Текст книги "Неподходящие (СИ)"

Автор книги: Gabrie

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

– Эрин! – вскипела Джейми. – Ты вообще слушаешь, что я тебе говорю? Прекрати жрать свои мерзкие конфеты. Это так ты болеешь значит, да?!

– Мама… – вяло протянула Эрин. Сил у нее почти не было, ибо она направляла их на то, чтобы сохранять самообладание. Еще в начале ужина она осознала, что нож как-то слишком надолго задержался в ее руке. Глядя на него удивленно и, слыша какое-то очередное мамино возмущение, Дример поняла, что это не случайность.

Джейми прикапывалась ко всему. Казалось, что даже в неожиданном конце света она тоже обвинила бы свою дочь. Она раздражала ее своей неправильностью, отстраненностью; отличием от нее самой, от ее матери, бабушки и вообще всех женщин, бывших когда-то в семье с ее стороны. Эрин воспринималась кареглазой, как подаренная игрушка – такая, какую хотели в последнюю очередь. Вплоть от некрасивого русого цвета волос, перешедшего от отца и серых глаз, тоже доставшихся от него; до привычки не выключать за собой свет в туалете и до общения с одними парнями, к тому же, абсолютно не принимаемыми крутыми ребятами в школе. В силу своего характера, Джейми, на месте дочери, всеми силами старалась бы исправить свое дурное положение в обществе. Ее откровенно бесило, что Эрин не стремилась к такому вообще. Каждый вечер и, по возможности утром и днем, она кудахтала над ухом своей девочки нотации, нравоучения, упреки и вечное «Тебе что, вообще все равно, что ты для всех неудачница?» Эта фраза каждый раз строилась по другому, но смысл был всегда тот же самый.

«Неудачница! Неудачница! Неудачница!»

– Можно я уже пойду? – осмелилась попросить Эрин. Она со страхом выглянула из-под спадающих на лицо волос (сегодня, почему-то, ей совсем не захотелось заплетать косу) на мать. С замиранием сердца ждала и надеялась, что сейчас в дверь позвонит отец и это закончится.

Эштон сдерживал жену от нападков. Но не сказать, что ему это нравилось. Приходя поздно домой с работы, примерный секретарь самого мэра Дерри, в первую очередь мечтал оказаться в тишине, а не разбираться со своей бешеной женой. А в последнее время он говорил дочке, что она уже сама должна уметь за себя постоять. Вот только – как именно? С ножом? Или без?

Дример не знала точного ответа, и потому нож все еще был в ее руке. Она ждала, пока мать ответит. Но Джейми молчала и, кажется, не собиралась ничего говорить, отрезая очередной кусочек от какого-то бесконечного шмата свинины. Дример вспомнилось, что Стэнли и его родителям из-за религии нельзя есть свинину. Интересно, отказ от поедания этого громкого животного делает их спокойней? Сколько она себя помнит, за ужинами Урисы никогда не были эмоциональными. Наверно, дома не попрекали своего сына. Локти Дример были поставлены на стол, а спина – сгорблена, и девушке подумалось, что сейчас Джейми опять заведется. Она еще и всегда была вспыльчивой – и Эрин не нравилось, что такое качество с возрастом проявлялось теперь и в ней самой.

Хотя, нельзя было точно ответить, кто именно его проявил. Бешеная Джейми? Невозмутимый Урис? Наглый Генри? Или противный клоун? На днях Дример приснился кошмар, где она тонула в воде, которую пустили, одновременно нажав на рычаг, сразу четыре руки. Но лучше бы она снова сейчас оказалась в этом кошмаре, чем здесь, напротив, как придумано обществом, самого родного человека в своей жизни. Джейми отправила последний кусок мяса в свой рот, после чего Эрин тихо вздохнула, с большим облегчением. Заканчивая ужин, мама всегда направлялась в гостиную, а ей велела идти в комнату, чтобы не мешалась. Но привычный план сегодня полетел к чертям, когда Джейми велела Эрин, поднимающейся со стула, продолжать сидеть и не рыпаться. Когда девушка вся нахмурилась, женщина раздраженно выпалила:

– Тебе что-то не нравится, Эрин? Считаешь, что я несправедливо тебя попрекаю?

– Хм… Иногда ты правда придираешься ко мне по мелочам.

