Текст книги "Цена памяти (СИ)"

Автор книги: Feel_alive

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)

И когда Малфой смотрит на неё долгим нечитаемым взглядом и просто кивает, Гермиона почему-то решает рассказать ему про племянника.

Они снова сидят рядом на диване и, хотя места достаточно, немного соприкасаются локтями, и Гермиона чувствует тепло тела Малфоя, а также лёгкий, но уже такой знакомый аромат его парфюма и кожи. Малфой не прерывает и никак не комментирует её рассказ.

Тедди Люпин – дитя войны, которое пока ещё об этом не знает и живёт обычную детскую жизнь. Это вечный цикл, который не может прервать ничего. Поцелуй матери, объятия отца, песня на ночь, голодные крики и колики, смех и плач. Рост, развитие и постепенно превращение в настоящего человека.

– …Ему лишь три месяца, но иногда Тонкс стоит с ним во время общих собраний, а он начинает заливисто смеяться, и никто не может удержаться от улыбки, – Гермиона мягко улыбается, смотря в потолок. – Я думаю, что он напоминает всем, за что мы боремся.

Гермиона уверена, что Тедди вырастет достойным своей семьи. Иначе и быть не может.

Она переводит взгляд на Малфоя и вдруг добавляет:

– А ещё он постоянно непроизвольно меняет цвет волос, но чаще всего остаётся с таким, как у тебя.

Гермиона смотрит на его волосы, которые в отблесках пламени будто слегка светятся, а потом глазами скользит по его лицу и натыкается на внимательный взгляд Малфоя. Это один из тех взглядов, которые она никак не может постигнуть.

Они молчат с минуту, и на мгновение Гермионе кажется, что Малфой снова её поцелует. Но он несколько раз мигает и тихо бормочет:

– Метаморфы очень странные.

Она мотает головой, стряхивая ощущение разочарования, и улыбается комментарию Малфоя.

Когда Гермиона прощается с ним, то снова заглядывает в глаза, и в этот раз ей кажется, что та тёмная эмоция, которую она увидела в его взгляде в день их первого поцелуя, наконец меркнет, уступая чему-то новому.

Гермионе страшно признать самой себе, что её привлекает это изменение.

***

– …Их лагеря располагаются вдоль Северна вот здесь, – Малфой тыкает пальцем в место на карте, – вот тут и тут. Они хотят захватить магическую часть Глостера и Челтнема, – он проводит линию вдоль реки, соединяя города, – а после двинуться в сторону Вустера. Магловские потери, как понимаешь, их не особо интересуют, – Малфой вскидывает взгляд на Гермиону и, дождавшись её кивка, заканчивает: – Пока что это всё, дальнейшее движение будет зависеть от успехов на этом направлении.

Гермиона неопределённо кивает и ещё раз оглядывает карту, пытаясь уложить в голове услышанное.

Малфой рассказывает про движение Пожирателей со стороны Бристоля на север, сдаёт координаты их местоположений, описывает планы с точностью до малейших деталей.

Гермиона понимает, что он даёт всю информацию, которая только может им понадобиться. Но назойливая мысль, волнующая её последние пару дней, не даёт покоя и сейчас.

Видимо, это отражается на её лице, потому что Малфой замечает:

– Тебя беспокоит что-то ещё.

Гермиона кидает на него подозрительный взгляд, и он пожимает плечами.

– Когда ты так активно думаешь, твоё лицо приобретает это пугающее выражение, будто ты планируешь ни много ни мало порабощение мира.

Гермиона хмурится от подобного сравнения и поджимает губы. Она молчит несколько секунд, но Малфой смотрит на неё, приподняв одну бровь, и она сдаётся:

– Просто это всё, – она обводит широким жестом карту перед ними, – не имеет никакого смысла.

Малфой хмыкает.

– О, идёт четвёртый год войны, а ты задумалась о смысле. Так держать, Грейнджер.

Гермиона не реагирует на подкол и раздражённо складывает руки на груди.

– Нападения Пожирателей беспорядочны. В них нет совершенно никакой закономерности. Месяц назад они разгромили пять крупных городов, а теперь двигаются ровным строем вдоль Уэльса, захватывая стратегически неважные пункты. Чего они вообще пытаются добиться?

