Текст книги "Цена памяти (СИ)"

Автор книги: Feel_alive

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)

– То есть последнее, что ты помнишь, это наш разговор двадцать третьего июня?

Гермиона почему-то ощущает себя как на уроке, к которому она совершенно не подготовилась. Ей кажется, что у вопроса Малфоя есть подвох, который она не может постигнуть.

– Да, после этого никаких воспоминаний, – повторяет она.

Гермиона видит, как Малфой проводит языком по зубам и прикусывает щеку; кожа немного натягивается на скуле, которая выглядит острее, чем обычно.

– В следующий раз мы встретились тридцатого, – коротко произносит он, напряженно следя за её реакцией. Он переплетает пальцы, складывая руки в замок, и потом выгибает их; кости тихо хрустят.

– Годовщина, – Гермиона сразу понимает, к чему он ведёт, и нервно сглатывает, не уверенная, что стоит озвучивать это.

Они оба и так поняли.

– Годовщина смерти Дамблдора, – кивает Малфой; слова легко срываются с его языка. Разомкнув руки, он берёт себя за указательный палец и несильно тянет, снова раздаётся щелчок.

Он проделывает это со всеми пальцами один за другим, а потом меняет руки, и только спустя несколько минут тишины, прерываемой лишь этим хрустящим звуком, Гермиона спохватывается, понимая, что он ждёт её реакции, и говорит:

– Ничего, Малфой. В тот вечер мы были на Гриммо, многие члены Ордена собрались, чтобы помянуть Дамблдора и обсудить происходящее.

Гермиона решила рассказывать Малфою только то, в чем уверена, поэтому не упоминает последний сон, но он выглядит так, будто уже знает, что она недоговаривает. Гермиона смело встречает его взгляд, и он чуть щурится, подозрительно оглядывая её, но через мгновение вздыхает:

– Хорошо, Грейнджер. – Всё его тело словно обмякает, плечи расслабляются, и он опускает обе ладони на стол, упираясь кончиками пальцев в поверхность. – Ты вспомнишь про это позже. Но сейчас давай поговорим о поместье Ноттов и ваших пленных.

– Ты был причастен и к этому? – догадывается Гермиона.

Он неопределённо пожимает плечами.

– Ты можешь сказать и так.

***

Малфой не выходит на связь всю неделю после их ночного разговора, а Снейп отсутствует на Гриммо, так что Гермионе даже не у кого потребовать ответы.

А вопросы просто разрывают её голову.

Она не сдерживается и уже на третий день после их встречи отправляет Малфою сигнал через зачарованную монету, и, когда он никак не реагирует, она не сдаётся и пытается связаться с ним ещё много раз.

Несмотря на всё произошедшее двадцать четвёртого июня, Гермиона не верит, что Драко Малфой может быть мёртв, поэтому ждёт, когда он наконец объявится.

Она дважды аппарирует в Паучий тупик и в одиночестве проводит время там. Она даже думает остаться в спальне на втором этаже, хотя ей и кажется дикой мысль ночевать в доме Северуса Снейпа, но в итоге Гермионе приходится вернуться на Гриммо, так как члены Ордена собираются там на годовщину смерти Дамблдора.

И, конечно же, ровно в эту ночь зачарованный галлеон обжигает кожу, и Гермиона даже не успевает посмотреть на послание и, быстро собравшись, аппарирует в знакомую гостиную.

Драко Малфой сидит на диване, локтями уперевшись о колени, и сжимает голову руками. Увидев его, Гермиона не сдерживает облегчённого выдоха:

– Малфой! – Она осматривает его, убеждаясь, что он не ранен. – Где ты был? – она спрашивает требовательно, но он и не смотрит на неё. – Почему ты не отвечал? Я пыталась связаться с тобой…

Гермиона понимает, что тараторит, но не может сдержать себя и ждёт реакции, жадно уставившись на Малфоя. Однако через мгновение вздрагивает, когда он наконец поднимает на неё взгляд.

Она видела такой взгляд у Гарри, когда погиб Сириус.

Она помнит, что во время поиска крестражей Рон смотрел так на них с Гарри перед тем, как аппарировать прочь.

Она знает, что такой взгляд ещё надолго застыл на лице Джорджа после смерти Фреда.

