Текст книги "Уличная магия 3: Турнир (СИ)"

Автор книги: Эш Локи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

– К черту! Я так… я думал… что буду чувствовать… а оказывается оно вот так…

Мы с Саске сдержанно посмеиваемся, слушая причитания врача. Странное чувство, вроде бы ужасно устали, тело неподъемное и каменное, но в душе легкость, почти эйфория. Хочется нежничать и делать глупости – и я соединяю два желания в одно, обнимаю их обоих, этих придурков, совершенно не умеющих выражать эмоции по-человечески.

Кабуто едва не вырубается, и советом из двух человек принято решение буксировать его в наш особняк. Пусть хоть отоспится немного, пока не разрешат увидеться с семьей. Тем более, Конан сейчас тоже надо отдохнуть, дело-то непростое.

Сто лет не помню ничего подобного – Саске задумчивый и добрый, как плюшевый медведь, хоть тискай, хоть целоваться лезь, ноль раздражения, минимум удивления. Якуши что-то пробормотал и отключился на заднем сидении, так что шокировать его нашими телячьими грубостями не улыбалось.

Мы едем домой, не думая ни о чем. Синтагма, Элифес, концерт и прочие проблемы пусть катятся к черту, когда тут такое!

Разве что на мягкой улыбке Учихи осела грусть. Удивительно ли, что в такой момент ему хочется увидеться с единственным по-настоящему родным человеком?

– Сворачивай, придурок. Тебя высадим у площади, на такси домой доберешься, а я, так и быть, сам Кабуто довезу.

Саске трет красный глаз кулаком. Когда-нибудь он убьет меня этим детским жестом, гарантирую.

– И что я сейчас, разбужу его? Что я…

– Саске, отставить идиотизм! Ты думаешь, Итачи не поймет, если ты всё объяснишь? Он же не черствый пень! Ты когда-нибудь научишься делать то, что хочется, а? Люди поймут – кому-то вообще будет пофиг, а кто-то даже обрадуется, что не один такой. Может быть, наш братан вообще не спит, а только и думает о том, чтобы поговорить с тобой, увидеть тебя еще разок? Ей-богу, нахрена тебе весь твой нереальный талант, если ты такой тупой? Если не можешь два плюс два сложить, когда дело касается сердечных дел, на это есть я!

– Я не тупой, – лениво отбрыкивается Учиха, все-таки послушно выкручивая баранку. – Напомни потом отомстить, ага?

– Обязательно напомню. Давай-давай, только не вырубись где-нибудь по дороге, окей? Ты главное дойди, а там уж Итачи сам разберется, что с тобой делать.

– Очень здорово – пришел увидеться с братом и уснул, едва открылась дверь.

– Увиделся же!

Мы опять смеемся и, наконец, Учиха притормаживает напротив нужной площади, через дорогу. Город только начинает стряхивать с себя ночное оцепенение – сейчас никто не удивится еще одному сонному прохожему.

– Всё, вали уже. И передай от меня пламенный привет.

– Я вернусь, как только…

– Да-да, господи, Учиха, пошел вон!

Он задерживается еще на секунду – чтобы коротко поцеловать и нагло усмехнуться мне в губы. Точно ведь отомстит, черногривая бестия, как только найдется время.

Когда я пересаживаюсь за руль, растрепанная челка Кабуто высовывается между сидениями.

– К Итачи?

– Ага. А то достал уже со своими страдашками. Есть такой тип людей, блин, которым страдать в кайф – только дай повод. Тяжело нам, оптимистам, иметь с ними дело.

– Ты знаешь, что информацию об Итачи слил Мадара?

– Нет… это важно?

Поворачиваюсь к нему – Кабуто все такой же зелено-сиреневый от усталости, но взгляд за квадратными стеклами острый и внимательный.

– Есть предположение, что Мадара играет на две стороны. Я ему не доверяю. И ты не обманывайся. Если есть человек, позволяющий Данзо играть в кубики, так это он, Учиха Мадара. Не верю я, что за все это время у Синтагмы не было ни одного черного пятна, за которое Джирайя мог бы зацепиться. Скорее всего, информация, которой он владеет и которую поставляет – различна по своей сути. На него есть только одна управа, но я тебе об этом не говорил, понял?

– Кто?

