Текст книги "Амплерикс. Книга 1. Серый камень (СИ)"

Автор книги: Ди Карт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

– Господин Аргани, – повторился Келий, – прошу прощения за беспокойство, но я хотел бы представить вам вот этих добровольцев, которым путь в Серебряную Слезу указали эрзальские ветра.

– Еще добровольцы? – удивился Аргани. – Что ж, Серебряная Слеза нынче популярна как никогда, я гляжу. Еще немного – и наши доходы от туризма будут конкурировать с заработками от продажи лунного хрусталя, должно быть.

– Меня зовут Лафре Аберус, – первым начал Лафре, тут же усомнившись, а может ли он, отлученный отцом от фамилии, продолжать называться Аберусом. – Я родом из деревни Кай-Ур.

– Мое почтение, юноша. – Аргани протянул ему мягкую, плотную ладонь, и Лафре осторожно пожал ее.

– Это Эрви, сын леди Оды и наследник Марьяни. А это – Лерия, она из Аладайских озер.

– Мое почтение, сударыня, – улыбнувшись, Аргани нежно взял руку Лерии и коснулся ее своими губами.

– А это, – продолжил Лафре, – патриций Эрзальской долины Шай.

– О, неужели? – Аргани вскинул брови и внимательно посмотрел на патриция. – Что ж, вам, как представителю вышестоящей ступени, мое особое почтение.

Эрви приоткрыл рот и непонимающе посмотрел на мэра, ведь Мастера воды тоже относились к вышестоящей ступени, но отчего-то особого почтения мэра Эрви удостоен не был. Шай же молчал. Не пристало повелителю ветра одарять улыбкой простого деквида, кто дышит его воздухом.

– Господа, – голос мэра Аргани стал более громким, – от имени Серебряной Слезы позвольте приветствовать вас в наших землях. Только вот, как вы, наверное, уже смогли узнать от господ Келия и Надии, вероятность нахождения андамита на нашей территории стремится к отрицательным значениям.

– Путь к вам указали нам эрзальские ветра, господин Аргани, – сказала Лерия. – И если они же привели сюда Келия и Надию, то, быть может, нам имеет смысл попытать здесь счастья?

– Что вы, сударыня! – воскликнул мэр Серебряной Слезы. – Не говорите так, словно просите у меня разрешения остаться. Вы наши гости, и мы будем рады видеть вас в Серебряной Слезе сколь вам угодно много времени. Извольте не обижать меня этими ненужными оправданиями. В конечном счете, если серый камень действительно покоится где-то у нас, и вы его найдете, то от этого выиграет весь Амплерикс. Вам будут предоставлены удобные и просторные опочивальни, в провизии вы не будете ограничены. Ищите, дерзайте!

– Спасибо, господин Аргани, – сказал Лафре. – Для нас честь быть вашими гостями. И позвольте выразить восхищение здешними землями – без преувеличения, это одно из самых красивых мест на Амплериксе. И те хрустальные исполины, что стоят у берегов Арамея при подъезде к городу… В них читается непостижимое величие.

– О да, юноша, – кивнул ему Аргани. – Мы сами не знаем, когда и кем они были сооружены. Ходят легенды, что тысячи лет назад, задолго до Дня воцарения, они были первыми обитателями Амплерикса. Возможно, вы слышали поверье, что жизнь на Амплериксе зародилась именно здесь, в Серебряной Слезе. По преданию, Квареби и Ирения были рождены из лунного хрусталя. Любовь их была чистой и бескрайней. Плодом этой любви стал их сын, Лимир. Но он имел черную душу и не желал делить любовь своей матери, Ирении, с отцом. Однажды он уговорил своего отца, Квареби, пойти на ту сторону Арамея, чтобы набрать для матери ее любимых ягод. Дождавшись, пока сморенный усталостью Квареби приляжет отдохнуть и заснет, Лимир встал над отцом и занес над ним острый нож, выточенный из кости животного. Но Квареби открыл глаза и, поняв замысел сына, не смог совладать с гневом, схватил мальчика и окунул его в воды Арамея, удерживая его на дне до тех пор, пока сын не перестал дышать. Гнев Квареби ушел так же внезапно, как и возник. Поняв, что он натворил, Квареби испугался, что Ирения никогда не простит его, и воззвал к небесам с просьбой послать ему жестокое проклятье. И он был услышан черным небосводом. Когда Ирения подошла к берегу Арамея, то увидела, что на той стороне реки сидит ее супруг и оплакивает бездыханное тело убитого им сына. Она начала горько плакать и просить Квареби вернуться к ней. Он поднялся на ноги, протянул ей свою руку, но почувствовал, что ноги его не слушаются и что он не может сдвинуться с места. Проклятье, о котором он молил небеса, не позволяло ему ступить и шага. Зовя мужа, Ирения тянула к нему руку, но поняла, что тоже прикована к своему берегу. Так и стояли они, протягивая руки друг к другу, не в силах сдвинуться с места. Шли дни, месяцы, годы и столетия, а они постепенно вытягивались, точно два плюща, вьющихся навстречу. За миг до того, как их руки почти соприкоснулись, они, вытянувшиеся на много метров ввысь, закаменели, застыв в этом движении навеки. Вот такая красивая, но горькая сказка.

