Текст книги "Уличная магия 3: Турнир (СИ)"

Автор книги: Эш Локи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Вот она, трещина в моем плане. Как я мог забыть об этой связи?! Как я мог упустить это из виду?..

– Ведь это было бы так скучно и предсказуемо?..

– Это было бы глупо. Даже самый крепкий алмаз может треснуть и потерять все свои ценные качества. Удиви меня, мышонок.

Он разворачивается и вальяжно уходит, подставив спину – как всегда, как делал миллион раз, разбив меня на арене в пух и прах. Через несколько минут громкая трель врывается в шокированное сознание.

Черт, наверное, я еще не скоро привыкну к тому, что теперь мы вроде как должны вливаться в прежний режим жизни. Выступления, фокусы, репетиции… Телефонные звонки. Ужасы.

«Кабуто».

– Да…

– Наруто… где ты сейчас?

– Проверял магазин реквизита для фокусов. Я уже закончил…

– Саске только что доставили в больницу.

– Что?..

– Не волнуйся, он жив.

– Что случилось?!

Старые ловушки – вот что я не учел. Мы оба не учли, да, Учиха?..

Паника затапливает сознание, сердце прорезает невыносимой и вполне реальной болью, и я вжимаю телефон в ухо, буквально вбирая обрывистое дыхание на «том конце провода». Кабуто торопился предупредить.

Откуда он знает о Саске? Меня не было рядом всего несколько часов – как это могло произойти?..

Воздуха одновременно слишком много и слишком мало. Только бы Хидан говорил правду, только бы игра интересовала их больше, чем месть.

Только бы выдержать этот удар!.. Только бы…

– Пулевое…

Капкан на моем сердце оглушительно захлопывается.

========== О пуле, эскизе и горбатых ==========

Запах жареных фисташек. Холодок чужих пальцев на подбородке. Бережная поддержка. Боль в груди – удар за ударом, цикл за циклом, разгоняет сама себя…

Жутко.

Никогда раньше мне не приходилось принимать помощь настолько естественно, будто падения посреди улицы с приступом дикой боли в сердце давно являются частью моей жизни. Правда, если бы в хрупких руках неожиданного спасителя не было столько реальной силы и властной уверенности, я бы решил, что ко мне заявился ангел, и это – точно конец.

– Куда? – как сквозь толщу каменных стен произносит незнакомый голос. Хлопает дверца машины. Пытаясь сосредоточиться на звуках, я делаю только хуже – боль опять усиливается. Человек или ангел произносит какие-то слова, но я не могу уловить смысл – вязкая дымка беспамятства опять набрасывает свои заплесневелые сети на мое напряженное сознание.

Саске…

Где он, что с ним? Кто посмел причинить ему боль?

Второй раз меня накрывает, когда я воссоздаю перед внутренним взором его глаза – непроглядно-черные, родные до боли, огненные и серьезные. Глаза человека, который знает о том, что по его душу могут явиться в любой момент. Готового к любому исходу.

Знал, да? Сволочь, всё прекрасно знал…

– Что с ним? – снова спрашивает скрипучий голос со стороны. Выжимаю из себя последние силы, пытаясь вслушаться в разговор:

– Похоже на сердечный приступ, но он еще в сознании. Пульс надорванный. Поспеши.

Мягкие, уверенные нотки. Ни удивления, ни страха, ни замешательства.

– Твое задание, насколько я знаю, состояло не в том, чтобы помогать.

– Это мое дело. Будь добр, занимайся своим, – почти приветливые краски накладываются на властный и снисходительный фон. Боль на мгновение отступает, и я тут же цепляюсь за эту краткую секунду, чтобы открыть глаза…

Черты лица слишком плавные, почти женственные. Длинные каштановые волосы перекинуты на одно плечо, белая рубашка застегнута на большую часть пуговиц, серьезные карие глаза с пушистыми ресницами смотрят куда-то поверх сидений – на дорогу. Прищурившись, замечаю маленькую серебристую серьгу в нижней губе.

Этот человек мне совершенно точно не знаком. По какой-то причине он помог незнакомому человеку в опасной ситуации, усадил в личную машину и теперь поддерживает за шею, не давая упасть. Ладонь едва-едва теплая, кажется, будто и не греется совсем.

– Кто ты?..