– Не смей так неуважительно разговаривать со мной, маленькая паршивка! Хочешь поспорить, что сегодня ты действительно заболела? Где же сейчас твои сопли и перекошенное от боли лицо? Плохая из тебя актриса, солнышко. А дочь – и того хуже.

Эрин нечего было на это ответить. Она лишь попрекнула себя за глупость; надо было перед приходом Джейми смазать нос внутри еще растительным маслом и, скажем, навернуться с лестницы. Чтобы от синяков и, может, переломов ее лицо выглядело более, чем перекошенным. Но в очередных полетах фантазий и мыслей о том, как вообще жить дальше, она совсем об этом забыла. Дура! Она вспомнила, что неудачники могут после школы завалиться к ней с визитом, а про опасную мать забыла! Дверь закрыла, будто дома никого нет, а продолжать притворяться больной не стала. Что с ней не так?!

– Прости, мама. И я же говорила, что мне стало лучше, – повторила Эрин. Хотя бы решения проблем она находила быстро, но вот поддерживать их была не в состоянии. И проницательную Джейми уже было ничем не убедить.

– Не смей мне врать! – стукнула она кулаком по столу так, что, кажется, кружка Эрин подпрыгнула. Она сама тоже. – Наверно, не захотела идти в школу, потому что какие-то проблемы появились. Над тобой издеваются? Избивают? Я не удивлюсь и уверена, что это так. Потому что место неудачников – под ногами более успешных и популярных людей. И ты даже это представить не можешь, так как твои мальчишки об этом не расскажут. Им важно держать такую дурочку при себе, чтобы потом воспользоваться ей, как последней шала…

– Хватит! Как ты смеешь так обо мне говорить?! – закричала Эрин. Она подскочила со стула, тут же возвышаясь над матерью; опираясь руками об стол, она практически без страха заглянула в ее темные, чуть ли не демонические, глаза. Понизила голос, так как нервы опять начали сдавать. – Почему ты такого плохого обо мне мнения? Если я живу не так, как тебе хочется, это не значит, что я последняя скотина или вообще грязный мусор в твоей идеальной жизни!

– Сядь, – голос Джейми был наполнен терпимостью.

– Нет!

– Я сказала – сядь. Немедленно, – он все еще был таким. Эрин присела, понимая, что это еще хуже, чем злость и раздражение. В такие моменты она не понимала, что у матери на уме.

Джейми ненавидела их еще больше, чем свою дочь. Еще их семьи были в низу общества – простые, небогатые, некоторые с такой придурью, что хотелось позвонить в органы опеки, чтобы ребенка спасли. Но Джейми не заботила судьба этих мальчишек. В первую очередь потому, что они мальчики – автоматически неподходящая компания для девочки из примерной семьи. Старшей Дример каждый раз становилось стыдно, когда подруги по книжному клубу или соседи интересовались, почему ее дочь постоянно гуляет с ребятами и никогда за ней не заезжает какая-нибудь девочка. А во вторую очередь потому, что они не могли дать Эрин хорошего положения в школе среди остальных; они тянули ее на дно к дурацким комиксам по дешевке, к тупым страшилкам в кинотеатре, к привычным прогулкам по страшной и грязной пустоши и к походам в какой-нибудь макдоналдс, чтобы попасть на акцию «два бургера по цене одного». Стремясь прекратить эти безобразия, Джейми перестала выдавать дочери карманные деньги. Но, честно, хобби и увлечения Эрин ее почти не волновали – пусть она хоть приспособится к разбоям и будет бандиткой – пусть. Главное, чтобы у нее были друзья, если не из таких же уважаемых семей, так хотя бы такие, которые сделают уважаемой ее. Достойной носить фамилию Дримеров. Но на примете у Джейми был лишь один такой человек.

– Видел бы воспитанный Стэнли, как безобразно ты себя ведешь, – произнесла женщина. Она постукивала наманикюренными пальцами по стулу, пила аккуратными глотками свежезаваренный кофе, абстрагировавшись от Эрин, грозящей одним взглядом сжечь большой и всегда чистый дом Дримеров дотла. Стереть все это идеальное начало.