– Хаширама Сенджу. Он держит одну крупную фирму и уже давно помогает Элифесу с финансированием. Только высовываться не любит. Я слышал, у них с Мадарой в свое время было то же, что у тебя с Саске. Этот человек без особого труда может вывести Мадару на чистую воду, но только станет ли?

– Думаешь, стоит перепроверить? Если есть шанс, что Мадара в любой момент может нас сдать, хотелось бы знать об этом… слушай. Я давно хочу спросить, но никак не решаюсь. Чем занимается Джирайя помимо поддержки иллюзионистов и поиска «черных пятен»?

Кабуто смаргивает пелену с глаз, а я отвлекаюсь на дорогу.

– Элифес – это не менее мутная структура, чем Синтагма. Разве что построенная на более прочном фундаменте. Он вливает свои и доверенные деньги в прибыльные мероприятия, вроде бы заведует аудитом. Кстати! Мне птичка нашептала, что ты сцепился с Хаку и Забузой.

– Хаку, да… но… Забуза?

– Если он еще не появился, значит, появится. Забузу можешь не опасаться. Он прямой, как палка, и просто выполняет приказы. Ждать от него подлости – пустая трата времени и сил. А вот Хаку та еще фигура. Прошу тебя, никогда не действуй в одиночку. Одиночество – это твоя слабость.

– Ты знаешь, чем он занимается?

С минуту Якуши молчит, а потом говорит всего два слова, но этого оказывается достаточно, чтобы все струны в одно мгновение натянулись до треска, и инстинкт охотника погнал кровь по венам.

– Он работорговец.

И вдруг становится ясно, кто именно виноват в фобиях Итачи.

– Черт.

– Ага, всё еще хуже, чем ты думаешь… вокруг творится черте что. А я отцом стал, представляешь?!

Да уж, могу представить.

Такое ощущение, словно им стал и я тоже.

========== О символе войны, предложении и магии жизни ==========

Утром меня выманивает из сна восхитительный запах жареного мяса.

С кухни доносятся звуки бурной деятельности, сквозь новенькие жалюзи пробивается рассеянный солнечный свет, на душе тепло – жизнь абсолютно и безоговорочно прекрасна.

Наверное, я уже никогда не смогу с былым удовольствием есть полуфабрикаты или еду быстрого приготовления. Вкусовые сочетания, которые создает Саске, нельзя даже сравнивать с фальшивыми усилителями вкуса. В последний раз даже любимая лапша из коробки показалась мне мокрыми нитками, плавающими в бульоне.

Что поделать, если учиховский рамен – это поистине царское блюдо?

После первой же попытки подняться на ноги становится ясно, что любые тренировки сегодня отменяются. Мышцы болят невыносимо, притом те, о существовании которых я даже не догадывался.

Как эта зараза еще и нож держать может? И, вот зуб даю, наверняка он одухотворенно вальсирует со своими приправками по всей кухне.

Дабы убедиться в своем предположении воочию, осторожно крадусь по коридору и замираю подальше от входа, так, чтобы видеть прямую спину с милым белым бантиком – работа на побережье приучила Учиху к фартуку, шапочке и заколочкам.

Да, как я предполагал, процесс идет полным ходом. То он овощ разрезает в воздухе, то что-то пробует на вкус, то замирает, размышляя о чем-то своем, домохозяюшкином.

– Ты так и будешь там стоять? – спустя пять минут вопрошает Учиха, очевидно, ощущая чужое присутствие и взгляд затылком. А может и задницей, фиг поймешь.

– И где мой торт с сексуальным стриптизером?

– Я не похож на сексуального стриптизера? – он оборачивается, ухмыляясь беззлобно и тепло. – Иди сюда.

– Знаешь, что… наряд не очень неподходящий.

Когда я приближаюсь, Саске мягко касается щеки губами, потом проводит кончиками пальцев – медленно, тягуче. От него пахнет едой: зажаркой, приправами, зеленью. Коротко говоря, домом.

Когда ваш возлюбленный самый лучший повар на свете, иначе и быть не может.

– С днем рождения, – шепчет он, мельком заглядывая в глаза. – Подарки будут позже.

– Стриптиз же? Ну, колись.

– Могу устроить антистриптиз.

– Это как?

– Раздеть тебя. Медленно и под музыку. Прокатит?

– Вот же сволочь. Ну хоть бы раз пошел на поводу, а.