Мой неуверенный голос привлекает его внимание. Выражение внимательных карих глаз почти не меняется. И ответа нет.

– Его зовут Хаку, – ехидно отвечает голос водителя. – А остальное лучше не знать. Мы приехали.

Хаку сперва помогает мне выбраться из машины, затем устоять на ногах. Почему?

Едва возникшее любопытство резко сменяет новый приступ ужаса. Из-за этой чертовой слабости я не смогу увидеть Саске. Не смогу узнать, что с ним…

А следующей волны боли оказывается достаточно, чтобы полностью выбить из меня сознание.

***

На этот раз беспамятство ужасающе глубокое. Тишина бесконечная и голоса людей звучат не за дверью, в тесноте больничных коридоров, а в ином мире, на дне самого глубокого колодца. Едва успев почувствовать, что ежик уснул, а сердце, едва очухавшись, толкает кровь в привычно-правильном ритме, предпринимаю попытку вырваться из тьмы.

Странное ощущение. Словно стоит сделать одно неверное движение, и мне обеспечены падение вниз, сломанная шея, перекореженное тело… Под грудной клеткой стайкой снуют тонкие маленькие лезвия. Хрупкая надежда устало хрустит под ботинком реальности – естественно, я под лекарствами, все это затишье временно. Но…

– Я в больнице с Узумаки. Не вижу смысла делать это сейчас.

Тишина подталкивает меня в спину, силой выталкивая из глубокой бездны – двигайся, иди, сражайся же! Ты за этим вернулся, не так ли?!

– Можете разобраться с этим на месте, Данзо-сама.

Вот оно. Спасибо, Хаку, этого мне хватит.

– Черт…

Писк аппаратуры набирает скорость и почти сразу выравнивается под давлением чудовищного усилия воли. Разлепив веки, замечаю юношу прямо напротив моей постели. В медицинском халате, спокойного, собранного, совсем как там, в машине. Наши взгляды цепляются друг за друга почти отчаянно, но без страха или удивления.

– Позже, – Хаку небрежно завершает разговор.

Вот так запросто сбрасывает Данзо?..

– Думал, что ты очнешься через пару дней.

– Какого?..

– Не думай, что я сделал это ради тебя.

Внутри все пугливо сжимается. Снова.

Конан произносила те же слова, но сейчас они звучат в разы весомее. Могла ли девушка-стриптизерша неизящно копировать мысль, подачу и взгляд этого человека – на вид молодого мальчишки, по ощущениям – столетнего старца?..

Длинные волосы Хаку все так же лежат на плече, поза расслабленная и при этом очень… правильная. В нем есть что-то, чего не было ни в одном человеке из всех, кого я когда-либо знал.

– Тогда зачем?

– Я здесь, чтобы довести до конца одно дело. Обстоятельства изменились. Ты можешь умереть, а это нам не нужно.

– Нам?

– Мне.

Уголки губ Хаку едва заметно дергаются, но сразу же возвращаются в прежнее положение. И выражение лица кажется непрошибаемо равнодушным.

– Кстати, если хочешь повидаться со своим Клайдом*, то он в двести седьмой палате. Это недалеко.

Биение в груди снова набирает игольчатый темп. В голове остается только один вопрос – как?

Хаку медленно достает что-то из кармана брюк, зажимает в кончиках пальцев и показывает мне издалека. Пуля.

– Она принадлежит тебе, Узумаки Наруто. Однажды Хидан вытащил ее из пистолета и благодаря этому поступку твое сердце все еще бьется. Но эта пуля так и не достигла адресата. Меня отправили, чтобы исправить эту ошибку, и я вернусь, чтобы проводить металл по назначению. Только не сейчас.

Вот оно что. Ну конечно, а как иначе.

– Значит… Саске… тоже?

– Да. Им занялся мой напарник. Между прочим, многие вас ждали с распростертыми объятиями, – Хаку подходит ближе и, профессиональным движением иллюзиониста спрятав пулю обратно, облокачивается на край моего царского ложа. – Ну, хотя бы мозги у тебя работают.

– Я засуну эту пулю тебе в задницу… вместе с пушкой, ублюдок…

Хаку чуть приподнимает бровь.

– Разве так разговаривают с тем, кто тебя спас?

