Текст книги "Люби СИ)"

Автор книги: Funny-bum

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

– Я не могу быть уверенным, – неохотно сказал эльф, – что мне подойдут поданные кушанья. Я в последнее время питался весьма… осторожно.

Девушка чуть было не накинулась на Владыку с объятиями, но тот перехватил ее руку – и, взяв Ветку за запястье, возложил ее предплечье на свое.

– Мы пойдем в зал вот так, вместе? – пролепетала Ветка.

– А ты думаешь, среди тех, кто присутствует в доме Барда, остались наивные, пребывающие в неведении? – спросил Трандуил. – Не вижу ни малейшего повода, чтобы вести себя чрезмерно стеснительно.

Ветка улыбнулась. Со словом, пожалуй, пока были проблемы, но тут хоть горшком назови.

Трандуил снова фыркнул, затем без труда восстановил мягкую неподвижность черт.

– Забавно, Ольва Льюэнь. Я смеюсь с тобой больше, чем, пожалуй, за всю последнюю сотню лет. А ведь ты для этого специально ничего не делаешь. Ты просто… есть.

Ветка оправила юбки, тронула пальцами бриллиант, волосы, выдохнула.

– Ну вот такая я, видимо, забавная. Мой… – нужное, много раз сказанное мысленно, выстраданное в боях с самой собой, слово не проскочило, все-таки оно было еще слишком большим и важным, слишком серьезным, – мой король.

Трандуил дернул плечом – немного разочаровано. Протянул руку, толкнул дверь.

Мэглин открыл дверь до конца, и встал в стороне.

И Ветка пошла – положив руку на предплечье повелителя лесных эльфов, едва доставая ему до плеча. Пошла, распрямив спину, и подняв подбородок.

Мажордом, которым Бард успел на досуге обзавестись, возгласил:

– Владыка Сумеречного Леса, повелитель лесных эльфов, король Трандуил, и его спутница Ольва Льюэнь!

«Его спутница? – мысленно хихикнула Ветка, – вот как оно называется по-средиземски». Но не улыбнулась, и всеми силами попробовала сложить покерфейс, забив на желание немедленного продолжительного и невоздержанного секса. Спутница так спутница, может звучать даже гордо!

Что получилось из попытки сочинить соответствующие Трандуилу осанку и выражение лица, Ветка смогла оценить меньше чем через полминуты. Даже Элронд медленно вставал со своего кресла, чуть нагнув голову на бок.

Поднялись все присутствующие, в том числе и Бард, королевское достоинство которого пока не укоренилось столь глубоко, как у лесного Владыки – а может, просто чтобы лучше видеть.

Синувирстивиэль и бледная, но вполне ожившая Тауриэль улыбнулись обе, синхронно – и Ветке понравились их улыбки.

Тенгель плеснул вина из бокала на пальцы, опомнился и поставил посуду на стол.

Пока эта пара пересекала огромный зал, где не слишком далеко от ярко пылающего камина был поставлен великолепно накрытый стол, казалось, что воздух вокруг них закручивается незримыми спиралями силы, невероятной силы, достигающей сердец.

Трандуил держался невозмутимо; на Веткином виске, если приглядеться, билась еле видная, тоненькая голубая жилка. «Покажи, на что ты способна».

Покажи.

Слуга, один из нескольких, прислуживающих за столом, засуетился, отодвинул два кресла в середине стола – напротив Барда и Синувирстивиэль. Ветка села, изящно полыхнув подолом и пожелав доброго здоровья всем создателям бесталанных ремейков мушкетеров, графов Монте-Кристо и прочей средневековой клюквы.

Присутствующие отмерли. Расселись.

За поздним ужином собралось не так уж много народа. Гэндальф улыбался и постукивал трубочкой о край стола, Элронд наливал вина, Тенгель никак не мог отвести взгляда от обнаженных Веткиных плеч. Возле Барда сидели Сигрид и Синувирстивиэль, а возле Элронда – Тауриэль, переодетая, видимо, в одно из нарядных платьев дочери короля Барда.

Ветка подумала, что на сей раз демографическая пропорция хотя бы похожа на нормальную, и улыбнулась.

И снова круг королей и знати. Волшебник, витязи, правители… А Тауриэль?.. Ах да, ведь лесная стражница теперь принцесса Эребора, супруга Кили!

