Текст книги "Алмазная Грань (СИ)"
Автор книги: Extazyflame
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)
Глава 18
Глава 17
Я провела в медблоке три дня.
Три дня, которые слились в сплошной отрезок времени без дня и ночи. Пробуждение-слезы-боль-воспоминания-истерика-уколы. Не было сил даже стащить из шкафчика пузырек лекарств и наглотаться от души.
Несколько раз приходил Лукас. А может быть, мне все это приснилось. Каждый раз я собиралась с силами, чтобы задать ему вопрос, почему так, за что он убил девчонку, единственная вина которой в том, что она не смогла справиться с навалившимися обстоятельствами? Но мысли путались, злость и ненависть гасли под дозой транквилизаторов, и я закрывала глаза. Не было сил даже осознать, в руках какого дьявола я оказалась. А ведь раньше я находила в нем что-то хорошее. То, что не давало сойти с ума.
А затем капельницы прекратились. Но они не возродили во мне жажду жить. Они сделали меня пассивным и апатичным овощем.
В тот же вечер Лукас вновь пришел ко мне.
– Хватит, – устало выдохнул, пытаясь взять за руку. Но я убрала ее, словно отмахиваясь от надоедливого насекомого. – Я думал, ты покрепче. Острова тебя вылечат.
Я присмотрела на него, тщетно пытаясь увидеть на лице сожаление о содеянном. Ничего. Холодные, словно лед, глаза беспощадного убийцы, поставившего себя выше всех. Даже тот факт, что он не злится на меня за сорванный аукцион, не успокоил. Мне было все равно. Я бы даже обрадовалась, попробуй бы он задушить меня, как в ту ночь.
– Поедешь по магазинам. Выберешь себе купальник и все остиальное. Виктория, я с тобой разговариваю!
Он мог с таким же успехом говорить с собственным отражением, или стеной. В тот момент я впервые пожалела, что во время наших игр в пентхаусе не прибила его к чертям. Тогда бы Аля выжила. А что бы сделали со мной, меня мало интересовало.
– Похоже, ты забыла, где находишься. Девочка, здесь игры в депрессию не прокатывают, запомни. Сама видела, чем это заканчивается!
Конечно же, он знал. Более того, хотел, чтобы я увидела, что сделали с Альфией. Убил этим двух зайцев сразу: показал, что бывает со слабыми и непокорными, и заставил меня испытывать вину за собственные опрометчивые действия.
Я думала, этого мужчину невозможно ненавидеть сильнее. Я ошибалась.
– Молчишь? Похоже, мне опять придется все брать в свои руки. Сегодня вечером ты ужинаешь со мной в ресторане. Подотри сопли и соберись. Вэл тебя научила, как выглядеть на все сто. В десять вечера чтобы была готова.
Я обняла колени, старясь закрыться от его давящей неумолимой энергетики. Одинокая слеза скатилась по щеке.
– Отправь меня в бордель! Отдай своим гребаным покупателям! Я не хочу более быть рядом!
– А вот это не тебе решать! – повысил голос Лукас, и лед в его глазах сменился холодным огнем. – Но если будешь продолжать строить из себя отмороженную, я, так и быть, исполню твое желание!
Я застыла, не ожидая подобной реакции. Даже не поняла, что мне удалось вывести его из себя. Отвернулась, пытаясь прогнать слезы и сфокусироваться на происходящем.
Мне не хотелось быть с ним. Не хотелось надевать красивое платье, драгоценности и смаковать деликатесы. Даже видеть его не хотелось. Я утратила волю к жизни. Все, чего я желала – уснуть и не просыпаться. Какие острова? Я их просто не замечу, неужели он не понимает?
Михаил понимал. В его мире все было предельно просто: никаких сантиментов. А я…
Закрыла глаза, обреченно кивая.
– Я… буду готова.
«Сегодня я умру. Его жестокий мир сломал меня. Много смерти, много боли. Слишком много всего того, с чем мне уже не справиться. Перегорела, обессилила. Обескровлена, как несчастная Альфия, только эмоционально…»
Лукас не стал дожидаться ответа, успокаивать, подбадривать и обещать то, что вряд ли сможет мне дать. Молча встал и покинул палату, оставив меня наедине с окончательно оккупировавшими сознание мыслями о смерти. По сути, я уже была мертва. Осталась лишь оболочка.
