Текст книги "Прочитать и уничтожить (СИ)"
Автор книги: existencia
Жанры:
Мистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)
– Да, и, кстати, об убийствах, – Фазма яблоком указала на остолбеневшую Марфу, – сегодня командор работает дома и если он не дождется свой черный, как его мерзкая душонка, кофе в ближайшее время, то уже ты станешь привидением дома и будешь кидать книги и играть на рояле.
Бросив эти слова, Фазма удалилась, даже не потрудившись насладиться произведенным ее словами эффектом. Оставшиеся вдвоем девушки переглянулись. Роуз расслабилась и улыбнулась так сильно, что у нее на щеках проступили ямочки. Это делало ее чрезвычайно милой.
– А командор питается чем-нибудь кроме кофе? – полюбопытствовала Рей, тут же отругав себя за это. Какое ей вообще дело? Ее нисколько не должен волновать этот жуткий, мрачный, сумасбродный тип.
– Кровью младенцев и девственниц, – хихикнула Роуз, настроение которой быстро наладилось после удачно разрешившейся спорной ситуации. Рей дернулась при упоминании последнего слова, но, к счастью, Роуз этого не заметила. Не хватало еще расспросов на эту тему. Тем временем Марфа продолжила, – командор очень много работает и ему особенно некогда есть. Он не просит, но я иногда приношу с кофе бутерброды или суп, или что было у нас в меню. А что, хочешь отравить его?
Конечно, Роуз шутила. Рей даже на минуту забыла о том, что они в этом доме не более чем прислуга и все это только часть отработанной схемы. Но после шутки Фазмы и того, как мило она сказала про «кофе, черный, как мерзкая душонка», девушке показалось, что они настоящие подруги, болтающие на кухне об общем знакомом. Был в этом какой-то осколок потерянного уюта. И сейчас, когда Роуз позволяла себе такие опасные крамольные слова, совершенно не боясь, что Рей вызовет по ее душу очи, доложив о подобном. Даже в приюте у Маз не позволяли себе такого. Вернее, другие девушки между собой позволяли, но ее в свои дела не посвящали. Ведь она святоша, умница, послушная и правильная. Вдруг доложит кому-нибудь?
– Да, чтобы избежать церемонии, – попыталась пошутить в ответ Рей, хотя из ее рта опять вырвалось именно то, чего говорить не стоило, но что болталось на самой поверхности ее сознания.
Роуз помрачнела, но быстро прогнала это выражение со своего лица и оно сменилось искренним любопытством.
– Да, ведь уже скоро, – трепетно прошептала она и, понизив голос, поинтересовалась, – а… как это? Это… больно?
Рей не имела права говорить правду. Поэтому решила плести на ходу.
– Нет, не больно, – отважно заявила она, – как осмотр у врача.
– А, – разочарованно потянула Роуз, явно ожидавшая услышать более развернутый или шокирующий ответ, – а ты… до церемонии с кем-нибудь… ну?
Рей опять оказалась в дурацком положении, вынуждавшем ее продолжать путаться в собственной лжи. Рассказывать о том, что у нее ничего не было до назначения было чревато и девушка сразу отмела этот вариант. А то будет слишком много вопросов, особенно касательно того самого первого раза, который, к счастью, пока не состоялся.
– Да, конечно, – как могла беспечно заявила Рей и сама увлеклась изобретенной легендой, – постоянно. У меня было столько мужчин, что всех не пересчитаешь. Очень много. Так, что я даже не помню свой первый раз, вот вообще не помню. Можешь даже не спрашивать.
– Ого, – только и могла сказать Роуз со смесью недоумения, восторга и скепсиса. Как оказалось пару минутами позднее, дело заключалось не только в очередной бессмысленной браваде Рей.
В проеме кухни возвышалась темная фигура командора, который не придумал ничего лучше, чем явиться сюда именно в тот самый момент, когда Рей распиналась о своей несуществующей богатой личной жизни. Ведь эта ситуация не могла стать более неловкой.
– Командор, – Роуз присела в чем-то, отдаленно напоминающем реверанс.
