Текст книги "Не осуждайте нас (СИ)"

Автор книги: fuckingartist

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

========== Глава 37 “О том, как рождается конец”. ==========

Жизнь – это не книга. В ней никто не гарантирует счастливый конец.

Филис Каст. Кристин Каст. “Соблазненная”

– Где ты была всю ночь?! – громко закричала мама, стоило мне войти в квартиру. – Знаешь, как мы волновались? Софи, уже час дня! Час дня! Мы с папой всю ночь не спали! У Лины тебя не было, из школы тебя забрал какой-то незнакомец, что за чертовщина с тобой происходит?!

Я стояла перед матерью и отцом. Мне было стыдно. Под их глазами виднелись синие, глубокие синяки: они не спали всю ночь, волновались, звонили там кому-то, пока я мирно спала в руках другого человека. Мне было стыдно за то, что они волновались, но мне не было стыдно за время, проведенное с ним.

– Мам, я была с Жаком, – тихонько сказала я, опуская глаза в пол.

– С кем? – переспросил удивленный отец.

– С Жаком. Это он забрал меня из школы, и это у него я ночевала.

Мои слова напоминали упавший в кукурузное поле самолет. С треском с визгом они вырвались в нашу размеренную семейную жизнь, рождая смуту и неразбериху.

– С Жаком… – тихо повторила мама и села на табуретку у гладильной доски в прихожей.

– И что вы у него делали? – твердым голосом спросил папа.

– Извините, я должна была предупредить вас…

– Что вы у него делали? – повторил он.

– Я не буду отвечать на этот вопрос, – уверенно сказала я опешившим родителям. – Я встречаюсь с Жаком, – еще один упавший самолет.

– Встречаешься? – мама приложила ладонь к своему лицу. – Софи, тебе шестнадцать.

– Жак – хороший человек, он ни разу не обидел меня, – я хотела звучать убедительно, но страх давал о себе знать.

– Ясно, – папа снял свою куртку с крючка и надел ее. – Так, я на работу. Вернусь вечером. И чтобы этого фотографа я здесь больше никогда не видел, увидишься с ним еще хоть раз – будешь сидеть дома до самого совершеннолетия. Я ясно выражаюсь? – отец приблизился ко мне и строго посмотрел в глаза.

Я едва заметно кивнула, и мой папа вышел из квартиры, громко хлопнув входной дверью. Мама продолжала сидеть на старой шаткой деревянной табуретке с приложенной к лицу рукой. «И что теперь делать?» – тихонечко спрашивала она у самой себя.

Я стояла еще в одежде и смотрела на потерянную мать до тех пор, пока она медленно не поднялась со стула и не подхватила с подоконника свое бежевое пальто.

– Софи, милая, я тоже пойду уже на работу… – равнодушно сказала она, – там салат в холодильнике где-то был.

Ничего более не сказав, мама едва слышно открыла дверь и исчезла за ней, не найдя сил даже закрыть ее до конца.

Постояв еще с минуту-другую перед дверью, я начала снимать ботинки и куртку с плеч. В голове неприятно шумело, а кожа лица до сих пор помнила, как ласково ее касались губами. Ни жалости, ни обиды, ни слез, только полное ощущение своей правоты и чистой совести.

Не зная, что делать вместо школы, большую часть уроков которой мне уже довелось пропустить, я медленно прошагала на кухню. На столе были развалены десятки различных листов с номерами телефонов и адресов. «Искали…» – подумала я.

В холодильнике стоял вчерашний листовой салат, завернутый пленкой и пара банок кока-колы, которую я особенно любила выпить ранним утром. Можно сказать, что это для меня и было утром.

Проснувшись в объятиях Жака, я испытала огромный прилив счастья. Я подумала: «вот оно, мое настоящее, в нем Жак и я счастливы, в нем мы вместе просыпаемся по утрам, в нем мы почти что влюблены друг в друга». Вот только потом ты приходишь домой, где тебя встречают напуганные родители, которые всем видом тебе показывают, что твоя сказка – это, скорее, ночной кошмар.