Гермионе становится не по себе.

– Что случилось? – она чувствует, как её голос сам собой повышается. – Малфой, что произошло?

– Грейнджер, я уже говорил тебе не задавать вопросы, на которые ты не хочешь знать ответ.

Его голос непривычно мрачен, и на скулах проступают желваки, когда он сурово смотрит на неё, сжав зубы, и Гермиона осекается, а после вдруг принюхивается, ещё раз оглядывая его.

Она чувствует отдалённо знакомый запах, и что-то в позе Малфоя наталкивает её на мысль, а лёгкая дымка в глазах подтверждает гипотезу.

– Ты пьян, Малфой, – с удивлением констатирует Гермиона. – Ты снова пил?

Он неожиданно зло огрызается:

– Повзрослей, Грейнджер.

– Серьёзно, кто из нас ведёт себя по-детски? И это твоё решение проблем? Напиваться каждый раз, когда что-то произошло?

– Грейнджер, будь добра, закрой рот.

Она вспыхивает:

– Малфой, послушай, мы знаем, что в пяти городах Англии произошли крупные пожары, и мы уверены, что к этому причастны Пожиратели смерти. Сотни погибших и разрушенных зданий, тысячи людей остались без крова. Ужасные ранения, дети, оставшиеся без родителей, и родители, потерявшие детей. Люди в панике.

– Маглы, – выплёвывает он.

– Все, Малфой, волшебники и маглы! Брайтон полуразрушен, в Ковентри подчистую уничтожены несколько заводов, парк Брадгейт под Лестером выжжен полностью…

– Грейнджер, что ты от меня хочешь? – вдруг перебивает Малфой.

– Я… Я хочу понять, как это произошло, и…

– Зачем?

– Мне важно разобраться в том, что…

– Что тебе это даст?

В ночь с двадцать третьего на двадцать четвёртое, когда Малфой вызвал её для разговора о кентаврах, но предупредил не высовываться, Гермиона была напугана. Она совершенно не знала, что можно было ожидать от Волдеморта, не представляла, какие потери может понести мир.

Но она не могла столько бояться, её страх постепенно преобразовывался в злость, в ярость.

Гермиона бесилась, что ни Снейп, ни Малфой не попытались предотвратить произошедшее. Ей казалось, что с их стороны это было обманом, предательством или же лицемерием. Гермионе это было не так важно.

Главное, они не помогли, хотя у них и была такая возможность.

И ей нужны объяснения, почему так вышло. Гермиона готова вытрясти их из Малфоя.

– Ты знал, что будет, Малфой! Ты знал, что Пожиратели готовят такие масштабные нападения на людей, которые даже не имели возможности защититься, но ничего не сказал! Ты мог спасти столько жизней, ты мог хотя бы попытаться остановить всё это, но ничего не предпринял. Почему ни ты, ни Снейп не…

– Да потому что весь ваш чёртов Орден погиб бы там! – вдруг рявкает Малфой, перекрикивая её, и вскакивает на ноги. – Очнись, Грейнджер, открой наконец глаза и оглянись по сторонам, идёт война…

– …Я знаю, что идёт война, спасибо большое, Ма…

– …Всё немного сложнее, чем ты привыкла. И ты не можешь просто ждать, что всё всегда будет по-твоему, потому что…

– Я и не жду! Мне просто казалось, что мы работаем на одной стороне, и ты должен предупреждать о таких вещах, и…

– Мерлин, Грейнджер, – громкий, вибрирующий рык раздаётся из его горла. – Сколько можно требовать от меня?! Я приношу всю информацию, которую могу. – Он дёргает в сторону собственную мантию и достаёт оттуда большую пачку бумаг, а после одним резким движением швыряет их в сторону Гермионы. – Подавись. Имена, фамилии, местоположения. – Гермиона смотрит, как свитки разлетаются по сторонам, и видит на них схемы, нарисованные почерком Малфоя, и ряды фамилий. – Здесь три чёртовых отряда Пожирателей. Один был в Портсмуте, другой в Ковентри, третий в Норидже. Любой из этого списка убьёт меня, не задумываясь, если узнает, что я предатель. Так что можешь просто закрыть свой рот и принять с благодарностью то, что я предлагаю.

