Текст книги "Уличная магия 3: Турнир (СИ)"

Автор книги: Эш Локи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Ниндзя из меня и вправду хреновый. Пробираюсь не боясь, что меня могут увидеть, в наглую, напролом. А что? Если и увидят, то мое появление ни для кого не станет сюрпризом.

– Вот и звезда вечера, – едкий голос цепляет у самых лифтов. – Я уж подумал, что ты струсил и отправил своих пешек делать всю грязную работу.

Хидан подпирает плечом дверь, ведущую на лестницу. Изуродованное ухо прикрыто волосами, теперь он зачесывает всю белесую копну на один бок.

– Хочешь меня остановить?

– Нет, что ты. Скорее наоборот, – он кидает мне что-то, и я рефлекторно ловлю предмет в воздухе.

Пистолет. Иерихон. По тяжести легко определить, что обойма полностью забита пулями.

– Почему?

– Интересно, чем все кончится. И, может быть, ты пощадишь старину Хидана и сделаешь своей правой рукой? Кто знает.

От радужной перспективы работать с Хиданом меня передергивает, но ураган эмоций всё еще остается под контролем автопилота.

– Я могу убить тебя прямо сейчас.

– Будет печально, – хмыкает он. – Но не так уж удивительно. Я давно работаю на Данзо и смерти не боюсь. Кстати, у тебя классный голос – пожалуй, отдам эту запись Кисаме, он сделает отличный микс. Трек так и назовем: «Я могу убить тебя прямо сейчас».

– Что?..

– Я записываю всё, что слышу. Кстати, спасибо за тот раз – получилось просто отлично. А теперь иди-иди, Хаку уже заждался.

Хидан сам вдавливает кнопку лифта. И ждет, посмеиваясь, пока я зайду внутрь.

– Я могу убить тебя… туц-туц… – слова догоняют меня в маленькую щель закрывающихся дверей.

Тут-то и приходит опустошение.

Злости больше, чем хотелось, но зато большая часть меня готова ко всему. Даже к тому, что Киба уже мертв.

Но реальность оказывается снисходительнее – он жив, хоть и едва дышит. Растянут, словно кукла, в уродливой конструкции между двумя трубами. Слабый. Истерзанный.

Киба поднимает глаза на шум распахнувшихся дверей. Когда он видит меня, брови изламываются в страдании.

Все его тело уродуют следы побоев, на коже алеют крупные пятна и порезы. Сильнее всего повреждена левая нога – видна кость и по лодыжке стекают крупные кровавые дорожки.

Мне плохеет, но прохлада в голосе Хаку быстро приводит в чувство. И возвращает решимость.

– Я думал, что он умрет раньше, чем ты явишься.

Рука с пистолетом поднимается совсем не автоматически – осознанно. Это я способен сделать самостоятельно, без помощи рефлексов.

Хаку сидит на небольшом полупрозрачном ящике, до отказа наполненном пыточными инструментами. В шоколадном свитере под горло, весь шикарный, напыщенный, драматично-пафосный. Не преступник, а картинка с баннера салона красоты.

Только пристальный взгляд Кибы не позволяет мне выстрелить.

И еще… где-то должен быть подвох.

Из дальней двери появляется еще одно действующее лицо. Судя по всему, этот огромный мужик и есть Забуза – чувствуется, что он самый опасный человек из синтагмийского сброда убийц. Хищное животное на длинном поводке.

Он весь перепачкан в крови. Нет никаких сомнений, что все раны на теле моего друга нанесены его руками.

Я перевожу ствол.

Тихий смех Хаку действует как удавка – лишает возможности дышать и думать.

– Быстро доходит в стрессовой ситуации. Ты молодец.

Ублюдок соскальзывает со своего трона и обходит всю постановку по кругу, медленно, размеренно, так, что каждый шаг бьет по мозгам.

– Я хочу вас познакомить. Это мой лучший слуга – Момочи Забуза. Момочи, это тот-самый-Узумаки-Наруто-сама. Наш будущий господин.

– Иди к черту.

– Обычно Забуза выполняет мои приказы. Калечит людей по выходным, собирает расходный материал, учит новеньких…

– Я знаю, чем ты занимаешься на самом деле. Оставь свои нотации для Данзо и отпусти Кибу, иначе я пристрелю вас обоих и освобожу его сам.

