Текст книги "Сердце Зверя (СИ)"
Автор книги: Eltera
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 57 страниц)
Наруто отодвинул полупустую чашку и, вздохнув, обошел стол и забрался к Саске на колени. Все происходящее казалось бесконечным и кошмарным днем, в котором все повторяется снова и снова, действующие лица остаются прежними, и даже мысли ходят по кругу, замыкаясь на болезненных воспоминаниях.
Саске обхватил его руками и прижался лбом к его плечу. Начинался новый, абсолютно похожий на все предыдущие, день.
Саске повернулся к Карин, которая лежала на боку к нему лицом, и подпер голову локтем. Наруто, встревоженный его движением, приподнялся и снова улегся, обнимая Карин со спины. Комната, еще недавно светлая даже несмотря на задернутые шторы, постепенно погружалась в темноту.
– Осталось четыре дня, – зачем-то шепотом проговорил Наруто, переплетая пальцы с протянувшим ему ладонь Саске.
Карин вряд ли могла их услышать, раз не реагировала даже на регулярные осмотры, которыми донимали ее «чудики» – так Наруто, а за ним невольно и Саске, начал называть сотрудников НИИ. Их имена запоминать они и не пытались, тем более что чудики отвечали им тем же. Максимум, что от них можно было услышать – Учиха, омега Учихи и вторая омега.
В последние свои посещения чудики были несколько взбудоражены – Карин, прежде лежавшая, как каменная статуя без единого движения, начала шевелиться, и ее больше похожее на глубокую кому состояние стало напоминать крепкий сон. Чудики считали, что это хороший знак и что Карин скоро должна была очнуться. Но дни шли, а все оставалось по-прежнему.
– Я помню, – вздохнул Саске, глядя в застывшее лицо Карин.
На какой-то миг ему показалось, что она едва заметно нахмурилась, но морщинка на ее лбу сгладилась раньше, чем Саске успел приглядеться и убедиться в своей правоте.
Наруто высвободил руку, рассеянно поскреб пальцами по ладони Саске, заставив его дернуться от щекотки (когда-то Саске наивно думал, что уж он-то щекотке не подвластен совсем, потом пришлось сделать исключение для шрамов, а за одним исключением последовали и следующие), и тоскливо посмотрел на лежавшую между ним и Саске Карин.
– Я не хочу, чтобы она очнулась в полнолуние. Тогда она точно растеряется и не поймет, что произошло, – сказал он.
Саске приподнялся на подушке чуть выше, пытаясь улечься удобнее, и неопределенно махнул рукой.
– Сомневаюсь, что она вообще захочет понимать, что произошло, – мрачно отозвался он.
Отойдя от первого шока после смерти Суйгецу, Саске временами начинал дико злиться на него за то, что он посмел погибнуть и бросить Карин совершенно одну. И пусть даже в его собственной голове такие претензии звучали глупо, ничего поделать Саске не мог. Он злился, и это привычное чувство, поселившееся в нем на постоянной основе благодаря всех ненавидящему Зверю, внушало хоть какое-то чувство уверенности.
Наруто неуютно поежился, ощутив его раздражение, и хотел было что-то сказать, но в этот момент Карин вдруг крупно вздрогнула и приподняла голову. Наруто, правда, мог видеть только ее затылок, волосы на котором торчали давно немытыми и всклокоченными прядями.
Первые секунды Карин растерянно щурилась, совершенно отвыкнув от света, которого в комнате было не так уж и много, а затем, приподнявшись, огляделась.
В ее глазах на мгновение блеснула настолько отчаянная надежда на то, что все осталось по-прежнему, а все плохое было лишь дурным сном, что у Саске защемило сердце. Но обстановка комнаты, в которой Карин никогда раньше не была, и знакомые, но все же не те, запахи быстро уничтожили последнюю крупицу веры.
Карин глубоко, прерывисто вздохнула и, не пытаясь сдерживаться, разрыдалась в голос, уткнувшись лицом в грудь осторожно прижавшего ее к себе Саске. Наруто обнял ее со спины, чувствуя, как содрогается от рыданий ее тело, и перевел взгляд на Саске, почти не удивившись тому, что глаза у того отливали краснотой.