– Теперь тебя заинтересовали их цели, – бормочет Малфой, – вовремя. Ты как всегда вовремя.

– Ой, замолчи, – отмахивается от него Гермиона, и глаза Малфоя удивлённо округляются. – Это всё похоже на отвлечение внимания. Будто Волдеморт тянет время или что-то вроде того. Но какой вообще у него план?

Малфой, справившись с шоком, неопределённо пожимает плечами.

– Если бы я знал, Грейнджер, я бы, наверное, поделился с тобой, – несколько раздражённо отвечает он.

Гермиона вздыхает и, ещё раз глянув на карту, переводит взгляд на Малфоя. Она не собиралась обсуждать с ним это, но раз уж эта тема зашла, теперь, возможно, самое время спросить у него ещё кое о чём, что занимает её мысли.

– У Кингсли и Люпина есть теория, – она внимательно всматривается в его лицо, чтобы уловить малейшие изменения. – Теория, что Волдеморт уже сделал или готовится сделать новые крестражи и всё происходящее – это просто прелюдия, пока он не перейдёт в новую стадию войны, уже не боясь за свою жизнь.

Малфой невозмутимо смотрит на неё в ответ и вдруг серьёзно произносит:

– У него не осталось больше крестражей.

– Но откуда ты?..

Он трёт рукой лицо и, отведя взгляд, говорит:

– Лорд недавно разговаривал об этом с отцом. Он поручил ему найти одну вещь и сказал, что ищет способ сделать из этой вещи крестраж. Сказал, что нуждается в этом. И что Снейп поможет ему.

Гермиона хмурится.

– Но ведь Снейп…

– Чёрта с два Снейп поможет ему! – грубо выплёвывает Малфой.

Гермиона замолкает и обдумывает услышанное.

Это… это многое меняет.

Теория Люпина и Кингсли, видимо, оказывается верна.

Но это поднимает лишь больше вопросов. В частности, вопросов самому Малфою. Гермиона изо всех сил старается, чтобы её голос не звучал обвиняющее, когда спрашивает:

– Почему ты не сказал сразу?

Чуть сузив глаза, он смотрит на неё в упор несколько мгновений, а затем возводит глаза к потолку и быстро отвечает:

– Потому что я пока ни в чём не уверен.

Гермиона бессильно сжимает и разжимает кулаки.

И вот снова оказывается, что Малфой недоговаривает. Почему же он постоянно скрывает что-то? Сколько на самом деле он ей не говорит?

Прежняя, несколько забытая злость медленно охватывает её.

Малфой не прав. Так они не договаривались.

– Малфой, уверен или нет, но это информация, – жёстко произносит она. – А по нашему договору ты приносишь мне информацию, которую знаешь.

Он цокает языком и сердито смотрит на неё, глаза знакомо мерцают.

Ох, ну конечно, как бы ни менялись их отношения, какие решения бы ни принимала Гермиона, чтобы навести подобие порядка, как бы ни старался Малфой своими поступками, они могут продолжать так вечно.

– Да что за договор, Грейнджер? Что за правила ты придумала?

Гермионы стискивает зубы и медленно говорит:

– Я ничего не придумывала. Просто нам нужно придерживаться хоть какой-то структуры, чтобы это всё имело смысл.

– Да что ты? – Малфой вспыхивает.

Гермиона заминается.

Она имела в виду не это. Прозвучало действительно неправильно.

– Это всё и так имеет смысл, – поспешно поправляет она себя, но всё же прибавляет: – Однако ты мог бы и сказать мне про разговор Волдеморта с Люциусом. Это помогло бы нам лучше планировать дальнейшие шаги.

– Это было бы по правилам, – вдруг, чуть поменяв голос, чтобы изобразить её, дразнит Малфой. По его лицу скользит жестокая ухмылка. – Иногда я забываю, какая ты, Грейнджер, а потом поражаюсь каждый раз как в первый. Ты пытаешься делать всё по каким-то нелепыми правилам. Но мир не такой, мир нельзя описать одним сводом законов.

– Я знаю, но соблюдать правила – это единственное, что мы можем, чтобы поддерживать баланс, – раздражённо отрезает она.

Малфой вновь закатывает глаза.

– Единственное, что мы можем, – это аккуратно выбирать, какие правила нарушать.

