Текст книги "Люби СИ)"

Автор книги: Funny-bum

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Рассудком Ветка понимала, что, видимо, ранее все эти неприятные мысли были сглажены могуществом ее великого, хотя и темного, покровителя. Теперь же ее заново бросили в эту жизнь, как игрушку в водоворот реки. Когда любые нити, связывающие ее с родиной или с Сауроном, порвались окончательно, Ветка предстала сама перед собой во всей ужасающей неприглядности. Ни отваги, ни силы, ни элементарного здоровья, балрог его подери.

Ее постоянно шатало от слабости. Длинная болезнь, когда девушка вовсе не могла есть, сожгла не только жир, но и изрядно мышц. Ветка поднимала за столом двузубую вилку… и понимала, что долго ей ее не продержать. Она не могла спать. Закрывая глаза, Ветка видела всегда одно и то же. Находится третий змей. Нашедшийся змей погибает в новой битве, и в момент его смерти она снова оказывается на ипподроме, перед залитым кровью Трандуилом. Король снился то в виде Кости Боксера, то в собственном облике, но клинок Дис неизменно был до самого основания вогнан в его грудь. Вот и все разнообразие.

Девушка чувствовала себя истончившейся, словно баньши. Откуда-то она знала, что последние силы из ее собственного времени – какой-то запас, который, наверное, у каждого есть с детства – иссякли, и связь потеряна теперь уже окончательно. Ветка никогда не увлекалась эзотерикой – но сейчас она буквально ощутила, как острым клинком отсечены ее корни – ее мама, давно лежащая в земле, ее отец, которого она никогда не знала, ее бабушка и дедушка, которые не слишком-то ее жаловали, ее дядя и тетя, ее двоюродные братья и сестры…

Москва.

Россия.

Земля, которую Трандуил признал за ослабленную и многократно искаженную Арду.

В зеркале Ветка видела тощую женщину, совершенно ей самой незнакомую. Ранее подобная худоба восхитила бы девушку. Тело приобрело полупрозрачную хрупкость, такую желанную когда-то. Ветке казалось, что дунь на нее сейчас посильнее – и она попросту развеется или состарится в один час, и будет досиживать свои последние дни на теплом солнышке около Эребора, дряхлая и беззубая.

Но только снаружи досиживать, не внутри. На теплой деревянной лавочке, на ветерке, под звон копыт…

И волосы. Волосы отросли неопрятным разноцветным вороньим гнездом, и пора было бы стричься. И Ветка, которая очень любила короткие стрижки, просто не знала, что делать. В ее природных волосах было достаточное количество седины – Ветка предполагала, что теперь ее стало больше. А в основном это был нейтральный, рыжевато-русый цвет. Пресловутое лунное серебро на кончиках, загадочно имитирующее цвет волос синдар, постепенно тускнело и серело без подкрашивания и применения бальзамов. Ветка нуждалась в женской помощи.

И вот однажды ей повезло – пришла Дис, ничуть не смягчившаяся по отношению к ней, но все же разумная и сильная.

– Пока ты болела, мои мастерицы сшили тебе полное приданое, – сказала Дис. – Вот, в сундучке, подходящие украшения. Торин сам подбирал. Чтобы никогда у тебя не возникало вопроса, что надеть к платью. И чтобы не бродила голая или в чужих сорочках, тьфу. Сейчас кликну кого-нибудь, и тебе все перенесут в покои. И по твоим рисункам также сшили, убогое непотребство.

– Дис… спасибо.

– Это не мне спасибо, а Торину. Узбад, понимаешь, думает о твоих тряпках, иш как хе ай дулгнур.

Ветка кивнула.

– Дис, что мне делать с волосами? Я бы подрезала их снова. Я привыкла, чтобы коротко.

– Ну так и будут смотреть как на больную или на колдунью, – неприветливо сказала Дис, – ты вот все глупишь и на свои дурные традиции киваешь, но теперь-то ты тут. А тут всякий знает – нет волос, злое колдовство или болезнь.

«Было злое колдовство, чего греха таить».

– Растить долго… потом, концы же крашеные.

– Тебе вскоре решать, где твой дом, – строго сказала Дис. – Останешься с нами, пойдешь в Дейл или еще чего придумаешь. Пока ты тут, тебя Торин защищает. Я могу тебя хоть наголо побрить и татуировку сделать на темечке, как у Двалина. Хочешь?