Листки разносит по полу, и на лице Малфоя вдруг проскальзывает удовлетворённое выражение, будто он ожидает, что Гермиона будет ползать перед ним на коленях, вручную собирая все материалы.

Она поражённо наблюдает за его истерикой, отстранённо думая, что в этот раз они заходят слишком далеко и, возможно, она сама не права, что хочет от Малфоя больше, чем он может дать. Но его поведение каждый раз выводит её из себя, и Гермиона не может размышлять рационально, когда дело касается Драко Малфоя.

– Да что с тобой не так? – спрашивает она тише, чем прежде. Взгляд скользит по полу, усыпанному свитками. Она взмахивает палочкой; заклинание закручивает в небольшой вихрь все разбросанные бумажки, и Гермиона следит, как они постепенно собираются ровной стопкой. Она наводит порядок там, где может; там, где Малфой пытается всё развалить. Она убирает за ним и внезапно чувствует накатившую усталость. – Почему нельзя быть человеком и вести себя соответствующе, а, Малфой?

– Может, потому что тяжело вести себя как человек, когда тебя не воспринимают таким? – Его слова лишают Гермиону дара речи, и она замирает с приоткрытым ртом, пока он, воспользовавшись заминкой, вдруг меняет тон: – Послушай, Грейнджер, я без понятия, что ты там себе выдумала, но мне не нужно, чтобы ты считала меня хорошим. Я не собираюсь тебе ничего доказывать, это не входит в мои планы.

Гермиона поднимает на него взгляд.

– Я не понимаю, о чём ты говоришь, Малфой, – произносит Гермиона, стараясь совладать с собственным голосом. – Мы оба делаем то, о чем договорились. Ты приносишь информацию, я сообщаю в ответ то, что знаю; я помогаю тебе, а ты отвечаешь на мои вопросы…

– Чёрта с два, Грейнджер! Я говорю то, что считаю нужным. Я помогаю там, где могу. И я уж точно не собираюсь вестись на твои жалкие попытки добиться своего.

– Малфой, да о чём ты вообще?

– Ты хочешь, чтобы я раскрыл тебе всё и сразу. Тебе постоянно нужно больше. Каждый чёртов раз, как бы я ни старался, ты всё равно разочарована и ищешь подвох.

– Но я не…

– Я рискую жизнью каждый чёртов день, можешь ты это наконец понять?!

– Малфой, не будь таким эгоистом. Все рискуют жизнью, в этом смысл происходящего сейчас, – произносит Гермиона твёрдо, но чувствует, что какая-то мысль не даёт ей покоя. Что-то шевелится в голове где-то на периферии. Что-то, о чём, возможно, стоит задуматься, но у неё нет времени. – К тому же ты сам говорил, что делаешь это для себя, я же не заставляю тебя!

– Да, Грейнджер, я делаю это для себя. И я рассчитываю, что когда… – он заминается на короткий миг, – если вы победите Волдеморта и дело дойдёт до судов над чёртовыми Пожирателями, ты будешь на моём заседании и дашь показания. Предоставишь дурацкие доказательства, что я, возможно, не так плох, – он гулко вздыхает. – Но я не собираюсь просить тебя об этом! Я не собираюсь умолять!

Гермиона теряется в замешательстве, искренне удивлённая оборотом, который принял их разговор.

– То есть я должна сделать это сама? По собственному желанию? – переспрашивает она.

– Да, Грейнджер, из сочувствия, из грёбаной жалости, из своего дурацкого гриффиндорского чувства справедливости – мне всё равно.

– А если я не сделаю этого?

– Это будет значить, что либо я крепко облажался, либо у этого мира не осталось вообще ничего хорошего, – припечатывает Малфой, и Гермиона чувствует, как сердце бухает в груди, будто прыгая из-под горла в живот и обратно.

Она смотрит на Малфоя долгим внимательным взглядом. Он выглядит изнеможенным. Что-то в его позе, в его голосе, в его взгляде на мгновение заставляет Гермиону испугаться.

Но не Малфоя – а за него.

Ей вдруг кажется, что он балансирует на грани, а она сама почему-то упорно продолжает подталкивать его к краю. Но даже мысли об этом не помогают Гермионе удержать очередной вопрос:

– Малфой, что там случилось и почему тебя не было так долго?

