Текст книги "I was whole, whole I would remain (ЛП)"

Автор книги: dwellingondreams

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

========== Рейла I ==========

282 З.Э. Королевская Гавань.

Рейла подумала, что возможно боги, какие-то боги, услышали ее молитвы, когда Эйриса начало рвать кровью в постели. Он только закончил с ней, когда это случилось, дышал рвано, гордо, как будто сотворил что-то великое, как будто что-то ей доказал. Рейла лежала замерев, как обычно, борясь с сотрясающими ее рыданиями от боли и унижения, пытаясь успокоиться, стараясь дышать ровно.

Это когда-то посоветовала ее старая септа, в дни перед ее свадьбой с братом. Она была тогда еще ребенком, стеснительная девочка тринадцати лет, едва расцветшая. Эйрис сам был еще ребенком, всего на год старше нее, но у него уже были девушки и женщины, это знали все при дворе, потому что тогда он был красивым мальчиком, высоким и стройным, таким очаровательным и беззаботным. Очаровательным. Ее он никогда не очаровывал, Эйрис, который, хоть и заявлял о своем нежелании жениться на «своей милой сестре»…

Она пришла к нему за две недели до свадьбы, надеясь, что хотя они никогда не были близки в детстве, он поймет – ни один из них не хотел этого брака, они делали это только по настоянию их отца и матери, и…

– Ты же понимаешь, – сказала она тогда, – никто из нас этого не хочет, но мы должны повиноваться, но пусть у нас будет только свадьбы, мы не обязаны делить постель. Ты можешь пойти к кому захочешь, я ни словом не обмолвлюсь отцу, клянусь тебе, Эйрис, давай попробуем оба быть счастливы. Мы сможем продолжать жить как брат и сестра, – заверила она его, такая невинная, такая полная надежд. Он был ее братом, при всем своем высокомерии и жестоком характере, и она любила его, как полагается хорошей сестре.

Он посмотрел на нее и рассмеялся, как будто она весело пошутила.

– Если я женюсь на тебе, сестра, – ухмыльнулся он, – то можешь быть уверена, от своих супружеских обязанностей я не увильну. Ни от каких, – и он схватил ее за лицо и провел длинными пальцами по ее щекам, а она с трудом старалась сдержать гнев и обиду.

Она призналась во всем своей септе, и та женщина сказала ей:

– Вы никогда не должны показывать свой страх, принцесса. Помните, вы Таргариен. Это может быть неприятно, но вам следует сохранять спокойствие. Сконцентрируйтесь на своем дыхании, когда он… будет с вами. Это поможет. Успокойтесь, дитя мое. Никто не хочет видеть невесту печальной в день ее свадьбы.

Она обняла Рейлу, как никогда не делала ее мать-королева, и Рейла глубоко в сердце сохранила ее слова. Эйрис мог делать с ней все, что хотел, заверяла она себя, но он никогда не заставит ее чувствовать себя хуже. Она была принцессой. Она станет королевой, самой могущественной женщиной Вестероса.

И вот теперь, она лежала здесь, ее величество королева, самая могущественная женщина Вестероса, а тощее, болезненное существо, когда-то бывшее ее красивым, жестоким, безрассудным братом, вдруг начало кашлять и сотрясаться, а она вдыхала и выдыхала, стараясь сморгнуть слезы. Ее руки и ноги были покрыты свежими синяками, и между ее ног текла кровь. Она закрыла глаза, нащупывая след от жестокого укуса на шее, под ее пальцами он был твердым и распухшим. Эйрис продолжал содрогаться, а потом он сложился пополам, и его вырвало.

Она могла бы подумать, что он перепил вина, но теперь он редко пил, так страшась яда или возможности оказаться в беззащитном состоянии. Как будто он не был беззащитен сейчас! Эйрис никогда не был воином, и он выглядел, как будто за последние пять лет постарел на все двадцать. Его лицо было покрыто морщинами, волосы были полностью белыми, как у старика, а не серебряными и золотыми, как у истинных Таргариенов, и его тело было хрупким и увядшим, потому что он редко ел или спал, не беспокоясь. Она раньше слышала его вопли от кошмаров, эхом раздававшиеся в коридорах.

