сразу же стало общим достоянием. Как Кира теперь выкручиваться будет, я ума не приложу. Потому что Андрей такие фортели не прощает. Ни за что он на ней теперь не женится. Хотя… Все может быть, они же компаньоны в бизнесе…

Щекам стало жарко. Так вот почему Кира его так хочет заполучить, что уже неоднократно намекала, да какое там намекала, в открытую предлагала себя. Княжна, блин… Советского разлива. Ромка! Какое счастье, что ты у меня есть. Какое счастье, что мне удалось вовремя соскочить с этого поезда.

Стало противно до тошноты. Ложь, ложь и ложь – вот что нас всех окружает. Нет среди знакомых мне женщин ни одной искренней, бескорыстной или хоть чуточку похожей на ту, которая может попросить: – Поцелуйте меня бесплатно, пожалуйста.

Ужасно захотелось с кем-нибудь пообщаться. Просто так, когда не надо врать, как с попутчиком в поезде, когда можно вывернуть душу наизнанку, а потом выйти на своей станции с облегченной душой и жить дальше.

Я ввел в ГУГЛ «хочу общаться+чат+аноним», появились ссылки, я выбрал «ЧатПростоТак – Анонимное общение по интересам» и нажал enter.

Уже через несколько минут я зарегистрировался, взял себе ник «Гефест», в память о замерзшей девочке, которую я так и не смог отогреть. Бог его знает, вдруг удастся отогреть кого-нибудь другого, или отогреться самому. Оставалось ввести в строчки круг моих интересов и начать общаться…

Комментарий к Пропитано ложью…

Эту главу я хочу посвятить памяти Геогрия Тараторкина, скончавшегося сегодня.

Светлая ему память…. זייל…. (Зихроно ле враха)

========== И новые коньки в придачу ==========

Если Юрий Сергеевич дал мне реальные документы по «Зималетто», то это значит, что он мне доверяет… Или… Это ловушка. Попадись хоть одна закладная на глаза прессе и все, компания окажется замешанной в диком скандале, не отмоются. А он вот так, запросто, не просто дал мне взглянуть одним глазком, чтобы я поняла реальную ситуацию вещей, а выдал на руки. Он что, не понимает, что я могу слить все в прессу? Какую игру он ведет? А может, все-таки доверяет?

Вначале мне показалось, что вопрос требовал ответа прежде, чем я возьмусь за разработку антикризисного плана. Но я немного подумала и решила, что кое-какие наметки я сделаю, они помогут мне заставить Юрия Сергеевича раскрыть свои карты. А для этого не жалко и сном поступиться, чтобы уже назавтра поговорить. Тем более, что я была уверена – отец уже утром озвучит мне свой вердикт.

И я оказалась права. Отец сам начал разговор, причем за завтраком, чего страшно не любил делать, он считал, что во время трапезы нужно тщательно пережевывать пищу и не болтать.

– Катя, мы с мамой посоветовались вчера, – начал он, и я поняла, что не у меня одной была бессонная ночь. – В общем, мы не можем лишать тебя шанса на продвижение в жизни.

– Папа, спасибо. Это значит «да»?

– Это значит, что ты принимаешь ответственность за свое решение на себя.

– Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать? Что если я решу принять помощь от дяди, то… лишусь родителей? Перед этим выбором ты меня ставишь?

– Нет, Катенька, – вмешалась мама, – ты неправильно все поняла. Папа хотел сказать, что какое бы ты ни приняла решение, за него будешь отвечать только ты. И это никак не касается наших отношений. Ты, как была нашей дочкой, так и ей и останешься, что бы ты ни решила.

– Спасибо, – просияла я. У меня как камень свалился с души. – Папа, а ты?

– А что я?

– Ты хочешь помириться с братом?

– Катя, я не готов к этому.

– Пока не готов, – добавила мама, заметив, что я огорчилась. – Только пока, детка, а там будет видно.

– Только не начинай каждый день приставать с этим, – пробурчал отец.

«Ну, что же, Юрий Сергеевич, теперь мне есть, о чем с вами поговорить», – подумала я. И сама ужаснулась, насколько это прозвучало цинично. Я обрадовалась новостям, но только в ракурсе «шанса», мозги реагировали на положительную информацию, а сердце, ну, или душа, оставались абсолютно безучастны. Наверно, это хорошо для дела, но пока непривычно.

На лекцию Юрия Сергеевича я не пошла сознательно, это была последняя пара, пусть думает, что я ушла домой, так и не поговорив с ним. Тем более, что мне сегодня успешно удавалось его избегать так, чтобы он понял, что я его избегаю. Ничего, пусть немного понервничает, поломает голову, что бы это значило. То, что я не хочу иметь с ним никаких дел, или то, что я высвободила себе время для работы над антикризисным планом? Так мне проще будет выяснить: он доверяет мне, или втягивает меня в какую-то авантюру. А что, ведь могло быть и так. Запахло жареным, своих детишек подставлять не хочется, а племянницу, которую однажды уже чуть не угробил, почему бы и не добить?

