Текст книги "Не осуждайте нас (СИ)"

Автор книги: fuckingartist

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

========== Глава 35 “Правосудие во имя…”. ==========

Я не хочу сказать, что это хорошо – быть слабым. Но также думаю, что быть сильным тоже не лучший выход. Говорят, что в нашем обществе выживает только сильнейший. Но мы ведь не звери. Мы люди.

“Корзинка фруктов”

Первый день школы после долгих каникул – мрачный, ленивый и томный. Я ходила по коридорам, потирая заспанные глаза тыльной стороной ладони. Свободный полосатый свитер небрежно висел на мне, словно он был домашней одеждой. Без Лины в школе было скучно. Перемены тянулись невыносимо долго. Единственным развлечением могло быть лишь одно – случайное ненавязчивое подслушивание чужих разговоров.

– Ты слышала новость от Давида? – со звонком Настя с первой парты быстро переметнулась к своей подруге – Лизе, что сидела в самом углу класса.

– Нет, а что там? – девушка удивленно покачала головой.

– Лина, эта маленькая обнаглевшая дрянь! Давид сказал, что она буквально затащила его в постель. Он с ней из жалости пару раз прошелся по парку, а она на такое пошла… Ну надо же! Я всегда знала, что у этой дуры нет никакого чувства меры. Бедный Дэйви… Она ведь ему даже деньги предлагала!

Я даже голову не обернула, пораженная услышанным. В ушах загудело от злости, пальцы непроизвольно сжались в кулаки. И плевать было на этих стрекочущих насекомых позади меня. Злоба была порождением иного существа, на поиски которого я выбежала из класса совершенно не думая.

Пройдя по коридору широкими шагами, я увидела его. Высокий, красивый, густые черные волосы, уложенные назад. И надо же при такой располагающей внешности быть таким редкостным подонком?

– О, это ты, Софи! – громко выкрикнул Давид из толпы вокруг него.

Три или четыре женских самодовольных лица тут же обернулись в мою полыхающую ненавистью сторону.

– А где Лина? Наверное, стыдится своего поведения на каникулах, – притворное смятение в его голосе тут же обратило на себя внимание всех этих хихикающих идиоток.

– Какого черта ты им всем врешь?! – я подошла к нему почти вплотную. И, несмотря на то, что я смотрела на Давида снизу вверх, сегодня я как никогда раньше ощущала свой рост.

– Вру? Тебя там не было! – его лицо исказилось надменным смехом. – Твоя подруга, честно говоря, еще та бестия в постели.

Я ведь не особо конфликтный человек. Могу, конечно, иногда взорваться, но чаще всего у меня попросту в самый ответственный момент проступают слезы на глазах, и я теряюсь в незнании, что делать дальше.

Но не в тот день. Я сначала просто толкнула его. Едва заметно толкнула. Не помню, как все дошло до окровавленного носа и синяка под глазом самого красивого парня школы. Как будто в меня вселился бес. Наверное, со всеми такое происходит, когда речь идет о лучшей подруге.

***

– Ну это же надо! – директор ярко жестикулировала сидя за своим блестящим дубовым столом. – Шестнадцать лет, вроде, не ребенок уже, а бьешь мальчика по лицу. Ты ему чуть нос не сломала!

Мне и сказать на это нечего было кроме как: «Очень жаль, что не сломала». Кошки на душе не скребли, и руки не дрожали, как это обычно бывает, когда мы чувствуем свою вину. Сейчас же у меня было скорее ощущение полного правосудия. Человек провинился и получил по заслугам. Не от рук Лины, так хотя бы от моих.

Жаль, что Сергей Владимирович оттащил меня от этого недоделанного в последнюю минуту, так бы я его, вероятно, убила. Стоит заметить, что учитель хотел меня отпустить, он просто молча отвел меня в сторону и, отряхнув с рубашки пыль, попросил вернуться в класс. Я бы так и сделала, если бы не директриса, проходившая мимо.

Так я и мой учитель стояли перед столом самой полной женщины школы и выслушивали какие-то неоправданные обвинения. Казалось, будто историк на моей стороне. Он не поддакивал словам своей начальницы и на протяжении всего разговора покровительственно держал руку на моем плече. Я постепенно замечала, что пальцы его сжимаются сильнее каждый раз, когда она говорила о том, насколько хороший этот мальчик – Давид.

– Ладно, на этом все, звони своим родителям. Пусть забирают тебя из школы немедленно.

«Родители? – подумала я. – И как же мне им объяснить, почему их обычно примерная дочь ни с того ни с сего накинулась на старшеклассника?»