– Что ж ты такой нетерпеливый, Бонни? – Хаку в два шага оказывается за моей спиной, прижимается близко, заставляя глотать ярость и теряться, нервничать. – Я так старался, чтобы сделать этот разговор возможным, а ты пытаешься воспротивиться. Дослушай – тебе будет интересно.

– Тогда освободи его и говори. Я не хочу никого убивать.

– Ты меня не обманешь. «Не желающий» не стал бы наставлять на человека оружие. Не надо пушить хвост перед своим другом – думаю, он и так знает, кто ты на самом деле. Верно, Киба?

– Наруто… не слушай… его…

Один удар – крик Кибы врезается в нервы раскаленным колом. Забуза молча отводит руку с какой-то тонкой острой палкой.

– Погоди стрелять. Ты еще не знаешь самое интересное. Момочи-чан – мой лучший слуга. Но плечо твоему драгоценному Клайду он прострелил по собственной воле. Понравился след от пули?

– Замолчи…

– Еще раньше, до того, как поступить в мое распоряжение, Момочи-чан был фигурой Данзо. Лучшей – потому что убивал так, что никто не мог догадаться, в чем дело… загадку решали просто – это болезнь. Обыкновеннейшая.

– Нет…

– Лично мне понравилась история о том, как прекрасная Хабанеро просила оставить сына в живых. Хотите послушать, Бонни-сама? – окончание фразы Хаку произносит неслышимо, шепотом, прямо мне на ухо.

Я ошибался.

Дейдара не так уж плох – его мотивы были искренними и простыми.

Я так ошибался…

– Наруто?!

Грохот двери и родной голос заставляет замереть и удержать палец на курке – на секунду. Всего на миг.

Хаку отходит в сторону и недовольно смотрит за мою спину.

Не знаю, не вижу, не понимаю, как и когда Саске оказывается неподалеку. Но его голос проникает внутрь, словно воздух, с каждым новым вдохом. Естественно.

Необходимо.

– Пожалуйста, опусти пистолет.

– Это он. Он… сделал это с Кибой, стрелял в тебя и… он… убил…

– Наруто, пожалуйста. Ты… не такой.

– Откуда ты знаешь?!

В зале тихо – только позади раздается звук тяжелого дыхания. Видимо, кто-то из команды Учихи тоже тут. Торопились. Бежали.

– Это не выход. Чужая смерть ничего не исправит.

– Зато предотвратит будущие ошибки!

Шаг. Еще один. Саске загораживает Забузу собой, дуло пистолета почти упирается ему в грудь. Какие-то жалкие сантиметры между Учихой и смертью.

Его темная рубашка и пальто в грязи. Видимо, пришлось подраться, чтобы освободить брата из темницы.

– Отойди. Прошу тебя, Саске, отойди.

– Что ты вообще здесь делаешь?

Его лицо я хотел бы видеть в последнюю очередь.

Глаза, полные боли, в особенности. Впервые в его взгляде я не могу уловить что-то еще.

Только боль, концентрированное страдание.

И опустить оружие тоже не могу.

Всё это слишком. Уже чересчур.

– Просто. Уйди. С дороги.

– Нет, – Учиха медленно стискивает пистолет пальцами и подходит в упор. Прижимается к оружию уязвимо, открыто. Грудная клетка вздрагивает рвано, словно у раненого. Его тоже колотит, как и меня, но решимости продолжить говорить хватает. – Если хочешь кого-то убить, то ты знаешь, что делать. Я в первую очередь виноват в том, что случилось с Кибой. Я виноват во всем. И уже давно готов так умереть – пожалуй, это был бы лучший вариант из всех возможных.

– Что…

– Если ты сможешь нажать на курок, то мне нечего больше… мне незачем здесь быть. Если ты можешь – значит, мы уже мертвы. Мы оба. Ты убьешь меня раньше, чем выстрелишь в человека.

Я плачу? Или смеюсь? Разве можно так сильно и глубоко ранить одними словами?..

Саске точно плачет. Совершенно точно, но на его лице нет и следа истерики. Всё та же кошмарная, тихая боль.

Несколько долгих минут мы смотрим друг на друга взглядами пленников на эшафоте – прощаясь, умоляя, надеясь на что-то. Как будто другой человек может изменить ситуацию, может волшебным образом остановить топор палача и сломать кандалы силой мысли.