– Дис… принцесса… прости, пожалуйста, но да, хочу.

Дис склонила голову набок.

– Я верю, что ты не отрежешь мне уши…

Гномка посмотрела на Ветку, подумала.

– Ладно. Лицо, когда щеки отрастут, у тебя неплохое. Есть у нас небольшой секрет. Волосы у тебя негустые, и по корням вижу, не слишком красивые. Помогу и с цветом, и с самими волосами. Только чур, уговор.

– Какой?

– Как сможешь сесть в седло, поедешь в Дейл погостить, хотя бы недели на две. Хочу дать Эребору от тебя роздых.

– Договорились, – с облегчением сказала Ветка. Она и так собиралась в Дейл. И даже дальше. Не собраться туда было попросту невозможно. А договор с Дис давал шанс уехать, ничего не объясняя Торину.

Она должна была знать – наверняка.

Секрет Дис, предназначенный ее волосам, заключался в паре невзрачных кусков твердого мыла. Намылить голову следовало сперва одним, затем другим; и подождать с каждым зельем немного. Когда куски закончатся, Дис обещала дать еще. Затем гномка вправду срезала все светлые кончики, вполголоса костеря Ветку на чем свет стоит. Девушка только улыбалась. Как ни грозна была принцесса, она помогала.

Как ни грозна была принцесса, а узбад был грознее. И пока он не приходил. Ни разу.

Отчего-то после стрижки Ветка почувствовала себя лучше, как будто чище, хотя на голове остался буквально трехсантиметровый ежик волос. Натуральный цвет, надо же. Давненько не встречались.

Ветка вздрогнула, подумав, что Средиземье, вероятно, всю ее вот так вычистит. До самой что ни на есть натуральности.

Затем девушка полдня рылась в куче одежды, периодически на ней же и устраиваясь полежать; к счастью, практически любое платье было пошито так, чтобы она могла его надеть без посторонней помощи. Многие вещи скроили с запасом, видимо, надеясь ее откормить, но Ветка и за это была признательна. Много не мало, подпоясать всегда можно.

И к вечеру сделала вывод – пожалуй, хватит болеть.

Надо думать, как жить.

========== Глава 4. Ложь ==========

На следующий день, впервые за целых двадцать восемь суток, Ветка собралась выехать на прогулку.

Спросила у Фили новости из Дейла, о Барде.

Король снова правил, и зажившая рана его не беспокоила. Теперь он проводил много времени, упражняясь в конных и воинских забавах с рохиррим, которые все еще оставались близ города в положении желанных и дорогих гостей. Рассказывая, Фили проводил девушку до конюшен, устроенных в длинных подгорных галереях близ врат, поседлал лошадку и выехал вместе с Веткой на мохнатом полупони.

Получаса рыси на хрустком, вкусном морозном воздухе хватило; в глазах завертелись огненные круги, повело. Фили придержал Ветку за локоть и помог ей добраться обратно. Въехали; Ветка, бросив кобылу на принца, по стеночке побрела к Бильбо.

Девушка, уже много раз беседовавшая с хоббитом, знала, что Дис властно и неумолимо воцарилась в кладовках и подсобках, пекарнях и кухнях, как только прибыла, и его хозяйственному единоначалию пришел конец. Характерами они не сошлись, и, дождавшись свадьбы Кили, мистер Бильбо Бэггинс собирался домой.

– Кили и Тауриэль условились, что если она не вернется зимой, то на весеннее равноденствие посольство поедет сватать ее в Сумеречье, – говорил Бильбо, наливая крепкого чаю и намазывая булочку маслом, – вот тогда и я с ними. Мне охота еще раз глянуть на чертоги эльфов, а то я в прошлый визит так ничего и не посмотрел. А уж потом – домой, в Шир. Варенья нету, и повидла также, и даже домашнего мармелада либо пастилы предложить не могу. Но есть мед, и, если пожелаешь, Ольва, то вот – козий сыр.

– Омлет лучше, – сказала Ветка. – А может, и я с тобой? После Сумеречья? Посмотрю Средиземье, погощу в Шире. Судя по тому, что ты рассказывал, мне там понравится.