– Неужели все это правда? – пробормотал изумленный Лафре.

– Этого нам не узнать, друг мой, – ответил Аргани. – А теперь позвольте откланяться – мне нужно вернуться к бухгалтерии, не то мои подчиненные опять что-нибудь напутают. А цифры, как известно, не терпят к себе пренебрежительного отношения.

В низком поклоне, последовавшем со стороны мэра после этих слов, читалась скорее ирония, чем истинное почтение. Так или иначе, путникам не оставалось ничего, кроме как покинуть залу и отправиться изучать Серебряную Слезу.

Выйдя из дворца, путешественники окинули взглядом придворцовую территорию – дороги были вымощены окаменевшим тусклым хрусталем, в котором виднелись резные клумбы, и из них росли изящные деревья с тонкими стволами. Их изумрудно-оранжевые кроны приятно гармонировали с серебристыми стенами замка и разнообразными сооружениями вокруг. По узким извилистым дворикам разъезжали запряженные ослами и лошадьми повозки. Чуть поодаль от придворцовой территории возвышались холмы, состоящие, казалось, из сплошной хрустальной породы.

– Это разработка одного из здешних месторождений лунного хрусталя, – ответил Келий на непрозвучавший, но очевидный вопрос. – Давайте подойдем поближе.

Приблизившись к холмам, они увидели внушительных размеров карьер – его борта были укреплены массивными черными балками, упиравшимися в стены карьера по всему его периметру. Где-то совсем внизу рабочие размахивали кирками, и каждый раз, когда работник вновь заносил свое орудие над головой, чтобы изо всех сил вогнать его в породу, в острие кирки яркой искрой проблескивали небесные огненные светила. В некоторых местах вдоль бортов карьера тянулись ввысь конвейерные ленты с покачивающимися тяжелыми наполненными ящиками. Каждая лента отходила от деревянного колеса, которое монотонно крутили ослики в своих упряжках, приводя в действие весь механизм и позволяя выработанной породе подниматься на поверхность карьера. Лафре глядел на это и вспоминал себя на дне Низины в тот день, когда бежал от отца – там, в Низине, он наблюдал похожий конвейер, который помог юноше втайне выбраться из Низины на поверхность и отыскать незасыпанный лаз, приведший Лафре к свободе.

– Серебряная Слеза, – сказал Келий, всматриваясь в самое дно карьера, – является единственным на Амплериксе месторождением лунного хрусталя, и только из него можно изготавливать эспиры. Несколько сотен лет назад здесь делали лучшие на планете эспиры. Но Эрзальская долина сначала переманила к себе самых искусных мастеров, а потом, воспользовавшись тяжелой эпидемией цинги в Серебряной Слезе, вынудила тогдашнего мэра заключить с Гальтингом сделку. Договор был подписан сроком на тысячу лет, и по нему Эрзальская долина стала единственным закупщиком лунного хрусталя, а Серебряная Слеза в обмен на скидку на лекарства обязалась прекратить изготовление эспиров. Гальтинг, насколько мне известно, все эти годы имеет очень неплохой доход от продажи эспиров всей планете. Даже один из самых знаменитых и красивых на Амплериксе эспиров, который установлен у нас в Триарби, на Живой площади, был изготовлен и продан короне Гальтингом за рыночную цену безо всяких преференций.

– Ну что еще? – проворчал Шай, когда поймал на себе многозначительный взгляд Келия. – Не я заключал ту сделку. А договор есть договор, и его надо исполнять.

