Текст книги "Цена памяти (СИ)"

Автор книги: Feel_alive

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)

– Но если что-то пойдёт не так, – опасливо начинает Рон. – Если… я поврежу твою голову? Возможно, нам стоит сначала попытаться сбежать и только в случае провала…

– Мы можем не успеть, – отрезает Гермиона и проникновенно смотрит на него. – Мы должны, Рон, – её горло сводит, и на глаза наворачиваются слёзы. – Мы, возможно, уже не выберемся, но мы должны дать им шанс.

Он с болью глядит на неё в ответ. Его губы дёргаются, но он ничего не отвечает и сокрушённо опускает голову.

– Ты не веришь, что мы выберемся?

Она сглатывает и быстро говорит:

– Я не знаю, но вероятность…

– К чёрту вероятность, Гермиона! Ты веришь или нет?

Они встречаются взглядами, и Гермиона, поджав губы, чтобы не разрыдаться, покачивает головой.

– У нас есть шанс, но… Их слишком много. Я не думаю, что мы сможем, Рон.

Его плечи опускаются, и он громко выдыхает, а после, выпустив её, встаёт и отходит в сторону. Он кидает долгий взгляд на меч Гриффиндора, а затем сжимает палочку и снова смотрит на Гермиону, замершую у окна.

– Хорошо, – неожиданно безэмоциональным голосом говорит Рон. – Напомни мне движение палочкой и давай… Давай попробуем сделать это.

Хоть она и не плачет, но всё равно утирает глаза и также встаёт с места, упрямо вскидывая подбородок. Гермиона быстро показывает ему, как накладывать заклинание, а после достаёт свою монету и мгновение с тоской изучает её.

Она закрывает глаза и сжимает её в ладони. Хочется сказать так много, но она не знает, как всё это передать. Гермиона может думать только о простых вещах. Она понимает, что Орден должен узнать о портрете.

«Уничтожили его, – высвечивается на галлеоне, и Гермиона стискивает его сильнее, – окружены».

Глаза жжёт от подступающих слёз, но она справляется с собой и накладывает на галлеон дезиллюминационное заклинание, надеясь, что оно продержится достаточно, а после швыряет монету куда-то в угол, чтобы её никто не нашёл.

Гермиона замирает напротив Рона, подняв палочку, и перебирает в голове все отрывки воспоминаний, связанные с Драко.

Вот они ругаются, сражаются, обмениваются сведениями, разговаривают…

Вот он, дрожащий и бледный после битвы, позволяет ей залечить себя, а после бесстыдно хлещет эльфийское вино в свой день рождения.

Вот она благодарит его за Эрни и Джастина, а вот у него срывает крышу и он целует её.

Она умоляет спасти пленных, и он делает это, но получает сполна.

Он ещё раз целует её и рассказывает о нападении, а она ему – о Тедди.

Они спорят о приоритетах, она просит прощения, он лечит её раз, другой.

Вот он находит её в Ракушке, а после они проводят время вместе, варят зелья, сближаются.

Они занимаются сексом, он передаёт ей планы поместий, а она… постепенно влюбляется в него.

Вот он рассказывает ей об убийстве Филча.

И последнее – когда Драко просит её не идти в Хогвартс.

Гермиона не верила, что это их последняя встреча, и уж точно не хотела забывать всё это. Она никогда не хотела забывать его.

Но теперь она не видит другого решения.

Рука, сжимающая палочку, ощутимо дрожит.

Гермиона думает, что сделала бы по-другому, будь у неё возможность, но отбрасывает эти мысли. Теперь это неважно. Они оказались там, где оказались. Выхода нет, а перебирать альтернативные варианты бессмысленно и нерационально.

Она может сделать для Драко только это.

Ведь Гермиона знает наверняка: цена её памяти меньше цены его жизни.

Глубоко вздохнув, она кивает Рону и хрипло произносит:

– Пора.

Они одновременно поднимают палочки.

– Ты уверена?

Гермиона вновь кивает.

– На счёт три.

Рон выдавливает подбадривающую улыбку.

– Всё будет хорошо. Один.

Она с трудом улыбается в ответ, чувствуя, как слёзы всё-таки вырываются из глаз.

– Два.

«Всё точно будет хорошо», – думает Гермиона. Она ведь обязана верить в лучшее. Даже сейчас.