– Вообще-то, Стэнли тоже один из неудачников, – возразила Эрин. Голос ее уже был лишен той эмоциональности, с какой девушка каждый раз напоминала об этом Джейми. Каждый раз она будто об этом забывала и вечно фыркала:

– Да, конечно. Но он умный мальчик и, наверное, просто еще не знает, как ему подняться среди остальных.

– Стэну нужны только мы, его друзья. Он плевать хотел на ублюдков, которые вытирают об него ноги только потому, что ковриков в школе нет! – на одном дыхании выпалила Эрин, в конце вся покрываясь красными пятнами. Дерзость в ее голосе зашкаливала также, как поджатые губы Джейми готовы были исчезнуть насовсем с морщинистого лица.

Дример поражалась своей сегодняшней смелости. И, впервые, меняющийся характер приносил ей радость. Она стала раскованней, уверенней и даже уже мать не мешала проявляться этим качествам. Только не в полной мере. Но Эрин, правда, и раньше замечала за собой желания ответить на нападки; сорваться на ответный крик и, может, театрально стукнуть кулаком по столу. Последнее она готова была сегодня исполнить, но что-то подсказывало ей, что это не лучшая идея. Руки нужно было занять, и потому Эрин в очередной раз потянулась к вазочке с леденцами. Но Джейми, перегнувшись через стол, ударила ее по руке. Громкий шлепок ударился об стены этого практически мертвого дома; Эрин обрадовалась, что он не вырвался за его пределы, как сообщение о том еще позоре. Она взглянула на свою ладонь и погладила покрасневшую нежную кожу.

– Собирается окончательно себе зубы испортить, – фыркая, встала Джейми с места, направившись в гостиную. – И так не хочется деньги тебе на брекеты тратить, только потому, что ты удосужилась родиться такой. Как на зло!

«Неудачницей! Ха-Ха-Ха!»

– А у твоего любимого Стэна волосы кудрявятся, как у девчонки. Иногда он выглядит совсем смешно, – напомнила Эрин, на самом деле, о, по-своему милой, особенности еврея. Она не собиралась как-то оскорблять его, совсем нет – просто должна была ответить что-нибудь на заявление о том, какой он хороший. И она не считала это унижением.

Унизительно должно быть ей, такой плохой и не идеальной, по сравнению с таким хорошим и идеальным Стэнли! Дример всегда понимала, что никак не годится ему в этом плане; это раздражало. Но, когда ее тыкали лицом в этот недостаток, сравнимый с каким-нибудь смертельным заболеванием, даже до сегодняшних изменений в характере, Эрин злилась. Очень. Сильно. Злилась. Больше, чем когда ей клоун горланил в ухо неудачница-неудачница-неудачница. Наверно, это было связано с тем, что ее любовь к Урису приносила больше всего дискомфорта. Боли.

« – Ах, мне всего-то тринадцать лет. Отношений и знаний о том, как их вести, у меня, конечно, нет!

– Молчи, Тозиер! Ты будто много знаешь, со своей еще более необычной привязанностью!»

Ричи.

Ричи. Ричи. Ричи.

Нужен Ричи!

Мысль о великолепном Тозиере будто аквамарином (самым красивым камнем на свете!) упала с неба, пробив крышу, и сбила невидимый груз ярости и страха с ее хрупких плечей. Проходя мимо вальяжно развалившейся на диване Джейми, Эрин чувствовала, что ей даже дышать стало легче. Она чуть ли не подлетела к телефону; взяв трубку в руки, едва не одарила ее благодарственным поцелуем, словно Тозиер мог получить его так. Джейми не могла не заметить изменившегося поведения дочки – Эрин своим светлым настроем освещала гостиную лучше лампочек в 100 ват.

– Звонишь своему любимому Стэнли? – открыто усмехаясь, поинтересовалась женщина. Эрин подняла лицо на нее, не убирая палец, до этого со скоростью света набирающий нужный номер, с одной из кнопок. Она отвлеклась на мать, после чего комнату наполнили гудки.

Нечего было говорить, так как Джейми давно прознала о ее симпатии к Урису. Эрин, даже с некой радостью, списывала это на материнский инстинкт. Говорят, что матери всегда замечают все (почти все), что происходит с их детьми. Дример не хотела признаваться, что такими утверждениями она убеждала себя в том, что Джейми ее действительно любит. Просто слишком строга.