– Да я же ничего не говорю, – тихо сказал Келий.

– Зато твой взгляд говорит.

Развернувшись, Шай поплелся прочь от карьера, и за ним засеменил Лафре, а затем и остальные. Через некоторое время они достигли невысокой рощи, за которой брала свое начало Искристая лагуна. Она походила на огромный залитый льдом каток. Стеклянная гладь Искристой лагуны то и дело пульсировала доносившимся откуда-то из ее неведомых глубин золотистым свечением. Путники всмотрелись в эту полупрозрачную гладь и смогли разглядеть под ней темные колышущиеся силуэты.

– Кто это там, внутри? – пролепетал Лафре. – Что это за тени? Они живые? Или как?

– А это никому доподлинно не известно. Ходят легенды, что, когда в День воцарения короне удалось изгнать мерсеби с Амплерикса, Королева по совету Магов оставила несколько особей на планете, чтобы позволить Магам создать из них низшую, шестую ступень. Нивенгов.

– Там что, и вправду мерсеби? – поежился Лафре.

– Не знаю, друг мой.

– А как узнать? – не унимался Лафре.

– Моим бы ученикам такую любознательность, – сказала Лерия. – Этого я тоже не знаю. Предположу, что ответы на твои вопросы известны лишь Магам.

– Не верится мне, – протянул Лафре, почесав затылок, – что мэру Аргани неизвестно, что за чудища обитают под Серебряной Слезой.

– Аргани тот еще тип, – сказал Келий. – Я видел много людей на своем веку. Научился слышать чуть больше, чем мне говорят, и видеть чуть дальше, чем мне показывают. Мэр Серебряной Слезы вежлив и учтив, но за маской добродушного правителя этой земли скрывается циничный и расчетливый человек. Уверен, что ему доподлинно известно, кому принадлежат эти тени под Искристой лагуной.

Лафре еще раз взглянул на ровное, гладкое, хрустальное полотно лагуны. Заточенные в ее глубинах тени не метались хаотично, как рыбы в водах Эр-Нерая. Они устрашающе медленно перемещались под зеркальной поверхностью, иногда застывали, и в эти моменты Лафре казалось, что они поднимали свои невидимые головы и смотрели прямо на него.

Остаток дня путники провели в изучении территории Серебряной Слезы, пытаясь понять, здесь ли спрятан от посторонних глаз андамит. На центральной площади народу было мало, и городской гул в это позднее время почти иссяк. Были слышны громкие крики птиц, но они кричали совсем не так, как привык слышать Лафре. Он задрал голову и увидел, что стая птиц кружит прямо над головами странников. Одна из птиц, оторвавшись от стаи, спикировала вниз и приземлилась на каменные перила лестницы, ведущей к двери мэрии. Лафре с интересом изучал птицу, которая не обращала на юношу внимания и была сосредоточена на зернах, рассыпанных кем-то на перилах. У птицы было белое брюшко, а голова покрыта черным и красным оперением. Его удивил хвост птицы – казалось, что их было два.

– Ни разу не встречал такой, – сказал Лафре. – Какая странная птица.

– Должно быть, ласточка. – Лерия приблизилась к юноше тихим шагом, чтобы не помешать трапезе птицы.

– Ласточка? – воскликнул Лафре и тут же прикрыл рот рукой, побоявшись спугнуть птицу.

– Да. Я сама ни разу не видела ласточек живьем. Кажется, они обитают только тут, на Восточном Амплериксе. Но, если не ошибаюсь, раньше они водились в Триарби. Там их уже очень давно не видели.

По спине Лафре пробежали мурашки. Он вновь вспомнил непонятные слова жрицы смерти Сеолы: «Живи пока. Пока ласточка не вернется в свое гнездо, пока засохшая яблоня не заплодоносит». Почему именно эта ласточка отбилась от стаи и сидит сейчас тут, перед ним, поедая зерна? А вдруг она решит вернуться в Триарби, в свое гнездо? И что тогда? Его сердце перестанет биться? Клятая Сеола, выклевала бы ласточка ее слепые глаза! В его голове на миг возникла мысль – взять камень и запустить его в птицу. Конечно же, он так не поступит.

Свет огненных сфер потихоньку угасал. Лафре, Шай, Лерия и Эрви с удивлением обнаружили, что протянутые друг к другу руки Квареби и Ирении – исполинов, установленных у въезда в город – зарделись ярким темно-красным свечением, возвещая о наступлении темного времени суток.