– Поехали, – серьезно сказал Бильбо, – я знаю отличную нору, которую можно незадорого сторговать. И там высокие потолки! Пять яблоневых деревьев на задворках… хорошая конюшня на двух пони. Огороды, конечно; но для огородов я сумею тебе нанять толкового помощника. И выезд на долинку у речки – это не тутошние пустоши, но уж покататься вдоволь вам с Зимой хватит. А может, и я какого конька куплю. Ты хоть и Верзила, а вот чувствую я – приживешься. Эх, добраться бы скорее!

Слегка окрыленная этой идеей и славной мысленной перспективой пяти яблоневых деревьев, наевшаяся и отдохнувшая Ветка отправилась к себе. Но по дороге передумала и, снова набросив роскошную меховую накидку, выбралась на хорошо знакомый балкон над Золотым залом.

Было не холодно по русским меркам, и все же равнина была покрыта снегом – только кое-где торчали кусты и клочки жухлой травы. Видно было, снег не глубок, но ослепителен. Ветка подумала, что и для следопытов отличное время – и орки наверняка временно отошли в свои пределы, восстанавливают силы и не пятнают сугробов, так как выследить их будет очень легко. Цепочки следов Зимы и полупони Фили были видны даже отсюда.

Водопад шумел так же мощно, и река блестела – силы мороза установить лед тут явно не хватало.

Накидка нежно грела. «Первая шуба, – подумала Ветка. – Первая шуба, подаренная мужчиной. Торином».

Девушка, кутаясь в накидку, некстати вспомнила утро в лагере эльфов и парчовую, также подбитую драгоценным мехом мантию, в которой она однажды досыпала утренние часы. Мантию другого короля. Выданную в аренду. Но эти воспоминания, теплые, как луч августовского солнца, теперь сменились леденящей душу болью.

За спиной кашлянули. Ветка повернулась.

Торин стоял, положив тяжелые руки на ремень, и пристально смотрел на Ветку. Ветер, налетающий с пустошей, трепал его львиную гриву и драгоценный мех белого волка, наброшенный на плечи.

– Что же, тебе лучше? Долго ты болела, Ольва Льюэнь. Я смотрел – и не узнавал тебя.

Подошел.

Взял Ветку за плечи – с силой, до боли. И поцеловал – тоже с силой. Ветка снова уловила запах металла и огня, который всегда заставлял ее сердце биться чаще… и… не ответила его твердым, настойчивым губам.

Она чувствовала себя маленькой и слабой в руках могучего гнома и не пробовала даже слегка трепыхаться.

– Итак… ты не отвечаешь мне, майа Ольва, – с иронией и горечью сказал Торин. – Я так и думал. Тогда тебе было достаточно лишь бережности… и терпения. А теперь? Что переменилась в тебе, Ольва? Теперь ты хочешь быть королевой Эребора?

«Теперь я воткнула меч в грудь Трандуила».

– Нет, Торин… зачем ты так?..

– Я просто стараюсь понять тебя. Что с тобой сделали эльфы? Ты… Трандуил относится ко всем, и к людям, и к эльфам как к пустому месту, к игрушкам, – горько сказал Торин. – Это коварное ледяное сердце, слава о котором идет по всему Средиземью. Здесь ты уберегла бы саму себя, уберегла бы от холодного колдовства эльфов, которым, в сущности, все равно, живы мы или умрем! Но ты сбежала. К ним. Через Дейл. Да, и я знаю, что ты провела ночь в доме Барда. Ты ушла ночью, не попрощавшись со мной… бросив нас.

– Торин… я знаю, как это прозвучит. Ты удивительный. Но я знаю, что поступила неправильно, – прошептала Ветка.

– Почему неправильно? Я отлично помню, что чувствовал тогда! И знаю, что чувствую сейчас!

– И что? – спросила Ветка. – Расскажи мне, потому что я не знаю, что я чувствую. Мне хочется снова обнять тебя. Я ничего не забыла. Мне хочется разрешить тебе решать вместо меня… нет, попросить решать вместо меня, потому что я устала решать, я решаю изо всех сил, и у меня ничего не получается. Одни ошибки, боль и кровь… одни предательства и смерти.