– Три!

Она взмахивает рукой, направляя палочку на Рона. Они вскрикивают одновременно:

– Обливиэйт!

Заклинание с силой врезается в Гермиону.

***

Воспоминания после этого похожи на сплошную мешанину образов, звуков и ощущений.

В сознании откладываются страх, скорость, вспышки заклинаний, тяжёлое дыхание, ругательства, крики и боль.

Сначала от подвернутой лодыжки и отчаянного бега, и затем… из-за всего остального.

Гермиона вспоминает отрывки, но все они пугающие и болезненные.

И невероятно сумбурные.

Они с Роном быстро оправляются от заклинания и в самом деле пытаются дать отпор сначала Люциусу, а потом и остальным Пожирателям. Она ведь помнит, как они мчатся, уворачиваясь от заклинаний, а значит, им как-то удалось прорваться.

Но после Гермиону встречает темнота, которая быстро сменяется болью.

Боль повсюду.

Боль окружает её, затапливает, проникая через кожу, и вместе с тем идёт изнутри. Гермиона трясётся и слышит ужасающие крики, похожие на предсмертные.

И далеко не сразу понимает, что это – её крики.

Она слышит лязганье металла от кандалов и чьи-то требовательные злые голоса.

Она чувствует холод и влагу то ли от сырости, то ли от слёз, то ли от крови. Она помнит, что крови много.

Видения затягивают её в воронку, наводняют разум, бьются и отступают, почти не давая передышки.

Всю ночь Гермиона пребывает на грани сна и реальности, так и не понимая, что является кошмаром, а что – воспоминанием.

Вот какой-то Пожиратель направляет на неё палочку, но маска растворяется на его лице, и это оказывается Дра… Нет, Люциус Малфой.

А вот его уже сменяет Беллатриса.

Они произносят какие-то заклинания, но Гермиона не слышит ничего, кроме крови, стучащей в ушах, и лязга цепей, на которых она болтается, как безвольная кукла. Она замечает, как шевелятся губы и как изменяются лица от непонятных эмоций, а ещё видит вспышки, которые медленно разгораются на концах палочек и, перелетая по воздуху, врезаются ей в грудь.

И сразу после перед ней появляется Рон с его проницательными голубыми глазами и печальной улыбкой. Он произносит одно слово. Снова и снова, по кругу.

Обливиэйт.

Она не понимает, в какой момент на нём возникают тёмный плащ и серебристая маска, когда меняется его голос, который произносит уже совсем другие слова.

И опять боль, отголоски которой прорываются до неё даже теперь, спустя год.

Гермиона мучается и никак не может очнуться.

Но наконец она вдруг видит, что перед ней другое знакомое лицо – лицо Драко.

И просыпается.

***

Она не смотрит на Драко, когда заходит в камеру и садится за стол.

Гермиона ощущает его взгляд, но сама тянет время.

Она не выспалась и чувствует себя разбитой, голова наливается болью, пульсируя от образов и мыслей, и всё тело охватывает тяжесть. Кажется, будто каждая клетка недовольно вспоминает, через что ей пришлось пройти.

Кроме того, её сердце рвётся на куски.

Гермиона тяжело вздыхает.

– Ну и как твоё мнение обо мне? – вдруг на удивление бодро спрашивает Малфой.

Она наконец непонимающе посматривает на него. Он прищуривает глаза и еле-еле склоняет голову к плечу. Заметив её недоумение, Драко поджимает губы и уточняет:

– Уже изменилось навсегда?

Её глухой выдох похож на всхлип, и Малфой удивлённо приподнимает брови, но Гермиона встряхивает головой и быстро говорит:

– Пока не уверена. Я вспомнила, как мы с Роном уничтожили крестраж.

Он кивает и нетерпеливо вскидывает подбородок.

– И? Это всё?

Резким жестом Гермиона заправляет волосы за уши и сцепляет руки, опуская их на стол. Она выпрямляется, напрягая уставшую спину, и медленно обводит Малфоя взглядом. Она рассматривает его с такой дотошностью, как будто давно не видела.

Но ведь ощущение именно такое.

Два мира в её голове наконец встретились, столкнулись лоб в лоб, создавая провал, из которого теперь Гермиона пытается выбраться.

