Текст книги "Семилистный клевер (СИ)"

Автор книги: Эккираптор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

Энви с урчанием спрятался за колонну с выщербленным верхом. Людей на станции было всего ничего, и это играло на руку им обоим, но в философском камне осталось маловато жизней, чтобы без опаски выскакивать на них в облике пустынной кошки.

Энви потрусил в обход. Он бесшумно следовал за ишваритом, сокращая расстояние с каждым шагом. Глаттони поскуливал под боком.

Ишварит упёрся рукой в ребристую стенку вагона. Он едва стоял.

Энви подобрался на длину прыжка.

Из-под лап полетел мелкий мусор.

Каракал взвился над плитами. Мужчина отклонился. Когти вспороли воздух у горла ишварита, скрежетнули по стенке вагона.

Треск разряда ввинтился в уши, пронзил череп, пронёсся до самого хвоста разрушительной волной.

Энви отступал вслепую, шатаясь на трёх лапах – четвёртую разбило до костей зубастой алхимией ишварита. Вокруг кричали. Сквозь звон в ушах он различил щелчок затвора.

Воздух со свистом взрезали пули.

Крики сливались в ураган, из которого вылетали только отдельные слова. Нос забил едкий запах злости и страха.

В кого они стреляли – в ишварита, в Глаттони, в обоих?

Энви повёл перед собой слезящимися от боли и резкого света глазами и различил лишь туманные силуэты.

Из разорванного горла вырвался с кровью хриплый рык.

Разряды ядра лизали обнажённые мышцы и кости, заново выстраивая их структуру, застывая над ними пластинами укреплённой чешуи.

Об защищённое плечо с глухим стуком срикошетила пуля.

Со свистом втянув воздух, Энви повернулся к её хозяину. Глаза не восстановились до конца, но он уже различал серое лицо с круглыми, как у рыбы, глазами и редкой щетиной на подбородке.

Справа раздался резкий хруст. Его на пару мгновений перекрыл пронзительный вопль. Пахнуло свежей кровью и нечистотами.

Повисла тягучая тишина. Её нарушало только торопливое чавканье Глаттони.

А затем воздух изрешетило пулями.

Энви перескочил ближе к Глаттони, но брата уже потрепало парой десятков металлических жал. Их выдавливало из-под кожи под треск разрядов и звон пуль об плечевые пластины Энви.

Под лапами хлюпала кровь обжоры и его жертвы.

– Энви-и, я их съе-ем?

Глаза обжоры светились, как у кошки. Энви ощутил, как шерсть под пластинами встаёт дыбом, подобно иглам. Он чуял голод существа, которое подсознательно видело добычу в нём самом.

– Сдурел? – зашипел на него Энви, прикрывая его чешуйчатым гребнем на спине. – Не трать жизни впустую!

В прорезях пластин на морде Энви видел, как заметались люди. Злость испарялась с их лиц, обнажая первобытный страх животных, которые встретили высшего хищника.

Энви шагнул к ним. Людская волна всколыхнулась и подалась назад.

Гомункул вперился взглядом в их предводителя – коренастого мужика в рабочей куртке с нашивкой гильдии. Его обветренное лицо покрылось бледностью, а вена на шее вздулась и потемнела.

Мужчина направил на него дуло пистолета.

– Бро-ось, думаешь меня этим впечатлить? – сипло рассмеялся Энви.

Гомункул подобрался к нему вплотную. Человек смотрел на него сверху вниз, презрительно кривя губы, словно осознавал, кто перед ним на самом деле.

Алые искры брызнули у передних лап, взвились по пластинам к холке. Человек шагнул назад, плотно сжав побелевшие губы, и сдавил в руках ствол огнестрела.

Теперь уже Энви возвышался над ним, ошалевшим от превращения настолько, что не смел сдвинуться с места.

– Глаттони, ты сожрал чёрта со шрамом? – не поворачивая головы, прорычал Энви.

– Не-е-его, – неразборчиво пробормотал толстяк сквозь набитый рот.

Энви фыркнул и подкатил глаза, прижав уши. И как его ответ трактовать?

Гомункул покосился через плечо на клочки одежды под ногами брата. По залитой кровью ткани сложно было понять, кому она принадлежала раньше.

Глаттони тоже уставился на клочки с задумчивым видом. Широкий нос задёргался, как у кролика.

– Не по-омню, – повинился братец.