Половину того мрачного дня я провела на диване в гостиной, где лениво перещелкивала каналы с одного на другой. Телепередачи, скучные русские сериалы, дневные показы мультфильмов – вся эта скука так или иначе навевала на меня тоску и неприятное ощущение томной безысходности где-то в районе грудной клетки.

Ближе к вечеру, часов в шесть, в двери квартиры раздался звонок. Я, довольная тем, что кто-то решил развеять мою скуку, бросилась ко входу. Но, нажав на ручку, мне пришлось сильно удивиться.

На пороге стоял Жак.

Тот самый Жак, которого я видела этим утром. Вот только выражение его лица уже не было таким теплым и безмятежным.

– Жак! – чувства вернулись ко мне, и я с силой бросилась к нему на шею, приготавливаясь рассказать о произошедшем. – Сегодня утром… – сказала я, чуть отдышавшись.

– Софи, нам надо поговорить, – сухо прервал меня он и руками отодвинул от себя.

– Ха? – я посмотрела в его глаза.

Они были наполнены пустотой. В них не было ничего. И если взгляд все же падал на мое лицо, то смотрел он как бы сквозь. Абсолютный холод, хуже льда.

– Я должен поговорить с тобой. Сейчас, – выговаривая каждое слово, произнес он.

– Ладно… Пойдем на кухню, – шепнула я.

Жак быстро снял пальто и обувь и вместе со мной прошел в отличное от его помещение со светло-бежевыми стенами и небольшим красным холодильником в углу, который так сильно любила моя мама.

Я была напугана, я чувствовала, как подрагивают кончики моих пальцев, а скулы сводит от грозящего ожидания. Ноги несносно метались от одной кухонной тумбы к другой в поисках чайника, пакетиков, сладостей, да чего угодно, лишь отдалить разговор.

– Софи… – Жак не садился за стол, а стоял за моей спиной.

– Будешь чай? Моя мама купила такой потрясающий чай в лавке напротив магазина, на соседней улице.

– Софи, я…

– Так, еще у меня где-то были сладости. Да где же они? – я рылась во всех шкафчиках, стоя к Жаку спиной. Плечи начинали предательски подрагивать.

– Послушай меня, пожалуйста.

– Ты пока садись, я сейчас еще булочек нам подогрею. Поверь, ты таких никогда не пробовал, – лживая оптимистичность дрожащего голоса выглядела нелепо. На губы скатывались маленькие слезинки, которые я так упорно, будто невзначай, стирала тыльной стороной ладони.

– Софи, прошу, – он резко развернул меня к себе за плечи и столкнулся с заплаканным, раскрасневшимся девичьим лицом.

Я прикладывала к глазам дрожащие руки в надежде скрыть свою грусть, а уши в тот момент хотели просто закрыться и не слышать того, что им собираются сказать. Поверьте мне, когда любимый человек захочет вам сказать что-то такое, вы поймете это заранее, вы предчувствуете это всем своим нутром, и будете готовы спрыгнуть с десятого этажа, лишь бы он этого и вовсе не говорил.

– Нет, пожалуйста, не говори, не надо… – молила я, прижимаясь к его груди, пока руки сжимались в кулаки от досады и горечи. – Не хочу слушать, передумай. Я прошу тебя, не говори…

– Софи, милая… – он положил руку на мой затылок и медленно провел ей по всей длине волос.

«Милая? – подумала я. – Хах, значит, он все решил». Вот так мое тело покинула последняя надежда, руки обмякли, в груди перестало ныть, на глазах высохли слезы. Я просто замерла, словно кукла, осталась лежать на его груди и слушать, будто все сказанное далее не имеет ко мне никакого отношения.

– Я должен вернуться во Францию, Софи.

Вот так и появляются эти слова. Без объяснений, без предупреждений, без компромиссов рождается настоящий конец.

========== Глава 38 “Он уехал, я осталась” ==========

Любовь всегда терпелива и добра. Она никогда не ревнует. Любовь не бывает хвастливой и тщеславной, грубой и эгоистичной, она не обижается и не обижает.