Его бескровное лицо выглядит хуже, чем когда она пришла впервые. Но глаза… Глаза Драко горят, эмоции сменяются в них одна за другой, он не прячется и ничего не скрывает. Лишь иногда старается сдержаться, чтобы не перегнуть палку.

И Гермионе так грустно видеть его таким.

Всё это время он ждал её, даже не зная, что она сделала ради него.

Она ведь искренне пыталась спасти его. Его жизнь.

Но, попросив Рона наложить Обливиэйт, Гермиона не подумала о том, что без её воспоминаний жизнь Драко всё равно может покатиться в пропасть.

– Ты говорил, что ничего не знал о моей памяти, когда нашёл меня в мэноре, – медленно говорит она и видит, как Малфой мгновенно напрягается. – Но у тебя есть версии, что случилось?

– Я перебрал столько версий в голове, ты бы знала, Грейнджер, – он вздыхает и хмурится. – Ты вспомнила, что произошло?

– Какие варианты у тебя были?

– Ответь на чёртов вопрос без увиливаний, Грейнджер. Не надо играть со мной!..

– Я не играю, – Гермиона вспыхивает. – Я… Послушай, Драко, – она тяжело сглатывает и наконец решается: – Я ведь не владею Окклюменцией.

Ярость в его глазах моментально сходит на нет, и он медленно опускает веки, будто стараясь справиться с нахлынувшей болью.

– Грейнджер, – слабым голосом откликается Драко, но не находит слов, чтобы сказать что-то ещё.

Он понимает её намёк. Понимает, что это значит.

– Мы попали в плен, и наверняка кто-то пытался прочесть наши мысли. Но… тебя не раскрыли, – тихо произносит Гермиона. – Всё это потому, что я стёрла память Рона, а он мою, – она следит за его реакцией и заканчивает почти шёпотом, – по моей же просьбе.

Шипящий звук вырывается из его рта. Драко вновь распахивает глаза, смотря на неё, и его губы мгновение подрагивают, но он тут же стискивает челюсти.

Гермиона несколько раз моргает, отгоняя слёзы, и быстро говорит:

– Ты как-то сказал про цену моей памяти…

Та фраза навсегда отложилась в голове Гермионы, хоть тогда и не было ясно, что на самом деле она значила.

– Два фальшивых галлеона. Ты сказал… Ты сказал именно так. Но на самом деле…

В его глазах отображается понимание, и уголок рта дёргается.

Гермиона, не выдержав, начинает тараторить:

– У меня не было мерила до встречи с тобой. Я всегда ценила свой мозг. Свои мысли, идеи и, само собой, воспоминания. Я никогда не думала, что потеряю их, ведь они были неотъемлемой частью меня. Они были… ценны и важны, – она переводит дыхание, пока сердце делает несколько оглушительных ударов. Драко крепче сжимает челюсти, его губы слегка белеют. Гермиона заканчивает: – Но твоя жизнь была важнее.

– Мерлин, Грейнджер, всё это время… это была ты сама.

– Я не хотела забывать, но я должна была.

Он вздрагивает, как от удара. Его плечи обессиленно опускаются.

– И Уизли сделал это прямо в том трактире?

Гермиона отвечает быстрым кивком.

– Мы поняли, что оказались в ловушке, и… Я рассказывала ему, как применила заклинание к родителям. Ещё раньше, до этого всего. Не думаю, что он слушал особо внимательно, но всё же смог воспроизвести его, когда потребовалось.

– Я удивлён.

Это попытка пошутить, но в голосе Драко нет насмешки, он бесцветный и пустой.

– Ты думал о таком варианте? – осторожно спрашивает Гермиона.

Он шумно вздыхает.

– Я думал, что это возможно. Ну, что это мог быть Уизли. Но я не понимал, какие должны были быть обстоятельства, – Драко на мгновение задумывается. – Я… У меня была версия, что это сделал мой отец.

– Твой отец? – восклицает Гермиона, удивлённо встрепенувшись.

Он украдкой глядит на неё из-под ресниц и опускает взгляд в стол.

– Я думал, что он мог стереть твою память, чтобы защитить меня.