– Узумаки, я делаю это регулярно, так что заткнись и иди напяль футболку. А то я чувствую некоторое желание что-нибудь в тебя засунуть.

– Фетишист, – припечатываю я, подставляя обнаженное плечо под жадный поцелуй. – И извращенец. И собственник. И вредина, и вообще.

– Да-да. Если ты закончил, дуй отсюда.

Дыхание коротко опаляет руку, и Саске снова впадает в свой кастрюлько-сковородковый транс, полностью игнорируя мое присутствие.

Приняв освежающий прохладный душ и подзарядив насос, все-таки прислушиваюсь к совету мастера теней. А то как-то не хочется весь свой день рождения проваляться с болью в причинном месте, под строгим надзором и насильственной опекой.

Как только я заканчиваю с шортами, в спальне материализуется Учиха с гигантским длинным свертком. И сунув подарок мне в руку, делает шаг назад.

– Откроешь сейчас?

– А ты думаешь я дотерплю до вечера? Сдурел?

– Да уж, глупая мысль, – сложив руки на груди, Саске спокойно ждет. Судя по его уверенности в себе, подарок отличный, просто шикарный. Нет, даже еще лучше.

Когда мне удается, неаккуратно подцепив уголок цветной праздничной обертки, добраться до внутренностей, тело охватывает приятное волнение. Обалдеть, это же самый настоящий меч факира! Еще и не простой – сделанный по заказу, с гравировкой, специальными выемками для асбестовой веревки. По всей длине инкрустирован камнями. Я не очень хорошо в этом разбираюсь, но голубой цвет с тонкими золотистыми прожилками отлично смотрится на холодном стальном полотне.

Рукоять удобно ложится в руку – он весь сделан под меня, даже впадинки на ручке идеально совпадают с кончиками пальцев.

– Потрясающий…

– Мне напомнил Экскалибур.

– А что здесь… в гравировке?

– «Возлюбленный», – и отвечает ведь непринужденно, зараза, репетировал, что ли? – Санскрит. Меч, символ ненависти и войны, с таким названием, на мой взгляд – очень в духе наших отношений.

– Как романтично.

– Вовсе нет.

Он хмурится и смотрит чуть неуверенно. Тогда я, наконец, расплываюсь в самой довольной улыбке из возможных. И, поудобнее обхватив рукоять, падаю на кровать со своей новой шикарной игрушкой.

– Я вас оставлю? – фыркает Учиха.

– Саске, это невероятный подарок. У меня даже нет едких слов, представляешь? Немыслимо же…

– О, ради этого стоило ночью вымерять твои пальцы.

Я смеюсь практически до слез, как обычно в ярких красках представив его, с бешенным взглядом и линейкой… почему-то в зубах.

– Наруто, это еще не всё.

Оставив меч в покое и кое-как собрав свое тело в кучу, подхожу близко-близко, чтобы поцеловать, но Саске непринужденно ускользает от ласки.

Я понял – ему надо собраться с силами, чтобы сказать что-то важное.

– Мы с тобой уже сто лет вместе, да? Так долго… – он вздыхает и берет мои руки в свои. Странновато-серьезный, немного нервный.

– Сто лет? У тебя что-то с математикой, чувак! Эй, ну что ты так набычился? Хочешь сделать мне предложение? – посмеиваюсь, а Саске смотрит так, будто во мне сосредоточен весь смысл его жизни.

– Почти.

Когда я замираю, пораженный, на безымянном пальце левой руки словно из воздуха образуется нечто металлическое, холодное. Саске не дает мне отвлечься, гипнотизирует этим своим уникальным взглядом магистра ужасов, и я медленно осознаю, что этот подарок – в разы важнее.

– Мы уже сто лет вместе. Я хотел бы, чтобы так было всегда. Но никто не знает, как далеко нам придется зайти. Я хочу, чтобы ты всегда помнил о том, что есть человек, у которого из-за тебя помутилось в голове и никак не размутится обратно. Хочу, чтобы ты помнил, что все началось с колоды карт, а закончится может в любой момент. Хочу, чтобы ты знал, что у меня нет никого ближе тебя, Узумаки Наруто.

Серьезный голос, насквозь пронизанный чувствами и любовью, сменяется привычно-ехидным, как только мои глаза становятся влажными.