Гермиона сверлит Малфоя тяжёлым взглядом и долго молчит, обдумывая его слова.

– Ты сам знаешь, Малфой, что иногда я нарушаю правила, – наконец неспешно произносит она. – Я просто не считаю это базово правильным.

На его лице мелькает удивлённое выражение, которое быстро сменяется нахальной усмешкой.

– О да, Грейнджер, – с каким-то извращённым удовлетворением подтверждает он, – ты хитрее, чем сама себе признаешься. Кто-то назвал бы это лицемерием, но не я, – движением руки он заставляет её не спорить и продолжает: – Ты сама решаешь, какие правила удобны, а какие нет, и делаешь всё вопреки мыслимому и немыслимому, но продолжаешь прикрываться добродетелью и всеми этими идеалами первокурсницы. За всё хорошее против всего плохого, не так ли?

– Это не такой уж плохой взгляд на мир, – несколько смущённо бормочет Гермиона. – Лучше верить в добро, чем не верить ни во что.

Но Малфой не пропускает укол в свою сторону:

– Я верю в себя. В себя и своих близких. Но это слишком эгоистично для тебя, не так ли? Позволь спросить, если твой обожаемый Поттер или Уизли – любой из Уизли – будут при смерти, а ты сможешь им помочь, но ценой, допустим, чьей-нибудь жизни, то что ты сделаешь? Что выберешь?

– Я… Я не… – Гермиона теряется от его напора.

– Это простой вопрос, Грейнджер, – он довольным взглядом наблюдает за её замешательством, а после произносит: – Я точно знаю, что смогу убить за свою мать. Я не хотел бы этого делать и не считаю это правильным, но таков принцип. Я выберу её. Я даже выберу своего отца, хотя не уверен, что это будет взаимно, – его лицо на мгновение омрачается. – Это вопрос личных приоритетов. И тебе когда-нибудь придётся смириться, что иногда просто не бывает хорошего выбора. Невозможно насмерть сражаться за добро.

Когда он заканчивает говорить, Гермиона чувствует себя так, будто весь груз его слов наваливается на её плечи. Она вдруг обессиленно опускает руки и горько шепчет:

– Ты думаешь, я этого не знаю?

Она живёт в этих метаниях уже много месяцев.

Гермиона никогда не убивала специально, но она понимает, что люди погибали от её рук.

Она знает, что некоторые члены Ордена не гнушаются непростительными заклинаниями.

Знает, что, когда в одной из их тюрем кончилась сыворотка правды, пленных пытали, чтобы добыть нужную информацию.

Она в курсе происходящего, и хотя мысли об этом вызывают жгучую боль в душе, Гермиона не пытается отстраниться от них. Ей важно оставаться честной себе. Важно сомневаться даже в близких, если они делают сомнительные вещи.

Склонив голову к груди, Гермиона глубоко вздыхает и наконец говорит:

– Послушай, Малфой. Я не верю, что на войне все средства хороши, но понимаю, что иногда действительно приходится отвечать злу его же приёмами, и это… – она вздрагивает, – это ужасно. Я понимаю это, но не хочу принимать. Хочу верить, что когда-нибудь будет иначе, – Гермиона гулко втягивает воздух и вновь поднимает взгляд на Малфоя. Он слушает её с серьезным выражением лица. – Не говори мне, что это наивно.

– Ты сама это сказала.

– Я знаю. Знаю, что наивно, – упрямо повторяет она и поясняет: – Если желаешь победы добра, значит, уже есть какое-то сражение. Есть борьба. И бороться необходимо, мы должны делать всё, что можем. В том числе сообщать всю информацию, – Гермиона сверкает на него глазами. – Просто нужно соблюдать грань, не опускаясь до зла, с которым ты воюешь, – она разводит руками в воздухе, подчёркивая каждое слово, будто бы так сказанное имеет больше силы. – Суть в балансе. То, что ты сражаешься, ещё не делает тебя злом, но удержаться на грани, правда, непросто. Но необходимо.

Малфой задумчиво смотрит на неё и вдруг слегка усмехается:

– Смысл не в том, чтобы просто победить большого и страшного дракона.

Гермиона размышляет одно мгновение и кивает:

– Смысл в том, чтобы победить дракона, не став драконом.