Перепады эмоций, которые Наруто периодически чувствовал от Саске, практически всегда отражались на его самоконтроле, выливаясь то в глаза, то в когти. Это для Наруто было просто, понятно и объяснимо. Не понимал он того, что происходило с Саске, когда от него не чувствовалось совершенно ничего, кроме связи. Наруто не знал, как, но Саске умудрялся иной раз закрываться полностью, не давая никакого эмоционального отклика.
Но сейчас с этим самым откликом все было в абсолютном порядке. Наруто ощущал от Саске целый спектр чувств и эмоций, причудливо перемешивавшихся между собой. Тут было и слепое, безграничное обожание, и нежелание навредить, и доходящая до абсурдно сильной жажда защитить. Наруто растерялся было, пытаясь все это осознать, но под его рукой снова вздрогнула с громким всхлипом Карин, и он выбросил из головы все неподходящие к ситуации мысли. Саске, будто тоже вспомнив, что они не одни, моргнул, смывая красноту, и неловко погладил Карин по спутавшимся волосам.
Не сказать, правда, что Карин это сколько-нибудь успокоило, но Саске на это и не рассчитывал. Глупо было думать, что дыру в душе можно легко залить цементом и забыть о ней. Но по крайней мере Карин очнулась от своего почти летаргического сна, и теперь у них появилась реальная возможность отвадить от нее Гильдию, не подкладывая ее под очередного альфу. Чем больше эмоционального груза она сбросит до полнолуния, тем лучше. Нереализованные в человеческом облике чувства под властью луны вырываются наружу в виде неконтролируемой агрессии, которая подпитывает и без того хищную, животную натуру волка.
Более-менее успокоиться у Карин получилось только глубокой ночью, когда комната окончательно погрузилась в темноту, не беспокоящую, впрочем, никого из них троих. Едва почувствовав, что Карин совладала с эмоциями, Наруто соскочил с кровати и, притащив чистое полотенце, принялся настойчиво убеждать Карин пойти в ванную. На ней после леса и множества дней в коматозном состоянии осталось слишком много запахов, от которых стоило бы избавиться. Если уж Наруто чуял на Карин Суйгецу, то она сама должна была ощущать его запах еще ярче. К тому же обыденные дела отвлекают – это они с Саске прочувствовали на собственном опыте.
Карин, обрадовавшаяся, кажется, хоть какому-то адекватному занятию, растерянно замерла возле кровати. Переодеться ей было не во что, и эту простую проблему она вдруг посчитала непреодолимым препятствием в довесок ко всему остальному.
Наруто, сообразив по ее лицу, что и так не до конца оправившаяся от предыдущей истерики Карин снова на грани срыва, быстро принес ей сумку, которую Саске забрал из дома Суйгецу.
Карин машинально, как робот, присела перед сумкой и открыла ее. В нос моментально ударили знакомые запахи Суйгецу, прежнего дома, прежней жизни, которую невозможно было вернуть обратно. Дрожащими руками Карин взяла из сумки какую-то футболку, от которой вновь остро пахнуло Суйгецу и его любимым стиральным порошком, от которого Карин когда-то безостановочно чихала. Уже потом, принюхавшись, она и сама полюбила этот запах, потому что он нравился Суйгецу.
Подскочивший к ней Саске быстро выдернул футболку из ее рук и, бросив ее в сумку, резко закрыл ее на молнию, отпихивая сумку подальше.
– Наруто, принеси ей пока что-нибудь из своей одежды. Я завтра схожу и куплю ей все, – попросил он, осторожно поднимая на ноги все так же сидящую на полу Карин.
Наруто метнулся в их с Саске комнату, нашел в своей сваленной в груду одежде (в половине шкафа Саске царил если не идеальный, то все-таки порядок) чистые футболку и шорты и вернулся обратно.