– О, это…

– Я говорил: у меня было много вариантов, – он легко пожимает плечами и задумчиво покусывает щёку, несколько мгновений размышляя о чём-то своём. Гермиона не может не отметить его потрясённый вид. Драко мог думать о чём угодно, но она всё равно удивила его.

Но кроме этого…

Огорчён ли он? Или понимает, что у неё не было другого выхода?

Чувствует ли всю иронию того, что она нарушила своё обещание и не заступилась за него в суде, потому что пыталась спасти?

Гермиона шумно сглатывает, и Драко наконец поднимает голову и полувопросительно протягивает:

– Но ты всё равно до сих пор не помнишь остального.

– Всё, что было после заклинания, пока что смутно, – она поспешно кивает. – Думаю, из-за пыток и из-за того, что я долго пробыла без сознания после произошедшего… Не знаю. Мы, кажется, пытались спастись. У меня был старый сон, как я бегу и пытаюсь аппарировать, но вместо этого падаю. Это ведь воспоминание. Но я без понятия, как мы оказались на улице.

– Вы вырубили моего отца, – подсказывает Драко с призрачной ухмылкой.

Она позволяет себе слегка улыбнуться в ответ, но выходит грустно.

– И это нам не помогло.

– Каким-то чудом вы прорвались через первую линию. Но понаделали много шума. И в Хогсмиде было слишком много Пожирателей, чтобы вы сумели улизнуть. Они настигли вас.

Холод на миг обжигает её изнутри, напоминая о пережитом. Гермиона ёжится, передёрнув плечами, и обнимает себя руками.

– Но ты получил сообщение и знал, что мы уничтожили крестраж.

Драко окидывает её пронзительным взглядом, его ладони на столе вздрагивают. Возможно, он хочет дотронуться до неё, но не может дотянуться. Или не решается.

Он кивает.

– Я сообщил об этом Поттеру, когда мы встретились. Он так и думал, но был не до конца уверен. После мы поняли, что Волдеморт наконец совсем беззащитен.

В горле Гермионы пузырится недоверчивый смешок.

– За исключением армии Пожирателей и стен твоего поместья.

– Остатков армии, – твёрдо поправляет её Драко. – И стен, которые мало стоили без защиты, которую я мог снять.

– И ты сделал это, верно?

Драко снова кивает.

– Ордену нужно было время. После Хогвартса они не могли сразу броситься в новое сражение. Необходимо было собраться с силами, подлатать раненых, перегруппироваться, отдохнуть.

Гермиона не перебивает, ожидая услышать новые детали и простимулировать свою память, но Малфой аккуратно подбирает слова, в общих чертах описывая план, до которого она уже и так догадалась.

– Но никто не хотел ждать слишком долго… Тем более когда дело касалось вас с Уизли. Было решено, что я подам Ордену сигнал, когда сниму защиту, чтобы они аппарировали в поместье. Поттера в его мантии-невидимке я собирался заранее перенести прямо к Тёмному Лорду. Он заявлял, что лично разберётся с ним.

– Именно Гарри должен был сразиться с ним, – подтверждает Гермиона.

– Он так и сказал, чёртов герой, – фыркает Драко. – Задача других членов Ордена была в том, чтобы отвлечь на себя Пожирателей.

– А что насчёт тебя? – мягко спрашивает Гермиона.

Правда, она и так уже знает ответ.

Драко слегка приподнимает брови и вдруг жёстко ухмыляется:

– Меня? – Его глаза сверкают. – Ну, я должен был забрать тебя. Тебя и Уизли.

Комментарий к 24. Двадцать четвёртая глава

Сцена с двойным Обливиэйтом вдохновлена фанфиком «Семь ночей из жизни Драко Малфоя» одного из моих любимых фикрайтеров Yulita_Ran.

========== 25. Двадцать пятая глава ==========

Комментарий к 25. Двадцать пятая глава

Предупреждение: в главе относительно подробно описываются насильственные действия, а также физические и моральные страдания персонажей.

В голове полный беспорядок: Гермионе кажется, что она кого-то убила.

Не Пожирателя, нет.

Она проткнула мечом или обезглавила какую-то девушку. Она помнит это чрезвычайно ясно: видит её худощавую фигуру, слышит отчаянный крик, чувствует кровь на своих руках, о, Мерлин…

Требуется время и усилие, чтобы осознать, что на самом деле она лишь уничтожила портрет.