– Роуз, Ренова, – жуткая маска опустилась в ответ в жесте приветствия.
– Пред его очами, – с трудом прокряхтела Рей, залившись краской с головы до пят. Часики бомбы замедленного действия в ее мозгу уже были запущены, обещая скорый неминумый взрыв. Мысли запрыгали, как водомерки по водной глади, одна лучше другой. Что он слышал? Что он теперь о ней думает? Как глупо после такого выглядят ее попытки избежать церемоний или близости? А что, если это подтолкнет его к действию? Тут церемония как раз… Господи!
– Святой день, – натянуто улыбнулась Роуз. В ее глазах играли озорные искорки, ведь ситуация была такой омерзительно неловкой вовсе не для нее, – извините, хозяин. Сейчас принесу ваш кофе.
– Не торопись, – мягко сказал командор, – я хотел предупредить тебя лично о том, что скоро у нас будут высокопоставленные гости. Если не будешь справляться, можешь взять в подмогу Пейдж, я поговорю с Хаксом. И на церемонии будет присутствовать новый доктор, придется провести все по правилам.
Рей сочла их разговор лучшей возможностью ретироваться, но последние слова заставили ее притаиться за дверным косяком столовой и дослушать.
– Новый? Мистер Свенсон болен? – удивилась Роуз.
– Мистера Свенсона взяли очи, – чуть тише ответил ей командор, – мы больше его не увидим. Надеюсь, ты не станешь об этом распространяться?
Ответа Роуз Рей уже не услышала, потому что пулей бросилась в свою комнату. Она имела много недостатков, но глупой точно не была, поэтому с легкостью сложила два и два. Мистера Свенсона она знала плохо, но догадывалась, что он имеет дружбу с командором и его женой. Именно он покрывал их в желании избегать настоящего исполнения церемоний. В любом случае все это не сулило ничего хорошего: или за ними тоже скоро придут, или им все-таки придется сделать все по правилам.
Рей просидела в своей комнате до глубокой ночи, отказавшись от обеда и ужина. Это было необычно для нее, ведь приемы пищи приносили хоть немного радости и удовольствия в ее скучную жизнь, от чего девушка предпочитала, как правило, не пренебрегать ими. Тем более в особняке, где от стряпни Роуз было невозможно оторваться, а закончив с трапезой, можно было еще долго облизывать пальцы, продлевая удовольствие. Не смотря, на урчащий живот, Рей решила лечь спать голодной, в надежде, что во сне умрет от голода. Надежда была безжизненной, как и ее мысли о том, чтобы скинуться с лестницы, утопиться, или устроиться на ночлег в сугробе и замерзнуть насмерть.
Выходить из комнаты не хотелось. Рей не готова была сейчас видеть кого-либо из домочадцев, учитывая, какое совместное мероприятие ждет их на следующий день. А ведь она еще и так опозорилась перед командором, разглагольствуя о том какая она опытная в делах постельных. После такого ей точно не ждать пощады. Если ее ждала просто боль, то теперь это, скорее всего, будет ужасная боль.
Вся поглощенная своими переживаниями, Рей не сразу различила тихий стук в дверь. Показалось? Нет. Сначала она решила, что это Роуз сжалилась над ней и взялась принести ей остатки еды с ужина. Роуз была сплетницей и болтушкой, но имела чувство такта и должна была догадаться, что если человек не открывает, его нужно оставить в покое. Желательно, оставив поднос под дверью. Но ночной гость был настойчив, и Рей пришлось отодрать себя от разворошенной постели, в которой она много часов подряд пыталась свернуться в кокон из сомнений и тревоги. На голове такой кокон почти получился. Словом, она выглядела крайне неважно. Исключительно неважно для того, чтобы обнаружить на пороге своей комнаты Бена.
Рей замахала руками.
– Уходи! – зашипела она, – тебя не существует! Ты призрак!
Мужчина улыбнулся странной, кривоватой улыбкой и поправил ворот рубашки служанки, ненароком оголивший ее плечо. Его пальцы были холодными, но вполне материальными. Рей недоверчиво посмотрела на его руку, задержавшуюся на предплечье.
