Текст книги "Не осуждайте нас (СИ)"

Автор книги: fuckingartist

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

========== Глава 25 “Человек, который заставляет меня быть на шаг впереди”. ==========

Если мы перестанем делать глупости, значит, мы состарились.

Эрих Мария Ремарк, “Триумфальная арка”

– Фотография? – удивленно спросила учительница.

– Да.

Уроки уже кончились, и я все-таки решилась отдать классной руководительнице листок, где в графе «будущей профессии» я скромно написала «фотограф».

– Софи, милая, ты уже в десятом классе. Следовало бы немного реальней смотреть на мир. – Она поправила очки на переносице и подняла на меня свои глаза.

Я только и могла, что стоять над ней и переминаться с ноги на ногу, не понимая причину такого возмущения.

– Я не понимаю, что не так.

– Ну, хорошо, ладно, где ты собралась учиться фотографии?

– Я пока не думала об этом.

– А работать? Работать ты где собралась?

– Нигде, я буду работать сама на себя. Принимать заказы, устраивать выставки.

– Заказы? Выставки? О, господи… – Она закатила глаза. – Ты хоть понимаешь, что вас, таких вот – желающих, тысячи, а добьются чего-нибудь, дай бог, два-три человека.

Я правда не понимала, я стояла с округленными глазами, вглядываясь в написанное мною в бланке слово. Что в нем такого странного? Разве Я не должна была написать, то чем я искренне хочу заниматься, то что сделало бы меня счастливой? Разве я не должна написать правду, несмотря на любые «но».

– Давай так, – учительница встала со своего места и достала из старого шкафа какую-то занюханную книгу. – Напишем пока, что ты хочешь стать искусствоведом. Профессия тоже творческая, глядишь, может, и понравится. И институт в Москве найти несложно, а спрос какой! – она отдала мне книгу советских времен, где большими буквами было написано «Искусствовед».

– Но я не хочу быть искусствоведом. Я фотографом буду. – Мои слова начинали казаться мне жутко наивными, но я ничего не могла с собой поделать.

– Я пока бланк твой директору отправлять не буду, подумай еще, с родителями поговори. Софи, взрослой пора становиться. Пощелкать всегда успеешь, а зарабатывать на жизнь как будешь?

Василиса Михайловна говорила с добротой. Она была хорошей женщиной, которую я знала не первый год. Она и вправду беспокоилась о моем будущем и, наверное, просто хотела сделать по максимуму много для каждого ученика. Но сейчас мы были словно с разных планет, и на моей определенно меньше людей.

– Эм… Хорошо, спасибо, до свидания.

– До завтра, Софи.

Я вышла из кабинета и направилась к раздевалке.

Войдя в маленькое темное затхлое помещение, я с трудом отыскала свое пальто и неловко обулась в сапоги. В голове был какой-то странный шум, чувство сожаления и непонятное жжение в груди. Как будто что-то дорогое мне только что втоптали в землю, оклеветали и обидели.

Я вышла из школы. На улице было холодно. Снег медленно падал с неба, накрывая город хоть какой-то приятной чистотой. Знаю, стоит ему перестать идти, как сотни машин сваляют его с грязью, заставят медленно таять, превращая тротуары в одну сплошную слякоть без конца. Но пока он тут, мне не хотелось прятаться по углам автобусов и маршрутных такси.

Рука как-то сама потянулась в карман за мобильным телефоном. Он звонил мне уже пару раз на прошлой неделе, и сейчас мне хотелось отплатить ему тем же. Теперь не было страшно, осталось лишь желание услышать его голос, сказать «привет». Казалось, что должно произойти какое-то чудо, если, идя по одиноким улицам, осыпаемых хлопьями снега, я буду говорить с Жаком.

– Да? – спросил мужественный голос, как только гудки прекратились.

– Привет… – тихонько сказала я, будто мне не было дозволено с ним говорить.

– Софи? Привет, что-то случилось? – его голос был слегка равнодушным, будто он чем-то занят.

– Нет-нет, все хорошо. Я тебя не отвлекаю?

– Нет, я просто перебираю завалявшиеся снимки. Один журнал хочет сделать интервью со мной, и потому им нужным мои ранние работы.

– Ранние?

– Да, когда я только начал.

– Сколько тебе тогда было?

– Хм… Кажется, я был чуть старше тебя. Тогда же я решил, что уеду в Россию.

– И чем тебе тут понравилось… – я тяжело вздохнула, вспоминая, как часто я мечтала уехать отсюда.