Энви развернулся к нему всем корпусом, срываясь на вопль возмущения:

– Что значит не помнишь?! Глаттони! У тебя же есть хоть какие-то мозги!

Глаттони подцепил двумя пальцами клочок ткани и, обнюхав, засунул его в рот.

Энви выругался заливистой трелью каракала.

Толстяк вдруг вскинул голову и ткнул пальцем в мужчину с гильдейской курткой.

– Он тебе ещё ну-ужен?

От его вопроса мужчина покрылся потом. Его лицо окаменело, но взгляд беспокойно метался по сторонам в поисках путей отступления.

– Вам нужен только ишварит, верно? – хрипло спросил рабочий. – Я видел, он был жив. Он не мог уйти далеко. Верно, спрятался в вагоне.

Энви зашёлся тихим смехом. И десяти минут не прошло, а человечишка уже готов сдать собрата неведомо кому, лишь бы его оставили в покое!

– Ве-ерно, – Энви склонился над ним, обдал лицо жарким дыханием зверя, но мужчина не отстранился. – Хочешь помочь нам его поймать, да? Хм-м, дай-ка поду-умать, – гомункул потёр морду тыльной стороной лапы, обвёл долгим взглядом братию за спиной рабочего. Из нападавших осталось меньше половины. Смелыми они были, когда ещё не поняли, что противника так просто не застрелить. Теперь же они готовы были сбежать в любой момент.

Глаттони двинулся к ним, но Энви хлестнул хвостом у его ног. Братец шлёпнулся там, где стоял.

– Не отсвечивай, пока я думаю, – хвост дёрнулся из стороны в сторону, выражая недовольство.

Энви тянул с ответом. Он ждал, когда у кого-то из людишек лопнет терпение, и он первым кинется проверять вагон. Наслаждался властью высшего существа над смертными, как Отец – над своими созданиями, испытывая на прочность их хрупкую волю.

Помнится, Лотос как-то упоминал, что уважает людей, чья воля похожа на самый крепкий алхимический сплав. Для Энви люди были одинаковы. Какой бы силой духа они ни обладали, у каждого найдётся слабое место, на которое надавишь – и человек осыпается тысячей осколков.

Различались они лишь тем, что у одних оно было на виду, а другие его надёжно прятали от окружающих и от самих себя.

Эти смертные явно относились к первым.

– Ваш запас жизней ограничен, так ведь? – вдруг спросил мужчина в гильдейской куртке.

Энви вздрогнул. Человечишка вырвал его из размышлений неуместным вопросом.

– М-м-м, до-опустим, – Энви пустил по телу алые искры, на всякий случай усиливая чешуйчатые пластины. – Угадаешь, где его предел?

– Значит, схватка с тем парнем для вас сейчас опасна, – продолжал мужчина, глядя в сторону. – Пожалуй, вам стоит постоять здесь.

Гомункул презрительно фыркнул. Смертный так хотел сохранить видимость того, что контролирует ситуацию и решает, куда ему идти? Жалко смотреть.

– Валяй, – Энви мотнул головой на крайний вагон. – Можешь прострелить ему башку, только притащи его сюда. У тебя там как, пистолет заряжен? – взволнованно спросил он. Смертники смертниками, но терять пешку на первом же ходу – это слишком.

– На полную, – мужчина дёрнул уголком рта и повернулся к подчинённым. – Майкл, проверьте средние вагоны. Райнер, передние на вас.

Мужчина направился к двери вагона, когда Энви остановил его гневным рыком:

– Погоди-ка! Где гарантия, что вы не свалите вместе с ишваритом, а?!

Смертный остановился у самой двери в вагон. Энви с трепетом наслаждения наблюдал за тем, как спокойствие сходило с его лица.

– И что вы предлагаете? – севшим голосом ответил он. – Я не могу в одиночку обходить весь поезд. Мы не имеем права настолько задерживаться.

Энви отшвырнул лапой камень. Вот же зараза! И заложников не оставишь: запрыгнувшие в поезд запросто могут ими пожертвовать ради своих жизней.

– Тогда вот что, – Энви с трудом придерживался спокойного тона. – Мы зайдём туда все вместе. Я и Глаттони будем держаться позади. Эй, зараза ненасытная, подъём!

Мужчина открыл было рот, но возразить не успел: Энви одним махом перепрыгнул на узкую площадку, надавил на дверь лапой и по-змеиному плавно скользнул за спину смертного.

