Текст книги "I was whole, whole I would remain (ЛП)"

Автор книги: dwellingondreams

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Она подумала, что здесь есть чем гордиться. Она доказала ему себя, а он доказал себя ей, так, как они оба не ожидали. Она присела рядом с ним, с прямой спиной, и посмотрела на Элию, которая не привела с собой советников и стражников, кроме сира Барристана, который занял пост у двери. Если королева и была обеспокоена или встревожена, она этого не показывала. Они вполне могли бы заманить ее в ловушку. Это не послужило бы им на пользу в будущем, но кто-нибудь другой мог попытаться, мог попытаться атаковать королеву и ее стражу, чтобы найти временное отмщение и какую-то оплату.

Но отмщение у них было, конечно же. Сестра жениха кузины Джейн, Равеллы, написала ей о смерти Рейгара неделю назад, и та не потратила времени даром, тут же сообщив в Штормовой Предел. Элия не знала, что они знают. Но Рейгар был мертв. Это не принесло Джейн особой радости, но она думала, что Станнису это принесло покой, потому что это значило, что он не лгал Роберту на его смертном одре, что это не было все балаганом. В любом случае, она испытывала облегчение. Если бы им пришлось ждать выздоровления короля, то все могло затянуться. Она решила, что Элия кажется ей решительной женщиной.

– Я начну, – тихо сказала Элия, понимая, что они будут слушать ее несмотря на тон, – с того, что предложу свои соболезнования о ваших потерях. Лорд Роберт сражался доблестно, как и ваш брат, леди Джейн, – она кивнула ей. – Не могу представить горе от потери брата, особенно столь юного. Мы были на разных сторонах, но они были хорошими людьми, которые сражались за то, во что верили.

Она могла лгать, могла преувеличивать, Джейн не было дела. Это заявление что-то да значило.

– Благодарю вас, ваше величество, – сказала она, склонив голову.

– Мы здесь не для того, чтобы обсуждать нашу скорбь, – Станнис сомнениями не терзался. Он немного наклонился вперед. – Мой брат скончался от ран, нанесенных ему в битве с вашим мужем и его войсками в Королевском Лесу, тридцать лиг которого мы потеряли. Значительная часть этого леса лежит в Штормовых Землях, – он говорил так, словно обсуждал денежные дела замка.

– Городки и деревни вдоль побережья, а также Бронзовые Врата, все они лишились средств и пищи из-за блокады королевского флота и флота Редвинов. В Штормовых Землях не осталось ни единой семьи, не потерявшей своего члена в этой войне. Около дюжины домов обрели новых лордов, и некоторые из них всего лишь дети.

Он продолжал:

– Мне поступают сообщения, что дорнийские разбойники воспользовались вторжением по Костяному Пути, чтобы грабить и насиловать без страха быть пойманными. Поля были сожжены, замки были захвачены, множество купцов и простонародья ищет приюта в Бронзовых Вратах, опасаясь нападения короны, и уже пошли слухи о вспышке мора у Фелвуда, из-за, как считают мейстеры, рек и ручьев, зараженных трупами и руинами войны.

Джейн взяла его за руку, и он остановился на секунду, и потом ровно продолжил:

– И все это потому, что король не смог сдержаться от того, чтобы украсть невесту моего брата, сбежать с ней в Дорн, и приказать своим королевским гвардейцам убить рыцарей, которые вместе с Робертом пытались ее спасти. И все это ради того, чтобы привезти ее в столицу и посметь требовать с дома Баратеонов оплаты за то, что мы защищались от его преступлений, называть нас бунтовщиками, зачать бастарда с леди Лианной, поджечь Королевский Лес, в котором были люди Роберта, и в итоге получить смертельную рану в попытке сразиться с моим братом один-на-один.

Она подумала, что никогда не слышала, чтобы Станнис так много говорил за один час.

Элия Мартелл смотрела на них обоих широко раскрытыми глазами, потом он резко вздохнула и сказала:

– Так вы знаете о смерти короля.