Руке холодно от стали пистолета. Я помню, что это значит: «Ты мне не хозяин». Почему же тогда не получается остановить это и опустить оружие?

– Ты ведь ненавидишь меня, правда? – Саске ловит ртом воздух и говорит так, будто в горле застрял осколок стекла. – Я приму это. Я приму всё. Только не иди у них на поводу, умоляю тебя.

Моя рука разжимается и иерихон падает вниз.

Может быть, кандалы мы взломать смогли…

Но от топора палача так просто не отделаться.

– Я разочарован, Бонни-сама. Оказывается, вы всего-навсего домашний питомец? Забуза, план Б, – звук шагов затихает, и наши с Саске взгляды снова схлестываются в болезненной агонии. – Убить собачника.

========== О бойне, вуали и гипнозе ==========

Грохот, шум. Несколько выстрелов один за другим – Суйгецу и Карин ранят Забузу, Хаку сцепляется с молчаливым рыжим парнем.

– Джууго, у него нож!

Я бросаюсь к Кибе и пытаюсь освободить его, не обращая внимания болезненные стоны. Если сейчас буду думать о том, каково ему, то просто рехнусь.

Крови много – мажет пальцы, руки, лицо. Запах металла бьет в нос, но зато страх уходит, как только друг оказывается в моих объятиях. И уже практически не важно, что происходит вокруг.

Лишь бы только вытащить Инузуку из этого кошмара. Ценой всего.

Ценой жизни, репутации и отношений. Плевать.

– Я знал, что… ты остановишься, – лепечет Киба, когда я помогаю ему сделать первый неловкий шаг. – Ты не убийца… а они хотят… хотят сделать тебя убийцей. Чтобы ты… сам…

– Помолчи, – я тащу его к выходу, принимая на себя весь вес. Скоро и Саске присоединяется к нашей неуклюжей процессии.

Молчаливый и преувеличенно-спокойный. Всё правильно, наши проблемы можно решить позже. Я тоже это понимаю. Я всё прекрасно понимаю…

Но как усмирить эмоции?

Когда мы добираемся до лифтов, нас догоняют остальные. Все более-менее целы и невредимы, только у Джууго на лице алеет широкий порез. Он размазывает кровь по щеке и с размаху бьет по кнопке.

– Забуза без сознания, Хаку смылся. Надо уйти до возвращения Данзо, и прибытия подкрепления, иначе нам всем крышка.

Больше никто не произносит и слова. Так даже лучше.

– Сядем в разные машины, – у выхода хрипло говорит Саске. – Если я поеду с Узумаки, то убью его к чертям. Хотелось бы, чтобы сегодня все-таки обошлось без смертей.

– Я поеду с ним, – неожиданно вызывается Джууго.

Мы помогаем Кибе подняться в микроавтобус и лечь на один из диванов. Как только голова дрессировщика касается горизонтальной поверхности, он отключается, обессиленный.

– Ему надо в больницу… – тихо комментирует Итачи, зажимая рану на плече. По сравнению с Кибой, с ним всё более-менее в порядке. Задета рука, одежда кое-где порвана и взгляд усталый, печальный. Как долго ему пришлось просидеть тут, дожидаясь всех?

– Не вариант. Хаку держит больницы, безопасных я не знаю, – оспаривает Мадара. – Едем в лабораторию Кабуто. Там есть все необходимое. Кто-нибудь, перевяжите рану.

– Я всё сделаю, – кивает Карин, обращаясь почему-то ко мне, а не к Саске. – Не беспокойся.

Выскакиваю из микроавтобуса, пока мы с Учихой не сцепились друг с другом, и полной грудью вдыхаю холодный воздух. Жгучий огонь отчаяния, метастазами расползающийся внутри, этим не потушить, но всё равно становится немного легче.

Постепенно чувства обязательно притупятся. Таким образом моя психика защищается от полных разрушений. Сегодня моментов краха было несколько, и не факт, что всё закончилось.

А сил не так уж много. Джууго понимает без слов и подставляет руку, когда я спотыкаюсь. Колени подгибаются, взгляд затягивает мутной пеленой. Меня тошнит и, возможно, насос вышел из строя.

Всё не важно.

Я едва не убил человека своими собственными руками.

Я наставил оружие на Саске. Боже, это могло произойти только в худшем из кошмаров.

