Текст книги "Дракон, да не тот (СИ)"

Автор книги: Djoty

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Я пожал плечами:

– Мне так все твердят. Алдуин спалил и разрушил Хелген, Мирмулнир уничтожил башню под Вайтраном. Ещё один дракон умер недалеко от Айварстеда. Все говорят, что вернулся Алдуин и хочет пожрать мир, и появление драконов – это первый шаг к этому.

– Мирмулнир, – пробормотал дракон. – Мирмулнир… Мир-Мул-Нир! – последнее имя он выкрикнул в небо. Меня окатила ударная волна и уронила на землю.

В небе над нами образовался словно бы циклон, такой, какими они видны из космоса, и из него вылетел дракон и плавно спланировал на вершину Глотки Мира. Сел на одну из скал, сложил крылья и изящно наклонил голову в приветствии.

Это был не вайтранский дракон. Очень похож, но не он. Движения этого дракона были изящнее, чем у того, и сам он имел гораздо более насыщенный рыжий окрас. И – самое главное – он был живым. Как Паартурнакс. А там, возле Западной сторожевой башни, дракон был никакой.

– Мун, – Паартурнакс наклонил ко мне голову, – этот дракон был около Вайтрана?

– Нет. Тот был похож, – я помолчал и добавил: – Этот дракон живой, а те были… просто оболочки.

– Оболочки… – глаза Паартурнакса потемнели. – Оболочки… Только истинный довакин может чуять дова, может видеть жизнь дова… Ты видишь жизнь дова… Фёдор, – он прямо посмотрел на меня, – Алдуин сжёг Хелген, но кроме него в Нирн со времён Мартина Септима не приходил ни один дракон…

– А ты? – не понял я. – А он? – я показал на Мирмулнира.

– Фёдор, вершина Глотка Мира не принадлежит Нирну. Ниже Высокого Хротгара – Нирн, выше Высокого Хротгара – это не Нирн.

– Но я же сам видел там, внизу, двоих драконов. Кто тогда они были?

– Дова далёк от людских дел, но дова точно знает: кроме Алдуина в Нирн драконы не приходили.

– Значит, – я оглянулся на Мирмулнира, сидящего на скале и с вежливым интересом, написанным на морде, прислушивавшегося к нашему разговору, – тот дракон, что убили около Вайтрана, не был Мирмулниром?

– Тот дракон, которого убили около Вайтрана, – подтвердил Паартурнакс, – не был Мирмулниром. Он не был дова.

– Но кем тогда, если не драконом?!

– Мун, дова не знает людских дел. Дова слышит Слова и видит дела, вызванные Словами. Дова видит дова и дела, которые творят дова. Но людских дел дова не знает.

– Значит, – я не мог поверить своему счастью, – мне не нужно спасать мир?

– Лайн, – он внимательно посмотрел на меня, – мир не нужно спасать от драконов. Возможно, его нужно спасать от чего-то другого.

– Но что может вызвать появление драконов, которые на самом деле не драконы?

В его глазах заплясали весёлые чёртики:

– Ищи ответ внизу, мун…

– Хорошо. Но… Если те драконы, которые умерли внизу, не были драконами, то как я смог поглотить их души?

– Тень… Тень того, что было бы, если бы это был настоящий дракон. Только душу дова нельзя поглотить… Люди называют это поглотить душу, но это не так. Это только слова…

– Но…

– Мирмулнир… – пророкотал Паартурнакс. – Сразись с Мирмулниром, Фёдор, убей его – и пойми, что значит поглотить душу.

– Что?! – вскричал я. – Паартурнакс, и ты туда же?! Идите вы все со своими драконами знаете куда?!

– Сразись с Мирмулниром, мун, – серьёзно повторил Паартурнакс.