“Спеши любить”

Прощание, оно не похоже на то, что, вероятно, вы представляете у себя там в голове. Мы не были героями слащавого любовного романа. Я не бросалась на его шею со слезами на глазах, не целовала его щеки до потери пульса, не засыпала с ним в последнюю ночь. Мне даже не довелось смотреть в небо, чтобы отыскать там его летящий самолет. В нашем случае все выглядело намного комичнее.

В семь часов утра я сидела на его огромном коричневом чемодане в школьной клетчатой юбке. Мои глаза наблюдали за тем, как он суетливо ходит из кабинета в свою спальню и обратно, таская в руках самую разную аппаратуру или книги. Да, в нашем случае все действительно выглядело как театральная постановка. Леденец во рту, громкий топот шагов по квартире и солнце, лениво ползущее с утра на небо.

– Сколько времени? – спросил он, выглядывая из своей маленькой фотостудии.

– Ммм… – я достала вишневый леденец изо рта и посмотрела на наручные часы. – семь пятнадцать.

– Putain de bordel de merde! – громко выразился Жак.

– Я не знаю, что ты сказал, но могу с точностью до девяноста процентов утверждать, что это было ругательством, – равнодушно протянула я, всматриваясь в вид за окном в прихожей.

– Я опаздываю, самолет в десять.

Жак вышел из своего кабинета, груженный еще одной кожаной сумкой через плечо. Он был уже в пальто, а на ногах виднелись новенькие коричневые туфли. Я так часто видела его, что и забыла, насколько он старше меня. В любой момент он мог взять и сорваться из этой страны. Он мог сам купить билет и улететь. А я могла только сидеть на его сумках и оттягивать момент прощания.

– Ладно, пора ехать, – тихо сказал он.

– Да… – я кивнула в знак понимания.

– Софи, чемоданы? – по лицу Жака скользнула знакомая мне улыбка, и его брови снисходительно приподнялись над глазами.

– А что с ними?

– Софи, я должен ехать.

– Ну и езжай, тебя никто не держит, а вот чемоданы я, пожалуй, оставлю себе, – легко сказала я, всматриваясь маленькую индийскую фигурку на угловом шкафчике.

– Софи…

Мне пришлось встать с его сумок. Теперь наши лица были чуть ближе друг к другу, несмотря даже на большую разницу в росте.

Я старалась не смотреть ему в глаза. За его спиной, за большим окном начинался новый день, вставало солнце. Не было никакого смысла смотреть именно на него. Однако, перед лицом все равно был воротник его пальто, пуговицы рубашки, сгиб его локтей, его шея и волосы, которых я касалась так часто. Хотя, мне все равно. Ведь за окном такой вид…

– Я вернусь, – в который раз повторил он, касаясь пальцами моего плеча.

– Вот как? – равнодушно переспросила я.

– Пообещай мне, что не будешь плакать, хорошо?

– С чего бы?

– С того, что я хочу быть уверенным в этом.

– Ясно… А ты тогда пообещай, что вернешься, – упрямо сказала я.

– Разве я не говорил этого много раз?

– Я хочу, чтобы ты именно пообещал.

Он на секунду замер передо мной, а после тяжело вздохнул и тихо сказал: «обещаю».

– Хорошо, я тоже, – я еще раз кивнула головой, на слово веря человеку перед собой.

– Спасибо… Проводишь меня до машины, принцесса?

Мы вышли из квартиры, оставляя позади комнаты, в которых, пусть очень недолго, но все же, были счастливы. В каждой из них я видела его, в этом темном кафельном полу, в этой стопке дисков, в этих старых форворовых кружках. Каждая мелочь была им. Нет, не так. Каждая мелочь была нами. И прощаться с этими мелочами было все равно что прощаться с ним и со мной вместе взятыми.