Но это было на самом деле.

Наверное, Джууго – единственный человек, который сейчас может сбалансировать весы моей психики. Спокойный, чужие терзания принимает как нечто естественное, ничего не спрашивает, в душу не лезет. Лишь один раз показывает свое участие – осторожно хлопает по плечу, когда мы выходим из машины около лаборатории.

– Извини, что оставили тебя у Джирайи-сана. Саске ведет себя глупо, когда ты рядом.

– Я тоже, – сухой язык прилипает к небу, звуки получаются смазанными. – Мы одинаково безрассудны.

Хочется добавить «и одинаково слепо влюблены в страдания», но это лишнее.

Ребята всё делают сами. По слаженности работы, скорости и уверенности, им не в первой заносить куда-то человека без сознания. Как и стрелять, и лезть в пекло.

По какой-то причине я не могу смотреть Кабуто в глаза. Возможно, ему пришлось умолчать об этом вызове. Возможно, пришлось оставить жену и дочь одних, без поддержки и защиты.

«Хаку держит больницы, безопасных я не знаю» – не так давно сказанные слова звучат в мыслях, как приговор. Конан тоже может пострадать. Они…

– Джууго, иди сюда, обработаю рану, – спокойно произносит Карин.

Я иду куда глаза глядят и оседаю в первом попавшемся коридоре. Взгляд цепляется за блеск не так давно подаренного кольца. Станет ли этот день, мой день рождения, концом всего?

Может ли быть еще хуже?..

– Прохлаждаешься? – если бы горечь могла проливаться ядом, то с губ Саске стекало бы на пол.

– Я знаю, чего ты хочешь, – снова двигаюсь на одних лишь рефлексах. Вот оно как, оказывается, тело человека может работать и без вмешательства души – достаточно доверять своим инстинктам. – Ты не хотел мне верить. И правильно делал.

– Правильно делал, значит? – он сжимает кулаки и говорит обрывисто, клочками.

– Если бы я с самого начала мог обдумать свои действия, было бы иначе. Но ты заставил меня карабкаться через паутину. Головой я понимаю, зачем ты это сделал. Но сердцем – не хочу понимать. Почему, Саске, почему раз за разом мы обречены совершать одни и те же ошибки?..

Ответа нет, и я не уворачиваюсь. Принимаю первый удар лицом, без страха. Но этого, первого, достаточно, чтобы во мне вспыхнули новые силы.

От ответного удара хрустят пальцы – Учиху отбрасывает к стене сломанной куклой.

И начинается то, что можно было бы назвать двойным предательством: драка, где нет победителей и проигравших. Где нет чувств, а есть только животная злоба, отвратительная грызня двух доведенных до грани существ. Бессмысленная и беспощадная бойня, лишенная смысла и каких-либо рамок.

Мы деремся, как бешенные собаки. Отчаянно и со всей силы, по больным местам, по ребрам, по шрамам. Изредка вскрикивая от боли в промежутках между ударами и даже не стирая кровь, текущую из разбитых губ и носов.

Не помню, когда нас было так мало. Мы, я и Саске, остались где-то в параллельном мире, в полусне, уставшие и измученные борьбой духа. Теперь пришла очередь сражаться материи, а материя не знает ничего похожего на сострадание.

Просто плоть, просто хрустящие кости и капли крови. Ушибы, содранная кожа, какие-то обрывки ткани. Взгляды чудовищ.

Не для того, чтобы доказать свою правоту.

Только для того, чтобы причинить боль.

Кое-какие просветы появляются, когда меня зажимают Джууго и Обито. Саске в другой конец коридора оттаскивают Итачи и Суйгецу. С трудом и криками. Уж я-то лучше других знаю, как он силен, когда не контролирует себя.

– Хватит! Вы же поубиваете друг друга!

Мы бы поубивали. Потому что любовь легчайшим дуновением страха превращается в ненависть. И такая лютая любовь, как у нас, могла стать только самой сильной ненавистью на свете.

– Я предупреждал тебя! – кричит Саске, окончательно срывая голос. Осознание в нас просыпается одновременно.

– Ты никогда мне не верил! Никогда!

– Да, не верил! Как можно тебе верить?!

– Я думал, что мы будем решать проблемы вместе! Почему ты опять выбрал другой путь, Учиха?! Почему я должен плестись за тобой, вместо того, чтобы идти рядом?! Ты так и не изменился!

