Текст книги "Цена памяти (СИ)"

Автор книги: Feel_alive

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)

– Если Снейп мёртв, то дом достался мне.

Он обводит блуждающим взглядом комнату, ни на чём конкретно не фокусируясь. Он растерян, и его побелевшие губы слегка подрагивают.

Гермиона застывает рядом, смотря на него снизу вверх.

Ей так жаль, что сводит в животе. Она почти физически ощущает отчаяние Малфоя, и ей хочется избавить его от этого. Ей хочется помочь. Ей хочется спасти.

Потому что он заслужил, даже если сам не верит в это.

Они молчат так долго, что начинает звенеть в ушах, и Гермиона чувствует, как тягостная нервозность охватывает её из-за непонимания, что делать дальше. Она размышляет о Снейпе, о его судьбе и о том, будет ли схожая судьба у Малфоя…

Он вдруг нарушает тишину, и его голос звучит неожиданно громко, слова проникают прямо под кожу:

– Ну что ж… Теперь я один.

Гермиона вздрагивает от того, как обречённо это звучит. Она понимает, что он имеет в виду не только то, что остался единственным шпионом.

Снейп в своей манере защищал и оберегал Малфоя. Он дал ему дом, в котором можно было чувствовать себя безопасно, он лечил и обучал его. Он был его наставником.

А теперь Малфой остался один меж двух миров, вынужденный защищать себя сам. Возможно, кроме его матери, о Драко вообще никто больше не переживает.

Его матери и самой Гермионы.

Она долго всматривается в его лицо и наконец опускается рядом и протягивает руку, обхватывая его ладонь. Она тёплая и едва заметно подрагивает. Гермиона переплетает свои пальцы с его. Он удивлённо смотрит на неё, но не отстраняется.

Гермиона вспоминает фразу Снейпа о том, что Орден перестаёт быть благороден, когда человек больше не приносит пользу. Эти слова возмутили её, потому что она… Она не такая. И она не бросит Драко Малфоя.

Ни теперь, ни когда-либо ещё.

– Не говори так, Драко, – медленно, но твёрдо произносит Гермиона, смотря ему в глаза. – Ты не одинок. У тебя есть я, и я знаю, что ты не плохой человек, – уголки её губ слегка приподнимаются, и она горячо добавляет: – И я буду бороться за тебя.

Он ничего не отвечает, лишь смотрит на неё проникновенным взглядом, в котором плещется столько эмоций, что Гермиона на мгновение теряется, а затем принимает всю неизбежность того, что последует дальше.

Драко Малфой тянется к ней и целует.

Это касание… уже привычно.

Гермиона глубоко втягивает воздух через нос и чувствует, как Малфой сдавливает её пальцы, пытаясь то ли удержать, то ли сразу притянуть ближе. Но в этот раз она первой движется навстречу: Гермиона укладывает свободную ладонь ему на щёку, поглаживая большим пальцем скулу, и легко задевает нос своим, пока отвечает на такой отчаянный, но необходимый поцелуй.

Малфой вздрагивает всем телом и порывисто обнимает её свободной рукой за плечи, слегка наваливаясь и прижимая к подлокотнику. Он худой, жилистый и очень тёплый, а его губы движутся в том ритме, который заставляет терять голову.

Гермиона чувствует, как разум постепенно начинает очищаться от всех мыслей и переживаний.

Ей нужно это.

Этот запал, и тепло, и голодная настойчивость.

Его рука выпускает её ладонь и следует выше, оглаживает предплечье, что пробуждает воспоминания о том, как буквально день назад он лечил её руку, а после переходит на талию. Гермиона вздрагивает, когда улавливает прикосновения к коже, пока его пальцы скользят вдоль кромки футболки.

Её сердце пропускает удар.

Малфой терзает, дразнит её губы, распаляя всё больше каждым касанием, но, когда Гермиона ловит себя на том, что стискивает пальцы, путаясь в его волосах, он вдруг отстраняется. Гермиона разочарованно вздыхает.

– Что?.. – пытается спросить она.

Он целует её в щёку, скользит носом вдоль скулы, касается губами виска и…

– Останови меня, – тихий шёпот обжигает ухо.

Прикрыв глаза, Гермиона судорожно втягивает воздух и замирает.