Теперь же он задыхался, и его рвало все больше, и она почувствовала медный запах. Это не была кровь на ее простынях. Она медленно поднялась, скривившись от боли, и посмотрела на него, на полный паники, ошарашенный взгляд на его лице. Он покачнулся и упал, свалившись с кровати на твердый каменный пол. Рейла ошеломленно смотрела на него, а потом, когда он не пошевелился, позвала королевских гвардейцев.

Она постаралась прокричать «Король!», потому что они уже привыкли к ее крикам, когда она молила о помощи для себя. Они никогда не приходили. Они поклялись защищать Эйриса, вот в чем дело. Не ее. Когда он впервые ударил ее у них на глазах, она посмотрела на сира Герольда Хайтауэра, прижимая руку к щеке, ожидая, что он… Она не была уверена, чего она ждала. Что он что-нибудь скажет, наверное.

Но он только отвел глаза в сторону, переминаясь с ноги на ногу в своих сверкающих белых доспехах, и тогда она поняла, что все кончено. Что ей ничего не поможет. Эйрис мог изнасиловать ее у них на глазах, и ни один из этих прекрасных благородных храбрецов и пальцем не пошевелит. Скорее, они помогут ее держать, если он прикажет. Может быть, им это не понравится, но они будут повиноваться. Он был королем. Они поклялись повиноваться ему, чего бы это ни стоило.

Теперь же сир Джонотор Дарри ворвался внутрь с обнаженным мечом в руке, и юный Джейме Ланнистер вслед за ним, и увидев Эйриса, лежащего на полу и продолжавшего изрыгать из себя кровь и рвоту, Дарри толкнул юношу к двери.

– Приведи мейстера! Быстро!

Мальчик посмотрел на нее, и она опустила глаза и приподняла простыни, скрывая под ними свою наготу, и он ушел, его доспехи звенели при беге. Сир Джонотор снова положил Эйриса на постель, и Рейла соскользнула с нее, не обращая внимания на протесты ее тела. Все болело. Ее волосы были спутаны, смяты в колтун. Эйрису нравилось тянуть и рвать их, когда он… Это уже не имело значения.

Она отошла назад и столкнулась с сиром Барристаном Селми. Ей всегда нравился Барристан, который был тихим, но не мрачным, галантным, но никогда не делал из этого сцен.

– Ваше величество, идите за мной, – быстро сказал сир Барристан, положив руку в перчатке ей на плечо, на котором, словно клеймо, горели следы пальцев Эйриса. Она вздрогнула, и он убрал руку, лишь указывая ей на путь прочь из комнаты в освещенный факелами коридор.

Она стояла босой на полу, утирая слезы, когда он позвал служанку из собравшейся снаружи толпы. Несколько секунд спустя ее проводили по коридору к ее собственным комнатам, у двери которых сир Барристан занял пост. Служанка помогла ей одеться в шелковую ночную рубашку и быстро уложила волосы под сетку, стараясь не смотреть на след от укуса на шее.

Ее спросили, не хочет ли она принять ванну, но она резко качнула головой и присела на край кровати. Она лежала здесь несколько часов назад, молясь богам, чтобы ее не вызвали к нему. И конечно же, ее вызвали. Эйрис, сколько бы он не говорил ей, как никчемна она в постели в первые дни ее брака, в последнее время брал ее почти каждую ночь. Два года назад, когда он впервые обхватил руками ее шею, когда толкался в нее, она попыталась драться за свою жизнь, извивалась и кричала, царапала его, плевала ему в лицо, бешено билась под ним, уверенная, что он ее убьет.