– А ты изменился?! Ты никогда не думаешь о том, что я буду чувствовать!

– Это не повод приковывать меня к батарее, ублюдок!

– Ты вообще понимаешь, что чуть не убил человека?!

– Так ты приковал меня не потому, что боялся за мою жизнь, а потому, что был уверен в моей слабости?..

Мы оба прекратили попытки вырываться, но уводить нас подальше никто не спешит – дело дрянь, и здесь лучше не мешать.

– Да. И ты бы не справился. Ты бы убил его. Запросто.

Саске сплевывает кровью. Какое-то время в коридоре слышны только надрывные вдохи, попытки восстановить дыхание.

В груди болит. Да что там, болит везде.

– То есть… ты… ты что, думаешь… мне это нравится? Думаешь, мне нравится?

– Чудовище.

Киваю, зло рассмеявшись. Хорошо, что все наконец-то прояснилось. Только вот спорить я не стану – Саске прав.

Он всегда был прав.

– Теперь я знаю, что ты думаешь на самом деле. Как здорово, что больше не придется притворяться!

В моем голосе такая же глухая хрипота и усталость. Хочется лечь – да только поддерживающие руки не позволяют упасть.

Вот так. За раз мне удается узнать, что я ошибся дважды.

Дейдара не был самым большим ублюдком в моей жизни.

Самый большой ублюдок всегда находился рядом со мной.

– Всё, хватит. Закройте Саске в спальне. Наруто давайте в ванную, – на приказы Обито я не обращаю никакого внимания. Грудь разрывает от глухих рыданий – и я слышу, как хнычет Саске.

– Не хочу… тебя… видеть! – наконец, подводит итог Учиха, сквозь надрывные всхлипывания. – Лучше бы тебе было умереть тогда! Нам обоим было бы лучше умереть!

Аккуратно сопроводив меня в ванную, Джууго закрывает дверь. И я делаю то, что давно хотел сделать.

Разваливаюсь. Если бы кое-где в теле не было мышц и костей, я бы распался на кусочки, потому что склеить детальки больше нечем.

Тишина.

Давно ее не было. Хотя, на этот раз она куда мрачнее, в серой вуали и кружевном платьице, как на похоронах.

Мне больше не надо сдерживаться, не надо молчать, не надо ни о чем думать.

Просто дать выход эмоциям. Как я мог не видеть, не чувствовать, что Саске теряется в ненависти и любви ко мне? Как я мог этого не замечать?..

Я рыдаю, а где-то на фоне слышны новые крики – может быть, Учиху не могут усмирить, может быть, как раз пытаются при помощи успокоительного.

Постепенно, словно с тела стягивают тонкое шелковое покрывало, возвращается физическая боль. Сначала ноги, потом живот – внутри сворачивается тошнотворный узел, но мне удается подавить неприятные ощущения. Боль в груди приходит с хрустом и больным шипением в легких.

Но и это терпимо.

Господи, лучше бы он вырубил меня раньше, чем сказать правду.

«Лучше бы мы вообще никогда не встречались». Да?

Так он будет думать завтра?

«Лучше бы мы оба погибли».

Это, в самом деле, конец?..

Как нам теперь восстанавливать равновесие? Где спрятаться, пока затихает буря?

Я не собираюсь сдаваться и опускать руки, значит, он убьет меня раньше?

Как я могу…

Дверь щелкает – внутрь просовывается Кабуто. Видя, что я не способен сопротивляться, он медленно садится и ставит аптечку рядом.

– Не думал, что вы можете быть такими идиотами.

Я не отвечаю, и он мягко откидывает мою голову на бортик ванной, чтобы остановить текущую из носа кровь.

– Даже не думай терять сознание.

– Помоги Саске, – зачем-то прошу я, но Кабуто лишь устало вздыхает.

– С ним сложнее. Ничего, в рукопашную трудно нанести повреждения, несовместимые с жизнью. Им пока займется Карин, она тоже кое-что умеет. Наруто, что случилось?

– Как ты и сказал, Кабуто… в борьбе против Данзо, одиночество – это моя единственная слабость.

– Почему ты не послушал?

– Благодаря Саске, я оказался один. А потом всё пошло наперекосяк. Не знаю, что на меня нашло – я не смог противостоять Хаку… ничего не смог сделать. Вообще ничего.