– Дом Баратеонов может и остался в одиночестве в этом восстании, но у нас все еще есть друзья, – ровно сказала Джейн. – Рейгар мертв. Роберт мертв. Кажется, теперь мы сможем достичь соглашения, теперь, когда обе стороны достаточно пострадали и истекли кровью из-за события, случившегося больше года назад. Прошлое не изменишь. Мы будем скорбеть о наших любимых, но следует смотреть в будущее. Дом Баратеонов не желает воевать в одиночку против Железного трона. Как и не желает мой муж, – она со значением посмотрела на Станниса, – править в качестве Штормового Короля. Наш народ все еще страдает. Невинные жизни были разрушены. Но мы не будем признавать себя виновными, ибо король, упокой боги его душу, нарушил традиции и соглашения. И все же мы не хотим видеть новые смерти и страдать дальше.

– Ваши жалобы и поступки имеют причины, – Элия сложила руки на столе перед ней. – Рейгар был моим мужем и королем, и во имя клятв, что я принесла ему, и ради моих детей, я вместе с ним шла сквозь шторм. Но он скончался. Мой сын теперь мой новый король. Наш новый король. Он будет править не так, как его отец или дед. Я не была рождена Таргариен, как вы оба знаете. Но я обещаю, что сделаю все, что смогу, чтобы дом Таргариенов в будущем правил справедливо, мудро и успешно.

– Вы хорошая и честная женщина, – Джейн знала, что должна была придержать язык, но Станнис просто разглядывал Элию, и она не могла молчать в такой важный момент. – Я не забыла того, что случилось после моего спасения, тех сочувствия и утешения, что вы мне оказали. Я знаю, что вы не желаете бессмысленных битв ради гордыни и самомнения.

Она не лгала. Тогда, после спасения, ее привез на своей лошади сир Джейме, в Королевскую Гавань, где ее ждала ее семья. Но перед тем, когда юный рыцарь внес ее в Красный замок, это Элия приняла ее к себе, увидев ее такой: ее спутанные и грязные волосы, испачканное, залитое слезами лицо, опухший сломанный нос, разбитые губы, переломанные ногти, и платье, когда-то бывшее роскошным, теперь обратившееся в рубище, ее босые окровавленные ноги, израненные от бега по лесу.

Принцесса крепко обняла ее, прижав к себе, хотя Джейн была выше на целую голову, и приказала мужчинам выйти, всем им, даже слугам, велела своим служанкам наполнить ванну, помогла обрезать колтуны из волос, заверила ее, что она в безопасности, что все будет хорошо, что мужчины, которые так дурно с ней обращались, что изнасиловали и убили ее септу, что держали ее в плену и издевались над ней, унижали ее, что все они будут повешены. Все до единого.

– С вами все будет хорошо, – сказала она ей, пока Джейн рыдала, свернувшись в комочек в ванной, словно ребенок, – с вами все будет хорошо, понимаете? Вы сильнее их всех, храбрее. Вы выжили. Они все будут к завтрашнему утру мертвы, а вы будете жить, и забудете их, и через десять, двадцать лет, они останутся лишь костями в земле, а вы все еще будете здесь, будете процветать. Мне очень жаль. Мне жаль, что я не смогла не дать им схватить вас, Джейн.

Братство напало на их процессию не для того, чтобы просто похитить дочь дома Сваннов. Они надеялись увезти принцессу. Джейн видела, как Левин Мартелл зарубил троих меньше чем за минуту, посадил Элию на свою лошадь, велел ей держаться и рванул на своем жеребце через холодный ручей, скача во весь опор к городу. Стражникам, охранявшим ее и септу Бригитту не так повезло. Эти люди пали, этих людей убили, и хотя Джейн заставила Смеющегося Рыцаря изрядно за ней погоняться через холмы и дубравы, в конце концов он ее поймал, заметил герб на ее броши, когда она кричала и вырывалась, моля о помощи, которая так и не пришла, и он улыбнулся ей и ударил ее рукоятью меча по затылку.