– Не знаю. Я просто захотел. Это было абсолютно детское, необдуманное решение. Но я точно знал, что должен это сделать.

– Хах, наверное, твои родители тебя чуть не убили? – я улыбнулась, думая о том, каким в детстве мог быть Жак.

– Да, было и такое, но какой смысл вообще жить, если ты уже в шестнадцать думаешь о каких-то там ограничениях, запрещая самому себя заниматься, чем хочется и где хочется.

– Как тебе это удается?

– Что именно?

– Поднимать именно те вопросы, которые в данный момент вызывают у меня больше всего беспокойства.

Я остановилась у какого-то черного железного забора, и устав идти, прижалась к нему спиной, неловко переминая свежий снег под ногами.

– Наверное, я чувствую. – Мне показалось, что Жак на той стороне улыбнулся, как он всегда это делает. – Значит, что-то все-таки случилось?

– Мелочь, но… Моя учительница не захотела принимать бланк, где я изъявила свое желание быть фотографом. Мол, глупости, детскости и прочее…

– Софи, милая, в этом мире будут десятки людей, которые будут пытаться сбить тебя с пути. Большинство из них просто трусы, в свое время совершившие какую-то ошибку. Безусловно, и для них есть шанс красиво прожить эту жизнь, но задумайся, как часто они говорят себе: «А ведь все могло быть по-другому».

Его голос, он был серьезным. Настолько уверенным и сильным, будто сказанные мне слова были плодами долгих размышлений. Они сделали меня чуть более уверенной, я просто смогла улыбнуться и вычеркнуть из головы то, что говорила мне учительница. Сердце забилось сильнее в предвкушении жизни, о которой не буду жалеть, я двинулась вперед по улицам широким уверенным шагом.

– Могу я к тебе зайти сейчас? – едва сдерживая счастливый смех, спросила я.

– Почему бы и нет.

– Хорошо, скоро буду. Ставь чайник.

– Обязательно, принцесса.

Я нажала отбой и почти вприпрыжку побежала в сторону его дома. Он придавал мне уверенности, глядя на его лицо, слыша его слова, я понимала, что в мире все возможно. Ведь когда-то я и представить не могла о поцелуях с ним, а теперь не могу представить свою жизнь без них. Он был моим вдохновением, моим поводом быть на шаг впереди остальных.

========== Глава 26 “Ты из тех самых девушек…” ==========

– С какой стати человеку делать то, что его пугает?

– Потому что это единственный способ вырасти как личность

М. Кэбот, “Принцесса Миа”

«Через пять дней Новый Год», – думала я, стоя перед зеркалом в прихожей. На мне был красный свитер крупной вязки, через который слегка просвечивалось мое тело. Никогда не надевала его на улицу, но Жак должен был прийти с минуту на минуту, и отчего-то хотелось быть очень красивой перед ним.

Разворот. Я покрутилась перед зеркалом еще раз и довольно улыбнулась, представляя, как через несколько минут в эти самые двери войдет он. Мне казалось, будто я знаю, какое выражение лица у него будет, и что он скажет, но каждый раз он удивлял меня по-новому, словно ему хотелось меня смутить, или я сама была не против этого…

В дверь позвонили. Я вздохнула и попыталась скрыть счастливое выражение лица. «Пусть думает, что я не жду, будто мне и вовсе все равно». Но стоило мне открыть, как все мои надежды рухнули.

Он стоял, оперевшись на белую стену плечом в ожидании, когда же ему откроют дверь. Глаза его были устремлены в телефон и на склоненное лицо лениво спадали густые черные волосы.

– Кхм-кхм.

Он оторвался от мобильника и сунул его в карман джинс. Не сказав ни слова, он прошел в квартиру и закрыл за собой дверь. Я же просто наблюдала за тем, как он кладет сумку на пол, как тяжело дышит после прогулки по морозу, как его глаза изучают меня, прожигая насквозь, заставляя смущаться еще больше.

Он сделал шаг навстречу мне, и я уже могла почувствовать на своей коже легкий холодок, исходивший от его пальто, рук, лица, усыпанных снежинками волос.

– Ты такая красивая. – Его пальцы скользнули по моей щеке, а на губах расцвела нежная улыбка.

Мне сразу захотелось прижаться к нему со всей силы и смеяться, как глупый младенец, но единственное, что я могла позволить себе, это кроткое прикосновение рук к его одежде.

Жак спустил руки на мою талию. И не смотря на то, что они были до ужаса холодными, и свитер передавал это легкий мороз, прикосновение показалось до ужаса горячим… нет, не горячим, скорее теплым. Нежным, целомудренным, ласковым.