Ох, игнорируй это.

Малфой покрывает горячими влажными поцелуями её шею и вдруг утыкается лбом в плечо, продолжая сдавливать руками её дрожащее тело. Гермиона растерянно моргает, и от знакомого аромата голова слегка начинает кружиться.

Она делает ещё один глубокий вдох, но это лишь мешает, когда запах, дурманя, полностью затапливает лёгкие.

Мягко, невесомо Гермиона поглаживает Малфоя по спине, а второй рукой почти с материнской нежностью проводит по волосам. Ощущение тепла и твёрдости чужого тела так близко пьянит, и Гермиона знает, что не сможет найти силы, чтобы отстраниться.

Его дыхание вновь касается кожи, слова скользят по шее:

– Останови меня, Грейнджер.

Она действительно должна его остановить, он прав.

Он так чертовски прав.

Но они оба согласились, что Гермиона порой нарушает правила.

Она сжимает его плечо и ногтями царапает кожу головы, чувствуя, как он крепче стискивает её в объятиях. Гермиона не часто оказывается в ситуации, когда совершенно не знает, что делать дальше, но сейчас поцелуй уже вышиб из головы все хоть сколько-нибудь связные мысли, и каждый вдох Малфоя, который она ощущает всем телом, лишь ухудшает ситуацию.

Малфой вдруг поднимает голову и смотрит на неё в упор; серые глаза блестят почти болезненно.

Гермиона пытается что-то придумать, решить, сделать выбор, понять хоть что-нибудь. В голове вновь проносится так много. Так много лишнего.

Драко Малфой… привлекает её. Ей нравится, как он целует её, как его руки ощущаются на её теле, как его дыхание смешивается с её собственным.

Ей приятно и, честно говоря, хочется больше. Она уж точно не думает о том, чтобы остановить его прямо сейчас.

В конце концов, Гермиона может прервать его в любой момент.

Просто позже.

На мгновение она прикрывает веки, а затем снова смотрит на него уверенно и стойко.

Гермиона не знает: это он видит немой ответ в её глазах и подаётся вперёд или всё-таки она сама первой тянется к нему, сталкиваясь губами, зубами и сплетаясь языками. Замершие руки Малфоя оживают, одна скользит под футболку, обжигая обнажённую кожу спины, а вторая обхватывает её шею.

Всё так, как и до этого, когда он целовал её, но всё-таки немного иначе.

В прошлые разы его напор сбивал её с ног, но на этот раз он не спешит. Его движения неторопливы, будто он даёт ей возможность прекратить происходящее. Но эмоций не меньше. Гермиона с нетерпением ожидает каждого следующего касания.

Он гладит её плечи, вновь соскальзывает по руке, потом проводит по рёбрам вверх. Он не озвучивает вопросы, но её тело, её движения, её вздохи всё равно дают все ответы.

Малфой снова отстраняется.

Это похоже на игру. Гермиона никогда не знает, каким будет его следующий ход, что он предпримет дальше, как распалит её ещё больше. Она думает об этом, пока пользуется возможностью отдышаться, глубоко втягивая воздух.

Перемена положения позволяет ей наконец дотронуться до него самой. Гермиона сжимает плечи, проводит по его рукам, гладит спину и вновь возвращается к волосам, слегка оттягивая назад, когда он вдруг наклоняется к ней.

Малфой целует её кожу вдоль кромки майки, и Гермиона ловит себя на мысли, что этот предмет одежды совершенно лишний в этой ситуации. И сама же краснеет от этого. А Малфой, будто понимая, о чём она думает, вдруг ладонью ведёт по шее и плечам, а после мучительно медленно обводит пальцами очертания её груди, и дыхание Гермионы сбивается.

Она чувствует, как всё внутри переворачивается.

Пока Малфой ласкал её, Гермионе казалось, что она вот-вот снова почувствует тот укол в груди, страх и панику, но теперь лишь приятное волнение и незнакомое доселе вожделение затапливают её.

Она всё ещё может его остановить, но снова решает, что сделает это позже.

Если потребуется.

Несколько раз моргнув, Гермиона поднимает голову и натыкается на его взгляд. Он будто бы ждёт её реакции. Она хмурится и проводит рукой от его шеи до бедра. И он, видимо, получив, что хотел, вновь вовлекает её в страстный поцелуй, а ладонью, Мерлин, обхватывает её грудь.