– А можно приедет мой дядя?

Безумная мысль казалась мне в тот момент более чем здравой.

– Да, побыстрее только. Сергей Владимирович, посторожите девушку в коридоре.

Учитель истории кивнул, и, не спуская руки с моего плеча, вывел меня из просторного и, пожалуй, даже слишком роскошного для директора кабинета.

В коридоре было пусто и темно ввиду закрытых классов, в которых чуть слышно велись уроки, и двух окон, расположенных в самых концах узкого помещения.

– Ну, давай, звони, – сказал светловолосый учитель и устало сел на маленький кожаный диван у стены.

Я достала из своей сумки телефон и, порывшись в контактах, нашла нужный. Оставалось молиться о том, чтобы этот наполненный хладнокровностью и сдержанностью человек ответил на звонок своей маленькой знакомой.

– Да? – низкий, чуть хрипловатый голос.

– Жак… – еле слышно, не зная с чего начать, произнесла я. – ты не мог бы приехать за мной в школу?

– Софи? С тобой все нормально? – он слегка оживился, и я услышала странные шибуршания на той стороне.

– Да, просто… Тут кое-что случилось, и родителям нельзя об этом знать. Пожалуйста, если ты не занят…

– Хорошо, я скоро буду.

На телефоне послышались короткие гудки, и я, слегка опешив от столь быстрого согласия, убрала трубку обратно в карман своей сумки.

– Это ведь не твой дядя? – спросил Сергей Владимирович из-за моей спины.

– Нет, – коротко ответила я и села рядом с ним.

– Не боишься, что директору нажалуюсь? – историк расслабленно снял с плеч светло-бежевый пиджак и откинул голову на спинку дивана.

– Нет, почему-то мне кажется, что вы на моей стороне.

– Да, этот Давид… Слышал часть вашего разговора. Сначала вмешиваться не хотел, но ты начала махать кулаками.

– Почему сразу не оттащили от него? – я перевела удивленный взгляд на учителя.

– Ну кто-то же должен был врезать ему. – Сергей Владимирович едва заметно подмигнул мне и расцвел в доброй улыбке. – Лина – хорошая девушка: умная, добрая и общительная.

– Да, она чудесная, – я опустила глаза, вспоминая выражение ее счастливого лица.

– Это ведь из-за него она сегодня не пришла?

Я смотрела на учителя и думала: «А хотела бы Лина, чтобы он знал?». Нет, я не собиралась рассказывать ему всю историю, не собиралась говорить о телефонном звонке и слезах среди ночи в неизвестном районе, и о том, что она теперь не ест и не говорит вовсе. Но думаю, она хотела бы, чтобы он знал самую малую часть всего этого. Она бы сказала, что это отличный шанс немного сблизиться с ним. Она бы сказала, что его ни в коем случае, не смотря ни на что, нельзя упускать.

– Да, из-за него.

– Вот как… – учитель кинул и отвел лицо в сторону от меня. Казалось, будто он смотрит в окно на другой стороне коридора. – Я ей звонил вчера, хотел договориться о занятии, а она не подняла трубку. Не подняла трубку, не перезвонила, не прислала в ответ двадцать сообщений. Тогда я попробовал позвонить ей еще раз сегодня утром, но она снова не ответила. Так странно, когда такой светлый человек перестает отвечать на звонки. С такими, как она, привыкаешь к собственному бездействию. А ведь она столько всего сделала для меня.

– Сделала для вас? – тут же спросила я.

– Да, ты не знала? Она на протяжении нескольких недель приносила мне в школу всякие булочки, сделанные своими руками, часто оставалась после уроков, чтобы помочь с заполнением каких-то документов. Еще до каникул она пару раз задерживалась, чтобы вымыть дочиста доску и поставить все стулья на парты. Странно, конечно, она ведь прекрасно знала, что этим занимаются уборщицы, но все равно оставалась.

Я удивленно захлопала глазами. Как так получилось, что я, ее лучшая подруга, ни разу не слышала об этих жертвах. Мне стало обидно за Лину. Я ведь думала, что она отказалась от него, и не попытавшись даже. Думала, что она бросила дело, даже не попробовав. А оказалось, что это я, вероятно, никогда не смогу сделать так много для любимого человека, сколько в тайне ото всех делала она.

– Да, в этом была вся Лина.

– Признаться, сегодня утром, мне было уже плевать на наши занятия. Я звонил, чтобы узнать, хорошо ли все с ней. Как-то ужасно обидно, когда самое плохое происходит с самыми хорошими людьми, ты так не считаешь?