Ага, с драконом, который имеет высоту трёхэтажного дома. На высоте шести тысяч метров, где даже разговор в состоянии покоя вызывает одышку, а каждое движение – так и вовсе желание лечь и больше не вставать. Кроме того я безоружен – меч остался в монастыре, Лидия – там же, а идти на это гору костей, мышц и чешуи с кинжалом и дохленьким огненным шариком…

– Сразись с Мирмулниром, довакин…

Я кисло посмотрел на Мирмулнира. Тот ответил мне взглядом, полным сомнения, затем снялся со скалы и, шумно хлопая крыльями, завис надо мной. Я сделал несколько шагов назад, освобождая ему место, и он аккуратно приземлился передо мной. Наклонил ко мне голову, скептически посмотрел на меня, затем расправил крылья и встряхнулся. Когда он остановился, я с изумлением увидел, что он стал меньше размерами раза в два. Он снова смерил меня взглядом, встряхнулся снова, потом ещё раз, и в результате через несколько минут передо мной стоял дракончик, всего на голову выше меня. Он снова оценил мои габариты, видимо, решил, что хватит, и вопросительно посмотрел на меня, словно бы спрашивая, можно ли начинать.

– Нет, – придя в себя от потрясения, заявил я. – Я не хочу убивать. Он мне ничего не сделал.

Мирмулнир боднул меня головой, и я свалился на землю. Попытался пнуть его ногой, даже попал, но от резкого силового движения пульс резко участился, в глазах потемнело, а из носа пошла кровь – шесть тысяч над уровнем моря всё-таки. Чтобы прийти в себя, мне понадобилось, наверно, несколько минут. Когда я наконец смог подняться на ноги, а перед глазами перестали мельтешить мушки, я обнаружил, что Мирмулнир теперь ростом мне по пояс и явно показывает, что намерен продолжать «бой». Я постоял, не горя желанием начинать первым, он тоже постоял, потом опять боднул меня. Я отмахнулся, не сдвинувшись с места. Он зашёл справа, примерился и впился зубами мне в правую руку, а лапами упёрся в ноги, в результате чего я потерял равновесие, упал на него, услышал хруст, и дракончик подо мной перестал шевелиться. Когда я сел на колени, я обнаружил, что при падении шея Мирмулнира наткнулась на острый камень, а когда я свалился сверху, я своим весом переломал ему её. Меня охватила злость на всех, из-за кого это ненужное убийство произошло, я уже хотел было встать и уйти отсюда, чтоб никого из них больше не видеть, но в это время мёртвый дракончик начал искрить и наливаться светом. Через несколько мгновений его охватило сияние, Мирмулнир растворился в нём, а сияние окутало меня. В голове вдруг прояснилось, по телу разлились тепло и бодрость и дышать стало легче. Потом сияние погасло.

– Сейчас, – услышал я голос Паартурнакса, – произошло то, что люди называют поглотить живую душу дова, довакин. Ты почувствовал это?

– Да, – я, шатаясь, поднялся на ноги. – Паартурнакс, зачем нужно было это убийство? Мирмулнир мне ничего не сделал, я не хотел его убивать!

Он улыбнулся:

– Довакин, – пророкотал он, – позови Мирмулнира.

– Мирмулнир, – сказал я. – И что?

– Позови. Вспомни того, кого ты победил в честном бою, и позови.

Я представил себе дракончика и, чувствуя себя совершенно глупо, позвал:

– Мирмулнир…

По телу прошла волна тепла, и я захлебнулся им на последнем слоге имени и закашлялся. На второй попытке я отвлёкся на свои ощущения, и мой язык запутался во всех этих «эр» и «эл» его имени… В общем, раз на десятый я, сосредоточившись, смог чётко произнести его имя, почувствовал, как меня накрыла волна тепла, и увидел перед собой рыжего Мирмулнира ростом мне по пояс. Он насмешливо посмотрел на меня, начал встряхиваться и через минуту вырос до своих прежних размеров.

– Понимаешь, довакин? – спросил меня Паартурнакс.

– Нет, – честно признался я.

Паартурнакс наклонил ко мне голову.

– Тело дова можно убить, если дова этого захочет. Но дова убить нельзя.

– Душу дракона убить нельзя? – подумав, уточнил я.

– Сил, – задумался Паартурнакс. – Душа… Пусть будет душа, если ты не можешь понимать по-другому. Дова – это принцип… Понимаешь?

– Нет.

– Что ж, значит, ещё не время, – флегматично согласился Паартурнакс.