Конечно, он не убил ее. Только избил ее до крови за то, что она сопротивлялась, кричал ей в лицо, что ее долг лежать под ним, родить ему еще одного ребенка, что он оказывает ей честь, беря ее в постель. И он брал ее, с самой смерти Джейхейриса. Он поклялся никогда не заводить больше любовниц, сказал, что теперь будет верен только ей, и она была вынуждена благодарить его при всем дворе, словно в безумной пьесе, что он поставил. О, как же она была благодарна! Как он был благороден! Как счастлива она была, что король осознал свои ошибки. Все ее тело содрогнулось то ли от рыдания, то ли от смеха, она сама не поняла. Служанка ушла. Несколько ее дам пришли к ней, повинуясь долгу, чтобы утешить ее, но она отослала их, как только они вошли. Она была не в настроении играть роль беспокойной жены, скорбящей о внезапной болезни супруга, расстроенной его состоянием. Все, что угодно, но не это. Она надеялась, что он бился в агонии. Она надеялась, что он испытывает боль, такую, как не испытывал никогда. Она надеялась, что он рыдает от боли, что его внутренности разрывало, словно клинками, чтобы он желал смерти.

Боги знали, она желала его смерти. Она бы чувствовала себя виноватой лет десять назад, может быть. Тогда он не был безумной тварью, которой был теперь. Теперь она не чувствовала ничего, кроме жгучей, ненавистной надежды. Пожалуйста. Если в мире есть хоть какая-то справедливость, пусть он умрет. Пожалуйста, Неведомый, услышь ее молитвы. Забери его. Забери его так жестоко, как только сможешь, только забери.

Пусть Мать Небесная отправит ее за это в семь преисподен, ибо не может жена желать смерти своему мужу, своему лорду и хозяину, своему королю – Рейле не было дела. Она уже прожила один ад рядом с Эйрисом. Хуже быть уже не может.

Небо начало светать, когда к ней пришел Пицель.

– Король очень нездоров, ваше величество, – сказал он, собирая и снова опуская руки перед собой. На его серых одеждах были пятна, прямо под сверкающей цепью. – Внезапная болезнь живота – его более не рвет, но он горит от лихорадки. Я попросил прислать мне с кухни список всего, что он ел вчера…

Рейле не было дела, что он ел или не ел, или что всем было причиной.

– Он будет жить? – ее голос дрожал, и она надеялась, что он примет это за скорбь.

Пицель остановился, и это было все, что ей было нужно.

– Я… Я думаю, все что остается, это дать его величеству макового молока. Чтобы облегчить его страдания и чтобы… он упокоился в мире.

Его глаза блестели в темноте, и Рейла сконцентрировалась на дыхании, а потом придала своему лицу выражение фальшивой печали.

– О, конечно, – пролепетала она, склонив голову. – Вы так мудры, мейстер. Я… Я только молю вас позволить мне поухаживать за ним. Он мой муж и мой король, и я должна… Я должна увидеть его лицо еще раз, прежде чем потеряю его навеки. Пожалуйста, – добавила она, надеясь сыграть на его самолюбии – как же, королева молит о милости серого червя, что уже многие годы питается из глубоких карманов Тайвина Ланнистера.

Пицель клюнул на ее ловушку.

– Ну конечно, – ласково сказал он. – Я покажу вам, как дать ему лекарство, ваше величество. Ваше милосердие не знает границ.

Он показал, и она разрыдалась, чтобы он убрался наконец из комнаты, оставил ее с ее возлюбленным супругом, ее королем. Пицель споро испарился при виде ее слез, и Рейла присела у постели Эйриса, держа в руках бутыль с белой плотной жидкостью. Она смотрела на Эйриса, который лежал в постели бледный и немощный, стеная и дрожа от лихорадки, а потом встала и швырнула зелье в открытое окно. Бутыль разбилась о красные каменные стены. Рейла присела на кровати рядом с Эйрисом и взяла его руку, похожую на лапу с когтями, в свою.

– Муж мой, – мягко сказала она. – Эйрис, посмотри на меня.

Он немного дрогнул, его взгляд скользнул по ней, и она не была уверена, видит он ее или нет, но он почувствовал ее присутствие. Он пробормотал что-то неразборчивое, и его хватка усилилась на ее пальцах. От нее тоже останутся следы, подумала Рейла, но впервые Рейла была не против. Это будет последняя рана, что он ей нанесет. Это была последняя ночь, когда он насиловал ее, бил ее, покрывал ее шрамами. Этого больше не будет. Этого больше не будет. Он покойник.

– Ты умираешь, твое величество, – прошептала она.