Он посмотрел на меня взглядом, полным сожаления и злобы. Я еще тогда удивилась, как человек тридцати лет может делать такое мальчишеское выражение лица. Он говорил о совсем юной девушке с тем чувством, с которым обычно говорят о важных, дорогих людях. Может, он и не любил Лину в обычном понимании этого слова, но он, будучи ее учителем, звонил этим утром, чтобы просто узнать, как у нее дела. Разве это не поступок, заслуживающий как минимум уважения?

– Лина не просто хороший человек, она еще и сильная. Думаю, с ней все будет хорошо, Сергей Владимирович.

Он кивнул в знак согласия, и мы продолжали дожидаться в тишине. Уже через десять минут в другом конце коридора послышались шаги. Я обернула голову и увидела знакомый высокий силуэт Жака.

Пальто, темные очки на глазах, черные лакированные туфли, свойственные всем взрослым мужчинам, белая рубашка и темные джинсы. Каждый раз после долгой разлуки он казался мне каким-то новым, совершенно другим человеком. Будто с этой встречи все придется начинать заново. С чистого листа.

– Здравствуйте, – историк встал с дивана и пожал руку Жака.

– Да, добрый день. Я могу забрать ее прямо сейчас или надо что-то подписать? – он перевел взгляд на меня и, задержав его на секунду, недоумевающе снял очки. – Что с твоим лицом? – он приподнял меня за подбородок, всматриваясь в свежие царапины, полученные во время драки.

– Я подралась…

По лицу Жака скользнула едва заметное удивление. Он еще пару секунду смотрел на меня, а после, только снисходительно приподняв брови, добавил:

– Ладно, дома поговорим.

– Вы, как я понимаю, не ее дядя? – с улыбкой спросил учитель.

– Нет, он мой друг, – довольно протянула я, аккуратно беря Жака за руку.

– Понятно, как погляжу, у вас с Линой одинаковые вкусы на все? – с насмешкой ответил учитель. – Думаю, вы можете идти. Родителям звонить не буду.

– Спасибо большое, – сказала, я, подхватывая сумку с дивана. – Сергей Владимирович, я думаю, вы можете навестить Лину, она не будет против.

– Спасибо, Софи, я постараюсь.

Жак кивнул моему учителю на прощание, и мы, не размыкая рук, направились к школьной стоянке. Я шла, крепко прижимаясь к нему, и, впервые за долгое время чувствовала себя чуточку спокойнее. Он был именно тем человеком в моей жизни, который был готов вытащить меня из беды, какой страшной бы она не была, и сколько бы дней мы с ним не виделись. Он был именно тем человеком, которому можно было доверить все: тайну, душу, тело, сердце.

========== Глава 36 “Двое одиноких людей”. ==========

Одиночество – самое страшное, что может случиться с человеком. И неважно, кто этот человек, бедняк или богач, простак или хитрец, глупец или гений. Одиночество не стучится и не ждет, пока ему откроют, у него есть ключи ото всех дверей…

“Парфюмер: История одного убийцы”

***

– Но ты не должна меня ждать. Никогда. Очень страшно ждать чего-то.

Она покачала головой:

– Это ты не понимаешь. Страшно, когда нечего ждать.

Эрих Мария Ремарк, «Три товарища»

– Дурочка, ну кто же в шестнадцать лет дерется? – приговаривал Жак, протирая спиртовой ваткой ранки на моих щеках.

Я сидела перед ним в его ванной, на высокой стиральной машинке, недовольно болтая свисающими ногами. Кожу неприятно жгло, но его нежные пальцы рук, случайно касавшиеся меня, каждый раз дарили приятный холодок.

– Он заслужил.

– И чем же, если не секрет?

– Он обидел Лину, – злобно буркнула я, вспоминая слова Давида.

– Не знаю, чем он обидел твою подругу, но только последняя крыса будет драться с девушкой, – сказал Жак и положил обратно в картонную коробку спирт. – Пойдем, напою тебя чаем.

Я тихонько кивнула и спрыгнула с белой машинки на кафельный пол. Мы с Жаком проследовали на его кухню, и он привычным движением рук поставил большой чайник, полный воды, кипятиться.