– Не стой истуканом, если не хочешь стать обедом, – прошипел ему на ухо Энви, покосившись на подоспевшего Глаттони.

Смертный вытер лоб рукавом и медленно шагнул в тёмный зев вагона.

Потянуло холодом, словно они залезли в огромный морозильник. Запах свежего мяса и крови нахлынул удушающей волной, такой плотной, что здесь едва ли можно было вдохнуть. Энви прищурился. В полумраке вагона-контейнера свисали на крюках разделанные туши.

Смертный потянулся к карману.

Мышцы напряглись, сводя защитные пластины, когда в руке человека раздался щелчок – и туши залило синюшным светом фонарика.

– Еда-а, – благоговейным тоном протянул Глаттони.

Энви пихнул его не глядя.

– Не для тебя, болван! Ищи ишварита лучше!

Энви принюхался, невольно облизываясь. Его так и тянуло впиться зубами в ближайшую тушу, стащить её с крюка и уволочь в укромное место.

Вместо этого он впился себе в лапу. Краткий миг боли приглушил инстинкты зверя, и мысли снова прояснились.

Гомункул медленно пошёл вдоль туш. Ишварит был ранен, истощён и вряд ли ушёл далеко. Но как выяснить, где он прячется, когда нюх забило остро-металлическим запахом мяса, с которого вдобавок накапало кровью на пол?

Энви останавливался у каждого ряда, разворачивал уши и вслушивался. Глаттони пытался помогать первые минут пять, но потом опять отвлёкся на более доступное мясо, стянул с крюка первую попавшуюся тушу и отправил в рот целиком.

Их невольный проводник заслепил обжоре в глаза фонариком. Глаттони с воем подался назад.

Когти каракала с визгом проехались по полу.

– Замрите, оба! – рявкнул Энви. Хвост свистнул в воздухе и задел край туши. Пригнувшись к полу, Энви повёл носом над подмёрзшими каплями крови.

Уже знакомый терпкий запах вился у пола и струился дальше, к дальней стенке вагона-контейнера.

Энви вскинул голову. Глаттони и смертный после его окрика застыли, как ледышки.

– Вольно, – с кривой ухмылкой прошипел Энви и указал лапой на двери в следующий вагон. – Наш без пяти минут труп там.

Каракал боднул смертного в спину так, что тот едва не растянулся на покрытом коркой льда полу.

– Вперёд, я сказал!

Мужчина бросил на него взгляд исподлобья, но смолчал. Только свет фонаря отсвечивал в его глазах хищными отблесками.

Луч фонаря скользнул по влажно блестящим тушам к двери. Смертный подошёл к ней, держа в другой руке пистолет, налёг на железную панель. Она раздвинулась, грохоча так, что Энви с воем закрыл уши пластинами и лапами, но звуковое сверло ввинчивалось в мозг ещё секунд двадцать.

Когда громыханье стихло, Энви с трудом мог расслышать собственное дыхание. Покосившись на Глаттони, он зарычал от досады: брат с безразличным видом ковырял в ухе, которое и вполовину не было столь чувствительным, как слух каракала.

Смертный проскользнул в проём. Оттуда тоже несло мясом, но к нему примешивался аромат дерева от ящиков, что занимали весь контейнер. Зазор оставался лишь у потолка.

Бесшумно пройдя за смертным, Энви впился взглядом в зазор сантиметров в семьдесят под самым потолком. Взрослый человек смог бы там поместиться, если только сломать верхние ящики. Энви поднялся на задние лапы, тихо зашипел, стукнувшись лбом об потолок, и заглянул на верхний ряд. Ишварит без труда мог сделать себе убежище алхимией, но его запах вился над древесиной и уходил в другой вагон.

– Он дальше, – процедил Энви, опускаясь обратно. Хвост глухо бился о деревянную стену с подмёрзшими тушками птиц. – По ящикам пролез, сволочь!

Энви метнулся к двери, пробежал между крючьев с тушами. Выскочив из поезда, он затормозил когтями. Резкий разворот – и гомункул уже запрыгнул в дверь третьего вагона.

За спиной послышался гулкий топот, и в помещение ворвался Глаттони. Смертный держался за ним на расстоянии в несколько шагов и внутрь заходить не торопился.