В обед меня проводили в мою комнату. В ней мало что изменилось, не считая новой детали интерьера – мигающей красным камеры на потолке. В ванной обнаружилась точно такая же.
Никто не даст мне уйти из жизни в этих стенах. Лукас все просчитал. Прекрасно понял, что я на грани… но не сделал даже попытки что-то изменить обычным человеческим подходом. Мне хватило бы слов и нежности, чтобы я задумалась. Увы, этот мир подобного не знал и никогда не узнает.
Я вымыла голову, сделала укладку и макияж. Отражение в зеркале не вызвало никаких эмоций: этой красивой девчонке уж не было места в бренном мире. Дело времени.
Красное платье-футляр, белый пиджак, бежевые туфли-лодочки. Неуместная надежда – вдруг Михаил меня отговорит, пробьёт броню моего персонального ада, вернет волю к жизни… может, здесь он остерегается потерять авторитет проявлением человечности, поэтому выбрал ресторан… черт, в глубине души я хотела, чтобы он это сделал! Надежда умирает последней.
Виктория, ты просто оттягиваешь время.
А затем уже знакомый мне Александр проводил к автомобилю и отвез на ужин в ресторан. В тот самый, в котором мы недавно были. Если он и заметил, в каком я состоянии, то виду не подал. Правда, пытался шутить и рассказывать анекдоты, но у мня не было ни сил, ни желания улыбаться в ответ.
Мегаполис жил своей жизнью. Яркой, дорогой, насыщенной. Жил и не знал, что происходит за его пределами, в периметре отдельно взятого особняка, на территории которого вершится ад…
Александр открыл дверцу автомобиля, подал мне руку. Я хотела ее проигнорировать. Бодигард быстро огляделся по сторонам, нахмурился и наклонился ближе.
– Даже не думай, Вика. Просто пошли все к черту. Лукас подобного не прощает.
Я поняла, что он имел в виду. Мне надо было взять себя в руки и стереть с лица кислую мину. Улыбаться, делать вид, что все хорошо, шутить, смеяться, не вспоминать прошлое. Притвориться, что ничего ужасного не случилось. Но как, вашу мать, я буду это делать, если у меня одно-единственное желание – рвануть на шоссе род колеса автомобилей, и тем самым избавить себя от пожирающей изнутри боли? Даже рука неосознанно тянется к его бедрам, потому что где-то там кобура с пистолетом…
Я сжала зубы до скрипа, до мелкой эмалевой крошки, и вложила свою ладонь в протянутую руку. Вокруг все сияло, а меня как будто окружал кокон из серой мглы. И он двигался вместе со мной, пока я поднималась по ступеням ресторана, рисовала на губах беспечную улыбку, обменивалась приветствием с метрдотелем и шеф-поваром, стараясь скрыть ненависть и отвращение при виде Лукаса.
Он поднялся мне навстречу. В пустом ресторане царил полумрак, усиленный моей персональной темнотой, горели свечи и точечные потолочные светильники, превращая свод помещения в звездное небо. Со стороны все выглядело так, будто двое устроили себе рандеву, полное романтики. И никто даже представить себе не мог, как все обстояло на самом деле.
– Виктория, ты великолепна, – искренне восхитился Лукас, касаясь губами моих холодных пальцев. – Я рад, что тебе стало лучше. Надеюсь, мы вместе проведём прекрасный вечер.
Я досчитала до пяти, стараясь пробудить в себе хоть крупицу интереса, предвкушения и чего-то еще. Серая мгла отступила, но никуда не исчезла. Просто затаилась в ожидании.
Метрдотель наполнил бокалы красным вином. А меня едва не стошнило от недавней ассоциации. Понимая, что близка к потере контроля, я поспешно осушила терпкое бордо, а улыбка застыла на губах, неестественная, надрывная. Я не знала, насколько меня хватит.