========== 8. Восьмая глава ==========

Удар, грохот, стук, агония…

Неподалёку раздаётся взрыв, и слышатся чьи-то отчаянные крики.

Хотя, возможно, Гермиона додумывает, потому что в ушах стучит слишком сильно, чтобы что-то расслышать по-настоящему. Она не может сконцентрироваться.

Гермиона прижимается лбом к прохладной стене. Кладка неровная, и выступающие края камней врезаются в кожу, но боль не смущает, а даже радует, потому служит напоминанием: Гермиона ещё здесь, она на ногах, она жива.

Невнятный всхлип вырывается изо рта, и она крепко сжимает губы, считает до трёх, а после старается выровнять сбившееся дыхание. Ей нужно взять себя в руки.

Гермиона прислушивается к себе.

Она несколько раз упала на камни со всего размаха, но вроде бы ничего не сломано, лишь ноет правая ступня. На виске то ли царапина, то ли синяк, и ушиблены рёбра, но вся эта боль меркнет перед более страшным ощущением: Гермиона совершенно не чувствует правую руку.

Где-то сбоку одно за другим пускают череду заклинаний, раздаётся чей-то визг и грохот камней. Гермиона вздрагивает.

Как она и говорила, это всё не имело никакого смысла, но всё-таки происходило: сражение было жестоким, а Гермиона даже не до конца понимала, за что конкретно они бились.

Царапая лоб, она закидывает голову и жадно втягивает сухой, пыльный воздух.

У них небольшой отряд, а Пожирателей в разы больше, и они не скупятся на проклятия и убивающие заклинания. Гермиона видела, как Симус Финниган отбивался сразу от четверых, пока ему на помощь не пришла Чжоу Чанг. Гермиона хотела им помочь, но её отбросило взрывом, а когда, откашлявшись, она снова оказалась на ногах, то разглядела лишь чью-то окровавленную конечность, торчавшую из-под камней. Гермиона не стала проверять.

К горлу подкатывает тошнота, когда Гермиона вспоминает, как Майклу Корнеру прямо в спину попало заклинание, из-за которого часть костей мгновенно исчезла, и он обвалился на землю мешком кожи и плоти. Ханна Аббот тоже видела случившееся, но лишь переступила через тело Майкла, посылая одно за другим заклинания в неизвестного Пожирателя, преследовавшего её.

Гермиона не уверена, сколько у них погибших и раненых. Она видела побледневшего Джорджа, который прижимал руку к бедру, откуда сочилась кровь; привалившуюся к стене Пенелопу Кристалл то ли мёртвую, то ли без сознания; Аберфорта Дамблдора, который хромал при каждом шаге, но продолжал отбиваться от Пожирателей.

Они все сражались.

И Гермиона должна была продолжить сражаться.

Но она так устала…

Гермиона устала от войны, устала от неопределённости, устала терять друзей, устала видеть мучения близких. Слёзы подступают к глазам.

Гермиона перебирает в голове все моменты битвы, стараясь решить, что делать дальше. Именно в этот момент она вдруг чувствует, как бедро обжигает. В кармане заметно нагревается галлеон.

Крепче стиснув палочку, Гермиона вновь вжимается лбом в стену. Мерлин, она не может аппарировать туда прямо сейчас!

Но надо признать: сражаться она тоже не способна.

Гермиона размышляет долгое мгновение. Она думает о тех, кто навсегда повержен. О тех, кому она могла бы помочь, если останется. О тех, чьи жизни так же важны, как и её, но сегодня оборвутся. Она думает, думает, думает, чувствуя, как нарастает боль в голове и в груди. А после раздражённо бьёт ногой в стену и, сжав палочку, аппарирует.

Внутренности скручивает, и Гермиона ощущает давление по всему телу, кроме – ну что за невезение! – руки.

Очутившись посреди гостиной в Паучьем тупике, первое, что видит Гермиона, это Драко Малфой, облачённый в тёмную мантию Пожирателя смерти, с серебристой маской, зажатой в руке. Она на мгновение жмурится, а после мотает головой, отбрасывая волосы с лица, и на автомате направляет на него палочку.

– Ты откуда?

Он механически повторяет её движение. Край его мантии обожжён, смят и запачкан грязью, на плечах и лице пепельные разводы, и волосы разметались в беспорядке. Малфой выглядит озлобленным и потрёпанным.