Когда она очнулась, она была в их лагере, и заработала сломанный нос, когда пнула сапогом в лицо мужчины, привязывавшего ее за запястья к гниющему столбу. Тогда почти казалось, что это того стоило, когда она не знала, будет ли жить или умрет, что может быть ее разденут и пустят по рукам, тогда казалось, что это того стоило, видеть, как он отшатывается с писком боли, как кровь и осколки зубов лились из его окровавленного рта. Кровь полилась по ее прекрасному белому платью, когда он попытался накричать на ее и обругать, и потом он изо всех сил ударил ее в лицо рукой в кольчужной перчатке.

Теперь она смотрела на Элию, которая пообещала, что их всех повесят, и сдержала обещание, и королева сказала:

– Вы оказываете мне честь, миледи, особенно учитывая обстоятельства. Это многое говорит о вашем характере, как и о вашем супруге, – она быстро взглянула на Станниса. – Надеюсь, я заслужу столь высокие похвалы.

– Так делайте это, – коротко ответил Станнис. – И дайте нам то, что нам причитается.

Они договорились о количестве человек, которые будут отправлены на расчистку и посадку Королевского Леса, о поставках припасов для пострадавших городов и деревень из Простора, о мейстерах для больных и раненых, что дорнийские копейщики отгонят разбойников, что пребывают по Костяному Пути, о полном отступлении войск Простора, Дорна и других сторонников короля из Штормовых Земель, что корона откажется от объявления цены за их головы, и согласились принять принца Визериса в свои воспитанники до достижения им шестнадцати лет. Ренли через пару лет отправится ко двору, служить пажом. Штормовой Предел отпустит всех пленных, оставшихся верных короне, и вернет им отобранные земли и титулы.

Договорились о помолвках вдов и девиц из пострадавших домов Штормовых Земель с домами из Королевских Земель, Простора и Дорна. Лорд по выбору Станниса будет представлять интересы Штормовых Земель и дома Баратеонов в грядущем консульском совете Эйгона. Все наемники из Эссоса и присяжные рыцари отправятся по домам, получив плату от нанявших их. Корона заплатит злополучное приданое Лианны Старк, и дом Баратеонов поклянется в верности Железному трону и королю Эйгону Шестому.

Переговоры длились еще долго после заката, и когда они уже пообедали и поужинали вместе, Джейн уже почти испытывала нежность к королеве, если в этом был какой-то смысл. Даже Станнис казался удовлетворенным. Свита Элии пробудет здесь до конца недели, потом отбудет, чтобы быстро вернуться в столицу. Когда они наконец покинули душный, жаркий кабинет, Джейн дождалась, пока Элия уйдет к своему деверю, а потом пойдет отдыхать, потратив столько времени в дороге, и потом повернулась и поцеловала Станниса, крепко и неожиданно.

Задыхаясь, она отстранилась.

– Что это было, во имя семи преисподен? – спросил он, но не сердито.

– Ты сказал мне, что не веришь в семь преисподен, – ответила она детским, почти истеричным тоном, и засмеялась. Он смотрел на нее, словно она сошла с ума, и она знала, что так и выглядела, но… Это ведь оно? Это же все? Шесть часов споров, несогласий, переругиваний, но они же все-таки достигли соглашения?

И это было все, что было нужно? Боги милосердные, почему Роберт просто не… Почему Рейгар просто не… Она была вне себя, и она почти опять рассмеялась, но потом на ее глаза набежали слезы, и тогда Станнис обхватил ее и поцеловал, быстро и коротко, и целомудренно, но она не могла дать себе расплакаться, только стояла там, держась за него, словно кто-то мог его отнять.

– Спасибо, – сказала она.

Поколебавшись, он ткнулся подбородком ей в макушку. Так получилось только потому что она стояла сгорбившись и склонившись, но она не была против.

– Кажется, это я должен тебя благодарить.

Это «спасибо» значило «может быть, я смогу полюбить тебя, ты, высокий упрямый дурак», хотела она сказать, но вместо этого улыбнулась ему в дублет, который пах железом и морем.