Он закатывает глаза и вдруг быстро поднимает руки к голове, ладонями зажимая уши. Движение такое сумбурное, такое отрывистое, что Гермиона понимает: Малфою всё сложнее держать себя в руках.

– Забирай свитки и проваливай, – гаркает он.

Но Гермиона не может похвастаться большей выдержкой, чем у него. Малфой гневается, уничтожая хрупкое равновесие их отношений, которое возникло за последние недели, но, в отличие от ситуации с разлетевшимися бумажками, в этом случае Гермиона не может произнести заклинание, чтобы вмиг всё восстановить.

Она может только продолжить спорить.

– Я никуда не уйду. Ты должен сказать мне, что…

– Да как же ты не поймёшь! – рявкает он. – Я. Ничего. Тебе. Не. Должен.

– Поговори со мной, Малфой! Что там произошло?

– Ты просто не можешь перестать задавать вопросы?

– Да что ты прицепился к моим вопросам, Малфой, прекрати быть таким слабаком и ответь хоть на один!

– Заткнись, – рычит он и срывается, полностью теряя контроль. – Заткнись, заткнись, заткнись! – С каждым восклицанием он приближается к ней на шаг ближе. – Не называй меня слабаком, Грейнджер! Не говори о том, чего не знаешь.

– Тогда расскажи мне, я хочу знать! – кричит она в ответ.

Вдруг Малфой оказывается прямо перед ней, резким движением тянет руку и, прежде чем Гермиона успевает среагировать, обхватывает её ладонью за шею. Она инстинктивно пытается вывернуться, но у неё уже был шанс узнать, что Малфой сильнее, чем кажется. В этот раз она снова не может сопротивляться.

Он склоняется к ней:

– Какая разница, чего ты хочешь и чего не хочешь? – фыркает он. – Знаешь, Грейнджер, я думал, меня раздражают все грязнокровки, но, кажется, дело всё-таки в тебе. Какая же ты…

Малфой вдруг запускает пальцы прям в её волосы и дергает назад так, что голова запрокидывается.

– Пусти!

Руки Гермионы взлетают к затылку, она хватает запястье Малфоя одной рукой, пытаясь удержать от рывка, а второй старается разжать его пальцы. Но он даже не обращает внимания на её попытки.

– Неужели ты просто физически не способна помолчать? Чего тебе стоит, Грейнджер, хоть на секундочку заткнуться? Неужели, когда это происходит, давление в твоей голове становится столь огромным, что она грозит вот-вот взорваться?

– Я молчу сейчас, Малфой.

– И это прекрасно, это ласка для моих ушей.

Он замирает, прикрыв глаза, и его лицо выглядит почти умиротворённо в приглушенном свете свечей, но рука продолжает крепко удерживать волосы Гермионы. Она смотрит на него и всё ещё пытается ослабить напряжение, чувствуя, как кожа на голове натягивается, и это причиняет дискомфорт, перерастающий в боль.

Малфой глубоко втягивает воздух; ноздри раздуваются.

Гермиона предпринимает ещё одну попытку:

– Малфой, отпусти меня, – тихо, вкрадчиво произносит она, стараясь звучать убедительно, – и мы спокойно поговорим.

Он открывает глаза и снова смотрит на неё, взгляд нечитаем.

– Нет, мы не будем разговаривать, – так же тихо, но неожиданно серьёзно говорит он. – Ты будешь слушать. Ты же хотела ответы на вопросы, Грейнджер. Я отвечу. Только сначала задам тебе парочку своих. – В его глазах проскальзывает опасный блеск, пальцы крепче сжимаются у неё в волосах, и Гермиона ещё больше закидывает голову, стараясь уберечься от боли. Тем временем Малфой нависает над её лицом: – Знаешь ли ты звук, который издаёт живое существо, когда с него снимают кожу?

Шею Гермионы мучительно пронзает от подобного положения, и слова сами срываются с губ:

– Малфой, мне больно.

– Мне тоже больно, – едва разборчиво бормочет он и горячо шепчет: – Знаешь, как лепечет человек, которого покидает разум после пыток Круциатусом?