Однако кого-то не хватало.

У дверей на страже стоял Мэглин, и рядом с ним один из рохиррим и стражник Барда.

Ветка повертела головой, и наконец увидела в затемненном углу возле камина Глорфиндейла.

Витязь был разоблачен от доспехов, и сидел поперек кресла, перекинув длинные ноги через один подлокотник, и гибко опираясь поясницей о другой. Возле него стоял столик с коллекцией вин, но под столиком толпилось целое воинство опустошенных бутылок, которые как раз пытался аккуратно, чтобы не звякнуло, повытаскивать в обширную корзину слуга. Золотые пряди роскошным потоком свисали назад. Судя по общей картине, воин последовательно нажирался в хлам, причем делал это весьма неравнодушно – салютовал камину, бурчал ругательства – и тогда в пламени явственно начинали плясать черные руны, встряхивал головой, словно стараясь отогнать тяжелые мысли – плескал златым водопадом волос, проводил ладонью по лбу, словом, возился. И пил.

Ветка невольно подумала, что, пожалуй, первый раз заметила, что уши у Глорфиндейла несколько длиннее и острее, чем у всех прочих виденных эльфов. Повернулась к Трандуилу – не надо ли вмешаться, но король только покачал головой.

Слуга наполнил бокалы.

– Ну что же, – сказал Бард, улыбаясь, – за чудеса, что мы все пережили на пустоши. За спасение… и за добрую дружбу, – и поднял свой кубок.

Выпили; Ветка ощутила, как она голодна – взгляд разбежался по тарелкам, соусникам, мискам и блюдам… и тут негромко заиграла музыка.

Ветка как сидела, так и остолбенела, и затем начала осторожно вертеться, не теряя осанки – увидела в дальнем углу троих музыкантов. Король Бард озаботился созданием ансамбля.

Есть расхотелось; приятная танцевальная музыка буквально кружила голову. Ветка так дико соскучилась по какому-либо ритмичному звучанию, что глотала вино, ежеминутно жадно оглядываясь на музыкантов, и едва слышно притопывая мягким сапогом. Она была согласна на любые мелодии, на любые музыкальные фразы. К желанию интимного характера прибавилось невероятное желание танцевать.

– Не будь такой нетерпеливой жадиной, – прошептал Трандуил, нагибаясь к ее уху, – всего и сразу, Ольва? Всего и сразу? Я обещаю тебе танец, но выдержим паузу…

И снова ривенделлец не мог оторвать взгляд от того, как именно Владыка леса нагнулся к округлому, открытому по причине коротких волос уху иноземки Ольвы Льюэнь… И было в этом шепоте, неслышном другим, так много, что лорд Элронд снова налил вина и устремил гневный взор на Глорфиндейла, уверенно порочащего достоинство витязя, и топящего свой недостаточно мощный выстрел в вине.

Бард мысленно смеялся…

С искрой в глазах повернулся к Синувирстивиэль. И накрыл ее руку своей.

Скулы целительницы порозовели, и она нагнула голову, соглашаясь – зиме конец, весна совсем близко.

========== Глава 25. Сорок оттенков коричневого ==========

Ужин шел своим чередом, но казалось, как будто все присутствующие, безмерно ценя общество друг друга, страстно желали разделиться, разойтись – и обрести в этот вечер нечто свое, бесценное для каждого. Размышления, опору, утешение, слова, чувства.

Тем не менее, единая сила держала пока всех вместе, противодействуя усталости. Длинный день нуждался в достойном завершении.

При первой же возможности Тенгель встал и пригласил танцевать Сигрид, которая покраснела, опустила голову, но пошла – и молодые люди украсили мягкими фигурами танца глубину и пустоту зала. Эорлинг, в шелковой стекающей с плеч рубахе, в высоких сапогах, был хорош; Сигрид невероятно юна и грациозна.

Ветка приглядывалась к движениям, стараясь запомнить; но Трандуил не торопился выполнять обещание, с неимоверной неспешностью и убийственным изяществом серебряной двузубой вилочкой доедая нечто вроде овощной нарезки. Девушка сдалась, и положила себе жаркого и салата, пытаясь отпустить напряжение чуть ниже пупка, которое почти исключало мысли о еде. Даже рискнула вспомнить дыхательное упражнение на расслабление и концентрацию, но помогло оно крайне мало. Ужин надо было просто вытерпеть. С достоинством.