– Видишь? – сказал он, – я вполне себе существую. И из плоти и крови.
Рей кивком головы пригласила его войти и приглушила свет, чтобы их силуэты нельзя было различить с улицы. Кем бы ни был ее ночной гость, фантомом или настоящим человеком, здесь ему находиться было нельзя.
– Тогда кто ты такой? – требовательно спросила девушка, уже порядочно уставшая от разных загадок и людей, окружавших себя ими, – мне стоит тебя бояться или позвать на помощь?
– Не думаю, что в этом есть смысл, – легкомысленно пожал плечами Бен и резким движением убрал упавшие на лицо пряди, – для тебя я не представляю никакой опасности.
– А для кого представляешь? И все же… как ты попадаешь в дом? Кто ты?
Бен тем временем осматривал ее небольшую, скромную комнатку. Разглядывать здесь, конечно, было абсолютно нечего. Безликая мебель, безликие предметы обихода, не несущие в себе никакой информации. Личных вещей у Рей не было. Никаких засушенных цветов или картинок. Единственное, что представляло интерес – все еще валявшийся на полу сапожок. Рей так и не удосужилась убрать его в шкаф. Именно он и привлек внимание ее ночного гостя. Скорее всего, сделал вывод, что она страшная неряха. Немудрено, учитывая ее внешний вид, мятую рубашку и свалявшиеся волосы.
– Ты… что-нибудь знаешь о Второй Мировой Войне? – словно невзначай поинтересовался мужчина. Рей пожевала губу. С чего ей интересоваться таким в Галааде? Хотя… да, откуда-то она об этом знала. Она чисто машинально кивнула. Тогда Бен продолжил, – в нацистской Германии и многих странах, находившихся под ее влиянием, люди прятали евреев. Знаешь кто это? Ну… люди неугодные режиму. Можешь считать, что я как раз такой человек. Живу и прячусь в вашем доме. Вы о нем мало знаете. Здесь есть потайные ходы, комнаты, закутки…
– Боже, – вырвалось у девушки. Она действительно была шокирована услышанным. Оно нашло отзвук в ее душе тем, первым мыслям, когда она приехала сюда, о некой мистической одушевленности дома. Выходит, что это было действительно так?
– Если тебя найдут, убьют? – спросила она, – а ты… не боишься, что я тебя сдам?
– Ты же не сдала.
– Я думала, что ты наш новый водитель! – возмущенно воскликнула Рей. Она сердилась, но на самом деле испытала облегчение, от того, что Бен оказался вовсе не плодом ее фантазии или привидением, которое почему-то именно ее выбрало для того, чтобы вступить в контакт с миром живых.
– Ты же догадывалась, что это не так, – с готовностью откликнулся мужчина и почему-то улыбнулся. Словно все это, происходившее с ними, представлявшее смертельную опасность, было не более чем детской игрой в прятки. Рей было совсем не весело. Она пока не решила как именно реагировать на новую информацию.
– Извини, что втянул тебя в это, – сказал после некоторой паузы Бен, – я не хочу подвергать тебя опасности. Твое письмо было очень грустным, а на второе ты так и не ответила. Я волновался…
– Волновался, – эхом повторила Рей и только сейчас осознала, насколько она рассержена, не смотря на то, что хотела увидеть этого человека и ждала его письма, которого так долго не было. Он явился и одним махом разрушил все ее надежды. Надежды… на что? На свадьбу и жизнь эконожены? Задворками сознания она, конечно, понимала, абсурдность своего гнева на человека, который даже не знал о ее намерениях, да и вряд ли стал врагом режима ей на зло, но остановиться было уже невозможно. – Волновался, что я не ответила на письмо! – Рей нервно рассмеялась, забыв о том, что их могут услышать, – но при этом ты подвергал меня опасности, общаясь со мной. Ты участвовал в том взрыве, где я могла погибнуть! Ты… да как ты можешь так говорить?! Ты вылезаешь откуда-то из дыры в стене и думаешь, что теперь все будет хорошо? Что мы будем мило играть на рояле в четыре руки и беседовать на отвлеченные темы? Пока ты прячешься в стенах, я пленница в этом доме! У меня нет никаких прав, никаких гарантий, что я проживу завтрашний день. Завтра меня будет насиловать жуткое чудовище, потому что я не могу спрятаться в потайной комнате и ждать, когда минует буря! Может об этом поволнуешься? Или будешь подслушивать и подсматривать из своего укрытия?! Думаешь, что мне мало проблем и я нуждаюсь в еще одной в виде беглого преступника?
