Текст книги "Амплерикс. Книга 1. Серый камень (СИ)"

Автор книги: Ди Карт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

========== Глава 1 ==========

И быть тому до тех пор, пока ласточка не вернется

в свое гнездо, пока засохшая яблоня не заплодоносит

Самая гадкая часть дня – утро. Старик с трудом продрал красные больные глаза после тревожного сна, который много лет уже не способен ни восстановить силы после серого бесполезного вчерашнего дня, ни хотя бы просто помочь погрузиться в забытье. Рядом, в старой влажной постели, еще спит его жена. Пройдет несколько мгновений – и она тоже проснется. Кряхтя, она поднимется с кровати и поковыляет в жалкое подобие кухни, чтобы приготовить на завтрак себе и мужу две небольшие лепешки. Невеликая радость – основную часть жизни пичкать себя этой однообразной пищей, к которой давно привык язык, уже почти не различающий ее солоноватого вкуса.

Свесив с кровати ослабшие ноги, старик устало вздохнул и поднялся. Голова немного кружилась, но, когда тебе перевалило за сто двадцать лет, этого головокружения совсем не чувствуешь. Он оторвал влажный лист толстого календаря, висящего на трухлявой деревянной стене, и, небрежно скомкав, бросил его в урну. Со двора доносился приглушенный стон диетры – настойчивый и неприятный, с оттенком недовольства. Так по утрам хнычет голодное дитя в ожидании материнской груди. «Сейчас, сейчас, не ной», – пробормотал старик, слабой поступью направляясь к выходу во двор.

На улице его встретил пейзаж, не меняющийся на планете Амплерикс тысячелетиями: далеко в темном небе горит несколько небольших огненных пятен, но их не хватает, чтобы полностью осветить земную твердь, и поэтому двор окутывают беспорядочно разбросанные тени. Они проползают то по небольшому болотцу в нескольких метрах от дома, то по кургану в самой отдаленной части двора. Высоко над головой проплывают редкие серые тучи – загадочные кокетки, которые могут проявить милость и сбросить на землю немного живительного дождя, а могут, капризно качнувшись, пробежать мимо, одарив влагой какую-нибудь другую, более удачливую территорию.

В обнесенном хлипким частоколом уголке двора стоит, шипя и извиваясь от нетерпения, диетра – многометровый старый цветок, отдаленно напоминающий гигантскую розу. Его усыпанный шипами мясистый черный стебель увешан вязкими тяжелыми прозрачными каплями, медленно соединяющимися одна с другой и стекающими по стволу вниз, в землю. Темно-алый цветок диетры то разверзается, как громадная пасть древнего демона, обнажая блестящие острые клыки, то захлопывается, становясь похожим на нераспустившийся бутон.

«Да заткнись ты уже!» – со злостью бросил старик диетре, не обращая внимания на растение и медленно шагая к сараю, в котором он хранил фиксаторы и разборную лестницу. Он со скрипом отворил дверь в сарай и потянулся к фонарю, который висел внутри на ржавом крючке, вкрученном в стену. Поняв, что он забыл огниво в доме, старик недовольно хмыкнул. Придется рыскать в темноте. Пошарив руками по дощатому полу сарая, старик нащупал жерди. Уже во дворе, при тусклом свете огненных пятен в небе, он соединит жерди друг с другом и получит два длинных черенка, к концам которых прикручены фиксаторы, похожие на ухваты. Старику они нужны, чтобы ухватить одним фиксатором нижнюю, самую толстую часть стебля диетры, а вторым – сжать диетру прямо под основанием бутона, точно схватив ее за шею. Затем старик надежно упрет концы черенков в землю и таким образом полностью лишит растение подвижности. Диетра безмозглая, но инстинкты заставят ее осознать, что старик не собирается причинить ей зла. Потому, когда хозяин приставит к диетре лестницу, состоящую из перевязанных веревками остовов, и поднимется прямо к самому бутону, эта глупая роза покорно раскроет огромную пасть, и старик приступит к рутинной ежемесячной процедуре, не боясь быть проглоченным своей подопечной.