Потом она решила поговорить с Элией наедине, как только две женщины могут поговорить друг с другом, сказать, что она понимает, что она не завидует тому, что ей предстоит, но что она предпочитает, чтобы они поклялись в верности ей и ребенку почти двух лет, чем Эйрису и Рейгару, или кому-либо еще, кто может попробовать встать за ними, но она резко остановилась, когда услышала плач и крики.

Дверь была немного приоткрыта, очевидно, слугами, которых отпустили, но она смогла разглядеть фигурку сердитого плачущего мальчика, и женщины, стоявшей перед ним на коленях, прижимающей его к себе, бормочущей извинения и заверения, пока он вырывался, дрался, кричал, дергал ее за волосы, вырывал рубины.

– Я тебя ненавижу, ненавижу! – визжал Визерис, как могу визжать только маленькие мальчики. – Я хочу домой, я хочу к матери, я хочу к Рейнис, я не хочу оставаться, ты не можешь меня бросить, пожалуйста, пожалуйста, не бросай меня…

– Прости, – успокаивала его Элия, повторяя снова и снова, – прости, прости, Визерис, я обещаю, это не навсегда…

– Я тебя ненавижу, – выл он, – я тебя ненавижу, – и он сорвался на душераздирающие рыдания, и не только он. Королева тоже плакала, стоя на коленях на каменном полу перед мальчиком, который не был ее кровью, не был ее королем, растирая пальцами его содрогающуюся спину, и когда он съежился, она подняла его на руки, будто он ничего не весил, хотя она содрогнулась и простонала под его весом.

– Я знаю, – дрожащим голосом сказала Элия. – Я знаю. Ты можешь меня ненавидеть. Тебе можно меня ненавидеть. Ты будешь не последним в этом, милый.

Джейн отошла, чувствуя, будто увидела что-то слишком личное и неприятное, словно соитие или рождение, или признание на смертном одре. Она пошла найти Станниса и Ренли, все то, что было ее маленькой, разбитой, но все еще семьей, и теперь, когда они достигли договоренностей о мире, он взяли с собой Ренли на крепостные стены, чтобы посмотреть на шатры и флаги за стенами их замка, и взглянуть на звезды, загорающиеся надо морем.

Станнис посадил брата на плечи, чтобы тот лучше смог разглядеть созвездия, и Джейн указывала ему на низ, прислушиваясь к волнам внизу, к ветрам, дувшим по скалам мыса Дюррана, и когда Ренли заклевал носом и начал засыпать на груди Станниса, задрожав веками, она подумала про себя: «спасибо, спасибо», и она не знала, кого или что она благодарило, но это было ничего. Она знала, что она имела в виду.

Комментарий к Джейн IV

Сегодня сразу две главы, ура! И на этой главе основная часть фика закончена. В принципе, если не любите открытые финалы и завлекалочки в стиле “а что было дальше, никто никогда не узнает” – можете здесь заканчивать читать.

Будут два эпилога, один на Севере, второй на Юге, после небольшого временного прыжка. Что будет дальше – автор оставила на ваш выбор. Я, конечно же, верю, что королем станет Бран, а Бронн – лордом Хайгардена, бггг.

Не уверена, что эпилоги выдержу в том же темпе – я обычно выкладываю главу, когда у меня есть уже два переведенные главы, а сегодня я их обе выложила, а перевод эпилогов идет туговато. Но в течение максимум недели (это я беру запас на случай если совсем наплюю и уйду пить и веселиться) эпилоги выложу. Готовьтесь предлагать свои варианты развития событий потом.

========== Алисанна ==========

297 З.Э. – Винтерфелл.

Али знала, что от подножья лестницы до статуи было двадцать три шага, потому что она никогда не могла себя заставить идти с открытыми глазами. Вместо этого она посмотрела внимательно в влажную темноту крипты, прижала букет сухих цветов к груди и закрыла глаза, отсчитывая двадцать три шага, пока шла вперед. Сверху лестницы лил солнечный свет, и горели несколько мигающих факелов, но это не считалось, думала она, заставляя себя не подпрыгивать и не дергаться, когда слышала отдаленный треск. Это были просто крысы или кроты, скорее всего. Она не должна была бояться. Ей было тринадцать лет, она была расцветшей девицей, и уж точно достаточно взрослой, чтобы ходить сюда одной. Чего она могла здесь бояться? Холодных камней и старых костей?