– Я решу, – грозно сказал Торин. – Это давно пора сделать. Я посажу тебя под замок, пока ты не забудешь думать о ком-либо еще. О, я буду очень нежен. И нетороплив. Но ты останешься здесь. И не говори мне, что я действую силой. Это валар сделали так, что после великой битвы ты опять в Эреборе.

– Если ты запрешь меня, – сказала Ветка, – я погибну. Торин… Торин. Прости меня, я… я была ошеломлена твоей силой, твоим мужеством. Ты воин, каких я не знала, и не узнаю больше. Ты король, король-под-горой; ты прошел невероятные испытания… и ты здесь. Ты победил. И ты такой же, как и был. Могучий… прекрасный. Только я другая… я не стала сильнее, Торин. Я изменилась. Я так много вынесла – пленение у орков… потери. Страхи.

Торин отпустил плечи Ветки. А она и не думала скрывать слезы.

– Ты же так и не сказал, что любишь меня. Ты ревнуешь… это да. Хочешь… сделать своей. Обижен. Оскорблен. Я понимаю. Ты имеешь право. Но любишь ли? Я не жду непременно любви… я даже не понимаю, что это такое, и чем оно отличается от… от… но мне все же кажется… чем-то, – мучительно тихо прошептала Ветка. – Если ее не будет у меня, я устрою свою жизнь по-другому. Пусть не будет. Это какой-то особый приз. Улыбка или песня айнур. Не для всех. Но позволь мне забрать то обещание… которое я по глупости дала тебе… хотя мне так трудно сейчас, но лишь это будет правильным, Торин, король-под-горой, повелитель Эребора.

Ветка тихо-тихо положила руки на плечи Торина, уткнулась лицом куда-то в шею около уха и расплакалась в его густые волосы – уже вслух, всхлипывая и вздрагивая.

Тяжелые руки гнома легли на ее плечи – воздушно, нежно, почти невесомо. Ветка плакала и ощущала, как Торин поглаживает ее по спине – как-то иначе, как-то по-другому.

Ветка оторвалась от него, и увидела синие внимательные глаза.

– Ты и вправду изменилась, – серьезно сказал Торин. Из него будто ушла недобрая сила, готовая прорваться неосмотрительным и жестоким поступком.

– Я так привык считать тебя своей… что, пожалуй, и впрямь перестал думать о тебе самой, – тихо сказал Торин. – Ты нанесла мне обиду – как мужчине. Но не нанес ли и я тебе ее, согласившись… согласившись принять лишь твое тело?

Ветка уже почти ничего не соображала – она понимала лишь, что ей удалось, и Торин больше не держит на нее зла. Это было изнурительно и больно, как будто девушка оторвала от себя что-то невероятно дорогое.

И в то же время мучительно правильно.

– Торин… Торин.

Узбад сделал полшага назад, и вышел к парапету, глядя на пустошь, озеро и город.

– Слышал от Дис, ты собралась в Дейл?

– Да.

– Барда навестить?

– Торин, ну что вот мне Бард? Я же теперь знаю. И ты знаешь. Сойдет снег… вернется Синувирстивиэль. Я так думаю.

– Ага, так значит что-то все же было? В разведке, не иначе, – в голосе короля все равно проскакивали грозные нотки. – Вот вы глупость учинили… хотя благодаря ей и был спасен Даин Железностоп. Слал тебе и Барду поклон, кстати. И подарки. Твои от Даина – в светлом сундучке… мои тебе – в темном.

– Спасибо, Торин, – теперь Ветке хотелось подойти поближе, обнять гнома, снова прижаться к меху белого волка и к прядям его тяжелых волос; объяснить все, рассказать обо всем, спросить совета… Торин был таким сильным, таким надежным; и Ветка крепко сцепила руки, оставаясь поодаль. – Швеи говорили, сюда едут какие-то барышни из дальних гномьих земель. Знатного рода.

– Дис, – сердито сказал Торин. – Едут, чего уж. За Фили она боится.

– Не съем.

– Кто тебя знает! От тебя ж никто и не знает, чего ждать! Вот что.

– Что?

– Спрашивать будут, – неуверенно сказал Торин, и поджал губы. – Кто такая, откуда, кто за тебя в ответе. Редко мы, дети Ауле, делаем такое… но… нельзя тебе без роду, без племени. Поэтому будешь знаки носить. Знаки Эребора.