«Сколько мелких зубов у тебя понаросло, надо же», – проворчал старик, осматривая пасть диетры, а потом голыми руками немного пошатал самый старый клык, длинный и толстый. Убедившись, что клык уже созрел, старик с усилием надавил на него, вырвал с корнем и бросил его вниз, на землю. Из образовавшейся раны на месте зуба стала проступать зеленоватая жидкость. Не медля, старик подставил к ранке объемную стеклянную банку с немного зауженным горлышком и стал собирать туда жидкость, точно нектар, стараясь не проронить ни капли. Диетра шипела, но в этом шипении различались нотки жалобности и одновременно умиротворения, которое растение наконец-то обрело, избавившись от очередного перезревшего зуба.

«Литра два получилось», – довольно посмотрел на банку старик, оценивая сегодняшний урожай. Закупорив емкость широкой мягкой пробкой, он медленно стал спускаться по лестнице на землю. Сейчас он отнесет банку в дом, жене, а потом можно будет освободить диетру, позволив ей и дальше праздно виться под этим несменяемо темным небом до следующего месяца, когда настанет пора удалять очередной созревший клык.

Пока старик шел обратно в дом, откуда-то издалека в небо поднялся еще один огненный шар. Место его старта находилось за много сотен миль отсюда – уж очень маленьким показалось старику это пятнышко, оторвавшееся от земли и устремлявшееся в черное дневное небо все выше и выше, оставляя за собой, словно комета, тонкий длинный огненный хвост. Очевидно, в этот раз шар летел прямиком к их деревне, ибо спустя пару моментов шар заметно прибавил в размере, из-за чего на улице стало чуть светлее. И на том спасибо. Наконец шар застыл, повиснув высоко в небе на своем огненном стебельке, став похожим на огромную, выросшую прямо из земли, тычинку.

Из сарая, звонко гавкая, выбежала маленькая собачонка, которую в прошлом году старуха подобрала на улице и, вопреки категорическим возражениям мужа, оставила в доме. Обычно диетра молниеносно реагировала на тявканье животного, скручиваясь своим черным стеблем в упругую спираль, будто готовясь к броску, но в этот раз растение все еще пребывало в сладкой неге, накрывшей его после избавления от перезревшего клыка. Собачка тем временем крутилась под ногами хозяина, ковылявшего с банкой в лачугу, и радовалась чему-то непонятному, чему может радоваться только животное.

Старик медленно добрел до двери, открыл ее и, прежде чем удалиться в свои покои, обернулся и окинул грустным взглядом окрестности, опостылевшие ему еще сотню лет назад. Несмотря на вечные сумерки, которые и вовсе сменялись непроглядной тьмой в те дни, когда плебры скупились на огненные шары, пейзаж в этих краях отнюдь не считался скудным. Их деревня располагалась в северо-западной части Медистого плато – так называли равнину, раскинувшуюся почти до самой столицы и густо поросшую желтовато-коричневой травой. Едва ли не в каждом дворе деревни было небольшое болотце с застоявшейся теплой водой, а то и два. Одни дома деревни стояли на берегу продолговатого озера, проходившего сквозь всю деревушку, а другие, уже на границе поселения, упирались в невысокие холмы, за которыми начинался непроходимый бескрайний лес. Деревья здесь, на Медистом плато, росли преимущественно высокие, и чем ближе к столице, тем, разумеется, выше, хотя в самой деревне их было мало, а те, которые и попадались, редко превышали метров пять в высоту. Территория двора, где стоял дом старика и его жены, была огромной. Это был последний в деревне дом – после него, метрах в двухстах, начинался пологий, но заметный склон, перетекающий в усыпанную мелкими озерцами долину, которая в конечном итоге дотягивалась до плохо видимой отсюда, из деревни, столицы планеты Амплерикс – Триарби.