Но в глубине сердца она все же боялась, и ей было от этого стыдно. Это были мертвые дома Старк. Ее родня. Ее кровь. Она должна гордиться, что идет среди них, будь они живые или мертвые. И она была горда, конечно была, просто… Крипта всегда была такая холодная, странная, чужая, как будто граница с какой-то другой страной, а не корень Винтерфелла. Остальной замок был ее домом, она знала каждый его уголок и закоулок, как собственную ладонь, но здесь…

Казалось, что каждая статуя, мимо которой она проходила, зло смотрела на нее и бормотала: «Тебе здесь не место. Убирайся» – и поэтому она предпочитала вовсе не смотреть в их каменные глаза. Она опустила сухие цветы, вздрогнула, когда ей на плечо упала с потолка капля воды, сложила перед собой руки, хотя это было глупо. Она не молилась Семерым, она просто оставляла подношение мертвым. Ее бегущие мысли закончились словами: «надеюсь, тебе понравятся ромашки», которые она, к ее стеснению, пробормотала вслух. Но ее сердце больше не билось гулко в груди, и она почувствовала себя храброй и повернулась, не закрывая глаз и быстро пробегая к лестнице.

Вместо этого Али заставила себя спокойно идти вперед, твердо, глядя прямо перед собой, как могла бы принцесса или королева. Она не боялась. Она Старк из Винтерфелла, и она не боялась – краем глаза она уловила движение, тень, слишком большую для крысы, или даже для кошки или собаки, и застыла, а потом завизжала в ужасе, когда из теней перед ней выпрыгнули две фигуры. Ее спина ударилась о влажную каменную стену, и кулаком она ударила прямо в подбородок Теона Грейджоя. Тот отступил с ругательствами, и ее племянник Криган, которого она звала кузеном, чуть не задохнулся от смеха.

– Ты… Ты ужасный! – она не смогла придумать ничего другого, что не было бы непристойным, за что ей вымыли бы рот с мылом. – Это не смешно, Криган!

Она толкнула его к Теону, который все еще приходил в себя от ее удара, отплевываясь и фыркая.

– Вы что, следили за мной? Это ужасно! Я все расскажу дяде, и он вас выпорет, вот увидите, выпорет!

– Я уже великоват, чтобы Нед Старк перегнул меня через колено и всыпал ремня, – ухмыльнулся Теон, все еще потирая подбородок. Ее рука ныла – она была рада, что Берон показал ей несколько лет назад, как правильно бить, но она хотела бы попасть ему по его глупому рту. Теону было восемнадцать, и он был красивым, но, к сожалению, слишком хорошо это понимал. Али с трудом различала худенького мальчика, который учил ее, как правильно обращаться с луком, в этом ухмыляющемся мужчине, который словно радовался, когда она на него злилась.

– Ты словно призрак увидела! – он искренне улыбнулся, веселясь ее яростному лицу. – Теперь я понимаю, почему тебя зовут Белой Али.

Криган, который был всего на год младше нее, опять начал хихикать, Али с трудом приняла выражение лица, приличное высокородной даме. Она не какая-то служанка, чтобы ее дразнили и задирали всякие Грейджои. Кроме того, он был всего лишь воспитанником. Не настоящей семьей. В его венах не было крови Старков. Она сильно ущипнула Кригана и прошла мимо обоих мальчишек, отчаянно желая, чтобы она была выше ростом и более царственной. Ее коса немного распустилась, и она была уверена, что опять видна эта глупая прядь…

Теон насмешливо замурлыкал «Время моей любви» ей в след, пока она поднималась по лестницам, отряхивая юбку, и она отлично понимала, какой куплет он имел в виду. «Была моя любовь как снег прекрасна, и волосы ее – как свет луны». Ну, может быть она и была бледной, но не бледнее остальных, и не было в ее волосах света луны – просто дурацкие серебряные пряди. Если бы только ее назвали хоть как-то иначе, а не Алисанной. Теперь она никогда не избавится от сравнений с Черной Али, не говоря уже об Алисанне Таргариен, хотя Добрая Королева даже и не выглядела совсем по-валирийски, у нее были золотые волосы и голубые глаза.