– Что ты имеешь в виду?

– Что на вопрос, кто ты и откуда, будешь говорить, что ты Ольва Льюэнь из Эребора, и повелитель твой – Торин Дубощит. А в ином случае – что ты скажешь?

– В чем подвох? – спросила Ветка через некоторое время.

– Какой подвох? – удивился Торин.

– Я получаю защиту Эребора… видимо, право сюда вернуться, и особым бонусом – сковородкой по голове от Дис. Это ладно. А каковы будут твои права и обязанности? И мои – взаимные?

Торин сощурился.

– Я очень благодарна и принимаю твою заботу с большим… – Ветка порылась в словарном запасе, – благоговением. И что же я буду должна делать взамен? Скажи мне, чтобы я не опозорилась сама и не опозорила тебя.

Торин посмотрел на Ветку, усмехнувшись уголком губ.

– Ну, полного послушания я от тебя не жду. Так, по мелочи. Я даже и не думал… что должна будешь ты. Я думал, что в том мире, который ты жаждешь познавать своим умом, без помощи и поддержки, у тебя на шее окажется выкованная мной бляха, бляха с рунами и символом Эребора, которая намекнет любому обидчику, что ему следует подумать. Что ты не безродная уроженка каких-то человеческих заокраин.

– Но я уроженка заокраин, Торин. Прежде, чем делать такой шаг, ты должен был бы узнать, как я оказалась в Средиземье, почему на мне была драконья майка и почему у меня желтые глаза, – Ветка всеми силами изгоняла из души остатки комфорта и тепла, доверие, нежность и главное – лживость, побуждавшую ее смолчать. – Эребор нужен Врагу, Торин, и я могу невольно открыть двери… распахнуть двери. Тебе следовало бы меня гнать, гнать отсюда и никогда не подпускать обратно.

Черты лица Торина исказились. Он схватил Ветку за плечи и прорычал:

– Что ты говоришь?.. Что говоришь? При чем тут Враг?.. Он изгнан Белым Советом! При чем тут ты?..

– Все, что происходило здесь, начиная со смерти Смауга, было запланировано Врагом. И вторая осада Эребора драконами – тоже. И мое появление – тоже… Я – ловушка для короля, Торин. Только вот для которого?.. Давай уйдем с ветра? Давай пойдем в темную, крепко запирающуюся комнату, и я попробую хоть что-то объяснить.

Узбад бросил ее плечи и резко кивнул.

***

– Я слушаю, – Торин закрыл дверь своих покоев, скинул волчьи меха, налил вина в бокалы. – Веские причины должны быть к тому, чтобы я переменил мнение, но ты меня почти напугала, объединив в одной речи себя… и великие бедствия Средиземья.

– Где ты был в бою?

– Возле того дракона, которого убил Владыка Леса.

– Ты не видел ничего… странного?

– По королю, по его телу, и вокруг словно пошло солнечное марево, когда он сумел перерубить чудовищу позвоночник. Видно, мощь и сила зверя так покидали плоть. Но это было недолго.

– А меня ты видел?

– Нет.

– И я была возле… под крылом, под самым крылом дракона, – прошептала Ветка.

Девушка надолго закрыла лицо руками. Затем оторвала ладони.

– Прежде чем я попробую, попробую рассказать… Торин! Есть ли известия от эльфов?

– Сумеречный Лес не славится частыми новостями, – усмехнулся Дубощит. – Что ты хочешь узнать?

Ветке представилась стена – стена, которую надо было пройти насквозь. Лишь бы не вдохнуть по пути камня…

– Торин! Жив ли Трандуил?

Гном плотно сжал губы. Помолчал. Затем нехотя и словно свысока процедил:

– Да-а… на десятый день твоей болезни, когда ты лежала в горячке, прискакал его левый оруженосец, Лантир, и с ним сопровождение, еще четыре эльфа. Они сказали, что, милостью валар, жизнь Владыки теплится, хотя и под огромной угрозой. И что фея требует тебя, живую или мертвую, какой бы ты ни была. Я думал предложить им посмотреть, какова ты, и доказать, что ты не выдержишь дороги до Сумеречья, да передумал. И просто сказал, что ты погибла.

Мир закружился на плавной карусели.

– Ты солгал?