Сплошной границы между Медистым плато и столицей не было, да и не могло быть. Недалеко от Триарби, на самом западе, бескрайняя пологая территория Медистого плато резко обрывалась в районе деревни Кай-Ур. Когда старик, еще в молодости, был в состоянии пешком дойти до границы между Медистым плато и столицей, он неизменно воображал себя лилипутом, который добрался до самого дальнего края огромного стола и уперся в пропасть – в этом месте кусок тверди будто попросту уходил под ноги. Пропасть между краем Медистого плато и столицей именовалась Рубежом. То было ущелье глубокое, но вовсе не широкое; и сразу после Рубежа взмывали в темные небеса мощные окаменевшие стволы деревьев игура, в гигантских ветвях которых располагалась столица Амплерикса. Между Медистым плато и Триарби, прямо над Рубежом, были построены многочисленные мосты, большие и малые, мощные и хлипкие, из камня и из брусчатки, а иные и вовсе из веревок да досок. Старик время от времени наведывался в Триарби, чтобы продать столичным жителям лишнего сока диетры, ведь не каждый у них, в Медистом плато, располагал свободными монетами. Идти в Триарби отсюда было дня два-три медленным шагом старика, поэтому добираться до столицы он предпочитал на своем осле. Проход через Рубеж в столицу по подвесным хлипким мостикам был бесплатным, а чтобы воспользоваться каменными мостами, нужно было платить монету. Большинство пеших посетителей Триарби из других земель, включая старика, предпочитали экономить, поэтому каменные мосты использовались в основном торговцами, которые привозили в столицу на продажу свое добро на запряженных верблюдами или лошадями повозках. Каменные мосты ценились и среди деквидов побогаче – им было легче заплатить монету, чем оставлять лошадь или верблюда на обрыве Медистого плато, вылезать из кибитки и пешком идти по качающемуся мосту, хватаясь за веревки. Тратиться на проход по мостам приходилось и жителям Кай-Ура – самой близкой к столице деревушке Медистого плато. Свой основной заработок они имели с торговли на рынках Триарби, а провезти в столицу даже небольшую тележку с товарами по подвесным мостам было невозможно – колеса телег застревали в щелях между досками.

Закатив глаза, старик развернулся и, хлопнув входной дверью, скрылся у себя в лачуге.

– Вот, – с этими словами он поставил банку на стол, – надоил нашу малышку. Есть хочу.

– Так садись, я уже приготовила, – ответила старуха, расставляя на столе тарелки для лепешек и два стакана для чая.

Пока ее муж накладывал себе в тарелку еду, она перелила часть жидкости из банки в глухую деревянную канистру, нацарапала на канистре сегодняшнюю дату и отставила в сторонку.

– Много как. Литра два, поди, да? – обратилась она к мужу, садясь с ним за стол.

– Два и есть, – лениво пережевывая пищу, ответил старик.

– Вот и хорошо, – довольно кивнула старуха, – в этом месяце налог монетами совсем не придется платить, все соком отдадим, да еще на продажу соседям, глядишь, останется. Копейки, но разве ж они лишние!

Старик бросил на нее взгляд, а потом, не ответив, отвернулся к окну и стал всматриваться в едва освещаемый висящими в небе огненными шарами двор.

– Подохнет скоро наша диетра, – нехотя сказал он, – ой, подохнет. Какая-то совсем хворая стала, даже на пса не реагирует.

– Может, нам уже сейчас росток взять? – тревожно спросила жена. – Пока приживется, пока вырастет…

– Можно, да вот хватит ли монет.

– А если с Зелмой поговорить? Мы ей соку отольем, а она нам росточек со скидкой! У них диетра маленькая еще, сока много не дает, а разве весь налог деньгами в наши времена уплатишь! И ей хорошо, монетами меньше налога платить, и нам – на ростке сэкономим.

– Ну, поговори, не убудет, – безразлично ответил муж.

– Ты глянь, а вон же она, в огород вышла! – махнула старуха рукой в сторону окна.

– Зелма?

– Ну да! Пошли спросим ее.

