Текст книги "Амплерикс. Книга 1. Серый камень (СИ)"

Автор книги: Ди Карт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

– Нет, – почесал затылок Лафре.

– Господин Шай скрытен и высокомерен, – улыбнулся смотритель замка. – Гальтинг производит лекарства для всей планеты.

– Ну, про лекарства-то я знаю. А вот про кораллы слышать раньше не приходилось. А зачем вам, Мастерам воды, вести торговлю? Зачем вам монеты тут, в Марьяни?

– А ты думаешь, Мастера воды не заключают между собой сделок? Моя матушка с отцом в прошлом году купили у здешней семьи неплохую просторную опочивальню на тридцатом этаже и переехали туда из своей комнатушки. И вообще, наверху есть вещи, которые нам интересны. Посуда, дерево, железо, лекарства те же. Гальтинг берет с нас за лекарства дороже, чем с остальных.

– Почему? – удивился Лафре.

– Потому что мы им ровня, четвертая ступень, – хмыкнул Тайрес. – Знают, поганцы, что монет у нас больше, чем у простых деквидов, не сочти за грубость. А иногда покупаем овощи, фрукты или семена.

– Вы тоже едите семена?

– Ну ты же ел у нас рыбу с лепешками. Мы лепешки не из кораллов готовим, если что, – снова засмеялся Тайрес. – Как гарнир вполне сойдет для разнообразия.

Лафре почувствовал себя глупо. «С другой стороны, – объяснил он сам себе, – даже если и не найдем тут андамит, оно того стоит. Я в Марьяни, где не ступала еще нога деквида. Будет что вспомнить в старости».

И в его голове закружился водоворот мыслей. Сначала он подумал о том, суждено ли ему дожить до старости. Он вспомнил слова Сеолы, жрицы смерти: «Живи пока. Пока ласточка не вернется в свое гнездо, пока засохшая яблоня не заплодоносит». Знать бы, где растет эта яблоня и где летает ласточка. Выдрать бы ту яблоню с корнем, оборвать бы перья на крыльях ласточки, чтобы пожить подольше. Он попытался представить себя старым. Каким он будет, если время позволит ему дожить до морщинистой кожи и не разгибающихся от старости пальцев? Будет ли Шай в его жизни? Ответов отыскать он не мог.

По утрам на низших этажах Марьяни было много детей, которые гурьбой высыпали из своих домов и бежали в классы обучаться письму, счету и истории. Вот и сейчас они весело галдели и гонялись друг за другом перед началом уроков. Лафре смотрел на них, представляя, что каждый из ребят спокойно может проникнуть сквозь прозрачные стены Марьяни, но не захлебнуться морской водой, как простой земной ребенок, и не быть раздавленным тысячами тонн влаги, а легко подняться к поверхности и дышать там, наверху. К Лафре подошел Шай и в необъяснимом порыве вдруг обнял его сзади. Лафре улыбнулся, провел ладонью по упругим сильным рукам патриция, развернулся и, не в силах сдержаться, горячо поцеловал своего любимого. Он тут же заметил, как к ним приковался взгляд одного из школьников. Мальчишка с любопытством долго рассматривал патриция и Лафре, а потом повернулся к своей матери и спросил: «А почему этот дядя поцеловал того дядю? Разве мальчики тоже целуются? Мам! Я ничего не понимаю». Очаровательная мама мальчика снисходительно улыбнулась сыну, но ничего ему не ответила, а лишь взяла его за руку и повела в класс следом за остальными ребятами. «Мам, ну я не понимаю! – до Лафре и Шая доносился стихающий тоненький голосок мальчишки. – А наш папа тоже целуется с другими дядями?»

– Если он не идиот, то, конечно же, целуется, – назидательно ответил Шай вслед мальчику, который уже исчез в школьном классе.

– Глупый, – усмехнулся Лафре и легонько толкнул патриция кулаком в плечо.

– А что? – невозмутимо возразил Шай. – Я еще ни разу не слышал, чтобы парень, имевший удовольствие познать вкус губ другого парня, скривился бы от недовольства.

– У тебя много их было? – сбивчивым голосом спросил вдруг Лафре. – У меня был только ты.