– Ты сделал это не ради меня, – почти выплевываю слова, приподнявшись на больничной койке. Отличное решение – хватит уже валяться, нужно найти Учиху. Боже… неужели он просто позволил себя ранить? И даже не попытался это остановить?

– Ты живешь только потому, что я терпелив. В отличие от остальных.

– Да что вам всем от меня нужно?!

Откуда силы? Не знаю. Я умудряюсь оторваться от всевозможных проводков-электродов с капельницей, и сделать несколько быстрых шагов, чтобы вцепиться в тонкое жилистое плечо. Если бы хватило сил, сжал бы горло, но Хаку без особо труда перехватывает мою руку – совершенно безболезненно.

– Нужен ты. Если интересно, я даже подскажу, когда тобой заинтересовались.

– И когда же?!

– Черный Маскарад. Слышал о таком, Наруто?

Вырвавшись из захвата Хаку, отхожу на шаг. Лекарства действуют на полную катушку – сейчас я ему не противник. Странно, что оборудование надрывается, а сюда до сих пор не рискнула войти ни одна медсестра.

Это ведь из-за него?

– И что… теперь?

Хаку понижает голос до вкрадчивого шепота. Глаза жутковато мерцают, и я с ужасом узнаю этот черный огонь в зрачках – как у Дейдары. И Нагато. Взгляд убийцы.

– Либо всё, либо ничего, Бонни*. Всё, до самого конца – или ничего. Совсем.

Он уходит, оставив меня наедине с писком, притупленной колюще-режущей болью и дикой, неконтролируемой, жгучей злобой.

Оборачивается у самого выхода, чтобы выпустить ее на свободу.

– Вот это уже похоже на тебя настоящего.

***

Вдох-выдох. Длинный болезненный вдох и сиплый усталый выдох. Нельзя срываться на невинную девушку, которая просто выполняет свою работу. Даже если я сделаю это сейчас, то никогда не смогу себя простить.

Все хорошо. Все нормально. Саске живой. Я тоже.

– Вам еще нельзя вставать! Ну что же вы! – медсестра пытается меня отчитывать, но лицо виноватое, и взгляд бегает из угла в угол. – Пожалуйста, ложитесь.

– Мне нужно кое-кого увидеть, – шепчу, пытаясь-таки поймать ее глаза в ловушку. – Мне уже лучше, правда. Я не смогу… успокоиться, пока не увижу этого человека. Он здесь, в вашей больнице…

Она внимательно слушает меня – хоть за это спасибо.

– А он может сам к вам прийти?

И снова – отчаяние и затяжная боль.

– Боюсь, что нет. Он ранен.

– Вы знаете номер палаты?

– Двести семь. Пожалуйста, позвольте мне… или проводите меня? Ведь будет лучше, если я, наконец, перестану волноваться?

Понятия не имею, как мне удается перетравить агрессию в почти сносную улыбчивость.

– Прошу вас. Пожалуйста.

– Ладно… давайте попробуем. Только потом – сразу в постель!.. Я провожу.

***

Когда в последний раз я видел его таким? Слабым, тревожно-обессиленным, тихим… Спящего неглубоким болезненным сном?

На груди Саске сквозь тонкое покрывало просматривается линия бинтов – с левого плеча и вокруг торса. Какая удачная рана… Подозрение снова вспыхивает огненным флажком. Он знал. Это то самое наказание, к которому Учиха готовился. И для меня – предупреждение.

Осторожно усевшись на край, кладу ладонь на прохладный лоб. Темные брови чуть-чуть сходятся вместе, и я оглаживаю правую кончиками пальцев.

– Почему всегда остается что-то, о чем мы не можем друг другу рассказать, Саске? Хотя… если бы я был рядом, проблем стало бы больше? Я бы не позволил и мы… мы…

Сев чуть ниже, обхватываю его ладонь. Было время, когда эти руки меня пугали. Удивительно ловкие, жутковатые, с выпирающими острыми костяшками. Способные причинять боль и удовольствие одновременно. Способные разрушать до руин и творить настоящее волшебство.

Уникальные.

Саске мягко сжимает мои пальцы в ответ.

– Почему ты… в больничном? – едва раскрыл глаза, а там уже поселился полубезумный страх. Сначала мне не хочется отвечать, а секунду спустя слова приходят сами собой:

– Потому что я тоже сдался.