Она выговорилась, но легче не стало. Бен сидел с нечитаемым выражением лица, а Рей думала о том, что лучше бы ему уйти. Только сейчас она заметила у него в руке сложенный лист бумаги, скорее всего, то самое письмо.
– Тебе так плохо в этом доме? – глухим голосом поинтересовался он, – кто обидел тебя?
Рей нервно рассмеялась.
– Что ты сделаешь? – с вызовом спросила она, – перережешь обидчику глотку во сне? Есть тут один урод, который считает меня своей собственностью. Только если с ним что-то случится, то в колонии отправлюсь я, а не ты. Или меня просто передадут следующему уроду.
– Рей, – оказалось, что, чтобы потерять весь свой запал и сдаться, достаточно одного ласкового слова. Еще куда большую силу это слово имеет, если это твое имя. Большие сильные руки притянули девушку к широкой груди и она послушно и крепко обняла человека, которого видела в третий раз в жизни. Объятия. Вот чего ей действительно не хватало. Они не могли изменить ее грядущей участи, но могли подарить немного спокойствия и тепла в тот момент, когда она в этом так нуждалась. Хоть немного надежды. Осколок того мира, о котором Рей ничего не помнила. Мира, где можно долго и самозабвенно плакать в чьих-то теплых, заботливых руках.
– Ты все еще злишься?
– Да, злюсь, конечно, – между всхлипываниями выдавила Рей, – но не уходи. Пожалуйста, просто посиди со мной еще немного.
========== Глава десятая. Жест доброй воли ==========
День церемонии Рей начала с того, что надавала себе оплеух. Горящие от ударов щеки хоть немного помогли успокоиться и собраться с мыслями. Если накануне служанка выплеснула все свое недовольство сложившейся ситуацией на случайно подвернувшуюся, в принципе, совершенно неповинную в ее бедах, душу, то теперь гнев девушки обращался только к себе самой.
Она расклеилась. Дала слабину. И нужно наконец-то взять себя в руки и перечислить в уме простые и понятные правила, которые позволяли ей прежде сохранять трезвый рассудок.
Она никто. Для нее нет места в этом мире и то, что ей была отведена такая важная роль, оказана такая большая честь и дана хоть какая-то возможность – не наказание, а благо. Ее бесполезная, пустая жизнь угодна Всевышнему, угодна государству. Она сможет отплатить за еду, кров и уход, которые получала незаслуженно. Кто-то лишен и этого. Кто-то, кто, вероятно, болтается на позорной стене с мешком на голове. Кто-то, кто роет безжизненную, зараженную землю в колониях. Кто-то, кто мертв. Она пока еще нет. И нужно цепляться за это со всей храбростью на которую способна ее птичья душонка.
На протяжении всех подготовительных мероприятий Рей была спокойна. Она словно вышла из собственного тела и наблюдала за его приключениями со стороны, вернувшись к осознанности только в тот момент, когда представилась возможность насладиться горячей ванной. Как правило, служанкам эта привилегия становилась доступна только накануне церемонии. Толи слишком роскошная, толи – опасная. В душе ведь нельзя утопиться, даже имея самое сильное желание. Рей не имела. Она держалась стойко.