Мы смотрели друг другу в глаза. Он, склонив голову, а я наоборот закинув ее вверх. В тот момент я думала, что, несмотря на то, что у нас так много извечных проблем, несмотря на разницу в возрасте, на наши ссоры, я самый счастливый человек на планете. И никому не будет так же приятно от простого касания, как это было приятно мне.

Его лицо приблизилось ко мне, и я смогла ощутить горячее дыхание на кончиках губ. Жак прикрыл свои глаза и нежно прикоснулся ко мне носом. Я и сама прикрыла веки, наслаждаясь такой близостью и неосознанно начала искать его губы. Он прижал меня еще крепче к себе, и я смогла почувствовать тающие снежинки, спавшие с его одежды на кожу моих рук. Он поддразнивал лишь слегка касаясь моих губ своими, я слышала, как он тихо усмехается моей реакции в виде дрожащих от желания рук на его одежде.

Сжалившись, он все-таки поцеловал меня. Так легко и тихо, что я сперва не смогла ощутить ничего кроме его холодных губ. Но движения становились все более быстрыми, а объятия крепкими. Поцелуй превращался в глубокий танец, в котором губы Жака непременно пытались как можно шире раскрыть мои. Я лишь смущенно пыталась то отвести голову, то сомкнуть от странных ощущений губы.

– Софи, я настолько тебя пугаю? – одна его рука накрыла мою щеку, отчего я тут же открыла изумленные глаза. На меня смотрел слегка усмехающийся Жак.

– Нн-нет… – Пробубнила я, отводя от него взгляд. – Просто, я смутилась, не знаю, что делать и… такое ощущение, что еще немного, и я потеряю сознание. – Мои щеки налились красным цветом от собственной откровенности.

– И как ты прикажешь мне реагировать на твои слова? – мы соприкоснулись лбами, и по лицу Жака скользнула счастливая улыбка. – Хах, мне будет лестно, если ты от простых поцелуев начнешь терять сознание.

Он снова примкнул ко мне губами, но в этот раз с большей резкостью, так что я больше не смогла сопротивляться. Мои губы податливо раскрылись, и я смогла почувствовать его горячие дыхание на своих зубах. Я неловко повторяла его движения языком, и смущалась каждый раз, когда они случайно соприкасались. Кожа на моем лице становилась все более горячей, а руки, которые обнимали меня в тот момент, медленно начали спускаться еще ниже.

– Жак… – Тихо, всхлипывая, прошептала я.

Его пальцы скользнули под мой свитер, и, не прекращая поцелуя, Жак медленно стал водить ими у основания моей спины. Я выгибалась дугой каждый раз, когда его рука поднималась чуть выше , оставляя на коже горячие следы. Сердце, казалось, уже никогда не сможет биться так медленно и тихо, как раньше.

Я жадно глотнула воздух, когда его губы в очередной раз слегка подотпустили меня. Сбивчивое дыхание начинало напоминать стон, от приятного ощущения горячих больших рук Жака на моей спине. Я еще сильнее прижималась к нему всем телом – грудью, животом, бедрами…

– Софи, ты что, не дышишь во время поцелуя? – он удивленно вскинул брови. – И не жмись ко мне так сильно. – Его руки вернулись ко мне на талию и слегка отодвинули меня от его тела.

– Почему?

– Потому что. – Он снова улыбнулся и потрепал меня по светлым волосам.

Мы разомкнули наши объятия, и Жак начал снимать пальто, которое успело уже оттаять. Я нервно отдергивала свитер, чувствуя прошедший на губах поцелуй.

– Может, чаю? – спросила я, смущенно улыбаясь.

– Нет, вообще-то, я хотел посмотреть твою комнату, если позволишь.

– Мою комнату, но зачем? – я удивленно уставилась на Жака.

– Я помню ее еще заваленной игрушками так, что ступить некуда было.

– Так и быть, проходи.

Я театрально почти впрыгнула в свою комнату, которая находилась ближе всех к входной двери и почти всегда была незапертой. Жак медленно, будто ему было неловко, переступил порог и оказался в ней.

Было странно на него смотреть. Высокий мужчина в моей комнате. С интересом оглядывается и улыбается самому себе. Его пальцы провели по спинке моей кровати и рабочему столу в углу. Пол уже не был усыпан куклами и машинками, а на полке лежали лишь ручки и всяческие книги.