Энви забегал взглядом по вагону. Здесь тоже хранились туши, но побольше калибром. За рядами мяса, в самом углу, лежало что-то бесформенное.

Взвизгнув в предвкушении победы, каракал ловко пробрался между тушами и остановился в метре от вороха одежды, под которым расплывалось тёмное пятно. Очертания у трупа были вполне человеческие, но лицо было так изрыто пятнами пуль и залито кровью, что и не понять, кто перед ним лежал.

Энви подкрался вплотную, принюхался к лохмотьям. Пахло ишваритом, разорванная пулями лента тоже принадлежала ему, и всё же, искорёженные черты лица его смущали. Слишком походило на подставу от пустынного волка.

Гомункул втянул носом воздух у ребристого пола. Здесь след ишварита перебивало табаком и дешёвым одеколоном.

Враг прятался в поезде, Энви это чуял, хоть и потерял след. Не дать бы ему теперь сойти.

– Ну, вот и ваш ишварит, – с облегчением произнёс смертный.

Энви бесшумно развернулся к нему.

– Нет, идиот, он жив, – гомункул выпрямился во весь рост, вздымаясь над мужчиной шипящей волной закипающего азарта. – И я не дам ему уйти. Глаттони, залезай, мы остаёмся!

Смертный направил луч фонарика в глаза Энви. Взвизгнув, он попятился от режущего света, но луч уже соскользнул на труп в углу.

Энви замахнулся на него лапой.

– Без меня поезд не поедет, – с деланным равнодушием произнёс смертный.

Лапа застыла в воздухе и медленно опустилась на холодный пол. Энви склонился к нему, тронул носом одежду на плече. Клыки впились в предплечье смертного, и фонарик со стуком покатился по полу.

Смертный пошатнулся со сдавленным стоном.

Энви вскинул морду, слизывая с клыков горячую кровь, и вперился взглядом в мужчину.

– Так заводи его, – Энви понизил голос до хриплого шёпота. – И не зарывайся. Моё терпение очень ограничено.

Мужчина обхватил раненую руку, кусая губы с таким рвением, словно намеревался их съесть. Энви снова наклонился, провёл шершавым языком по ране.

Мужчина шарахнулся от него и с влажным чавканьем впечатался в тушу. Миг спустя он рванул от неё к двери, но гомункул сграбастал его лапой за плечо и притянул к себе.

– И думать не смей, что сбежишь, – не повышая тона, прорычал Энви. – Мы пойдём вместе.

========== Глава 34 ==========

Эдвард лёг на стол, подставляясь под солнечные лучи, и вздохнул. Ему было решительно нечего здесь делать. Пусть Ал жмётся к Ризе, вспоминая мамино тепло, а он уже не маленький, может и без этого обойтись.

Он потянулся, звякнул кружкой с коричневой жижей на дне. Такая гадость горькая, что так и тянуло конфетами заесть.

Эдвард бросил взгляд на конфетницу. На нижнем блюдце лежала целая гора синих конфет – Рой взял столько, что они все даже не поместились.

Эдвард яростно потёр щёки, вспоминая, с каким довольным видом Огненный тратился на сладости, игнорируя возмущённые вопли из-под локтя.

Схватив пару верхних конфет с солнечно-рыжими котятами на обёртках, Эдвард не выдержал и глянул на Альфонса. Брат сидел на освободившемся стуле, стесняясь то ли себя, то ли самого Эдварда, и с заинтересованным видом разглядывал крышку шкатулки, водя пальцем по резным феям.

– Слушай, а вы это, давно знакомы? – протягивая одну конфету Ризе, поинтересовался Эдвард.

– С полковником? Считай, с детства.

Эдвард с таким усердием рванул фантик, что конфета вылетела из него, как пуля, и прокатилась по столу до календаря.

– Ого, так это как я и Уинри! – конфета упорно не желала браться, а когда получилось, ухнула прямиком в жижу от кофе. – Да ну ёкарный бабай!

Выудив сладость из кружки, Эдвард придирчиво оглядел её со всех сторон. Заварной кофе облепил её на уголке, похожий на кучку голодных муравьев.

Конфета отправилась в рот целиком. На зубах захрустела горьковато-сладкая вафля.

– А какой он был, когда мелкий был? – Эдвард подался вперёд.

Она улыбнулась, опустив светлые ресницы.

– Он был… похож на тебя. Только вёл себя немного тише.