Саске успел проводить Карин в ванную и покопаться в своих бесконечных запасах новых зубных щеток и мочалок. Когда Наруто увидел эту груду барахла впервые, он серьезно задумался над тем, не оказался ли в доме какого-нибудь психопата – чем-то другим объяснить такую кучу упаковок с щетками, мочалками и губками было невозможно. Реальная причина, правда, оказалась куда прозаичнее. Не слишком любивший ходить по магазинам Саске не заморачивался составлениями списков покупок, поэтому в свои редкие походы в магазины набирал все, что попадется под руку, не думая о том, нужна ли ему в самом деле та или иная вещь.
Наруто положил одежду на одну из пустующих полок и вышел, закрывая за собой дверь. Саске, ждавший его в комнате, сначала осторожно прислушался к тому, что происходит в ванной, но ничего подозрительного не услышал и спустился следом за Наруто в кухню.
Игнорируя удивленный взгляд Саске, Наруто вытащил из шкафа початую бутылку коньяка, о существовании которой Саске уже успел забыть, и за неимением лучшего налил его прямо в чашку, наскоро сполоснув ее от чая. Вся «алкогольная» посуда хранилась в верхних ящиках шкафа, и туда лезть у Наруто не было никакого желания.
Поставив бутылку на стол, Наруто сел к Саске на колени и, морщась, залпом выпил треть чашки.
– Псих, – отбирая у него чашку, сказал Саске, наливая коньяк уже себе.
Наруто, стоически пытавшийся делать вид, что все в порядке, унюхал следующую порцию коньяка и, не выдержав, закашлялся. Схватив со стола стакан, в котором грустно плескалась вода трехдневной давности, он жадно выпил и ее, пытаясь смыть алкогольную горечь, едко осевшую во рту и горле.
– Не умеешь – не пей, – наставительно заметил Саске, для которого вкус коньяка был куда привычнее вкуса пива или вина.
Наруто, заедавший выпитый коньяк еще и печеньем, вяло махнул на него рукой, в очередной раз уверившись в том, что оборотни и алкоголь – сочетание совершенно ненормальное и неправильное. Оборотни, в отличие от бет и альф, в большинстве своем не пили вообще, не находя в спиртном ничего привлекательного ни на запах, ни на вкус.
– Ее бы накормить, – сказал Саске, отставляя на стол опустевшую чашку и закрывая коньячную бутылку.
Наруто, крошивший между пальцев кусок печенья, кивнул, но с места не сдвинулся. Все равно Карин, насколько он слышал, была еще далека от выхода из ванной. За последние недели Карин и правда похудела так, что даже лицо ее вытянулось и болезненно осунулось.
– Я попозже согрею бульон, – докрошив печенье в вазочку, ответил Наруто.
Едва Карин начала шевелиться и вообще подавать хоть какие-то признаки жизни, Наруто начал методично варить ей бульон. В итоге Саске тошнило уже от одного его вида, потому что в себя Карин не приходила, а бульон приходилось съедать, чем ему и приходилось заниматься по очереди с Наруто.
Они просидели так, вместе, успокаивая друг друга одним только присутствием, еще минут двадцать, прежде чем наверху затихла вода и хлопнула дверь.
Наруто встал и вытащил из холодильника небольшую кастрюлю с бульоном. Саске, впихнув бутылку обратно в шкаф, вышел из кухни и поднялся в комнату.
Карин сидела на кровати рядом с открытой шкатулкой. Ее содержимого Саске не видел, да и не слишком им интересовался. Услышав его шаги, Карин аккуратно закрыла крышку шкатулки и отставила ее обратно на тумбочку. Футболка Наруто, слишком широкая для ее ставших будто еще более узкими плеч свисала с нее, будто мешок, сползая с одного плеча. Шорты же удерживались на Карин только благодаря резинке и завязкам.
– Его… уже?.. – невнятно спросила Карин, не в силах заставить себя произнести страшные и не укладывающиеся в голове слова.
Саске, поняв, что она хотела узнать, сел в старое кресло и устало провел ладонью по лицу.
– Да, – ответил он коротко, не вдаваясь в подробности.