Пока вода мирно журчала на кухонной тумбе, я внимательно оглядывала знакомое мне помещение. Белые стены, большое окно и коричневый стол около него. Как много тут было всяких мелочей и деталей. Фарфоровая фигурка собаки на подоконнике, кружка с ручками и затупленными карандашами, стопка журналов в углу стола, магнитик в виде часов на холодильнике. Все казалось таким странным, но в то же время, очень привычным. «Как странно. – Подумала я. – Будучи здесь гостем на протяжении многих лет, я совершенно никогда не думала об этой самой собаке, или об этом самом магните». И вправду, в тот день я поняла, как много всяких незначительных мелочей ускользало от меня, когда где-то поблизости был он.

– Две кружки? – я удивленно смотрела на то, как Жак наливает в обе чашки крепкий чай.

– Да.

– А кофе? Ты же всегда пьешь кофе?

Он поставил чайник на место и обернулся с лицом, на котором в ту же секунду проскользнула слегка печальная улыбка. Он опустил глаза и замер.

– Сегодня я хотел выпить чай, как ты.

– Но ведь ты его не любишь.

– Но ведь его любишь ты, – Жак взял с кухонный тумбы наполненные кружки и, поставив одну передо мной, сел за стол. – Я пил чай от силы два-три раза за жизнь. Он всегда казался мне черезчур пресным, как простая вода. Всегда удивлялся, как ты можешь пить его чашками. Даже интересно стало, а не полюблю ли его я после долгих лет знакомства с тобой.

– Вот как… – я почувствовала приятное стеснение в груди и, кивнув, довольно улыбнулась сказанному им ранее.

Жак преподнес свою чашку к губам и сделал небольшой глоток. Я с замиранием сердца наблюдала за его реакцией. Безусловно, ему не понравится, чай и вправду в какой-то мере пресный, Жаку больше кофе подходит. Кофе, как и он, может быть очень горьким, а может быть очень сладким.

– Вкусно, – тихо произнес он и сделал еще один глоток.

Я сперва округлила глаза. Жак, человек, которого я знаю несколько лет, пьет чай. Чай, а не кофе. Странно это выглядело. Не так, как должно было бы быть. Но о чем я говорю? Мы тогда с ним сидели и в полной тишине смотрели, как на большой город опускается вся мирская грязь, спрятанная под чистейшим белым снегом, а я улыбалась. Улыбалась и думала: «Он теперь, как и я, чай пьет». Так оно обычно и бывает. Мир летит к чертям, становясь невыносимым, а мы радуемся мелочам.

– Тебе сегодня во сколько надо вернуться домой? – спросил он.

– Вечером, часам к десяти.

Я вспомнила о Лине, но подумала, что она меня поймет. Она была именно из тех людей, которые не позволяют ни себе, ни своим друзьям упустить шанс побыть с кем-то, кто тебе небезразличен.

– Мы с тобой никогда фильмы вместе не смотрели, – не отрывая взгляда от вида за окном, сказал Жак.

– Не смотрели, – тихонько кивнула я.

– Хочешь, посмотрим? – он перевел на меня глаза и едва заметно ухмыльнулся.

Я на секунду опешила, пытаясь представить себе эту картину, но, очнувшись, тут же радостно закивала головой. Жак поднялся со стула и убрал наши чашки из-под чая в большую кухонную раковину.

Я почти вприпрыжку последовала за ним в его спальню, где напротив кровати стоял большой плоский телевизор. В голове невольно всплыли воспоминания о той ночи в коттедже, но я немедленно отогнала их, тряхнув пару раз светлой головой.

– Леон? – Жак обернулся ко мне, держа в руках коробку с фильмом.

– Это французское кино?

– Да.

– Про что там?

– Про юную тринадцатилетнюю девушку, которую взял на попечение мужчина намного старше ее, будучи при этом наемным убийцей. Кажется, между ними вспыхивают какие-то чувства, – равнодушно объяснил мне Жак.

– Весьма символично в нашей ситуации, – я не сдержала смеха, проводя аналогию между реальностью и фильмом.

– Ну, у нас не все так плохо, – он едва заметно пожал широкими плечами.

– Это ты к тому, что мне не тринадцать?

– Нет, это я к тому, что я не наемный убийца.

Жак вставил фильм в дисковод телевизора и сел вместе с пультом на свою кровать, прислонившись спиной к белой стене. Немного замешкавшись, я села рядом с ним и привычно, не чувствуя никакого стеснения, положила свою голову ему на плечо. Краем глаза я заметила его нежную улыбку, от которой хотелось прижаться к нему только сильнее.

Телевизор включился и загорелся синим экраном загрузки диска. Пока аппаратура размеренно жужжала, я закрыла глаза и еле слышно поцеловала Жака в основание его шеи. Он, показалось, замер на секунду от моих действий.

