Текст книги "Уличная магия 3: Турнир (СИ)"

Автор книги: Эш Локи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

– Да ладно тебе, концерт всё окупит. Пойдем.

И мне не остается ничего, кроме как плестись за сим новоявленным авантюристом. Хотя какая тут авантюра, скорее уж игра в богатых и успешных.

Внутри нас встречает знакомый дизайн. Очень похоже на первоначальный вариант ремонта в квартире Учихи, эдакий современный модерн а-ля потомок графа Дракулы, строгая серость, мокрый асфальт, прямые углы и чистота линий.

Саске выбирает столик с диванчиками, у дальнего окна, прикрытый ширмой с принтом ночного Нью-Йорка. Тут внезапно обнаруживается, что под пальто у него безупречно выглаженная рубашка. А я, как дурак, без задней мысли выперся из дома в самой обычной яркой толстовке.

– Если ты запланировал это заранее, то мог бы меня предупредить. Я бы надел что-нибудь… подходящее.

– Мне нравится, когда ты выглядишь естественно. Так сказать, в своей шкуре.

Когда он проходит мимо, ситуация начинает весело вилять хвостом, ибо следом тянется шлейф до боли знакомого аромата, от которого у меня происходит маленький коллапс психики. Мурашки разворачивают на коже ритуальные танцы, ноги резко подкашиваются. Но в процессе неизящного падения ниц, я успеваю схватиться за крепкое плечо.

– Учиха…

– Нравится? Производитель на время прикрыл эту линию, но спрос рождает предложение, хм.

Я не отвечаю и, грохнувшись на диванчик, сосредотачиваюсь на глубоких вдохах. Не помогает.

– Ты всегда балдел от него, правда? – с невинным любопытством усмехается Саске. Пока его высочество Превосходство делает заказ, я постепенно прихожу в себя.

Моим мнением он особо не интересуется, но я доверяю домохозяину в вопросах еды. Он как никто другой знает о моих вкусовых пристрастиях.

Боже, ну почему этот аромат так убийственно действует именно на меня?

Так, всё, Узумаки, соберись!

– Смотрю тебя накрыло, – Саске подпирает голову рукой, расслабленно наблюдая за тем, как умилительно офранцуженный официант плывет в сторону кухни. – Я рад, что всё еще могу сразить великого Призрака наповал одной маленькой хитростью. Тайное оружие, ха…

– Ублюдок. Вообще к чему ты тут хвост-то распушил, а?

– Завтра важный день. Так, как может случиться что угодно, я хочу… немного продлить этот момент.

– Думаешь, у нас уже не будет возможности беззаботно посидеть вот так, наедине?

От сказанного по шее ползет холодок, но мне удается удержать на лице слабую улыбку.

– Не знаю. Пока есть возможность, почему бы и нет. Тем более, я хотел с тобой поговорить.

– М? О чем?

– О нас. Что мы будем делать дальше, Наруто? У тебя есть какие-нибудь планы?

– Хм… Я хотел бы в отпуск. Куда-нибудь в незнакомое место, подальше от всей этой кутерьмы.

– К морю?

– Нет. Хочу в неизвестные города. Поглазеть на древние памятники. Куда-нибудь. Ты, я и куча иностранцев. Дикарями.

– Звучит здорово.

– А ты?

Официант чинно ставит перед нами бутылку красного итальянского вина и два бокала. Саске молчит, дожидаясь, пока он разольет вино и оставит нас одних.

– Думаю, я тоже хотел бы поглазеть на другие страны. Попутешествовать. Так что наши планы схожи.

– Тогда, за воплощение идей?

– Ага, – Саске мягко касается моего бокала своим и неожиданно дарит одну из тех самых, редких, уникальных улыбок во все тридцать два, с демонстрацией ути-пути-ямочек на щеках.

Всё, я готов, уносите.

– Чел, кто ты и куда ты дел мою занозу в заднице? Ну знаешь, такой, сволочной говнюк, ходит, ворчит и шипит на всех…

– Сегодня я за него, – пожимает плечами Саске. – Он устал шипеть, наверное.

Через двадцать минут мы принимаемся за ужин, болтая обо всякой ерунде. Саске выбрал блюда с морепродуктами, дабы я в полной мере оценил уровень поварского искусства, сравнив его творчество с работой элитного профессионала.

