сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
— Майрон! — выдохнул Трандуил чуть слышно. Где-то на задворках памяти хранилось имя, давно забытое в Средиземье. Имя, что упоминалось в древних свитках. Имя, что было давно утрачено носившим его. Утрачено вместе с его величием. Тот, кто сейчас сидел напротив Трандуила, был уверен в том, что эльф узнает это имя. И он узнал. Но не мог поверить. Не желал поверить.
— Ты… шутишь, называясь Им? — прошептал он. — Зачем?
Майрон видел, как бледные губы короля стали едва заметно подрагивать от боли. Та же боль, если не сильнее, рвала и его нутро. Его взгляд метнулся к Тринистиру:
— Эльф, ты здесь лишний. Уходи, — ледяным тоном произнёс он.
Тринистир умоляюще взглянул на Трандуила. Тот кивнул, не глядя. Когда за Тринистиром закрылась дверь, Майрон с мольбой в голосе произнёс:
— Мой Трандуил, пришло бы время, и я тебе признался бы. Подумай сам. Разве я мог сказать, кто я?
Он встал и двинулся к Трандуилу, но замер, встретив его предостерегающий жест.
— Не приближайся, — прошептал король. — Ты не ответил… Кто ты?
Лицо Майрона исказилось болью. Он видел, что Трандуил будто не слышит его.
— Я тот, в ком, как ты склонен верить, осталось прежнее величие Творца… — повторил он слова, сказанные Трандуилом за столом. — Я тот, кто раньше никогда не знал любви. Я тот, кто лишь сегодня понял причину, по которой жив. Я тот, кто любит тебя. Безмерно любит. Я тот, кто не утратил дара Эру и был им снова одарён — твоей любовью… Трандуил!
Майрон протянул руки к эльфу, но тот отступил.
— Скажи мне имя… — прошелестел король. — Назовись тем именем, что ты носил последние столетья.
Глаза Майрона увлажнились.
— Моё единственное имя я назвал, — безжизненным голосом ответил он. — Что ты желаешь от меня услышать? «Саурон»? Или «Гортхаур»? Те имена я получил без моего согласия.
— Но ведь Он уничтожен! Не можешь ты быть Им! Не можешь! — воскликнул король. Это какой-то морок… — он снова перешёл на шёпот.
— Я уничтожен, Трандуил. Сейчас, когда ты смотришь на меня вот так. Я не могу быть Им. Ты прав. И я уже не Он. Я собирался устранить помеху — Тринистира, ведь он меня узнал по прошлым дням в Эриадоре. Но я не смог его убить. Не смог! Я не могу марать в эльфийской крови руки, что тебя касались! Ты сделал меня слабым, Трандуил, — Майрон почти рыдал, но слёз не было.
— Скажи мне имя… — тяжело дыша, настаивал король. — Скажи: «Я Саурон». Или скажи: «Это ошибка». И я тебе поверю. Скажи: «Это ошибка. Я не Он».
— Мой Трандуил, — Майрон тяжело вздохнул. — Я тот, кто был известен Средиземью как «Аннатар». Я тот, кого позднее эльфы стали называть «Гортхаур». И… да… я тот, кого свободные народы называли «Саурон».
— Но… — продолжал возражать Трандуил, — разве может Он быть так прекрасен? Разве может Он быть так… одарён, искусен, нежен? Разве может Он быть здесь?
Майрон грустно улыбнулся:
— Мой эльф, ты сам себе противоречишь. «Ведь он был создан совершенным. И он был одарён сверх всякой меры. Способный, сильный, умный…» Разве не ты это сказал? И вот, когда ты меня видишь, ты удивлён, что я такой. А здесь я по одной причине. Из-за тебя.
Трандуил долго молча смотрел на Майрона, прижав к вискам пальцы, затем медленно провёл ими по волосам.
— Скажи… — заговорил он, — есть ли в тебе угроза молодому королю?
— Ни в коей мере, — заверил Майрон.
— Хорошо, — проговорил Трандуил, словно отвечая своим мыслям. Его лицо стало невозмутимым, а взгляд — пустым.
— Хорошо, — повторил он, — я верю.
Трандуил направился к двери. Его остановил голос Майрона:
— Куда ты идёшь?
Эльф повернулся и спокойно ответил:
— Иду проститься с королём. Я уезжаю.
Дверь за Трандуилом закрылась. Майрон вернулся в кресло. Он знал, что сейчас бесполезно останавливать эльфийского короля. Чтобы принять действительность, ему понадобится время. Возможно, вечность. Майрон был уверен, что эльфы уедут, не раскрыв жителям Дейла правду о советнике их короля. Трандуил поверил ему. И Майрон его доверие не предаст.