Глорфиндейл затих, свернувшись в угловатый клубок, из которого торчали колени, сапоги и локти. Златой рыцарь, гроза драконов, умилительно напомнил Ветке длинного, драного рыжего дворового кота – уши многократно обгрызены, брюхо впалое, сверкающий хвост – в шкодную полоску, глаза горят сумасшедшим огнем выдумщика и бойца. Собственно, широко поставленные глаза витязя под разлетающимися, изогнутыми бровями сейчас были закрыты, что вовсе не означало, что он спит – вытянутая левая рука держала наполненный до краев бокал без дрожи, причем на вид так неудобно, что у Ветки от сопереживания даже локоть заныл.

От поста у двери отделился лаиквенди, и позвал танцевать Тауриэль. Ветка видела, что перед этим Трандуил обернулся к нему, хотя Мэглин не издал ни звука, и слегка кивнул. Тауриэль, бледная, хотя и немного успокоившаяся, с благодарностью встала… эльфы заскользили в потоке музыки.

Мэглин что-то зашептал девушке в острое ушко, выныривающее из огненных локонов, когда танец позволил ему приблизиться, и – о чудо – уже через два тура Тауриэль улыбалась. Улыбался и сам лаиквенди, бережно поддерживая стражницу, которую теперь следовало называть принцессой, хоть и не эльфийской.

Ветке показалось, что Мэглин избегал смотреть на нее, проскальзывая мягким изумрудным взглядом мимо.

Девушка тихо, едва заметно вздохнула.

Гэндальф затеял с Бардом длинный разговор на тему будущего урожая и неслыханно глубокого снега на пустоши. Бард поддерживал сельскохозяйственную тематику, от души веселясь – это было видно по блеску его глаз, и присматривая за гостями. И за часами.

Блистательный Элронд, единственный, оставшийся за столом в легких доспехах, предложил руку Синувирстивиэль.

Эта пара немедленно начала тихую беседу, тихую, но весьма оживленную, двигаясь в неспешном танце, в котором у двоих касались лишь кисти рук и иногда пересекались запястья.

– Есть правила, согласно которым мы живем, – говорил негромко Элронд, – которые не нарушались столетиями и тысячелетиями. Лаиквенди Тауриэль попыталась отдать себя гному, хотя у наших народов даже природа различна… и что мы видим? Трандуил… Галадриэль говорила, что не видит проклятия, и Глорфиндейл также не видит тьмы внутри Ольвы. Но и тех злых сил, что вьются вокруг нее снаружи, по мне, было бы достаточно для более осмотрительного поведения. Лучшая целительница Сумеречья перебралась к людям. О, миссия благородна и понятна мне, но… слишком много событий, и все они чем-то похожи, и все они одинаково странны! И такого не случалось очень давно, или же – никогда… мне кажется, пришла пора поставить все на свои места. Завтра я буду говорить с Трандуилом.

– Элронд, ты будешь указывать девам или Владыке, как поступать? – прохладно спросила Синувирстивиэль, текущая, словно вода, в голубом мерцающем платье. – Я не могу осудить или поддержать Тауриэль. Я пояснила свое решение Трандуилу, и он согласился. Если ты хочешь увидеть общее и опасное в том, что происходит – твое право, лорд. Однако я не испытываю ни сомнений, ни угрызений совести. Я безгранично рада, что могу иными глазами посмотреть на достойнейшего из мужей, победившего дракона, и быть рядом с ним в его трудах. После его кончины я вернусь в Сумеречье, оставив своих учениц, способных исцелять людей. А ты, лорд Последнего Домашнего Приюта… может, и тебе пришла пора посмотреть на некоторые вещи иначе?

– А если Бард позовет тебя замуж?

Виэль оглянулась в зал, остановив взор на короле Дейла. Бард, сильно изменившийся с того первого дня, когда она помогала раненому в Эреборе, жестикулировал, разъясняя волшебнику свои торговые и аграрные планы, и улыбался; короткие усы, небольшая борода, темные завитки волос.