Саске готовит в миллион раз лучше, но мне удается скрыть своё восхищение. Или не удается. Ну, я пытаюсь.

После ужина он тащит меня на крышу. В глазах пляшет озорство и что-то похожее на детство, где шалости становились способом сбежать от больших проблем. Мы гуляем по краю, держась за руки, словно на первом свидании, сидим на выступе, свесив ноги в сторону проезжей части и думаем – каждый о своем и друг о друге.

Ближе к ночи Саске окончательно сносит потолок. Он включает на телефоне какую-то нудную тягучую мелодию, бросает аппарат на бетонное ограждение и вдруг склоняется передо мной в идиотском бабском реверансе.

– Как насчет танца, Ваше Придурковатое Высочество?

– Нет, слушай, верни моего ублюдка, – почему-то краснея, сползаю с нагретого места. И крепко сжимаю его протянутую ладонь. – Ты очень рискуешь, приглашая меня на танец. Хочешь появиться на концерте со сломанными ногами?

Он фыркает и, мягко притянув меня к себе, утыкается в шею. Спокойный темп медляка убаюкивает, и я быстро теряю желание спорить – слишком хорошо…

– Всё в порядке, – шепчет Саске. – Давай просто побудем так еще немного?

– В тебе умирает романтик? – хмыкнув, аккуратно трусь о теплый висок.

Саске чуть-чуть отстраняется, но я первым поддаюсь навстречу и затягиваю сволочь в долгий, мучительно нежный поцелуй. Тепло губ на контрасте с прохладным осенним ветром, на фоне пьянящего аромата, с утроенной силой будоражит моё прихмелевшее сознание.

– Ты лучший, Учиха. Я люблю тебя.

Это срывается с моих губ прежде, чем я успеваю подумать, так что звучит даже чересчур откровенно.

Саске молчит, но выглядит таким серьезным, словно от выражения его лица зависит вердикт строжайшего судьи.

– Не просто. Не просто любишь.

И после этих слов мир для меня меркнет где-то на границах органов восприятия.

– А что же тогда?

Учиха вновь наклоняется к моим губам и шепчет пронзительно, самоуверенно, так, что кровь стынет в жилах:

– Ты от меня без ума.

***

Слияние со сценой – это уникальное чувство. Полное и безоговорочное единство с идеей, ощущение принадлежности делу жизни, истинное волшебство.

На вкус оно как пересахаренный шоколадный пудинг: и тошно, и невероятно, и хочется добавки. Приторная сладость, тающая на языке волнением и незамутненным счастьем, вот что такое сцена.

На ней прошли самые лучшие мгновения моей жизни. Коктейль из дерева, покрытия и чистого теплого света, до отказа наполненный магией, являет собой то, ради чего я существую.

Каждый шаг перед зрителем – это испытание. Кто-то способен возрождаться из пепла каждую секунду, кому-то подобные мучения не по силам. Кто-то ищет в этом избавление, кто-то – выгоду, а мне нужна только любовь.

Десятки голубей разлетаются над головой, аплодисменты звенят в полную силу, и я чувствую искристое, кристальное блаженство. Ради этого стоит сражаться до последней капли крови и умереть, если потребуется, самой страшной смертью.

Сладость растекается под сердцем, течет по артериям, кружит голову.

Я наркоман.

Сцена – мое маленькое, но очень гордое эльфийское королевство. Я здесь хозяин. И как король, я просто не могу проиграть Саске. Только не ему.

За несколько часов шоу мы возрождаемся и расправляем крылья тысячу раз подряд. Если на то пошло, то это самое безжалостное очищение на свете.

Что может быть серьезнее, чем испытание духа перед публикой?

Я отдаю себя ей.

Мое тело.

Мою жизнь.

Мою душу.

Не примут? Пусть.

Не поймут? Бывает.

Полный зал людей. Сотни любопытных глаз. Так много, что стоит только подумать о масштабе, коленки начинают дрожать и в груди замирает, как перед прыжком с парашютом.

Они пришли сюда ради грандиозного обмана. Думаю, желание быть обманутым заложено в нас с самого рождения. Люди хотят верить в вечную любовь, в инопланетян, атлантов, богов и жизнь после смерти. Иной раз мы обманываемся, даже не подозревая об этом. Ищем в пустом тайнике вечных истин то, чего там быть не может, ходим тропинками, ведущими в никуда. И это только ради самих себя.