– Ты даже не дала мне озвучить тост, – тепло пожурил Лукас, и бокалы вновь наполнили. – Я хочу выпить за сильную женщину. Ту, что заставила меня увидеть мир в ином разрезе. За женщину, которая каждый раз меня восхищает и понимает. За тебя, Виктория.
Эти слова могли бы исцелить – они были искренними. Но я так и не смогла отделаться от мысли, что пью за одним столом с убийцей. С мужчиной, в сердце которого хочется всадить столовый нож и наконец-то посмеяться от счастья.
Подали блюдо. Я только покачала головой, увидев ярко-красного омара с огромными клешнями. Как примитивно, господи.
– На островах множество рыбных ресторанчиков. Там омаров вылавливают из моря и почти сразу готовят, чтобы подать к столу. Ты заслужила отдых, и совсем скоро мы улетим в настоящий рай.
«Я даже раньше, чем ты себе думаешь. Только вот благодаря тебе мне, наверное, уготована прямая дорога в ад», – подумала я и горько улыбнулась подобной мыслеформе. Кусок не лез в горло, и деликатес показался мне безвкусным. Но я ела, ловко орудуя столовыми приборами, и лишь улыбалась на рассказ Михаила о предстоящем отдыхе. Он уже успел побывать там, и не единожды. Наверняка с семьей, с женой и сыном, идеальный муж и отец, на досуге похищающий девушек и продающий их в рабство. Интересно, супруга хоть раз задумывалась о том, насколько эти деньги омыты кровью и слезами невинных жертв? Скорее всего, нет. В ее довольной и сытой жизни не было места неприятным размышлениям. А сын… художники не от мира сего. Он бы и не заметил, проходи подобный аукцион у него под носом.
– О чем задумалась, Вика?
Меня едва не разобрал истерический смех. Я отложила вилку.
– Я просто никак не могу решить, какой купальник выбрать. А Вэл мне не поможет?
– Вэл отдыхает. Она заслужила. Я подарил ей тур на Ибицу, а также в Мюнхен, на концерт «Раммштайн».
– Класс, – я сделала глоток вина. Значит, я с ней не смогу попрощаться. Надеюсь только, она не станет долго плакать. Жаль, что я не смогу зайти в церковь и поставить свечи за упокой души Альфии. Может, однажды кто-то это сделает для нас двоих.
Вино не пьянило. Попросить что-то покрепче я так и не решилась. А тем временем боль нарастала, рвала изнутри, предвещая скорую агонию. Беседа и ужин превратились в фарс, еще больше убедивший маня в том, что пора решаться. В особняке у меня такой возможности не будет. Лучше сейчас, одним махом…
Лукас повернул голову, призывая метрдотеля, и я поспешно спрятала столовый нож в карман пиджака. Это заняло не больше секунды.
– Пора переходить к десерту. Я заказал для тебя нечто особенное.
Я промокнула губы салфеткой. Оставаться здесь становилось опасно. Еще немного, и я сорвусь. Разрыдаюсь или кинусь на Лукаса, а может быть, тьма поглотит, убив рассудок.
– Я пойду попудрю носик.
Михаил кивнул.
– Не задерживайся.
И я встала, окинув прощальным взглядом огромный зал. Смотрела так, словно хотела запомнить малейшую деталь. Какая ирония – это последнее, что мне предстоит увидеть.
В санузле был не менее роскошный интерьер. Я закрыла за собой двери и подошла к огромному зеркалу в гранитной раме.
Вот и все. Надо только с первого раза надавит так, чтобы прорезать кожу и вену. Можно сразу в сердце, но я не решилась. Наверное, я подсознательно ждала, что меня спасут, остановят…
Прощай, мама. Надеюсь, ты никогда не узнаешь, кем едва не стала твоя дочь. Так лучше, поверь. Знала бы правду, ты бы мною не гордилась. Таким, как я, не место на земле…
Росчерк. Кожу обожгло огнем. Я посмотрела на руку и застонала от бессилия. Тупой нож лишь оцарапал запястье.
«Сейчас. Собраться с силами, и… и я смогу… сейчас… боже, почему это так трудно?!»
Второй раз я не решилась. Все мое желание прекратить страдания одним движением руки начало стремительно таять. Это было страшно. Инстинкт самосохранения вопил во всю глотку, сделав руки ватными и безвольными.