– Нет, – пробормотал Эйрис. – Нет, матушка…

Он всегда любил их мать, а она любила его. Как же Шейра любила своего Эйриса, ее милого, нежного мальчика, свет ее очей. Все пели ему хвалы, как и его матушке. Шейра всегда была любимицей двора. Рейла же пошла в их отца, Джейхейриса. Была тише. Незаметнее. Тенью в ярком свете, что исходил от их жены и брата.

Она всегда считала себя любимицей отца, как Эйрис был любимцем матери, пока он не приказал ей выйти замуж, не сказал ей, что это ее судьба, что она породит великих королей и героев, что они спасут дом Таргариенов, приведут к новому веку династии и драконьего огня.

– Матушка, – рыдал ее брат-муж, и Рейла вырвала свою руку из его.

– Матушки здесь нет, – сладко пропела она. – Только я, Эйрис. – Она остановилась, облизала сухие, потрескавшиеся губы, чувствуя, как они распухли там, где он ее кусал. – Скоро ты будешь с ней рядом.

– Мне больно, – прохрипел он. – Пожалуйста, матушка, помоги мне, мне больно…

– Я знаю, – пропела Рейла себе под нос. – Я знаю, как тебе больно. Позови своих гвардейцев, твое величество, – предложила она, наклонившись к нему, обдавая дыханием его лицо. – Может они тебе помогут? Наверное, нет. И я этому рада.

Его лихорадочный бред затих, и он замолчал, его глаза остекленели. Осталось недолго, подумала она.

– Надеюсь, я никогда не увиливала от своих супружеских обязанностей. Позволь мне исполнить еще одну, твое величество.

Она подняла ближайшую подушку и твердо прижала к его лицу. Он едва издал звук, сделал слабую попытку воспротивиться, и она нажала еще.

Его дыхание клокотало в его груди. Она прикоснулась к его мокрому лбу. Он горел. Она представила, как его изнутри пожирает пламя. Он немного задохнулся и застыл. Она подождала следующего вдоха, но его не было, и она вздохнула с облегчением. Убрала руку с его лба и вытерла ее о свои одежды. Встала, когда скрипнула дверь. Пицель и королевские гвардейцы ожидали ее.

– Король умер, – сказала она, и теперь ее голос был острым и твердым, как стекло. – Да здравствует король Рейгар, первый его имени. – Рыцари склонили головы, повторяя ее слова. – Пока король вдали от двора, я буду возглавлять за него малый совет, – сказала она, и увидела, как по их лицам скользнуло удивление. – Я хочу, чтобы послания были немедленно отправлены на Драконий Камень и в Дорн. И я хочу, чтобы лорда Брандона и его друзей перевели из их темниц в комнаты в Твердыне Мейгора, под стражу.

– Северяне наши пленники, ваше величество, – сказал сир Джонотор. – Его величество король повелел лорду Рикарду явиться ко двору, чтобы ответить за предательство его сына, и…

– Не думаю, что лорд Рикард появится в Королевских Землях, когда узнает, что король скончался, – ровным голосом сказала Рейла. Весь город будет знать уже к полудню. Не было смысла останавливать слухи, которые разбегались всю ночь, от бесконечных шепотков и бесед бесчисленных придворных и слуг. – А потому нам следует сделать все как можно более проще для моего сына, его величества, к его возвращению ко двору. Я хочу, чтобы наших пленников одели и накормили, как полагается высокородным лордам.

– Прошу прощения, ваше величество, – сказал Пицель, после долгого изумленного молчания. – Я не сомневаюсь в вашей доброй воле, но не могу не предложить, что вы… вы всего лишь вдовствующая королева, не король, и…

– Ах, да, – нежно сказала Рейла. – И я желаю, чтобы великого мейстера Пицеля арестовали за отравление моего покойного супруга, короля. Будет проведено положенное расследование. Пока же найдите комнату в твердыне и для него.

Сир Барристан изумленно уставился на нее, и когда в ответ она только безмятежно посмотрела на него, глянул на сира Джонотора.

– Ваше величество, – начал Пицель, но Рейла уже отвернулась к трупу Эйриса, когда его увели с криками и воплями. На ее лице играла улыбка, когда она смотрела на то, что осталось от того, что когда-то было ее мужем. Она думала, что сегодня она будет спать очень спокойно.