Супруги вышли из дома и направились к условной границе, разделяющей их и соседский дворы. Разговор был недолгий – Зелма согласилась отдать им росток диетры за треть цены в обмен на пол-литра сока, ведь этот объем поможет ей серьезно уменьшить денежную часть налога.

Налоги на планете Амплерикс платила только одна раса – простые люди, или, как их тут называли, – деквиды. Где-то в параллельной вселенной homo sapiens, может, и считаются венцом творения, но на Амплериксе деквиды наряду с плавийцами были лишь пятыми в цепочке из шести ступеней обитателей планеты.

Восемь тысяч лет назад королевская династия Бальеросов, придя к власти, установила на планете Амплерикс иерархию из шести ступеней.

На низшей, шестой ступени, располагались бесправные нивенги. Тонкие черные узоры, покрывающие их тела, были единственным признаком, по которому нивенгов можно было отличить от обычных людей.

Пятую ступень занимали простые люди – деквиды. На этой же ступени находились люди более сильные и совершенные – плавийцы. Беззаветно преданные короне, плавийцы отличались невероятной силой и стойкостью в бою за мир и порядок на планете.

На четвертой ступени находились обитатели Амплерикса, от которых зависела жизнеспособность планеты: ангалийцы, плебры и Мастера воды. Живущие в дивной Эрзальской долине ангалийцы повелевали воздухом и ветрами Амплерикса. Плебры, занявшие свое место в казематах Огненного моря, подчиняли себе пламя. А Мастера воды, жившие глубоко на доньях огромного белого водоема под названием Эр-Нерай, повелевали водой.

Третью же ступень занимали Маги. Личности троих Магов, как и место их обитания, были неизвестны никому, кроме, возможно, Королевы. Маги обладали колоссальным объемом знаний, мудростью и даром предвидения, и их мнение было неоценимым для короны.

Верховному судье была отведена вторая ступень. Верховный судья был столь же справедлив и беспристрастен, сколь жесток в своей каре. Его неизвестная остальным обитателям планеты персона вселяла одновременно страх и уважение, и любой житель Амплерикса молил черные небеса о том, чтобы никогда не столкнуться с этим могущественным, беспощадным и великим вершителем судеб.

Венцом иерархии была Королева – первая и высочайшая ступень Амплерикса.

Деквидов, к слову, на Амплериксе было большинство, и поэтому королевская династия Бальеросов на совете с Магами восемь тысяч лет назад решила, что именно деквиды, простые люди, будут нести нелегкое бремя налогоплательщиков, ежемесячно пополняя казну либо деньгами в размере тридцати монет, либо литром сока диетр. Богачей среди деквидов было немного, да и литр сока из-под вырванного зуба диетры могла собрать далеко не каждая семья, поэтому обычный налоговый взнос представлял собой пол-литра сока и пятнадцать монет сверху.

Заключая со стариком и старухой сделку, соседка Зелма поставила еще одно условие: старик будет помогать ей собирать сок ее диетры. Когда несколько лет назад диетра сожрала мужа Зелмы во время очередного сбора сока, женщина стала панически бояться это хищное огромное растение, а старик же мог найти общий язык почти с любой диетрой.

Вдалеке показалась фигура налогового инспектора, который раз в месяц обходил их деревню и собирал налоги.

– Здравствуй, Цедор, – поприветствовал старика инспектор.

– Здравствуй.

– У вас как обычно? Литр?

– Литр, клял бы его пес, – хмуро ответил старик, протягивая инспектору деревянную канистру.

– Щедрая диетра у вас, ничего не скажешь.

– Сдохнет тварь не сегодня завтра. Старая уже. Вот тогда наступит веселенькая жизнь, денег-то нету…

– А чем торгуете?

– Да чем нам торговать, – почесал затылок старик, – разве что шмотьем, что баба моя шьет. Когда наторгует, а когда и с пресный хрен с базара принесет. Взяли сегодня росток. Посмотрим, какого дерьма из него вырастет. Сейчас диетра, говорят, совсем плохая пошла. Корни глубоко не пускает, жрет мало. Мы свою на свиньях взрастили. Да сейчас и свиньи-то… Не свиньи, а одно название – дохлые, костлявые. На таких харчах разве здоровую диетру вскормишь?