– Много веков назад ювелиры Серебряной Слезы покрыли руки этих исполинов лунным хрусталем. Квареби и Ирения стали одними из первых эспиров, которые были созданы на Амплериксе, – прокомментировал Келий удивление остальных. – Мы с Надией тоже были поражены этим, когда проводили здесь свою первую ночь.

– Магическая красота, – только и смог вымолвить Лафре, задрав голову и внимательно рассматривая светящиеся величественные статуи.

– Это еще что, – улыбнулся Келий. – Ты обернись и посмотри на сам дворец.

Когда Лафре повернул голову к замку, то увидел, что в ночи весь этот потрясающий своими размерами и красотой хрустальный дворец источает разноцветное мерцание, освещая всю территорию Серебряной Слезы и создавая странное, но вместе с тем праздничное настроение.

– С ума сойти, – восхищенно прошептал Лафре.

– Когда Гальтинг вынудил Серебряную Слезу пойти на невыгодную сделку, – продолжил Келий, – правивший в то время мэр Слезы приказал покрыть хрустальные уступы замка самым чистым лунным хрусталем. Тогда на эту облицовку ушли практически все запасы. Гальтинг возмутился, но мэр сказал, что лунный хрусталь он никому не продавал и условий сделки не нарушал. Поставка хрусталя в Гальтинг началась только спустя полгода, когда запасы были пополнены вновь добытыми породами.

– Готов поспорить, что даже Гальтинг не в состоянии тягаться с Серебряной Слезой в этой красоте, – сказал Эрви и посмотрел сначала на горящие в темноте маковки замка, а затем на Шая.

– Спорю, – мгновенно парировал тот, – что вашему Марьяни здесь тоже особо нечем похвастаться.

Эта реплика осталась без ответа.

Через некоторое время, когда макушки дворца зарделись бордовым свечением, знаменуя окончательный приход ночи, путники вернулись в замок, где ранее мэр Аргани обещал им кров и беззаботный комфорт. Слова его не оказались ложью – в распоряжение странников предоставили индивидуальные опочивальни. Очевидно, в глазах мэра Шай и Лафре были не более чем друзьями, и именно поэтому каждому из них выделили отдельную спальню. Комнаты выглядели просторными и уютными – они были окутаны слабым нежным свечением, источаемым неровными стенами, а самая дальняя стена каждой спальни являла собой сплошное полупрозрачное окно от пола до потолка, и из него с высоты открывались чарующие виды на светящуюся во тьме территорию Серебряной Слезы. Возле окна располагалась большая кровать, заправленная пушистым, точно из лебединого пуха, покрывалом. Напротив кровати стоял резной столик, на котором находились графин с водой и тарелка с неизвестными фруктами, о каких могла бы мечтать сама Королева. По крайней мере, так подумалось неискушенному едой Лафре. Патриций и Лафре переглянулись. В их взглядах читалось согласие не давать мэру повода для ненужных мыслей, и поэтому молодые люди решили провести эту ночь каждый в своей комнате.

Зайдя к себе в комнату, Лафре первым делом налил из графина чистой воды в хрустальный высокий стакан и жадно опустошил его. Он ощущал ненавязчивый голод и уже было потянулся к тарелке с фруктами, как понял, что спать после такого насыщенного дня он хочет гораздо больше, чем ужинать, и, поставив стакан обратно на столик, рухнул на кровать, даже не расправив ее.

***

Кларена собрала некоторые вещи в небольшую сумку с лямкой, перекинула ее через плечо и вышла из дома, направившись к дому Тиби. Неделей ранее она освободила соседскую старушку от обязанностей няни и отдала ей пять монет – последний платеж. Сообщение о том, что в ее услугах больше не нуждаются, старушка восприняла с грустью, хотя и старалась не подать виду. Всю неделю, пока Кларена мучила свои шершавые пальцы, работая на конвейере, а Тиби упражнялась в преподавательском мастерстве, за Лагеем присматривала мама Тиби. Ей удалось с первого дня расположить к себе мальчишку. Они с ним читали книги, рисовали, учили буквы (с трудом), чтобы на своем самом первом уроке Лагей мог дать фору другим ребятам из класса. Отец Тиби привлекал мальчика к работе во дворе – Лагей научился самостоятельно кормить свиней, которых любила диетра, и загонять их в сарай под вечер. Но больше всего Лагею нравилось работать мотыгой и лопатой и сажать в огороде лук и репу. Он поливал грядку водой, смешно присаживался на корточки и наивно ждал, что прямо сейчас из скупой, почти мертвой почвы покажется зеленый росток. Отец Тиби умилялся этой картине и не спешил разочаровывать мальчика, пусть он и знал, что из десяти закопанных в землю семян росток дадут в лучшем случае два, да и то из них может не вырасти ничего. Если бы на урожай земля Байхиби была столь же щедра, как на железную руду…