– У меня их было столько, чтобы точно знать, о чем я говорю, – бросил ему патриций. – А ты не начинай опять свою любимую песенку, терпеть этого не могу.

– А я и не начинал, – грустно вздохнул Лафре.

Недалеко от них стоял очаровательный юноша. Он был высоким, прекрасно сложенным, с невероятно черными, густыми волосами. Лафре покосился на патриция и увидел, что тот зачарованно таращится на красавца из Мастеров воды. Лафре не понравился взгляд Шая, в котором патриций даже не силился скрыть интерес, не говоря уже о похоти. Шай подошел к незнакомцу и, будто делая одолжение, обратился к нему:

– Привет.

– Ты это мне? – спросил Мастер воды.

– Тебе. – Шай уверенно смотрел на юношу.

– Ну, тогда привет.

– Твои волосы такие черные. Кладешь на них краску?

– Я? Краску? По-твоему, мне заняться больше нечем?

– А чем предпочитаешь заниматься? – Шай продолжал наступление.

– А тебе какое дело?

– Какой невежливый, – патриций сверлил взглядом незнакомца, очевидно, пытаясь понять, стоит ли продолжать атаку. – Леди Ода говорила мне, что гостей в Марьяни чтят.

– Нельзя чтить тех, кого в Марьяни нет.

– Мы есть тут, – парировал Шай.

– И я обязан тебе почетом?

– Если тебе это интересно.

– Мне интересно понять, почему ты говоришь со мной.

– С тобой я мог бы и помолчать. Бывает, что слова излишни. Если можно заняться чем-то другим.

– Чем? – Брови незнакомца удивленно изогнулись дугой.

– Могу показать. Если зайдешь в мою опочивальню вечером.

– Не скрою, мне льстит повышенное внимание с твоей стороны. Вот только не уверен, что ты по адресу.

– Знал бы ты, сколько раз я слышал это утверждение. И сколько раз наутро оно не подтверждалось.

– Я достаточно уверен в своих утверждениях.

– А именно?

– А именно – меня манят гнезда, но не стволы.

– Меня тоже манят некоторые гнезда.

– Стало быть, нам с тобой в любом случае нечем будет заняться у тебя в опочивальне.

– И эти утверждения тоже многократно не подтверждались наутро.

– Мое тебе не дано будет проверить.

Незнакомец фыркнул и скрылся в коридорах Марьяни. Лицо Лафре было черным от недовольства. Патриций, патриций… Иногда Лафре казалось, что скорее Чистые горы сорвутся с места и сделают несколько шагов по земле, чем Шай угомонит свою неуемную тягу ко всему, что есть красивое, незнакомое и мужское. Лафре вздохнул и тоже исчез в коридорах, не желая оставаться здесь. К патрицию подошла Лерия, которая наблюдала за диалогом Шая и Мастера воды. Она посмотрела на Шая и поджала губы.

– А что? – сказал ей патриций. – Стоило попробовать. Иногда терплю неудачу. Я не всесильный. Хотя уверен – еще несколько минут разговора, и я лично смог бы проверить утверждения юнца на правдивость.

– Если бы ты спросил моего мнения, я бы сказала, что зря ты заставил Лафре видеть все это.

– Как хорошо, что я не спрашивал твоего мнения.

К исходу пятого дня своего пребывания в столице Эр-Нерая путники, уже порядком уставшие от бессмысленного скитания по замку, попросили Тайреса организовать повторную аудиенцию у леди Оды.

– И? Какие новости, господа? – восседая на троне, с иронией обратилась к ним владычица Эр-Нерая, заранее зная ответ.

– Как, должно быть, известно Вашему Сиятельству, – ирония Шая была переадресована обратно Оде, – мы не смогли найти у вас андамит. Но, если мы его не нашли, это еще не означает, что его тут…

– Его тут нет, – пресекла патриция Ода. – В противном случае вы нашли бы его. Мой замок огромен, но не безграничен. И если вас ничего больше не заставляет тут находиться…

– Мы сегодня же покинем ваши владения, – договорил за нее Шай.

– Покинете на моих условиях, патриций.

– Не думаю, что четвертая ступень вправе ставить условия равной ступени, сударыня. – Шай посмотрел на нее.