Крестраж.

Гермиона уничтожила крестраж Волдеморта, и после её захватили в плен, но при этом она всё ещё жива.

Она то приходит в себя, то теряет сознание, но эта мысль не покидает голову, намертво закрепившись там.

Она жива.

Жива же?

Очнувшись в очередной раз, Гермиона чувствует, как щекочет горло, предвосхищая приступ кашля. Мелкая дрожь охватывает грудную клетку. Гермиона пытается сконцентрироваться и дышать размеренно, ровно, но спазм схватывает трахею, наружу вырывается сухой кашель, и боль пронзает с поражающей силой. Каждое движение будто провоцирует удар ножом.

Переводя дыхание, Гермиона пытается совладать с собой и вспоминает пытки.

Она не уверена, когда последний раз с ней в камере был кто-то ещё. Возможно, мучитель только что покинул её, а может, прошли часы.

Но звуки стоят в голове.

Круцио.

Гермиона научилась отличать не только голоса Пожирателей, но и оттенки боли, которые возникали, когда заклинание накладывали разные люди. Тело до сих пор прошибает редкими судорогами.

Она сдала какое-то убежище, в котором не должно было остаться людей, когда они отправились в Хогвартс. Ей необходимо было прервать Пожирателей хоть ненадолго. Но они раскусили её в два счёта и только разозлились пуще прежнего.

Тогда она раскрыла, что Гарри в Хогвартсе, а также рассказала про проход из Выручай-комнаты. Но она не могла ответить им, откуда узнала про крестраж.

Она не помнила.

Из-за повторяющейся жестокой легилименции разум будто раскурочен. Они без конца врывались в её голову, перебирали все воспоминания, но не позволяли коснуться светлых моментов, а лишь вынуждали заново переживать негативные эмоции. Их злоба отравляла мысли. Кроме того, Пожиратели вогнали Гермиону в странное переходное состояние, и теперь ей кажется, что в памяти не хватает каких-то больших кусков.

Она пытается достроить картинку, но это слишком сложно.

Её сознание пустое и израненное, в груди и животе с каждым вздохом нарастает напряжение, ноги онемели. Она практически висит на цепях, а руки заведены высоко над головой. Плечи вывернуты, и суставы ноют.

Вся эта боль.

Она схватывает каждую мышцу, связку и сухожилие, обволакивает их. Она печёт кожу и бьёт по нервам. Все типы неприятных ощущений одновременно.

Но главное, Гермиона совершенно дезориентирована: стены то и дело движутся в её сторону, а пол под ногами покачивается, как лодка на волнах. Ассоциации с океаном заставляют мечтать о том, чтобы наверху сомкнулись воды и потопили навсегда, освобождая от пережитого ужаса.

Но, кажется, вместо этого Гермиона выплывает на свет.

Моргнув, она различает отблески маяка.

Он неожиданно вырастает вдали и быстро приближается, словно она и в самом деле мчится по тёмным просторам; белёсое пятно увеличивается прямо у неё на глазах.

Гермиона думает о скалистом береге и о том, что если не притормозит – её попросту расшибёт о камни.

Не выдержав, она жмурится, и в то же мгновение прямо рядом раздаётся сдавленный мужской голос:

– Мерлин, Гермиона.

Тёплые ладони обхватывают её лицо, большие пальцы гладят щёки. Некто осторожно отводит волосы; они грязные, спутанные, липкие от крови. Пальцы ощупывают шею – и находят пульс.

Слабый, конечно, такой слабый.

Но сердце бьётся, и незнакомец, почувствовав это, выдыхает с таким облегчением, будто умирал, а Гермиона принесла ему лекарство.

Ей так холодно, что если бы нашлись силы, она бы неосознанно качнулась в его сторону, ведомая теплом. Но Гермиона остаётся неподвижна, пока он проводит костяшками пальцев по её губам, смазывая засохшую кровь, а затем, словно опомнившись, применяет очищающее.

Прохлада заклинания, пробежавшая по лицу, заставляет её судорожно вздохнуть.

Свежесть напоминает лёгкий бриз у берега, вновь вызывая мысли об открытой воде, и веки Гермионы сами собой приподнимаются, но в глазах двоится.