Простейший принцип самообмана так стар, что укоренился в нас на уровне костей и жил. Глубоко. Глубже, чем живое существо может себе представить.

Иногда кажется, что обман и есть сама суть человека.

Нам лгут близкие, далекие. Звери, глаза, книги. Голоса и мечты. Звезды на небе, даже само небо – все вокруг соткано из ткани человеческих иллюзий.

Так что нет ничего странного в том, что людям нравится обман. Правда – слишком жестокая и пугающая штука. Одна мысль о том, что вне наших маленьких сознаний осталась бесконечность, пугает до чертиков.

Мы лжем себе, что являемся центром мира. Лжем, что знаем всё. Лжем, что понимаем эту маленькую планету-теплицу и изучили космос. Игнорируем то, что один шаг к разгадке тайны открывает перед исследователем сотни новых неизведанных дорог.

Кому хочется знать, что бога нет, а тело после физической смерти, не способно сохранить то, что называют личностью?

Кому хочется видеть, что небо – прозрачное, космос – пуст и бесконечен, история человека – всего лишь череда случайностей?

Лучше пусть будет рай, инопланетяне и судьба. Пусть будут единороги и истинные, проходящие сквозь время и пространство, чувства.

Именно это я и рассказываю своим зрителям.

Верьте в обман. Тогда, возможно, если все мы хорошенько постараемся, фантазия может стать нашей реальностью. Пусть в душе будет Турнир между перченой правдой и сливочной ложью. Пусть у каждого будет своя собственная истина.

Я искренне верю в то, что могу управлять предметами на расстоянии, зажигать лампочки без розеток, заставлять снег появляться из пустоты и падать на головы мирных зевак. Я могу проходить сквозь зеркала, телепортироваться и, конечно же, летать.

Саске может безболезненно и безвредно разбирать людей на составляющие, читать мысли, гнуть металл, ускользать из любых ловушек.

А если совсем честно, только по секрету…

Мы можем всё. Абсолютно.

Секрет в том, что никакого секрета нет.

Мы всего-навсего люди.

Комментарий к Об озорстве, парашюте и турнире

Мелодия, под которую парни кружатся на крыше:

Le Roi Soleil – Entre Ciel Et Terre

========== О нежеланном, улыбке и разрушенной судьбе ==========

Я снова пойду по пути огня.

Не важно, насколько больно.

Поскольку, известно точно

Света много, а ночь длинна.

Теперь я знаю правду.

И я могу улыбнуться

Наконец-то, я понял…

Что я и есть солнце.

(с) Кiuas – Lights are many

После концерта, как и в прошлый раз, вокруг наших разнеженных вниманием персон много шума и беготни. Сразу за кулисами начинают поздравлять помощники и коллеги, далее идет продолжительная фотосессия с гостями и персоналом. Буквально за полчаса этих метаний я устаю так, как не уставал даже после особо суровых тренировок Хидана.

– Ты этого хотел, – невозмутимо бросает Саске, хотя и под его веером бесконечных масок змейкой проскальзывает усталость. – Теперь терпи.

– Я уверен, половина этих кадров отправится на сайт, строчить новые истории о нас. Итачи будет в восторге.

– Кстати о птичках, не знаешь, где он? – Учиха бегло сканирует толпу постепенно рассасывающихся людей и снова поворачивается ко мне.

– В последний раз я видел его с Неджи. Около гримерок. Они фотки просматривали.

Ни разу не бережно хлопнув меня по плечу, Саске кидает:

– Не дрейфь и отвлеки их. А я попробую его найти.

И исчезает по направлению к дальней лестнице.

Ближе к началу официальной тусни, мне удается смыться и найти временное убежище в кабинете Какаши.

– Поздравляю с удачным шоу! – но не тут то было. Хатаке, выслеживающий меня с холла, заходит следом и ухмыляется во всю хитрую морду. – Сегодня я был готов поверить, что магия существует.

– Так и есть, Какаши-сан, – стянув с себя изрядно потрепанный народом плащ, подхватываю со стола бокал ароматного розового шампанского. – Мы душу продали за то, чтобы ею управлять.

– Балбес, – беззлобно бросает директор «Каллапсо». – А если серьезно, чудо, что всё завершилось настолько хорошо. Я до последнего не верил, что вы рискнете засветиться на весь город… тем более перед толпой акул, которая наведалась к нам в гости.