– Поэтому предлагаю тебе свою почку и ногу, пожалуйста будь моим.

– Пошел ты, ублюдок, – бормочу я уже куда-то Учихе в шею, не зная, то ли ржать, то ли реветь взахлеб из-за всего этого кошмара. – Саске…

Лишь обняв его, я могу посмотреть на украшение: изящное кольцо из белого золота, без излишеств, с красивыми узорами по краю. Наверняка там тоже что-то интересное написано, Саске ведь не может без пафосного символизма. И я обожаю эту его черту.

Саске гладит мою спину там, где сквозь ткань можно прочувствовать узорчатый шрам в виде трех игральных карт. И мы имеем счастье слушать, как пищит несчастная зарядка на полочке у кровати.

– Успокойся, – он целует меня куда попало, куда получается, то в ухо, то в висок, то в глаз, специально отвлекая от переживаний, навеянных сказанными словами.

Я не хочу, чтобы это заканчивалось. У меня ведь тоже нет никого ближе и важнее, черт подери.

– Спасибо. Ты всегда дарил отличные подарки, но в этом году превзошел сам себя.

Сердце щемит и, наконец-то, я могу поцеловать Саске как следует. Непринужденное касание быстро переходит в требовательное, злое. Укусы и ласка, как всегда, вперемешку, беспорядочно, привычно.

Сладко.

– Пойдем поедим? Праздничный обед, все дела.

– Просто признай, что ты все это время думал о еде. Я тут распинаюсь, несу какую-то чушь, а ты как всегда!

– Я достаточно многофункционален, чтобы меня хватало на всё.

– Обжора, – фырчит Саске, но интонации слишком уж довольные, чтобы я поверил оскорбленному виду.

***

Она такая бледная. Совсем-совсем. Почти фарфоровая кукла. И янтарные глаза в обрамлении густых темных ресниц выглядят нестерпимо яркими на фоне светлой, матовой кожи.

Мудрые, спокойные, внимательные. Понимающие.

– Привет, – тихонько выдыхаю я.

– Привет, – так же неслышимо произносит Хаюми.

У нее на руках самым спокойным сном в мире спит ребенок.

После короткого кивка подхожу ближе и медленно сажусь на стул для гостей, стараясь не создавать ни одного лишнего шороха.

Она такая красивая…

Маленькая, просто крошечная. Малюсенькие розовые губы чуть приоткрыты и светлые ресницы подрагивают, видимо, девочке снится что-то необыкновенное.

Магия жизни, как она есть, во всей своей непорочной, чистой красоте.

– Я решила назвать ее Наруко, – серьезно говорит Конан, и когда я испуганно поднимаю взгляд, добавляет:

– Она дрыхнет, как слон – пушечным выстрелом не разбудишь. Так что не делай такое лицо.

– Извини.

Мы усмехаемся друг другу. Напряжение полностью рассеивается.

– Я благодарна тебе, Узумаки. Кто бы мог подумать, что всё так обернется.

– Я не сделал ничего особенного.

– Сделал. Ты был. Этого достаточно, чтобы человек изменился и поверил в чудеса. Теперь я это знаю.

– Было бы замечательно, если эти слова оказались правдой.

– Слушай, у тебя ведь день рождения? – осторожно поддержав дочку одной рукой, Конан убирает каштановую прядь за ухо.

– Ага. Недалеко мы с Наруко ушли, забавно даже.

– И Саске тут?

– Он решил дать нам время побыть вдвоем. Ну, то есть, втроем. Он лучше других знает, как это важно.

Наруко просыпается, а я замираю каменным изваянием, как последний дурак. Большие глаза неопределенного, темного цвета смотрят неосознанно и пристально, оттого человек, ими обладающий, кажется еще таинственнее.

– Пробудилось, чудовище, – фырчит Конан. – Никогда бы не подумала, что мне будет в кайф таскать на себе мешок с костями.

– Ты такая очаровательная мамаша, – не могу не подколоть я. – Обычно говорят «моя девочка проснулась» и «никогда бы не подумала, что так здорово быть мамой».

– Я же не героиня сопливой мелодрамы, – отмахивается эта необыкновенная женщина. – Сосать будешь, Наруко? Смотри, а это тот самый мужик, из-за которого у тебя такое идиотское имя! Ему сегодня… тебе сколько?

– Двадцать пять.