– Софи, что с тобой? – спросил он, проводя, свободной от пульта ладонью по моей щеке.

Я ничего не ответила, просто коснулась его плеч своими руками и медленно перебралась к нему на колени, продолжая прокладывать ласковые дорожки поцелуев от ключиц к его подбородку.

– Софи? – еще раз спросил он, кладя руки на мою талию.

Я медленно подобралась к его лицу и приоткрыла свои закрытые прежде веки. Он был в смятении, смотрел на меня непонимающим взглядом и слегка приоткрыл рот, будто готовясь возразить что-то. Однако после нескольких секунд такого взгляда, выражение его лица смягчилось, и он медленно приблизил мое лицо к себе, вынуждая вновь закрыть глаза.

Я почувствовала ласковое соприкосновение наших губ. Все мое тело упорно жалось к нему, будто мы уже были одним целым. Откуда у меня тогда была такая смелость? Ведь в те краткие моменты, когда его руки водили по моему телу от самых бедер и до груди, я сидела на Жаке верхом. Я чувствовала, как его пальцы время от времени проникают под тонкую ткань юбки, задевая обнаженную кожу, свободную от черных чулков, и заставляя меня невольно вздрагивать от жаркого касания. Я приоткрыла свой рот, углубляя наш поцелуй. Жак подыгрывал мне, принимал любые условия, которые я ставила перед ним.

В какой-то момент я почувствовала, как его ладонь перебралась к внутренней части бедра у моей ноги, все мое тело пробила новая мелкая дрожь, и я не сдержала утробного звука, напоминающего стон. Потеряв всякое стеснение, я медленно, в такт нашим поцелуям, начала двигать бедрами поверх его тела. Руки Жака еще сильнее прижали меня к себе, пытаясь параллельно снять с меня мешающий свитер. Но вдруг, именно в тот момент, когда мои руки потянулись к ремню на его джинсах, он резко прервал наш поцелуй.

Его руки с силой отодвинули меня, а лицо выглядело ошеломленным и борющимся с самим собой.

– Софи, нет, – коротко произнес он.

– Что? – пытаясь отдышаться, спрашивала я.

– Прости, но не так.

Его голос звучал зрелым и серьезным. Глаза Жака смотрели вплотную на мое лицо, и где-то глубоко внутри я почувствовала чисто женскую обиду. «Не нравится, и ладно!» – думала я, пытаясь вырваться из его рук и уйти из этой комнаты подальше от Жака, но, несмотря на свои, слова он не отпускал меня.

– Постой, милая, это не значит, что ты мне не нравишься, – прошептал он, и я с бессилием упала на его грудь, пока руки Жака медленно водили по моей спине. – Все должно быть не так, просто… не сегодня.

На моих глазах проступили слезы обиды, но я все-таки кивнула в знак согласия и крепче прижалась к его груди.

– Как бы я хотела остаться с тобой вот так… – тихо пробурчала я, не отнимая своего лица от воротника его рубашки.

– Я тоже, Софи. Я тоже… – я почувствовала, как его руки нежно водят по моим светлым волосам. – Ты можешь остаться, если хочешь.

– Хах, как? – утирая слезы, спросила я.

– Скажешь родителям, что не можешь вернуться домой.

– И почему?

– Потоп, – с легкостью ответил он.

– Какой потоп? – я нахмурила брови и взглянула на обнимавшего меня мужчину.

– Обыкновенный потоп, всю улицу затопило.

– Жак, мы живем на соседних улицах, они бы узнали.

– Ну, значит у меня в квартире потоп, и ты просто не можешь выйти.

– Они не поверят, – едва сдерживая смех, ответила я.

– Тогда мы сами потоп, нас затопило, полностью и целиком, ни проедешь, ни пройдешь. Придется так остаться, если ты уйдешь, то кто-то из нас определенно утонет. – Печально, но с улыбкой произнес он и вновь прижал меня к себе. – Просто скажи, что ты не хочешь уходить… Хотя, постой, скажи, что я не хочу, чтобы ты уходила.

Я ничего не ответила. Жак продолжал что-то нашептывать над моим ухом, пока я молча роняла слезы на его плечо. Столько горечи было в его словах. Пока на город опускалась вечерняя тьма, мы, двое потерявшихся людей, уже в который раз прибывали в объятиях друг друга. Мы не знали, что еще делать, поэтому обнимались. Вот такая она, участь всех одиноких людей. Обниматься и тонуть. Тонуть и обниматься. И ждать. Неизменно ждать конца.