Гермиона вспоминает жар, который затапливал её тело, когда Малфой просто целовал её раньше, или сжимал бедро, или гладил руку, и рассеянно думает, что тогда не представляла, с чем имеет дело.

Теперь, когда Малфой… Драко полулежит рядом, касается груди сначала сквозь одежду, а после дёргает футболку, проводя по обнаженному животу, и ныряет ладонью под бюстгальтер, теперь Гермиона узнаёт, что такое возбуждение, что такое желание, что такое…

Ох.

Малфой двумя пальцами сжимает сосок и одновременно с тем горячо, влажно проводит языком по её шее до подбородка. Гермиона не уверена, но, кажется, немного хнычет, когда он повторяет это ещё несколько раз.

Судорожно дыша, она растекается под его прикосновениями, и в ушах отдаётся грохот сердца.

Он гладит, мнёт, целует, ласкает…

И Гермиона, осмелев, запускает руки под ткань его водолазки с двух сторон, поглаживая поясницу одной рукой и плечи другой. В ответ на эти прикосновения Малфой вновь возвращается к её губам, а его ладонь спускается с груди ниже.

Они целуются какое-то непозволительно долгое время, и одновременно с тем он не прекращает поглаживать её бока и живот, но больше ничего не предпринимает.

Когда перестаёт хватать воздуха, Малфой отстраняется совсем немного и прижимается лбом к её лбу. Веки прикрыты, и Гермиона отчасти рада, что не видит его глаз. Она не уверена, что готова. Их губы продолжают соприкасаться, но ни один из них не шевелится, лишь Гермиона шумно дышит, от чего воздух между ними горячий и влажный.

Множество вдохов спустя Гермиона рассеянно осознаёт, что Малфой чего-то ждёт.

Что-то в её голове щёлкает.

Не веря, что делает это, Гермиона протягивает одну руку и одеревеневшими пальцами расстегивает пуговицу на своих джинсах, а после замирает, чувствуя, как краска затапливает лицо, а спина холодеет.

Гермиона ощущает, как сосёт под ложечкой, пока Малфой выписывает ещё один оборот вокруг её пупка, будто рисуя какую-то неведомую руну, а после невообразимо медленно ведёт ниже. Она напрягает мышцы пресса, стискивает пальцы на его плече, затаившись в ожидании прикосновения, и, когда его пальцы наконец скользят у неё меж бёдер, Гермиона длинно свистяще выдыхает.

Время будто бы растягивается, секунды превращаются в минуты, а минуты в часы. Малфой совсем не спешит, будто у них впереди вечность и ещё немного. Он поглаживает её складки, слегка задевая подушечками пальцев чувствительные точки, и Гермиона ощущает, как кровь в венах горячеет.

Это ощущение…

Её тело будто и не её больше. Она не отвечает за него. Гермиона может шевелить руками, может извиваться, прижимаясь к крепкому телу Малфоя, может прерывисто дышать и, о, Мерлин, сдавленно постанывать, но больше… больше Гермиона ничего не может. Не пока его руки на её коже, губы на её губах.

Его тепло, его твёрдость, его возбуждение… Так близко.

Она судорожно втягивает воздух раз, другой, стараясь набрать достаточно, но лёгкие сдавливает, и сердце будто заполняет всю грудную клетку, отчаянно стуча.

Одним пальцем Малфой проскальзывает в неё.

И распахивает глаза, а его распухшие покрасневшие губы приоткрываются, будто от удивления. Из-за пелены перед глазами Гермиона видит это расплывчато.

Она дрожит от предвкушения, и истома прокатывается по всему телу.

Драко Малфой ласкает её и вновь целует щёку, шею, грудь, чувственно посасывая нежную кожу, а затем добавляет второй палец, слегка сгибает, надавливая, массируя, и перед глазами Гермионы возникают искры.

Поддавшись порыву, она крепче обхватывает Малфоя и, вскинув бёдра, прижимается к его руке.

– Чёрт, чёрт, чёрт, – бормочет он в изгиб её шеи.