– Я в своих владениях, сударь. – Последнее слово прозвучало с нескрываемой издевкой, и брови Оды приняли угрожающий изгиб. – Насколько мне известно, именно вы на правах хозяина своих территорий не пустили вашего прелестного любовника уйти с его отцом, господином Гальером Аберусом, когда тот прибыл к вам в Гальтинг забрать бежавшего из Кай-Ура сына.

– Откуда вам-то об этом известно? – усмехнулся Шай. – Сидите тут под водой, в своем замке…

– Мы тоже получаем красные огни от короны, патриций. – И она кивнула в сторону устремляющейся к поверхности Эр-Нерая стелы, соединяющей территорию белого водоема с остальным Амплериксом. – И гнев отца юного Лафре был столь велик, что он добился личной аудиенции Ее Величества Калирии и попытался прибегнуть к силе королевского принуждения, чтобы вернуть себе своего сына.

Глаза Лафре испуганно распахнулись. Неужели отряды плавийцев по приказу Королевы уже вовсю полосуют планету вдоль и поперек в его поисках?

– И что же Королева? – удивился Шай.

– Насколько мне известно, по совету своего секретария Калирия отказалась вмешиваться в семейные передряги. И на ее месте я поступила бы точно так же. Но мы слишком удалились от темы разговора. Вы или покинете замок на моих условиях, или продолжите здесь свое пребывание так долго, как я того захочу.

– Думаю, если Эрзальская долина узнает, что ее патриция силой удерживают на доньях Эр-Нерая, то вместо троих путешествующих вы обнаружите у стен своего замка могущественную армию Гальтинга. – Шай не сдержался и повысил голос.

– У меня все кости дрожат, посмотрите! – расхохоталась девушка и выставила перед собой изящную ручку, демонстрируя ее совершенную неподвижность. – То будет битва на моей территории, юноша. И, если я того захочу, ни одна стрела из ваших хваленых луков не пронзит стены моего замка. Впрочем, я не думаю, что из-за моего небольшого условия вы посмеете развязать войну, которая вряд ли понравится Королеве или уж тем более Верховному судье.

– Простите, – впервые за все время аудиенции послышался голос Лерии, – но не могла бы Ее Светлость озвучить свои условия?

– Могла бы. – Ода наградила девушку высокомерным взглядом. – Вы возьмете с собой моего сына, наследника Марьяни. Ведь не только вы, мой юный друг Шай, отчаянно стремитесь породниться с династией Бальеросов.

– И вы всерьез полагаете, что мы будем тащить за собой обременение в виде вашего отпрыска? – удивился патриций.

– Не просто тащить. Вы будете опекать и оберегать его. И следить за его безопасностью, лично отвечая передо мной своими головами за его жизнь. Я достаточно ясно выразилась?

– Я патриций Эрзальской долины! И не терплю ультиматумов от равных мне по иерархии.

– Что ж, как знаете, – тихо сказала Ода.

Она щелкнула пальцами, и в этот миг вокруг Лафре закружились возникшие из ниоткуда изящные тонкие линии воды, которые обрели объем и точно заключили юношу в крепкие объятия, приподняв его невысоко над полами замка. Растерявшийся Шай заметил, как Лафре посмотрел на него молящим о помощи взглядом. Лафре судорожно глотал воздух, но патриций понял, что Лафре захлебывается у него на глазах.

– Что вы делаете! – заорал Шай и бросился к юноше, но объявший Лафре водяной кокон поднялся выше, лишив патриция возможности даже коснуться этой смертоносной водяной колыбели.

Чувствуя нехватку воздуха, Лафре руками раздирал себе горло и, казалось, истошно кричал в ужасе, но вместо слов из его рта густой бурлящей массой вырывались лишь пузырьки воздуха.

– Я согласен! Согласен! Только отпустите его! – кричал Шай, умоляюще глядя на Оду.

Второй легкий щелчок пальцами – и вот водяной кокон, держащий Лафре в невесомости, разорвался, и вода тяжелыми крупными каплями обрушилась на хрустальный пол замка, раскатившись по поверхности серебряными шариками. Кашляющий Лафре упал следом. К нему подбежал Шай, приподнял его голову и с силой прижал к себе, бросив на Оду полный ненависти и злобы взгляд. Перепуганная Лерия смотрела на то, как Шай обнимает юношу. «И ты еще утверждаешь, что ему нет места в твоем сердце?» – этот непрозвучавший вслух вопрос стоял в голове Лерии. Патриций же проводил пальцами по лицу Лафре, убирая мокрые светлые волосы кашляющего юноши со лба и скул.