– Ну, не начинай, мам, – с наигранным смущением протянула Эрин. Она выпятила губки, которые должны были превратиться в улыбку и, тем самым, сдать ее веселый настрой с потрохами. В любом шоу Эрин могла видеть такие смущенные разговоры о детской любви между мамой и дочкой. Она думала, что делает сейчас все правильно.

Эрин нравилась игра в типичную дочку, и она с нетерпением ждала, когда Джейми подхватит ее тоже.

– Чего улыбаешься? Было бы чему. Такой хороший мальчик, как Стэн никогда не обратит на тебя внимание. Он, наверняка, ищет себе приличных и разумных девочек, а не погрязших в фантазиях и собственной ничтожности дур. Обидно такое слышать, Эрин? Так ведь правда. Ничего с ней не поделаешь, маленькая.

«НЕ-У-ДАЧ-НИ-ЦА!»

Джейми прошла наверх, держа в одной руке утреннюю газету, а в другой уже почти остывший кофе. Она оставила гостиную, все еще наполненную призрачными гудками; и дочь в ней, застывшую от изумления. Хотя, что там говорить, это было не удивительно. Джейми никогда с ней толком не играла – ни в детстве, ни сейчас. Эрин могла бы сейчас на такие жестокие слова заплакать – заорать, что с ней не так и почему она. Но девушка молчала, думая лишь о том, чтобы позвонить Ричи. Кое в чем Эрин уже действительно размышляла, как взрослая – например, она не зацикливалась на мелочах, считая, что они мешают нормально жить.

А была ли у нее нормальная жизнь? А Стэнли – это мелочь? А взрослые основные дела откладывают?

Русоволосая, больше не думая ни о чем, набирала уже номер Стэнли. Она помнила его лучше числа, которого родилась Джейми. В тяжелые моменты Урис редко поддерживал ее, предпочитая перекладывать обязанности на остальных. Эрин помнила об этом также, как сейчас вспомнила о том, что три дня назад он готов был ее выслушать. Он не говорил об этом прямо, но Эрин читала между строк. У нее никогда этого не получалось, но тогда все пошло удивительно хорошо. Стэн. Должен. Выслушать. Пусть мать права, и Эрин не интересует его, как девушка. Кому сейчас в тринадцать девушек подавай! Но она все еще оставалась его подругой.

– Слушаю, – вопреки ожиданиям Эрин, ответил вовсе не Стэн. А она готова была сразу начать рыдать в трубку, если бы это был он. Кое-как сдержалась, настроившись уже на страдания.

– Мистер Урис? – хрипло выдавила Эрин. И, тут же убрав трубку, откашлялась. После ее голову пробило воспоминание об открытом (по сравнению с собственным сыном) радостном мужчине, что просил называть его по имени, и Эрин сразу исправилась. – Маршалл?

– Эрин, здравствуй, – удивительно, как он узнал ее голос, ставший от чего-то хриплым и низким. – Ты что-то хотела?

– Да, конечно, – запрокинув голову и глядя на часы, прямо над телефоном, Эрин решила перейти сразу к делу. Уже было почти восемь вечера. – Вы не могли бы передать трубку Стэнли?

– Извини, но он сейчас занят, – ответил Маршалл. По его тону можно было сразу понять, что он еще улыбался. Эрин улыбнулась тоже, будто подхватывая его беспечный настрой. Но на самом деле, всему виной были нервы и скорое желание услышать уже голос Стэна. Родного Стэна. Он должен был ее успокоить.

– Можете позвать его? – прямо попросила Дример. Почесала пальцем висок, потом нос, поочередно щеки, прежде чем Урис-старший наконец ответил:

– Он занят молитвой, Эрин. Ты знаешь, как серьезно наша семья к этому относится, – на последней фразе Дример подумала, что мужчина будто испытывает смущение за такие слова. Но потом она подумала, что он смущается ее наглому поведению. Но она не могла ничего с собой поделать, когда говорила:

– Мистер Урис, – вновь перешла она на официальность, так чувствуя себе уверенней. – премного извините за мою наглость, но мне правда сейчас нужно поговорить со Стэном. Очень нужно. Пожалуйста, отвлеките его ненадолго… И я больше вас не побеспокою.