– Я помню юного Орофера, Элронд. И множество потерь уже было в моей жизни. И никогда в нее ранее не приходила такая любовь. Ни один витязь не вставал для меня отдельно от других. Элронд, я пойду за человека, если он позовет, и, если дозволит мой король. Ты был женат, ты в любви обрел детей – и все они с тобой. Ты должен понимать меня. Что будет с Владыкой и урожденной смертной… что будет с Тауриэль и гномом, я не знаю. Но я бы не обобщала наши истории, лорд Элронд. Они отличаются уже теперь. Все три. Хотя я надеюсь, что смогут одинаково продолжиться… очень надеюсь.

Темноволосый эльф кивнул, и наклонился к руке Синувирстивиэль с поцелуем.

– Сумеречье осиротеет без тебя.

– Нет, Элронд. Без меня в Сумеречье поднимутся новые целительницы, и заблистают еще ярче, чем блистала я. Я это твердо знаю. Теперь им надо будет справляться самим – и это взрастит их, – твердо сказала Синувирстивиэль. – А я буду не так далеко. Люди тоже достойны света, знаний и помощи.

– Отчего ты защищаешь иноземку Ольву?

– А чем тебе она так не по нраву?

– Тем, что я помню супругу Трандуила, и ее последний путь, – с нажимом сказал Элронд.

– Как будто я не помню этого… все мы беспрестанно оборачиваемся назад, и видим потери, – прошептала Виэль, – а если смотрим вперед, видим Гавани и путь туда, откуда, словно ошпаренный, убегал Глорфиндейл, пользуясь невероятным расположением Мандоса. Видим Благие земли и вечную радость в кругу тех, кого потеряли… но что-то же заставляет нас дорожить каждым мигом в Средиземье… Элронд, я, пожалуй, не вправе говорить… но уже сейчас Ольва Льюэнь должна быть драгоценна нам всем.

– Он одумается, – с легким раздражением сказал Элронд, – Трандуил одумается, и ему будет больно, что он разменял свое сияние.

– Ты меня не слушаешь, – мягко сказала Виэль. – Загляни в себя, лорд Элронд, и возможно, ты обретешь ответ.

– Глорфиндейл уже говорил мне это.

– О, – Синувирстивиэль улыбнулась, – о… Глорфиндейл… ты помнишь его таким?.. – и кивнула в сторону кресла.

Элронд лишь покачал головой.

– Он бывал таким, но давно, чересчур давно. Я не уверен, стоило ли ему вспоминать эти манеры. Виэль, и ты готова избрать ту долю, которая ждет эльфийку рядом со смертным мужем?

– Я помню Орофера, Элронд, – с нажимом повторила целительница, которая выглядела едва вступившей в возраст женской зрелости. – Но я помню его в браке, в расцвете сил, счастливым отцом юного Трандуила – я помню его, и когда я увидела его на престоле впервые, я в единый миг избрала путь целительницы, удержавшись от опаснейшей стези безответности фэа. А сейчас – нет, я не буду сомневаться. Это чудо, лорд. Ты не согласен?

Виэль чуть кивнула, завершая танец – лорд Ривенделла церемонно поклонился в ответ, видимо, убежденный не до конца. Или же вовсе оставшийся при своем.

Целительница, разбередившая в себе далекое прошлое, отошла к окну, где стояла Тауриэль, разглядывавшая Дейл. Тенгель и Сигрид кружились неустанно; девушка разрумянилась и выглядела очаровательно.

Элронд отправился к камину, обсуждать состояние старой пашни возле Дейла и вероятность доброго урожая.

– Тауриэль…

– Да, целительница.

– Я подумала над тем, что случилось, – сказала Синувирстивиэль. – Я подумала, что, если бы ты осталась в Дейле, ты смогла бы временами и навещать лес, и видеться с твоим принцем.

– У нас не было времени поговорить, – прошептала Тауриэль. – Я только поняла, что жить в горе вместе с гномами я не смогу. Их стало там очень много. У них свои законы. У них все… чуждое. С людьми проще. Я жду Кили, чтобы еще раз… все обсудить. И я ощущаю, что предала лес, предала лесную стражу, еще тогда, когда ушла самовольно за гномами…

– Я помогу вам, чем смогу, – произнесла Виэль. – В том числе… Тауриэль… ты отдала свой первый цвет принцу, и не понесла.