– Я никогда вам этого не прощу, – прошипел патриций, бросив злобный взгляд на владычицу белого водоема.

– Мне не нужно ваше прощение, патриций. Мне нужно, чтобы вы оберегали моего сына там, на поверхности. Не более. Вы обещаете мне это?

Шай не сводил с нее сурового взгляда, не говоря ни слова в ответ.

– Обещаете? – переспросила Ода.

Она вновь щелкнула пальцами, и, как только полоски воды опять заструились в воздухе, она услышала, как Шай нехотя промолвил:

– Обещаю…

– Слово патриция Эрзальской долины?

– Да.

Ода опустила руку на подлокотник, и струйки воды обреченно упали на пол. Довольная результатом переговоров, повелительница Эр-Нерая обернулась к Тайресу и сказала ему: «Пошли за Эрви». Смотритель замка поклонился и скрылся в синеватой темноте одного из бесчисленных коридоров замка.

Лафре тем временем пришел в себя, поднялся на ноги и с опаской поглядывал на Оду, которая была столь спокойна и невозмутима, словно еще миг назад в ее руках не находилась чья-то жизнь.

Из коридора, куда удалился Тайрес, послышались негромкие шаги, и в тронный зал зашел высокий молодой человек, своей притягательной красотой походивший на Оду. Такая же недлинная копна черных волос, спадающих на ровное, без единого изъяна, совершенное лицо с вздернутым носиком, такие же синие глаза, бездонные, как сам Эр-Нерай. Шай, Лафре и Лерия с изумлением поняли, что этот очаровательный юноша был тем самым Мастером воды, чьего внимания несколькими днями ранее патриций безуспешно пытался добиться.

– Даже и не думайте, – усмехнулась Ода, завидев взгляд патриция на ее сыне. – Или вам мало одного молодого, горячего и, я уверена, умелого любовника?

Шай никак не отреагировал на эту реплику, свел взгляд с сына Оды и вновь посмотрел на Лафре, который с нескрываемым интересом тоже рассматривал молодого человека.

– Вы изволили говорить со мной, матушка? – игнорируя чужаков, Эрви обратился к матери, предварив свои слова неглубоким поклоном.

– Эрви, познакомься. Это патриций Эрзальской долины Шай, а это… – Она перевела взгляд на Лафре и Лерию и добавила: – Впрочем, не помню их имен.

– С патрицием Шаем я уже имел неудовольствие познакомиться. Он пытался затащить меня в свою опочивальню, матушка.

– Я бы удивилась этому, да не могу. Но это сейчас не имеет значения, мальчик мой. Эти трое нарекли себя добровольцами и отправились на поиски андамита для Королевы Калирии.

– Весьма похвально, – все еще не понимая смысла своего нахождения в тронном зале, бросил Эрви. – Сейчас такие времена… Каждый нарекает себя, кем хочет.

– Ты, мальчик мой, отправишься с ними.

– Я? – Надменность Эрви улетучилась, и он с непониманием уставился на мать, а его лицо скривилось от возмущения. – С ними?

– Ты слышал меня, сын. Я не люблю повторять дважды.

– Но я не хочу покидать границы Марьяни, матушка! – в голосе Эрви звучало недовольство.

– Здесь я решаю, кто покинет границы моих владений, а кто останется. Эти трое отчаянно ищут андамит. И если он будет найден, то ты получишь возможность ступить на первую ступень. А я – усилить свои позиции на Амплериксе.

Ода замолчала, давая понять, что дискуссия недопустима. Шай вздохнул и еще раз бросил взгляд на наследника Эр-Нерая.

– Что ж, – добавила Ода, – не смею вас больше задерживать.

Она взмахнула руками, и из ее пальцев устремилось несколько тонких водяных линий. Переливаясь в свете замка, исходящем от стен, они игриво закружились в легком танце, расширились и образовали большой, полый внутри шар. Ода кивнула на эту сферу и сказала гостям:

– В ней вы сможете безопасно выбраться обратно на поверхность близ деревни Саами.