***
Бард тяжело вздохнул и подпёр голову другой рукой.
— Ещё немного, и ты начнёшь зевать, владыка, — склонившись к королю, едва слышно шепнул ему Голвэн, что стоял чуть позади трона.
Бард выпрямил спину и вымучено улыбнулся играющей на лире девице. Стоящая вокруг неё толпа заулыбалась и загудела чуть громче.
— Ты же сам советовал мне устроить смотрины и выбрать себе жену, — прикрывшись ладонью, прошипел король через плечо своему советнику.
— Но я ничего не говорил о пении и танцах, что мы наблюдаем уже который час подряд, — усмехнулся майа. — Петь для тебя могут и менестрели. Уж как бы худо это у них не выходило, да всё ж получше этих дев. Да и потом… На что тебе жена? Ужели для того, чтобы являться к тебе на ложе в обнимку с лирой?
За спиной Барда послышался тихий мелодичный смех, словно серебристый перезвон колокольчиков. По коже короля пробежала сладкая дрожь, в ушах застучало. Он слегка повернул голову, и взгляд его упёрся в белоснежную руку, что небрежно поглаживала драгоценную, шитую золотом, обивку спинки трона. Пальцы, тонкие, длинные, безупречной формы, порхали по бархатистой ткани. Бард представил, как вместо бархата эти пальцы поглаживают его кожу. Кровь забурлила и устремилась к низу живота, вмиг потяжелевшему от желания. Девица закончила играть на лире, король облегчённо вздохнул и захлопал в ладоши.
— Хочешь совет, владыка? — вновь послышался тихий голос Голвэна за спиной Барда. — Приглашай гостей к столам, и пусть нам играют менестрели. Уж их ты слушать не обязан. Девицы той, что ты желаешь, здесь нет. Будь это так, ты бы давно её узрел.
В ответ Бард лишь скривил рот, подумав: «Конечно, нет! Как будто мне нужна девица!» Король последовал совету и пригласил гостей к накрытым длинным столам, что растянулись вереницами на дворцовой площади. Празднование окончания весны по велению короля сделали пышным, за королевский стол были приглашены зажиточные горожане, простолюдинам же вынесли корзины с элем, брагой и пирогами.
По городу прокатился слух о том, что король желает устроить смотрины. И, хотя глашатаи на площадях о девицах ни полусловом не упоминали, все благородные семейства не поскупились на украшения и наряды и перессорились между собой из-за мест за королевским столом. Всем хотелось пристроить своих чад поближе к королю. Среди придворных тут же нашлись те, кто неплохо нажился, перепродавая лучшие места. И вот тогда купцы сговорились и подкупили устроителя застолья, чтобы тот предложил королю принять дары — песни и танцы девиц, чьи отцы оказались попроворней да побогаче. Королевский советник первым смекнул, чему они обязаны столь затянувшимся скучным представлением. Ведь девиц, что пели и плясали для короля, определяла не красота и не таланты, а лишь вес кошельков, опущенных в карман придворных ловкачей.
Несмотря на то, что пир удался на славу, и в адрес короля не смолкали хвалебные тосты и цветистые речи, Бард был не слишком весел. На сердце было тяжко. Оно сжималось всякий раз, когда владыка Дейла слышал, как заливисто смеётся Голвэн над чьей-нибудь удачной шуткой. Менестрели старались изо всех сил, следя за выражением лица королевского советника. В начале пира лицо его то и дело кривилось, будто он съел кислятину, стоило менестрелю чуть сфальшивить.
Но чем больше пил Голвэн, тем мягче становился его взгляд, тем меньше он кривился и веселее смеялся, и тем смелее становились менестрели. Они уже без страха вились неподалёку от Голвэна, словно пчёлы над ароматным цветком. Чем больше пил советник, тем звонче становился его смех, тем ярче становилась его красота, тем сильнее сжимались в кулаки пальцы Барда. «Он будто дразнится! Устроить для меня смотрины дев и вот так сверкать своей улыбкой и красотой. Какие уж тут девы? Да я не вижу их! Он всех затмил…»
Это застолье утомило даже Майрона. Но он развлёкся вволю. Занятные создания, эти смертные. Пара изрядно захмелевших купцов посвятили королевского советника в подробности своей жизни, и попросили совета. А ещё один даже украдкой пытался всучить ему тугой кошель в обмен на способ, как бы его дочери обратить на себя внимание владыки Дейла. Он попросту пытался купить содействие Голвэна в «столь важном и тонком вопросе».