– Мы вряд ли будем иметь детей, – улыбнулась стражница, – хотя Ольва и говорила об этом.

– Она… говорила? – прошептала Синувирстивиэль, изумившись.

– Да… она шутила, что будущее наших народов – только в смешении, и что раз Эру и Ауле устроили нас одинаково… ну… то этим нельзя пренебрегать, – застенчиво улыбнулась Тауриэль. Синувирстивиэль непроизвольно повернулась и посмотрела на Элронда. Покачала головой.

– Она говорила… что же, Тауриэль. Я полагаю, если ты и твой принц выразите желание обоюдно, я сумею подобрать для вас песни… и снадобья. Но я представить не могу, что из этого выйдет, – задумчиво сказала Виэль. – Тебе может прийтись очень трудно. Полуэльфов-полугномов никогда не случалось. С людьми – да, и даже про полуросликов ходят слухи, что есть у них семья, когда-то слившаяся с Перворожденными… так отчего бы…

– Ты знаешь, что ты даешь мне силы? – серьезно спросила Тауриэль. – Не надеяться на чудо, нет. Ты даешь мне силы потому, что такими словами поддерживаешь мой выбор – и мою любовь, сложную для всех… даже для меня и для Кили. Я думала, я сбегу из Эребора, и попрошу убежища у лорда Элронда, чтобы пресечь любые попытки видеться. Но теперь… теперь мне нравится Дейл. Виэль… – эльфийки нежно обнялись.

И через плечо Синувирстивиэль Тауриэль увидела, что Трандуил поднялся… и предлагает руку Ольве.

Так или иначе, именно их танца ждали все.

Даже Глорфиндейл открыл глаза и опрокинул, наконец, кубок, который держал так долго – глотнул залпом, как будто страдал от жажды и не опустошил только что треть личных запасов Барда.

Музыканты воспряли; к Виэль подошел Бард, к Тауриэль – Элронд. Мэглин уже стоял на своем посту у двери.

И снова присутствующие ощутили нечто, что растекалось по залу от взглядов, от соединения рук короля эльфов и иноземки. Ошибки быть не могло – эта сила существовала, и ее можно было пить, как пьют в жару прохладную воду родника, смакуя каждый глоток… Ольва едва заметно отставала – фигур танца она не знала, но было видно, что Владыка направляет ее самыми кончиками пальцев, не прикасаясь сильнее – так направляют хорошо выезженную лошадь, едва притрагиваясь к тончайшим шелковым поводьям. Девушка двигалась в своем удивительном непристойном платье, наполовину прикрыв глаза, и отдаваясь музыке так самозабвенно, что Элронд, в конце концов, смутился настолько, что переменил фигуру, и оказался спиной к происходящему, чтобы не видеть. Тауриэль же, наоборот, смотрела как на чудо, и губы ее были приоткрыты.

А Глорфиндейл просто не сводил взора.

Единственный танец.

– Благодарю за трапезу, – сказал Трандуил, когда музыка нехотя стихла, – я отправляюсь в покои.

Три короля раскланялись…

И повелитель лесных эльфов вышел, высоко удерживая на предплечье руку Ольвы.

Оставшиеся выдохнули – словно унесли светильник…

Отправился спать на сеновал, поближе к Светозару, волшебник. Оказалось, пора отдыхать и Сигрид, которая забрала к себе в спальню Тауриэль, подчиняясь тихой просьбе отца – не оставлять гостью одну с ее думами. Тенгель решил ночевать во дворце; слуги проводили в покои его и Элронда. Глорфиндейл громко сообщил потолку, что более удобного кресла ему давно не попадалось; Бард принял к сведению, что витязя лучше не тревожить перемещениями. Это казалось весьма разумным.

Король Дейла, достойно разместив гостей, негромко посмеивался:

– Возрожденный город неплохо начал, как ты думаешь, Синувирстивиэль? Три короля… и почти что бал. Бал надежд, сказал бы я…

– Достойный град достойного правителя, – тихо ответила она. – Ужин и бал, достойные королей.

– Целительница… каким ты видишь свое место тут, в Дейле?