– Тогда для чего нужно поглощать душу?.. Ну, или что там происходит, что мы называем этим словосочетанием?

– Чтобы раскрыть в себе дова.

– Э-э-э, – опешил я. – Ты хочешь сказать, что если я буду поглощать души драконов, я превращусь в дракона?!

– Если ты имеешь в виду, что ты получишь тело, как у дракона… Аргонианин с крыльями, гы-гы-гы… Нет, ты не покроешься чешуёй, у тебя не вырастут хвост и крылья. Твое тело останется телом человека. Но ты раскроешь в себе дова.

– И… Что будет?

– Ты станешь дова.

– Что это значит, стать дова?

– Стать дова – это стать дова, довакин.

– Ясно, – констатировал я тот факт, что мне ни черта не ясно.

Паартурнакс посмотрел на меня сначала одним глазом, затем другим:

– Возвращайся, Фёдор, в Высокий Хротгар. Это место, Глотка Мира… Здесь плохо смертным долго находиться. И… Арнгейр, – он повернул голову к старцу, смиренно стоявшему в сторонке, и сказал уже на местном наречии: – Отпусти Фьодора вниз. Не готов ещё ученик.

– Как скажешь, Учитель, – поклонился ему Арнгейр.

Когда мы с Арнгейром уже начали спускаться по тропе, Паартурнакс сказал:

– Фёдор, если у тебя будет желание, приходи сюда. Поговорим.

– Хорошо, – обернувшись, серьёзно пообещал я. – Я вернусь…

…В ту ночь, впервые за всё время моего пребывания в Высоком Хротгаре, мне было тепло.

========== Глава 14. Вайтран. Часть 1. Приготовления. ==========

В Вайтране было неспокойно. На воротах вместо двух вечно полусонных стражников стояло четверо в доспехах и при оружии, которые придирчиво расспрашивали каждого, желающего войти или въехать в город, и дотошно обыскивали телеги. На стенах вышагивали вооружённые луками воины, рабочие ремонтировали стены, надстраивали недостающие зубцы и латали крытую галерею. Потолкавшись полчаса на рынке, я выяснил, что огнеупорные пропитки и смазки за последние несколько дней взлетели в цене во много раз, и всё равно их отрывают с руками, из стрел можно достать разве что простейшие с железным наконечником, люди усиленно запасаются зерном, солью и водой. А слухи упорно твердили, что на город собирается напасть Ульфрик Штормовка.

– Ульфрик собирается напасть на Вайтран? – не поверила Лидия. – Он в своём уме?

– Почему он не может напасть на Вайтран? – я пожал плечами. – Его выгодно захватить, потому что он в центре Скайрима. И несложно, если воинов хватает.

– Ярл Балгрууф не поддерживает ни имперцев, ни штормовок, – объяснила она. – Им обоим он не союзник, но и не противник.

– Если Ульфрик пойдёт на Вайтран, это значит, что на его защиту не придут имперские легионы?

– Наоборот. Это значит, что Вайтран обратится за помощью к имперцам и, соответственно, перейдёт на сторону Империи. И Ульфрик потеряет город, который мог бы перейти на его сторону бескровно.

Я с удивлением воззрился на неё. Воинственная Лидия – и вдруг проявляет такое потрясающее миролюбие? Где волк за горой сдох?

– Это не миролюбие, – обиделась она. – Это военная тактика. Силы штормовок и имперцев примерно равны, ни те ни другие не могут взять сколько-нибудь ощутимый перевес. Для захвата Вайтрана нужны большие силы, значит, Ульфрик должен откуда-то эти силы снять. Так если уж снимать силы – то для того города, который нельзя взять иначе, чем осадой: Солитьюд – последний порт, который остался в руках имперцев, Маркарт с его серебряными шахтами или Фолкрит – житницу Скайрима. Морфал особо никому не нужен, а с Вайтраном можно договориться… Фьодор, надо спросить у ярла.