– Остановись…

– …Знаешь, как кричит человек, на глазах которого убивают всю его семью?

– Хватит!

В уголках её глаз собираются слёзы, и Гермиона несколько раз моргает, стараясь удержать их.

– Знаешь, как безжизненное тело ударяется о пол?

– Малфой, прекрати!

Одна слеза всё-таки срывается и прочерчивает тонкую дорожку по виску, скрываясь в волосах. Гермиона тихо всхлипывает, когда слова Малфоя окутывают её:

– Ничего ты не знаешь…

Она чувствует его дыхание на своём лице, оно особенно обжигает влажную кожу, и Гермиона снова часто-часто моргает, стараясь справиться с собой. Когда она отвечает ему, то голос срывается на шёпот, но Малфой так близко, что слышит каждое слово:

– Ты уже один раз показал, что физически сильнее. Это ничего не значит, Малфой. Чего ты вообще пытаешься доби…

Гермиона вскрикивает на полуслове, когда чувствует, как Малфой сжимает пальцы и, кажется, вырывает часть волос, а кожа на голове начинает нестерпимо болеть от сильного натяжения.

Малфой совсем близко.

Он вдруг прижимается носом к её виску, и у Гермионы спирает дыхание.

– Как же ты достала…

На этих словах Гермиона резко дёргает головой и врезается лбом в его лоб. Размах не сильный, но удара хватает, чтобы в её глазах потемнело, а Малфой немного отшатнулся.

Он смотрит на неё опасным взглядом.

Воспоминание об их первом столкновении резко проносится в голове, и на миг Гермионе кажется, что в этот раз Малфой попросту убьёт её. Она зажмуривается всего на секунду и видит вспыхивающие огоньки в темноте собственных век. Голова несильно кружится от удара, Гермиона дезориентирована.

Когда она открывает глаза, Малфой всё ещё смотрит на неё, и она впервые так близко видит его глаза.

Тонкая каёмка серо-голубой радужки вокруг увеличившегося чёрного зрачка, в котором Гермиона отчасти может разглядеть собственное отражение. Алая линия лопнувшего сосуда в уголке, длинные светлые ресницы и тёмные синяки.

Она быстро-быстро смотрит то в один, то во второй глаз, не понимая, какое выражение кроется в них, а мгновение спустя улавливает, как взгляд Малфоя мечется к её губам и обратно.

Гермиона даже не успевает сформулировать мысль, вызванную его движением, и судорожно вздыхает, а Малфой уже ловит этот вздох своим ртом.

Он целует её.

Его губы обрушиваются на её, и Гермиона ощущает жар его рта и жар его тела напротив её собственного. Гермиона чувствует горький вкус огневиски на его сухих губах, и голова, всё ещё тяжелая после удара и сдавленная рукой Малфоя, начинает кружиться ещё больше.

Сердце отчаянно заходится в груди, и в животе скручивается тугой узел.

Гермионе кажется, что она на поле боя в одиночку отбивается сразу от десятка врагов. Она в темнице ожидает, пока за ней придут неизвестные враги. Она на самом сложном экзамене в своей жизни, но совершенно не подготовлена.

Гермиона судорожно дышит носом, втягивая с каждым вздохом запах Малфоя. Он пахнет лёгким парфюмом, алкоголем и свежестью, будто надел новую мантию.

Второй рукой Малфой крепко вцепляется в её плечо. Гермиона вздрагивает и уже спустя мгновение пытается вырваться, даже не до конца понимая, что происходит. Но от усталости и истощения – в первую очередь морального – её реакции заторможены, и Малфой не сразу замечает сопротивление.

Несколько бесконечно долгих мгновений он продолжает целовать её, а после отстраняется и смотрит на неё удивленно, как будто впервые замечает.

– Грейнджер…

Тихо, на выдохе, который касается её лица, растворяясь на коже.

Гермиона уверена, что сейчас Малфой оттолкнёт её и бросит какую-нибудь грубость, стараясь замять ситуацию.

В крайнем случае, рассмеётся и покажет таким образом, что это всё жестокая шутка.