– Фотографии? Ты повесила их в рамках? – изумленно спросил он, вглядываясь в галерею над моей кроватью.

– Да, просто это те, что мне больше всего нравятся, и когда я на них смотрю, у меня появляется вдохновение.

– Правда? – он перевел на меня взгляд.

– Да… А тебя что вдохновляет?

– Хм… Хороший вопрос. Не знаю, мне нравится хорошая музыка, книги… девушки. – Я заметила, как по его лицу скользнула самодовольная улыбка.

– И какие тебе нравятся? – я присела на кровать и неотрывно продолжала смотреть на его лицо, даже если он был увлечен чем-то другим.

– Книги?

– Девушки…

– Для тебя не станет новостью, что мужчинам нравятся красивые женщины. Однако помимо внешней привлекательности есть кое-что еще, что сводит меня с ума.

– И что же? – я боялась услышать что-то такое, чего была лишена.

– Возвышенность. Я не говорю о гордыне или высокомерии. Я говорю о желаниях, целях и стремлениях. Больше всего меня раздражают люди приземистые, с этаким гвоздем в голове. Они строят вокруг себя границы, будучи умными и талантливыми. Они губят себя и свою жизнь, просто считая что-то невозможным. – Я на секунду замолчала от его слов, не зная что сказать, не имея слов на эту тему.

– Ты говоришь не о девушках, а о людях… о людях в целом.

– Я не могу спать с женщиной, которая раздражает меня, как человек.

– А я?

– Что ты?

– Я… У меня есть эти гвозди в голове? – мне было как-то неловко спрашивать такое, будто я пытаюсь утвердиться в его симпатии.

– Хм… – Жак оторвался от фотографий и сел рядом со мной на кровать. – Ты удивилась, когда учительница назвала твой выбор необдуманным?

– Да…

– Тебе и в голову не могло прийти, что фотография дело неприбыльное, или то, что твоя цель сложна для исполнения?

– Да, мне просто нравится этим заниматься, вот и все.

– Вот и все. Этого достаточно. – Он приблизил мою голову к себе и легонько поцеловал меня в самую макушку, тяжело при этом вздыхая.

Мы замерли в таком положении буквально на одну минуту, не думая ни о чем другом.

– А зачем ты хотел поговорить сегодня с моей мамой? – спросила я и посмотрела на Жака.

– Точно… Я и забыл, что пришел сюда для разговора с твоими родителями. – Он коварно улыбнулся, и я тут же вспомнила наш поцелуй. – Тридцать первого декабря у меня намечается фотосессия за городом. Там соберется большая команда, настоящие профессионалы, думаю, тебе будет интересно посмотреть. Вечером я бы отвез тебя обратно домой.

Мое сердце забилось чаще. Канун Нового Года, загород, Жак, я, фотосессия. Глаза налились счастливым блеском, и думать о чем-то другом я больше попросту не могла. С той секунды я начала молиться лишь об одном: «Надеюсь, мама с папой будут не против».

========== Глава 27 “Нет хуже пытки, чем…” ==========

После вечера многочасовых уговоров мама с папой все-таки согласились. Безусловно, они потребовали красочный фотоотчет того дня, что я ждала с таким невыносимо сладким предвкушением.

Счастливая и сгорающая от нетерпения, я с самого утра поехала на одну небольшую улочку близ центра, чтобы найти там новогодний подарок для Жака. Мне хотелось подарить ему что-то особенное. Что-то красивое, но несущее при этом какой-то смысл. Подарок должен был быть глубоким, как и сам Жак.

Выйдя из дверей одного антикварного магазинчика, я тут же забежала в другой. Помещение было маленьким и загроможденным кучей странных предметов. Высокие полки с бесконечными компасами, потертыми глобусами и игрушками, принадлежавшими когда-то обыкновенным детям. Я с замиранием сердца ходила от одного предмета к другому, проводя кончиками пальцев по обширным пыльным доскам и оставляя на них едва видные следы.

– Ищите что-то конкретное? – из-под прилавка вылез пожилой мужчина в круглых очках и с седыми, почти белыми, волосами.

– А… Нет, подыскиваю подарок. – Я бросила на хозяина магазина удивленный взгляд.

– Подарок? Что ж… – он задумчиво почесал подбородок. – Для кого, если не секрет?

– Для друга. – Я тут же отвела глаза, возвращаясь к какой-то симпатичной безделушке на нижней полке.

– Для друга ли? – дедушка проворно усмехнулся и, выйдя из-за прилавка, подошел чуть ближе ко мне.