– Юрий Сергеевич? – я позвонила ему буквально в ту же секунду, как прозвенел звонок с лекции, хорошо, что в папке с документами по «Зималетто» он оставил мне листок с номером его телефона.

– Катенька, я уж думал, что ты ушла.

– Катерина… – не пошла я на доверительный контакт.

– Что?

– Называйте меня Катерина. Нам нужно встретиться. Прямо сейчас.

– Конечно-конечно, – как-то очень суетливо сразу сказал дядя. – Послушай, ты ведь еще не обедала? Может быть, посидим в кафе?

– Нет, спасибо. Вы не могли бы просто остаться в аудитории, сейчас все выйдут, и я сразу зайду. Это ненадолго. Всего несколько минут, и вы сможете пойти пообедать.

– Несколько минут? Это означает отказ, да, Катерина? – он интонационно выделил ее имя, как бы заранее готовясь к тому, что его не простили. И он чужой, а она просто его студентка – Катерина Пушкарева, просто девочка с когда-то его фамилией. – Хорошо, я жду тебя… вас.

– Здравствуйте, Юрий Сергеевич, – сказала я, входя в аудиторию.

– Здравствуй… Здравствуйте.

– Можно на «ты». Юрий Сергеевич, я приняла решение. И я его озвучу. Только вначале посмотрите вот это, – я протянула ему голубую папку с наметками по выведению компании из кризиса.

Он открыл папку и жадно начал читать, затем охнул, включил свой компьютер, ввел данные из папки в какую-то программу и застучал по клавиатуре, как ненормальный. Я тоже быстро печатаю, но я еще не видела, чтобы кто-то трещал, как пулемет. Я даже следить не успевала за цифрами на экране. Наконец, он оторвался от монитора и ошалело уставился на меня.

– Катюша, я ошибся.

– В чем?

– Ты не просто талантливая ученица. Ты гений. Это правда, я нисколько не преувеличиваю. Так, значит, «да»? Ты принимаешь мое предложение?

– Возможно, но вначале я требую, – он посмотрел на меня недоуменно, – да-да, именно требую, чтобы вы ответили мне на один… нет, на два вопроса.

– Спрашивай.

– Данные по «Зималетто» реальные? Да или нет?

– Нет, конечно! Ты же должна понимать, что реальные данные, это закрытая информация. Мы даже на свои компьютеры ее не переводим. Отдать тебе реальные материалы на руки, значило бы подставить и тебя, и, уж прости, себя.

– Почему?

– Потому что у тебя была бы возможность мне отомстить. Реальная возможность. Мне не хотелось подвергать тебя такому искушению. И самому попасть в переделку. – Он пристально посмотрел на меня и все понял. – О, Господи, ты решила… что я хотел… – казалось, что он сейчас снова заплачет, как вчера в ресторане. – Нет, Катенька, я никогда не подвергну тебя опасности.

Очень хотелось ему верить. Очень, но я боялась. Какое счастье, что есть хокку:– Тянется сердце,

Хочет поверить теплу!

Бабьего лета?

– Прости, что?

– Так, ничего, это хокку.

– А можно еще раз.

– Можно: – Тянется сердце, Хочет поверить теплу! Бабьего лета?

– Это чье?

– Мое, экспромт.

– Ты еще и хокку пишешь? – он задумался, зашевелил беззвучно губами. – Я понял смысл, понял! – Он обрадовался, как мальчишка, даже по лысине себя хлопнул. – Ты хочешь мне поверить, но боишься, что я такая же обманка, как бабье лето, вместо лета. Так ведь?

– А я ничего на веру не принимаю, Юрий Сергеевич.

– Понятно. Это после истории с Денисом?

Я вспыхнула, вот прямо почувствовала, как кровь прилила к голове. Да, я сама хотела у него спросить, знает ли он об этой истории. Но то сама, когда буду готова и так, как это нужно мне, Снежной Королеве. А он взял и выбил меня из седла этим вопросом в лоб, как будто ударил под дых. И смотрел на меня так внимательно, сочувственно, что у меня снесло от злости крышу.

– Это после того, как мой родной дядя отказал в помощи моему отцу и я стала уродцем, – медленно, почти по слогам сказала я. – А потом всю мою жизнь меня называли пугалом, чучелом и шваброй. И использовали мой ум и доброту. – это было жестоко, очень жестоко, но он сам надавил на болевую точку, так что пусть терпит.