Но Малфой молчит и смотрит на неё с непонятным выражением лица. Его взгляд захватывает её в ловушку, и Гермиона не успевает воспользоваться моментом, чтобы самой отстраниться и, вырвавшись, отойти подальше, потому что Малфой снова тянется к ней.

Он так же настойчив, но в этот раз его движения мягче, ласковее.

Слегка путаясь в волосах, он проводит пальцами по её затылку, и это касание, теперь почти нежное в противовес тому жестокому, которое было ранее, посылает мурашки по спине Гермионы. Она то ли вздыхает, то ли всхлипывает и наконец выпускает его запястье и перекладывает руку на плечо, крепко стискивая мантию.

Ей нужно за что-то держаться, потому что Гермиона знает: ещё чуть-чуть – и она свалится с ног. Уловив её движение, Малфой одновременно обхватывает рукой плечи Гермионы, прижимая ближе к своему телу, и слегка поворачивает голову; кончик его носа задевает её. Гермиона чувствует, как Малфой еле заметно прикусывает её губу.

Гермиона полностью теряется в ощущениях.

Напряжение в её теле и голове после всего произошедшего велико, но подобные ласки ломают защиту, и решительность Гермионы сдувается как проколотый воздушный шарик. Она не находит в себе сил сопротивляться, но отлично чувствует приятную негу, распространяющуюся по телу.

В животе разливается тепло, и мысли разбегаются, оставляя в голове блаженную пустоту. Злость неожиданно сходит на нет, подавленная чужим жаром, ласковыми касаниями, приглушенными вздохами.

После она наверняка будет об этом жалеть, но сейчас Гермиона сдаётся и робко целует Малфоя в ответ.

Он шумно выдыхает, почувствовав её нежные движения, и уже спустя секунду проводит языком по её нижней губе. Гермиона мгновение мешкается, растерявшись от интенсивности ощущений, но всё же приоткрывает рот и замечает, как Малфой притягивает её ещё ближе.

Гермиона не уверена, сколько проходит времени, пока им обоим не требуется короткий перерыв, чтобы отдышаться. Позже она со смущением будет вспоминать, как Малфой первым отстранился, а она, не сдержавшись, кажется, потянулась следом.

Их дыхание – одно на двоих – прерывистое, горячее, влажное. Гермиона чувствует, как покалывает распухшие губы, и нервно проводит по ним языком.

Реальность, в которой она оказалась, сбивает с толку.

Гермиона думает.

Думает о Малфое, думает об их ссоре, о том, как зол и растерян он был. Думает об их неожиданном поцелуе. И о своих ощущениях.

Ей становится забавно от самой себя из-за того, как быстро разнообразные мысли затапливают сознание.

Гермиона беззвучно усмехается и вдруг чувствует, как тело Малфоя мелко дрожит под её руками. Она замирает на мгновение, но уже через секунду рефлекторно убирает ладони с его плеч, выпуская мантию, которую продолжала сжимать в пальцах.

Будто ждав этого движения, Малфой делает шаг назад, и Гермиона видит его лицо. На скулах непривычный лихорадочный румянец, губы припухли, но взгляд, застывший в пространстве, сдержанный, и она не может даже предположить, о чём он думает.

Наступает момент, когда Гермиона начинает чувствовать себя неловко. Она неуютно ёжится, продолжая растерянно смотреть на Малфоя, и её мысли фокусируются только вокруг того, что нужно забрать пачку бумаг и аппарировать как можно скорее.

Они оба явно не в состоянии обсуждать произошедшее.

Да и есть ли что обсуждать?

Гермиона думает о том, как бы аккуратно обойти Малфоя, не задев, но он сам вдруг, не глядя на неё, разворачивается и идёт обратно к дивану. Он устало садится, будто опадая на подушки, и всё его тело расслабляется, обмякает, как будто силы окончательно покинули его. Гермиона завороженно смотрит на Малфоя секунду, другую, а затем отворачивается и поправляет волосы, разметавшиеся в беспорядке.

Из-за его рук.

Гермионе кажется, что её сердце бьётся так громко, что Малфой должен слышать его даже из другого конца комнаты, и она понимает, что ей лучше уйти как можно скорее, пока кто-то из них не сказал ничего такого, что запустило бы ссору на новый виток.