Патриций Шай опустил руку вниз и, нащупав ею руку Лафре, сжал ее и повел молодого человека по направлению к сфере. За миг до того, как они ступили в водяной шар, патриций обернулся к владычице Марьяни и бросил:

– Я дал вам слово оберегать вашего сына. Но, если мы найдем андамит, то юноше придется отобрать серый камень у меня силой. В моих планах – породниться с Бальеросами, и обещаний отдать Эрви андамит я вам не давал.

С этими словами он выставил руку впереди себя и ввел ее в водную сферу, точно раздвигая занавеску в комнату. Мгновение спустя он скрылся в сфере, стенки которой эластично сомкнулись. За ним в водяной кокон последовали Лафре и Лерия.

Ода посмотрела на Эрви, точно вопрошая взглядом, почему тот остался стоять на полу тронного зала. Сын подбежал к ней, рухнул в ноги и уткнулся в полы ее изящного одеяния:

– Матушка, умоляю! Не отсылайте меня! Я не хочу туда. Не хочу наверх. Я не люблю бывать там, вы же знаете.

– Чем быстрее ты покинешь мой замок, – голос Оды был наполнен льдом и равнодушием, – тем быстрее вернешься. Если повезет, то в статусе нареченного девочки, сидящей в Триарби на троне. А теперь не трать свое и мое время. Иди.

– Но матушка!

Эти слова Эрви отскочили от стен замка и запрыгали прерывистым эхом по всему Марьяни. Они прозвучали громко, пронзительно, с явным оттенком безысходности. Так звучит стон животного, подошедшего слишком близко к диетре и познавшего ее смертоносные клыки. Обычно Эрви не позволял себе говорить с матерью в такой манере, но сейчас он был слишком разочарован и напуган.

– Мама, я прошу тебя. Мама! – Он повторял эти слова снова и снова, стараясь вложить в них всю сыновью нежность и мольбу.

Глаза Оды не отозвались.

– Мама, – Эрви шепнул матери еще раз.

Наконец та опустила на сына свой взгляд, потрепала его по черным волосам и коснулась пальцами подбородка юноши. Эрви поднял на нее глаза, в которых он все это время безуспешно старался обеспечить хотя бы слезинку. Они глядели друг на друга. Ее взгляд стал ласковым, и Эрви улыбнулся ей в ответ, как озорной мальчишка. На миг ему показалось, что мать проявила милосердие, но Ода резко переменилась во взгляде и тихо, сухо процедила:

– Ты идешь за андамитом наверх.

Обреченно выдохнув, Эрви понял, что еще хоть слово, и его мать действительно выйдет из себя, а ни он, ни любой другой житель Марьяни не желал видеть, когда Ода гневается. Эрви безучастно вздохнул и расправил на себе одежду. Бросив на мать недовольный взгляд, он строптиво фыркнул, подошел к одной из стен замка и с легкостью проник сквозь нее.

Сфера, в которой ютились трое путников, приподнялась над полом и тихо поплыла в сторону стены замка, через которую миг назад прошел Эрви. Как только сфера оказалась за пределами замка в черной всеобъемлющей воде, она взмыла вверх с такой скоростью, что путешественники не успели даже заметить, как ярко светящийся в просторах Эр-Нерая замок Марьяни исчез из виду. Лафре обеими руками припал к холодной мокрой стене сферы и с силой стал вглядываться в водную бескрайность. В кромешной тьме взгляд его пал на стремительно летящую вверх стройную фигуру – то был Эрви, стрелой взмывающий все выше и выше и обгоняющий сферу. На мгновение Лафре показалось даже, что он смог разглядеть высокомерный гордый взгляд наследника белого водоема, который словно давал понять, что он, Мастер воды, легко подчиняет себе давление океана, и что ни одному существу на Амплериксе, кроме как его ступени, такое не под силу.