Привычно обжигаем друг друга злыми взглядами, но наши пальцы нежно переплетаются над моей раскрытой ладонью.

– Тоже?

– Как плечо?

– Отвратительно. Наруто, что значит «тоже»?..

Даже спрашивать не буду – и так ясно, что мои чувства не подвели.

– Ты знал.

Не вопрос – просто утверждение. Саске молчит, а его дрогнувшей руки мне достаточно.

– Все повторяется, да?

– Зато теперь все закончилось. Мы в безопасности… хотя бы на время.

– Какая тут безопасность, Учиха?!

– Наруто. Ты ведь тоже это чувствовал. Скажешь, нет?

– …ничего не закончилось.

«Все или ничего, Бонни».

– Что с тобой случилось?

Отвожу глаза и утыкаюсь в окно. Как же мне надоело прятать правду. Пусть она летит на все четыре стороны – вместе со своими грузами, тяжестью и болью. Достала.

– Сердце. Мне жаль, что узнаешь вот так, но… все намного хуже, чем я думал. Пока что не могу сказать точно, но это не «проблема колибри»…

– Что значит… – Саске теряется и смотрит так, словно видит меня впервые. Снова превращается в неудачный эскиз самого себя – небрежный, растрепанный, немного размытый.

– Думаю, это был сердечный приступ. Хорошее начало для…

– Наруто…

– …концертной программы, хех.

– Из-за меня?

Мы замолкаем. Он в состоянии взведённого курка, я – уставшей пружины.

– Я до смерти испугался.

Больше ничего говорить и не нужно. Саске отворачивается к окну. Пальцы судорожно стискивают мою ладонь – едва не до хрустящих косточек.

– Это тебе не шутки… – после недолгой, но очень тяжелой паузы, вдыхает он. – Идиот…

Несколько мелких капель падает на простыню. Меня парализует до боли знакомым ужасом загнанной мыши. Страхом доведенной до грани жертвы, к которой подкралось отчаяние в виде большого жуткого хищника.

Дрожащей рукой тянусь стереть слезы с упрямого подбородка, но Учиха ускользает, а затем шипит от сильной боли.

– Прости меня. Прости, я… Не думал, что все настолько серьезно.

– Да ты вообще мало думаешь, – Саске выливает на меня непередаваемо-ядовитый коктейль из сильнейшей обиды, язвительности и ехидства. И добивает каплями отчаяния на самом дне.

– Наверное. Но уже ничего не изменишь. Я… собираюсь бороться до конца. А ты?

– Конец? А ты уже давно готов, да? Не терпится?

– Саске, прошу тебя, успокойся. Стал бы я возвращаться, если бы искал смерти? – наконец, мне удается прикоснуться к его лицу и поймать взгляд. Здесь и сейчас вся глубина его души. Найдется место и для ненависти, и для любви, и для злости, и для страха. Для волнения и обиды тоже. Думаю, могло бы поместиться еще что-то невозможное, но сил не хватит контролировать всех жильцов.

– Ты делал и большие глупости.

– Как и ты. Мы друг другу подходим! – растерянно посмеиваюсь, и Саске расслабляется, задрав голову к потолку.

– Как же я тебя ненавижу. И ты тоже меня ненавидишь. Дырки в теле можно залатать, Наруто… а вот сердце не зашьешь так просто.

– Я что-нибудь придумаю. Если ты не будешь задницей, то и тебе позволю принять участие.

– Какой великодушный.

Приподнявшись, касаюсь губами его виска. Затем – щеки. И, наконец, тонких солоноватых губ.

– Как только ты поправишься, я расскажу тебе всё. Всё, что осталось. Ладно?

– Хорошо. Я тоже. Обещаю.

И больше не будет никаких недомолвок? Хотя…

Наверное, таких горбатых, как мы, исправит только общая могила.

* Бонни и Клайд – известные американские грабители, действовавшие во времена Великой депрессии.

========== О двух мирах, безумной идее и готовности ==========

От автора: криворукий рукожопик продолжает осваивание планшета. Представляю вашему вниманию Сасыча, который меня более-менее радует :D

http://i020.radikal.ru/1403/2b/8c56c96f0f3c.jpg

Не уходи!