Она повторяла свои доводы как мантру и вроде бы была молодцом. Во время молитвы, которая в прошлый раз была опущена, она смиренно не поднимала глаз. Из искреннего желания быть правильной и послушной, а не из малодушного страха, что вид Фазмы и ее зловещего супруга, снова всколыхнет в ней недопустимую бурю эмоций. Однако это было неминуемо. Они остались втроем в той злосчастной спальне, и этот момент обличил бесплотность попыток Рей сохранять спокойствие. Ее трясло.
Она наконец-то решилась оторвать взгляд от носков своих сапожек и с удивлением обнаружила, что не одна пребывала в таком состоянии духа: Фазма мерила шагами комнату, словно запертая в клетку тигрица. Командор стоял в отдалении у окна, всем своим видом демонстрируя полную непричастность ко всему происходящему. Воздух в помещении стал душным и вязким. Рей захотелось прокашляться, чтобы очистить горло, словно облепленное какой-то пленкой, но в тоже время она понимала, что не стоит привлекать к себе внимание.
Фазма наконец-то соизволила остановиться и бросила взгляд на старинные часы, венчавшие комод.
– Сколько времени мы должны здесь находиться!? – выплюнула она и ее, как правило, довольно размеренная и вдумчивая манера речи сменилась непривычными, визгливыми интонациями.
– Фаз… – как-то растерянно откликнулся хозяин дома. По крайней мере Рей показалось, что в его голосе было смятение, ведь устройство искажавшее его, мешало считывать эмоции. И она впервые слышала, чтобы магистр обращался к жене по имени.
Фазма вытянула палец, указывая куда-то за дверь.
– Этот козел там внизу будет сидеть и ждать, пока мы не спустимся и не явим ему сраные доказательства, – прошипела женщина, – у нас нет выбора. Нет выбора! – зачем-то повторила она и прикусила губы.
Рей совершенно позабыла про все свои терзания, испытывая теперь чрезвычайную неловкость от того, что вынужденно стала свидетельницей странной сцены, разыгравшейся между супругами. Она могла бы порадоваться, что на нее никто не обращает внимания, но это было сомнительным утешением.
Она вдруг осознала ужасающую вещь, которая опустилась на нее ушатом ледяной воды.
Госпожа любит своего супруга, каким бы жутким чудовищем он не был. И ее разрывает изнутри от осознания того, что в этот раз он будет вынужден изменить ей, на ее глазах, в ее непосредственном присутствии. Если, конечно, это понятие корректно использовать в сложившейся ситуации. Ведь церемония – священное действо, в котором все они имеют самую малейшую часть личного интереса, которая вообще возможна. Они делают это не для себя. Это не может называться изменой… Чисто технически…
Госпожа метнулась в сторону Рей, заставив девушку вздрогнуть, ожидая удара или выпада, но целью Фазмы являлась вовсе не служанка. Она обошла кровать и достала из тумбочки блестящую фляжку с красивой серебряной инкрустацией и жадно приложилась к ее горлышку.
– Ты во всем виноват, – выдала она, внезапно охрипшим голосом и направилась к командору, чтобы на этот раз выбрать его целью своего обличающего перста.
– Да, конечно, – насмешливо подтвердил магистр Рен, – по-твоему это я сдал Свенсона очам? Что за вздор ты несешь? Еще скажи, что я горю желанием участвовать в церемониях?
Фазма скривилась и еще раз отпила из фляжки.
– Да кто тебя знает, – фыркнула она, – я до сих пор не имею малейшего понятия о том, что у тебя в голове творится. Может Сноук тебе мозги промыл. Или ты просто захотел трахнуть служанку.
Облаченная в перчатку рука командора непроизвольно дернулась, словно он хотел ударить супругу или схватить за горло, также как и Рей в библиотеке. Но он ничего не сделал. Только беспомощно скомкал воздух.
– Отец Сноук – наша надежда, – понизив голос, почти шепотом ответил он, – не примешивай его в это.
– Сноук не поможет нам, если нас казнят, – неожиданно спокойно и без эмоций выдала Фазма. Если бы Рей находилась ближе к ней, она могла бы заметить, какими блестящими от слез стали ее глаза. Даже цвет их поменялся с бледно-голубого на насыщенный синий. Фазма грациозно развернулась на каблуках и пошла к двери, по-прежнему не выпуская фляжку из рук. Словно она была спасательным плотом, помогавшим ей не утонуть в бурлящих водах своей личной драмы.