– Хочу рассказать тебе кое-что о нём… – Кабуто включает воду, осторожно смывает полотенцем кровь, обрабатывает ссадины и кровоподтеки, ищет повреждения. Натыкается на шрам посередине груди и мрачнеет. – Хаку – профессионал своего дела. Поверь, проиграть ему не так уж зазорно. Он манипулятор. Умнейший психолог. И еще… способен использовать гипноз. Всё указывает на то, что под его влиянием люди не только убивали сами себя – но и пытали других пленников Синтагмы.

Перебираю в голове какие-то незначащие мелочи – прикосновения, ухмылку, равномерные шаги и бархатный голос. Мог ли я попасть под его «особенное» влияние?

– Поэтому я и говорил, что он очень опасен. Я изучал его стиль по заметкам Обито и пришел к выводу, что воздействие растянуто во времени. Его появление в жизни всех «жертв» связано с операциями, поэтому он держит практически все больницы в своих руках. Когда люди находятся на грани жизни и смерти, легче всего создать свой психопортрет в чужой памяти. Я хотел рассказать тебе об этом, но не успел.

Прохладная рука ложится на лоб. Поднимаю благодарный взгляд – Кабуто печально улыбается.

– Дальше следует подготовка. Усиление образа гипнотизера в памяти человека. У Хаку подходящая внешность, идеальные черты лица, он всегда движется и действует медленно, не торопится, не совершает ошибок. Никому не дает возможности сомневаться в его «силе» и «влиянии».

Прощупав мою грудь пальцами другой руки, Кабуто хмурится.

– Господи, неужели перелом… подожди, я схожу за корсетом.

Пока Якуши где-то бродит, я пытаюсь расшевелить затекшую спину. Глаз заплыл, в висках отдает набатом. Просто отлично.

По возвращении Кабуто затягивает грудь в нечто эластичное и крепкое, дабы не шевелился лишний раз. Делает два укола. Всё не так уж плохо?

– Что тебя заставляли сделать?

– Убить человека.

– Ну да, не удивительно. Кого?

– Забузу. Ты говорил о нем.

– А… да, думаю, Забуза давно находится под влиянием Хаку. Может быть, Данзо тоже. Конан не хочет даже говорить о нем. Да все, кто так или иначе связан с Синтагмой, и заикнуться о Хаку не могут.

– Ты же не думаешь?.. Ты не думаешь, что Хаку там главный?

– Не главный, но это и не важно, пока он способен управлять людьми по собственному желанию. Думаю, ему выгодно всегда быть в тени. Этот человек – самая черная лошадка, с которой нам приходилось сталкиваться. Ты сам видел, что он сделал с Итачи.

– Кстати, у него же гаптофобия… но там, в коридоре, он не побоялся прикоснуться к Саске.

– Еще одно доказательство того, что эффект запрограммирован кем-то со стороны. В стрессовой ситуации Итачи действует смело. Кстати… хочу тебя предупредить. Недавно я осматривал его. У Итачи на груди такие же шрамы, как у тебя. Он отказался отвечать, и мне очень не нравится это совпадение.

– Мне делали операцию. Ставили насос для сердца.

Мы с Кабуто одновременно поворачиваем головы друг к другу.

– Хаку действует в больницах…

– С тобой… с тобой сделали то же самое, – Якуши оседает на стену и трясет головой. – С Итачи что-то сделали. И с тобой тоже, Наруто. Там…

Кабуто кивает на мою грудь.

– Может быть всё, что угодно.

Хах, прекрасно.

Лучше просто быть не может.

– Это не важно. Мне наплевать, я…

Сознание расплывается, идет рябью, и я чувствую, как Кабуто осторожно придерживает меня за плечо.

– Отдохни, – шепчет он. – Мы обязательно во всем разберемся…

«Только не будет ли слишком поздно, Бонни»? – отвечает моё подсознание почему-то шелковым голосом Хаку.

========== О посреднике, шипах и гранях ==========

Сон – особое состояние человеческого сознания.

Незащищенное, уязвимое. Ты словно раскрытый морской гребешок – достаточно кольнуть иголкой, чтобы повредить чувствительное нутро. Нет времени захлопнуть створки, нет возможности пошевелиться. И кричать тоже не получается.