Майрон едва не расхохотался, ощутив, как под столом ему на колени опустилась рука сидящего рядом дородного купца и оставила набитый золотом замшевый кошель. А кустистые брови над посоловевшими глазами многозначительно приподнялись. Майрону вспомнилось последнее посещение своей сокровищницы неподалёку от Гундабада. Такие горы драгоценностей не снились даже гномам Эребора. И единственное, что было ценнее всех его сокровищ, единственное, что имело для него значение — это благосклонность Трандуила.
Через несколько недель после своего отъезда эльфийскому владыке доставили письмо из Дейла. Трандуил сломал королевскую печать и с улыбкой пробежал глазами короткое послание, где Бард выражал признательность за визит и надежду на новую встречу. Вдруг улыбка пропала, а кровь отлила от лица Трандуила — под королевской подписью была ещё одна строка, начертанная словно живописцем — настолько изящны были буквы. В ней было лишь несколько слов:
«Ей всё равно, что было до неё». Подписи не было. Но Трандуил прекрасно знал, что лишь одна рука могла написать слова, некогда сказанные лесным королём своему возлюбленному.
***
После пира Майрон, захмелевший и утомлённый, лежал в воде, думая об эльфийском владыке. Прошло три месяца с того дня, как лесной король спешно покинул Дейл, сославшись на неотложные дела. После отъезда короля Майрон зашёл в его опустевшие покои, сел на кровать, погладил рукой покрывало и улыбнулся, вспомнив о котёнке — Трандуил увёз с собой его подарок. Три месяца Майрон не видел своего эльфа, не слышал мелодии его голоса, не касался его атласной кожи. Три месяца владыка Дейла кругами ходил вокруг своего советника, словно хищник вокруг намеченной добычи. По всему было заметно, что король дошёл до предела своего терпения.
Майрон блаженно растянулся на белоснежных простынях и закрыл глаза. Поглаживая своё обнажённое тело кончиками пальцев, он тихонько напел: «Проходят столетья и тысячи лет, но эльфа прекрасней по-прежнему нет». Перед тем, как провалиться в хмельной сон, он принял решение, что в ближайшие дни отправится к Трандуилу.
Любимый эльф наклоняется, оставляет на губах невесомый поцелуй и опускается ниже. Кончик его языка оставляет влажные узоры на груди и животе. Трандуил целует, чуть прикусывает кожу и тут же нежно лижет место укуса. Горячие губы эльфа смыкаются вокруг самой чувствительной части мужского тела, заставляя стонать и выгибаться навстречу его ласке. В ответ пальцы притягивают голову возлюбленного к себе, зарываются в его жёсткие локоны…
Золотистые глаза распахнулись. Опочивальня была залита светом полной луны, что зависла как раз напротив стрельчатого окна. Грудь Майрона вздымалась от учащённого дыхания, а тело в самом деле изгибалось под откровенной лаской. Рука Майрона замерла, коснувшись головы, что плавно двигалась над его бёдрами, посылая по всему телу волны удовольствия. И эта голова принадлежала не Трандуилу.
— Бард! Ты сошёл с ума! — насмешливо проговорил Майрон, уворачиваясь от настойчивого рта. Король нехотя отпустил возбуждённую, уже отвердевшую плоть Майрона и, не сводя с него поблёскивающих в полумраке глаз, напоказ лизнул её от основания до кончика. Майрон судорожно вздохнул, губы Барда растянулись в довольной улыбке.
— Скажи, что это тебе не понравилось, Голвэн, — промурлыкал король, подтянувшись к лицу Майрона. Он навис над ним, и его возбуждённая плоть упёрлась Майрону в живот.
— Почему же, понравилось, — пробормотал тот в приблизившиеся губы.
Бард, воодушевлённый этим признанием, поцеловал Голвэна. Сначала робко, ожидая сопротивления или насмешки. Но когда их не последовало, осмелел и поцеловал уже более настойчиво и откровенно. Он почувствовал, как Голвэн отвечает ему, принимая его язык и поглаживая его своим.
Майрон, распалённый жарким сновидением о Трандуиле, не нашёл в себе сил воспротивиться этим ласкам. Его истосковавшееся тело отвечало молодому королю помимо воли. Бард был красив — Майрон не раз отмечал это — и знал толк в наслаждениях. От короля пахло вином. Судя по всему, он долго набирался храбрости из чарки хмельного.
Внезапно Бард ощутил, как Голвэн стал отстраняться. Король прижал его к постели и неистово зашептал:
— Нет, нет, прошу тебя! Умоляю… Не отталкивай! Ты — мой недуг. Я болен давно, и это лишает меня покоя. Я знаю, что нелюбим. Но умоляю, подари мне эту ночь! Голвэн, всего одну! А после… я либо исцелюсь, либо окончательно лишусь рассудка. Но так я больше не могу!