– Делай, что должен, – бросила она, прежде чем выйти, – но не заставляй меня на это смотреть.
Фазме можно было отдать должное, помимо королевской грациозности, она обладала редким даром эффектного, почти театрального ухода со сцены. И сила ее слов была такова, что проняла даже Рей, окончательно съежившуюся на краешке широкой кровати. Была бы ее воля, она свернулась в клубочек или вовсе уменьшилась бы до размеров черной дыры. Лишь бы не привлекать внимания командора и не подтолкнуть его ненароком его к тому самому «делай, что должен».
Рей почти серьезно рассматривала возможность спрятаться под кроватью, когда магистр все-таки вспомнил о ее существовании.
– Мне жаль, что тебе пришлось все это слышать, – сказал он. Рей чуть не вспылила, но вспомнила, что в прошлые разы ее упражнения в красноречии кончались не самым лучшим образом.
– Я никому не расскажу, – пообещала она и смиренно опустила голову, удачно замаскировав за благоразумной покорностью отсутствие желания смотреть в сторону мужчины. И все-таки слова клокотали в горле и просились наружу. Хорошо, что ей пока все еще хватало ума и самообладания для того, чтобы не выплюнуть все разом. Она сглотнула ком и тихо попросила, – пожалуйста, только не делайте мне больно.
Перед ее глазами, увлеченно изучавшими причудливый узор паркета, появились носки ботинок командора. Она даже не удивилась тому, как неслышно он приблизился, успев принять как должное непостижимую способность такого большого и внушающего трепет существа передвигаться тихо, словно крадущийся хищник. Хищник, который пришел, чтобы растерзать маленькую, дрожащую овечку.
Пальцы командора легли Рей на подбородок, вынуждая поднять голову и наконец перестать разглядывать пол. Девушка с удивлением осознала, что чувствует прохладную мягкость кожи, а не жестковатую ткань перчаток. Действительно, одну из них он сейчас держал во второй руке.
– Я не стану ничего с тобой делать, если только ты сама не попросишь об этом, – заявил мужчина и тыльной стороной ладони стер с щеки служанки слезинку. Только сейчас Рей поняла, что все это время плакала. Ей стало чудовищно стыдно за это проявление слабости. Ведь она решила быть, если не сильной, то хотя бы покорной.
Но… как же? Как же доктор, который ждет внизу, чтобы проверить благополучно ли прошла церемония? Рей подумала это, но не сказала. Вместо этого она ляпнула другое. То, что, скорее всего, говорить не стоило. И ей сказочно повезло, что эти слова не разозлили командора.
– Вы любите госпожу?
Зачем! – осадила Рей сама себя – твое то какое, собачье дело? Что изменит для тебя ответ на этот вопрос? Будешь пытаться взывать к его совести, пытаясь отвертеться от своего предназначения? Глупо.
Командор убрал свою руку от ее лица и натянул перчатку обратно, словно этот вопрос вызвал в нем желание каким-то образом закрыться, спрятаться от девушки. Впрочем, куда уж более закрытым может быть человек, который всегда носит маску?
– В Галааде нет любви, – выдал магистр Рен фразу, словно заученную заранее, – только долг.
– Ну, – рассудила Рей, – значит, мы должны исполнять свой долг. Вы – свой. Я – свой.
– Ты настаиваешь? – насмешка? Или ей показалось?
Матрас кровати рядом с ней прогнулся под тяжестью веса еще одного тела. Но мужчина не спешил ничего делать, просто сидел, слегка соприкасаясь с ней плечом. Рей вспомнила, как накануне сидела также с другим человеком и на другой кровати. Просто сидела и разговаривала, как будто в этом не было ничего противозаконного. И Рей решила попробовать, хотя прекрасно понимала, что все это может обернуться очередной чередой неприятностей и неприятных последствий. Пока ей не оттяпали ее длиннющий язык, стоит использовать его по назначению.