– Ему сегодня двадцать пять! А тебе еще ноль! Завидуй молча.

Пока я пытаюсь отсмеяться в ладонь, Конан дает своей малышке грудь. Естественно, мадам этот процесс ни капельки не смущает. Ну… а я уже неоднократно видел ее обнаженной.

– Мы решили отправить вас на побережье. Так будет лучше для семьи – Данзо об этом месте ничего не знает. Мне хочется, чтобы вы были в безопасности.

– Ты же знаешь, что я отвечу.

– Что мы идиоты.

– Да. Но я согласна. Теперь у меня есть слабое место. Намного слабее, чем Кабуто или ты. Если с ней что-то случится, я вряд ли поднимусь на ноги снова, это будет конец всему.

– Верно. Именно поэтому вы должны спрятаться на время, пока шумиха не утихнет.

– Я и Наруко – мы уедем, но Кабуто должен остаться.

– Конан…

– Он единственный хороший врач у Джирайи. И не спорь со мной.

– Нет, я буду спорить. Он ведь только-только стал отцом. Дай ему возможность насладиться этим, прошу тебя.

Наши взгляды сталкиваются в немой борьбе. Конан поджимает губы и качает головой.

– Нет.

– Почему?

– Если Саске будет ранен, а Кабуто окажется на другом конце страны, и из-за этого оборвется жизнь, что ты скажешь тогда?

Фантазия живо рисует мне бледное лицо, пустой взгляд, направленный в никуда и холодные ладони с невозможно тонкими пальцами. Я отгоняю видение усилием воли, но оно возвращается снова, настырное, наглое.

– Это наши проблемы, Конан. Мы сами виноваты в том, что происходит и готовы расстаться с жизнью в любой момент. Тем более всегда остаются обычные врачи. Сейчас я жив и здоров, верно?

– Может быть…

Сталь разогрета, можно ковать дальше – я берусь за дело со всей самоотдачей, на какую только способен.

– Уверен, среди людей Джирайи есть еще кто-то, способный держать скальпель. Тем более я не хочу, чтобы Кабуто подвергал свою жизнь опасности, когда у него растет дочка. Кстати, ты бы видела, как он истеричил, когда мы сидели в общем зале…

– Прекрати, – Конан отворачивается и быстро стирает слезинку тыльной стороной ладони. – Черт, ненавижу тебя за это. Я была уверена, что мое решение непоколебимо.

– Не реви, ребенка напугаешь, – строго комментирую, осторожно положив руку ей на плечо. – Не переживай. Мы выкрутимся, обещаю. Ах да, я же принес тебе одну хреновину…

Вытаскиваю из сумки небольшой мешочек, полный разномастных жемчужин, нанизанных на нитку.

– Пускай это будет оберег от дяди Наруто.

Конан с любопытством вытаскивает край нити, вертит в пальцах.

– Это жемчужины?

– Да. Я сам их вырастил на побережье. Хотел пришить Саске на фартук, но вот, нашелся вариант поинтереснее.

– Они все разные.

– Я экспериментировал. Повесишь над кроваткой – уверен, ни один монстр к Наруко не подберется.

Наконец, Конан улыбается искренне, от уха до уха.

– Там хоть мебель есть?

– Конечно. Всё, что нужно. И морской берег в придачу. Через дорогу, на другой стороне улицы, отличная закусочная, где работал Саске. А! Буду благодарен, если ты заглянешь в лодочную мастерскую к Ируке-сану, передашь от меня привет.

– Мы будем ждать вас в гости, – кивает она, бегло коснувшись моей руки. – Спасибо, Наруто. За все. Правда.

– Не благодари. Мы обязательно приедем и съедим ваши запасы.

– Оба, – прохладно добавляет она. – Живые, целые и невредимые, понял?

– Обязательно.

Когда я поднимаюсь, чтобы уйти, Конан вдруг приостанавливает меня.

– Дай палец.

– Зачем?

– Заткнись и дай.

Я протягиваю указательный палец. Хаюми подсовывает мою руку «мешку с костями». Хватательный рефлекс работает отлично – Наруко тут же сжимает новый объект пальчиками. Она уже наелась и смотрит по сторонам в поисках чего-нибудь интересненького.

Пока я стою, как истукан, обалдев от ощущений, Конан откидывается на подушку и смеется.