– Катенька, я ничего такого не хотел сказать, наоборот. Девочка моя драгоценная, я горжусь тобой, слышишь. Горжусь, это правда. Только после новогоднего вечера я и решился все тебе рассказать. После того, как ты вбила в зубы этому паршивцу его гниль. Ты очень сильная девочка. Очень. Тебя не сломать.

– И очень слабая. Ничего вы не знаете, – я почти заревела, но смогла с собой справиться. – Я ведь, я тогда умереть хотела. Если бы не случайный прохожий, меня бы уже не было. Не понимаю, зачем я вам это рассказываю. Хотя нет, понимаю, почему я вам это рассказала.

– Почему?

– Потому, что вы все равно об этом когда-нибудь узнаете. Так уж лучше от меня.

– Как бы я мог об этом узнать?

– Ну, вы же хотите меня в «Зималетто» работать взять. Правильно?

– Да. Но я не понял связи.

– А меня Андрей Жданов почти из-под колес вытащил. Поэтому я вам и рассказала. Только… Вы никому не рассказывайте, ладно? Даже мама с папой не знают об этом.

– И не нужно их волновать. Совсем не нужно, Катенька. У тебя теперь есть я, ты мне все-все рассказать можешь. Я и выслушаю и помогу всем, чем смогу. Правда. Ох, горе-то какое.

– Какое горе, дядя Юра? – я начала приходить в себя, успокаиваться.

– Дядя Юра, – глупо улыбнулся Юрий Сергеевич. – Ну, как это, какое горе? А и правда, нет никакого горя, ты же жива, спасибо прохожему Андрюшке. Ну, так что, принимаешь мое предложение?

– Да. И вот еще что, я вчера поговорила с родителями. Рассказала им о вас все.

Юрий Сергеевич замер и начал очень часто моргать ресницами, потом полез в карман своего пиджака, достал тюбик с каким-то лекарством и положил таблетку себе под язык. Я заметила, что руки у него задрожали.

– И что сказал папа? – смог наконец выдавить из себя дядя Юра.

– Сказал, что подумает. А вы могли бы дать мне бабушкины письма к папе? Пусть почитает, думаю, что это поможет вам найти с ним общий язык.

– Конечно, Катенька, я принесу. Вот прямо в пятницу на лекцию и принесу. А теперь у меня к тебе будет большая просьба.

Я сразу напряглась. Подумала, что все возвращается на круги своя, что меня снова хотят использовать. Не выйдет, не на ту напали.

– Катюша, не надо так.

– Как так?

– Ты же еще не знаешь о чем я тебя попросить хочу, а уже подумала, что я что-то нехорошее против тебя замышляю. Ведь так? – я кивнула. – А это не так. Я хотел тебя попросить… В общем, мой сын очень хочет с тобой познакомиться. Ты не против?

– Мой двоюродный брат? Александр?

– Да.

– Когда?

– А вот прямо сейчас. Он ждет моего звонка, все дела отложил.

– Простите, Юрий Сергеевич, а зачем?

– Не знаю, может тоже хочет спокойно спать по ночам.

– Ну, хорошо.

Дядя Юра схватил свой мобильный, а я отошла в сторону, не люблю подслушивать чужие разговоры. Да и вообще… Что-то я сегодня разволновалась, а этого нельзя было допускать. Нужно было возвращаться в свой кокон…

Сашка мне понравился. В душу не лез, как на чучело не смотрел, пришел с цветами и даже приобнял меня. Мы с ним как-то сразу нашли общий язык. Уже прощаясь, он осмотрел меня с головы до пят, но как-то не обидно осмотрел, как младшую сестренку.

– Катька, завтра пойдем деньги тратить, ладно?

– Какие деньги, на что?

– Как на что? Примерим образ будущего члена правления «Зималетто», а может, даже и президента. Как тебе такое предложение?

– Саша, я не поняла.

– Пап, ты же мне говорил, что она гений, а она глупая маленькая девчонка. Катя, если ты чего-то хочешь добиться в жизни, поверь мне, что облик нужно менять. Пойдем завтра за покупками. Ага?

– Не ага! – Снежная Королева расправила плечи. – Я такая, какая я есть. Ни к кому в родню не набиваюсь, ни от кого ничего не прошу. Вот теперь – ага.

– Точно, Пушкарева! Такая же упертая и такая же гордячка, как ты, папа. Катя, это не мною придумано, но встречают по одежке.

– Может мне еще пластическую операцию сделать, как вы вчера предлагали, Юрий Сергеевич? – моя гордыня все выше и выше задирала голову.

– Зачем? – очень искренне удивился Сашка. – Ты же не Крис, ты же должна понимать, что ты красавица.

Я задохнулась, это было уж слишком, он еще и издевается надо мной.