Я остановилась перед его машиной и смиренно ждала, пока Жак погрузит все тяжелые сумки в багажник. На улице было холодно, и я с дрожащими зубами тоскливо перетаптывалась с одной ноги на другую.

– Вот и все, – сказал он, хлопнув дверцей багажника.

– Да…

– Знаешь, у меня кое-что есть для тебя, – Жак достал небольшой конверт с переднего сиденья своей машины и протянул его мне. – Когда тебе станет очень одиноко или ты заскучаешь по мне, обязательно открой его, хорошо?

– Если мне станет одиноко, я буду плакать. А я обещала этого не делать, так что он мне вряд ли понадобится, – с улыбкой сказала я.

– Ясно, – он так же улыбнулся и кивнул мне. – И когда ты стала такой взрослой?

– Мне пришлось стать такой рядом с тобой.

Солнце окончательно поднялось над городом, и безжизненные грязные улицы, которые в такой час обычно еще пустовали, залились теплым желтоватым светом.

Жак сделал шаг мне навстречу и крепко прижал к себе за талию. Я с силой сложила свое лицо у него на груди и руками вцепилась в края пальто. Одна маленькая минута, шестьдесят секунд на пустынной улице, а сколько нежности… Сколько тепла было в последнем прикосновении. Будто мы оба забирали это приятное чувство с собой прозапас, чтобы потом, будучи вдалеке друг от друга, казаться себе не такими одинокими.

Его подбородок мирно лежал на моей макушке, а руки скреплялись за спиной. Как уютно мне было, как будто мы все еще в его квартире, как будто я все та же Софи. Но время пришло, и я впервые оттолкнула его от себя. Очень тихо и слабо я дала ему понять что «пора».

Жак отстранился, продолжая держать свои руки на моих запястьях. Через секунду он наклонился к моему лицу и едва слышно коснулся губами моего лба. Он сделал это так будто мне было десять лет. Я даже улыбку не смогла сдержать от мысли, что когда-то мне хватало и этого.

– Пока, – тихо шепнул он над моим ухом.

Я ничего не ответила, просто позволила ему еще секунду смотреть в мои глаза, а потом сесть в машину и надавить на педаль. Она сдвинулась с места медленно и тихо, будто я за ней побегу, хах.

Поворот и… Она исчезла. И Жак вместе с ней. И воспоминания вместе с ним. Так страшно стало в тот момент. А вдруг всего этого никогда и не было? Вдруг мне все просто приснилось?

Если так, то, может, и хорошо. Проснусь от этого сна, увижу за окном настоящее солнце, а не это жалкое подобие чего-то радостного и счастливого, потом пойду в ванную, почищу зубы, пойду в школу и домой. В двадцать лет выйду замуж, нарожаю кому-то там много детей, стану домохозяйкой… как все просто, оказывается, может быть.

Но нет, это был не сон. А если и сон, то, определенно, нескончаемый кошмар. Ведь Жак обещал вернуться через пару недель. Но не через эти пару недель, ни через месяц он не появился. Он исчез, сбежал, уехал, улетел… Но я то осталась.

========== Глава 39 “Исчезнувшие мысли о нем”. ==========

Люди думают, что первая любовь – сплошная романтика и нет ничего романтичнее первого разрыва. Сотни песен сложили о том, как какому-то дураку разбили сердце. Вот только в первый раз сердце разбивается больнее всего и заживает медленнее, и шрам остается самый заметный. И что в этом романтичного?

Стивен Кинг , “Страна радости”

Первая неделя была самой страшной. В ней не было ничего. Ни надежды, ни ожидания, ни даже слабой веры в то, что он вернется в ближайшие дни. Первые дни я сидела дома, прерывая свою тоску лишь на недолговременные походы в школу. Родители продолжали косо смотреть на меня, и после каждого телефонного звонка, адресованного мне, словно невзначай спрашивали: «Кто звонил?». И я бы рада ответить, что он. Рада бы сказать, что это человек, которого они подозревали во всем страшном по отношению ко мне. Но нет. Это никогда не был он.