– Налоги есть налоги, – вздохнул инспектор, который, будучи простым деквидом, хорошо понимал старика, так как сам каждый месяц рисковал жизнью, удаляя клыки своей пока еще молодой диетре, чтобы получить сок.

– Давали бы нам еще чего хорошего взамен, – по-старчески прокряхтев, недовольно сказал Цедор. – Подохнуть не разрешают, лекарства жрать заставляют. А налоги берут! Нашли мальчишку – по диетрам лазить. Коли б не моя старуха, то вовсе отказался бы налог платить, вот что я тебе скажу.

– За такое и посадить могут, – потер подбородок инспектор.

– Да и пусть содют, – усмехнулся старик. – Уж лучше я буду в Песочных рукавах сидеть, на казенных харчах, чем туда-сюда каждый месяц по диетре скакать. Тоже мне, нашли мартышку. В Песочных рукавах не так уж и плохо, как малюют. У меня братец старший там надзорным всю жизнь провел. Рассказывал мне, что надзорным там сложнее, чем заключенным. Заключенному-то чего? Сидишь себе целыми днями, спишь-жрешь-срешь, горя не ведаешь. А за тобой надзорные еще и убирают. И харчи приносят. Что тут эти поганые лепешки жрать, что там. Только тут ты сам крутишься, да еще налоги. А там тебе еду дают. Сервис не хуже, чем в таверне под Серебряной Слезой.

– Эх, Цедор, Цедор. В твоем возрасте легко рассуждать, когда все уже позади осталось, а впереди только Хранилище. А мне вот товарищи, кто в Песочных рукавах служили, рассказывали, что заключенные там мрут как мухи. Лечения нет, света почти не видят, а в клетках сыро – иной раз из песочных стен вода сочится, спать невозможно.

– Вот-вот, я о том и говорю, – прошамкал старик. – Там хоть подохнуть дадут.

– Ладно, отец, бывай, – сказал инспектор, видя, что разговор со стариком пошел по второму кругу.

– И ты здоров будь.

Инспектор прижал плотнее емкость с соком и, удовлетворенно вздохнув, пошел со двора к дороге, где стояла запряженная ослом телега, груженная бутылями и банками остальных соседей. Дом Цедора и его жены был последним на сегодня, и инспектора не могла не радовать мысль о том, что смена подошла к концу.

Старик долго смотрел в спину инспектору. Когда фигура служителя казны превратилась в едва различимую точку, старик задрал голову кверху. Ему нравилось смотреть на небо.

Своего естественного светила Амплерикс не имел. В любое время суток и время года небо на планете было черным, как уголь, растертый в пыль по холсту. Когда плебры запускали из Огненного моря высоко в небо сотни, а иногда и тысячи пламенных шаров, территории Амплерикса хорошо освещались, а черный, как воронье крыло, небосвод озарялся ярким огненно-медным отливом. Состояние осторожно наступающих сумерек, когда до прихода темноты еще надо подождать и когда вдалеке хорошо различимы лица соседей, деревья, дома и даже ухабы на дорогах – таким тут, на Медистом плато, был день, а днем огненных шаров в небе обычно горело более чем достаточно. Но сегодняшний день не отличался яркостью. Шаров в небе было немного, и темнота небосвода приятно давила на старика, позволяя ему увидеть мелкие звезды. Видел он и едва заметное розоватое рассеянное свечение на небе, опоясывающее всю планету. Пройдет немного времени, и перед наступлением ночи огненные шары убавят свой жар, заключив деревню в почти непроглядную темноту. Тогда особенно хорошо будут видны крошечные звезды, а розовый пояс на орбите Амплерикса по известной причине и вовсе обретет кроваво-красный оттенок.