Ярл Балгрууф, которого мы оторвали от инспекции арсенала, поделился с нами последними новостями и объяснил, почему Вайтран активно готовится к обороне. Во-первых, людей Ульфрика уже не раз замечали в окрестностях Вайтрана и в одном-двух переходах от него. А во-вторых, три дня назад Ульфрик прислал топор. На мой вопрос, что это означает, ярл объяснил, что это древний нордский обычай: если тот человек, кому присылается этот топор, принимает его, он переходит под вассалитет того, кто прислал. Отказ же принять означает войну. Ярл Балгрууф отослал топор назад и тут же отправил в Солитьюд письмо с просьбой о военной помощи, а также срочно принялся приводить город в боевую готовность.

– Ульфрик соображает, что делает, или нет? – вскричала Лидия. Ярл сумрачно посмотрел на неё:

– Думаю, он не сомневался, что я приму топор. По его мнению, истинный норд, каким он считал меня, не позволит себе признать власть Империи. Но Ульфрик не годится в короли Скайрима. Нет у него хозяйской хватки, а в управлении государством это важнее благородства.

– Сколько у Ульфрика воинов? – спросил я.

– Мы подсчитали, что больше пятнадцати тысяч он выставить не сможет.

Я присвистнул. Пятнадцать тысяч на Вайтран – это конец Вайтрану.

– Но мы не думаем, – продолжил он, – что он станет столько выставлять. Выставить пятнадцать тысяч – это значит призвать к оружию всех взрослых мужчин всех владений, которые он захватил, и полностью снять с захваченных городов стражу и гарнизоны, то есть оголить их защиту.

– У крестьян, – ответил я, – ещё не закончились работы в огородах и на полях. Это значит, они воевать не пойдут. Снимать всю стражу с городов Ульфрик не будет. Сколько в этом случае будет воинов?

– Скорее всего, – чуть усмехнувшись, кивнул ярл, – семь-десять тысяч.

Несколько лучше, но всё равно грустно.

– Что у штормовок есть для… ну, чтобы пробить стены или ворота?

– Таран, лестницы, кошки.

– Осадные орудия у них есть?

– Обычно в осаде участвует две-три катапульты. Но они больше для устрашения простолюдинов, чем для нанесения разрушений.

Хм?

– Катапульта эффективно стреляет с расстояния в двадцать саженей. С этого расстояния тех, кто ею управляет, достают лучники.

Двадцать саженей – это чуть больше сорока метров. Вообще-то хорошие требюше могут бить в десять раз дальше, хотя это уже будет неэффективная стрельба. А с расстояния в сорок метров бреши в стенах должны пробиваться в пять-десять ударов в зависимости от скорости и массы снаряда и толщины и качества стен. Что-то тут не так.

– Какое оружие… противоосадное есть у Вайтрана?

– Как везде – луки, кипяток, смола, камни.

– Метательные машины?

– Есть пять катапульт, но, сам понимаешь, они ничего не меняют.

Вот этого я как раз не понимаю.

– Мой ярл, – попросил я, – позволь мне посмотреть на них.

Ярл рукой указал на приоткрытую дверь, ведущую в какое-то огромное помещение:

– Прошу.

***

Я сначала подумал, что это шутка. Спросил у мастера, потом у двоих местных стражей, наконец у ярла, действительно ли эти штуковины, которые назвать катапультами язык не поворачивается, используются как оружие, а не как декорация в театре. Меня в четыре голоса уверили, что это самые что ни на есть боевые машины. Я обошёл вокруг одной из них, приценился и предположил, что максимум такая машина может метнуть снаряд в пять килограмм, а метательный рычаг ломается после десятого выстрела, на что стражники подтвердили, что десять выстрелов – это предел возможного.

Нет, я знал, конечно, что здесь дремучее средневековье, но как-то не предполагал, что настолько…

Метательный рычаг в этой «катапульте» крепился в раме вертикально и намертво, и метание снаряда происходило исключительно за счёт сгибания и последующего разгибания этого рычага. По сравнению с этим тот факт, что метательный рычаг заканчивался ложкой, а не пращой, было уже малосущественной деталью. Неужели за столько веков существования здесь цивилизации никто не додумался до торсиона или противовеса? Ладно, торсион – луки-то здесь есть… Кстати, арбалетов я до сих пор так и не встретил. Но луки есть, и неужели здесь не нашлось местного Кулибина, который додумался бы сделать большой композитный лук и поставить его на станок? А там уже и до баллисты недалеко.