– Вот и стой так. А я посплю немного, ага? И смотри аккуратно, она у меня силачка, руку на раз-два сломает.

– Мамочки.

– А то.

Через несколько мгновений малышка отпускает мой палец, но прикосновение остается на коже нежным фантомом.

– Поздравляю, кстати.

– Спасибо, – расчувствовавшись, целую Конан в лоб. И она спокойно позволяет мне это, словно так и должно быть в нашей маленькой корявой семье.

Всё в порядке.

Ухожу я, с удивлением обнаружив в своем сердце давно забытое ощущение материнской близости. Мягкое чувство – спокойное, безмятежное.

Саске ничего не говорит, даже заметив на моем лице странную смесь боли и любви, в чистейшем ее виде.

Как только мы садимся в машину, достаю из сумки телефон. Два пропущенных от Гаары.

Саске молча заводит мотор, пока я вслушиваюсь в протяжные гудки. Как только они обрываются, и надломленный голос едва связывает буквы в слова, тело цепенеет и холод растекается от сердца, вниз, по коже и позвонкам, смывая спокойствие тонкими ледяными лезвиями.

– Киба… пропал.

Похоже, началось.

========== О достоинстве, кандалах и палаче ==========

Интересно, будь душа осязаемой и материальной, можно было бы снять с нее оболочку? Заживо, без предупреждения и без какой-либо подготовки? Подцепить острым стеклянным крюком и содрать кожу, игнорируя крики, просто потому, что кому-то так захотелось?

Я верю. Ведь мир постоянно убеждает нас в том, что это реально почувствовать. А то, что проявляется в чувствах, не может быть иллюзией.

Безумие. Вот что я вижу в непроглядно-темных глазах Саске, когда он отнимает сотовый от уха. Видеть больно, больно невыносимо, но слышать – еще хуже, еще кошмарнее.

Потому что его голос звучит как расстроенный музыкальный инструмент, который никто и никогда не сможет настроить снова.

– Джирайя звонил. Итачи поймали.

– И Кибу, – добавляю я. Реакция и шок у нас одинаковые, но чувствуем мы по-разному. Как будто и не жили вместе последние четыре года.

Хочется сказать что-то еще, спросить, обнадежить, но голос не слушается, а тело становится ватным. Мне это знакомо – однажды я уже смог выжить, обратившись куском мяса между двумя бетонными плитами.

– Мы едем в штаб, – давясь бессильной злостью, предупреждает Учиха.

Я даже не пытаюсь что-то сказать – сейчас это опасно. Не хватало попасть в аварию по дороге к Джирайе.

Что я могу сделать? Пойти сразу в Синтагму? Или сначала надо разобраться в том, что происходит?

Было бы отлично, если бы паника и лихорадочно бьющееся сердце не мешали думать. Эмоции приходится давить мыслями о том, что Данзо не идиот, а шахматист. Он не стал бы никого убивать просто так, ради веселья или развлечения.

У всего этого есть какая-то цель. Фигура должна быть поймана в ловушку, снята с доски, а не уничтожена.

Но как только эта идея формируется в убеждение, я вспоминаю, что есть другие игроки – вроде Хаку, Хидана или Кисаме. Убийцы и ублюдки, способные вести собственную партию на стороне.

Устройство истерически пищит – чтобы его заткнуть, мне приходится зажать в ладони динамик. Это не помогает, тогда я дрожащими пальцами выдергиваю из выемки аккумулятор.

– Черт возьми! – рычит Саске, проскочив на красный.

Как правило, он водит аккуратно, но сейчас правила дорожного движения – последнее, о чем он способен думать. Наша машина влетает в повороты и перескакивает с полосы на полосу, но слава богу, Саске хватило ума выехать на «дорожные» улицы, где много подземных переходов и пешеходных нет в принципе.

– Не торопись, мы не сможем никому помочь, если попадем в аварию!

– Почему это произошло сейчас?!

– Потому что самое время, – отвечаю как можно тише. – Первый ход… сразу шах и мат.

Дальше я ничего не осознаю – преследую Саске на автомате, полуразумным роботом, механической ищейкой.

Знакомый двор, полупустая парковка, лифт, дверь, взъерошенный Джирайя. Обмен фразами между ним и Саске, состоящими, в основном, из обвинений и оправданий. Я даже не пытаюсь вникнуть в суть воплей – не до того, а успокаивать обоих – пустая трата времени.