Сфера вылетела из воды с той же агрессивностью, с какой рассекает воздух стрела, выпущенная лучшим лучником Эрзальской долины, и, зависнув над земной твердью, расширилась, взорвалась и тут же исчезла, заставив путников упасть на переливающуюся изумрудно-зелеными и оранжевыми красками траву Саами. Больно стукнувшись рукой о земную поверхность, Лерия, постанывая, постаралась подняться на ноги, ощущая, как ставшее тяжелым от воды намокшее платье неприятно прилипло к ее телу. Шай и Лафре, кряхтя, неуклюже поднялись с земли, и патриций с нескрываемой брезгливостью стал пальцами убирать со своей мокрой одежды прилипшие к ней сухие травинки. Он бросил взгляд на стоявшего неподалеку от них Эрви, который перекрестил изящные, чуть худощавые руки у себя на груди и с издевкой во взгляде наблюдал за изнуренными подъемом с доньев Эр-Нерая путешественниками. Одеяние его, как и густые черные волосы, было совершенно сухим.

– Ну? – делая великое одолжение, подал голос Эрви. – Что дальше? Где этот ваш андамит?

– Да вот же он! Тут, у меня. Смотри, – выставляя перед собой пустые руки, огрызнулся Шай.

– Какой ты неучтивый, – фыркнул Эрви. – Не ожидал такой грубости от патриция Эрзальской долины, известного своей тягой к обворожительным красавцам вроде меня.

– О, уверяю тебя, я могу быть ласковым, – усмехнулся Шай. – Хочешь меня испробовать? Наклонись. Я обещаю быть нежным с тобой.

– Премного благодарен, но я уже сказал тебе – я предпочитаю женщин.

– Очень хорошо. Теперь осталось, чтобы женщины тоже начали предпочитать тебя.

Эрви посмотрел на Лерию. Та словно не замечала словесной перепалки – не пристало ей, простой деквидке, препираться с четвертой ступенью. Шай тем временем прикрыл глаза и слегка вытянул шею, точно пытаясь уловить дуновение воздуха.

– Нам туда, – распахнув глаза, сказал он, кивнув куда-то в сторону, – на восток.

Остальные обратили свои взгляды туда, куда смотрел патриций, и увидели, как где-то вдалеке, за сотни миль от Саами, высится окутанный неплотным нежно-синеватым туманом горный массив, бесконечно длинный, как одна сплошная стена.

– Чистые горы, – пояснил Шай, точно отвечая на вопрос, который задали остальные.

– Чистые горы… – с восхищением повторил Лафре.

Горы разделяли Амплерикс на две части – Западную и Восточную. Они брали свое начало на севере Амплерикса, устремлялись вниз, на юго-запад, а далее, по мере своего спуска, достигали Эрзальской долины, проходя поодаль от нее милях в трехстах, и окончательно сравнивались с землей на юге, в районе Байхиби.

========== Глава 14 ==========

Небольшой городок Байхиби – протекторат Эрзальской долины – находился на юге Амплерикса, прямо там, где склоны Чистых гор, делящие планету на западную и восточную части, становились пологими и почти сливались с землей. К северу от Байхиби простиралась Эрзальская долина, и Гальтинг был ближайшим крупным населенным пунктом.

День и ночь жители Байхиби были заняты добычей железной руды. Рудники располагались в самом центре города, а по окружностям кратеров стояли хижины, где и жил простой рабочий люд. Деквиды побогаче не желали утомлять свой покой промышленными звуками и предпочитали селиться за городом, возводя бревенчатые дома по ту сторону одного из притоков Арамея. Те же немногочисленные жители, чьи монеты не знали счета, и вовсе строили дома из камня. Самый большой и красивый дом стоял прямо на берегу Арамея. Его построили ангалийцы, но часто он пустовал – лишь время от времени владыки ветра наведывались сюда, чтобы держать свой протекторат под контролем.

Сотни людей разрабатывали твердую породу кирками и тяжелыми лопатами, вывозя ее в коробах, груженных на ослов или привязанных к лапам шевров. Разработанные кратеры углублялись вниз, в землю, и образовывали широкие и глубокие воронки. А на внутренних бортах воронок, уходящих спиралью в недра, были сооружены тропинки для ослов и работников.