Я так и застываю с недонесенным до губ бокалом.

– Вы это сейчас о чём?

– Что? – поправив безупречно подобранный галстук, Хатаке позволяет себе задержаться в моих глазах. – Ты же не думал, что тебя оставили без присмотра? Ты слишком видная фигура, чтобы разгуливать по охотничьим угодьям маскарада в гордом одиночестве. Саске за телохранителя можно не считать, он не меньшая опасность, чем пьяный водитель за рулем грузового автомобиля.

– Вы? Вы следили за мной? Если речь о маскараде, то… вы на стороне Данзо?

– Не совсем, но я уже давно выбрал сторону. И как бы странно не звучало, ты будешь рад, что всё сложилось так, как сложилось.

– Буду, значит? – опасливо отставляю бокал. Надеюсь, там не было какого-нибудь яда или чего похуже. – А как же…

Боже, когда все это началось? Неужели я сделал ошибку уже тогда, когда принял приглашение в «Каллапсо»?

– Не стоит так переживать. Пойми, я не желаю тебе зла. И никогда не желал. Но я был вынужден выполнять данное обещание.

– Стоп, при чем тут обещания?

– Давай попробуем еще раз. Наруто, я не на стороне Данзо. Просто тебе следует знать, что твоя семья играет важную роль в моей жизни. Прости, что вываливаю это вот так, но мне приходилось держать тебя поблизости.

– Тогда я не понимаю. Я…

– Не ломай голову. Всё проще, чем кажется. А теперь, прошу меня извинить.

– Стойте! – но мой крик летит Хатаке в спину, и дверь за ним громко захлопывается. Бежать следом, чтобы добиться ответов, не хочется совершенно. Если всему этому суждено так закончиться, пусть.

Лишь оставшись в одиночестве, я понимаю, насколько ужасна наша шахматная партия. Оказывается, у меня не было возможности выбирать. С самого начала.

Львиная часть моей жизни – заранее спланированный спектакль? Куда еще судьбоносные сволочи засунули свои длинные пальцы?

Пока я верил в чудо, оно было таким реальным.

А разочарование похожее на печаль человека, случайно узнавшего секрет исчезающего слона. Стоило заметить поддерживающие тросики и зеркала – всё волшебство рассыпалось серой грязью.

Что же мне теперь делать с этим знанием? Есть ли смысл пытаться вырваться из ловушки, когда пружина уже сработала?

И зачем всё это, в конце-то концов?..

Когда дверь снова приоткрывается, я готов увидеть там свою смерть, но это всего лишь Итачи. Каким образом он нашел меня и путь к директорскому кабинету, остается загадкой.

– Я не могу дозвониться до Саске. Ты его видел?

– Он пошел тебя искать. Видимо, вы размину…

Тут я вскакиваю с кресла, словно в лицо брызнули кислотой. От резкого рывка оставшиеся на подносе бокалы соскальзывают и рассыпаются у деревянных ножек стола осколками и розовыми брызгами.

– Итачи, скажи, что ты шутишь.

Учиха сначала смотрит удивленно, но постепенно и до него доходит.

– Пошли. Быстрее, давай!

Реальность смазывается в однообразное полотно: коридоры, улыбающиеся люди, знакомые лица, светлые цветные пятна. На нас оглядываются, окликают, кто-то смеется, кто-то бесполезно пытается что-то спросить.

Саске нигде нет.

Паника съедает едва распустившиеся лепестки счастья в моей душе. Усилием воли я заставляю себя остановиться около лестницы на третий этаж, чтобы подумать. Кто мог его видеть? Где он мог задержаться? Что могло произойти?

– Это тебя, – голос Итачи иглами врывается в сознание.

Я беру мобильный, словно в трансе. И уже прижимая трубку к уху, понимаю, что теперь ловушка действительно захлопнулась.

– Бонни, – шуршит мягкий, низкий голос. – Ты знаешь, где меня искать.

– Если хоть один волосок…

– Клайд будет в порядке, если ты не станешь задерживаться. Только старшего не бери, он здесь нежеланный гость.

Гудки.

Короткие, тяжелые, убийственно равнодушные гудки.

Саске…

***

Когда кто-то говорит о счастье, которое у каждого «под носом», за которым «не нужно гнаться», он, как правило, ничего не смыслит в борьбе за место в жизни.