– В вашем доме ко мне относятся очень хорошо, – признала она, в какой-то степени нехотя, – но мне намного было бы легче без всех этих сложностей. Меня готовили к тому, чтобы исполнять свою роль и быть хорошей служанкой. Но у меня не получается.
– Пока я хозяин этого дома, в нем не будут соблюдаться эти варварские традиции, – ответил командор, почему-то совершенно не рассердившись от ее откровенности, – но, если ты находишь их приемлемыми, мы можем позаботиться о твоем переводе.
Перевод? В другой дом? Серьезно? И почему ей сейчас померещилась глубокая, неразделенная тоска в его голосе, словно своими словами она нанесла ему сильную обиду?
– Я не знаю, – вздохнула Рей и, не способная избавиться от накатившего на нее абсурдного в данном случае чувства вины, принялась оправдываться, – дело не в вас. И не в хозяйке. Она очень добра. Просто…
– Ты считаешь меня чудовищем?
Рей вздрогнула и наконец-то решилась посмотреть на своего собеседника. Бесполезно, конечно, учитывая, что маска скрывала все его эмоции. Это как с неодушевленным предметом разговаривать, полное отсутствие невербального контакта. Но просить командора показать лицо, было слишком большой наглостью. Меньшей, вероятно, было сказать об этом, хотя, вероятно, не менее самоубийственно и недопустимо.
– Я никогда не видела вашего лица, – озвучила Рей.
– А ты хочешь его увидеть?
Повисла пауза настолько гнетущая, что будь в комнате растения или цветы, сейчас их лепестки и соцветия попросту завяли бы от невыносимой, ртутной тяжести. Рей невольно задержала дыхание и удивилась тому, каким острым и ярким стал мир. Все ощущения умножились и стали в два раза сильнее. Теснота в правом ботинке; щекочущая, колючая, ткань платья; покалывание высохших слез на щеках. Взгляд через визоры маски, такой обжигающий, что даже плотный материал не мешал ей чувствовать его на своем лице.
– Маска позволяет мне не делать глупостей, – как-то скомкано, сбивчиво попытался перевести все в шутку командор.
– Каких? – эхом отозвалась Рей.
– Например, не поцеловать тебя, когда мне этого хочется.
Он резко потянулся к застежкам на загривке и в воцарившейся тишине щелчок первого из них показался оглушительным, словно выстрел. Рей чуть не захлебнулась воздухом, не понимая, почему так сильно взволнована.
Но ничего не произошло. Дверь распахнулась и на пороге появилась Фазма, а ее приход вынудил мужчину остановиться и отказаться от серьезности своих намерений. Застежка щелкнула обратно. Они оба обернулись к вошедшей жене командора, стряхнув с себя всю неловкость момента. Словно ничего и не было.
Фазма выглядела непривычно растрепанной и помятой. На ее щеках играл легкий румянец, говоривший толи о том, что все это время она провела в обществе фляжки, толи о том, что женщина готовилась увидеть совсем другую картину.
– Ну, конечно, – сказала она с нездоровой веселостью в голосе, – а я то наивно понадеялась, что твой член спасет наши шкуры.
Она не злилась. Она прятала за насмешкой свое искреннее, неподдельное торжество. В подобной догадке Рей окончательно убедил пьяный, заливистый смех госпожи, которым она разразилась после своей, как ей, вероятно, казалось, исключительно искрометной шутки. Командор, как ни странно, не рассердился на супругу за резкость. Он, после произошедшего между ним и Рей, впал в какую-то странную прострацию и поспешно удалился, не удостоив присутствовавших в комнате женщин и единым словом.
Рей решила, что это к лучшему. Еще один неловкий разговор определенно не облегчил бы ситуацию. А ее еще ждал осмотр.