– Соберись, тряпка! – прорычала я своему бледному отражению и вновь подняла нож. Возможно, если его воткнуть, повезет больше…
Я не заметила, как открылись двери. Для меняв вообще не существовало сейчас ничего вокруг. И лишь когда в зеркале отразился силуэт Александра, охнула. Нож с глухим стуком упал на плитку.
– Не дури! – спокойно произнес мужчина, подходя ближе и носком ботинка отфутболивая несостоявшееся орудие смерти в сторону.
Кровь прилила к моему лицу. Я попятилась, словно преступник, пойманный с поличным.
– Не понимаю, о чем ты.
Бодигард Лукаса скрестил руки на груди, припечатав меня тяжёлым взглядом.
– Все ты понимаешь, идиотка. Что, сломалась? Сдохла?
– Тебе какое дело?!
– Понимаешь ли ты, соплячка, что гонишь, и не по-детски? – вдруг яростно выпалил Александр, и шрам на его виске побелел. – Я прошел войну, Вика. Я смотрел изо дня в день, как свинцовыми маслинами, мать твою, косит всех без разбору! Тех, кому бы жить и жить! Я видел, как людей рвет гранатами на куски, как они сгорают заживо, и не дай бог тебе хоть раз услышать их предсмертные крики! А ты здесь, налакалась коллекционным вином и сожрала омара стоимостью в две твоих зарплаты, и пытаешься себя порешить? Да что у тебя в голове происходит вообще?!
– Ты… ты не знаешь… – пролепетала я, отступая, вжимаясь в стену.
– Все я знаю, дура. Когда-нибудь ты поймешь. А теперь вернулась в зал, и продолжай улыбаться и пить, как ни в чем не бывало… как бы тебе ни хотелось повеситься внутри. И тогда Сам не узнает о том, что ты тут вытворяла.
– Выслуживаешься? – сплюнула я.
– Ты все-таки дура. Как Лукас рассмотрел в тебе преемницу? У тебя же кишка тонка! А насчет «выслуживаешься» – я на дур не обижаюсь. Пройдет время, ты благодарить меня за сегодняшний день будешь. Каждый раз, как увидишь, будешь. Ты уж мне поверь. А теперь вернулась в зал и выкинула эту хрень из головы!
– Я не…
Александр быстро подошёл ко мне, задрал рукав пиджака, осматривая руку. Увы, ссадина даже не кровоточила.
– Возвращайся, Вика. Я все знаю и понимаю. Просто поверь: не надо этого.
– Чего? – прошептала я, непроизвольно отводя взгляд при виде моего бледного лица в отражении.
– Не надо думать, что это выход. Лучше постарайся сделать чью-то жизнь лучше, раз ты уже с ним. И сама знаешь, через что всем этим девчонкам приходится пройти!
Его слова пустят свои ростки в моем сердце намного позже. Сейчас я им не вняла, потому что мне было все равно. Я сама не хотела такой жизни.
…Я сумела взять себя в руки и вернуться к Лукасу довольно быстро. Как раз вовремя, чтобы полюбоваться пылающим кремом фламбе, нашим сегодняшним десертом. Метрдотель поспешил отодвинуть мне стул, но Лукас его опередил.
– Спасибо. Я сам сегодня поухаживаю за своей дамой. Вика, все хорошо? Ты чем-то расстроена?
– Все хорошо. Цвет купальника не дает мне покоя, – легко соврала я, приступая к десерту.
Слова Александра пристыдили меня. Представляю, как я выглядела в его глазах после всех тех ужасов войны, о которых он мне поведал. Точно зажравшаяся дура. Все его эпитеты были справедливыми.
Но это не значило, что я передумала. Я поняла, что в следующий раз подготовлюсь, и никто не сможет мне помешать. Я сделаю все аккуратно, и возможно, даже чужими руками. На тех же островах, просто заплыву далеко, и…
– Спасибо за чудесный вечер, – сказал Лукас, когда десерт был съеден, а вино выпито. – Я рад, что ты взяла себя в руки. Мне жаль, что так произошло, но это часть моего мира, Виктория. Просто прими это.