========== Глава 2 ==========

Животные на планете Амплерикс в пищу не годились – мясо их было ядовитым. Если съесть говяжью котлету, то с жизнью, конечно, не распростишься, но желудок после такого обеда может заболеть так, что несчастный будет пытаться разодрать себе живот. Из-за этого основная часть населения планеты вынуждена была питаться скудной растительностью да семенами, которые добывались в единственном месте на Амплериксе – в Низине. Семена варили, парили, тушили, перетирали с луком и пряностями. Из них готовили супы, лепешки и даже то, что здесь сходило за десерты. Когда хочется есть, еще и не то придумаешь.

Низиной называли земной покров под столицей планеты. Триарби была далеко не самым большим городом Амплерикса и полностью располагалась на густых кронах деревьев игура. Эти огромные растения с окаменевшими у основания стволами возвышались над Низиной на сотни метров. Там, в высоте крон игура, перемешанный с тонкими нитями белоснежных облаков воздух был чистый и свежий – только таким удостоены дышать жители столицы и сама Королева.

Ни величественных каменных крепостей, ни скальных замков, ни монументальных теремов в Триарби не было. Королевский дворец являл собой совокупность арок, пещер и ходов, прорубленных высоко, в мощных кронах деревьев игура, и образующих бесконечные коридоры, залы и покои. Они были увиты красной и зеленой листвой и увешаны густыми лианами, на которых по вечерам распускались мелкие цветы, дающие приятное синеватое сияние. Остальные жители столицы владели куда меньшими жилищами, располагавшимися несколькими ярусами ниже. Каждая семья в Триарби старалась выделить свой дом из общей массы, особое внимание уделяя входной двери – ведь среди бесконечно густых ветвей и листьев деревьев игура, в которых высекались дома, было сложно с первого взгляда различить вход.

Триарби в основном была населена представителями пятой ступени в иерархии жителей Амплерикса – обычными деквидами, а еще плавийцами, этими суровыми воинами, готовыми в любой момент защитить от Хищников королевскую династию Бальеросов и остальных жителей столицы, а при необходимости – по приказу Королевы –совершить марш-бросок в любую другую часть Амплерикса, чтобы отдать свою жизнь за мир и покой на планете.

В отличие от небесных высот, занимаемых столицей, глубоко у ее подножия, в Низине, у самых оснований деревьев игура, воздух был спертый и тяжелый. Если по какой-то роковой случайности в Низине оказывался любой случайный человек, то уже совсем скоро у него начинала идти кровь из носа, рта и ушей, и несчастный падал замертво. Находиться в Низине без вреда для жизни могла только низшая, шестая ступень – нивенги, которые и добывали из растущих там, внизу, крошечных серых цветков те самые семена, несметной вереницей караванов поставляющиеся отсюда в любые, даже наиболее отдаленные уголки Амплерикса. В наказание за злодеяния своих предков нивенги восемь тысяч лет назад были приговорены Верховным судьей к вечной каторге в Низине, обречены всю свою жизнь, от рождения и до последнего вздоха, добывать семена – пропитание для жителей Амплерикса.

В цепочке из шести ступеней обитателей планеты нивенги находились на самом последнем месте, лишенные всяческого уважения и навеки пораженные в правах. Корона гарантировала им всего одно благо – скудное однотипное существование. Самым большим страхом королевской династии Бальеросов было восстание нивенгов и их мутация обратно в мерсеби – в своих предков. Как выглядели изгнанные тысячи лет назад с Амплерикса мерсеби, можно было узнать только из старых пыльных атласов, хранившихся в Королевской библиотеке. Это были трехметровые человекообразные прямоходящие ящеры, покрытые блестящей черной чешуей. Мерсеби имели усыпанные шипами лапы, одного взмаха которыми было достаточно, чтобы неосторожная жертва оказалась рассеченной на сотни мелких кусочков и на глазах рассыпалась еще до того момента, как ее разум осознает, что наступил конец. Передвигались мерсеби стремительно и бесшумно, не оставляя своему противнику и шанса, в чем им помогали широкие жилистые крылья из тонкой просвечиваемой черной кожи.