Говори, что хочешь,

Но только скажи, что останешься

Навсегда, до конца моей жизни,

Потому что мне нужно больше времени,

Да, мне нужно больше времени, чтобы всё исправить.

(с) Oasis – Don’t Go Away

Ночью я снова нашел возможность сбежать к Саске. Этот тиран, недолго думая, приказным тоном отправил меня на поиск бумаги формата А4 и пригрозил, что если я вернусь без нее, то он будет складывать журавликов из «угадай кого». Чтобы добыть небольшую стопочку, мне приходится очаровать двух строгих медсестер. Да настолько удачно, что они верят клятвенным обещанием прямо сейчас лечь спать и не провожают меня в палату.

А потом мы с выродком в полной тишине сворачиваем оригами. Три часа подряд.

Точнее, Саске делает журавлей, драконов, рыбок и лягушек, а я – скрюченных уродов, лишь очертаниями напоминающими своих собратьев. Узрев мои поделки, Учиха с траурной миной терпеливо складывает их заново. Лично мне в этот момент хочется позорно разреветься – поскольку от этого зрелища щемит все существующие нервы сразу. Я так и не смог дать выход эмоциям с того момента, как увидел его, раненного, бледного, слабого.

– Как твоя рана? – наконец, первым нарушаю тишину. И понижаю голос – громкий разговор могут услышать патрулирующие коридоры медсестры. – С мышцами, вроде бы, не все так плохо?

– Ну да… пуля пошла насквозь, потому что выстрел произвели в упор, – Саске пожимает плечами и пытается перевести тему. – Третий раз приходил Ибики – пришлось снова врать про ограбление. Они завели дело, но какой смысл, если оно таинственно прикроется уже завтра… это же Синтагма, в конце концов.

– Кстати, на нашей улице ведь установлены камеры наблюдения?

– Конечно. И мой гость прекрасно об этом знал.

Чуть-чуть двинув плечом, Учиха морщится. Типичный мазохист, блин! Может быть, ему просто нравится бередить болючее место? Господи, о чем это я… в этом ведь весь Саске.

– Сильно болит?.. – невыносимо хочется прикоснуться к его ране. Сделать хоть что-то – поцеловать, подуть, как делала мама в детстве. Только бы перестало доставлять ему дискомфорт. Жаль, что я не способен на подобные целительские чудеса…

– Просто ноет. Обезболивающее действует прекрасно, но… лучше просто не двигаться лишний раз, – Саске говорит отстраненно, словно его это вообще не касается. Сидит, сухо рассказывает о неприятностях незнакомого, постороннего человека. И я не знаю, что так задевает меня в этом демонстративном безразличии. Может быть, то, что он сам позволил этому случиться? И ни капельки не злится? А теперь мне приходится лелеять эту ярость за двоих.

– Тебе хоть полегчало? – немного помолчав, перевожу взгляд на кучку оригами.

– Не очень. Надо выучить что-нибудь новенькое. Кроме того, это хорошая тренировка для моей запылившейся моторики. Если ты все еще собираешься осваивать трюки с переодеванием и открытым огнем – нам это понадобится…

Саске чуть приподнимает бровь.

– Чему ты удивляешься, Наруто?

– Я… на минутку… на малюсенькую секунду подумал, что произошедшее выбьет тебя из колеи. Хорошо, что это не так.

– Никакие катастрофы мира не заставят меня отступиться, – Саске хмыкает, позволив себе сладковатую ностальгическую улыбку. – И тебя тоже, не так ли?

– Пожалуй. Ладно… раз все в порядке, я пойду. Тебе нужно поспать.

– Наруто…

– Ась?

– Что сказал врач?

– Куренай отправила анализы. И это… похоже на, блин, как там… дилата… чего-то там… кардиомопатию. Вроде бы так.

– Он рассказал что-то новое?

– Ну… Только то, что пока трудно сказать, нужна мне операция или нет. Нужно провести еще кое-какие исследования, прежде чем врач придет к окончательному решению. Вот.

– Как ты себя чувствуешь?

– Мне тоже дают хорошие лекарства. Боли почти нет, – кладу ладонь на грудь. – Медсестра сказала, если не понадобится операционное вмешательство, меня выпишут на днях. Только показываться надо будет регулярно и снова таблетки…

Я стараюсь, чтобы мой голос звучал непринужденно. Только вот эти спектакли уже давно не действуют на Саске.