– Ярл, – я повернулся к ярлу Балгрууфу, – здесь требюше, онагр, баллисту знают?

Собственно, как названия этих метательных машин звучат на нордском, я не знал, но прикинул, что эти термины во всех европейских языках должны иметь похожее или по крайней мере узнаваемое произношение, но ярл уверенно ответил, что ему известна только баллиста, которая, однако, много лет уже не используется, потому что утерян секрет её изготовления. Вызванный им мастер-оружейник повторил слова ярла.

– Торсион, – без особой надежды спросил я, – знаете, что такое?

Нет, не знали.

Я ещё раз осмотрел раму и рычаг катапульты. По-хорошему, требюше более эффективно и долговечно, чем онагр, но катапульту с такой конструкцией проще переделать в онагр. Я спросил у ярла разрешения поковыряться с этой машиной, он согласился, пояснив, что толку от этих машин почти нет, так что если я одну из них испорчу, ничего не изменится.

Я смутно помнил, что для онагра массой в две тонны нужно конского волоса сто пятьдесят килограмм. На глаз масса вайтранской катапульты составляла сотни три килограмм, значит, верёвок для торсиона понадобится килограмм двадцать пять. Я объяснил мастеру-оружейнику, что мне надо, и для наглядности смастерил макет онагра. Мастер заинтересовался, вспомнив, что что-то подобное он уже видел в Хай Роке, только это было давно, лет двадцать назад.

Двое подмастерьев приволокли верёвок из конского волоса, мы с мастером, который оказался бретонцем и которого звали Хавьер, сняли метательный рычаг с рамы и просверлили в ней отверстия для верёвок. Пока подмастерья примеривались, как закручивать верёвки, мастер осмотрел метательный рычаг, убедился, что он не высох и не изогнулся за время бездействия, спилил с него ложку и вбил в его конец два крюка: один для постоянного закрепления пращи, другой – для временного. Как именно должны были крепиться эти крюки, я не помнил, но это можно будет потом проверить на опыте.

Через пару часов торсион из конского волоса был закручен, и в него был вставлен метательный рычаг. Одному из подмастерьев было велено обивать стопорную балку, о которую при выстреле должен будет ударяться метательный рычаг, войлоком, а мы с мастером и другим подмастерьем принялись обсуждать устройство воротного механизма, который должен был после выстрела пригибать метательный рычаг к земле. Потом к нам присоединился кузнец Йорлунд, потом ещё какой-то щуплый костистый данмер. К вечеру мы сообразили небольшой ворот, соответствовавший размерам онагра, к концу рычага прикрепили металлическое кольцо, а к раме – подвижный крюк с привязанной к нему верёвкой; когда рычаг пригибался к земле, кольцо цеплялось за этот крюк, а когда требовалось выстрелить, воин дёргал за верёвку и выдёргивал крюк.

Испытания новоиспечённого онагра проводили уже утром следующего дня. Машину две коренастые скайримские лошадки по пандусу втянули на стену, а подмастерья натаскали камней для снарядов. Первые три выстрела были неудачными, потому что свободный конец пращи отцеплялся или слишком рано, в результате чего камень улетал вверх и падал всего в нескольких метрах перед машиной, или слишком поздно, и он улетал под машину. Когда мы подобрали нужный угол изгиба крюка, выяснилось, что торсион плохо закреплён, и рычаг ходит в нём. Когда было исправлено и это, онагр наконец-то выстрелил, и зрители восторженно заорали и зааплодировали. Трёхкилограммовый снаряд улетел вперёд метров на сто пятьдесят, что для Скайрима было фантастической дальнобойностью. Конечно, стой наш онагр не на десятиметровой стене, а на равнине, дальность полёта снаряда была бы куда скромнее, от силы метров сто, но и это в любом случае было значительно больше сорока метров, на которые были способны местные катапульты.