Восемь тысяч лет назад, в День воцарения, когда благодаря совместным усилиям Магов и ангалийцев будущая корона одержала победу в жестокой битве с мерсеби, эти беспощадные кровожадные существа были выброшены за орбиту Амплерикса, но по совету Магов корона оставила на планете несколько особей этих ящеров, чтобы создать из них будущих нивенгов и проклясть их на бессрочный каторжный труд в Низине. Долгие годы уединившиеся в казематах у Огненного моря Маги меняли сущность мерсеби, отсекая их крылья раз за разом после появления на свет очередного потомства и не выпуская их на волю. В один день самка мерсеби, уже отдаленно похожая на человека, родила детеныша без крыльев. Его чешуя была не прочной, как у истинных мерсеби, а тонкой, словно бумага, и вилась по кожному покрову едва заметным черным узорным рисунком. Выше, чем на два метра, новое поколение уже не вырастало. А когда один из детенышей вдруг заговорил, Маги решили, что дело сделано, и единогласно постановили, что цивилизации мерсеби на Амплериксе наступил конец.

Получившимся в результате опытов над мерсеби нивенгам было дозволено жить только в Низине – почти никто из них не знал, как оно там, наверху, в раскинувшейся на кронах игура Триарби. Столица располагалась так высоко, что даже если нивенги запрокидывали головы и пристально всматривались в устремившиеся вверх стволы деревьев игура, они не могли разглядеть ни неба, ни города, ни свежей листвы. Лишь редкие тусклые иголки света от огненных шаров в вечно черном небе, продравшиеся сквозь стену плотно стоящих друг к другу окаменевших стволов игура, могли достигать Низины. Эти отголоски света немного разбавляли плотную тьму Низины и питали цветки, из которых нивенги с утра и до самой ночи собирали семена для остального Амплерикса.

– Ну как ты, малыш? – Папа сидел на краю кровати, ласково убирая густые белокурые вьющиеся волосы со лба и лица дочери.

– Я хорошо, папа, – тихо ответила Калирия, которая проснулась за мгновение до того, как отец зашел к ней, отодвинув в сторону сотканную из белых, красных и зеленых листьев занавеску, отделяющую спальню дочери от остального дворца. Изящный невысокий хрустальный эспи́р, стоящий на резном столике возле кровати Калирии, светился свежим тускло-зеленым оттенком у самого основания спирали, показывая, что на планете раннее утро.

– Хочешь, я принесу тебе завтрак сюда?

– Нет, папа, не надо. Я буду есть на балконе, как обычно.

– Сегодня на улице тебе будет прохладно. Надо послать ноту плебрам, чтобы увеличили количество огненных шаров в небе над столицей.

– Не надо, папа, – все так же тихо говорила Калирия, и дело было не в ее сонном состоянии, а в болях в теле, которые девочка испытывала последние несколько месяцев. – До меня дошли слухи, что жителям столицы не по душе слишком высокие температуры. Не надо из-за меня одной делать в Триарби еще теплее.

– Мне нет дела до того, что по душе жителям столицы. Если нужно, я распоряжусь увеличить…

– Папа, – повернула к нему голову Калирия, внимательно на него посмотрела и четко произнесла: – Не надо.

– Как изволишь. Давай я помогу тебе подняться, и пройдем на веранду. Клида сейчас накроет там.

– Хорошо, папа. Только сначала подай мне шарф, пожалуйста, – смущенно попросила дочь.

Отец кивнул ей, взял лежащую на подоконнике ткань изумрудного цвета не толще воздуха и подал ее девочке. Калирия обернула Королевским шарфом шею и прижала его руками, будто хотела, чтобы он стал ее частью.