Еще это единственный способ достучаться до подсознания. Что-то вроде одной из множества стадий человеческого созревания, во время которой происходит распределение информации по ячейкам памяти.

На самом деле всё до смешного просто. И, одновременно, ужасно сложно.

Как известно, одной из самых важных составляющих личности являются воспоминания. Детали. Ощущения. Образы. Всё это влияет на нас больше, чем мы думаем. Больше, чем хотелось бы. Иногда достаточно всего одного мгновения, одного сказанного вскользь слова, чтобы маленький осколок человека осел в памяти и своей колкой гранью начал рыться в голове…

Менять важные установки. Разрушать робкие идеи.

Кромсать детские мечты.

Я назвал его «Посредник» – и это знакомство началось неожиданно для нас обоих. Просто я провалился в темноту, а он поймал, подставил руки. Рефлекторно, пытаясь защитить себя самого.

У Посредника спокойный взгляд, бархатистый голос и уверенный тон. Его образ узнаваемый и навязчивый, но несколько неполноценный, как будто кто-то вылил воду на рисунок – идея осталась, но цветное марево красок криво поплыло по холсту.

Мы не знакомимся друг с другом. Просто начинаем диалог, как будто так надо, как будто не произошло ничего необычного. Подумаешь, боль добралась до мягкого нутра устрицы.

В конце концов, такое случается каждый день.

– Всё вернулось на круги своя. Что же ты не рад?

– Я не хотел, чтобы так получилось. Я не хотел ранить Саске. Всё случилось само… так быстро… я ничего не успел понять.

– Ничего не случается само, Бонни.

Он мягкий. Мягкий, гибкий, текучий, постоянно перемещается, не дает мне сфокусироваться. Словно неуловимая тень, её призрачное отражение на глади тихого озера – не попадается на глаза, реагирует быстрее, чем я успеваю подумать.

– Есть вещи, которые человек не в силах изменить, как бы ему не хотелось.

– Всё это – просто оправдания. Скажи мне, ты счастлив? Чьей жизнью ты живешь сейчас?

– Меня зовут Узумаки Наруто. Я – иллюзионист. Я…

– Чудовище?

Неожиданно его голос разбивает металлический лязг. Крошево мыслей оседает на моих висках, больно обжигая вены, отдаваясь пульсацией. Это новый сон? Или меня просто лихорадит?

Цепи. Нет, дело не в металле, меня пугает не звук и не холод, не старые страшилки. Это самая кошмарная, самая уродливая конструкция в мире. Точнее не конструкция… структура.

Меня с детства ужасала ее замкнутость, предопределенность. Так же сильно, как безысходность, бессилие, отсутствие цели и центра.

Цепь – это символ бесполезности и слабости.

– Саске-Саске-Саске… – Посредник одаривает меня своей бесцветной, неискренней ухмылкой. – Как много места он занимает в твоем разуме, подумать только. Кстати говоря, у меня есть теория, что Саске наконец-то разглядел в тебе «слишком много себя». Теперь он будет бежать. Бежать без оглядки, как можно дальше, потому что считает это… «нечто» опасным.

Где-то совсем рядом раздается звон и скрип, словно надломленное дерево пытается устоять под порывами сильного ветра. Я иду на звук – с головой погрузившись в неприятные ощущения, в больной и обжигающе-ледяной поток отчаяния. От этих чувств ни выдохнуть, ни вдохнуть.

Невидимые губы синеют от недостатка воздуха.

В самом конце коридора я натыкаюсь на ломкий, жуткий силуэт. Учиха распят в уродливой конструкции из труб, лицо пустое. На нем нет ничего, кроме губ и кожи, натянутой на череп. И вместо рук почему-то торчат окровавленные ветки.

«Лучше бы нам было умереть» – хрипит ужасное существо, и я просыпаюсь.

Без крика, даже не вздрогнув, просто распахнув липкие веки и уперевшись рассредоточенным взглядом в потолок.

Когда я пытаюсь осмотреться, внутренности скручивает всполохами боли. С третьей попытки мне удается прощупать ребра сквозь плотный корсет и чуть-чуть повернуться. Чертовски больно. Но не это самое страшное.

Я чувствую себя настолько одиноким и пустым, что даже в космосе, в пространстве до краев наполненном вакуумом, больше живого. И нужного.