Али досталось от отца длинное лицо Старков и темно-коричневые волосы, кроме нескольких прядей серебряных волос ее матери, достаточно частых, чтобы это было заметно. Она очень аккуратно собирала волосы каждый день, чтобы как можно лучше их спрятать, но очень часто это было гиблое дело, особенно если учесть ее фиолетовые глаза. Издалека она выглядела как обычная северная девушка, но лицом к лицу – тогда начинались шепотки и разглядывания, потому что невозможно было отрицать, что ее мать была настолько же далека от севера, как какая-нибудь дорнийка. Она не стыдилась быть дочерью Рейлы Таргариен. Но ей бы не хотелось, чтобы это было первое, и иногда единственное, что думали о ней люди. «Я настоящая Старк», – сказала она себе, покидая крипту как можно скорее. И неважно, что остальные думают. С этой мыслью она направилась прямиком к богороще, обходя развешенное для просушки белье и срезая путь через кухни, где она остановилась погладить старую рыжую кошку, спавшую на подоконнике, и стащила кусок лимонного пирога, и быстро жуя и глотая, она спустилась по каменным ступеням, прошла через двор и толчком открыла недавно покрашенную дверь. К этому времени ее настроение, испорченное выходкой Теона, улучшилось, и она наслаждалась теплом солнечного света и мягкостью земли под ногами, и она сняла плащ, пусть и понимала, что пожалеет об этом, когда снова поднимется ветер.

Джейн Пуль играла с маленькой Бет Кассель и несколькими другими детьми слуг в горячих источниках, и если Али была удивлена, что с ними не было Сансы и даже Арьи, она вспомнила, почему, когда Джейн позвала ее:

– Леди Старк сказала мне передать тебе, что швея уже скоро будет тебя ждать, Али! – когда она прошла мимо, оставляя плащ рядом с кучкой одежды и туфель в траве. Али приветственно помахала им и подвязала юбку, чтобы суметь удобно устроиться на другом конце теплого пруда, и провела руками по воде, смывая следы крипты из мертвых с ее разума. Потом она сбросила сапоги и чулки и опустила ноги в пруд, шевеля ступнями и жалея, что вода не была горячее. Ванны она всегда принимала обжигающие, к тревоге ее служанок.

Потом она снова поднялась на босые ноги, простонав, и, обходя ветки и камни, пошла к чаще чардрев, направляясь к сердце-древу в ее центре. Шум смеха и криков играющих детей затихал вдали, как песни певчих птиц и подвывание ветра, пока не стало тихо и мирно. Воздух почему-то казался тяжелее, и она расправила юбку и приняла более подобающий богобоязненный вид, подходя к лику на белой коре.

В отличие от крипты и мраморных статуй внизу, она никогда не чувствовала себя не в своей тарелке у сердце-древа. Как и Сансе, ей нравились сказки о Семерых и красивые деревянные маски в Сломанной Башне, она навещала септу в Белой Гавани и с восторгом смотрела там на витражные стекла и висящие кристаллы, но здесь она ощущала нечто другое. Здесь ей казалось, что никто и никогда не причинит ей вреда. Это место было безопасным для нее и опасным для чужаков. Словно старые боги смотрели и ждали, охраняя ее.

Словно отец был здесь.