========== Элия I ==========

282 З.Э. – Драконий Камень.

Элию разбудил яростный весенний шторм и тихий скрежет двери в ее спальню. Снаружи бился гром, и она напряглась, поднимаясь в постели, и расслабилась, увидев, какой маленькой была тень. Раздался знакомый топот маленьких ножек, и Рейнис забралась ей на покрывала, пробираясь к Элии, и та обняла дрожащую фигурку.

– Все хорошо, сладкая, – сонно пробормотала она. – Это просто гром.

– Мне приснился плохой сон, – всхлипнула Рейнис, толкаясь черноволосой головкой под руку Элии. Элия накрыла их обеих покрывалом, положив руку на спину Рейнис и потирая ее нежными круговыми движениями. Она смутно помнила, как ее отец делал так же, когда она была маленькой и не могла уснуть по ночам из-за болей в животе. Ее отец по любым стандартам был необычным человеком, но самым необычным в нем было то, как он любил своих детей. Он ничего не ждал от них в ответ. Только давал.

Она хотела бы, чтобы она могла быть такой же с Рейнис и Эйгоном, но в ней было слишком много от ее матери. Она любила своих детей. Она все бы для них сделала. Но они были принцессой и принцем. На них накладывались ожидания. Сбежать от этого было нельзя. Элия хорошо знала, что такое бремя долга. Она всегда несла его лучше многих, во всяком случае, так говорили. Теперь же она не была в этом уверена. Теперь она каждую секунду беспокоилась. Теперь она лежала по ночам и думала, что может быть ее мать ошибалась. Что она была недостаточно сильна, чтобы пройти сквозь огонь и не обжечься.

– Что тебе приснилось? – прошептала она своей дочери, чьи всхлипывания затихли. Рейнис обычно была таким радостным, веселым ребенком, умным и сообразительным для своего возраста, но по ночам, как знала Элия, Драконий Камень был странным и пугающим, с этими каменными горгульями и змеями, и морем, что билось о скалы под их окнами.

– Пожар, – пробормотала Рейнис, вытирая нос. – Он хотел пожрать Эгга.

Эгг – так Рейнис звала Эйгона. Элия не знала, было ли это потому что его имя звучало для нее, как Эгг, яйцо, или потому что он родился лысым, с большой головой. Теперь Эйгону было шесть месяцев, и его голову покрывали серебристые волосы. Он больше не был похож на яйцо, но имя приклеилось. Элия не была против. Сама она когда-то целых четыре года называла Дорана Дорном, предполагая, что их родину назвали в честь него.

– Огонь, хотел пожрать Эйгона? – дыхание Элии щекотало ухо ее дочери. – Ну, это глупости, милая моя девочка. Знаешь почему? – она легонько поцеловала горячую бровь Рейнис. Она всегда была горячей, словно в лихорадке, которой у нее не было.

– Почему? – спросила Рейнис.

– Потому что Эйгон – маленький дракон.

– Нет, – Рейнис была ошарашена.

– Так и есть, – кивнула Элия. – Однажды он отрастит чешую и улетит, сама увидишь. Он унесет тебя за Закатное море и обратно. Его дыхание будет таким жарким, что будет плавить замки, – теперь она улыбнулась, и Рейнис моргнула, а потом улыбнулась яркой детской улыбкой.

– Мама обманывает.

– Но ты ведь больше не боишься, так? – она некоторое время гладила волосы Рейнис, прижимая ее к себе. – Попытайся уснуть. Буря пройдет к утру. Сама увидишь.

Сверкнула молния, но теперь Рейнис не волновалась – она положила голову на грудь Элии и за несколько минут уснула, дыша ровно. Элия водила пальцами по густым темным локонам дочери и пыталась уснуть сама. Но она уже много лет не была маленьким ребенком, и никто больше не прижимал ее к себе, заверяя, что все будет хорошо, что буря пройдет. Ее живот скрутило от звука дождя за окном.

Она задумалась, шел ли дождь там, где был сейчас Рейгар. И отсюда она снова сорвалась.