– Иди сюда.

Глубоко вздохнув, покорно наклоняюсь. Саске при помощи здоровой руки осторожно притягивает меня ближе. Глубокий поцелуй и знакомый запах дурманят, мысли вмиг становятся вязкими, тягучими…

Он целует меня совсем как раньше и совершенно по-другому. Этот собственнический дух, хорошенько приправленный нотками тоски давно знаком нам обоим. Но…

Так бывает, когда человек, необходимый до физической боли, недоступен или может исчезнуть в любой момент. Исчезнуть навсегда – просто раствориться, оставив после себя тысячу следов-воспоминаний.

В его губах я чувствую горькую, больную зависимость. Чувствую страшное «я умру, если с тобой что-нибудь случится». Чувствую отголоски ужасной душевной боли…

И почему-то в мыслях всплывает вечно забытый мной тюбик зубной пасты, второпях скинутая одежда, скомканные полотенца, шампунь с идиотским названием «Эдемский Сад», который так сильно понравился мне по запаху. Еще книги – глупые детективы, ненагружающие мозг, или наоборот, нагружающие, философские заметки Пауло Коэльо.

Флешки с музыкой. С самыми разными сборками: попсятина, рок, оркестровая. Саксофон и труба, вперемешку с виолончелью – единственное, что не так уж сильно бесит Саске. Любимая кружка со сколотым уголком, который иногда, в процессе чаепития зачем-то зализывается. И много чего еще… что может остаться после меня.

А после Учихи?..

Прекрасные грани его мира. Идеальные, но в чем-то небрежные и даже издевательски упрямые. Саске не задвигает тапочки под кровать, даже зная, что я могу об них запнуться в темноте. Не убирает мои вещи с пола – только отпинывает ногой в углы. И я даже знаю, какое у него выражение лица в этот момент…

Раздраженно-смешливое. Прекрасное.

Эти его заботливые ежемесячные чистки кухонной утвари! Сначала специальным средством, растворяющим жир, потом жесткой щеточкой, потом мягкой. И до зеркального блеска – тряпочкой. Кулинарные книги, сложенные неизменной стопкой. По размеру, пирамидой: от большей к меньшей. Вместо записок – журавлики из салфеток. Коллекционная перьевая ручка, подаренная женщиной, с которой он поделился собственным рецептом.

Как же давно мы вместе, если перестали замечать, насколько глубоко наши миры проникли друг в друга? Насколько они дополняются и как восхитительно сосуществуют, взаимодействуют?..

Отстранившись, Учиха ласково стирает слезы с моих щек. Видно, что он хотел бы и вторую руку задействовать, сжать мое лицо, запутаться в волосах, как делал это тысячу раз…

Моя смерть уничтожит его. А его смерть уничтожит меня. Потому что наши миры уже не в силах существовать друг без друга, как сердце без мозга и мозг без сердца.

Запереться бы вдвоем в белой комнате с мягкими стенами, круглыми углами и здоровой пищей. В изоляции, в безопасности, в клетке. Но нет. Нам подавай пули, ужасы, страхи и бешеный адреналин.

Риск.

Пока я плачу, Саске гладит мою грудь, тихо шурша больничной рубашкой. Ладонью – вниз, вверх, прямо над сердцем. Даже несмотря на то, что ему явно больно шевелиться.

– Я никому тебя не отдам, – шепчу, пристально вглядываясь в длинные опущенные ресницы, отбрасывающие тени на бледные щеки. – Если кто-то посмеет…

– Не посмеет, – наконец, он поднимает взгляд. – Кто захочет связываться с таким непредсказуемым идиотом как ты?

– Действительно, – мы одновременно улыбаемся и снова обмениваемся поцелуями. Именно обмениваемся – все честно.

В этот самый момент мне приходит в голову самая безумная идея из тех, которые уже успели там побывать. Она занимает все окружающее пространство, бьется и пульсирует, как новое сердце.

Саске бы убил меня за подобные мысли.

Убил бы… чтобы умереть следом.