В конце концов, Карин незачем было знать о тут же приехавших родственниках, которые уже успели продать дом Суйгецу черт знает кому и уехать с деньгами обратно.
Карин замолчала, глядя в пол. Отрыв от реальности – для нее прошел максимум день, а на деле время успело убежать вперед на две недели – выбивал из колеи. Разум не успевал за событиями, скопившимися, пока она лежала без сознания, переживая разодранную в клочья связь.
Карин все еще помнила, какой была эта связь, как она ощущалась, как связывала ее с когда-то ненавистным альфой. По ощущениям Карин казалось, что она истекает кровью от множества мелких глубоких порезов, сплошь покрывавших ее тело, но этих порезов не было видно, потому что болела душа, сердце, которого лишили пары.
– Кто это сделал? – загораясь привычной для оборотней злостью и жаждой хотя бы отомстить, раз ничего уже все равно нельзя исправить, удивительно жестко спросила Карин.
Саске, никогда прежде не слышавший от нее подобного тона, поднял голову, встречаясь с ней взглядом. В глазах Карин он увидел еле заметный отблеск рыжего – сказывалось близкое полнолуние и отсутствие сдерживающего фактора в виде альфы и связи.
– Кучка браконьеров. Я их убил, – ответил Саске, не считая нужным что-то от нее утаивать.
Он достаточно сносно (благодаря все тому же Зверю, впрочем) понимал их новый – «стайный» – статус, поэтому знал, что на Карин это знание подействует так же, как и на Наруто.
Карин, как Саске и ожидал, застыла на мгновение и сникла. Месть вроде как и была свершена, но теперь Карин попросту не знала, что делать. Единственная появившаяся цель оказалась выполненной.
– Почему вы не оставили меня в лесу? – спросила наконец Карин, не зная даже, рада она или нет тому, что вернулась в Коноху.
Саске помолчал, мысленно пытаясь правильно подобрать слова.
– Мы думали об этом, но все-таки не смогли оставить тебя одну. Я боялся, что больше тебя не увижу и не смогу узнать, в порядке ли ты вообще. К тому же появилась возможность забрать тебя от Гильдии и от альф, – ответил он наконец.
Карин нерешительно шагнула к окну, но на полпути развернулась и двинулась обратно. Какая-то ее часть хотела устроить истерику, разгромить что-нибудь, вообще сделать хоть что-нибудь, но Карин была совершенно обессилена. У нее не хватало даже слез.
– Как же я ненавижу этот город, – глухо проговорила Карин, останавливаясь в конце концов у зашторенного окна.
Сжав в кулаке жалобно скрипнувшую тканью штору, она разжала пальцы и вновь вернулась к кровати, находя в таких беспорядочных движениях хоть какое-то успокоение.
– Сначала меня притащили сюда, и я думала, что моя жизнь кончена. Я пыталась покончить с собой, чтобы меня не тронул ни один чертов альфа, но мне не дали этого сделать и продержали в цепях до проклятого полнолуния, – глухо, запинаясь на каждом слове, лихорадочно говорила Карин, начиная все быстрее метаться по комнате.
Саске следил за ней взглядом, но остановить не пытался. Проще было дать Карин выговориться, а не тормозить ее на полпути, оставляя эмоции гнить в ее душе.
– А потом была эта связь, и первое время я снова думала, что моей жизни пришел конец. Я достаточно наслушалась про Гильдию и охотников, чтобы представлять, что меня ждет с одним из них. Но все опять вышло не так. Суйгецу, черт подери, был лучшим человеком из всех, что я встречала. И я привыкла и к городу, и к тому, что не могу обращаться каждое полнолуние, и думала, что все будет хорошо, ведь что может случиться? Мы даже ребенка планировали завести, черт бы его побрал! Ненавижу его! Ненавижу! – моментально переходя с тихого голоса на повышенные тона, закричала Карин, разламывая оказавшуюся в руках книгу, которую она взяла со стола.
Саске, вскочив на ноги, перехватил ее за руки, не давая вырваться, и силой прижал ее голову к своему плечу. Карин, продолжая всхлипывать невнятное «ненавижу», безуспешно дернулась, но воспользовавшийся Зверем Саске пресек эту попытку, и она сдалась, обмякая в его руках.