И от глубокого, низкого звука его голоса Гермиона не сдерживается и стонет:

– Я… Я сейчас…

Она не знает, что хочет сказать. Гермиона перестаёт понимать, к чему стремится её тело. Всё напряжение концентрируется в одной точке, по которой кружит палец Малфоя, и Гермионе кажется, что та самая натянувшаяся внутри струна сейчас лопнет, и она…

– Давай, – его вдох скользит по её коже, – давай, Грейнджер.

Она издаёт невнятный звук, что-то между хныканьем и криком, и выгибается всем телом, прижимаясь к Малфою грудью и бёдрами, и внутри неё проносится такая оглушительная волна удовольствия, что сами собой поджимаются пальцы ног.

Это больше, чем она когда-либо могла ожидать.

Гермиона падает обратно на диван, вцепившись в Малфоя, будто он единственное, что удерживает её от полного разрушения, и пытается отдышаться, хватая воздух ртом. Кажется, что все органы внутри неё пропали и осталось лишь трепыхающееся сердце, которое стучит где-то в животе. Каждый удар отдаётся по всему телу, особенно заметно посылая импульс в поясницу. В глазах потемнело, и Гермиона не в состоянии сфокусироваться ни на чём, кроме тепла вокруг и лёгкости внутри.

Она тяжело дышит и даже не сразу чувствует, как Малфой касается губами её влажного виска. От этого всё внутри сжимается.

Ей хочется замереть в этом моменте так долго, как только возможно.

Но Малфой жесток.

– Грейнджер, – нежным, как лёгкий ветер, шёпотом, – ты же девственница?

О, боже.

Вопрос звучит неожиданно в тишине, прерываемой лишь их стонами и сбившимся дыханием.

Гермиона краснеет сильнее, чем это вообще возможно. Горло сводит от смущения, и она не в силах произнести ни слова, поэтому лишь еле-еле склоняет голову в кивке.

Но Малфой улавливает и это движение.

– Так и думал, – бормочет он.

И вдруг, опираясь на ладони, поднимается и отстраняется.

– Что ты делаешь? – вырывается у неё, прежде чем возвращается хоть какая-то способность размышлять или держать себя в руках.

Гермиона не верит себе, когда понимает, как истерично и просяще звучит собственный голос. Но она не способна сдержаться. Она потеряла контроль где-то там между его поцелуями в шею и касаниями к её груди.

Он смотрит на неё слегка изумлённо, и Гермиона на мгновение прикрывает глаза, стараясь навсегда сохранить в голове увиденный образ разгорячённого Малфоя с покрасневшими щеками, затуманенным взором и спадающими на лоб волосами.

Он выглядит безумно.

Безумно прекрасно.

– Грейнджер, я не собираюсь… – он замолкает и качает головой из стороны в сторону, не отводя взгляда от её глаз.

Мерлин, лучше не думать, как выглядит она сама.

Этот взгляд…

Что-то внутри Гермионы сжимается до боли, и ком в горле нарастает до таких размеров, что ей тяжело говорить.

Да что там говорить. Дышать. Ей тяжело дышать.

Гермиона старается втянуть побольше воздуха.

Это не обида и не разочарование. Это чувство, почти болезненное, которое охватывает всё её тело, колет мышцы, скручивает узлом внутренности. Она с трудом сглатывает.

– То есть ты решил просто воспользоваться мной?

Малфоя передёргивает. Он недоуменно смотрит на неё и, приподняв бровь, замечает:

– Кажется, я поступаю ровно наоборот.

Его руки, которые только что обнимали её и были в ней, трясутся.

– Да почему… – не находит слов она, – ты?..

– Ты же это несерьёзно, Грейнджер? – он тяжело вздыхает и несколько раз резко сжимает и разжимает кулаки. – Я не могу так. Не с тобой. Не здесь. На диване Снейпа, ну правда?

Он окидывает её многозначительным взглядом, словно пытается за какой-то жалкий миг донести всё, что сжигает их обоих изнутри.

Сердце в груди вдруг совершает отчаянный кульбит, сбивая дыхание, и Гермиона понимает, что в голове всё смешалось. Какое-то тёмное, порочное, древнее, как сама жизнь, чувство завладевает ей.

Она не верит, что собирается сделать, но это точно не первая и не последняя гениальная мысль, пришедшая в её голову.