– Глостер, – коротко бросает он, – ты?

– Годрикова впадина.

Его лицо мрачнеет, и на скулах появляются желваки от того, как сильно он сжимает челюсти. Малфой обводит всю её взглядом и неожиданно тихо говорит:

– Я не знал.

Он опускает палочку и отбрасывает в сторону маску. Та с жалким стуком ударяется о пол.

Потрясение от боя всё ещё заставляет руки Гермионы подрагивать, но в гостиной Паучьего тупика она не чувствует прежней опасности, и это даёт толчок к расслаблению. С плеч словно медленно снимают тяжёлый груз, и Гермиона глубоко вздыхает.

Она в безопасности.

Возможно, многие её друзья мертвы, но она… будет в порядке.

Странно осознавать это, когда стоишь в гостиной одного Пожирателя смерти, а напротив другой только что направлял на тебя палочку.

Гермиона хмыкает своим мыслям, опускает палочку и на мгновение возводит глаза к потолку, стараясь отбросить тёмные мысли и воспоминания, а после вновь осматривает Малфоя.

Он напряжённо наблюдает за ней, и выражение его лица непривычно тоскливое. Он словно столкнулся с большим внутренним конфликтом и не может его разрешить. Малфой обводит Гермиону взглядом, на мгновение щурится, явно замечая, что она держит палочку в левой руке, но никак не комментирует этот факт.

Он ждёт её реакции.

Гермиона кладёт палочку на стол, садится в кресло и шумно выдыхает.

– Я не обвиняю тебя.

Брови Малфоя приподнимаются, и он слегка вскидывает подбородок.

– Неужели?

От его тона неприятно колет в груди. Но Гермиона заслужила его недоверие.

Она протягивает руку за спину и освобождает волосы от резинки, кудри рассыпаются по спине. Когда уходит неприятное натяжение, в голове немного проясняется.

Запал проходит, напряжение от битвы отпускает её, и Гермиона ощущает, насколько она обессилена.

Она слишком устала, чтобы снова вступать в пререкания.

Она правда понимает, что он не знал. Малфой выложил настолько подробные планы нападений, насколько мог, и Гермиона верит, что он не был в курсе других атак. Иначе бы рассказал.

План Волдеморта был обширным: очаги возникли сразу во многих местах. Он размазал свою армию по всей Британии, и Ордену пришлось соответствовать и отражать нападения по мере возможности. Что, конечно, было болезненно и… бессмысленно. Это была игра без выигрыша. Никто не мог победить, но все могли проиграть.

Но Гермиона была слишком занята, чтобы тщательно обдумать это раньше.

Теперь она понимает, что они попали в какую-то ловушку, но Малфой в этом не виноват.

Гермиона оглядывает его ещё раз, замечая, насколько он сам выглядит измученным. Конечно, он вновь сражался против её друзей, но в этот раз эта мысль почему-то не вызывает дискомфорта.

Она уже проходила всё это. И на этот раз пора выполнять обещания самой себе.

– Я вообще-то решила больше не обвинять тебя и ничего не требовать.

Малфой пристально смотрит на неё:

– И давно ты так решила?

– Некоторое время назад, – мирно произносит Гермиона и вздыхает. – На самом деле, после тридцатого июня, но… – она заминается, понимая, что это прозвучит глупо. – Обстоятельства помешали.

Малфой закатывает глаза и качает головой, его челюсть напряжена, а рука всё ещё крепко сжимает палочку.

– Обстоятельства всегда будут мешать.

Гермиона прикусывает губу. Он явно не собирается облегчать ей задачу.

Но у Гермионы вообще не осталось сил, и нервов, и желания спорить.

К тому же бороться с Малфоем бессмысленно. Это не та борьба, которой им надо уделять внимание.

Гермиона откидывается в кресле и прочищает горло, вспоминая их последний разговор.

– Послушай, я знаю, что вела себя неправильно. Я часто злюсь, но не на тебя. В основном не на тебя, – она на мгновение слабо улыбается. – Мне просто не нравится чувствовать себя беспомощной, не нравится, что я не могу сдвинуть эту войну в сторону завершения.

– Никто не может, Грейнджер. Ты пытаешься сделать это каждый день, но твоих действий…

– …никогда не бывает достаточно.