***

На следующий день в мою палату заявляются Киба с Гаарой. Они оба напуганы до чертиков, так что приходится успокаивать их целый час, не меньше. Киба все время держит меня за руку, Гаара в процессе допроса несколько раз отзванивается приставучему Какаши. И только удается более-менее их успокоить, заставив поверить на слово, во время буксирования друзей к выходу на пути возникают Конан с Кабуто. Последний выкладывает присутствующим информацию о моих болячках и раздает советы по поводу лечения, как на духу. Как бы между делом упомянув еще и ранение Саске!

Далее на меня сыпятся вопросы о том, что случилось. Вообще-то Учиха просил никому не говорить, чтобы его не беспокоили лишний раз, но благодаря Кабуто все чудеснейшим образом выплыло наружу.

Когда-нибудь я отомщу ему за это. Хорошенько отомщу, рассказав его будущему ребенку всю подноготную, как только мелкий «Конабуто» начнет понимать человеческую речь!

А спасает меня врач, так вовремя прошедший мимо нашей шумной толпы. Он загоняет всех по своим местам – меня обратно в палату, этих придурков – в приемную, чтобы остыли. Спасибо доброму человеку.

Через три дня меня выпускают на свободу. Под тысячу обещаний выполнять все рекомендации и ни в коем случае не пропускать прием лекарств. Лечащий врач у меня отличный, пусть и строгий. Очень хороший, профессиональный дядька.

Первым делом я беру такси и заезжаю в аптеку, чтобы приобрести все необходимое: «любимые» блистеры, порционный контейнер, прибор для измерения давления…

Саске придется поваляться в больнице еще как минимум две недели – это мне сейчас только на руку. Пусть отдыхает, набирается сил и лечит лапу. Впереди у нас куча дел, уйма тренировок и эпическое возвращение к работе. Средства, отложенные на «черный день», скоро закончатся. Сосать лапу Саске не любит, а умение сосать что поинтереснее от безденежья не спасет.

Ладно, работа работой, но помимо этого есть еще и дела. У меня – одно. Самое важное, самое безумное.

Я ждал этого момента с таким нетерпением, что по возвращении домой в глазах троится от волнения. Приходится немного постоять, прислонившись спиной к стене. Это все равно не помогает, потому что я тут же начинаю носиться по дому, собирая все самое необходимое и подбирая одежду. Сейчас это важно. Правда важно.

Да, Саске был прав. Лучше пустоты на мне смотрится только черное. Особенно сейчас, когда лицо чуть осунулось, и под глазами проявились тени. Кинув взгляд в зеркало, останавливаюсь на минутку, пытаясь узнать в отражении привычного себя.

На-ру-то У-зу-ма-ки.

Почему-то в мыслях мое имя звучит и произносится голосом Саске. Его нежными урчащими интонациями – Наруто, и ехидно-злобными – Узумаки. Что не говори, я слишком сильно привык к своему сожителю.

Привык к тому, что Саске рядом и защищает от всяческих проблем. Теперь – это не работает. Я должен отказаться от прошлого.

Если я не справлюсь с задуманным, то влипну в дерьмо по самую макушку. Сам. Один. А если справлюсь…

Да. Надо просто верить. Кроме веры у меня ничего нет. И быть не может.

Отражение молчаливо мерцает синими от страха глазами. Надо оставить весь этот ужас здесь и сейчас. Я должен выйти из дома другим человеком. Тем человеком, который надерет задницу Хидану. Ублюдку Данзо. И всей Синтагме.

Вдох-выдох. Это всегда помогало, верно?

Узумаки Наруто мягко и зло ухмыляется мне. В синеве его глаз больше нет слабости – она стала по-настоящему ядовитой и крепкой, как мятный абсент. Теперь и мне некуда деваться. Потому, однажды сняв кандалы с загорелой шеи, обратно демона уже не загонишь.

Бешеный сердечный ритм постепенно выравнивается, и я чувствую, что готов.

Действительно готов ко всему.

========== О хороших учениках, тварях и Джокерах ==========

Всегда было интересно, о чем думал человек, распределяя роли в иерархии игральных карт? Хотел ли он придумать нечто гениальное или просто сходил с ума от безделья?

И кто же такой туз, если не единица? Венец, вершина группы, ее лучшее звено? Или казна. Так сказать, денежная власть. Ведь в нашем мире часто бывает так, что за деньгами остается последнее слово. Или оружие, типа бомбы? Бабах – и нет никакого врага…

Может быть, нам дают возможность самим решить, чем или кем для нас является туз? Самым дорогим, самым ценным, самым сильным элементом. Что ж, если в моей жизни и существует такая деталь, то сейчас самое время внедрить ее в игру. А вот козырная ли – время покажет.