Саске обнял ее и повернул голову к прибежавшему на шум Наруто с большой кружкой в руках. Из кружки шел едва заметный пар, а в воздухе разливался мясной запах бульона.
Отставив кружку на тумбочку, Наруто подошел к ним и, поцеловав Карин в макушку, обнял их с Саске. Саске, опустив голову, потерся о его висок щекой и глубоко вздохнул, крепче обхватывая всхлипывающую Карин руками.
Аромат бульона, которым была пропитана уже вся комната, все равно не мог заглушить другого запаха – шедшего из старой сумки из гаража Суйгецу.
========== Глава 32 ==========
Глава 32.
– Идите к черту! – рыкнула Карин раздраженно, пытаясь вырваться из рук двух альф, вытащивших ее из фургона, в котором она провела уже четыре дня – после того, как попалась, прикрывая спешно отступающую стаю.
– Заткнись, – скучающе отозвался один из альф, едва не выворачивая ей руку, чтобы не дергалась.
Карин с удовольствием представила, как раздирает ему глотку и вспарывает живот, но замолчала, нервно оглядываясь.
Она впервые в жизни была в настоящем городе. Даже в Гринду и другие подобные ей города она не совалась, предпочитая дожидаться членов стаи, отправившихся за припасами, в лесу, с волчатами и их родителями.
Видела Карин, правда, немного – только массивные высокие ворота и просторную площадку выезда. Вокруг нее было слишком много альф, и это немало нервировало. Кроме нее самой, охотникам попалось еще трое ее сородичей, которые стояли неподалеку, так же скованные и удерживаемые, как и она сама. Альфы не рисковали лишний раз и не давали омегам приближаться друг к другу, прекрасно зная, что с одним оборотнем справиться намного проще, чем с несколькими. Стая давала силы, которые охотниками были совершенно не нужны.
Совсем далеко от нее, разговаривая с каким-то взъерошенным парнем, стоял альфа, из-за которого она, Карин, и оказалась в итоге в чертовом гильдейском городе в окружении врагов. Карин скрипнула зубами, прожигая взглядом его затылок, и наткнулась взглядом на напарника этого гада. Жутковатый черноволосый тип смотрел на нее с насмешливым недоумением, но интерес к ней он потерял быстро, поэтому Карин даже не успела на него разозлиться и продолжила разглядывать прикрытую воротником куртки и белыми волосами шею, представляя, как впивается в нее зубами. Охотник, наконец, почувствовал ее взгляд и, нервно потерев затылок, оглянулся. Карин отвела взгляд и уставилась себе под ноги, чувствуя внезапно навалившуюся на нее апатию.
Она была в чужом месте, среди врагов, она была одна, и жизнь ее была кончена. Глупо надеяться, что ее отпустят обратно в лес и дадут ей дожить спокойно и свободно. Карин предпочла бы, чтобы ее пристрелили, как нескольких членов ее стаи, а не поймали и притащили сюда.
Собственно, Карин мало помнила о том, что было в полнолуние. Она помнила, что едва не разодрала того самого альфу, но тот увернулся в последний момент – и все. В следующий раз Карин очнулась уже человеком в подлеске под взглядами чертовой кучи охотников. Ситуацию усугубляло то, что она была абсолютно голой, а альфы не особо отличались тактичностью. Совершенно безразлично на нее смотрел один только черноволосый тип – по его лицу было видно, что он с удовольствием бы отвернулся, но по элементарной технике безопасности этого сделать не мог из опасений, что она сбежит или успеет сломать кому-нибудь шею.
Видимо, прочитав по ее лицу, что она спешно просчитывает варианты и долго так не проваляется, к Карин тогда двинулся один из альф, открывая на ходу широкие тяжелые наручники, но его вдруг остановил тот беловолосый тип, на которого Карин в полнолуние и прыгнула, надеясь перегрызть ему горло.
– Погоди ты, она же голая, – озвучил он очевидное.