– Это было ради тебя, Ольва Льюэнь, – твердо сказал Торин. – Я желал, чтобы эльфы оставили тебя в покое и дали хотя бы набраться сил.

– Значит, он думает, я погибла… если он сам жив, – прошептала Ветка.

Торин внимательно смотрел на девушку.

– Ольва… это холодный, бессердечный негодяй, который легко обрек на гибель и муки целый народ. Мой народ. И хотя нынче мы вроде союзники, и вместе… э-э… сражались, я не забыл ничего. Как он угрожал мне в своем дворце. Как заточил в темницы. Как нагло требовал своего – того, что не являлось его по праву. Лесная фея – опасное, коварное и непредсказуемое существо. Он даже… даже не мужик.

Слова Торина не помогали – Ветка поставила бокал, так как голова кружилась чересчур сильно. Трандуил был жив в течение десяти дней после возвращения из другого мира. Он был жив. Он посылал за ней.

– Торин… это твоя история с Трандуилом. А у меня случилась своя. Раз он жив, я не имею права говорить. Но ты должен знать, из какой я заокраины. Из именно той, в которую, волею Белого совета, угодил Саурон. Из той, из которой он же, в момент гибели Смауга, перебросил меня сюда, поставил на пути Трандуила… и на твоем пути. Врагу равно ценны и Сумеречный Лес, и Эребор. Я ничто и ничто, Торин Дубощит. Это все магия. Темная магия. И во время битвы был момент… когда Трандуил попал в западню. Устроенную с моей невольной помощью. Мы бились две битвы. И мы вырвались. Но я думала, ему не уцелеть. А тебе надо гнать меня из Эребора. Да, гнать.

– Проще всего предположить, что ты придумала все это, когда увидела, что случилось с лесным королем, – спокойно сказал Торин. – Ты извини, но все, что тебе выпало, могло помутить разум и покрепче твоего. Гномы не отказываются от своих слов. Я, как и ранее, предлагаю тебе покровительство Эребора, а от тебя ожидаю послушания королю. Все пройдет завтра. К тому же, пока ты была больна, тебя осмотрел Гэндальф, и сказанное им позволяет не опасаться существования связи между тобой и Черным Властелином, Некромантом Дол Гулдура.

– Почему ты мне сразу не сказал?

– Я сам не вполне понял, что имел в виду волшебник – тогда. Знаешь же, как он… То ли дождик, то ли снег, то ли было, то ли нет. Да и связи твоей с твоим прошлым… миром, который, по твоим словам, был местом изгнания Саурона, опасаться не стоит. Гэндальф сказал, ты свободна, и оттого так слаба. Просил дать тебе время.

– Ты… никому не расскажешь про Трандуила?

– Так нечего рассказывать. Могу тебе сказать только одно, может, услышишь, – голос Торина окреп. – Я не поверил тебе, но вижу, что ты сама веришь в особое внимание зла к тебе. В свою исключительную роль. Что ж. Я такого не боюсь и никогда не боялся. У меня в жизни были драконы и проклятое злато; мне ли дрожать? Если и было все это, ты не сама посланница Темного, а лишь его жертва, как и треть Средиземья. Явится Таркун, ему поведаешь сама. Думаю, истари посоветует что-нибудь. Но я достаточно знаю Лесную фею. Он тщеславен, заносчив, и гордец, каких поискать. Когда трезвый. А выпивает, к слову, часто… Трандуил никогда не простит того, кто вдруг видел – если видел – его в слабости.

– Ты прав, – прошептала Ветка.

– Иди спи. Завтра будет ответственный день для нас. И надеюсь, что мое решение приведет именно к добрым последствиям. Как мы… ты и я… ожидаем, верно, Ольва? И уж теперь, когда между нами нет тайн – ведь нету, Ольва? – точно…

Торин поднял Ветку на ноги, чтобы проводить.

Девушка, выпившая бокал сладкого королевского вина, двинулась к выходу – но потолок и пол завертелись, а в ноги ударила теплая волна слабости. Торин едва успел ее подхватить.

Ветка повисла на его руках, едва понимая, что делается, что происходит.

Не простит. Никогда не простит. Даже если и жив.

Это правда.

Но пусть он окажется живым.