Животным броском Гермиона подаётся вперёд, хватает Малфоя руку, сжимая предплечье, и, нащупав второй рукой палочку, аппарирует.

Её тело в таком напряжении, что перемещение проходит почти незаметно. Она и так ощущает слишком много давления.

Малфой отшатывается, опасливо осматриваясь. Но быстро оглядев очертания мебели в темноте, узнаёт помещение.

– Что ты?..

Гермиона встречает его голодный, но встревоженный взгляд и смело смотрит в ответ.

Это спальня и кровать, в которой он чуть не умер.

Но это лучшее, что у них есть.

От взгляда Малфоя по спине бегут мурашки. Его глаза опасно сверкают.

– Мерлин, Грейнджер, ты всегда знаешь все лучше всех, – он не издевается, но голос звучит резко и почти жестоко. – И никому не позволишь решать за себя, ведь так?

Она видит, как что-то внутри него надламывается, когда, так и не отводя взгляда, Гермиона кивает.

Это весь её ответ, и пусть же Малфой, чёрт возьми, просто примет его!

Он не подводит.

Малфой издаёт рык, который жаркой вибрацией ударяется ей в губы, когда он снова целует её.

– Я остановлюсь, если ты… – прямо между влажными касаниями языка.

– Замолчи!

Она сталкивается с ним зубами, когда подаётся к нему всем телом.

Ей не нужно этого слышать. Она знает, что он остановится.

Гермиона доверяет ему.

Она так долго сомневалась в нём, так долго ждала подвоха и изводила своим поведением…

Гермиона знает, что если начнёт задумываться о слишком многом и попробует проанализировать ситуацию, то, возможно, закончит всё. Но ей не хочется останавливаться.

Её «позже», видимо, никогда не наступит.

Кроме того, Гермиона отдаёт себе отчёт, что у них, скорее всего, просто не будет лучшего момента. А она же хотела дать Малфою шанс.

Не совсем такой, но всё же.

На кровати всё по-другому. Гермиона откидывается на мягкие подушки, и Малфой падает на неё, накрывая своим телом. Рубеж пройден, и теперь их движения сумбурные, нервные.

Малфой хватает её за оба запястья, прижимая к постели, и Гермиона вздрагивает, но он тут же отпускает и одной рукой сжимает её ладонь, а второй обвивает талию.

Его поцелуи горячие, нетерпеливые и очень приятные, а прикосновения болезненно страстные.

Он касается её тела там, где уже бывал, и там, где ещё никогда не трогал, а она сама старается не отставать, скользя руками везде, где может дотянуться.

Когда он наконец избавляется от водолазки, она очарованно вздыхает.

Все эти ощущения совсем новые.

Гермиона любит новое.

Она так вовлекается в вихрь эмоций, прикосновений и поцелуев, что даже не замечает, как остаётся без одежды и без белья и Малфой рядом, такой же обнажённый, уже прижимается к ней всем телом. Бедром Гермиона чувствует силу его возбуждения кожа к коже.

Она обнимает его за шею, прильнув ещё ближе, и не знает, как справиться с нарастающей тяжестью внизу живота.

Гермиона ждёт, что Малфой поможет ей, но он вдруг целует её почти целомудренно, не стараясь углубить, а лишь мягко касаясь губами её губ. И смотрит на неё потемневшими глазами, как будто пытается убедиться в её уверенности.

Гермиона теряется, не зная, что предпринять. Только одно приходит в голову: она целует его в ответ, трётся о его тело, руками скользит ниже и наконец…

Касается его.

Малфоя пробивает дрожь.

Он опрокидывает её на спину и, вовлекая в глубокий поцелуй, вытягивает одну её руку и переплетает их пальцы. В таком положении её коленка упирается ему в бок, и Гермиона без задней мысли разводит ноги, ахая, когда понимает, что он оказывается ровно там, где должен.

Малфой дотрагивается до неё своей плотью, и Гермиона чувствует, как всё больше стягивается узел напряжения внизу живота. Полагаясь на ощущения, она вскидывает бёдра, понимая вдруг, что именно это ей необходимо. И Малфой пользуется этим движением. Он медленно толкается вперёд, и всё тело Гермионы сковывает. Она слегка стонет от непривычных и немного болезненных ощущений.