– Для особенного друга. – Уточнила я, продолжая гладить каштановые косы симпатичной куклы с потертым носом.

– Очень хорошо. Как мало сейчас людей, которые ищут подарки особенным людям в таких местах. – Он тяжело вздохнул. – Девушки твоего возраста все больше стремятся потратить баснословные суммы на кофты, часы и какие-то другие бесполезные безделушки для своих любимых. Им кажется, будто ценность подарка в его цене.

– Их можно понять. Но Ему нельзя подарить просто часы или просто кофту.

– Он настолько особенный? – дедушка взглянул на меня и тепло улыбнулся.

– Да. Он может показаться очень уверенным в себе, сильным, безупречном во многом, но… Он все время какой-то грустный, я чувствую, что ему одиноко. Все время одиноко. И нет на этой земле ни одного человека, который мог бы утолить его одиночество. И мне этим человеком никогда не стать. – Я говорила так, словно мы с этим дедушкой давно знакомы, без стеснения, откровенно, ничего не утаивая.

– Хм… Большое видится на расстоянии.

– Что вы имеете ввиду? – я оторвала свой взгляд от печальной куклы и перевела его на пожилого хозяина магазина, который, в свою очередь, присел на корточки рядом со мной, разглядывая все ту же игрушку.

– Я хочу сказать, что истин бесконечно много. И то, что является правдой для тебя, может стать самым настоящим кошмаром для него.

Я не смогла ничего ответить. Я боялась слов, вроде этих. Они внушают тебе надежду, дают возможность помечтать, и, в конце концов, вынуждают жестоко лгать самому себе. Мне этого не надо было. Правда всегда лучше. Пусть горькая, но за последние месяцы я научилась ценить то, что имею, не оборачиваясь на то, чего мне в действительности хотелось бы.

– А знаешь, я думаю, у меня есть кое-что подходящее для твоего человека. – Дедушка торжественно поднял палец вверх и вновь скрылся под прилавком, шибурша там чем-то. – Вот!

Он поднялся с бревенчатого пола, держа в руках странную черную коробку и попутно отряхивая с себя сгустки серой пыли. Я поднялась и подошла к продавцу, не без любопытства поглядывая на странный предмет в его руке.

– Что это? – Спросила я.

– Это шкатулка. Красивая, правда?

Он протянул мне небольших размеров деревянную шкатулку, покрытую новым блестящим темно-коричневым лаком. На месте, где она открывается, была красивая железная кройка с почти новой отделкой и необычными узорами. Однако, стоило мне ее открыть, как я сразу поняла, что имел в виду дедушка под словом «подходящее».

Шкатулка тихо скрипнула, и внутри нее зазвучали звуки красивой, но очень грустной мелодии, сопровождаемой едва слышным редким скрежетом механизма, словно ему было много десятков лет.

Бахрома, где стоял тот самый маленький серый аппаратик, издающий звуки и заводящийся вручную, была покрыта пылью, через которую едва-едва виднелся красный цвет.

Музыка продолжала литься, и мне начинало казаться, будто я слышу ее не в первый и не во второй раз. Знаете, бывают такие мелодии, которые кажутся грустными, но в них и есть вся жизнь. От рождения, до любви и смерти. Грусть, наполненная радостью и счастьем, воспоминаниями и мечтами. Казалось, будто она рассказывают историю жизни одного человека. Прошлое, наполненное яркими красками, которое уже сейчас навевает дикую грусть, словно этого человека, который когда-то был счастлив, уже и вовсе нет.

– Она прекрасна. – Тихо прошептала я, крепко держа шкатулку в своих ладонях.

– Ему понравится?

– Да… Я уверена.

***

Я стояла на автобусной остановке с большими сумками наперевес, дожидаясь хоть какого-нибудь транспорта. Дело близилось к вечеру, и в ногах чувствовалась сильная усталость. Мои мысли витали где-то далеко, исполняя внутри себя аккомпанемент в виде той самой мелодии.

– Ах, простите. – Сказала девушка, случайно задев меня плечом. Ее голос показался мне знакомым.

Я обернулась и, к своему удивлению, увидела Кристину. Ту самую Кристину – модель, к которой так требователен был Жак. Она была все такой же стройной и высокой. На лице ее играла сияющая улыбка, красиво сливающаяся с белоснежным цветом кожи.

– Кристина? – удостоверилась я.

– Постой, ты Софи, верно? – она улыбнулась еще шире и развернулась ко мне всем телом.

– Да, не ожидала тебя увидеть. Как работа?