– И что? – искренне удивился охотник, притормаживая.
Сбежать Карин не пыталась – за ее спиной было еще как минимум двое альф, да и ее физическое состояние к тому не располагало. Непонятно, чем ее вырубили на все полнолуние чертовы охотники, но эта гадость все еще гуляла в крови, и тело ощущалось с трудом, как желе. Казалось, что она развалится, расплывется от любого движения, поэтому Карин медлила, не желая еще раз распластаться перед этой толпой в голом виде.
Она не то, чтобы была особо стеснительной – в стаях никого не будет напрягать вид обнаженного соплеменника, но то была стая. Омеги угрозы не представляли, а вот альфы – вполне.
– Подержи, – беловолосый тип, поспешно обшаривая карманы собственной куртки, впихнул в руки своего жуткого дружка мобильный, бумажник, документы и еще кучу барахла, больше похожего на мусор, чем на что-то полезное.
Убедившись еще раз, что в карманах не осталось ничего стратегически важного, он стянул куртку и бросил ее Карин.
– Я что, должна надевать эту провонявшую альфой фигню? Заранее подумать об одежде для пленников мозгов не хватило? – едко поинтересовалась Карин.
Беловолосый тип вздохнул, рассовывая свое барахло по карманам штанов, его дружок состроил презрительную мину, а идиот с наручниками, пожав плечами, снова двинулся к ней. Сообразив, что она вполне рискует действительно остаться голой, Карин брезгливо натянула куртку и поморщилась. Неповязанные альфы пахли слишком сильно и слишком терпко, хотя конкретно этот запах показался ей вполне приемлемым. Во всяком случае, ничего отталкивающего в нем не было, но Карин не собиралась этого показывать.
– И оно тебе надо было? – скептически поинтересовался черноволосый тип у напарника.
Тот пожал плечами, сосредоточенно впихивая мобильный телефон в один из карманов.
– Голой тащить как-то не по-человечески, – отозвался он, отходя.
Карин, на запястьях которой успели защелкнуть наручники, от которых кожа сразу будто болезненно нагрелась, проводила его мрачным взглядом и передернула плечом, пытаясь стряхнуть лапу одного из альф. Они мало того, что силой вздернули ее на ноги, так еще и вцепились, не особенно заботясь о ее комфорте.
Под девизом «не заботься о комфорте пленников» и прошла вся дорога, собственно. Карин, как и остальных омег (им, кстати, повезло меньше, чем ей, в плане одежды – они кутались только в какие-то старые тряпки и покрывала), впихнули в фургон и приковали к протянутым там металлическим брусьям. В фургоне оказалась и парочка напарничков, которых Карин окрестила «черный» и «белый» под цвет волос. Из разговоров Карин поняла, что вообще-то эти двое приехали на своих машинах, но отдали их охотникам, которым нужно было отвезти раненых побыстрее. Карин, никогда не отличавшаяся кротостью, всю дорогу доводила отдавшего ей куртку «белого», пользуясь тем, что он явно не смог бы ее ударить просто так, равно как и его напарник, который наблюдал за всем с явным неодобрением, но молчал, занятый своими мыслями.
Пока длилась эта не самая веселая поездочка, Карин еще умудрялась не терять присутствия духа, но едва они оказались в городе, оптимизм испарился, как и надежда на что-то хорошее.
Все кончилось, она заперта в чужом городе, а скоро ее и вовсе подложат под какого-нибудь альфу, и тогда она окажется привязана к тому, кого никогда сознательно не хотела и не желала видеть рядом с собой.
Асфальт неприятно покалывал голые ступни, ноги колко покусывал холодный ветер, но Карин едва это замечала. Ей казалось, что наручники, в которых явно было серебро, держат не только ее руки, а все тело, придавливая к земле.
Тогда же Карин решила при первой же возможности покончить с собой. От жизни она не ждала ничего хорошего – особенно после того, как ее притащили в Гильдию и бросили в какую-то комнатушку: тесную, грязную и совершенно пустую. Там не было окон и мебели, и холод пола, на котором она сидела, забирался глубоко в ее тело, заставляя сжиматься в попытках сохранить крохи тепла.