В последнее время ей всегда снился Харренхол, и снова Рейгар стоял перед ней, взяв ее руки в свои. Его руки были нежными, всегда нежными, сколько бы он не тренировался с копьем и мечом. Спустя едва месяц после рождения Эйгона, когда она второй раз за два года едва не умерла, она снова чувствовала себя слабой и маленькой, словно ребенок, которого он пытался утешить. Она выдернула свои руки из его, с трудом стараясь сохранять самообладание. Она никогда не плакала перед ним, даже когда была не в себе от боли и макового молока, и не станет плакать теперь.

– Элия, – сказал он, и ей хотелось бы, чтобы в его голосе была хотя бы тень стыда, хоть капля беспокойства, хотя бы малость недовольства. Только не эта тихая, твердая уверенность, как будто он знал что-то, чего она не знала. Конечно, он знал. Она только думала… Она думала, что ее брак не будет таким, где ее будут открыто унижать при всех, дабы снискать благосклонности девочки четырнадцати лет.

– Элия, посмотри на меня.

Она так и сделала, и к ее облегчению, ее глаза оставались сухими. Хорошо. Она не сломается и не станет рыдать перед ним. Ее не так просто сломать. Он не заставил ее сломаться на людях, когда сотни взглядов были направлены на нее, когда все ждали, что она содрогнется, рухнет под тяжестью позора, невзрачная дорнийская жена Рейгара, которую наконец-то отвергли ради дикой северной красоты. Он не увидит ее сломленной и наедине. Конечно, подлинного уединения в их жизни не было никогда, даже когда они были одни. Этого не позволяло их положение в обществе.

– Я понимаю, что ты расстроена, – нежно сказал Рейгар. Нежно. Ей хотелось плюнуть ядом ему в лицо. Оберин бы ей поаплодировал. Вместо того она чуть задрала подбородок, словно могла посмотреть на него сверху вниз. Она была женщиной малого роста, а Рейгар был высок, почти неуклюже высок. Она не могла бы посмотреть на него сверху вниз даже если бы попыталась. Но она могла попытаться. Ее челюсти сжались, и она продолжила молчать.

В первые дни их помолвки она почти сочла его мальчишкой, ужасающе наивным и не знающим жизни. Она была старше него на два года, путешествовала куда больше него, большему научилась, думала она. Он будет однажды королем, но она не была какой-то глупой лордской дочкой, чтобы лепетать о его красоте и тихой грации. Она была принцессой в собственном праве, ровней ему, а не какой-то пешкой. Неужели она так его недооценила? Неужели она была так слепа? Что еще он замышлял, у нее за спиной?

– Но я заверяю тебя, – продолжал Рейгар, – я не желал зла. Я не хотел оскорбить тебя, Элия…

Она едва не ударила его, резко отстранилась, и он замер. Она не подняла руки. Нет. Она станет королевой. Она никогда никого в своей жизни не била, и не собиралась начинать. Она не позволит ему утянуть ее на дно, унизить ее, втянув в пошлую ссору, словно они какие-то… какие-то простолюдины. Нравится им это или нет, они не были простолюдинами. Они должны были быть примером всему королевству, а сегодня его примером оказалось оскорбить ее, дабы короновать девчонку Старк королевой любви и красоты. Неужели он сошел с ума?

– Не хотел оскорбить меня, – повторила она за ним, и с облегчением отметила, что ее голос не дрожал, только был чуть визгливее, чем ей бы хотелось. Она не позволит ему отмахнуться от нее, как от какой-то истерички. У нее было право злиться на него. – Не хотел оскорбить – как это могло быть хоть чем-то другим? Рейгар, – она взяла себя в руки. – Если ты желаешь завести любовницу, – теперь ее голос был твердым и ровным, – ты можешь это сделать. Но не пытайся делать любовницей невесту Роберта Баратеона, к тому же у всех на глазах! Как еще ты думал, это воспримут? Как еще думал, люди это поймут?

Элия не была романтичной маленькой девочкой. Они с Рейгаром никогда не любили друг друга. Они делили ложе из долга, да, но иногда они демонстрировали привязанность друг к другу. Она не была несчастна в эти два года ее брака. Она всегда считала себя достаточно счастливой с ним, Рейнис и Эйгоном, на Драконьем Камне. Он всегда относился к ней с добротой, учтивостью, уважением, положенным жене и будущей королеве.