Она присела у кривых корней, скрестила под собой ноги и попыталась рассказать ему о своем дне. Она рассказала, что они ели на завтрак, как они с матушкой ездили в Волчий Лес, как видели там лису, которая пила из ручья. Она рассказала о своих уроках с септой, как они с Сансой устроили соревнования в стихосложении, и Берон, который втайне старался читать больше стихов, чтобы принцесса сочла его образованным, собирался их судить, но Арья сказала, что им нельзя будет сочинять о любви, и Санса швырнула в нее пером. Она рассказала о том, что дядя Нед съездил в Ров Кейлин, навестить дядю Бена и тетю Джонель и их новую дочку, Лиарру, и рассказала ему, что этим вечером в Винтерфелл приедут болотники. Она рассказала о своей вышивке, и как она собирается сшить еще несколько вещей для своего невестиного сундука, и опять рассказала, каким красивым она считала Маленького Джона Амбера, пусть у него и страшные волосы. Она не стала говорить о Теоне и о том, как боялась крипты, и как она боялась будущего, что ее пошлют на юг, замуж за какого-нибудь лорда, и все про нее забудут…

Но этого не случится, матушка никогда не позволит, чтоб такое случилось. Али немного знала о первом браке матушки, когда ее еще называли королевой, и она была замужем за своим братом, но когда она была маленькой, она впервые увидела шрамы на груди, спине и ногах матушки, и спросила про них, она помнила, как матушка взяла ее руку, поцеловала и сказала: «Это было чудовище, но оно уже давно мертво, любовь моя». Али только через год поняла, что она говорила об Эйрисе Таргариене. Она надеялась, что он ужасно страдал. Она не могла себе представить, чтобы кто-то хотел причинить вред матушке… Матушка была доброй, нежной, но очень сильной, и Али считала ее самой красивой женщиной, что она видела, пусть даже она и звала себя старой и седой. Матушка не была седой, но на ее лице были морщины, а волосы были белыми, как снег. Люди до сих пор смотрели ей в след, когда она проходила мимо, и иногда бормотали: «Ваше величество», но она шла, будто не слышала.

Не найдя больше о чем рассказывать, она просто сидела в тишине и пыталась вспомнить голос отца. Прошло только три года с тех пор, как он умер, но она волновалась, что с каждым днем забывала все больше. Рикарду Старку было за пятьдесят, когда он умер, для большинства мужчин это был солидный возраст, но многие жили и куда дольше. Ее отец умер на охоте, куда поехал с ней, его сердце отказало совсем без причин, просто из-за возраста, так сказал мейстер Лювин. Али уехала вперед на лошади, и услышала, как он зовет ее, а потом лай собак, когда она повернулась, он уже повалился в седле, и умер до того, как к ним поспели стражники.

Иногда она волновалась, что он сердился на нее, за то, что она не вернулась быстрее, но она пыталась уговаривать себя, что это неправда. Он любил ее. Может быть ей было всего десять, но она знала, что он любил ее. Она была самым последним его ребенком, но она не казалась ему хуже других только потому, что родилась от второго брака, от второй жены, от южной жены. Он учил ее ездить верхом, он поднимал ее, чтобы она могла вскарабкаться на лимонное дерево в теплице, он каждый год устраивал небольшой пир в честь ее дня рождения, и он первым назвал ее Али.

Отец не был мягким или нежным человеком, но она помнила его лицо, его бороду, как она сидела у него на коленях, как он держал ее на руках, как она иногда находила их с матушкой здесь, в богороще, сидящими в тишине и уюте, и она помнила, что в день его смерти шел летний снег, как он падал на ее волосы, пока она обнимала его и плакала. На следующее утро снег растаял, но тем вечером, когда весь Винтерфелл сидел в молчаливом бдении, собравшись вместе в богороще и в залах замка, с свечами и лампами в руках, их окружал сияющий белый свет.

– Так и думала, что найду тебя здесь.

Али подняла голову и увидела матушку, которая смотрела на нее, улыбаясь. Она моргнула и рассмеялась, поднимаясь на ноги и отрываясь от сердце-древа.

– Но сначала ты проверила теплицы.

– Проверила, – подтвердила матушка, нежно взяв ее за руку и поцеловав ее в волосы. – Думала, что найду тебя спящей под лимонным деревом с книгой на коленях, моя мечтательная девочка.

– Мне нравится их запах, – ответила Али, когда они отошли от чардрев и пошли к горячим источникам. – Запах лимонов – тебе не кажется, что они пахнут морем?

– Морем? – матушка задумалась, она видела это по блеску в ее нежных фиолетовых глазах, таких, как у нее. – Алисанна, ты всего дважды была в Белой Гавани. Что ты знаешь о море?