Запас прочности наш онагр показал равным восьмидесяти выстрелам; на восемьдесят втором метательный рычаг с громким треском переломался пополам. Последующий осмотр показал трещину и в стопорной балке, наполовину порвавшийся торсион и разболтавшийся стопорный крюк. Мастер решил, что машину ещё есть смысл восстанавливать, потому что опорная рама цела, а остальные детали можно заменить. Я прикинул, что оставшиеся четыре катапульты мы превратим в онагров за два дня, а нападение Ульфрика может состояться и через неделю, и через две – по крайней мере, так оценивали местные военные аналитики. Лично я на месте Ульфрика нападал бы как можно скорее, пока гарнизон Вайтрана не успел получить подкрепления из Солитьюда, и поэтому промедление в недели казалось мне странным и нерациональным. Но если так, то у меня останется время соорудить небольшой требюше, примерно соизмеримый с местными катапультами, и попробовать изготовить порох.

Через шесть дней у нас было уже пять онагров (точнее, четыре с половиной, потому что наш первый долго не должен был протянуть), и ручной требюше с небольшим противовесом. Требюше этот мы с Хавьером собирали скорее как макет, чем как реальное орудие, потому что я раньше никогда строительством метательных машин не занимался, знал их только в теории и предвидеть все нюансы и подводные камни никак не мог, а если уж портачить, то лучше на макете. Для рывка на этом требюше требовалось десять человек плюс ещё один заряжающий, но он метал камни весом до десяти килограмм на сто пятьдесят метров – это с десятиметровой городской стены, и имел скорострельность шесть выстрелов в минуту. Хотя наш макет долго продержаться был не должен – мы его столько раз перераспиливали и пересверливали, подбирая оптимальную конфигурацию, что конструкция потеряла первоначальную прочность.

А вот с порохом ничего не получилось. Для его изготовления, насколько я помнил, нужно семьдесят пять процентов селитры, пятнадцать – угля и десять – серы, ну или примерно в таких пропорциях. Хотя возник вопрос, проценты считать от массы или от объёма вещества. С углём проблем в Скайриме не было, сера использовалась в некоторых лечебных мазях, добывалась в горячих серных источниках южного Истмарка и тоже диковинкой не являлась. А вот объяснить местным алхимикам и шахтёрам, что такое селитра, я не смог: мало того, что я не знал перевода этого слова на шведский или на нордский, так ещё и не мог внятно описать, как селитра выглядит. Белая, кристаллическая, минерального происхождения – и всё. Соль тоже белая и кристаллическая и минерального происхождения. Из возможных способов получения селитры я вспомнил только средневековые селитряницы: берётся куча человеческих испражнений, смешивается с известью, перекладывается соломой, закрывается от дождя и солнца и остаётся гнить несколько лет. Потом как-то обрабатывается поташом, промывается, и на выходе получается селитра. Но при такой технологии селитры придётся ждать года два или три, а когда я описывал этот способ «производства» местным алхимикам, они только морщили носы и утверждали, что такого не знают. Так что от пороха пришлось отказаться, по крайней мере, пока. Вместо этого часть снарядов для онагров обмотали промасленной тканью – чтобы поджигать перед выстрелом. Конечно, зажигательный эффект важнее при осаде, а не при обороне, но в любом случае, такой снаряд будет действенней, чем обычный камень. Правда, для стрельбы ими пращу придется смочить водой – иначе мы рискуем сжечь собственные метательные машины.

Вечером шестого дня разведка донесла, что войско Ульфрика находится на расстоянии примерно половины дневного перехода от Вайтрана. Значит, утром следовало ждать нападения.

========== Глава 14. Вайтран. Часть 2. Битва за Вайтран. ==========

(Эта часть написана Excelcior’ом – бобров ему и печенек. Мною добавлена лишь пара предложений и подогнан стиль.)

Утром, едва только начал заниматься рассвет, мы с Хавьером уже стояли на стене и смотрели на едва видимые ещё вдалеке отряды штормовок. Вокруг суетились защитники, подтаскивали камни, зажигали костры под огромными котлами с водой и смолой и поливали водой деревянную галерею.

Штормовки подошли быстро. Я ожидал, что они остановятся и, если и не начнут ставить лагерь, то хоть присмотрятся к позиции, но они ударили по городу прямо с марша, видимо, рассчитывая взять Вайтран с наскока. Ярл Балгрууф, отдавая последние приказы по обороне, хмурился – легионеры опоздали, и Вайтран остался один на один с противником, вдвое превосходящим его в живой силе.