Даже в полумраке она различает светлые волосы, линии губ, взгляд, пристально изучающий её, но ощущение, что это два человека склонились над ней. Лица, похожие на призрачные отпечатки, накладываются друг на друга, кожа из-за этого кажется почти прозрачной, но круги под его глазами, наоборот, подчёркнуто тёмные. Гермиона не может разобрать, какие эмоции он испытывает. Незнакомец выглядит одновременно злым, изнеможённым и полным надежды.

Ей неловко видеть так близко чужого человека. Чужого ли? Она вроде знает его, но не понимает, может ли ему доверять. И его голос вызывает смутную тревогу и трепет в животе.

От попыток сконцентрироваться в висках растёт давление.

Гермиона чувствует дыхание на щеке и шёпот:

– Эпискеи.

Её нос с хрустом встаёт на место, и, дёрнувшись, Гермиона вскрикивает. Металл врезается в запястья, колени елозят по каменному полу.

– Прости… – он придвигается ближе и, подпирая её своим телом, обхватывает одной рукой. – Чёрт, прости.

Он произносит ещё одно заклинание – и руки безвольно падают, спину пронзает резкой болью. Она опять кричит и, завалившись вперёд, утыкается лицом ему в плечо. От движения голова начинает кружиться с новой силой, и Гермионе кажется, что она вот-вот потеряет сознание.

– Я знаю, я понимаю, – тихим, надтреснутым, полным боли голосом произносит он.

Кто же он?

Она не может перестать дрожать, но понимает, что и этого знакомого незнакомца тоже трясёт, когда он пытается осторожно перевернуть её, чтобы не потревожить раны, покрытые запёкшейся кровью. Порезы, длинные и глубокие, испещряют всё её тело.

– Вот так, – бормочет он, – вот так, всё будет…

Он не заканчивает предложение.

Гермиона рвано втягивает воздух, подавив всхлип, когда он накладывает ещё несколько лечащих заклинаний. Боль становится меньше, но каждый вздох всё ещё ошпаривает грудь. У неё сломано ребро или два, и несколько пальцев, и, кажется, ключица.

Но она не уверена.

Все эти ощущения слишком резкие и неконтролируемые, Гермиона не может уследить.

Она не знает, чего хочет больше: чтобы силы вернулись или окончательно оставили её.

Рта вдруг касается прохладное стекло.

– Выпей его, – настойчиво.

У неё нет энергии, чтобы бороться и стиснуть губы, но также она не способна сглотнуть.

– Тебе нужно выпить зелье. Оно даст тебе сил, пока мы не выберемся отсюда, – он шепчет; голос вкрадчивый, но испуганный. Горечь расползается по языку, и Гермиона морщится. – Нам нужно уходить.

Наконец она еле-еле сглатывает.

– Ещё несколько капель, давай же, это укрепляющее.

Он говорит ласково, словно пытается объяснить, убедить или успокоить. Она не понимает его мотивов, но почему-то слушается.

В животе разливается тепло, не похожее на тот жар, что охватывал её во время пыток, и Гермиона благодарно выдыхает. В голове немного проясняется, и она понимает, как сильно было сковано сознание попытками справиться с болью.

Теперь наконец она может чуть лучше различить человека, пришедшего за ней. Гермиона смотрит на него снизу вверх. Взгляд упирается в бледную шею, скользит вдоль челюсти, поднимается по лицу. Она точно знает его, но не узнает.

Ей нужна ещё какая-то подсказка.

Он щурится, светлые пряди падают на лицо, серые глаза поблёскивают в темноте.

Маяк.

Её принесло прямо на скалы.

Гермиона использует ту энергию, что успело подарить зелье, и старается вывернуться. Но Драко Малфой одним движением пресекает жалкую попытку и успевает подхватить её, спасая от неминуемого удара.

– Чёрт, Грейнджер, – ругается он, – ты не облегчаешь задачу.

– Что ты… здесь делаешь? – каждое слово даётся с трудом.

Он продолжает удерживать её и, слегка привалившись к стене, начинает подниматься. На её теле ни единого живого места, поэтому, как бы он ни пытался, руки всё равно задевают раны и Гермиона постанывает, но больше не пытается вырваться, боясь свалиться с ног.

Ей кажется, что что-то произошло с её нервной системой, так как она не испытывает страха, лишь уверенность в том, что не может позволить ему забрать её.