Кларена поставила свою сумку на крыльцо и постучала. Дверь открыла Тиби, которая уже вернулась из школы. Взгляд ее упал сначала на сумку, а затем и на подругу. Лицо Кларены было каменным. Тиби пыталась представить, как сейчас, должно быть, тяжело Кларене собраться с силами и обнять своего Лагея на прощание.

– Ты уже готова? – тихо спросила Тиби, присев на ступени крыльца.

– Ну, вещи собрала. А так не готова, конечно. К этому нельзя быть готовой. Все равно, что попрощаться со своей рукой. Или с сердцем. Он же часть меня, часть моей жизни. Нет его – нет и жизни.

– Понимаю, хорошо понимаю, – сказала Тиби. – Но ты вернешься. Пока будешь скитаться по Амплериксу в поисках андамита, ты просто знай, что твой малыш в надежных руках. Представляй, как он подрастет. Как будет учиться, радовать оценками.

– Радовать не меня, – грустно ответила Кларена. – Ладно, это пустое. Чем дольше тянуть, тем больнее прощаться. Позови его.

Тиби поднялась со ступеней и зашла обратно в дом. Спустя миг она вышла на улицу, держа за руку Лагея.

– Мамочка! – Лагей весело замахал руками маме, подбежал к ней и обнял, сжав пальчиками ее платье. Из глаз Кларены потекли слезы – такие необыкновенно горячие, будто она плакала кровью. Впрочем, именно это она ощущала. Она утерла слезы рукой, чтобы сын не видел их.

– Пойдем домой? – беззаботно улыбаясь, спросил Лагей. – Тетя Бони сегодня научила меня стиху. Хочешь, я тебе по дороге домой расскажу?

– Малыш… – Ее горло сковал спазм, слова звучали с трудом: – Сегодня ты останешься у тети Тиби и тети Бони.

– Да? А почему? Ты тоже тут останешься?

– Маме нужно на несколько дней уйти из города. А ты пока побудешь здесь, с ними.

Тиби подошла к ним и погладила Лагея по макушке. В ее глазах тоже виднелись слезы. Кларена бросила на нее взгляд и отрицательно покачала головой, и Тиби запрокинула голову, чтобы не дать слезам скользнуть по щекам. Мальчик непонимающе смотрел на маму и на Тиби.

– А куда ты пойдешь? – спросил Лагей.

– Нужно купить для тебя кое-какие лекарства.

– А ты скоро придешь? – Было понятно, что мальчик чувствует подвох, ибо ребенка, несмотря на наивность и юный возраст, сложно провести так, чтобы он этого не понял.

– Я приду через несколько дней.

– Через два? – Губки Лагея задрожали, и больше всего сейчас Кларене хотелось ответить утвердительно.

– Может, чуть побольше. Ты не переживай. Пока меня не будет, за тобой присмотрят. Я же ненадолго.

– Если чуть побольше, то это я уже в школу пойду. Ты успеешь вернуться?

– Я постараюсь, малыш, – улыбнулась Кларена, изо всех сил стараясь не расплакаться на глазах у сына.

– Ну ладно, – вздохнул Лагей и пожал плечами. – А ты привезешь мне какой-нибудь подарочек?

– Обязательно, мой мальчик. А теперь ступай, тебе уже пора в кровать.

Она прижала Лагея к себе, поцеловала в щечку и с трудом расцепила объятия. Когда за сыном и Тиби закрылась дверь, она беззвучно разрыдалась. Боль овладела ее сознанием, и она, стараясь уйти прочь как можно дальше, плакала все сильнее и громче, и от плача ее тело содрогалось столь сильно, что лямка соскочила с плеча, и сумка с глухим стуком упала на насыщенную железом серую землю.