Малфой стискивает её руку.

– Расслабься, – командует он неожиданно сосредоточенным голосом. – Сжимай руку, но расслабь таз.

Она делает, как он сказал, и тут же чувствует, как Малфой заполняет её одним размашистым движением.

Он больше не медлит.

Гермиона ахает и зажмуривается, слёзы выступают в уголках глаз.

Это… больно.

Она ощущает резь между ног и тугое чувство в животе, а также горячее и немного влажное тело Малфоя поверх её собственного, его дыхание обжигает её лицо. Гермиона медленно дышит, стараясь привыкнуть к ощущениям.

Через пару мгновений Малфой касается губами её подбородка и неспешно шевелит бёдрами, вдвигаясь буквально на несколько миллиметров.

И она не сдерживает стона, в котором смешиваются боль и удовольствие.

Она никак не могла ожидать такого ощущения наполненности.

Малфой проводит рукой по её бёдрам, животу, рёбрам и оглаживает грудь, то накрывая весь холмик ладонью, то поигрывая с соском.

– Расслабься, – сдавленно шепчет он и влажным лбом тыкается ей в щеку.

Гермиона вдруг осознаёт, как тяжело ему держать себя в руках, и захлёбывается воздухом от этой мысли.

Она занимается сексом с Драко Малфоем.

Он всегда был так далеко, а теперь вот он и вот она. Ближе некуда. Между ними вообще нет свободного пространства.

Он и вокруг, и внутри, и будто бы под кожей.

Это странно.

Он касается её тела, целует её лицо, их дыхания смешиваются. Их взгляды на мгновение пересекаются. Гермиона вздыхает, когда он обрамляет её лицо ладонями и целует так, что в голове не остаётся совсем никаких мыслей. И движется. Медленно, так медленно, что постепенно это становится мукой.

Ей хочется больше.

Ей нужно больше.

Не веря, что делает это, Гермиона подаётся к нему бёдрами, и он невнятно стонет ей в рот, а после сбивается, делает несколько резких, неловких рывков. Она неосознанно сжимается вокруг него, и Малфой стискивает зубы.

Она чувствует, как он весь – весь! – дрожит под её руками. Его тело напряжённое и скользкое от пота, мышцы перекатываются под кожей. Гермиона знает: он возбуждён с самого начала, с тех пор, как их губы впервые соприкоснулись, и теперь наконец близок к тому, чтобы отпустить себя.

Она не ждёт, что снова почувствует то же удовольствие, что и ранее. Ей и так приятно, ей и так достаточно. Гермиона наслаждается каждым его движением, каждым толчком в животе, каждым импульсом в поясницу.

Его шипящее дыхание сдавленно вырывается сквозь крепко стиснутые зубы.

Малфой набирает темп и сжимает Гермиону в объятиях почти до боли, потом резко кусает в плечо и сразу целует, зализывая укус. Она вскрикивает, бормочет что-то, непонятное даже самой себе, и стонет, утыкаясь носом ему в шею.

На каком-то природном интуитивном уровне она знает, что он близко, он так близко, и…

Сдавленный вскрик вырывается изо рта Малфоя, когда он кончает, хаотично дёргая бёдрами ещё несколько раз, и обмякает, навалившись на Гермиону.

Она поражённо замирает, неосознанно продолжая впиваться ногтями ему в плечи, и делает несколько глубоких вздохов.

Произошедшее сильно впечатляет её. Гермиона прикрывает глаза.

Всё её тело будто распадается на отдельные части: она отчётливо ощущает, как подрагивают пальцы, колени, локти, как заходится диафрагма от сбитого дыхания, как сжимаются мышцы пресса. Но заметнее всего – мягкая боль между бёдер.

Гермиона фокусируется на всём этом и не воспринимает окружающего мира. Лишь слышит чьё-то – своё? – дыхание и отдалённо осознаёт, что её окружает что-то мягкое.

Это одеяло.

Кто-то накрывает её.

По телу лёгким ветром проскальзывает сухое тепло. Очищение. Кто-то – он, Драко – применяет чары. Гермиона судорожно вздыхает, чувствуя, как блаженная нега охватывает её.