Это ребенок, еще не ступивший на тропинку самостоятельности, с молочным ореолом вокруг губ и блеском чистой наивности в глазах.

Ныть, страдать и жалеть себя в сотни раз проще, чем каждый день просыпаться с улыбкой. Счастье – это работа. Тяжелая, ежедневная, изнуряющая борьба.

Борьба с жестокими реалиями. Борьба с болезнями физического тела, борьба с томлением души.

Будь счастливым!

Кричит тебе очаровательный мир рекламы, психолог и социальный плакат в метро.

А кто-нибудь где-нибудь пытался объяснить, что же это за «будь» такое мифическое? С чем нужно мириться, чтобы «будь»? Кем надо стать, чтобы «будь»? Кого надо найти, чтобы «будь»?..

Каждый для себя решает сам. И каждый сотню раз ошибается.

Отношения, дом, мебель, хобби, работа, дети, отпуск, поиск смысла и ответов.

Маленькая часть сотен путей, где через каждый шаг кровавое пятно от чьего-то разбитого носа. Так и выглядит жизнь – это пятна. И счастлив, пожалуй, тот, за чьими пятками этих пятен больше всего.

Будь счастливым!

«Наруто, пожалуйста, будь счастливым».

Так говорила моя мама, когда думала, что я сплю. Она считала счастье единственной ценной валютой, необходимым жизненным минимумом. Она просыпалась с улыбкой, рисовала с улыбкой, готовила с улыбкой и смотрела на нас так, будто мы – то единственное, ради чего стоит улыбаться.

Машина тормозит у крыльца моего излюбленного ночного клуба, и Итачи, заглушив двигатель, поворачивается через плечо. На его лице удивительное равнодушие – ледяное, пугающее. А я пытаюсь держать уголки губ приподнятыми, хотя они дрожат, а всё остальное тронуто мукой.

Зато теперь я вспомнил самый главный урок моей матери.

За счастье надо бороться. Каждый день, каждую секунду.

– Со мной нельзя, Итачи.

– Я не могу отпустить тебя одного.

– Прости. Я прошу тебя остаться здесь. Возможно, нам придется убегать. Лучше, если кто-то будет к этому готов.

Он знает, что я прав. Знает, и всё равно бьет кулаком в руль от злости.

Это первый раз, когда я вижу Итачи таким.

– Иди. И, пожалуйста, вернитесь целыми. Вы оба.

Старший Учиха прикрывает глаза рукой, и я выскальзываю из машины, пока не увидел его слабости.

Итак, мое единственное оружие – это улыбка.

И я иду навстречу неизвестности, прикрываясь ею, как щитом.

***

Лифт приветливо пищит и распахивается на седьмом этаже. Кстати, почему-то именно сейчас мне приходит в голову, что эти семь этажей, как семь смертных грехов. Похоть – первый, общий зал. Праздность – второй, зал с балконами и барными стойками. Зависть это, наверное, третий этаж, полный комнат местных бандюганов. Гнев – арена…

А этот, верхний, похож на гордыню.

В пыточной меня ожидает Данзо в своем любимом шикарном кресле и темном кимоно. Над ним бесстрастной фигурой возвышается Хаку. Больше в комнате нет практически ничего, словно всё было продано или вынесено в другое место.

– Добрый вечер. У меня к тебе новое предложение, Призрак-кун. Присядь, прошу тебя.

Молча сажусь на стул напротив. Но стоит мне столкнуться взглядом с Хаку, как слова сами слетают с губ:

– Вы ничего не добьетесь, пока я не буду знать, что с Саске.

– Он цел и невредим, – с наигранным спокойствием отвечает старик. – Я хочу рассказать тебе правду, Наруто.

Он разводит сухими руками, улыбается тепло. Эдакий добрый старичок-садовник, протягивающий милой девушке самый симпатичный цветочек с клумбы.

– Всё дело в том, что ты на…

Выстрел.

Я успеваю закрыть глаза, прежде чем капли горячей крови веером рассыпаются в воздухе и окропляют мое лицо.

Когда я вновь поднимаю веки, голова Данзо запрокинута вбок, лицо окаменело в маске наигранной доброты, пустые глаза смотрят прямо на меня и из темного отверстия от пули стекает крупная алая капля.