– Да.

– Всё так, – Гермиона заводит прядь за ухо и смотрит в сторону, пытаясь подобрать слова. – Я не могу закончить войну, и я не должна требовать этого от тебя. Я не права, когда делаю так. Конечно, мне хотелось, чтобы ты мог сказать мне больше. Но я понимаю, что ты делаешь, что можешь, – она глубоко вздыхает. – И я это ценю.

Её слова повисают в воздухе между ними. Гермиона надеется, что сказанное звучало искренне. Что Малфой поймёт, что она не пытается манипулировать им.

Его взгляд вдруг проясняется, и осторожное любопытство сменяет враждебную подозрительность.

– И что, Грейнджер, больше никаких правил и требований?

Она мотает головой:

– По крайней мере, я больше так не хочу. Как ты и сказал, это вопрос личных приоритетов. И я делаю свой выбор. В конце концов, мы… – Гермиона знает, что Малфой не пропускает мимо ушей её заминку, – …союзники.

Гермиона смущённо смотрит на него, и Малфой отвечает ей долгим взглядом, а после едва заметно покачивает головой, будто хочет возразить, но ничего не говорит.

Гермиона прикрывает глаза. Ей хочется верить, что в этот раз они достигнут понимания.

Тишина окружает их, пока произнесённые Гермионой слова укладываются у обоих в головах. Когда молчание затягивается, Гермиона наконец спрашивает:

– Почему ты позвал меня?

Малфой гулко вздыхает, и она вновь поднимает на него взгляд, впрочем, даже не надеясь прочитать эмоции на его лице.

– Мой отец достал предмет, который нужен Волдеморту, – просто говорит он.

Гермиона морщится и сжимает пальцами переносицу.

– То есть это всё было отвлечением внимания.

Малфой устало ухмыляется.

– Ну, зачастую ты всё-таки бываешь права.

Гермиона отнимает руку от лица и вскидывает на него удивлённый взгляд. Малфой неопределённо пожимает плечами и наконец опускается на диван.

Вдруг до Гермионы доходит:

– Получается, даже если Орден победил сегодня на поле боя, то…

– …всё равно проиграл стратегически, – заканчивает Малфой.

– Нам надо что-то предпринять, – шепчет Гермиона и опускает взгляд на свою руку. Кожа в грязи и крови. Она сжимает и разжимает кулак, и посередине ладони остаются светлые полумесяцы от ногтей, разрезая тёмно-бурые разводы.

– Вы можете воспользоваться планами поместья Лестренджей, – напоминает Малфой и вдруг изменившимся тоном добавляет: – Я могу повторить какие-то детали, если ты не запомнила после того раза.

Гермиона вспыхивает и, проигнорировав его намёк, поспешно отвечает:

– Да, я поговорю об этом с Кингсли и Люпином. И о предмете тоже. – Она внимательно смотрит на него: – Ты знаешь, что это?

– Это портрет, – Малфой морщится. – Но я не знаю, чей он. И я не знаю, откуда Люциус взял его.

– Все крестражи Волдеморт делал из вещей, которые почему-то были важны ему, – медленно произносит Гермиона. – Но чей портрет будет подходящим? Мы можем попробовать догадаться.

Губы Малфоя слегка дёргаются, и он закатывает глаза.

– Существует великое множество выдающихся портретов. Но Пожиратели нанесли удары по всей Британии, занимая Орден, ради того, чтобы достать именно этот. Он должен быть заметным.

Гермиона неопределённо кивает и задумывается.

– И правда. Это… это может дать нам какую-то информацию, – она открыто смотрит на него и несмело приподнимает уголки губ. – Это всё очень важно. Спасибо… Драко.

Он передёргивает плечами и раздражённо проводит по волосам, его глаза мерцают.

– Грейнджер, только вот не надо теперь разводить сентиментальность.

Она удивлённо распахивает глаза и несколько раз моргает.

– Но я ведь просто…

– Спустя три месяца ты наконец соизволила ослабить свою хватку и этот вечный контроль, спасибо большое, но не делай вид, что это что-то меняет. – Она ошеломлённо выпрямляется в кресле, отчего её рука неестественно изгибается. Малфой провожает это движение взглядом и спрашивает, прежде чем Гермиона успевает открыть рот, чтобы осадить его: – И что у тебя с рукой?