Жаль, что я не смогу сдержать обещания. Скорее всего, после моего Отчаянного Похода Саске сделает из меня жаркое. Он узнает – я сам, лично обо всём расскажу. Конечно, если жив останусь.

Двери распахиваются легко и до неприличного шумно. Любому нормальному человеку должно быть стыдно за этот зашкаливающе-пафосный жест. Но нет. Ни капли. С таким-то навыком глупого поведения мне даже посоперничать не с кем в искусстве вторжения на частную территорию.

Первым на меня обращает внимание бармен. Яхико поднимает взгляд и удивленно вытягивает губы в ухмылке. Пока я иду через ряды столиков, преодолевая расстояние с непойми откуда взявшейся легкостью, на горизонте появляется еще одна фигура. Даже не знаю, стоит ли радоваться тому, что в первую очередь мне посчастливилось нарваться именно на него…

– Неужели мышонок собственной персоной? – Хидан садится на барный стул и скучающе подпирает голову рукой. Видок у него, конечно, самый расслабленный, но взгляд острее любых лезвий. – А, нет, не совсем…

Изворотливая тварь успевает избежать удара. Только ненадолго. Точно зная, что эффект неожиданности против Хидана не сработает, я задумал кое-что поинтереснее предсказуемой драки, из которой чертовски трудно выйти победителем.

Хидан неуверенно хмыкает, когда я вжимаю ему в шею собственное оружие, с немыслимой ловкостью выдранное из кобуры на поясе. Кожаный карман был лишь едва прикрыт рубашкой – еще одно доказательство, что сегодня я обречен на несказанное везение. Плюс, все-таки чему-то научился у наглых пальцев Саске.

– Пустынный Орел, не так ли? Большой и нелепый, для устрашения вариант наилучший?

– Какой хороший ученик.

– Где Данзо?

– Малыш, брось игрушку. Я тебе не по зубам. Тем более, ты даже на курок нажать не сможешь.

Приходится продемонстрировать свои добрые намерения, одним рывком прижав дурную голову к барной стойке. От столкновения лба с гладкой поверхностью вымытые бокалы тихо звякают. Якихо – мрачнеет, Хидан – зло выдыхает сквозь зубы.

– Терять мне нечего, котеночек, – изогнув большой палец, передергиваю рычажок. Заряжено. Прекрасно… – убить не убью, это правда. Но неужели у тебя есть лишнее ухо или отрастают новые пальцы, как у ящерицы?

– Ты не из тех людей, – ну, наконец-то он начинает воспринимать меня всерьез. Слабо дергается в захвате, и я перевожу оружие прямо под ушную раковину.

– И ты снова прав. Был не из тех людей. Не из таких, как ты.

– Ты хоть одну муху за свою жизнь обидел, Узумаки?

– Никогда не поздно начать!

– Ну давай, чего медлишь?

Наверное, я действую не так, как должен. Это не я – кто-то другой. Или все-таки я. Другой я.

Оглушающий грохот. Кровавая полоса на поверхности барной стойки «под мрамор». Звон разбитых бутылок.

Мы оглушены оба – и я, и Хидан. Разлетаемся, как разрубленная пополам змея. Он со звериным рычанием и с кровоточащей раной вместо уха. А я – в компании Пустынного Орла, дрожащих рук и сильнейшего головокружения.

– Тварь!

Шоковая пелена, пронизанная высокочастотным писком, спадает от приглушенного звука – голоса Хидана. Далее я слышу ругательства Яхико. И перевожу на него оружие.

– Заткнись.

Затыкается.

На звук выстрела никто не появляется. Я не удивлюсь, если эти двое одни во всем здании клуба. Видимо, слишком раннее время для выхода на охоту убогой нечести.

– Я спросил, где Данзо. Надо повторить вопрос?

– Ну-ну, не надо так буйствовать.

А нет, они не одни.

Почти ожидаемо в мой затылок вжимается прохладный металл. Страха нет – куда страшнее наблюдать за болезненными мучениями Хидана. Зато он больше не насмехается. И вряд ли рискнет.