Эдвард не понимал, почему от этих слов ему стало так тепло, но он был совсем не против.

– И что, он тоже не плакал? – Эдвард с удовольствием жевал конфету, которая ещё минуту назад казалась горькой. – И книги по алхимии таскал? Из библиотеки, да? А… эту гадость горькую он уже тогда любил?

Альфонс оставил шкатулку и придвинул конфетницу поближе.

– Оно помогает, когда хочешь спать.

– Да я заметил, – ворчливо отозвался Эдвард. – То-то он в поезде дрых постоянно.

Альфонс глянул на брата из-за конфетной горки и вдруг заявил:

– Так ты ему спать не давал.

– Я не давал? – ахнул Эдвард. – Да он тут ночью знаешь сколько чая выхлебал? Сначала пьёт всякое, а потом спать не может! О! – щёлкнув пальцами, Эдвард торжествующе выпалил: – Ему нужно запретить кофе! Риза, запрети ему!

– Он старше по званию, Эдвард.

– Да? Ну, тогда я и запрещу, – недолго думая решил он. – Вот как проснётся, так сразу и скажу.

Положив подбородок на руки, Эдвард наблюдал за тем, как Риза собирала со стола кружки с туркой, а затем пошла к умывальнику.

Встрепенувшись, он соскочил со стула.

– Погоди-погоди!

Она бросила на него удивлённый взгляд.

– Я сам помою! – Эдвард схватил её за локоть. – Тебе не надо так напрягаться!

На несколько секунд всё в кухне замерло. Птицы за окном замолкли, как по команде, ветер стих, и облака застыли, точно брызги воды зимой.

Эдвард ковырнул тапочком пол.

– Ну, ты ж гость, а мы тут хозяева вроде.

– Эдвард, мне не сложно помыть пару кружек.

Да любому будет легко разобраться с посудой, когда ты здоровый человек. И всё же, Эдвард не мог просто так отступить.

– Давай тогда разделим хоть? Чтоб по-равноценному.

Она пожала плечами. Эдвард ненавязчиво потянул к себе кружки, и после короткого сопротивления Риза всё же уступила.

Эдвард потянулся к крану, и кухню наполнило шипение воды.

Покосившись на Ризу, Эдвард в смущении потёр ухо. Он сорвался прежде, чем сообразил, что перед ним совсем не мама, которую надо беречь от любой тяжёлой для неё работы, а прошедшая Ишвар военная-снайпер.

– А у кого Рой учился? – прервал молчание Эдвард.

Он ляпнул первое, что пришло в голову, лишь бы переключиться с мыслей о маме на что-нибудь ещё.

– У моего отца, – Риза стряхнула воду с турки.

Эдвард развернул кружку не той стороной, и вода брызнула в лицо. Выдернув её из-под потока, он поспешно вытерся рукавом, но теперь вода плескала маленьким фонтаном из другой забытой кружки.

Её взяла уже Риза.

– Что, правда?! Так ты тогда тоже?..

Она улыбнулась, помотав головой, но улыбка у неё вышла грустной.

– Но почему? – подал голос Альфонс.

– Да, почему? Как так-то, раз у тебя отец – алхимик?

Риза помолчала, разглядывая дно кружки с чёрными птицами. Её взгляд потемнел, полнясь воспоминаниями, о которых Эдвард мог только догадываться.

– Он тебя заставлял, да? А ты не хотела?

– Он говорил, я не подхожу для этого.

– А Рой, значит, подходил, – закусив губу, Эдвард домыл последнюю кружку и уже потянулся закрыть кран, когда Риза произнесла:

– Нет, про Роя он говорил то же самое.

Его рука замерла, так и не дотянувшись до крана.

– Как это? Но Рой же алхимик! Он что, у своего же учителя трактаты таскал?!

Подхватив кружки, она пожала плечами.

– Да что это за учитель такой, что всё запрещает?!

– Может он как Изуми? – откликнулся Альфонс.

– Да ну, Изуми, она по делу запрещала, а это чёрте что! – выпалив это, Эдвард закрыл воду и только тогда сообразил, что и при ком ляпнул. – Ой, прости. Отцом-то он хорошим был, да?

Эдвард проворно вскочил на стул. Дверцы шкафчика распахнулись с уютным скрипом, пахнув древесиной и специями.

– Он тебя любил, да? – Эдвард оглянулся на Ризу, держась за край полки. – Поэтому и запрещал?