Добываемой породы было так много, что на одних только ослах вывезти ее из карьеров было невозможно. Как только ангалийцы впервые приковали свое внимание к этой перспективной доходной территории, они быстро сообразили, что для успешного вывоза добытой породы нужна помощь. Давние связи Гальтинга с короной пошли ангалийцам на пользу – те убедили Триарби дать им разрешение воспользоваться помощью Магов. Результат работы Магов превзошел все ожидания ангалийцев. В тайных казематах Огненного моря Маги создали шевров – особый вид гигантских жуков с мощными лапами и сильными крыльями. Размером шевры могли тягаться со средней грузовой каравеллой. Шевров держали в сколоченных из досок амбарах на границе Байхиби. Амбары были высокие, но неширокие, чтобы шевры не могли расправить свои жесткие крылья без воли рабочих. Особого ухода шевры не требовали. Вода и трава – этого было достаточно, чтобы поддерживать жизнь в этих тупых, на вид жутковатых, но безобидных созданиях. Каждый из трех шевров, тихо жужжа, медленно спускался на дно кратера, и к его лапам были привязаны крепкие объемные металлические ящики, куда работники грузили руду. За один заход шевр мог поднять из воронки на поверхность более тонны добытой породы.

Руду, добываемую из воронок, глыбами вывозили на отдельную просторную площадку, вываливали там и дробили молотами. На этом производстве работали в основном мужчины, но несколько сильных женщин в надежде заработать с десяток лишних монет в месяц тоже были не прочь помахать молотами на дробильной площадке. А оплата их труда не шла ни в какое сравнение с тысячами монет, которые выручал Гальтинг от продажи готового железного сырья остальному Амплериксу.

Куски породы, раздробленные молотами на мелкие части, выгружали на длинный конвейер. По обеим сторонам конвейера стояли женщины, которые внимательно перебирали материал, чтобы отсортировать оттуда глину и мел – они были лишними, но их тоже можно было продать. Стоимость их была несравнима с ценностью полезной руды, но разве доходов бывает мало? Ангалийцы, контролирующие добычу железа в своем протекторате и получающие практически все доходы от торговли, ревностно следили за тем, чтобы работа была максимально продуктивной.

Оставшаяся после переборки руда тем же самым конвейером медленно ехала дальше, к мощным, похожим на шестеренки, каменным жерновам для окончательного измельчения. Ослам было не под силу привести в движение весь этот механизм, поэтому конвейер и жернова работали благодаря верблюдам и лошадям, тянувшим эту буквально тяжелую лямку.

Иногда в железной руде можно было обнаружить даже вкрапления золота, и в таком случае счастье ангалийцев зашкаливало – лишь несколько десятков семей на планете могли похвастаться украшениями, выплавленными для них за сотни монет из диковинного драгоценного металла. Основная же часть полезной измельченной руды отправлялась в огромные доменные печи, и на выходе, в результате дальнейшего многоступенчатого процесса, получался долгожданный чугун, а затем и сталь.

Из-за непрекращающейся добычи железа воздух в центре Байхиби был плотный, как густой туман, через который свету огненных сфер не всегда удавалось пробиться с небес на землю. Эспиры здесь были нужны как нигде, ибо утро и вечер в Байхиби не отличались друг от друга из-за вечно стоявшей в воздухе дымки.

Кларена родилась здесь и к своим двадцати семи годам не видела ничего, кроме пыльных рудников Байхиби. Она, как и большинство местных женщин, с утра и до вечера была занята переборкой свежедобытой породы на конвейерной ленте, выискивая глину и мел и откладывая их в большие металлические ящики. Всем женщинам на рудниках выдавали грубые тканевые перчатки, чтобы хоть немного сберечь кожу, но работать в этом неудобном, плотном, тяжелом средстве защиты можно было лишь до обеда. Потом перчатки забивались глиной и каменели, а пальцы попросту переставали чувствовать руду, и женщины были вынуждены снимать перчатки и работать голыми руками. После каждой смены сухая кожа трескалась, и счастье, если изломы на руках не кровоточили. Побочным продуктом от производства лекарств в Гальтинге были загущенные остатки сока диетр, из которых ангалийцы производили дешевый крем и бесплатно доставляли его в Байхиби. Женщины, вернувшись домой после очередной долгой смены на рудниках, наполняли кремом перчатки и спали в них, чтобы за ночь утолить зудящую боль кожи, огрубевшей на смене.