С другой стороны его череп раскурочен. Видны ошметки и угловатые края разбитой кости.

Зрелище действует на меня предсказуемо. Тело, мозг и душу окутывает темное полотно шока.

Но страха нет.

Хаку делает несколько шагов. Звук отражается эхом, как в каком-нибудь глупом фильме о серийных убийцах в чистеньких смокингах и лакированных туфлях – цок-цок-цок.

Он мягко кладет оружие на шикарную тумбу из какого-то там благородного лакированного дерева, давая мне минуту-другую переварить ситуацию.

Я не могу даже удивиться. Просто предательство. Просто от людей, связанных с Синтагмой, не стоит ожидать ничего другого.

– Не люблю я такие смерти. Он даже понять ничего не успел.

– Он ведь был твоим боссом, – непонятно зачем говорю я. Шок проходит, уступает место тошноте и ужасу, тянущему в бессознательное. Его кровь на моем лице… на моих губах…

Данзо мертв.

– Именно. Был. Знаешь, я ждал этого так долго. Ждал вашего шоу. Ждал… как Хатико. Когда же, наконец, мой хозяин выйдет из своего маленького замкнутого мирка…

Хаку подходит ближе, наклоняется, стирает костяшками пальцев кровавые разводы с моей щеки. Ласково. Но я слишком хорошо знаю, как много фальши в этом человеке.

– Ты доволен? А теперь, почему бы тебе просто не отпустить меня?..

Рука Хаку опускается ниже. Тонкие пальцы охватывают шею, словно паук – брыкающуюся муху. Дыхание обрывается. Боль пронзает позвонки, когда ублюдок дергает меня вверх, заставляя встать на ноги. Стул падает, и этот грохот приводит в себя, помогая вернуть контроль над телом.

– Разве ты не хочешь покончить с этим? – кольцо пирсинга почти касается моих губ. – Я должен сделать из тебя достойного игрока.

От резкого удара в животе раскрывается огненная воронка. Хаку отбрасывает меня, словно кукольного болванчика, к дальней стене. Но за время тренировок с Саске тело так привыкло цепляться за равновесие, что я возвращаюсь на ноги автоматически, на уровне рефлекса.

– «Должен», значит? Слишком много людей считают, что имеют право лезть в мою жизнь! Какого черта вам всем от меня надо?! Я не собираюсь становиться ни боссом, ни чьим-то мальчиком на побегушках, ясно тебе?!

– Правильно. Злись, – Хаку изящно вытаскивает странный двухсторонний кинжал откуда-то из-за спины. – Без гнева эту партию тебе не выиграть.

– Да не собираюсь я выигрывать!

Прежде чем мне удается проанализировать свое положение, Хаку нападает. От холодного оружия мало шансов защититься голыми руками, но у меня в запасе есть парочка хитростей Хидана. Они помогают уйти от прямой атаки, несмотря на явный перевес сил.

Я устал. Как же я устал от всего этого…

– Почему бы теперь тебе не возглавить шайку отбросов?!

– Со мной уже покончено.

Его ответ вызывает замешательство на какую-то несчастную секунду. Однако этого достаточно, чтобы выбить меня из ритма боя. Кинжал падает на выставленную в защитном жесте руку, боль отрезвляет и активирует тайные запасы энергии в моем выжатом под ноль теле.

Краем глаза я цепляюсь за пистолет, непредусмотрительно оставленный на тумбе.

– Ты принес пулю, Наруто? – рассматривая кровавый след на лезвии кинжала, Хаку тянет время. Или просто наслаждается нашим танцем смерти. – Пулю, которая дважды спасла тебе жизнь?

– Она всегда со мной.

Благодаря заминке, мне удается перехватить преимущество, ударить по уязвимому месту и сбить гипнотизера с ног. Я срываюсь раньше, чем он успевает пошевелиться и дрожащей рукой хватаю пистолет.

От нескольких коротких ударов звенит в ушах. Хаку оказывается ловчее, и прижимает меня к стене, едва не вгоняя лезвие в живот. Я перехватываю кинжал поверх его руки. И прижимаю дуло пистолета к лихорадочно бьющейся вене.

– Ради бога, Бонни. Ты не сможешь.

– Уверен, что настолько хорошо разбираешься в людях?