Карин думала всю ночь о том, что ей делать дальше. Перспектива прожить всю жизнь в постели какого-нибудь чертового охотника ее не привлекала совершенно. Она ненавидела гильдейцев, из-за которых всю жизнь ей и ее стае приходилось убегать, прятаться, не имея возможности осесть на одном месте. И быть с одним из них… Этому сопротивлялось все ее нутро. Для Карин было совершенно очевидно, что больше ничего хорошего в ее жизни быть не может. Она вспоминала годы, которые провела рядом со своей стаей, и впервые так остро ощутила боль от ее потери. Она всегда была частью этой группы, членом стаи, она знала их всех, нянчилась с изредка появляющимися в стае волчатами, охотилась, защищала своих… В этом была ее жизнь, а теперь Карин оказалась лишена абсолютно всего. Жизнь стала пустой и бесцельной, и Карин было совершенно не жаль с нею расставаться. Конечно, она хотела жить. Ей было всего двадцать лет, и она хотела жить, но становиться чужой игрушкой и подстилкой, защищать какого-то гильдейского выродка из-за навязанной связи… Одна мысль об этом была ей отвратительна.
Карин едва дождалась утра, когда за ней должны были прийти, чтобы отвести ее куда-то еще. Конвоировали ее охотники, у которых по определению было при себе оружие, и Карин, даже не пытавшаяся вырваться или дернуться, послушно шла рядом с ними, усыпляя их бдительность. Наручники с нее никто не снимал, но сковали ее так, что руки Карин держала перед собой, а не за спиной. И в этом был ее шанс.
Едва охотники отвлеклись, Карин рванулась к одному из них, выхватывая спрятанный в ножнах нож, и, не давая альфам опомниться, всадила его себе куда-то в грудь. Ей показалось, что пронзившая ее боль ярко вспыхнула перед глазами, и больше она ничего не видела – пока не очнулась.
Карин мучительно хотелось разрыдаться, когда она поняла, что ничего не вышло. Рядом с ней сновали врачи, совершенно не обращая на нее внимания. Прикованный к кровати оборотень вреда им причинить не мог, да и с такой раной особо попрыгать бы не получилось.
Но Карин и не собиралась дергаться. На нее снова накатило отчаяние. Из-за скованных рук и ограниченности движений она банально промахнулась, и рана оказалась не смертельной. Карин даже не глядя на нее чувствовала, что тело уже исцеляется, стягивает ровные края раны, чтобы не оставить даже шрама. У нее ничего не вышло, и второго шанса ей уже не дадут. В этом Карин была совершенно уверена.
Так оно и оказалось. Рана затянулась через три недели, почти аккурат к полнолунию. Все это время Карин провела в цепях сначала в больничной койке, а потом ее поместили в комнату и приковали к стене, не давая ни шанса пошевелиться. В комнате, ко всему, еще и висела камера. Комната была, впрочем, лучше прошлой – полы здесь были покрыты толстым матрасом, но мебели все так же не было.
Еду в Карин впихивали вручную, будто бы она была не умеющим самостоятельно есть ребенком. Выходила из комнаты Карин раза три в день – и то в туалет. Во избежание повторения у конвоирующих ее альф при себе не было оружия, а саму Карин держали на каких-то препаратах, от которых ее постоянно тянуло в сон, а тело было ватным и до омерзительного слабым.
Чертовы препараты исчезли из ее жизни только в последние четыре дня перед полнолунием – и то потому, что ей нашли альфу.
Едва прошло действие препаратов, Карин ожила и снова начала пытаться освободить хотя бы руки, но в итоге только разодрала запястья в кровь, моментально вспенившуюся из-за серебра в наручниках. От дальнейшего членовредительства Карин отвлекло появление альфы – которым, будто в насмешку, оказался тот самый тип, которого она едва не загрызла в полнолуние и который отдал ей свою куртку.
– Опять ты, – безжизненным голосом констатировала Карин, не зная, радоваться ли ей тому, что этого альфу она хотя бы немного знает, или жалеть, что ей все-таки не удалось тогда вцепиться ему в горло.