Чашки с тихим звяканьем встали на место. За ними втиснулась и чёрно-красная турка.

– А вот наш ничего не запрещал, – Эдвард сдавил деревяшку так, что костяшки пальцев побелели. – Один раз только загнул какую-то фигню философскую про вёдра.

Брат глянул на него с недоумением:

– Что ещё за урок с вёдрами?

– Ал, ты не помнишь, ты мелкий был, – отмахнулся от него Эдвард. – А так, бегай, где хочешь, сколько хочешь, он и слова не скажет.

Стул качнулся под ногами.

Риза перехватила его под мышками и приподняла, отрывая от полки. Эдвард даже рта открыть не успел, как уже стоял на полу.

– Разве это плохо?

– Плохо! – Эдвард притопнул ногой. – Вечно как закроется в своём кабинете и носа оттуда не высовывает! Да он даже про школу ничего не спрашивал, это вообще нормально?!

– Так спрашивал же, – возразил Альфонс и скрипнул стулом.

– Сколько, один раз? И то потому, что ему мама так сказала? – Эдвард шумно выдохнул. Обида кипела в нём, выплёскиваясь через край, но меньше её от этого не становилось. Она разбухала в груди, сбиваясь в комок, который не выбить простым похлопыванием.

Эдвард искоса глянул на Ризу. Сделай она вид, что ничего не слышала, он был бы ей только благодарен. Со своими проблемами он как-нибудь сам справится.

Риза присела перед ним. Мягкие руки легли на плечи, и снайпер притянула его к себе. От мягкой блузки пахло фиалками и кофе.

Альфонс таращился на них, поджав губы и сминая в руке фантик. В его глазах блестела обида.

Эдвард уже хотел позвать его, когда брат вскочил со стула, налетел на Ризу со спины и ткнулся лбом ей в плечо, приглушённо всхлипнув.

– Ал, ты чего? – зашептал Эдвард.

– Т-так нечестно, – шмыгнул носом он.

На языке вертелось, что Ала никто не заставлял там сидеть, но горло так сдавило, что он не мог сказать и слова.

От Ризы веяло теплом и домом.

***

Энви втянул густой воздух купе, протяжно выдохнул и обхватил чашку обеими руками. Поезд нёсся без остановки уже несколько часов, а они до сих пор так и не нашли ишварита. Его видели то в одном перевозном морозильнике, то в другом, но стоило туда заявиться гомункулам, как ишварит чудесным образом испарялся.

Это походило на затянувшиеся салки. Энви уже в дрожь бросало при одном упоминании смуглокожего «зайца» – так хотелось переломать ему всё, а потом оставить ещё живого голодному братцу.

Энви обвёл тяжёлым взглядом всех сидящих в купе единственного вагона, где можно было находиться без риска схлопотать обморожение. При нём находились двое – остальные пришли ему на смену и сейчас осматривали вагоны.

Смертные сидели неподвижно, но правый, парень одних с Энви лет на вид, отстукивал пальцами по колену один и тот же ритм. Его взгляд метался то к светлым стенкам, то к темени за окном, стоило Энви только обратить на него внимание.

Его боялись – и впервые эта мысль не вызывала у Энви восторга. Видит Отец, он бы с удовольствием обсудил с ними войну в Ишваре или теорию заговора, согласно которой Аместрисом правил не фюрер, а целое тайное общество. Подкинул бы дров в огонь споров, чтобы запутать их размышления и завязать в узел.

Отвлёкся бы от мыслей о беглеце, наконец.

Энви отвернулся к окну. Стекло отразило его бледную физиономию, едва видную за высоким воротом куртки. Растрёпанные волосы отражения плавно перетекали в чернильную черноту.

– Дрянь, – процедил Энви в глаза копии. – У него рука на соплях держится, как он передвигается вообще?!

– За жизнь борется, – слетело с губ «ровесника». Голос у него был мягкий и тихий, похожий на шорох песка.

– Ну не столько же времени!

Облокотившись на стол, Энви подпёр кулаком лоб. Кожу покалывало изнутри теплом и энергией камня, но пальцы всё ещё напоминали с трудом шевелящиеся деревяшки.

– Это называется силой воли, – чуть громче произнёс парень.

Энви глянул на него исподлобья. Собеседник тут же заткнулся, откинулся на спинку сиденья и скрестил на груди руки.