========== Глава 5. Черный металл ==========

Ветка проснулась – вокруг была кромешная тьма. Девушка ощущала, что выспалась намного лучше обычного, а темнота – так, наверное, окно закрыто, а огонек светильника погас. Тьма в помещениях Эребора, когда гас свет, была именно такой – смолянисто-плотной, упруго-непроницаемой.

Только трепетание живого огня отделяло от власти подгорной тьмы.

Лежать было удобно, тело не беспокоило позывами в уединенную комнату, и Ветка, свернувшись в мягких и каких-то особо пушистых подушках и одеялах, запустила плавный ход мыслей.

По идее, темный майа намекал, что Ветка без него и шагу не могла ступить. Что все ее собственные действия, а также все, что с ней происходило – несчастья, испытания – направлялись его волей. Это было крайне круто. И полностью обесценивало ее как человека.

И на лед к Азогу Ветка, стало быть, вышла, подталкиваемая чужой волей. И ту самую пощечину дала не совсем она. И даже орка Костика заколола не она – ведь «так тоже можно». Все, что она делала, Темный властелин использовал себе во благо, так как она была его орудием. Или он попросту лгал, как лгут все темные?..

Ветка находилась на самом-самом краю еще более беспросветного, бессмысленного страха, чем тот, который управлял ее жизнью с пятнадцати лет. Что все ее поступки прошлого и настоящего, а то и будущего, есть чужая воля, и можно буквально разбиться в лепешку – все равно это будет во зло.

Жить, дышать, действовать – и считать себя живым несчастливым талисманом, магнитом, притягивающим беду?..

Но Гэндальф, как передал Торин, сказал, что она свободна. И от своего мира, и от какого-либо влияния. Если поверить волшебнику – что же в таком случае представляет из себя она сама?

Ветка тщательно перебирала в голове все, что знала о себе. О себе как о друге. Как о родственнике. Как о личности. Как о женщине. Чем тут заниматься, она давно решила – естественно, лошадьми. Выстроить близ Эребора ранчо, съездить в Рохан за матками. Ограбить Торина. Будет трудно клянчить, но он даст денег. Подобрать жеребцов. Сразу наладить несколько типичных линий. Верховой тип, полупони, тяжиков. Камней много, настроить левад, сделать боевое поле. Набрать людей, обучить их правилам заездки.

Но делать это можно было где угодно – и близ Эребора, и двинуться к Дейлу, и даже за Дейл – к Сумеречью, а для этого объехать и осмотреть места, поговорить со всеми, с кем можно – откуда нападают орки, как часто, какая здесь погода в разные сезоны, какие выпасы и травы.

Когда наладятся дела, усыновить пару детишек. Своих детей после насилия и раннего выкидыша у Ветки не ожидалось. По крайней мере, так говорили врачи.

Мечты о ранчо, о своем доме, продуваемом всеми ветрами, о саде и детях занимали Ветку еще во время выздоровления. Эти мечты перебивались другими – что она как-то волшебно и безболезненно, минуя момент с окровавленным Костиком на ипподроме, вернулась домой, продала золотое оголовье, нашла документы на дачный домик, подлизалась к Иванычу, доделала ремонт у себя дома… Представив, что она в Москве и с деньгами, Ветка мысленно покупала духи, хорошую одежду, приятные и уютные бытовые мелочи в дом, новую технику. Определенно, дома было вовсе недурно – если исключить экологию и серых, бесцветных или безразличных людей, постоянно попадавшихся на пути.

Хотя, может, только лишь в этом и была злая магия Саурона – в том, что он набросил туманную пелену на ее глаза? И на глаза тех, кто ее окружал?..

Тот же Иваныч. Сварливый, торгующийся за каждые сто рублей при покупке сена или подкормок, до ужаса въедливый, в настоящей ситуации он стал… Ветка поймала себя на сравнении – почти гномом. Оказалось, он опытный солдат, понимает в оружии, Афганистан за плечами. А она не видела. Не знала. Не всматривалась.

А может, и не злая магия Саурона, а ее собственная незрячесть, нежелание видеть, привязываться, открываться.

Вывод оставался интересный – не так важно, где ты, как то, каков ты.

Ветка глубоко вздохнула.

Но сначала… сначала – Сумеречье. Никаких домыслов. Она обещала не отпускать его руки – и отпустила. Обещала не терять – и потеряла. Сначала – Сумеречье.