Небольшой террариум – единственный источник света в комнате. Внутри расположился Орочимару, свернувшись вокруг ветки крупными белыми кольцами и щупая воздух тонким белесым язычком. А гадёныш подрос. Разжирел.

И я даже рад его видеть.

Кроме меня и кишки, в помещении никого. За дверью мертвая, неестественная тишина, как будто кто-то выкрутил регулятор звука в ноль.

Лежать без движения невыносимо, поэтому я сажусь, сдавливая тягучий шарик ушиба внутри, через боль и дискомфорт. Постель скрипит под весом и через несколько ударов сердца в помещении появляется сонный, растрепанный Кабуто.

– Да что же вы такие неугомонные? – поправив очки, ворчит он.

– Как Киба? – спрашиваю, и не узнаю собственный голос. Я наорался на всю жизнь и сорвал всё, что только мог сорвать. Наверное, теперь всегда буду хрипеть и дребезжать, как старая повозка.

– Я сделал всё, чтобы сохранить ногу, но пока он не сможет уверенно ходить. Кость не пострадала, мышцы сильно повреждены. Понадобится очень много времени, чтобы их восстановить. Как только он пришел в себя, то позвонил своему другу… Гааре, же? Сейчас они оба в операционной.

Пауза повисает в воздухе тяжелой, грузной тучей. Чтобы хоть как-то ее развеять я задаю первый пришедший на ум вопрос.

– Как думаешь, Данзо причастен ко всему этому?

От одной мысли, что Киба из-за моих ошибок не сможет нормально ходить, горло и легкие сжимает стальными тисками. Кажется, я тут и умру. Задохнусь, захлебнусь ненавистью к себе.

Что я могу сделать? Как всё это исправить?

– Боюсь огорчить – сейчас мы имели несчастье сыграть с Хаку один-на-один. Данзо не имеет к этой ситуации никакого отношения. Не его стиль, слишком очевидные дыры. Прежде чем подставлять себя, своих людей и всех остальных, Данзо разрабатывает план. Это может занять месяцы, или даже годы. Я еще никогда не видел такой откровенно-наглой структуры. Хаку мог просчитаться по всем фронтам… но, знаешь. Сейчас не самый лучший момент для таких разговоров.

Кабуто подходит ближе и кладет руку в перчатке мне на плечо. Сжимает неощутимо, мягко. По-дружески.

– Наруто, ляг, пожалуйста. Я уже перезарядил твой насос, но у тебя трещина в ребре. Да и всё остальное не в лучшем состоянии. Хотя, если честно, я думал, всё будет намного хуже. Учитывая, что вы дрались чуть ли не насмерть, тебе еще повезло.

– Где сейчас Саске? – спрашиваю опасливо, боясь услышать что-то… боясь услышать правду. В последнее время от нее одни проблемы.

– Уехал с Суйгецу и Итачи несколько часов назад. Прости, но я не знаю, куда именно.

– Как он?

– Оправится через недельку-другую. Ну, физически. Спрашивал, что с тобой, и я ответил, как есть. Так что, извиняй. Саске выглядел… уставшим. Ну, оно и понятно, только вот я никогда бы не подумал, что он способен полностью потерять над собой контроль. Еще я рассказал ему свои предположения насчет Хаку. О твоих шрамах умолчал.

Следом за Кабуто в комнату неожиданно заходит Гаара. На бледном лице искрой-росчерком проявляется грустная, тоскливая улыбка.

– Простите, я услышал голос. Киба уснул, поэтому… можно я поговорю с Наруто? – мягко просит он, и Кабуто кивает, пропуская светотехника вперед.

– Если понадоблюсь, зовите.

Он выходит, и несколько минут мы молчим, растерянно разглядывая друг друга. Глаза Гаары наполнены тоской, обидой, неуверенностью, но я чувствую, что он не держит на меня зла. Или просто еще не знает всей истории целиком?

Если честно, больше всего я боялся, что они отвернутся от меня, узнав всю правду. Близкие, родные люди, моя неполноценная семья – куда я без них? Кто я без них?..

– Как ты себя чувствуешь, Наруто?

– …тебе честно?

– Можешь соврать, но я и так вижу, что ты никакой. Что случилось?

– Я… снова все разрушил. Уже в который раз… не смог сопротивляться одному ублюдку и подставил всех под удар.