– Должен же он понимать, что отсюда нет выхода? Почему это не приводит его в отчаяние?

– А может, оно его и поддерживает.

– Это как? – вскинул бровь гомункул.

Парень поёрзал, скрестил вдобавок ноги и опустил взгляд на потёртую столешницу.

– Ну, терять ему всё равно нечего, кроме своей жизни. Вот и держится, как может.

Энви поднёс к губам чашку. Его обдало сладким жаром с нотками горечи.

– Зачем? Смысл держаться за то, что уже разрушено?

– Жить-то всё равно хочется.

Фыркнув, гомункул хрипло рассмеялся. Слышали бы парня те, кого Энви лишал интригами состояния, семьи и разума! Единицы из них предпочитали жить, но лишь по трусости, не в силах причинить боль последнему человеку, который у них остался – себе.

Смертные хранили молчание, скривив такие морды, будто он травил армейские байки на похоронах крестьянина, которого раскатало танком.

Энви перескочил к ним, забрался на сиденье с ногами и, поставив кружку на колени, притянул обоих за плечи. Они не сопротивлялись, но оба вытянулись в напряжённую струну.

– Эй, ну что вы такие кислые? Не вас же по всему поезду гоняют!

Кружка качнулась. Чай выплеснулся за край, и штанина вмиг пропиталась горячей влагой.

Выругавшись, Энви подхватил кружку и вернул её в устойчивое положение – на стол.

– Или вы его прикрываете, а?

Энви полоснул взглядом по лицу младшего работника. Он сидел не шевелясь, только ноздри раздувались, как у взбудораженной лошади.

– Он убил Брана, – глядя на чайную кляксу, прошептал парень. – Убил ни за что!

– Как это ни за что? – Энви склонил голову набок, чтобы заглянуть ему в глаза. – Ему же нужно было как-то маскироваться. Был шанс, что прокатит. Ваш начальник, между прочим, чуть за ишварита мне вашего Брана не выдал, не забыл?

У собеседника задрожали губы. В светлых, словно солнцем выжженых, глазах пульсировал свет лампы.

Энви пытливо смотрел на него, облизываясь в ожидании. Смертный сжимал кулаки так крепко, словно сдавливал в них порыв разреветься на месте.

– Вы с Браном давно друг друга знали, да? – Энви перешёл на хриплый шёпот.

Парень сдавленно угукнул и отвернулся, кусая губы.

Энви похлопал его по плечу.

– Вот же ему не повезло, помереть таки-им молодым. Ну, такова человеческая природа – вечно грызть друг другу глотки в попытке прожить на пару минут дольше.

Слева послышался прерывистый всхлип. Упав лицом в руки, парень затрясся в почти беззвучном плаче.

Второй смертный дёрнулся было к нему, но застыл на месте, едва Энви обернулся. Взгляд старшего из людей упёрся в гомункула. От него перехватило дыхание, а руки сами вскинулись в защитном жесте.

На коже с сухим треском вспыхнули алые искры.

Человек сидел в той же позе и смотрел исподлобья. Напряжение протянулось по мышцам, забухало в груди, едва ли не выламывая рёбра, скрючило пальцы. Энви провёл языком по губам, чувствуя, как они слипаются от слюны. Смертный сидел в самой неудобной для нападения позе, но гомункул всё равно немного выждал, прежде чем опустить руки.

– Что, не согласен? – Энви склонил голову набок и вытаращился в ответ. – С самого детства вы озабочены лишь тем, чтобы сохранить своё. Ещё лучше, если получится отобрать что-то у другого – он всегда получает больше и всегда незаслуженно, так ведь? В основном вашу жажду наживы сдерживает только страх наказания. А тех, кто переступил этот страх, вы отвергаете. Знаешь, почему? – Энви хихикнул и наклонился ближе к нему. – Потому что такие отщепенцы больше не боятся быть собой. А вы труситесь и держитесь за общественное мнение, хотя флюгер в ветренную погоду надёжнее, чем эта дрянь.

Мужчина молчал.

– Что, крыть нечем? – Энви потянулся к чашке под его пристальным взглядом.

– Ты загнал его к нам, а теперь говоришь про людскую кровожадность?

Гомункул втянул запах заваренных листьев.

– Загнал? Он сам решил рискнуть и забраться в ваш поезд. Спасти свою жизнь за счёт других.