Губы Барда приятно касались нежной кожи майа, а королевская рука умело ласкала его напряжённый ствол. Всё тело Майрона кричало и требовало любви, требовало белоснежного тела Трандуила. Память нарисовала ему обнажённого лесного короля, раскинувшегося на своём роскошном ложе, на полу среди парчи и бархата, стонущего в объятиях любимого, или седлающего его бёдра. Майрон увидел, как прекрасный эльф запрокидывает голову, как он начинает двигаться, и молочный водопад его волос раскачивается в такт вместе с ним.
Сейчас к Майрону прижималось совсем другое тело, и это вызвало волну гнева. Пальцы майа впились в плечи Барда, и мелодичный голос прошептал:
— Ты жаждешь моей любви, смертный? Уверен?
Тон был зловещим, а в словах крылась угроза, и Бард ощутил это, но не мог остановиться. В его хмельном разуме было лишь одно желание. Он прильнул к Голвэну со словами:
— Уверен.
— Как пожелаешь, — холодно ответил Майрон и зло улыбнулся.
Он схватил Барда, опрокинул его на спину и впился в его рот жестоким поцелуем. Майрон покусывал пахнущие вином и морем губы, срывая с них стоны. Бард словно обезумел. Он цеплялся за плечи и руки Майрона, тёрся об него своим возбуждённым телом, зарывался в его длинные локоны и со стоном вдыхал их аромат. Король попытался перевернуть Голвэна и вновь оказаться сверху. Тот схватил его руки, сцепил их над его головой и прижал своей рукой к постели. Майрон втиснулся между ног короля, вынуждая того развести их в стороны и приподнять. Облизнув свои пальцы, он стал бесцеремонно протискивать их в узкий сжавшийся вход.
Бард надрывно задышал и дёрнулся, стараясь ускользнуть.
— Нет, нет! Что ты делаешь?! Голвэн! — в ужасе зашептал он. — Прошу, остановись! Я думал, это будет не так!
— А как, ты думал, это будет? — ледяным тоном проговорил Майрон, до боли стискивая кисти рук короля.
— Я предполагал, что сам овладею тобой, — растеряно пробормотал Бард.
— Вот как? — насмешливо спросил Майрон. — Значит, вторгнуться в моё тело ты считаешь достойным себя, а впустить меня в своё — нет? Да только я сам решаю, что и как. Ты хотел моей любви? Ты умолял? Так наслаждайся!
Майрон толкнул два пальца, силой преодолевая сопротивление мышц. Бард вскрикнул от боли и сжался ещё сильнее. Король упёрся пятками в постель и попытался выползти из-под Голвэна. Он жалко всхлипнул, вдруг с ужасом ощутив, насколько силён тот, кто назвал его «смертным». И с ещё большим ужасом понял, что ничего не знает о Голвэне. Затуманенный вином взор Барда различал склонившееся над ним изумительное лицо, где не было и тени нежности. Несмотря на боль, тело Барда всё ещё было охвачено страстью. Он, король, унизился, придя в чужую спальню, лаская ртом мужчину, умоляя его о любви, не ради этой боли и нового унижения!
Король всхлипнул и рванулся.
— Ты пугливей девственницы, Бард. Ты выпил довольно для того, чтобы явиться ко мне, но не достаточно для того, чтобы отдаться? — в голосе Голвэна сквозила насмешка.
— Не пристало королю быть в роли девки! — прорычал Бард.
— Ах, вот как? — прошипел Майрон, сузив глаза. — Королю не пристало быть снизу? Значит, девкой ты видел меня?
Рука, что прижимала руки короля к постели, рванула их на себя, и Бард ощутил, как его тело, словно пёрышко, поднимается в воздух. Голвэн развернул его и вновь швырнул на постель — теперь лицом вниз. Молодой король уже жалел о своих словах. Он настолько желал Голвэна, что был согласен на любую роль. Но тот ему даже выбора не предоставил. Так некстати взыгравшая гордость поставила короля в ещё более невыгодное положение. Теперь Голвэн сидел позади лежащего поперёк кровати Барда, придавив его разведённые ноги своими. Руки короля вновь были заведены ему за голову и прижаты к постели. Свободной рукой Голвэн сжал кудри Барда в кулак и потянул вверх, заставляя поднять голову.
— Всё ещё хочешь моей любви? — прошептал Голвэн возле уха, и от его тёплого дыхания по телу Барда пробежала дрожь.
— Да, — прохрипел он.
— И согласен быть моей девкой? — тёплый шёпот вновь обласкал чувствительную кожу возле уха. Голвэн чуть подвинулся, и к ягодицам Барда прикоснулась твёрдая мужская плоть.
— Да, — сдавшись, чуть слышно простонал король.