– Я так и сделаю, – пообещала я, не сопротивляясь, когда мужчина меня поцеловал. Глубоко, страстно, умело. Предательские проблески ответного желания не заставили себя ждать, но когда поцелуй прервался, мне хотелось стукнуть себя чем-то тяжелым. Мы вышли в яркую ночь мегаполиса, сели в автомобиль. Я закрыла глаза, умоляя себя найти силы пережить эту ночь.
Мы уже были за чертой города, когда у Лукаса зазвонил телефон. Я подскочила от резкого звонка, а он успокаивающе погладил меня по руке. Но, вероятно, звонивший поведал ему такое, от чего мужчина вышел из себя.
– Твою мать! – выругался он. – Какого хрена они поперлись на эту стрелу?!
Выслушав ответ, начал звонить куда-то, не обращая на меня внимания.
– Киселев, мать ивою! Что твои шавки о себе возомнили?.. Алло?!
Александр сбросил скорость, оглянулся.
– Саша, в Замеринку, пулей. Дорогу знаешь! Поднимай своих, вы все мне нужны там!
От тревоги, повисшей в салоне, я вжалась в сидение. Паника передалась и мне.
– А с ней что делать? – кивнул в мою сторону бодигард.
– Что, что… нет времени! С нами едет! Гони, твою мать!
Александр ударил по газам, параллельно набирая номер и требуя кого-то явиться на пустырь Замеринки с оружием. Лукас со злости ударил кулаком о стекло.
– Виктория, не вздумай высовываться. Ляжешь на пол, поняла меня? И не писка!
Я была слишком напугана, чтобы возражать или проявлять любопытство.
– М…мы… не поедем домой?..
Страх в моем голосе подействовал на Михаила привычным образом. Он тепло улыбнулся, погладив меня по руке.
– Поедем, моя девочка. Но сначала я разберусь с борзыми ментами. Наших партнёров заманили в ловушку…
– Лично же передали конверт Киселеву и Барановскому! – процедил сквозь зубы Сашка. – Босс, они охренели?
– По-видимому, – мрачно отозвался Лукас. – Настолько, что не могут удержать своих борзых оперов в узде. Мочи всех, это несанкционированный наезд. Никто за мусорскую шкурку с тебя не спросит. Их там не должно быть, поэтому вам не предъявят.
Автомобиль летел в ночь, подрезая одинокие машины. Меня буквально вдавило в сиденье. Я смутно понимала, что произошло нечто страшное, а поэтому сидела ни жива ни мертва, не шевелясь. Если ранее стрелки были подконтрольны Лукасу, чтобы показать мне часть его жизни, то сейчас ситуация явно вышла из-под контроля.
Поля, ухабистая дорога, грязь в стекло. Ветки хлещут по остову автомобиля. Я думала, страшнее быть уже не может, но как же я ошибалась! Просто оцепенела, когда машина, сделав разворот, ворвалась на пустырь, перепаханное поле, и моим глазам открылась картина происходящего…
Суматоха, паника. Зловещие беснующиеся тени в свете холодных фар, выхваченные, словно стробоскопом, из темноты. Я не сразу поняла, что такой эффект дают милицейские мигалки. Потому что следом за этим я услышала хлопки выстрелов, и ужас взял свое.
Не пришлось повторять дважды. Я зажала руками голову и сползла на пол автомобиля. Александр уже покинул салон, но Лукас задержался. Достал пистолет и передернул затвор, снимая его с предохранителя.
Непонятно, что произошло. Я с отчаянием вцепилась в ткань его брюк, движимая одной целью – не пускать в эту кровавую мясорубку. Если его убьют, я пожалею, что не покончила с собой. Партнерам и преемникам плевать, что мертвый босс как-то ко мне благоволил…
– Я вернусь, Виктория, – сквозь зубы прошипел Лукас, притянув мою голову хваткой за волосы и запечатав на лбу жаркий поцелуй. – Смерть-падла сама меня боится.