– Ага, – отозвался альфа, садясь у стены напротив нее.
Он оглядел ее разодранные в кровь руки, поморщился, но промолчал. Посидел немного, рассматривая комнату и явно пытаясь найти хоть какие-нибудь темы для разговоров. Карин смотрела на него мрачно и зло, будто он был виноват во всех бедах в ее жизни.
– Эм… – протянул наконец альфа неуверенно, будто боялся, что за неправильное начало беседы ему оторвут голову. – Ты же Карин, да?
Карин, твердо решившая игнорировать этого типа как можно дольше, перевела на него удивленный взгляд. О себе она ничего и никому не сообщала, поэтому осведомленность альфы ее напрягла. Сообразив по ее лицу, что ляпнул не то, альфа озабоченно почесал щеку.
– Один из твоих соплеменников сказал. Только этого от него добиться и получилось, – признался он.
Карин мельком задумалась о том, почему никто не допрашивал ее, и пришла к выводу, что ее рана и скорое признание во всем остальных спасли ее от допроса. В конце концов, вопросы, насколько они знали в стае, всегда были одного типа: кто еще в стае – поименно – и куда они направлялись, где основные места «обитания» и убежища. Другое дело, что в стае давно уже наизусть разучили сценарий, по которому нужно было отвечать. Про имена же пойманных омег солгать было сложно, да и жить потом под чужим именем вряд ли было бы приятно.
– Ну… Я Суйгецу, – представился альфа.
Карин посмотрела на него с мрачным раздражением и отвернулась, в последний раз безуспешно дернув руки. Наручники проехались по разодранным запястьям, но Карин это мало беспокоило. Она упустила свой единственный шанс сбежать от Гильдии – пусть и ценой собственной жизни – и теперь была обречена провести полнолуние, а за ним и жизнь, в компании типа, которому она едва не откусила когда-то голову. Пусть этот альфа и не казался агрессивным, Карин сомневалась, что он будет хорошо к ней относиться после такой встречи.
Повисло неловкое молчание. Этот альфа, Суйгецу, не добившись от нее никакой реакции, замолчал, а потом придвинул к себе принесенную сумку и вытащил оттуда увесистую книгу. Карин немедленно задумалась над тем, можно ли кого-нибудь убить таким томиком, и альфа, перехватив ее взгляд, благоразумно отодвинулся подальше, хотя в этом не было никакого смысла. Руки Карин были прикованы к стене, и движения ее были весьма ограничены.
В таком молчании они провели почти полдня, а потом Карин пришли «проводить» в туалет. Альфа, постоянно конвоирующий ее из уборной и обратно, бесил Карин неимоверно. Мало того, что он больно заламывал и без того ноющие от цепей руки, так еще и волок ее по коридорам без особой аккуратности, словно она была манекеном.
Когда Карин дернулась от боли в заломленной руке в очередной раз, альфа бесцеремонно перехватил ее за волосы и дернул так, что боль вспыхнула еще и в шее – голову пришлось откинуть назад. Карин ждала, что альфа ее ударит, но удара не последовало. Суйгецу, увязавшийся за ними, перехватил альфу за руку.
Карин, во время поездки в Коноху считавшая, что успешно довела его до белого каления, поняла, как она ошибалась, и невольно испытала желание убраться от него подальше. Таким взбешенным она Суйгецу никогда не видела, да и не горела желанием видеть еще раз.
– Отпусти, – слишком спокойно проговорил Суйгецу, продолжая удерживать альфу за занесенную для удара руку.
Тот раздраженно покосился на него, но пальцы разжал, и Карин выпрямилась, встряхивая головой. Волосы у нее были не первой чистоты, и отяжелевшие пряди неохотно расправились, взъерошенные чужой хваткой.
– Еще раз ее тронешь – сломаю руку, – все так же невозмутимо продолжил Суйгецу, отпуская альфу. – Ее приписали ко мне, и за нее отвечаю я. Тронешь – пожалеешь, – повторил он.