– Я уже отвечала. Я буду возле тебя, король Бард… помогать, сколь смогу, в труде и заботах. Я возьму девочек в обучение, чтобы к середине человеческой жизни они постигли тайны врачевания. Йаванна дала нам множество целебных растений… и я не вижу дурного в том, чтобы передать ее секреты людям, хотя ранее и не думала о наставничестве.

– Это прекрасно, Виэль. Я рад каждому дню, который ты проведешь тут. Но…

Бард взял обе тонкие руки эльфийки в свои. Если от тех, двоих, идут такие силы – это следовало использовать и на разрушение еще одного ледяного бастиона.

Синувирстивиэль посмотрела на свои тонкие пальцы, лежащие в руках Барда.

– Виэль, городу нужна королева. Виэль… я мог бы говорить о союзе Леса и людей… но я скажу иначе. Мне нужна королева. Утром Трандуил будет расположен выслушать такую просьбу. Что скажешь ты?

Синувирстивиэль, которая в беседе с Элрондом была куда как более уверена в своем выборе и решительна, смутилась; скулы и кончики заостренных ушей ее порозовели.

Не зная, куда спрятать лицо, она спрятала его на груди Барда, в шитье его кафтана. Руки мужчины легли на тонкие плечи эльфийки.

Мэглин неслышной тенью прошел до дверей покоев Трандуила, следуя за прекрасной парой, и встал на страже; но уже через минуту его сменил отдохнувший Лантир. Черноволосый нолдо сжал плечо лесного эльфа, и покачал головой – иди. Эта ночь не твоя.

***

Ветка подумала, что должна бы помнить о приличиях, в которые ее, как неразумного котенка, все тыкают и тыкают носом – например, она хоть и присела в прощальном реверансе, но ушла с Трандуилом молча, на глазах у всех, и даже не попытавшись изобразить, что идет в свою комнату.

Но думать о приличиях не хотелось – хотелось свободы, дикой, ничем не ограниченной, а потому – завтра, все завтра. Семь бед, один ответ, как говорят русичи.

И едва закрылись двустворчатые двери покоев, предложенных королю Сумеречного леса, Ветка, резко повернувшись к Трандуилу, замерла. Все попытки быть если не величественной, то хотя бы сдержанной, провалились; девушка тяжело дышала, готовая броситься на шею эльфу.

А вот король словно обрел за время ужина большее спокойствие. Отступил на расстояние вытянутых рук, продолжая удерживать самые кончики Веткиных пальцев… и рассматривал ее, с обычным выражением отчужденности и замкнутости. Но Ветка знала теперь больше – и смотрела не на резные черты лица, а в глубину глаз, где на дне голубого сияния плескались золотые капли. Теплые, страстные капли… желания. Да. Точно.

Хочет рассмотреть?

Ветка коротко вздохнула, облизала губы, и отняла руку – бросила пальцы поверх юбок, чуть отставив локти, вызывая в памяти образы тонких, изящных дрезденских фарфоровых статуэток принцесс и красавиц. Подняла подбородок, развернула плечи так, чтобы вдоль спины углубилась ложбинка, скрывая бусинки позвоночника, даже чуть приподнялась на цыпочках, и замерла. Ну вот, пожалуйста.

Уши не проколоты, колец и браслетов тоже нет – единственный бриллиант, дар Железных холмов, нестерпимо пылает возле ключиц. И коричневое платье, переливающееся сорока оттенками золота и тепла.

Король эльфов медленно пошел вокруг. Ветка старалась не поворачиваться за ним, только чуть наклонила голову набок. Голодная диета, да и вообще неспокойный режим последнего времени позволяли ей испытывать полнейшую уверенность в четкости линий подбородка.

– Я не думал… – начал Трандуил, и замолчал. Ветка улыбнулась.

Король шагнул к ней сзади – стоять, не поворачиваться. Не дергаться, замереть.

Ветка услышала шуршание замши, и поняла, что Трандуил снял куртку – и все равно не повернулась, хотя сердце стучало разом в горле и в паху.

Затем к ее спине прикоснулись сильные пальцы – платье сдерживал ряд золотых пуговичек, от декольте и до копчика, туго утягивавших лиф. Шнуровки или корсета тут не было. Зверски неудобных, мелких пуговичек, застегнуть или расстегнуть которые самостоятельно не было никакой возможности.