Что бы ни задумал Драко Малфой, пока она жива – она планирует бороться с ним.

– Я сниму защиту, и нам нужно аппарировать, давай же.

Ноги еле держат её, но Гермиона вскидывает подбородок.

– Не пойду… с тобой… – она хрипит, горло сухое и воспалённое.

– Я вернусь за Уизли, когда аппарирую тебя, но сейчас нам нужно идти. Не вырывайся! Мы не можем позволить, чтобы тебя расщепило.

Одной рукой он поудобнее перехватывает палочку, а после внимательно осматривает Гермиону. Она видит, как дёргается его кадык, как сжимаются челюсти, и встречается с Малфоем взглядом.

– Вот так, ты чёртов боец, Грейнджер, – тихо произносит он, и его губы как-то странно изгибаются.

В этот момент Гермиона чувствует, как зелье начинает действовать. Она испытывает небольшое головокружение, пытаясь обрести равновесие, но наконец может стоять на ногах прямо. Боль словно оказывается за завесой: Гермиона ощущает её присутствие, она не уходит, но будто прячется, давая мгновения облегчения.

Гермиона пользуется этим и внимательно смотрит на Малфоя в ответ.

Она совершенно не помнит, когда видела его последний раз. Скорее всего, ещё в Хогвартсе в мае. Прошло полгода.

Она изучает его лицо, и боль охватывает голову с новой силой от того напряжения, которое Гермиона испытывает, пытаясь понять, что он здесь делает.

Она вспоминает его облегчённый вздох, когда он понял, что она в сознании. И его нежные касания. Он привёл её в чувство, залечил, напоил зельем, а теперь осторожно поддерживает и пытается куда-то увести.

И это его взволнованное выражение лица.

Гермиону передёргивает.

Драко Малфой называл её грязнокровкой.

Он пытался убить Дамблдора.

Он впустил Пожирателей в Хогвартс.

Он отказался опознать их с Гарри и Роном.

Он едва не погиб в пожаре в Выручай-комнате.

И теперь он здесь.

Гермиона чуть не теряет равновесие, слегка покачиваясь. Малфой подхватывает её. У неё больше не находится сил отстраниться. Моргнув, она глубоко вздыхает.

– Чего ты хочешь? – её голос звучит как чужой. Может, она и не она вовсе? Но он называл её по фамилии и даже по имени.

Малфой непонимающе хмурится, вновь обводит её взглядом и говорит словно само собой разумеющееся:

– Спасти тебя.

Гермиону пробивает дрожь, и она закрывает глаза.

***

В голове шум как на старом телевизоре. Мелькают беспорядочные образы, но звуки и картинки размыты, прерывисты, будто зажевало пленку.

Темнота и свет, движения и ощущения, чей-то шёпот, чей-то крик…

Гермиона вспоминает, как Драко прижимает её к себе и убеждает выпить зелье, а после помогает устоять на ногах. Он пытается вывести её оттуда. Спасти.

Но она не хочет идти с ним, сопротивляется и видит в нём только врага.

Гермиона моргает, мотает головой – и всё меняется.

– …Я забираю девчонку, а ты возьми рыжего.

Голос эхом отдаётся в ушах. Тело опять в агонии, а от пыли режет глаза, и Гермиона закашливается, отплёвывая сгустки крови. Пространство вокруг вращается с такой скоростью, что она не сразу понимает, что кто-то поспешно тащит её, схватив за локоть.

Высокая фигура, острый профиль, пепельные волосы…

Длинные волосы.

Она еле волочит ноги и спотыкается на каждом шагу, и боль прорывается с новой силой, когда Гермиона ударяется о стену. Зрение на миг заволакивает тьма.

Когда Гермиона обретает способность различать предметы, то видит прямо перед собой Драко.

– Гермиона, дыши, дыши…

Голос доносится словно через толщу воды.

Она чувствует, как он сжимает её ладонь, и свободной рукой Гермиона впивается в столешницу, как будто пытаясь удержаться от падения. Её всё ещё пошатывает, а перед глазами рассыпаются искры как от удара.

Но Гермиона тянется обратно. Она пытается вернуться и пережить заново смутные события, чтобы наконец отличить, что из произошедшего воспоминания, а что – лишь мираж её воспалённого сознания.