Этот опыт… Он останется с ней. Она запомнит это навсегда. Всё произошедшее у неё в голове и под кожей. Чтобы ни случилось, это теперь часть её.

Она точно это знает.

Навсегда.

Гермиона чувствует шевеление рядом, и Малфой касается её бока, невесомо поглаживая кожу костяшками пальцев.

– Я… Ты… Я хотела… – пытается сказать она, но оказывается способна лишь на лепет.

– Тсс, – шепчет он, – поспи, Грейнджер.

И будто он произнёс заклинание, Гермиона от этих слов мгновенно проваливается в сон.

========== 10. Десятая глава ==========

Тишина бьёт по барабанным перепонкам, и темень вокруг настолько чёрная, что Драко временами начинает казаться, что он ослеп.

Ослеп и потерял разум.

Он щёлкает пальцами, хрустит костями и хлопает ладонями, чтобы разорвать тишину. Он меряет камеру шагами. Он прокручивает в голове рецепты знакомых зелий, названия и формулы заклинаний, сюжеты прочитанных книг, но больше всего – встречи с ней.

Это отчасти помогает бороться.

За год в Азкабане холод, голод, жажда и уныние стали его верными спутниками. Но Грейнджер добавила нечто новое в устоявшийся ход его жизни.

Или, точнее сказать, вернула то, что он уже когда-то знал.

Драко считает время.

Он растирает руки, ноги и туловище, старается почаще менять положение и не думать о том, выберется ли когда-либо ещё из этой ситуации.

Потому что не уверен, что может убедить себя в хорошем исходе.

Всепроникающий холод не пугает как прежде, Драко привык к нему, хотя и уверен, что один он уже отнял лет десять жизни. Но Драко уверен, если до этого дойдёт – жажда убьёт его быстрее.

Когда темноту разрезает одинокий луч, Драко сначала не верит себе.

Он видит каменную кладку, которую то и дело изучал руками, чтобы убедиться, что чувствует хоть что-то.

Стены камеры неровные, влажные и холодные.

Драко ощущал, как в некоторых местах по ним стекала вода, собираясь небольшими лужицами на полу. Он не рисковал её пить и в целом держался подальше, хоть крошечная камера плохо это позволяла.

Тяжело вздохнув, Драко прикрывает глаза на мгновение и затем поднимает голову к источнику света.

Три дня, три бесконечных чёртовых дня он не видел света, и теперь даже тусклый фонарик слепит его отвыкшие глаза. Драко щурится из-за болезненной рези и в этот момент слышит скрип, который раздаётся сверху и гулко отражается о стены.

Драко уже знает, что это.

Заржавевшая платформа, которую никто не потрудится обновить даже простеньким заклинанием, ползёт вниз с мерзким скрежетом, который перекрывает едва заметные звуки чьих-то голосов, идущих сверху.

Набравшись смелости и расправив спину, Драко шагает на платформу, когда она спускается к нему.

Камера глубокая, как колодец, и пока его медленно поднимают со дна, он успевает придумать множество сценариев развития событий.

В последние мгновения Драко решает, что наверняка больше не жилец.

И вдруг слышит тревожный голос Грейнджер.

– …Малфой, мне так жаль, так жаль, – её шёпот врывается в сознание, причиняя одновременно удовольствие и страдание. – Ради Мерлина, прости меня, я не знала, – она снова привычно тараторит, что заставляет сердце сжаться. – Я очнулась только с утра, и мне потребовалось время, чтобы убедить целителей, что я в порядке, и чтобы пробиться к главному надзирателю и доказать, что ты не виноват в том, что случилось. Мерлин, прости меня…

Драко впитывает её слова и, как только оказывается перед ней и вновь может использовать глаза по назначению, вглядывается в её лицо и не сдерживает сердитого вздоха.

Тёмные синяки под глазами пугающе выделяются на фоне её бледного лица. Грейнджер нервно заламывает руки, подступает к Драко на шаг, но всё же не приближается до конца.

Он хмурится, пока она продолжает рассыпаться в извинениях.

Мерлин, всё это время она была без сознания?

Это не шутки. Он знал – он говорил! – что вспоминать нужно осторожнее, что её разум может просто не выдержать, если вдруг распахнутся все закрытые дверцы и воспоминания разом хлынут в голову.