Но Малфой удивляет. Его голос звучит неожиданно безмятежно, когда он произносит всего несколько слов:

– Грейнджер, не думай об этом всём.

Гермиона смотрит на него и кивает, а после наконец призывает стопку бумаг.

Но, когда она оставляет его одного в полумраке небольшой гостиной и аппарирует прочь, то точно знает, что, несмотря на его комментарий, её мысли будет занимать только этот эпизод ещё долгое время.

*****

От автора:

Не уверена, что Снейп вот так всё планировал… :)

Пока что моя любимая глава. Надеюсь, вам тоже понравилось.

========== 6. Шестая глава ==========

Где раздобыть лирный корень для противоядий и болеутоляющего зелья?

Какое количество человек нужно, чтобы одолеть средний отряд Пожирателей?

Сколько уйдёт времени на нейтрализацию модифицированного заклинания обезноживания?{?}[Локомотор Мортис – проклятие, заставляющее ноги соединиться вместе.]

Как захватить Пожирателей из списка без потерь со стороны Ордена?

Вопросы в голове Гермионы выстраиваются стройной, но бесконечной вереницей. Впрочем, один вырывается вперёд, опережая мысли об операциях Ордена, и о разучивании новых боевых чар, и о местах в убежищах для раненых.

Гермиона снова и снова спрашивает саму себя: почему Драко Малфой поцеловал её?

Вопреки своим ожиданиям она не жалеет о произошедшем. Разве что смущена тем, как этот поцелуй может усложнить и так непростые отношения между ними.

И, главное, как он повлияет на их сотрудничество.

Гермионе сложно принять и уложить внутри себя все эмоции, которые она испытывает, но ещё сложнее ей понять состояние Малфоя. Мысленно она старается вернуться к началу, чтобы отследить, когда они оба поддались ярости, нервному возбуждению и ещё чему-то, что Гермиона пока не могла описать.

Впрочем, она на самом деле догадывается, почему он поцеловал её.

По той же причине, по которой она ответила ему.

Им обоим – двум вчерашним подросткам, оказавшимся в эпицентре магической войны, – не хватало тепла.

Личная жизнь Гермионы погибла с началом войны. Было сложно привязываться и любить кого-то, когда вокруг происходило столько разрушений.

Рон был ей дорог, но после их поцелуя в подземельях Хогвартса, когда спали адреналин и запал от битвы, она поняла, что чувствует себя так же, как после братского объятия, и он сам как будто тоже не был против пропустить этот эпизод. Они похоронили его в памяти с улыбкой на лице и благодарностью друг другу и продолжили свои сугубо дружеские отношения.

С Малфоем было по-другому.

Гермиона уж точно никогда не рассматривала Малфоя как парня или мужчину. Он был скорее каким-то инопланетным существом, которое она пока никак не могла постигнуть. Впрочем, положа руку на сердце, раньше она и не особо пыталась. Теперь Гермиона осознаёт это, чувствуя некоторые отголоски стыда из-за того, что не давала Драко Малфою шанса.

Но поцелуй словно слегка сдвинул что-то в её разуме и душе, показал новый угол обзора.

Возможно, как раз из-за того, что Малфой незнакомый и неродной, а взаимодействие с ним волнующе и пробуждает любопытство.

Гермиона думает, что поцелуй, конечно, был случайностью. Лишь странным, неожиданным исходом их общего перехода за грань.

В тот вечер она была зла, растеряна и напугана, но ещё и как всегда слишком упряма, чтобы прислушаться и признать чужую правоту.

Состояние Малфоя удивительно вторило её собственному. Кроме того, Гермиона понимает, что он стал свидетелем чего-то такого, что пошатнуло его самообладание.

А после и она сама подлила масла в огонь.

В пылу ссоры Гермиона не могла остановиться и проанализировать его слова, но теперь у неё есть время восстановить в памяти разговор и разложить всё услышанное по полочкам, чтобы сделать честные, объективные выводы.

Драко Малфой действительно не плох, и у неё есть тому доказательства.

Гермиона обдумывает всё то, что он уже для них сделал.

Даже если Снейп способен поставлять всю ту же самую информацию, последние два месяца это делает именно Малфой, чем подвергает себя постоянной опасности.