В штабе уже собралась «штурмовая» компания: бешеная Карин, Суйгецу и парень, имя которого я благополучно забыл. Учихи тоже тут: Мадара и Обито, как всегда, сидят с ноутбуками и что-то лихорадочно печатают. Еще на полу сидит девушка с яркими малиновыми волосами и быстро листает фотографии в планшете.

– Что у нас есть? – закончив спорить с Джирайей, следом за мной в зал влетает Учиха и без приветствий берется за дело. Его страх и с трудом сдерживаемую злобу чувствует каждый, так что народ сразу вникает, что лучше обойтись без лишних вопросов.

– На Итачи был жучок, – первой отчитывается малинововолосая. – Он в Синтагме.

– Ну, конечно, где же еще!

– Я взломал камеры наблюдения, сейчас просматриваю архив за последнее часы, – непринужденно подхватывает Обито. – Пленников двое, Инузука Киба и Учиха Итачи. Их развели по разным этажам, оба двигались «якобы по собственной воле». Сейчас они находятся там, где нет камер наблюдения. Итачи в подвале. Предположительно, ранен.

– Что с Кибой? – не своим голосом спрашиваю я.

Обито бросает в мою сторону настороженный взгляд.

– Инузука на седьмом, в «мраморной». Это комната предназначена для пыток. Вместе с ним наверх поднимались двое: Хаку и Забуза. Данзо присутствовал, но два часа назад уехал на личном лимузине.

– Можно как-то узнать, что с ним сделали? – на слабых ногах опустившись в кресло, пытаюсь надышаться и взять себя в руки. Я не должен поддаваться ярости. Не должен.

Не должен!

– В прошлый раз Кабуто оставил в пыточной микрофон. Судя по крикам, множественные ушиб… – продолжает Обито, но Саске прерывает его на полуслове.

– Хватит. Как думаешь, он сможет идти сам или понадобится помощь?

– Скорее всего, повреждений много. Нужна помощь.

Обито говорит полуживым голосом автоответчика. И я тоже чувствую себя ни живым, ни мертвым – наполовину. Лишь бы штука под моим сердцем не вышла из строя. Лишь бы, лишь бы…

У меня слишком много дел, чтобы сейчас свалиться Саске под ноги!

– Его жизнь в опасности, – сухо тянет Суйгецу. – Надо выдвигаться немедленно. Только нас не хватит на двоих, остальные за пределами города – придется вытаскивать их по очереди. К Инузуке надо продираться через главный вход, только вот, там слишком тихо. Это ловушка.

– Инузука в опасности, но мы не знаем, что с Учихой, – Карин опасливо обходит Саске. – Вполне возможно, что его тоже пытают. Это очень в духе Синтагмы – заставлять нас делать выбор.

– Сначала… – Саске нервно трет лоб. – Сначала мы…

– Не будет никакого выбора, – вклиниваюсь я, рывком поднявшись на ноги. – Я пойду за Кибой. Вы – за Итачи.

– Ты останешься здесь и никаких альтернатив.

– Даже не надейся. Мне плевать, что ты там себе решил.

– Наруто, черт тебя раздери! – Учиха срывается на крик. Ребята вздрагивают и переглядываются, Обито чуть-чуть отодвигается от нас к дальнему углу помещения. – Ты останешься здесь, даже если мне придется тебя связать!

– Повторю еще раз. Мне плевать, что ты там решил. Я не собираюсь куковать в штабе, когда ты подвергаешь себя опасности, а Киба и Итачи в лапах у этих уродов. Меня там ждут, и не надо делать вид, что ты не знаешь об этом!

– Да неужели? – Саске дергается в мою сторону, однако Суйгецу вовремя хватает его за плечо.

– Так и есть.

Учиха вырывается, смахивает волосы с лица и зло шипит в сторону остальных.

– В машину. Сейчас же.

Ребята без вопросов покидают зал, а мы тратим драгоценное время на какие-то дурацкие разборки. Неужели нельзя хоть раз довериться мне?

– Именно потому, что тебя там ждут, я не могу позволить тебе пойти.

– Саске…

– Прости.

Он снова делает это мгновенно. Даже не так – молниеносно. Короткий удар в живот выбивает из меня дух и вялое сопротивление становится бесполезным – Саске совсем не боится причинить боль и попросту сильнее. Через некоторое время я очухиваюсь у батареи, прикованный наручниками.