У самого дна напиток отдавал горечью. Выплюнув попавшую в рот заварку, Энви взъерошил короткие волосы на затылке и скривился:

– Из чего эту дрянь делают, из пороха?

– Что ж пьёшь, раз не нравится?

От низкого тона веяло скрытой угрозой. Энви косо зыркнул на мужчину: он уже стоял, засунув большие пальцы за ремень и перекатывая что-то за щекой.

Гомункул принюхался. От остро-терпкого запаха закружилась голова.

– Табак, да? – Энви сглотнул слюну. Он столько раз жевал эту дрянь, что табачная жвачка стала для него своего рода успокоительным.

Смертный перекатил её за другую щёку. Медленно, смакуя каждую каплю горькой отравы. Энви следил за его движениями, как завороженный, и жадно втягивал запах, плотный, как дух благовоний во время храмовой службы.

– Чтоб ты поперхнулся, – процедил гомункул, отворачиваясь.

В Централе продают табак куда чище этого. И запах у него другой, точно взял горсть крепкого кофе и смешал с красным перцем.

Энви бросил взгляд на младшего из смертных. Пока гомункул разъяснял его товарищу, как в мире всё устроено, этот почти успокоился, прекратил трястись и лишь изредка шмыгал забитым носом, не зная, куда деть покрасневшие глаза.

– Кайл, дай мне, – не поднимая взгляда, тихо попросил он.

Качнув коротко стриженной головой, мужчина сочувственно усмехнулся:

– Тебя вывернет.

– Тоже мне, забота, – разглядывая ногти, протянул гомункул. – Может, он этого как раз и хочет.

Кайл повёл широкими плечами, подошёл к окну и, сдвинув в сторону взвизгнувшее стекло, сплюнул на рельсы чёрной от табака слюной.

Потянуло илом и сыростью. Подняв голову, Энви с любопытством вгляделся в реку. Прямая у самых рельс, дальше она лениво изгибалась и утекала за холмы, вся в полосатых росчерках от фонарей.

Стекло с шорохом заехало обратно в пазы. Прислонившись к окну, Кайл покосился на дверь.

– Сбежать хочешь? – хихикнул гомункул.

Мужчина вскинул руку, призывая замолчать и прислушаться.

В тишине раздался далёкий грохот – то ли позади поезда обрушились камни, то ли кто-то долбал по сцеплению вагонов.

Переглянувшись с Кайлом, Энви вскочил на ноги и бросился к двери, не разбирая дороги.

Он врезался в дверь с разгона. Она задрожала под напором, но не открылась.

Гомункул бросил свирепый взгляд через плечо.

– Ты сам нас тут запер, – напомнил Кайл. – И ключ забра…

– К чёрту!

Замок сорвало одним ударом. Вторым распахнуло дверь.

Энви прыгнул в коридор, на ходу обрастая шерстью и шипами. Он протаранил тамбур, выскочил наружу. Глаза защипало от ветра.

Здесь лязг приглушало дребезжание колёс, но источник Энви уловил.

Он взвился на крышу соседнего вагона, припал к ней, цепляясь за покрытие когтями. Гомункул пополз вперёд. Ветер трепал за шерсть, забивал горло, впивался в чувствительный нос, так и норовя сбросить с крыши и шибануть об рельсы. Энви спрыгнул на сцепление с утробным рычанием, навалился на дверь и скользнул в сухой холод вагона.

========== Глава 35 ==========

– Вот! – Эдвард показал Ризе на домик Лии. Для него тряпочная норка выглядела слишком простой, но Альфонс так упёрся, словно от этого домика зависело всё.

В глубине домика послышалось мяуканье, и на свет показалась рыжая морда. Обведя всех заспанным взглядом, Лия шлёпнулась на мягкий порог домика и залегла за ним, повиливая хвостом.

Миг спустя она выскочила оттуда. Рыжий комок промчался мимо ног Эдварда, налетел на Альфонса, вскарабкался на него со скоростью белки и уставился на Ризу, широко распахнув глаза.

– Ал, ну сними её. Испугается ещё, – Эдвард протянул к нему руку, но брат отвернулся, не давая забрать кошку.

– Раз хочет, пусть сидит, – пробурчал Альфонс, подходя к столу вместе с Ризой. Он с самого приюта таскался с Лией, не желал выпускать её из рук лишний раз. Будто с ней что-то случится, если пару минут она посидит в домике, а не у него на руках!