========== Глава 18 ==========

Айри старалась как можно меньше времени проводить наедине с Фроем. Владения мужа она не считала своим домом. Домом для нее было место, где жили ее мама и отец. Но, когда мама умерла, а Гернар овдовел, даже то место перестало быть домом.

Со своей женой Фрой был учтив, вежлив и ласков. Ласков настолько, насколько Айри позволяла ему быть таковым, а она не позволяла этого почти никогда. «Ты потерпи немного, – говорил Фрою Гернар, когда они сидели у него в кабинете и обсуждали дела Сентры. – Моя дочь потеряла мать, ей сейчас тяжело». Тот и не думал перечить или тем более возмущаться.

Фрой чувствовал неловкость всякий раз, когда ложился в постель с Айри – девушка притворялась спящей. Фрой понимал, что она не спит, а Айри знала, что он понимает это. Раз в неделю Фрой, забравшись к ней под одеяло, утыкался ей в спину, обжигая кожу горячим неровным дыханием. И тогда она, прислонив лицо к подушке, плотно зажмуривала глаза, ожидая, что сейчас муж захочет получить от своей супруги положенное ему единение. Фрой делал это медленно, точно ему было страшно поранить девушку. Двигаясь в ней, он целовал ее губы, но она не отвечала взаимностью. Ему хотелось, чтобы она обхватила его ногами и подалась к нему, в такт его аккуратным робким движениям, но Айри безучастно лежала, ожидая окончания любовного акта. Она не морщилась, не выказывала недовольства, никогда не отталкивала его, не противилась близости. Просто лежала и ждала, когда Фрой закончит.

– Как Айри? Все так же холодна с тобой? – спросил его Гернар, когда Фрой пришел в мэрию позже обычного.

– Нет, – грустно ответил Фрой. – Она не холодна. Хуже – Айри совершенно безучастна. Как будто кукла, которая не может показать ни радости, ни разочарования. Она кукла, а я ее безвольный кукловод.

– Жалеешь о браке? – вздохнул Гернар.

– Брось, – усмехнулся Фрой. – Я люблю ее. Если она ответит взаимностью хотя бы раз, пусть даже перед моим последним вздохом, то буду считать себя счастливым.

– Я думаю, что все начнет меняться, когда она понесет от тебя.

– Если понесет. Сегодня утром я видел на простыне кровь. В ней нет моего ребенка.

– Противится близости? – спросил Гернар.

– Нисколько. Думаю, что просто небеса не позволяют мне познать радость отцовства. Всегда казалось, что моя первая жена была неспособна подарить мне дитя. Но сейчас думаю, что дело в моем слабом семени.

– Все еще будет, уверяю тебя, – постарался приободрить его Гернар. – Сходи к лекарю, который лечит семью Тенуита. Он талантливый травник. Может быть, посоветует тебе что-то толковое.

– Твоя правда, – согласился Фрой. – Завтра наведаюсь к нему. Предложу столько монет, сколько он запросит.

– Я поговорю с ним. Он не возьмет с тебя монет за совет.

– Не нужно. Я не обижу лекаря отказом платить. И надеюсь, он не обидит меня отказом принять плату.

– Поступай как знаешь.

Фрой не знал одного. Каждый раз после того, как он выходил из Айри, девушка уединялась в отхожей комнате и избавлялась от его семени. Один раз кровь не пришла вовремя, и она испугалась, что в ней зародилась жизнь от нелюбимого человека. Но через два дня Айри увидела кровь, и они с мужем вздохнули. Она с облегчением, а он – от разочарования.

***

Огненные шары в темном небе Амплерикса прогрели воду в озере так сильно, что, если зайти туда, можно было не уловить разницы с температурой окружающего воздуха. Берег озера был небольшим – на узкой полоске песка, пролегавшей между водой и густым лесом, едва ли получится растянуться во весь рост. Шай, ощущавший кожей нежный теплый песок, приподнял голову, оглянулся по сторонам и заметил, что вокруг ни души – лишь в озере виднеется силуэт Лафре, выходящего из воды по направлению к патрицию. Шай улыбнулся и протянул ему свою руку, приглашая Лафре прилечь рядышком. Когда уставший от купания юноша лег с ним, Шай почувствовал его прохладную мокрую кожу, обнял Лафре и, запустив пальцы в его густые волосы цвета сахарной патоки, жадно впился в его губы. Желание стало неистовым, и патриций резким движением откинул Лафре на спину, навис над ним и провел рукой по упругому животу юноши. Вокруг никого, а значит, они могут делать все, что самая смелая фантазия подскажет этим двум разгоряченным телам. «Как я рад, – услышал Шай шепот Лафре, – что на этой огромной планете я нашел именно тебя». Шай промолчал, провел пальцами по его розовым губам, оставляя на них крупицы песка. Меньше мгновения оставалось до того момента, как они оба насладятся безграничным единением, этим диким танцем двух тел, известным Вселенной с незапамятных времен.