Их было двадцать пять.

Ветка считала каждую, когда очередную расстегивали пальцы короля эльфов… считала, произнося число губами, еле слышно, уже почти теряя сознание, уже почти ничего не соображая. Только распустила узел пояска с эреборской бляхой.

Просто пуговицы. Просто одежда.

Просто буквы, из которых складываются слова…

Просто слова, из которых складываются судьбы.

Платье упало волной к ногам; Ветка повернулась. И снова эльф удержал ее в полушаге, рассматривая наготу в свете свечей. О, свечи – живой огонь всегда добр к человеку…

Как воспринимал король эльфов то, что видел, можно было догадаться. Губы его приоткрылись, а щеки едва заметно порозовели.

Он коснулся кончиками пальцев коротких, растрепанных завитков волос, щек, бриллианта на шее, губ, сосков, плоского живота. Произнес несколько слов на эльфийском наречии… и легко рассмеялся.

– Ольва, ты не знаешь синдарина… я буду говорить тебе, а ты даже не поймешь, что именно, если я не переведу…

Ветка улыбнулась.

– Я отлично все понимаю…

Трандуил подхватил девушку на руки, и коротко прокружив по комнате, посадил на кровать. Стянул сапожки, бросил – Ветка поняла, что можно оживать. Нужно оживать. Сеанс привыкания завершен.

– Трандуил…

– Ольва…

========== Глава 26. Вместе ==========

Ветка бросилась к своему эльфу, и прижалась, считая, что она в проигрыше. Она была обнажена, она позировала – а он, он все еще оставался в тонкой сорочке, в штанах, скрывая свои ослепительные плечи, плоский живот с изящным неглубоким пупком, длинные ноги всадника. Потянулась наверх, и король подхватил ее сильными руками под ягодицы, приподнял.

На его лице сменялись выражения, как отблески солнца на поверхности бегущей воды – вот короткая улыбка, как будто он не верит сам себе; вот губы полуоткрыты, в голубых глазах изумление; вот снова улыбка – и снова страсть, и на дне голубых глаз пылает расплавленное золото.

Интересно, а в ее глазах так же пляшет небесная синь, отражая его благородство?..

– Именно… – шепот в самое ухо, – именно… я вижу себя в твоих глазах так же, как ты себя – в моих…

Нет, больше никаких слов; Ветка бережно обняла лицо Трандуила пальцами и прильнула в поцелуе. Ей казалось, она никогда не напьется. Ей казалось, она никогда не надышится.

Трандуил разрывался между желанием немедленно войти в ее тело – и желанием насладиться ожиданием. Он стискивал ягодицы Ветки, покачивая ее, прижимая к себе, отвечал на поцелуй; и наконец, выбрал, бережно посадил девушку на ложе. Потянул со своих плеч сорочку…

Ветка вскочила на ложе на ноги – и бросилась помогать. Ей так нравилась эта тонкая ткань, расшитая изящными позументами у ворота, у манжет; ей так нравилось, как шелк скользит, открывая, облизывая торс и широкие плечи Владыки. Ей нравилось; и ей нравилось раздевать этого мужчину. И ничто не останавливало, ничто не являлось препятствием желанию, ничто.

И сейчас здесь не было Владыки; Ветка это отчего-то ощущала особенно остро. Были двое, для которых остановилось время. Вселенная замкнулась стенами комнаты, очерченным кругом света трех чуть вздрагивающих восковых свечей, источавших еле заметный запах меда и лета. Пусть эта комната была в чужом городе, в чужом дворце; но она была их.

Все было можно. Любые границы отодвинулись, а разрешение, внутреннее приближение друг к другу стало таким, что превратилось в слияние душ.

Венец на челе лесного короля после возни с одеждой сбился; Ветка бросила сорочку, сняла светлое украшение совсем, и, стоя на кровати, разгладила серебряные пряди, пропуская их между пальцев. Трандуил, оставаясь на полу, обнял ее за бедра, прижавшись лицом, поцелуем к коже между грудей, и ниже – к животу. Повернул голову и выдохнул, и его низкий голос немного дрожал:

– Так что же я сказал? Что?..