Боль постепенно отступает, а этих недоделанных героев уже и след простыл. Только Джирайя сидит неподалеку в кресле, сгорбившись и уткнувшись взглядом в пол.

– Поговорим? – тоскливо спрашивает он. Но я не собираюсь затевать диалог. У меня нет времени на болтовню…

Саске никогда не был нежен в попытках меня защитить, но всё это уже перебор. Если бы он верил мне, то не делал бы подобных глупостей. Значит, не верит, доверять не может, слушать не желает.

Значит, я этого не достоин.

Пытаюсь высвободить руку раз-другой. Бесполезно. Слышал, можно вытащить сустав большого пальца и освободиться – только получится ли в первый раз, да еще и без подготовки?

– Наруто, даже если ты освободишься, я тебя не выпущу. Я не самоубийца.

– Я вырублю тебя и выбью дверь. Если надо – спущусь по пожарной лестнице.

– И не посмотришь на то, что я старик?

– Нет.

Боль в запястье кошмарная – за минуту я умудряюсь стереть кожу до крови. Джирайя вздыхает, качая головой.

– Не надо так, себе навредишь и не сможешь исполнять фокусы.

– Я не привык сдаваться на полпути.

Всего одно усилие. Я могу – знаю, что могу. Выбить этот чертов палец одним ударом. Кибе сейчас намного хуже, чем мне…

Пошарив в кармане, вытаскиваю единственный подходящий предмет – сотовый. Сломается, плевать, куплю новый. Замахиваюсь и бью прежде, чем Джирайя успевает подняться. Вспышка боли обдает ладонь огнем и на какое-то время взгляд заволакивает звездочками шока. Не получилось…

Еще раз.

– Да стой же! – он все-таки ловит мою руку в воздухе. – Ты что, с ума сошел?! Наруто!

– Выпусти меня, Джирайя. Иначе будет хуже – в ярости я не лучше, чем Саске. А ты ведь не самоубийца, правда?

Нехотя, скрипя зубами и матерясь себе под нос, он все-таки расстегивает наручники. У меня есть пара секунд подумать, что делать дальше.

Тело терзает нервной дрожью, поэтому подняться на ноги удается не с первого и не со второго раза. Но очень скоро движения опять подхватывает автопилот, я надеваю куртку, сую ноги в ботинки, как будто не случилось ничего страшного.

Как будто мне совсем не больно.

– На какой машине они уехали?

– Взяли рабочую, там все оружие и… господи, Наруто, прошу тебя, остановись, – Элифес предпринимает последнюю попытку как-то повлиять на мое решение. – Своим вмешательством ты можешь все разрушить, понимаешь?

– Я не могу сидеть здесь, сложа руки! – отвечаю я уже на лестнице.

И старику не остается ничего другого, кроме как бессильно смотреть мне в след. Надо будет потом замолвить за него словечко или придумать какую-нибудь более драматичную историю о побеге из штаба.

***

Хорошо, что Саске – не единственный обладатель ключей от машины, иначе пришлось бы ловить такси. Садиться в таком состоянии в чужое авто было бы по меньшей мере глупо. Меня бы привезли в психушку или еще куда, но только не в место назначения.

Не знаю, что и как собираюсь делать. У меня нет ни оружия, ни прикрытия, ни плана, ничего, что могло бы упростить задачу.

Есть только ярость – заточенная и отполированная до невозможной остроты, ярость, которую я должен был принять, как данность, сто лет назад.

Не сопротивляться. Поддаться тьме будет правильно. Иначе я потрачу силы на борьбу с самим собой впустую и бесцельно, а мне есть с кем бороться, помимо себя нелюбимого. И первый на очереди – Хаку. С этим гадом не сладить словами или насилием. Он не человек. Он стихия. Тут поможет только одно – сила того же уровня.

Я уверен, что всё это его план. Заставлять нас делать выбор придумал совершенно точно не Данзо. Это крестики-нолики, а не шахматы. Крестики-нолики с бесконечно длинным полем…

Двери Синтагмы, как ни странно, приглашающе распахнуты, мол клуб готов принять всех желающих. Но это впечатление оказывается обманчивым – внутри, на входе и на первом этаже нет ни одной живой души.