В трубке воцарилось молчание. Русоволосая сначала подумала, что Маршалл отключился или, как на зло, связь оборвалась, но после раздался какой-то хлопок, похожий на открытие двери. Эрин напрягла слух, как могла и услышала, что мужчина куда-то ушел. Ох. На душе стало еще легче. Кажется, что даже Тозиер таких результатов не достиг. Эрин теперь чувствовала себя по-настоящему счастливым человеком. У нее есть те, на кого она может положиться в трудных ситуациях. У нее есть тот, которого она действительно любит.

– Ну что, клоун, – тихо прошипела Дример вслух, не сдерживаясь от издевательской ухмылки. – у тебя еще есть, что сказать? – Эрин поднялась, покружилась вокруг себя, так целиком рассматривая гостиную. Ответа не было, а Дример было что сказать! Правда, она сокрутила ответ до минимума, считая, что опять слишком заведется. – Можешь проваливать. Не знаю, что это было – простое издевательство или проверка моих нервов, но я справилась. Неудачнице всегда помогут, урод!

– Алло? Эрин, ты еще тут? – тут донеслось из трубки. Эрин на миг вздрогнула, посчитав, что клоун вновь заговорил. Но, приблизившись к телефону снова, она уже была спокойна.

– Я тут, да. Передавайте трубку Стэнли.

– Не могу, – как-то даже досадно ответил мужчина.

– Ппп… почему?

– Я сказал, что тебе нужно с ним поговорить. Он не захотел отвлекаться, – объяснил мужчина. Маршаллу было интересно, о чем таком срочном Дример нужно поговорить, но напрямую спросить он не решался.

«Ты должен ожидать от женщины первый шаг, Стэн. Мужчина должен быть скромным, понимаешь?»

– А вы сказали, что мне очень нужно с ним поговорить? – с надеждой спросила Эрин, чувствуя, как ее лоб покрывается испариной, а губы начинают дрожать, словно в ожидании истерики. О, она была бы тут очень обоснована.

– Да, Эрин, сказал, но сын ответил, что ты можешь подождать. Не обижайся, просто, понимаешь, он очень воспитанный… Не может пропустить молитву, отвлекаясь на что-то другое.

«На неудачницу – ЦУ-ЦУ-ЦУ! Эрин – РИН-РИН-РИН – я тут. Вот мне ты нужна! Хочешь полетать? Хочешь УЛЕТЕТЬ?!»

Она, не прощаясь, повесила трубку. Медленно плетясь ко входу, Дример сначала подумала переобуться в свои любимые кеды, но, решив, что на это она потратит слишком много времени, вышла из дома. За захлопнувшей дверью, в доме почти не слышно было ее протяжный крик. Соседская собака мистера Дикенза выбежала на крыльцо и тут же загавкала. Эрин зашипела, проходя мимо. Ей никогда не нравились собаки.

Ей много чего не нравилось, но раньше она никогда не сообщала об этом вслух. Сейчас и именно сегодня она готова была кричать всему миру обо всем, что ее бесит. И если бы кто-нибудь заткнул – если бы кто-нибудь посмел – заткнуть ей рот, она бы заорала еще громче. Это едва ли не защитная реакция. У Уриса – тора, ермолка, церковь и все остальное – то, за чем можно скрыться и оправдываться, что ты ничего не мог с этим сделать. Эрин не понять, что мысленная помощь какому-то неизвестному мужику лучше, чем помощь той, которая хотя бы рядом. И существующая. Ай, ладно. Похуй. Пусть Стэнли прячется за всем этим и пусть прячется за скромностью, воспитанием, холодностью и безразличием – и за своим галантным «я не стану тебе мешать», а еще «если ты так этого хочешь.» Это его защита. И она непробиваемая. Эрин спрячется за клоуном и ненавистью ко всему окружающему, оправдывая ее своим совсем ни капли не поехавшим разумом. Но у нее все еще есть люди, которые могут поддержать. Ей не нужна поддержка – ей нужен хоть кто-то.