Через неделю мне удалось отпроситься у родителей к Лине. В ее квартире все было так же безжизненно и серо. Опечаленная мать стала еще более закрытой, она тихо говорила и беззвучно бродила по квартире.

– Лина, привет, – сказала я, входя в комнату с зашторенными окнами.

Она кивнула мне в ответ и слегка приподнялась с кровати, опираясь спиной на стену. При взгляде на похудевшую подругу мои губы невольно сжались. Я пододвинула табуретку ближе к ее кровати и села.

– Я привезла тебе тут кое-что… – я начала доставать из своей сумки различные журналы и пакетики с мармеладом из лавки близ дома подруги. – Мои родители окончательно потеряли ко мне доверие. Знаешь, на прошлой неделе я…

– Он сказал, что у него дома будут родители, – едва слышно произнесла подруга. Впервые за долгое время я слышала, как она говорит. – Но когда мы пришли домой, их там не оказалось. Давид пообещал, что они придут позже, но этого не случилось. Мы сначала просто пили чай, потом пошли к нему в комнату, – Лина слегка запнулась и опустила взгляд на сложенные руки, – и он начал приставать ко мне. Я попросила его прекратить, смеялась, думала, что он просто придуривается. А он не останавливался и… И, в итоге, так и не остановился.

Я потеряла дар речи. В такие моменты сложно подобрать правильные слова. Ты судорожно перебираешь в голове самые разные варианты, но в большинстве случаев люди ничего от тебя не ждут.

– Я такая дура, – прибавила она, смахивая с щеки спадающую слезу.

– Лина, это не так. Ты ни в чем не виновата, – я положила руку на дрожащее плечо подруги.

– Виновата! – она дернула своим плечом и бросила на меня тяжелый взгляд. – Я сделала неправильный выбор! Это была моя самая большая ошибка в жизни! Мне ведь он даже не нравился, Софи, – ее голос снова стал ровным, – а я все равно выбрала его. Понимаешь, я пошла против своих собственных чувств. Человек, который не может поладить со своим сердцем, заслужил все самое плохое, что с ним происходит. Просто тогда мне казалось, что нет ничего страшнее, чем быть одному… А теперь мне кажется, что нет ничего страшнее, чем быть не с тем человеком.

Лина уронила лицо в свои руки. У двери послышался шорох, и мы обе обернулись в ее сторону. На пороге стояла мать Лины. Она молча прижимала руку к губам и ничего не говорила. Мы с Линой молчали, не зная, что из сказанного она успела услышать.

Через секунду напуганная мама просто кивнула и исчезла в коридоре. В тот день Лина больше не говорила. Она просто отвела взгляд на вид за окном и с неприязнью поморщилась при виде тающих крыш многоэтажек.

***

– Добрый вечер, Софи, – с улыбкой сказал вошедший в мою комнату Макс, – готова к двум незабываемым часам увлекательной физики?

– Да-да, очень люблю физику, – равнодушно ответила я.

Я расслаблено лежала на кровати, листая очередной январский журнал. В тот момент у меня и в мыслях не было желания встать и заняться уроками, а потому в протест родителям и всему миру, я решила поддразнить моего учителя.

– Софи, ты встанешь с кровати или нет? – растягивая каждое слово, спросил мой учитель, пока учебники и тетрадки валом падали из его сумки на мой маленький стол.

– М-м-м, думаю, нет… Точно, нет, – я покачала головой и перелестнула яркую страницу.

– Если ты все-таки решишь позаниматься сегодня, я расскажу тебе кое-что интересное, – на его словах о чем-то «интересном» я едва заметно выглянула из-за журнала, – тебе бы определенно это понравилось. Да, думаю, ты была бы в восторге.

Я встала с кровати и послушно, без слов села на соседний с ним стул. Мои глаза бегали по улыбающемуся лицу Макса и определенно ждали чего-то. Поняв мой настрой, учитель достал из кармана маленькую белую визитку, и я тут же попыталась выхватить ее из его рук, но он мне этого сделать не дал.