Гермиона хмурится и от резкой смены его настроения, и от вопроса. Ей больше было по душе, когда он игнорировал её состояние.

– Заклинание Онемения. Я выпью зелье, когда вернусь.

Малфой вдруг цокает языком, снова закатывает глаза и что-то ворчит себе под нос.

– Я знаю контрзаклинание, – говорит он после таким тоном, словно совсем не собирался это произносить.

Гермиона приподнимает брови.

– Контрзаклинание? Но я не…

– Оно действует быстрее, чем зелье, и хотя боль присутствует, она остаётся лишь на пару минут, – перебивает он.

Гермиона неуверенно косится на свою руку и вновь переводит взгляд на Малфоя. Она колеблется. Она сама уже однажды вылечила его, поэтому, наверное, это нормальное предложение с его стороны. К тому же целители Ордена наверняка и так будут очень заняты после всего случившегося, а восстановление онемевшей конечности обычно действительно совсем не приятный процесс.

Но Гермионе всё равно до сих пор кажется странным вот так сдаться на милость Малфою. Тем более после его слов. Но он выглядит так, как будто надеется, что она не согласится, поэтому Гермиона спрашивает:

– Что нужно делать?

– Для начала пересесть поближе, чтобы я не посылал заклинание через всю комнату.

Его голос звучит грубо и резко, но Гермионе отчего-то кажется, что таким образом Малфой пытается прикрыть неловкость их положения. Она размышляет ещё мгновение, но всё-таки решается. Тяжело сглотнув, Гермиона встаёт и быстро пересекает комнату, присаживаясь на диван рядом с Малфоем.

Знакомое положение.

Знакомое и немного опасное.

– Сколько поражено? – отрывисто спрашивает он и наклоняет голову, уставившись на её руку.

– Рука полностью.

Гермиона пытается повести плечом, но чувствует лишь отголосок напряжения в мышцах, рука слегка вздрагивает, но полноценного движения не выходит. Малфой, сузив глаза, наблюдает за её попыткой.

– Здесь?

Она вздрагивает, когда его ладонь опускается ей на плечо. Ощущение странное: она чувствует тепло его ладони лишь частично, и когда он перебирает пальцами, одно прикосновение обжигает, а другое кажется совсем поверхностным.

– Где-то здесь, да.

Малфой ощупывает её мышцы, и Гермиона смотрит на него снизу вверх, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее. Из-за положения его головы она не может увидеть выражение глаз и лишь наблюдает, как морщина прорезает его лоб, пока он сосредоточенно дотрагивается до её плеча, локтя, предплечья, запястья…

Его движения уверенные, но осторожные. Гермиона неожиданно для себя чувствует сожаление из-за того, что не ощущает прикосновений.

Одной рукой Малфой продолжает удерживать её запястье, а второй вскидывает палочку. Прежде чем Гермиона успевает что-либо спросить, он прочищает горло и начинает нараспев произносить длинное заклинание, ведя палочкой в сложном размашистом движении.

Гермиона замирает.

Она растеряна от всего навалившегося на неё: мучительный бой, неприятное заклинание, изматывающий разговор с Малфоем, его странный агрессивный всплеск… И сразу после – предложение помочь.

Гермиона вдруг думает, что, возможно, это он манипулирует ей в своих интересах, а она наивно ведётся, не в состоянии заметить подвоха.

Впрочем, у неё есть и другая теория. Он попросту не верит ей и всё ещё отказывается подпускать ближе. Эта мысль отчасти сердит Гермиону, отчасти задевает.

Малфой заканчивает произносить заклинание, но продолжает взмахивать палочкой, постукивая кончиком по коже. Рассеянно наблюдая за движением его руки, Гермиона улавливает знакомые очертания и говорит:

– Я видела это заклинание в книге Снейпа. Это он научил тебя?

Малфой кидает на неё быстрый взгляд сквозь ресницы и кивает.

– Когда в меня в первый раз попало такое заклинание, то поразило всю ногу и я провалялся три дня, – отвечает он. – Зелье помогало слишком медленно, а боль была ужасная. Снейп применил это заклинание, а после научил меня использовать его.