Шай еще раз улыбнулся, сделал глубокий вдох и тотчас же проснулся. Широко распахнув глаза, он обнаружил себя в кровати спальни. Первой его мыслью было окунуться обратно в сон, чтобы насладиться Лафре хотя бы в сновидении, но, как назло, сон не наступал. Потянувшись в кровати и скинув пушистое белое покрывало, Шай зевнул и спустил ноги с постели.

Когда он вышел из своей спальни, то первым делом зашел в опочивальню Лафре. Юноша, видимо, проснулся раньше патриция, ибо комната Лафре была пустой.

– Присоединишься к нам? – услышал он за спиной голос Келия и, обернувшись, увидел, что тот с подносом в руках направляется к лестнице, чтобы спуститься на этаж ниже и выйти на открытую террасу, где можно было позавтракать в компании остальных.

– Да, – кивнул ему Шай, – идем.

Когда они вышли на террасу, залитую свечением огненных небесных сфер, Шай зажмурился от яркого утреннего света, разглядев несколько сидевших за большим дубовым столом силуэтов. Вскоре глаза привыкли к свету, и патриций, все еще зевая, подошел к столу и отодвинул свободный тяжелый стул. Слева от него сел Келий. Напротив Шая расположились Эрви и Лерия, а справа – Надия. Она налила патрицию в чашку горячий ароматный чай. С удовольствием сделав глоток, Шай окончательно отошел ото сна. За миг до того, как отправить в рот кусок поджаренного хлеба из семян, патриций осознал, что за столом не хватает еще одного.

– А где Лафре? – осторожно спросил Шай.

– Ты о чем? – посмотрела на него Надия.

– Лафре, – немного напрягшись, повторил Шай и увидел, что Надия лишь равнодушно пожала плечами и поднесла чашку с чаем ко рту.

– Я не видела его сегодня, – сказала Лерия.

– А что, – усмехнулся Эрви, – голубки провели свою первую ночь порознь?

– То есть никто его сегодня не видел? – в голосе Шая проскользнул нескрываемый испуг.

– Я не видел, – сказал Келий. – Я тоже думал, что вы ночевали вместе.

– Нет! – воскликнул Шай.

– Да ты чего? – обиженно сказал Эрви, поймав на себе взгляд патриция. – Не брал я твоего обожаемого Лафре.

Бросив кусок хлеба обратно на тарелку, Шай встал из-за стола и быстрым шагом покинул террасу. Первым делом он поднялся этажом выше и еще раз заглянул в спальню к Лафре – там было пусто. Проверив остальные комнаты, включая свою, и никого там не обнаружив, патриций стал прочесывать каждый этаж дворца, но быстро осознал бессмысленность этой затеи, ведь площадь замка была непостижимой, тем более что многие двери на остальных этажах были плотно запечатаны. Поднявшись обратно на террасу, где остальные как раз заканчивали трапезничать, Шай выпалил: «Помогите найти его. Он пропал».

Глаза Лерии округлились, она отставила в сторону пустую чашку и быстро поднялась с места.

Поиски не дали результата. Шай судорожно соображал, куда мог пойти Лафре. Его не было ни возле высоких хрустальных статуй Квареби и Ирении, ни в Искристой лагуне, поразившей накануне Лафре своим золотистым свечением и черными силуэтами неведомых существ, обитавших на дне.

– Давай зайдем к мэру Аргани, – предложила патрицию Лерия, когда все они встретились у главных дверей дворца. – Может быть, он выделит кого-то из своих людей, чтобы помочь найти Лафре.

– Не кажется ли вам, – сказал Келий, – что мы несколько драматизируем ситуацию? Он что, малое дитя? Взрослый парень… Погуляет да вернется.