Бросив взгляд вниз, я убеждаюсь в том, что кинжал действительно с двумя лезвиями. Это не украшение рукояти.

– Нравится? – хриплый голос снова звучит практически внутри меня, в моем собственном разуме. – Я заказал его специально для нас. Ты ведь не нажмешь на курок, а тут… только погляди – ослабеешь, и я вгоню иголку тебе в кишки.

– То же касается и тебя…

– Верно. Но так даже интереснее.

– Что значит «покончено»?.. Что ты хочешь этим сказать?

В холодных и темных глазах Хаку проскальзывает тень сомнения. Мне непонятно, с чем это связанно, но я пробую поймать мысль за хвост.

Надо вытянуть из него суть.

– Только что на твоих глазах я убил Данзо. Ты понимаешь, что это значит?

– «Синтагма» лишилась головы? – разговор поддерживать всё тяжелее – моя рука устает, острие кинжала впивается в кожу.

Я должен что-то сделать, пока могу. Хоть что-то!

– Она таракан, Наруто. Может жить дальше и без таких мелочей. Видишь ли, какая история… камер здесь нет. И ты единственный свидетель.

– Почему сейчас? Почему ты не сделал этого раньше? Я не понимаю… зачем тебе я? Зачем всё это? Поддельные счета, эта глупая игра в «босса»? Роза? Зачем?

– Я должен был проверить, достаточно ли сильно ты любишь жизнь.

Давление внезапно усиливается настолько, что я практически не могу сопротивляться. Лезвие вгрызается в мясо, тянет жуткой болью. Мой влажный палец скользит на курке пистолета.

Одно усилие. Всего одно.

Я должен его убить.

– Ты не застрелишь меня. Саске не хотел бы этого, правда?

Что?

– Саске никогда не простит… но ты можешь сказать ему, что это была самооборона. Придумать что-нибудь. Хотя после того, как ты всё поймешь, это не понадобится.

– Хаку, зачем?

Он склоняется вперед, заставляя меня буквально вжаться в стену и пустить остаток сил на борьбу с кинжалом.

– Что же ты? Я вот-вот тебя убью. И ты не станешь стрелять?

Шепчет. От этого шепота внутри меня волнами поднимается отчаяние. Здесь я и погибну. Именно здесь всё закончится.

– Только не для собственной защиты, да?..

Мы смотрим друг другу в глаза так долго. Невыносимо, нестерпимо долго. Когда у меня не остается сил, Хаку говорит в голос:

– Я рад, что сделал правильный выбор.

И расслабляется, позволяя мне загнать лезвие ему в живот. Это происходит быстро, слишком быстро, чтобы можно было хоть что-то сделать.

Защитить себя в этой схватке означает держать клыки в чужой шерсти, пока не перестанет течь кровь. Пока один из нас не сдастся.

Она льется на мою руку, на запястье. На одежду, когда я роняю пистолет и пытаюсь поймать оседающего Хаку за шею. Мы сползаем по стене вместе, в объятиях, но у меня нет сил разжать белые от напряжения пальцы и выпустить оружие.

– Да. Всё правильно. Всё верно… – словно в пустоте, голос проникает сквозь меня невидимыми нитями. – Не бойся, мне не больно. Я умею контролировать боль. Правда, гипноза хватит ненадолго.

– Зачем? Зачем? Ну… зачем? – словно идиот повторяю я, пытаясь хоть как-то зажать открытую рану темной тканью его водолазки. Если вытащить оружие, он умрет за пару минут.

Хаку сдавленно смеется.

– Ты любишь жизнь, правда? Какой бы она ни была… темной или белой. Это странно – любить свои фигуры. А теперь, послушай.

Его руки обхватывают мои щеки, а глаза снова впиваются в лицо. Только теперь я его не узнаю. Это не Хаку. Кто угодно, но только не он.

– Тебя больше не существует. Ты – сила. Ты должен уничтожить всё. И стереть «Синтагму» подчистую.

Что?

В два удара сердца всё встает на свои места. Один-единственный вопрос заполняет мое естество, словно по венам текут слова.

Что? Что?

– Что?

– Прости, ладно? Это был самый сложный фокус в моей жизни. Куча смертей. И одна разрушенная судьба. Но…

По подбородку Хаку течет темная капля, но он продолжает говорить, как ни в чем ни бывало:

– Но ты можешь это сделать. Отказаться от себя ради спасения чужих жизней. Только ты.