– Я должна была встретиться со Снейпом, чтобы он показал мне некоторые заклинания, – поддавшись порыву, делится Гермиона. – Но он не пришёл.

– Заклинания? Какого рода?

– Целительская магия.

В его взгляде мелькает интерес.

– Нашла что-то, чего не знаешь? – бормочет он и вдруг осекается: – Ты сказала, что Снейп не пришёл?

Гермиона мотает головой:

– Никто из Ордена не видел его несколько дней.

Малфой замирает и подозрительно щурится.

– Его не было в Глостере и Челтнеме, я видел оба отряда. Но… – он поджимает губы и возводит глаза к потолку, раздумывая о чём-то, а после мотает головой, словно отбрасывая какие-то мысли. – Но он мог быть в любом другом месте. Думаю, что он скоро объявится.

Гермиона пожимает здоровым плечом.

Малфой вновь проводит ладонью по её руке и массирует какие-то точки на ладони, потом с нажимом проводит по каждому пальцу. Гермиона видит, как проминается кожа, но ничего не ощущает. В груди что-то ёкает, и Гермиона чувствует, что завидует сама себе. Эта мысль смущает её.

– Ты часто лечишь себя? – спрашивает она, чтобы нарушить тишину.

Гермиона понимает, что ступает на опасную территорию. Хоть она уже и видела его после пыток и в тот раз он даже рассказал, что произошло, это явно не та тема, на которую Малфой хочет распространяться.

Он не смотрит на неё, взгляд сфокусирован на руке.

– Иногда приходится.

Ответ короткий, отрывистый.

– Тебе есть к кому обратиться за помощью, кроме Снейпа?

Его лицо слегка дёргается, и брови едва заметно сходятся к переносице.

– Есть.

Гермиона отчего-то смелеет:

– Кроме Снейпа и меня?

Его руки вздрагивают, и Гермиона отстранённо думает, что движение могло бы доставить дискомфорт, если бы она что-то чувствовала.

Малфой вскидывает на неё взгляд.

– Прекращай, Грейнджер, я не буду говорить с тобой об этом.

Она тушуется. Не вышло.

– Прости.

Малфой напряжённо смотрит на неё одно мгновение и вновь поднимает палочку.

– Сейчас будет неприятно, – он раздумывает буквально секунду и поправляет сам себя: – Даже больно.

Гермиона слегка кивает, и он отпускает её руку, отчего она безвольно повисает вдоль тела. Гермиона не уверена, чего ожидать, и смотрит за движением палочки, а после видит вспышку заклинания и чувствует тепло.

Тепло, которое стремительно перерастает в боль.

И боль эта гораздо сильнее, чем она ожидала, и на мгновение у Гермионы темнеет в глазах.

– Ох, – она всхлипывает.

Покалывания охватывают всю руку, будто бы сотни иголок протыкают кожу, причём делают это неравномерно, и боль накатывает волнами, возникая то в одном, то в другом месте. Гермиона прислоняет подбородок к груди и сжимает губы, но всё равно невнятно стонет, съёжившись от неприятных ощущений. Покалывания переходят в жжение, словно кровь в венах нагревается.

– Сама понимаешь, я не могу дать тебе обезболивающее, – тихо произносит Малфой и внезапно свободной рукой сжимает её колено. – Потерпи немного, всё скоро закончится.

Гермиона замирает и удивлённо смотрит на его ладонь.

Такой простой успокаивающий жест. Что-то вроде похлопывания по плечу или дружеского объятия.

Только вот… это прикосновение не ощущается таким невинным.

Она сглатывает и глубоко втягивает воздух, стараясь справиться и с болью, и ещё с каким-то внезапно накатившим ощущением.

Впрочем, Малфой быстро отпускает её колено и сильными движениями стискивает руку, двигаясь сверху вниз, и под его прикосновениями боль постепенно отступает.

Гермиона облегчённо выдыхает, откидываясь на подушки. Она прислушивается к себе. Её рука будто возвращается на место, но всё ещё ощущается чужеродной. Она пытается пошевелить пальцами и напрячь мускулы, а Малфой тем временем убирает палочку и снова тянется к ней. Гермиона с опаской наблюдает за его движением. Он ничего не говорит и не смотрит ей в глаза, пока всей ладонью обхватывает руку повыше локтя.