– Ты о работе модели? – я удивленно смотрела, как сменяются выражения ее лица, придавая все новые и новые оттенки всем ее словам. – Все отлично, скоро еду в Париж. Портфолио, которое сделал мне Жак… Знаешь, оно просто потрясающее.

– Верю, он отличный фотограф. – Я опустила глаза, испытывая в тайне несравненную ни с чем гордость. – Хотела бы я посмотреть на твои снимки.

– Ха? А почему нет? У тебя есть свободный часик? – девушка буквально расцвела от моего желания увидеть ее портфолио.

– Да, думаю, есть.

– Как насчет одного кафе неподалеку? Там работает мой друг, так что, я думаю, нам сделают неплохую скидку. – Кристина кокетливо подмигнула мне, и я просто не смогла сдержать ответную улыбку.

– Отлично, давай.

Я совершенно забыла об автобусе и двинулась вместе с Кристиной вдоль аллеи по направлению к крупной бежевой вывеске с бордовым обрамлениями по краям рамы. Девушка мелодично рассказывала мне обо всех своих приключениях после нашего знакомства. О том, как она познакомилась с одним певцом, или о том, как старательно она искала себе жилье в Париже или о ее собаке Люси, которая терпеть не может лед.

Признаться, кафе не было похоже на обыкновенное кафе. Скорее, ресторан с гардеробной при входе и статным дедулей, который выдает вам номерки. Я даже почувствовала себя неловко, перетаптываясь с место на место около бордового расстеленного на ползала ковра.

Официант проводил нас к небольшому столику в углу зала и оставил два огромных меню в темном кожаном переплете. Оттенки этого ресторана были очень классическими, напоминали мне Америку пятидесятых годов. Коричневые, зеленые, темно-бордовые оттенки мебели и прочих декоративных элементов.

– Мне не терпится показать тебе свои фотографии. – Девушка достала из сумки огромную папку, по размерам совпадающую с тем самым меню.

Мне показалось странным, что девушка тут же перелистнула ее на самую середину, но уже через миг я поняла, в чем же было дело, и чьи именно фотографии она хотела мне показать. В них читался его почерк, его стиль.

Она комментировала каждую: «Эту он сделал в июле на природе». «Эта была сделана в какой-то студии на Арбате». «А вот эта вообще случайно вышла!». Ее речи не казались мне хвастливыми. Они были приятны только потому, что она говорила от чистого сердца о деле, что не оставляет ее равнодушной.

– А вот эта? – я узнала кабинет Жака на заднем фоне фотографии, где стояла Кристина.

– А эта… – ее улыбка стала печальной, а прежняя радость покинула взгляд. – Он сказал, что ее не стоит помещать в портфолио, но мне она особенно дорога. Жак сделал ее в последний наш с ним день. Это было чуть позже на той же неделе, когда мы с тобой познакомились. – Я заметила, как тихо подрагивает ее губа.

Кристина начала плакать. С ее глаз скатывались крупные слезы, которые обычно бывают от настоящей горькой обиды, от разбитого сердца и преданных надежд. Руки Кристины невольно накрыли ее лицо, и она отвела уставший измученный взгляд подальше от этой самой фотографии.

– Софи, мне некому было это рассказать. У меня нет подруг или знакомых, нет ни одного человека, который смог бы выслушать меня. Я… В тот день мы переспали.

Мое сердце упало. Как бы обыденно это не звучало, но это так. Все мое естественно мигом перенеслось в пятки, покидая голову, глаза, кожу, сердце… Я в тот момент стала словно наблюдателем собственной жизни, не имеющим с ней ничего общего.

– Я его заставила, думала, мне от этого легче будет. Мол, мой первый раз случится с небезразличным мне мужчиной. Но, Софи, нет на свете хуже пытки, чем спать с человеком, который тебя никогда не полюбит. Все это глупости и вздор, что в постели человек принадлежит только тебе и тебе одной… Никогда он мне не казался таким далеким, как в те бесконечные минуты. – Она вновь заплакала, роняя слезы на деревянный стол.

В ее словах было столько горечи и обиды, что я невольно прониклась к ней. Я не могла ее винить и не могла злиться, не могла обижаться и жалеть себя. В тот момент передо мной сидела девушка, по уши влюбленная и очень юная. Через несколько дней она улетит в Париж, и, вероятно, сюда больше никогда не вернется, оставляя позади человека, который не дал ей ни капли доброты взамен на всю теплоту ее слов и поступков.

^^Мелодия шкатулки – Ólafur Arnalds – Near Light