А кроме того, он методично и жестоко предаёт собственные идеалы, семью и мир, что взрастил его.

Эта мысль вызывает пронзительную боль в сердце Гермионы.

Она чувствует, как больше не может держаться за надуманную неприязнь к мальчишке с вражеского факультета, пусть жестокому и нестабильному, но такому же потерянному, какой она часто ощущала себя.

И хоть Малфой и ввёл её в странное, отчаянно-напуганное состояние своими вопросами в тот вечер, Гермиона признаёт: в конце их разговора, поцеловав её вместо того, чтобы покалечить, Драко Малфой выбрал созидание, а не разрушение.

И ей пора это оценить.

Не из-за бабочек в животе, не из-за несуществующих тёплых чувств к Малфою, не из-за её собственной потребности в прекращении борьбы.

А из-за того, что Гермиона Грейнджер должна выбирать свет.

Кроме того, хоть Гермиона всегда была жадной до знаний и до любой информации, но перекладывать это на Малфоя действительно несправедливо. Гермиона хочет по-честному признать свои ошибки, поэтому решает не требовать у него больше, чем он сам готов дать.

Она решает, что сделает шаг ему навстречу, и упрямо отбрасывает при этом предчувствие, что её план неотвратимо провалится.

***

Малфой не выходит на связь больше шести дней, и Гермиона терпеливо ждёт.

До тех пор, пока не наступает момент, когда ей самой приходится назначить встречу.

К её удивлению, несмотря на срочное сообщение, Малфой уже в тупике, когда она аппарирует туда. Он стоит у стола, нервно поигрывая палочкой, и, как только Гермиона возникает в гостиной, требовательно спрашивает:

– Что за спешка, Грейнджер? У меня мало времени и нет для тебя никакой информации.

Он смотрит на неё раздражённо, взгляд не такой открытый, как был в последнюю их встречу. Малфой собран и холоден, но, заметив её состояние, он вдруг меняется в лице и, не дождавшись ответа на первый вопрос, задаёт ещё один.

– Грейнджер, что с тобой?

Гермиона игнорирует его вопросы и сразу говорит о том, что по-настоящему важно:

– Малфой, у меня срочное дело, я не должна была тебя вызывать, но мне правда нужна помощь, и…

– И что же настолько не могло ждать, что ты заявилась сюда в таком виде? – вдруг грозно рявкает он, и Гермиона замирает.

Наверное, она действительно выглядит впечатляюще.

В плохом смысле этого слова.

Её одежда в пыли и грязи, край мантии обожжён каким-то заклинанием и едко пахнет гарью, штанина на правом колене разорвана, а волосы разметались в страшном беспорядке.

Кроме того, она ранена.

На бедре она чувствует небольшой ожог, который не хватило времени залечить. Жёсткая ткань неприятно касается разгоряченной кожи, но Гермиона способна это вынести.

Её также задело осколком разбившегося окна, и, хоть рана немаленькая, Гермиона перетянула её шарфом и выпила достаточно рябинового отвара, чтобы продержаться.

Она слишком торопилась.

Малфой подозрительно смотрит на её перевязанную руку, и Гермиона мельком замечает, что кровь продолжает сочиться, но игнорирует тянущую боль. Гермиона сама быстро оглядывает Малфоя и по его чистой одежде и ухоженному виду понимает, что он уж точно аппарировал к ней не с поля боя.

Эта мысль немного приободряет её.

– Пожиратели смерти напали на одно из наших убежищ, – заставляя голос не дрожать, говорит Гермиона. – Это дом тёти Молли.

– Молли Уизли?

– Да, её тётя Мюриэль – Пруэтт, мы использовали её дом для исцеления раненых, там было мало бойцов, и… – Гермиона судорожно втягивает воздух, но не может замедлиться, – …и они напали на её дом, и они убили её…

Голос всё-таки срывается.

– Грейнджер, успокойся, сядь. – Малфой вдруг шагает к ней и подталкивает к дивану, а Гермиона, не удержавшись, хватается за его предплечье. – Дыши спокойнее и объясни, что случилось.

Гермиона на несколько счётов вдыхает и выдыхает, а затем садится, выпуская руку Малфоя.

Он остаётся на ногах, нависая над ней с хмурым видом.