Дример никогда не гуляла так поздно. Забредая в бедный район, в котором жил Тозиер, Эрин с замиранием сердца ждала чего-нибудь страшного. Ей казалось, что из ранней октябрьской темноты кто-то выскочит. Только выбежав из дома, через пару мгновений она еще начала думать, что ее преследуют. И сейчас было точно такое же ощущение. Дример пыталась сосредоточиться на бедных, но милых домах, с ухоженными газонами; добрыми песиками, не набрасывающимися на нее. Не смотря на все, в бедном районе даже животные были добрее. Не то, что в ее, обеспеченном. Дример все еще пугала темнота, ощущение чьего-то присутствия; еще мысли о том, что она, фактически, сбежала из дома и мать превратится в бешеного пса сама, когда она вернется. Эрин обхватила себя руками, так приободряя и, заодно, пытаясь согреть. Она даже куртку накинуть забыла и вышла в легком платье, балетках. Джейми, наверно, будет счастлива, когда дочь по настоящему заболеет.

Дом Тозиера будто испарился. Дример искренне удивилась, когда нашла его едва ли не перед собой. Два раза проходила это место и не видела вообще. Эрин постучалась в дверь, не найдя звонка. Признаться, она всего пару раз была в гостях у Ричи. Балабол и сам не стремился приглашать ее. Неизвестно через какое количество стуков дверь открыли, но Дример уже успела много раз поблагодарить того, кто придумал звонки – с ними было гораздо удобней. Ричи Тозиер не был богат и, подобно богатому Стэну, всегда довольствовался тем, что есть. Но только не полуголой (по сравнению с нынешней погодой) Эрин, в пол девятого на пороге его дома. Парень сначала не поверил своим глазам и, приподняв очки, потер их. Тут же ему на голову приземлился подзатыльник, а после, с виду такие хрупкие ручки, протолкнули обратно в дом. Эрин шагнула следом с такой уверенностью, будто так и должно быть.

– Рина, ты что тут делаешь? – запоздало спросил Ричи. Эрин только пожала плечами, не раскрывая рот. Впечатлительный Тозиер в ужасе решил, что от холода ее губы примерзли, превратившись в одну чертежную линию. Он схватил с крючка первое, что попалось под руку и накинул на плечи Эрин. Оказалось, мамино пальто. – Ой, нет, подожди, лучше не это.

Ричи поспешил повесить его назад. Под закатанные глаза Дример, до этого осматривающие скромную, но убранную прихожую дома Тозиеров, Ричи достал большую куртку. Наверно, отца.

– Не надо мне, – отмахнулась Эрин. Без разрешения она прошла в гостиную. Ричи только последовал за ней.

– Так что ты тут делаешь? – спросил он. Эрин уже успела присесть на диван и сейчас вытянула ноги, поместив те на маленький столик; ободранный, потрепанный со временем. Ричи присел с боку, осторожно вынося предположение. – Из дома сбежала?

– Не, – покачала она тяжелой, все еще налитой яростью и обидой, головой. – Пока нет.

Ричи рывком выдернул клетчатый плед из-под задницы Дример. До этого он укрывал им ноги и сейчас накинул его на плечи девушки; ноги-то, собственно, чистые были, что такого. Эрин с открытым интересом пялилась в телевизор, по которому шел «Дятел Вуди». Ричи неодобрительно цокнул. Он знал своих друзей, порой, лучше, чем они себя сами и потому был сейчас уверен, что Дример только изображает заинтересованность. Пытается от чего-то отвлечься. Ричи присел ближе, размышляя, как ему подобраться к потерянной Дример. Та положила голову на его плечо. На близком расстоянии Тозиер услышал, что она что-то шепчет.

– Ты меня пугаешь, – честно сообщил он.

Другие не сказали бы такое вслух, считая это бесцеремонным. Тозиер – сама бесцеремонность! Казалось, что, болей Эрин булимией, он бы первый крикнул ей «Господи, ну пиздец ты жирная!» А будь у нее анорексия, он бы сорвался на «Ты как скелет ходячий – ни жопы, ни сисек, ни мягкости и плавности женского тела, Дример, да это же кошмар, блять!» И сейчас он бы сорвался на что-то на подобии «Знаешь, Эрин, я читал о психбольницах и о том, как там бьет раскаленными плетками, хочешь, дам тоже?», но Тозиер молчал. Его открытая бесцеремонность сопровождала удивительное качество влезать только тогда, когда это нужно. Эрин, сидящая на диване, словно совсем не понимающая, что находится здесь, в таких словах сейчас точно не нуждалась. Он бы сделал все хуже. Обнять ее, правда, тоже не может. Нет, руками-то, конечно, да, но вот душевности в этом не будет никакой. Ричи не умел перенаправлять свою поддержку в такие проявления дружбы, как тот же Билл. И он не мог придумать что-нибудь утешительное, доводящее буквально до слез, как Эдди. Он был как холодный Стэн. Только хуже.