Доктор Джонсон не понравился ей с первого взгляда. Его предшественник был добродушным мужчиной средних лет, старавшимся быть со своей подопечной максимально тактичным и мягким. Он мало разговаривал и почти не задавал вопросов. В основном с ним взаимодействовала Фазма и Рей была избавлена от большинства неудобных тем. Джонсон же оказался относительно молодым, хотя и при этом совершенно лысым, неприятным щуплым мужчиной, с бегающими глазками. Рей сразу приметила еще одну странную особенность его внешности – у него отсутствовало левое ухо, на месте которого был некрасивый, криво заросший рубец.
Фазма попыталась настоять на своем присутствии, но Джонсон довольно грубо указал ей на ее место:
– Ваша роль на сегодня исполнена, леди, – сказал он, вложив в последнее слово столько презрения и отвращения, что поежилась даже Рей. Она испытала невольную обиду за свою хозяйку. К счастью, госпожа хоть и была достаточно пьяна, но все же благоразумна настолько, что не стала ввязываться в конфликт.
– Святой день, – промямлила Рей, стягивая белье и укладываясь на специально подготовленную для осмотра кушетку. Она старалась не думать о том, что всего несколько мгновений отделяют ее, а заодно и других обитателей дома от неминуемой расплаты за вольное обращение с общими правилами.
– Сейчас посмотрим, как вы постарались, – с гадкой улыбочкой проговорил Джонсон, раскладывая на столике рядом необходимые инструменты и принадлежности.
– Хвала, – пролепетала служанка.
Рей сжала руки в кулаки, стараясь хоть немного справиться с трясущей ее дрожью.
Вдох.
Раз. Два. Три.
Вдох.
Неприятная физиономия Джонсона невыносимо долго маячила у нее между ног, прежде чем приступить к делу. Рей была девственницей, но получила достаточно образования и сведений о своих функциях, чтобы иметь представление о том, что последствия полового акта заметны и без детального осмотра. Но был ли смысл вставлять свои пять копеек, когда над ней и так был занесен дамоклов меч скорой расплаты.
Ее обвинят в соучастии? В том, что она покрывала командора и его жену? Ее казнят? Отправят в колонии? Или… повесят на той самой стене? Или?
Рей не успела выдвинуть новых пугающих предположений, потому что вдруг поняла, что что-то идет не так. Джонсон не двигался, так и застыв в том самом положении, в котором находился несколько мгновений назад. За тем лишь исключением, что посередине его лба появилось странное отверстие, а глаза неподвижно застыли и странно заблестели. Из темноты появилась рука в черной перчатке, которая крепко ухватила доктора за плечо, не позволив ему потерять равновесие и завалиться на Рей. Следом из того же, густого, вязкого мрака появилась темная, жуткая фигура командора. В другой его руке был пистолет с длинной продолговатой насадкой глушителя.
Рей взвизгнула, не от ужаса, а скорее интуитивно и судорожно принялась одергивать юбку и пятиться в угол софы. Она была слишком шокирована произошедшим, чтобы даже испугаться.
Командор брезгливо толкнул Джонсона на пол и проследил за тем, как тело врача плюхнулось на паркет.
– Господи, – только и могла, что сказать она. В голове словно взорвалась бомба, а мысли были такими неудобными и колкими, словно выскочившими из нее стальными осколками.
Он его убил. Убил. Хладнокровно и легко. Она ведь слышала, что командор жестокий убийца, но не осознавала этого. А он… на ее глазах… убил…
Он спасал ее шкуру.
«Свою шкуру он спасал», – вдруг очнулся голос в голове, решивший окончательно усугубить и без того не самое радостное положение вещей. И самым отвратительным было то, что голос был прав. Расплата за ошибку грозила не только служанке, но и ее хозяевам. Глупо было опять пытаться увидеть в чужих поступках и решениях бесконечный альтруизм по отношению к ней. Мир не вращался вокруг одной маленькой, никому не нужной девчонки.
Но командор отличался поразительным талантом добавлять масла в огонь и сеять сомнения в и без того метущейся душе Рей. Он присел на корточки перед ней и взял ее за руку, крепко сжав тонкие пальцы девушки в своей широкой, затянутой в перчатку, ладони.