«Не могу больше, все», – утирая пот со лба, сказала Тиби, высокая молодая толстушка, которая сегодня работала на смене рядом с Клареной. Тиби сняла перчатки и недовольно швырнула их на траву, но работа от этого быстрее не пошла. Тяжело и шумно дыша, она разглядывала свои пальцы, покрытые засохшей потрескавшейся глиняной коркой, как панцирем. Тиби попыталась отколупать корку, но Кларена остановила ее, схватив за руку, и отрицательно покачала головой: «Не нужно. Знаешь же, будет только хуже». В глазах измотанной напарницы проступили слезы, и Кларена смогла разглядеть их даже сейчас, в послеобеденных сумерках. «Я устала, я сейчас упаду», – жалобно простонала Тиби. На лице же Кларены, уставшей не меньше подруги, не проскочило ни одной эмоции. Словно пропуская слова Тиби мимо ушей, Кларена ощупывала кусок за куском, которые проезжали на конвейерной ленте перед глазами работниц, и старалась выискать вкрапления мела и глины. Пальцы уже онемели, но за долгие месяцы работы руки научились отбирать нужные куски по весу. «Да погори они, эти монеты, – всхлипывала Тиби, – лучше еще две диетры завести и платить весь налог соком, чем это вот дерьмо разгребать с утра до вечера! Пальцы в глине, волосы в земле, а в легкие точно чашку мела высыпали, напиться не могу!»

Тиби отошла от конвейера, беспомощно опустила руки и заревела. Кларена продолжала стоять возле ленты и перебирать породу. Сжать кусок пальцами. Комок глины правой рукой бросить в стоящий у ног чан, остальное вернуть на конвейер. Сжать кусок. Бросить глину. Остаток на конвейер. Сжать – бросить – конвейер. Сжать – бросить – конвейер. Она не видела стоящих рядом напарниц, не смотрела на конвейерную ленту, не думала о своих руках, которые словно работали самостоятельно и независимо от хозяйки. Кларена слышала только всхлипы Тиби. А еще и то, как старшая по смене недовольно цыкнула на Тиби: «Это как понимать? Чего стоишь? Хочешь монеты – шевели руками! Не хочешь – тебя тут никто работать не заставляет, на твое место и так трое просятся». И снова всхлипы подруги. Тиби была хорошая, добрая веселушка, но слабая. Большой нужды раздирать пальцы на рудниках у нее не было, ибо жила она с родителями, а монеты хотела заработать, чтобы сесть на каравеллу и хотя бы раз в жизни побывать в самом красивом месте Амплерикса – в Эрзальской долине. Да уж, если бы целью работы Кларены тоже было воплощение далекой мечты об отпуске… Отнюдь. Подумав об этом, Кларена ощутила проступившие слезы, через которые серо-оранжевый полдень поплыл перед глазами золотистыми ломаными линиями. Она опустила голову, чтобы этих слез не заметил никто, даже Тиби, хотя и у той по щекам струились две узкие мокрые дорожки. Никто не видел, чтобы Кларена плакала. Никто не видел, чтобы Кларена смеялась. Даже когда ее шестилетний сынишка смешно изображал соседского кота, и все вокруг потешались, Кларена могла лишь многозначительно хмыкнуть и дернуть краем губ в незаметной улыбке. Даже когда ее муж полгода назад, зацепившись порванным краем рубашки о механизм жерновов, на глазах у жены перемололся вместе с рудой в красную кашу, Кларена не заплакала. Во всяком случае, не у всех на виду. И сейчас, когда Тиби, утирая грязным рукавом слезы, вынуждена была вернуться к конвейеру, Кларена не показала эмоций. Сжать – бросить – конвейер. Сжать – бросить – конвейер. Ей нужна была работа, нужны были монеты, избытка которых ее семья не знала даже при живом муже, а уж он приносил в дом побольше денег, чем Кларена. А налоговый инспектор не принимает оправданий и жалоб на тяжелую судьбу одинокой матери. Он принимает только сок диетр и монеты. А сока у нее мало. А монет еще меньше. Поэтому: сжать – бросить – конвейер. Сжать – бросить – конвейер.