Они редко ссорились, всегда стояли горой друг за друга при дворе и перед людьми. Он никогда не требовал от нее того, что она не могла ему дать. Но любовь? Нет. Она давно оставила на это надежды. Любовь редко случалась в таких браках, как у них, но дружба и взаимоуважение, этого стоило добиваться, и она была довольна собой, что добилась этого.

Она никогда не предлагала ему открыто завести любовницу, но она посмотрела бы на это сквозь пальцы, не стала бы портить от этого их брак. Следовало приносить какие-то жертвы, когда выходишь замуж за будущего короля.

Это было другое. Совсем другое. Эйрис демонстрировал всем своих многочисленных любовниц, но даже он никогда не делал ничего подобного.

– Любовницу… Элия, я не собираюсь заводить любовницу, – сказал он ей, совершенно серьезно, и она посмотрела на него. Он вздохнул и встал. – Я приношу извинения, если причинил тебе какую-то боль. Я заверяю тебя, миледи, я никогда не подвергну опасности твое положение как моей жены. Тебе нечего бояться. Просто, просто есть что-то, что я не могу… – он печально покачал головой, словно это она оскорбила его. – Я объясню все со временем. Прошу прощения. Я оставлю тебя с твоими дамами.

– Рейгар, подожди, – она попыталась остановить его, но он уже ускользнул.

Несколько месяцев спустя на Драконьем Камне она снова проснулась от этого сна. Он всегда заканчивался там, где заканчивалось ее воспоминание, хотя иногда во сне она бежала за ним, бежала, как не сделала в реальности, и когда она выходила из шатра, мир вокруг нее горел, люди кричали, лошади визжали, раздавался скрежет стали о сталь, оглушая ее.

Рейгар объяснил ей все «со временем». Он прислал ей письмо, когда пришли новости о похищении девицы Старк. Хотя все в ней кричало, чтобы она разорвала письмо на части и сожгла его, вместе с каждой до единой вещи, принадлежащей ему, она все же сохранила его. Письмо заверяло ее, снова, что он не брал себе любовницы. Он брал себе вторую жену, как Эйгон Завоеватель, его предок, как тысячи валирийцев до него. «У дракона должно быть три головы, Элия, и ты дала мне две. За это я благодарен. Но должна быть еще одна, обещанная дочь, песнь льда и пламени».

Судя по всему, Рейгар поверил, что нашел свой «лед», в Лианне Старк, девочке, которую он короновал, а теперь похитил.

Прошло три месяца, и от него не было и слова. Она не знала, где он был, но подозревала, что где-то в Дорне. Она знала только, что он взял с собой леди Лианну. И его письмо ничего не доказывало, ничего на самом деле не говорило. Он решил называть девочку своей «женой», не любовницей. Как это? Одобрил ли Верховный септон этот «брак»? Имеет ли Рейгар право разрывать помолвку Лианны Старк? Успокоит ли это Рикарда и Брандона Старков? Утихомирит ли ярость Баратеона? Да, принц похитил вашу дочь, сестру, невесту, но это все их самых лучших намерений, он обещает! Он хочет сделать ей третьего ребенка! Ни о чем не волнуйтесь, ступайте с миром!

Конечно же нет. От этого слухи станут только еще более безумными. Северяне кричат, что ее похитили, изнасиловали, надругались. При дворе шептались, что Рейгар познал истинную любовь, что он не мог сопротивляться чувствам, эта Элия – дорнийская чужестранка – как вообще такая хрупкая, болезненная женщина удовлетворит его в постели? С чего хранить верность смуглокожей жене, когда он мог иметь истинную зимнюю розу, со светлыми глазами и кожей, белой как снег?

Элия слышала каждое из этих оскорблений, как брошенное ей в спину, так и сказанное ей в лицо, последнее – самим королем. Дорнийская шлюха, заносчивая ведьма, плоскогрудая сука. Как посмела она лишить их истинной андальской королевы? Как посмела она выйти замуж за принца Таргариена, который должен был жениться на своей сестре, а не на дальней родственнице из бедного бунтарского королевства, которое никогда не знало своего места? Как смела она со своими дамами не падать ниц перед всем двором? Как смела она вырасти с привычкой высказывать свое мнение, не опускать глаза ни перед одним мужчиной, делать свои собственные суждения?