– Чьих?

– Тысяч таких, как я. И Итачи. Рабов. Пленных. Они все были живые. Ты понимаешь, Наруто?.. Живые… а они… они резали нас. Они заталкивали в нас свои Розы, веря, что могут победить одной только силой. Но ничего не вышло. Хах… а я ведь его вытащил. Я смог убедить Данзо, что Итачи нам нужен. Смог спасти… хотя бы его.

Хаку сглатывает и прикрывает глаза, смаргивая влажную пелену.

– Это очень тяжелое бремя. Но у тебя будет команда. Я позаботился об этом, – его губы на секунду трогает улыбка. – Команда отличных орудий. Лучших из лучших. Но отныне тебя, Узумаки Наруто, больше не существует.

– Почему я? Почему не ты?

– Я больше не могу бороться, – остаток улыбки стирает чудовищная мука. Это первая сильная эмоция, которую я вижу на этом удивительно красивом лице. – Я устал. Так устал… Понимаешь, ты… больше некому. Кто-то же должен. Кто-то чистый. Кто-то упрямый, с несгибаемой волей.

– Я не такой…

Хаку кладет голову мне на плечо.

– Такой. Я знаю тебя лучше, чем ты сам. Я наблюдаю так давно, что изучил даже твои привычки. А ты же прозрачный, Бонни…

– Как давно?

– Когда-то ты пригласил меня к себе за стол…

Вспышками из моей памяти появляется юноша с Бала Элифеса. С того самого, где Саске впервые появился в образе Жемчужинки.

Лисья маска.

Он образовался в моей жизни гораздо раньше, чем я думал. Чем я мог себе представить.

– Неужели нельзя было обойтись без… всего этого?

Хаку снова выпрямляется. Его лицо белее снега. Я не заметил, как много крови вылилось из раны.

И не смог бы.

Меня просто не существует.

– Смерть – это лучшее, что ты можешь для меня сделать.

Когда он поднимает глаза, мне кажется, что мир вот-вот перевернется вверх тормашками. Он пережил такие ужасы, что смерть кажется ему сказочным королевством отдыха.

Тонкие брови сходятся вместе, дыхание Хаку сбивается.

– Всё. Это больно. Пока я еще могу, слушай… Теперь ты должен измениться. Саске – твоя ахиллесова пята. Его убьют первым. У тебя не должно быть никаких слабостей. Ты же знаешь, что одна спасенная жизнь стоит сотен разрушенных судеб. Всё это – стоит. Вся эта… ложь. Ты обещаешь спасти их всех? Всех до единого?

– Хаку? Нет… я…

Он слабеет, опадает на меня, обрушивается на плечи, на руки.

– Пусть моя пуля станет символом твоей непоколебимости. Обещай.

– Да. Я смогу.

Его пальцы начинают дрожать. Лицо снова искажает чудовищная мука.

– Пожалуйста, сделай это.

– Нет. Нет…

– Тебе придется убивать. Не раз и не два. Я твой учебный… полигон. Взлетная полоса. Учись стрелять из жалости. Отныне и навсегда ты больше не имеешь права быть слабым.

В неловком порыве он вытаскивает пистолет из густой лужи крови.

– Ты же не станешь наблюдать, как я делаю это сам?

Вкладывает в мою руку. Находит в себе силы поднять голову и посмотреть понимающе, с мудрой теплотой. Я позволяю ему обнять меня до боли, до дрожи в мышцах.

– Знаешь, я никогда не любил. Но, мне кажется, это было близко…

Хаку касается моей щеки губами. На коже остается холодок металла.

Последние слова он вышептывает сквозь болезненные стоны.

А потом я нажимаю на курок.

И пока затихает его пульс, в моем сознании, словно на повторе звучит страшное, тяжелое, последнее:

«Я сделал всё это только ради тебя».

И больше ничего не остается.

========== О неудачном дне ==========

Я хотел быть сильным.

Хотел быть на шаг впереди. Хотел заранее знать дорогу, по которой собрался идти впервые. Найти лазейки, преодолеть препятствия, обойтись малыми жертвами ради большой победы. Но, если подумать, с самого начала у меня не было шанса найти этот путь. Всё познается кровью, и земной ад – не исключение.

Я хотел быть сильным.

Сильнее всех. Всегда.