Воины в передних рядах несли большие дощатые щиты. «Окрестные хижины разобрали», – покивал ярл, видно, в уме подсчитывая убытки. По мере приближения врага я мог разглядеть все больше деталей. У осаждающих было достаточно лестниц и веревок с кошками, многие воины были вооружены длинными луками. Также солдаты Ульфрика катили четыре катапульты, похожие на вайтранские до проведенной модернизации, и один таран, защищенный навесом, чтобы работавшие им люди не попадали под обстрелы лучников на стенах. Навес был обит шкурами, которые наверняка щедро полили водой, и подпалить его будет явно непросто.

– Заряжай. Камни, – крикнул я расчётам воинов, заранее обученных обращению с онаграми и требюше. Проследил как они это сделали и правильно ли расположили пращи.

Штормовки остановились примерно в четырехстах метрах от стены. Вперед выехал всадник. Разглядеть его лицо с такого расстояния было невозможно, но по закону жанра это должен был быть Ульфрик.

Долгих речей он произносить не стал – пару раз махнул мечом в воздухе и под конец издал такой клич, что услышали даже мы. Этот рев подхватило все его войско и, продолжая орать, ринулось в атаку.

– Пли! – скомандовал лучникам Кай, начальник вайтранской стражи, когда противники подбежали на досягаемое для стрел расстояние.

Дождь стрел ударил со стены, затем выстрелили онагры и требюше. Воздух наполнился смертоносным свистом. Оставив на равнине несколько десятков убитыми или ранеными, волна штормовок покатилась дальше. Через несколько мгновений на убойное расстояние подошли лучники врага. В последний момент я успел спрятаться за зубцом. О камень застучали стальные наконечники. Судя по крикам поблизости, кому-то повезло меньше, чем мне.

– Зажигательные! – крикнул я расчётам при онаграх; приказ был выполнен незамедлительно, и снаряды угодили в самую гущу вражеской толпы, подкосив с десяток человек и подпалив одежду еще на нескольких.

Противник подобрался так близко, что в ход пошли метательные копья. Самые резвые из штормовок уже раскручивали в руках веревки с кошками. Катапульты противника уже были на расстоянии, покрываемом нашили онаграми, но наши попытки повредить их снарядами успехом не увенчались, потому что снаряды имели разную массу, так что у меня не было чёткого расчёта, в какую точно точку упадёт снаряд. Одну катапульту, правда, когда она уже стояла на расстоянии в двадцать саженей от стен и готовилась к выстрелу, я всё же, зарядив один из онагров камнем потяжелее, зацепил и, насколько смог увидеть, повредил раму. Та катапульта сделала один выстрел по нам и развалилась.

Рядом со мной со звоном зацепилась за зубец кошка, её веревку обрубила вовремя оказавшаяся рядом Лидия. К соседнему участку стены штормовки уже прислонили несколько лестниц и резво карабкались по ним. В ответ защитники обрушили на них котел кипящей смолы. С душераздирающими воплями осаждающие посыпались вниз.

– Огоньку им! – воскликнул Кай; горящая стрела подожгла образовавшееся под стеной смоляное озеро, обратив десятки бойцов в живые факелы. И тут…

– Фус-ро-да! – под стеной пронесся Ульфрик на своем коне; его ту’ум разнес в щепки огромный кусок дощатого навеса над оборонительной галереей и смел с нее десяток стражников; некоторые из них пролетели по воздуху добрых двадцать метров.

– Стреляйте в Ульфрика! В Ульфрика! – завопили одновременно и я, и командир, и вообще все, кому не лень.

Но Ульфрик, не будь дурак, явно предусмотрел такое развитие событий. Его, как оказалось, сопровождал маг, который направил ледяной вихрь навстречу стрелам. В результате ни одна из них не долетела до цели, а несколько лучников на стене обратились ледяными статуями. Аргонианин Ррралл, ученик Фаренгара, ответил огненным шаром, но промахнулся, зато сжег очередной отряд с лестницей.

– У Ульфрика маг! – недоверчиво воскликнула Лидия. – Он к магам всегда плохо относился!