– Воу-воу-воу, постой, – свободной рукой он отгородился от моих цепких пальцев, – перед тем, как дать тебе это, хочу кое-что спросить…

Посмотрев на него пару секунд, я недовольно закатила глаза и пробубнила себе под нос тихое «ладно».

– Что с тобой? – спросил Макс.

– Ха? О чем ты? – я нахмурила брови и недоуменно посмотрела на его лицо, с которого уже сползла привычная улыбка.

– Ты какая-то… Я не знаю, странная, что ли. На прошлом занятии была молчалива, как рыба, без конца телефон проверяла. Да еще и родители на тебя как-то косо посматривают. Признайся, ты куда-то вляпалась?

Он был прав. Наше прошлое занятие было на следующий день после отъезда Жака. Я тогда еще места себе не находила. То и дело бродила по комнате в ожидании непонятно чего. Временами мне хотелось задушить себя подушкой или повеситься на дверной ручке, как бы глупо это не звучало. Просто мне было тоскливо и одиноко. Я не знала, чего ждать и потому могла лишь слушать, как неприятно ноет в груди.

– Нет, – я отвела взгляд, – дело в другом. Жак уехал обратно во Францию.

– Вот как… – Макс тихонько кивнул, – надолго?

– Недели две, может больше, я не знаю. Он пообещал мне, что вернется, и, как бы банально это не прозвучало, я ему верю.

Макс аккуратно положил свою руку на мое плечо, поверх легкой ткани. Мы посмотрели друг другу в глаза, и в его взгляде я увидела что-то такое, чего не встретишь у обыкновенных знакомых, чего не встретишь у семьи, или в глазах друзей. Это что-то говорило мне, будто он все понимает, будто он рядом.

– Ты все делаешь правильно, – прошептал он, – твои родители все знают, верно?

– Да, но я не сильно об этом беспокоюсь. Он, в любом случае, не здесь.

– Ясно. А он знает об этом?

– Нет, это произошло незадолго до его отъезда, и я просто, – в горле появился неприятный комок, и я запнулась, – не решилась ему сказать.

– Ты по нему скучаешь, да?

Я посмотрела на фотографию, которую он сделал когда-то. На ней была сидящая за столом в его квартире девушка, слегка смущенная и растерянная. На лице невольно появилась улыбка, рожденная в воспоминаниях того дня.

– Ты просто не представляешь себе, насколько.

Макс проследил за моим взглядом и также с улыбкой посмотрел на тот снимок, обрамленный красивой рамкой. Мы с секунду смотрели на него, и каждый думал о чем-то своем.

– Ладно, ты заслужила маленький подарок, – Макс протянул мне белую карточку.

– Europe photo school? – я недоуменно посмотрела на лицо репетитора. – Это типа курсов?

– Эта школа, лучшая школа в Москве, которая обучает фотографии. Там учатся студенты старше шестнадцати лет. Пятнадцать часов занятий в неделю, строгий отбор, хорошие студии, и главное, то, что все это можно совмещать со школой. Хотя тебе явно придется нелегко.

– Ого, – я раскрыла глаза от удивления и бережно схватилась за визитку пальцами обоих рук, – тут написано, что нужна запись на собеседование. Там наверняка много желающих.

– Не беспокойся. Один мой знакомый работает там. Я сказал ему, что есть одна очень талантливая девочка, и он пообещал посмотреть на тебя и твое портфолио, – Макс с улыбкой дернул меня по носу, и я не смогла сдержать счастливого смеха.

– Ты шутишь? Значит, я правда смогу поступить туда?

– Думаю, да. Судя по тем твоим работам, что мне довелось увидеть, ты хороша, – Макс пожал плечами.

Я смотрела то на его лицо, то на название школы на твердой белой карточке. Не сдержавшись, я буквально за секунду прыгнула на шею учителя и крепко-накрепко прижала его к себе, повторяя много раз: «Спасибо-спасибо-спасибо». Впервые за несколько дней, я почувствовала себя действительно легко. В моей голове и мысли не было о Нем.