Она знает, что близко.

В голове остались только маленькие пятна: она не помнит буквально несколько часов, которые и изменили всё.

– Я в порядке, мне просто нужно… Нужно вспомнить, – бормочет она.

Грудь ходит ходуном, и дыхание сбитое. Воздуха не хватает. Шрамы на животе горят.

Гермиона не уверена, что выдержит: пережить пытки это одно, но вспомнить их во всех подробностях почему-то оказывается сложнее. Всё у неё в сознании – и это разрывает.

Глянув на Драко, Гермиона вдруг вспоминает, каким чужим он казался в темнице, когда пришёл за ней.

Она выдёргивает руку, и его лицо изменяется.

Гермиона переводит дыхание и извиняющимся тоном говорит:

– Я не помнила тебя.

Он весь напряжён, и руки нелепо застывают над столом, как будто Драко не знает, куда их деть. Он пристально смотрит на неё, глаза темнеют, а по лицу проходит рябь от того, как сильно он сжимает челюсти.

– Ты пришёл за мной, но я совершенно тебя не помнила.

Его взгляд становится затравленным, и Драко открывает рот, но Гермиона резко выставляет ладонь перед собой, не давая ему сказать ни слова.

– Я не доверяла тебе и не могла понять, почему ты пришёл за мной. – Вторую руку она прижимает к груди. Сердце колотится с такой скоростью, что Гермиона начинает опасаться за своё здоровье. В ушах шумит кровь, голова пульсирует. – Мне казалось, что это ещё одна ловушка. Я считала тебя одним из них.

Его лицо. Мантия и маска Пожирателя. Он направляет на неё палочку, и в глазах горят злость и ненависть.

– Я думала… Я думала, что ты тоже пытал меня.

– Я никогда не делал…

– Знаю, – прерывает она, хотя совсем не уверена в своих словах и своей памяти. – Я знаю.

Это ведь Драко. Она провела с ним бок о бок полгода. Она… любила его.

Важно не кто остался без палочки, а кто оказался на коленях.

Знаешь, я думал, меня раздражают все грязнокровки, но, кажется, дело всё-таки в тебе.

Спустя три месяца ты наконец соизволила ослабить свою хватку и этот вечный контроль, спасибо большое, но не делай вид, что это что-то меняет.

Рыкнув, Гермиона яростно мотает головой, пытаясь вынырнуть из круговорота, в который её засосало. Ей кажется, что её настигает раздвоение личности. Ощущение, будто она пребывает на границе двух миров – и никак не может наложить один на другой, хотя ей необходимо их совместить.

– Твой отец, – наконец выдавливает она. – Это был он.

Драко тяжело вздыхает и, сжав правую руку в кулак, поднимает её к лицу.

– Да, – он кивает. – Да, он… был ответственным за портрет, а вы уничтожили его, – рвано сообщает Драко. Он хмурится, и розовые пятна показываются на скулах. – Лорд чуть не убил его тогда.

Она ахает от неприятного подозрения:

– А вас?..

Драко знает, кого Гермиона имеет в виду. Он жестом останавливает её.

– …Он был так зол – и пришёл отыграться на тебе. Я… – он нервно сглатывает, – я не ожидал.

– И Беллатриса?

Гермиона помнит её хохот и присутствие в голове.

– Ну конечно же она была там, – он не сдерживает горький смешок.

– Она должна была понять, откуда мы узнали про портрет?

– В тот момент я и не думал об этом, но да, всё так. Она сильный легилимент.

Драко морщится, словно каждый звук даётся ему с трудом.

Гермиона задумывается над его словами. Он был шпионом, который рассказал Ордену о портрете и поспособствовал его уничтожению. Из-за этого он был на волоске от погибели, когда Пожиратели шерстили голову Гермионы.

Если бы она не стёрла воспоминания – Драко был бы мёртв.

Но он сам… Он был настолько озабочен её исчезновением, что ему совершенно отказало чувство самосохранения.

Эта мысль одновременно трогает и страшит её.

Гермиона обводит Драко внимательным взглядом и мгновение раздумывает о том, чтобы протянуть ему руку.

Но её настигает отголосок воспоминания.

В глазах снова двоится: один Драко перед ней – тот, с кем она была близка; но второй…