– Дример, кончай страдать хуйней! Не то я тебе первую бригаду вызову, ты этого что ли хочешь? – вскипел Тозиер, одним рывком разворачивая девушку к себе. Он вцепился в ее плечи тонкими музыкальными пальцами, вглядывался в серые глаза, расширенные сейчас и кажущиеся еще больше, чем глаза Ричи за очками; увеличивающими их раза в три.

– А где твоя мама? – вдруг спросила Эрин.

– Наверху, – с нежеланием ответил Ричи. – Не меняй тему, черт возьми!

– Да что там говорить-то, – фыркнула Эрин, отворачиваясь от Тозиера, который словно пытался заглянуть ей в душу. Но его лицо на таком близком расстоянии только приносило ей дискомфорт. Русоволосая попыталась выкрутиться из его хватки, но не получалось. – Пусти, Ричи, не то эту бригаду я вызову тебе.

– Хватит менять тему, – огрызнулся Тозиер. Он спрятал оголившееся плечо Дример снова под плед. Дотронулся до обнаженной кожи, ощущая, что она все еще холодная. Цокнул, как пуля об камень.

– Я не меняю тему, – ответила Эрин. Ей казалось, что она слышит множество нотаций в голове Балабола. Тут вгляд ее упал на книжку на столике, в потрепанном бумажном переплете. – О, «Унесенные ветром?» Ты такое читаешь? Не думала, что…

– Вот опять! Опять меняешь тему, Дример, – гаркнув, Тозиер вскинул руками, чуть не задев правой щеку Эрин. – Ненавижу, когда вы так делаете. Ты и Стэн. Просто уебищная привычка.

– Не надо говорить ни о чем, что связано со мной и Стэном. Отныне и до конца моих дней, блять!

Тозиер остолбенел. Чувство, что пол ушел у него из-под ног, как последний факт не в пользу того, что Дример изменилась. Скромная, тихая девочка – взбешенная и яростная Дример – с отвращением дернула плед в сторону. Наполовину он свесился с дивана. Ричи молчаливо наблюдал за Эрин, после этого действия сжавшейся у подлокотника. Парень взял краешек пледа в свои руки. Он был очень старым, пахнущим затхлостью и в одном месте куриным супом, пролитым еще в классе третьем; колючим, как трехдневная щетина, которой уже у тринадцатилетнего Ричи до сих пор не было. Но несмотря на все это, он очень любил этот плед и даже слегка обиделся, когда Эрин так отшвырнула его, словно половую тряпку. Девушка не испытывала стыда за свои действия, как будто желая слиться с диваном; так сильно к нему прижалась. Тозиер печально покачал головой, вынося неутешительные выводы. Он никогда не любил перемены.

– Ты изменилась, Рина. Не знаю, почему, но это так. Расскажешь, что произошло у вас со Стэном?

– Он ублюдок, Ричи, – просто ответила Дример. Вздрогнув, она прижала сжатые ладони к лицу, будто они были сейчас ее опорой. – Просто полный козел.

– Вообще, он еврей, – попытался парень перевести это в шутку. И в последний момент он одернул раскрытую ладонь, уже тянущуюся к Дример. – Ну, ладно. Это же было смешно.

– Ты дебил.

– Эй, не обзываться мне тут. В моем же собственном доме, – возмутился Тозиер, стараясь скрыть свое удивление. Раньше Эрин его даже шутливо не оскорбляла, но сейчас, не то, что интонация – даже лицо ее было серьезным, настолько, что лишь оставалось вручить ей в руки листок с контрольными.

Снова воцарилось молчание, затянувшееся до такой степени, что Тозиер вскочил с дивана с протяжным «аааа» и пошел на кухню. Дример подумала, что он решил от нее сбежать. Она удивилась, как веселый настрой умудрялся еще быть при ней. Ступив на кухню, Ричи крикнул матери о том, что у него гости. Машинально Дример начала искать глазами часы, посмотреть, сколько сейчас. Они нашлись прямо над телевизором, в маленькой прямоугольной рамочке, практически сливающиеся с желтой стеной. Десять. И как Ричи терпел ее столько времени?