– Что-то о том, что ты чувствуешь, – прошептала Ветка. – Не обо мне, о себе, что-то вроде того, что тебе хорошо, но непривычно…

Владыка вскинул сияющие глаза, чуть улыбнулся. Ветка шепнула:

– Не переведешь?..

– Нет… ты поняла достаточно…

– Тогда…

Девушка спрыгнула с кровати и толкнула эльфа в грудь. Трандуил послушался и упал на спину на ложе, растянулся, раскинув руки. Ветка, хмыкнув, провела руками по его ноге – от паха до сапога. Король изогнулся, как от щекотки, подбирая живот, напрягая спину; закусив губу, резко повернув голову – но не мешал. Серебряные волосы засыпали его лицо и ключицы.

Ветка стянула один сапог… так же медленно – другой. И попробовала без спешки приступить к штанам короля. Скомкала движения, заторопилась; желание ударило резко, на плавность и адекватную борьбу с завязками не хватило терпения.

Трандуил помог, сбросил одежду, улыбнувшись; затем перекатился – растянулся уже не поперек, а вдоль ложа на спине, Ветка бросилась ему на грудь.

Легла, целуя, проводя пальцами по лицу; иногда говорила какие-то слова, которые нельзя было не сказать – мой, ты прекрасен, о Владыка, я счастлива, валар, валар. Обхватила голову короля двумя руками, прижала к груди, к нежному промежутку между холмиками; а эльф гладил пальцами ее спину, ее шею, ягодицы, и уже торопил, нажимая на бедра, спуская ее к себе, намекая на жаждущую мужскую плоть.

Ветка подалась, двинулась, последними прикосновениями лаская лицо – надо же, левая щека словно немая, она отвечает на нежность намного слабее, ему приятнее прикосновения и поцелуи справа… Трандуил широко раскрыл глаза, словно в очередной раз поразившись чему-то; плеснула невозможная голубизна. Ветка, упершись руками в грудь короля, отдала бедра во власть его рук, выпрямилась – и он медленно, медленно вошел снизу, чуть помогая пальцами, опуская девушку на себя.

Рваные, угловатые кусочки счастья, которые они уже успели кинуть друг другу на пустоши, и здесь, в Дейле, едва дождавшись возможности соприкоснуться, едва приблизившись, сменились осознанностью и доверием. Ветка снова выпрямилась – день такой, держать спинку, а еще – смотреть и показывать; и упруго подстроилась к движениям мужчины, бережным, глубоким толчкам. Расслабиться полностью, будучи всадницей, не получалось; но ощущения были еще ярче, еще более умопомрачительными – Ветка видела, что полностью отдался он, не сводя взора с места слияния их плоти, вздыхал полуоткрытым ртом в такт движениям, затенив голубые сияющие глаза черными ресницами. Она жила его взглядом, даже не представляя себе, что для короля эльфов может означать это соединение, это место соприкосновения двух миров, этот невозможный союз хроа.

Его руки, плечи; его мраморное тело сияло и билось могучим пульсом – вот, вот здесь, на этом ложе, в отблесках золотых свечей.

И она помогала ему ожить. Она!

Ее ресницы снова были мокрыми.

Ветка и сама не поняла, как такое случилось – она не была готова, ей было мало, еще слишком рано, но она закричала, закричала во весь голос, и выгнулась назад – так, что ее грудь обратилась вверх, а волосы, будь они длинными, упали бы на колени Трандуила. За талию ее подхватили сильные руки, не дав окончательно потеряться; а Ветка пульсировала, билась, сжимая его внутри, все сильнее, сильнее, и ей показалось, что ее король тоже вскрикнул. Нет, нет, не показалось, она слышала его голос, слышала…

Ветка уже отличила эти ощущения от прочих – когда внутри ее естества мужчина взрывается влажным огнем, в котором сосредоточена жизнь… и упала на грудь Трандуила, всхлипывая и хныкая от счастья. Его кожа осталась сухой и бархатистой, лишь на лбу выступило немного испарины, а вот сама Ветка была влажной, но настолько горячей, что быстро сохла – и все же, в мире без дезодорантов это был пот, естественный для живого тела.

В уединенную комнату?.. Наверное, но не сейчас. Сейчас – поцелуи. Сейчас невозможно оторваться. Невозможно разорвать прикосновение.