– Я знаю его! – выпалил Шай с агрессией в голосе. – Он никогда бы не ушел, не сказав мне. Хотя бы не заглянув ко мне в комнату.

– Какая драма, – ехидно улыбнувшись, буркнул Эрви, но, поймав на себе суровый взгляд патриция, тут же сказал: – Да никуда не денется твой аппетитный блондинчик.

– Отведи меня к мэру, – обратился Шай к Келию и, немного помедлив, добавил: – Пожалуйста.

В просторной зале, где накануне путешественники наблюдали за кропотливым трудом писарей, работа кипела полным ходом. К слову, понять это можно было лишь благодаря звенящей тишине, свидетельствующей о том, что все сотрудники мэра во главе с ним самим погружены в толстые альманахи и увлечены бесконечными подсчетами и составлением наполненных цифрами таблиц. Аргани, казалось, ждал визита – завидев гостей, он тихой поступью приблизился к ним, чуть поклонился и сказал мягким, масленым голосом:

– Утро доброе! Как вам спалось у нас?

– Хорошо, спасибо, господин Аргани, – учтиво ответил Келий на этот вежливый, но нескрываемо формальный вопрос.

– Мы не можем найти одного из своих людей, – не церемонясь, бросил Шай мэру с некоторой злобой, сопряженной с обвинением.

– Что? – удивился Аргани. – Какое печальное известие, однако. Но не стоит расстраиваться. Серебряная Слеза совершенно безопасна и для местных жителей, и для наших гостей. Я гляжу, с вами нет того милого юноши? Как же его…

– Лафре, – сухо бросил патриций.

– Ах да, Лафре, Лафре. Печально, очень печально, вынужден заметить. А вы искали у Искристой лагуны?

– Мы искали везде. – Шай заметно терял терпение.

– Надо же, – почесал Аргани в затылке, – поистине неприятное известие.

– Вы можете помочь нам найти его? – спросил патриций.

– А вы? – переспросил мэр, чем поверг Шая в недоумение.

– Мы?

– Вы, именно вы, друг мой Шай, – голос Аргани стал неприятно ласковым.

Заподозрив неладное, Шай окончательно утратил уверенность в себе. Он внимательно смотрел на мэра, который устремил столь же внимательный взгляд на патриция.

– Я, право, не в полной мере понимаю… – пробормотал Шай.

– Давайте обсудим это с глазу на глаз. Извольте пройти со мной в кабинет. Там и поговорим.

С этими словами мэр направился к дальней стене залы, в которой патриций разглядел плотно закрытую дверь.

– Господа, – обернулся Аргани к остальным и сказал: – Надеюсь, вы простите мне мое желание приватности. Мне очень хотелось бы оказать всякое содействие нашему другу Шаю.

Он открыл дверь и зашел в свой кабинет, кивком головы пригласив патриция проследовать за ним. Как только они остались в кабинете наедине и мэр прикрыл за ними дверь, он смерил патриция недобрым взглядом и приступил к диалогу.

– Позвольте, я объясню вам, друг мой, – сказал Аргани. – Моя должность в Серебряной Слезе предполагает неукоснительную заботу о здешних жителях. Регион наш не самый бедный, но, по сравнению с вашей Эрзальской долиной, и не самый богатый. Мы не жалуемся, конечно, – исправно собираем налоги для казны Триарби и ведем скромную торговлю лунным хрусталем с Гальтингом, что дает весьма неплохой доход. Но, видите ли, волею несчастья, которое произошло когда-то с Серебряной Слезой, мы вынуждены были уступить Гальтингу. Да чего это я выбираю выражения? В роковой час нас заставили отказаться от внушительной части доходов, вынудив заключить невыгодный контракт с Гальтингом. Вынудили, простите мне это громкое слово, принять на себя кабальное обязательство прекратить производство и продажу наших собственных эспиров. Вам ли, патрицию Эрзальской долины, не знать, насколько хорошо после этого стала чувствовать себя казна Гальтинга, который сосредоточил в своих руках изготовление эспиров и стал продавать их всему Амплериксу? Экономика Серебряной Слезы не рухнула, конечно, но серьезно пошатнулась из-за внезапно иссякшего потока тысяч монет, которые мы имели с продажи эспиров. Не знаю, право, какого мнения придерживаетесь на этот счет вы, друг мой Шай, но я глубоко убежден, что зарабатывать на тяжелом положении других – это, ну прямо скажем, не очень благородно.