– Чай? – послышался крик парня с кухни.

– Нет, – негромко ответила Эрин, но Тозиер ее услышал.

– Кофе?

– Нет.

– Сок? – будто принял он на себя роль официанта.

– Нет!

– Воду?!

– НЕТ!

– ТОГДА НАХУЙ, РИНА! ТУТ НЕ РЕСТОРАН!

Он снова появился в гостиной с раздраженным бурчанием. Но на этот раз, Ричи не стал медлить, сразу перейдя к делу. Часа два давал на передышку и собирался с силами – больно жирно, между прочим!

– Что со Стэном стряслось?

– А что с ним?

– Если коротко, его очень обидела жизнь, сделав ублюдком и полным козлом. Ну, еще и евреем, – поймав серьезный взгляд Дример, Тозиер сокрушенно вскинул руками. – ладно, это все еще не смешно. Короче. Мне хотелось бы узнать о причинах такого отношения к нашему милому кудряшке.

– Милому кудряшке? – недобро прищурила глаза Эрин. – Так ты все-таки считаешь его красивым?

– Мы вообще-то закрыли эту тему! – сердито напомнил Ричи, теребя одной рукой спинку дивана. Кажется, что упоминание о его нетрадиционных предпочтениях парню не нравилось. Не мудрено. На следующий день после признания, Ричи заикнулся ей, что считает это своим проклятьем.

– И тему со Стэном тоже! – отвела Дример от этого разговор и весьма удачно.

Грусть в глазах, заметная даже под огромными очками, испарилась, уступив, однако, место злости. Эрин пожалела о том, что сделала. В чем-то она была эгоисткой и ненавидела, когда ее попрекают. Тем более – опять! Не зная, как избавиться от этого (кроме ухода домой, на которой она пока не решалась), Эрин выложила все карты на стол. По иронии, она никогда в них не разбиралась.

– Мне… Мне сегодня очень нужна была поддержка, – начала говорить Эрин, но тут же остановилась, замечая слишком заинтересованный взгляд Ричи. – не спрашивай почему, Ричи, это вообще сейчас не важно, – без привычных насмешливых огрызаний в ответ, Ричи только закивал. – спасибо. В общем, мне нужно было, чтобы кто-нибудь меня утешил. Я хотела позвонить сначала тебе, но потом… случайно вспомнила о Стэне.

Эрин поднялась на ноги, воодушевленная этой очередной игрой. Игрой в воспоминания, не забывающиеся потом, наверно, всю жизнь. Она сделала вид, что взяла в руки телефон и нажимает на кнопки.

– Набираю я, значит, номер. Помню его лучше, чем свой собственный! Гудки. Ту-ту-ту. Ту-ту-ту. И тут… – Дример театрально изобразила на лице радость, а после – грусть. – отвечает мне не Стэн, а мистер Урис. Я такая «Можете позвать Стэна к телефону, Маршалл, понимаете, это очень-очень важно!» А он… – Эрин переместилась на другую сторону и понизила голос, стараясь звучать как можно более правдоподобней. – «Очень-очень? Но Стэнли сейчас занят – молится, читает книгу какому-то неизвестному мужику. Не находи это странным, Эрин!».

Смешок вырвался из Тозиера, хотя он был настроен серьезно. Ричи знал, что Эрин всегда за шутками и приколами скрывала печаль. Она, будто профессиональная актриса, старательно изображала на лице разные эмоции, меняла голоса (до него, конечно, далеко), но взгляд ее наводил тоску. Такую, что Ричи даже улыбнуться не мог. Она сдерживала его от этого.

– В общем, пошел он звать Стэна. Я сижу, прислушиваюсь к шуму в трубке. Думаю о том, о сем. Разговариваю с кло… – сероглазая резко прервалась, а потом закружила руками в воздухе, так показывая, что рулит ситуацией. – разговариваю сама с собой. И с нетерпением жду, когда же ко мне, полоумной, присоединится любимый, – она изобразила в воздухе кавычки, чуть ли не смеясь. – Стэнли.