Хлопок двери потонул в новом грохоте перестрелки. Я зажала руками уши, вжимаясь в шершавый пол салона. Купная дрожь сотрясала тело, не позволяя занять удобное положение, на коже выступил холодный пот. Всего лишь в нескольких метрах от меня развернулись самые настоящие военные действия! Это не было эффектно, как в кино. Это было мерзко и ужасно. В таких кровавых банях вряд ли выживают.
Дрожь ужаса свела мышцы судорогой на саамом пике… и внезапно отхлынула, подобно приливной волне, с шипением и рокотом, смывая оцепенение.
И в тот момент на меня снизошло озарение.
В ушах нарастал гул – звенящий, отдающийся эхом, перекрывший звуки выстрелов и крики людей. Я оперлась на вытянутые ладони, словно кошка, стряхнула с колен невидимые песчинки и села на пассажирское сиденье, закрыв глаза.
Выход зачастую там, где его не ждёшь. И самые яркие звезды – у края обрыва в бездну. Самое верное решение – спонтанное, когда разум не в силах перекрыть ему пути доводами рассудка. Чтобы обрести спасение, иногда надо просто избавиться от страха и шагнуть навстречу своей судьбе.
Что я и сделала.
…Я иду. Глухо хлопает дверца за спиной. Каблуки светлых лодочек вязнут в сыром чернозёме вспаханного поля, каждый шаг – словно маленькое препятствие. Иду прямо в эпицентр мечущихся теней, навстречу выстрелам. Звенящий гул в висках превращает их в хлопки, которые кажутся безобидными, совсем не страшными. Ослепительный синий свет режет глаза, а может, все дело не в этом. Я просто не моргаю, когда смотрю прямо перед собой. Вижу знакомую фигуру человека, которого так и не смогу уничтожить, потому что у меня не осталось никаких сил этого ждать. Возможно, он будет огорчён и подавлен, когда мня не станет. Может быть, этим воспользуются те, кто давно хотел занять его место на троне. Я никогда это не узнаю.
Лодыжка подворачивается на коме земли. И фанатичная решимость на миг уступает злости на саму себя: я специально замедляю шаг, чтобы оттянуть неизбежное! Агонизирующий инстинкт самосохранения не желает сдаваться. Но что его предсмертный хрип для той, кто уже приняла единственно правильное решение? Это шанс. Шанс наконец-то избавиться от окружающего кошмара.
Гул в ушах отступает так же быстро, как и дрожь. И я понимаю, что все, состояние аффекта идет на спад. Сейчас накроет ужас и делание выжить. Я не могу себе этого позволить!
Выстрелы оглушают. Кажется, я слышу свое имя, но не пойму, кто это кричит: Александр или Лукас. Слабость выстреливает по коленям – инстинкт выживания сделал финальный контрудар.
Краем глаза вижу фигуру мужчины в бронежилете, с пистолетом, направленным в мою сторону. Поборов желание развернуться назад и спастись, я все же бегу…
Только вперед, расставив руки, словно птица.
Ночь неожиданно ласкова и тепла. А свобода так близко. Еще шаг, еще один лишь шаг… и даже нет препятствий в виде неровного грунта и высоких каблуков!
– Вика!.. – ненавистный мне голос отчего-то звучит за спиной. Но я уже ничего не хочу слышать и анализировать.
Удар. Что-то бьёт меня в грудь справа. Так сильно, что перехватывает дыхание, и это препятствие вызывает возмущение. Почему меня останавливает таким грубым ударом? Над головой мелькает осколок неба с ослепительно яркими звездами, и вслед за этим в груди разливается острая пламенная боль.
Она не дает дышать. Она опрокидывает меня навзничь, усиливается при ударе о землю. У меня каким-то чудом хватает сил перевернуться на бок, свернувшись калачиком, уткнуться щекой в рыхлую землю.
Так пахнет освобождение. Запахом нагретой солнцем земли и сухой травы. Нотой металлического привкуса на губах. Болью, которая в этот раз иная, желанная. Она освобождает.
Я закрываю глаза. Тело слабеет, но легкость настолько восхитительная, что я перестаю замечать боль. Кажется, даже улыбаюсь.
И чувствую, как все мое естество становится поразительно легким и воздушным, и стремится вырваться прочь из тела…