– Ради победы можно временно поступиться и своими принципами! – бросила ей в ответ Ирилет, пробегавшая по галерее, чтобы оценить ущерб, нанесённый штормовками.

Камни и «зажигалки» из вражеских онагров пробивали дыры в деревянном навесе над стеной и крыши домов за нашими спинами. От нескольких таких «зажигалок» в городе занялись пожары. В горле запершило от едкого дыма, раздуваемого к тому же довольно сильным ветром. Из города донеслись крики, и я увидел, как жители, не занятые на стене, бросились тушить пожары.

После нескольких промахов мы поразили вторую катапульту врага, выведя ее из строя. Но тут случилось то, чего я давно подспудно ждал – у нашего первого онагра треснула рама. Новый фусродах Ульфрика – и еще одного нашего онагра со всем его расчётом смело со стены словно пустую картонную коробку. Он упал на крышу оружейного склада, проломив ее. Тем временем в двух сотнях метрах левее от меня развернулось настоящее светопреставление. Там Фаренгар и его ученица – Сирин – отстреливались от нескольких боевых магов штормовок. В воздухе носились молнии, ледяные и огненные стрелы, земля под стеной пылала, а от самой стены откалывались громадные куски.

– Таран! Таран! – прокричала Лидия.

Высунувшись за зубец и едва не схлопотав стрелу в глаз, я посмотрел в сторону ворот, туда, где натиск врага до этого был не очень силен. Оказалось, что штормовки подкатили свою стенобитную машину и начали яростно таранить первые ворота. В покрывавших орудие мокрых шкурах застряла уже сотня горящих стрел, но все они быстро тухли.

– Разворачиваем онагр, – скомандовал я Хавьеру, – попробуем ударить по тарану.

Очередной фусродах Ульфрика пронесся совсем близко, так что меня едва не смахнуло со стены, а ворота опасно затрещали. Ррралл метнул в Ульфрика молнию, сопровождавший его маг отклонил её. Как назло, зажигательные снаряды у нас закончились, и пришлось взять обычный камень. Дальность выстрела уменьшили просто и сердито: на пращевой крюк намотали верёвку, чтобы уменьшить его длину и, за счёт этого, увеличить крутизну траектории и этим уменьшить дальность выстрела. У первого онагра был перелёт, зато второй пробил дырку в крыше тарана, кого-то пришиб, но атаку не остановил. После еще нескольких ударов внешние ворота с грохотом обрушились. Если враг пробьет и внутренние, ему откроется путь в город…

Но тут по флангам штормовок пронёсся вопль ярости. Я высунулся из-за зубца и увидел два красно-серебристых клина, стремительно разрезающих армию Ульфрика с обоих её флангов. Легион, хоть и опоздав на несколько часов, все-таки пришёл!

Возглавляемый ярлом отряд лучших воинов, в который вошла и Лидия, вышел за ворота, чтобы помочь легионерам сокрушить врага. Я остался на стене, чтобы продолжать обстреливать осаждающих из онагров, но вскоре прекратил это дело, потому что на поле боя смешались и штормовки, и легионеры, и отряд ярла Балгрууфа, так что бить прицельно по врагу я не мог.

Штормовок было больше, чем легионеров и вайтранцев, но, насколько я смог оценить, обучены военной тактике они были меньше. Легионеры действовали чётко, слаженно, не нарушая строя, штормовки же рубились как попало, больше явно предпочитая тактику одиночных поединков. Отряд ярла Балгрууфа выучкой уступал легионерам, но всё же в нём дисциплина чувствовалась.

Войско штормовок постепенно было рассеяно и, казалось, что еще немного – и наши доберутся до самого Ульфрика, как вдруг воздух вспорол душераздирающий рев, от которого заложило уши. Ему в ответ прогремел еще один. Два дракона один за другим взлетели с земли в небо, а затем круто спикировали вниз. Один из них оставил широкую огненную просеку посреди сражающихся армий, второй атаковал стену. Взмах хвоста – и деревянный навес над одной из башен разлетается в щепки. Столп огня – и требюше, до сих пор исправно работавшее по врагу, превратилось в костер.