Когда она упала в обморок, он проклинал себя. Из-за того, что сорвался, сам довёл её до этого состояния и даже не мог помочь. После всё завертелось: её забрали и переправили в Мунго, а его сочли особо опасным и упекли в изолятор.

Все эти дни Драко медленно, но верно склонялся к мысли о том, что она больше не вернётся.

И вот она перед ним. Очнулась после того, как её разум взорвался, наполнившись событиями прошлого.

В этот момент Драко резко осознаёт: это значит, что она вспомнила. Многое, если не всё. Она ведь должна была вспомнить, не могла же просто так потерять сознание от его слов?

Он внимательно смотрит на неё, пытаясь различить в её взгляде хоть какой-то намёк на те подарки, которые в этот раз положила её память.

Либо же вместо подарков его ждало очередное разочарование?

– Я отведу вас в камеру, – раздаётся сухой голос надзирателя.

Гермиона кивает ему и наконец замолкает, но Драко ловит её быстрый пронзительный взгляд. Она смущается своего выпада и ждёт его реакции.

Она точно что-то вспомнила.

Ох, Мерлин.

***

Драко, не в силах сдержать себя, жадно пьёт воду, которую она наколдовала. Жажда и голод мучают, доставляют почти физическую боль, но он не хочет показать ей, насколько жалок, насколько сломлен этой тюрьмой и теми пытками, которые она на самом деле таит.

Он пытается выпрямить уставшую спину, то и дело поводя плечами, и отбрасывает отросшие волосы с лица. Драко знает, что выглядит не очень впечатляюще, но хочет убедить её, что он в порядке.

Впрочем, Грейнджер смотрит внимательно, не отводя глаз, будто изучая каждое его движение, и он понимает, что сколько бы ни старался – никакая деталь не избежит её дотошного взгляда.

Она молчит.

В щедром свете камеры Драко наконец полностью изучает её и ужасается увиденному зрелищу, настолько измотанной и истощенной она кажется.

Он ругает себя.

Драко виноват: он сорвался и рассказал ей слишком много.

Видеть, как постепенно Грейнджер вспоминает, словно заново проходя их путь, было столь же любопытно, сколь и болезненно. В первые встречи Драко использовал весь свой запас терпения и иногда даже чувствовал облегчение оттого, что не приходится распутывать сразу весь клубок событий, которые они пережили.

К тому же он боролся с паникой от мысли, что она может передумать приходить, может решить перелистнуть страницу и не вспоминать о нём. От этих мыслей порой было неловко, потому что та Гермиона Грейнджер, которую он знал, никогда не остановилась бы на полпути. Но Драко слишком сложно было верить в хорошее.

Когда же он понял, что Грейнджер вспомнила поцелуй, его сначала даже позабавила её реакция: смущение, неловкость, отрицание. Но оставшись после той встречи наедине с собой, Драко почувствовал острую волну гнева и отчаяния оттого, что эти воспоминания всё ещё не значили для неё столько же, сколько для него самого.

Было так мучительно смотреть, как она топчется, постепенно отжимая лишь жалкие крохи у собственного сознания. Он хотел, чтобы она вспоминала быстрее, и одновременно боролся с собой, чтобы не передавить и не вызвать прорыв сознания.

Но всё-таки не сдержался.

И теперь, если он прав, она должна была вспомнить хоть что-то ещё. В этот раз у неё не получится скрыть от него.

Но Грейнджер всё ещё молчит.

Драко вдруг ловит себя на том, что желает задать дерзкий, нахальный вопрос. Ему хочется выяснить, что она вспомнила, и выбить её из колеи, потому что Грейнджер выглядит слишком спокойной, слишком собранной и отстранённой.

За её серьезным выражением лица он почти не видит вечного огня, и это… бесит. Драко, стискивая пальцы, сжимает стакан.

– Мы ведь спали вместе? – вдруг спрашивает Грейнджер, разрывая тишину, словно махом ножа.

Драко, еле сдерживая себя, пытается не поперхнуться, и, тяжело откашливаясь, вновь подносит стакан с водой ко рту. Он медленно пьёт, стараясь собраться с мыслями и страшась поднять взгляд. В конце концов он берёт себя в руки.