Отец наклонился к ней, и девочка обхватила его своей тоненькой ручкой за шею. Папа с легкостью подхватил дочь и на руках с ней подошел к висящей на стене лампе. Он зажег лампу лучиной от каминного огня, чтобы комната Калирии, освещаемая лишь висящим в небе за окном огненным шаром, стала хоть немного светлее. Затем он вышел с девочкой на балкончик – небольшую, увитую красными ветвями игура, неогороженную площадку с низким столиком, и усадил Калирию в мягкое кресло, в котором она любила отдохнуть после завтрака и полюбоваться открывающимися с балкона видами на Триарби. Небо в столице было почти таким же красивым, как в Эрзальской долине – плебры запускали над Триарби много разнотонных огненных шаров. Их свечения хватало, чтобы лишенное естественного светила постоянно черное небо Амплерикса озарялось огненно-розовыми красками. В переплетении с облаками эти краски создавали ощущение невесомости. На ночь огненные шары утихали, а некоторые и вовсе гасли, погружая Триарби в сон.

Королевский дворец был самым высоким строением в столице, недосягаемым для остальных жителей Триарби. Несмотря на то, что именно в этом дворце с древнейших времен жила королевская династия Бальеросов, правящая всей планетой, на Амплериксе находились замки куда более величественные и изысканные, чем королевская резиденция в Триарби. То были три Ярких замка, разбросанные по планете Амплерикс и являвшие собой не просто богатые серебристые дворцы, но целые города.

Первый из Ярких замков – Гальтинг. Красота этого города-скалы была невероятной, как и его размеры. Гальтинг был жемчужиной Эрзальской долины, ее самым главным городом, ее столицей. Эта населенная ангалийцами глыба парила над Эрзальской долиной, возвышаясь над землей на двадцать или тридцать человеческих ростов. Издали казалось, словно от поверхности несуществующего океана оторвался и попытался вознестись к небу безграничных размеров айсберг, но ему не хватило сил, и он повис в воздухе. Его седые, устремленные вверх изящные стены были изрезаны изумрудно-голубыми узорами, будто Гальтинг был инкрустирован чистейшим высокогорным льдом. Весь этот многоярусный серо-голубой массив прорезали изнутри витиеватые дороги, дома, дворы и арки. Там были площади, рощи, фонтаны, базары, даже озера. С бесчисленных уступов этого великого древнего города стекали водопады, и их капли разбивались в пыль в самом низу, отчего расстояние между городом и землей было постоянно укутано водяной дымкой. Несмотря на то, что Гальтинг принадлежал ангалийцам и был символом их власти над ветрами, в столице Эрзальской долины проживало немало простых деквидов.

Другим Ярким замком был Марьяни. Этот город, источающий чистый свет юной далекой звезды, покоился в морской толще на самых глубоких доньях белого водоема планеты – Эр-Нерая. Сверкающий белизной Марьяни поистине являлся легендой Амплерикса. Ведь если в Гальтинг (при наличии желания и каких-никаких денег) нанести визит мог любой деквид, то сюда, в столицу Эр-Нерая, расположенную глубоко под водой, проникнуть было никак нельзя даже за деньги, ибо монеты не были способны купить возможность дышать в морских пучинах. Только Мастера воды прекрасно чувствовали себя и под водой, и на поверхности Амплерикса. В отличие от массивного Гальтинга, Марьяни казался утонченным и немного капризным. Эта многовековая резиденция Мастеров воды была стройна и чрезвычайно высока, будто стела, застывшая в своем стремлении достичь поверхности белого водоема. Никто, кроме разве что самих Мастеров воды, не мог похвастаться тем, что воочию видел Марьяни. В школах Амплерикса ученикам рассказывали, что точное место в Эр-Нерае, где находится столица белого водоема, неизвестно ни одному живому существу. Лишь Мастера воды могли, бросившись с берега в Эр-Нерай, безошибочно добраться до Марьяни. Маги, вероятно, тоже, хотя едва ли этим мудрецам могла прийти идея поплавать в водах Эр-Нерая – их умы были заняты другими задачами. Своей вершиной, рассказывали учителя, Марьяни достает до самой поверхности Эр-Нерая, но сливается с оттенком воды и остается незаметной.