– Я читала о нем, – ответила Али, решив не натягивать чулки и натянула сапоги на босые ноги. К чему было стараться, ей всего равно скоро переодеваться. – Я бы хотела однажды отправиться в путешествие морем, ты бы не хотела, матушка? Теон говорит, что когда ты на корабле, это как будто на лошади или в повозке, только оно колышется не только сбоку на бок…

Веселая улыбка матери пропала при упоминании Грейджоя.

– Теон уже много лет не был на море.

Теон много лет нигде не был, с тех пор, как его отец восстал с Железными островами против королевы и юного короля, в короткую войну, которая продлилась меньше года, прежде чем их сокрушили и снова подчинили Железному трону. Али не помнила той войны, она была совсем маленькой. Но когда отец и дядя Нед вернулись, они привезли с собой Теона в качестве воспитанника. Теон не поедет домой, пока не умрет его отец, сказал ей Берон. Она не могла себе представить, каково это было, и как бы он ее не раздражал, она думала, что будь на его месте, тоже была бы не очень приятной со всеми.

– Знаю, – сказала она, махая на прощание детям, игравшим в прудах. – Он просто играет в железнорожденного в борделях, так сказал Криган…

– Криган еще ребенок, и ему нечего делать в борделях, – матушка неодобрительно понизила голос, когда они покидали богорощу, – и я уже подумываю отправить его назад в Ров Кейлин. Он приехал сюда учиться с кузенами, а не ходить за Грейджоем, как щенок.

Али решила в таком случае не рассказывать о гадкой шуточке в крипте. Криган был глупым и невыносимым, но он все равно был ее другом, куда больше, чем Теон. И они с Бероном всегда ладили – она жалела Берона иногда, его самым близким братом был Бран, который был очень милым, но ему было всего семь. Точно недостаточно взрослый, чтобы ездить верхом, охотиться и тренироваться со старшими мальчиками. В основном он любил только карабкаться по стенам и бороться с Арьей, как два каких-то одичалых.

– Ты когда-нибудь была в море? – спросила она матушку, когда они шли через полный людей замок, поднимаясь по винтовой лестнице.

– Только на Драконий Камень и обратно, – коротко ответила матушка, не делясь деталями. Она не любила говорить о своей жизни до Винтерфелла, ни куда она ездила, ни что она видела, ни какой была жизнь в Красном замке. Иногда она рассказывала Али о Рейгаре и Визерисе, о первом очень редко, а о втором, думала Али, недостаточно часто. Она знала, как больно было матушке от того, что ее сводный брат не навещал ее с тех пор, как вырос, но Али встречала этого мальчика, нет, на самом деле взрослого мужчину, только однажды, когда ей было десять, перед смертью отца. Они тогда гостили у отца тети Кет, лорда Хостера. Визерис ее ненавидел. Он был совершенно любезен и вежлив со всеми, но после пира, когда она должна была быть в постели, а вместо этого гуляла по темным коридорам с Арьей, изучая…

– Она мне не сестра, – рявкнул он на матушку, когда они стояли в отдаленном алькове, тихо споря друг с другом. – Фиолетовые глаза и пара серебристых прядей не делают ее Таргариен.

– Конечно же нет, – спокойно ответила матушка. – Она Старк, как и ее отец, но все же она твоя сестра, Визерис, твоя родня…

– Старки мне не родня, – яростно отрезал он. – Как волки не родня драконам. Просто маленькое отродье, которое он заставил тебя породить взамен его дочери-шлюхи…

Она услышала, как матушка резко вдохнула от ужаса, но прежде чем она успела расслышать матушкин ответ, их нашел дядя Нед и увел их с Арьей в спальню. Арье было только пять, она была слишком мала, чтобы понять, что услышала, но Али проплакала весь остаток ночи. Это было ложью. Конечно это было ложью. Это неправда, заверяла она себя. Он просто сказал это, чтобы обидеть матушку, он был зол на нее за то, что она вышла за отца, за то, что ей пришлось покинуть его.