– Всего доброго, – гордо сказала я. – Юрий Сергеевич, если вас во мне что-то не устраивает, наша договоренность отменяется, – я развернулась и быстро пошла к двери.

– Э, погоди! Ты что, дура? – Сашка схватил меня за руку.

– Руку отпустите, иначе я вашу сломаю, – тихо и грозно предупредила я. – Я никому и никогда больше не позволю надо мной смеяться. Понятно?

– Ты что? Ты решила, что я посмеялся? Ну, ты точно чокнутая.

Он стащил очки с моего носа, и я сразу зажмурилась.

– А ну, открой глаза, – приказал Сашка. – Папа, смотри. Чуть подчеркнуть глаза, чуть обвести губы, снять брекеты. Катька, тебе когда их снимать?

– Вчера.

– Я так и думал. Ну, и причесать, переодеть. И все! Красотка.

– Отдай очки и прекрати издеваться.

– Я не издеваюсь, Катя. Слушай, давай поспорим с тобой, что ты завтра за три-четыре часа из Золушки превратишься в принцессу. Давай? Ну, ты же ничего не теряешь, кроме времени. Правильно. Зато, если ты выиграешь пари я… я…

– Ты научишь меня ездить верхом. Я читала, что ты знатный наездник.

– Хорошо, но если ты проиграешь, то я меняю тебе весь гардероб.

– Юрий Сергеевич, разбейте.

– Как дети, честное слово, – засмеялся дядя Юра и разбил наши сцепленные руки.

– Давай я тебя до дома подвезу. А завтра после занятий встречу и пойдем в салон.

… Но назавтра мы в салон не пошли, и на послезавтра тоже, да и на следующей неделе мне было не до салонов.***В четверг утром я проснулась с сильной головной болью и с каким-то диким чувством тревоги внутри. Я резко села на кровати и меня так затошнило, что чуть не вырвало.

– Катенька, ты сегодня что-то разнежилась. Давай-ка завтракать и в Университет, – сказала мама.

Услышав слово «завтракать», я резко вскочила и едва успела добежать до туалета, как меня вырвало желчью.

– Катя, это потому, что ты вообще кушать перестала. Вон, какая зеленая. Давай за стол.

– Мамочка, я есть не буду, что-то не хочется.

– Катюша, да ты никак заболела. Давай-ка в постель.

– Наверное, отравилась вчера в столовой, – едва слышно сказала я, закрывая за собой дверь своей комнаты и спускаясь по ней на пол.

Боже мой! Как я могла напрочь забыть про месячные? А если бы и помнила, это что-нибудь вряд ли бы изменило. Это было не отравление. Вот только что делать с этим не отравлением, я никак не могла понять.

Вот тебе Катька и весь мир, и новые коньки в придачу…

========== Сашка… ==========

Господи, да за что мне все это? Ты решил, что я недостаточно настрадалась? Тебе нужно было послать мне еще и это? Ребенка от человека, которого я за человека-то не считаю. За что? Он же был в презервативе? Как? Ну как такое могло произойти? Вначале я попыталась схватиться за спасительную мысль – а вдруг, ну вдруг Колька отец моего ребенка? Тогда ничего страшного. Тогда я попрошу дядю Юру купить или снять мне квартиру и рожу, хотя понимаю, что мы с ним такие красавцы, что бедный ребенок получился бы.

Но я все равно рожала бы ребенка от Кольки, да только это не его ребенок. Коля все время в презервативе был, а вот Денис… Я тогда от страха глаза закрыла, когда он закричал на меня. А потом мельком увидела презерватив на полу. Я-то думала, что он снял его уже после всего, а он, как видно, решил и вовсе со мной не церемониться.

Господи, ну зачем мне плодить уродов? Зачем, Господи? Представляю, что у меня за ребенок будет. «Красивый», как я, и добрый, как его отец. Нельзя рожать этого монстра, никак нельзя. Но и убить своего ребенка я тоже не могу. Ну, что, Господи, раз послал мне его, подскажи, что делать.Сможет ли семя,

Что от гнилого ствола,

Вырасти чистым?Я совсем забыла, что я Снежная Королева, что мне не пристало паниковать и мучиться угрызениями совести, тем более не пристало мне бояться людской молвы или гнева родителей. Шок был таким сильным, что я на целую неделю свалилась в постель. Как мне потом объяснила врач, у меня на фоне стресса была психогенная температура, упадок сил, головокружение, одышка и плохое самочувствие. Слава Богу, домашние приняли мое состояние за простуду, вызвали на дом доктора, который, сунув мне подмышку градусник и увидев на нем циферки тридцать восемь и пять, подтвердил мамин диагноз – ОРЗ, выписал какие-то таблетки, дал освобождение от Университета и отбыл восвояси.