Как смела она родить принцессу, похожую на дорнийку, со слишком темной кожей и слишком темными волосами, с глазами и носом как у матери? Как смела она едва не истечь кровью на родильном ложе, дважды? Как смела она лишить Рейгара его обещанного в пророчествах третьего ребенка? «Ах, Элия, но у дракона должно быть три головы. Если ты не можешь дать ее, сгодится и другая». Пламя и лед. Неужели Рейгар считал себя пламенем? Кем же тогда была она? Его выброшенным пеплом? Сожжеными останками былого брака, жизни?

Нет. Она была Элией Нимерос Мартелл из Дорна. Второе дитя Лорезы и Тристана. Единственная дочь рода Мартеллов. Ее вырастили не для того, чтобы так просто выбросить, отодвинуть, забыть. Она была рождена, чтобы править. Так что, она смела. И она продолжит сметь. И это не будет, не станет ее концом. Рейгар не заберет у нее все, что у нее есть. Только не так. Он женился на ней в Великой Септе Бейлора, на глазах у Семерых. Она подарила ему двух здоровых детей, сына и дочь.

Какие бы обещания он не давал Лианне Старк, в какое бы пророчество он не верил, считая, что воплощает его – все это меркло в свете ее гнева. Он сбежал. Словно трус, он сбежал. Сбежал от нее, сбежал от двора, сбежал от своих отца и матери, сбежал от дома Старк, от дома Баратеон – словно обычный вор, он сбежал с маленькой девочкой. Когда он вернется, она встретит его, и тогда он узнает, кто есть истинное пламя в их браке.

Буря улеглась, как она и обещала Рейнис, которая все еще мирно спала у нее на груди. Дождь успокоился до тихой мороси. Элия осторожно приподнялась в кровати, спуская Рейнис с себя. Ее дочь не пошевелилась, только пробормотала что-то во сне. Что-то о кошках – она обожала кошек, следовала по пятам за теми, что жили на Драконьем Камне, пытаясь их поймать и погладить. У Элии была кошка, когда она была маленькой, тощее бедствие по кличке Лев, в честь ее дяди, который подарил ей его на первый день рождения.

Раздался тихий стук в дверь. Было еще рано, но Элия никогда не залеживалась в постели. Она лучше всего чувствовала себя по утрам, и предпочитала начинать день немедленно, вместо того, чтобы откладывать неизбежное. В первые дни брака она часто просыпалась намного раньше Рейгара, и просто смотрела, как он спал. Когда бы он не приходил к ней в постель, он всегда засыпал в ее кровати, не возвращаясь в свои комнаты. Она считала это очаровательным, пленительным. Ее серебряный принц-дракон, спит в ее постели, мирно, как дитя.

Она задумалась, спит ли он рядом с Лианной Старк в эту самую минуту, и в ее груди что-то сжалось. Может быть она никогда не любила его, но она не станет лгать и притворяться, что ей не было до него дела. Он все еще был ее мужем. Они принесли клятвы чтить друг друга превыше остальных. Неужели это ничего не значило для него? Неужели она так мало для него значила? Она была рада, что Рейнис так мала, а Эйгон всего лишь младенец. Рейнис считала, что ее отец просто уехал. Она обожала Рейгара, обожала слушать, как он поет, обожала заплетать его длинную косу. Как Элия объяснит ей все это, когда она подрастет? Отцы всегда герои в глазах своих дочерей. Ее отец точно был для нее героем.

Снова раздался стук. Она вздохнула и откашлялась.

– Войдите.

Эшара вошла в комнату, ее длинные шелковые темные волосы падали ей на лицо. Она заткнула их за уши, поворачиваясь к Элии, и тихо закрыла за собой дверь. Ее фиолетовые глаза потемнели, обеспокоенные чем-то. В эти последние месяцы она была для Элии даром с небес, с ее умением все подмечать и коварным умом. Элии всегда нравились она и ее братья, Аларик и Эртур… Ну, Эртур теперь был с Рейгаром.