На кровати рядом возникло шевеление – но прежде, чем Ветка успела завизжать, спрыгнуть, сухо щелкнуло огниво, и Торин запалил трехрожковый золотой светильник у кровати. Ветка очумело оглядывалась – покои узбада. И тут же начала выползать с кровати.

Торин, хоть и находился на другом конце ложа, оказался полностью одет – в штанах, в синей рубахе, шитой по вороту. Сел и молча принялся обуваться.

Ветка была в платье, в том же, в котором уснула… или потеряла сознание… что же это…

Она неловко, резкими движениями попробовала разгладить ткань, но спохватилась и тоже обулась, отыскав в отблесках огня сапоги у кровати.

Встала, пытаясь поймать равновесие; Торин подошел сзади, набросил на ее плечи накидку, и мягко повел, не давая падать и ушибаться о мебель. Распахнул дверь, вывел ее в коридор мимо двух гномов-стражников, которые теперь круглосуточно находились при его покоях, и повел по галерее – к ее собственным комнатам. Ветка шла, ног под собой не чуя. Отчего-то было невыносимо стыдно и неловко, уши горели. А она еще так сладко потягивалась и причмокивала – кровать Торина была очень, очень хороша. И так глубоко, как тут, она не могла спать очень давно.

– Я думал, ты проспишь до утра, – наконец сказал Торин. – Погасил весь свет, чтобы тебе не мешать.

– А я сколько проспала? – пролепетала Ветка.

– До полудня.

– И ты оставался со мной?..

– Мне тоже иногда отдохнуть не повредит.

Галереи не были пусты… и, конечно, Ветка увидела и Дис, наблюдающую с одного из внутренних балконов.

– Приведешь себя в порядок, приходи в кузни. Я буду ковать твою бляху, чужеземка Ольва Льюэнь, и затем Балин впишет тебя в скрижали Эребора как мою подданную. Если ты не передумала, – слова Торина падали, как капли раскаленного металла. – Будешь считаться не человеком заокраины, а гномкой Эребора.

Узбад распахнул дверь Веткиных покоев, но сам не вошел.

– Торин, – сказала Ветка, чуть не плача, – прости ради Эру, но что снова случилось? Ты не хочешь войти? Я понимаю, я как последняя дура заснула у тебя на руках…

– Не заснула. Потеряла сознание. Потом чуть очнулась, и вот затем заснула, – педантично сказал Торин. – Я и не думал, что пережитое тобой настолько существенно. Заходить к тебе? Нет. Только если ты позовешь.

– Торин! Объясни! – Ветка топнула ногой. – Зайди, я прошу тебя, не стой в дверях! Мне так страшно!

Торин перешагнул порог так, словно тот горел, и осторожно притворил за собой дверь.

– Ты говорила во сне, Ольва Льюэнь. И говорила не со мной.

– Я вообще ни с кем не говорила, я спала! Я никогда не говорю во сне!

– Я слышал то, что слышал, – коротко вздохнул король-под-горой. – Я лишь буду надеяться, что тебя хоть где-то и когда-то ожидает счастье.

– Не скажешь, что же именно я пробормотала такого ужасного?

– Нет. Думаю, не нужно. Отдыхай, Ольва, переодевайся, я иду в кузни.

И Торин покинул ее комнату, довольно громко хлопнув дверью. Со стены сорвался канделябр, сделанный из оленьих рогов. Ветка схватила ни в чем не повинный осветительный прибор и со злостью запустила в самый дальний угол.

***

На столе девушка нашла завтрак, заботливо прикрытый тряпицей – гномы, даже те, которые не любили ее, очень трепетно относились к любой пище. Однако тут, подумалось Ветке, ощущалась скорее рука полурослика, чем Дис, от которой девушка в данный момент ждала таракана или порцию яда в молоке.

Переодеваясь и ополаскивая лицо, Ветка подвела итоги еще раз.

Считать Саурона не значимым на данный момент фактором. При этом постараться определить, где он и что делает. Отыскать третьего дракона. Если кто-то его убьет… вдруг это отправит ее назад? А это последний наличный гад, Гэндальф говорил – повывелись они в Средиземье. Беречь драконью жизнь? Поймать и посадить в клетку? Уехать от него как можно дальше?..