Текст книги "Амплерикс. Книга 1. Серый камень (СИ)"

Автор книги: Ди Карт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

Ариса, лучшая подруга Айри, водила дружбу с сыном хозяина гончарной лавки, торговавшего посудой и украшениями для дома на базарной площади Сентры. Сейчас, пока Фрой безуспешно пытался совладать со второй лямкой свадебного платья, Айри вспомнила, как несколько недель назад они с Арисой сидели дома у Айри, и подруга, хихикая, делилась с ней своим первым опытом.

– А где же были его родители? – заливисто смеясь, спросила подругу Айри.

– У себя в лавке, обжигали посуду, – задорно ответила Ариса. – И мы были одни в его комнате.

– И что? – устроившись на кровати поудобнее и подогнув ноги под себя, продолжила выпытывать подробности Айри. – Он первый начал?

– Первый. Я сидела у него на кровати. Он подошел ко мне, присел на край кровати и начал целовать меня. Ни о чем меня не спрашивал. Наверное, знал, что я тоже хочу.

– Целовать куда? В губы?

– Ну не в лобик же, дура! – И Ариса вновь рассмеялась. – И у него было так много слюней.

– Фу! – скривилась Айри.

– Но противно не было. Пока он меня целовал, я запустила руки к нему в штаны.

– Гадость какая! – воскликнула Айри, хотя на самом деле так не считала, просто не знала, как еще можно было отреагировать.

– Он у него был такой горячий. Я даже и не знала, что они у них такие горячие и твердые.

– Как деревяшка твердые? – сглотнув, спросила Айри.

– Ну нет, – подумав, ответила подруга. – На ощупь больше похоже на какую-то теплую колбасу, только узкую и длинную.

– Фу! – опять воскликнула Айри, попытавшись представить, как сама трогает длинную теплую колбасу.

– Потом он снял штаны, и я увидела, как он у него выглядит.

– И как? – Глаза Айри блеснули.

– Даже не знаю… Я думала, что они у них такие, знаешь, ровные и гладкие, как скалка. А он у него был вроде и прямой, но только с такой странной штуковиной на самом конце. Ну, как шляпа небольшая кожаная, что ли.

– Как шляпа! – Айри откинулась на кровать и громко расхохоталась.

– Ну да, – смеялась Ариса. – Он навис надо мной, стал дальше целовать, а рукой полез под мое платье. Задрал его и стал трогать меня там.

– И тебе понравилось? – спросила Айри, хотя не раз трогала себя сама и знала, что это приятно.

– Понравилось, – кивнула Ариса. – А потом он взял его в руку и уперся им в меня, прямо туда. И стал засовывать его. И было больно.

– Больно? – глаза Айри округлились. – Сильно больно? Ты кричала?

– Ну нет, не кричала. Не так больно, чтобы кричать. Резко как-то. Хотелось, чтобы он перестал. Но чтобы продолжил до конца на всю длину – тоже хотелось.

– И что дальше? И все?

– Нет, он его стал засовывать дальше. И начал двигаться взад-вперед.

– Туда-сюда двигаться?

– Да. И стало еще больнее. Он, наверное, понял это, и немножко остановился. Но потом опять продолжил двигаться. И целовал меня. Целоваться было приятнее, чем когда он двигался. Но потом он стал двигаться сильнее, хотя было уже не так больно. Потом еще сильнее, а потом он застонал и перестал двигаться.

– И что дальше? – не унималась Айри, отчего-то представив, как все то же самое происходит с ней. С ней и с Апельгио.

– Потом он его вынул, но я даже не особенно это почувствовала.

– И тебе не было хорошо, как девчонки говорили?

– Ну, не знаю. Вроде и хорошо, не могла сама понять. И кровь была.

– Кровь? – испуганно воскликнула Айри. – Много? Как тогда, когда у девочек идет кровь? Столько?

– Нет, – махнула рукой Ариса, – совсем не столько.

– Какой ужас, – сказала Айри. – И что, ты больше с ним этого не делала?

– Делала один раз. Но уже совсем не так больно было, и мне даже хотелось, чтобы он дольше это делал.

Айри очнулась от этих воспоминаний. Фрой, полностью обнажив ее, попросил Айри лечь на кровать. Она заметила бугор в его штанах. Фрой полностью разделся, но Айри не нашла в себе смелости окинуть его взглядом. Муж лег к ней в кровать и начал целовать. Вспомнив рассказ Арисы, девушка робко спустила свою руку вниз. Ее пальцы были готовы нащупать ту самую длинную теплую колбасу с кожаной шляпкой, о которой рассказывала подруга. Но то, что она нащупала, не было похоже на колбасу – скорее, на горячий огурчик. «Может быть, они у всех мужчин разные?» – подумала Айри, вспомнив, как в бане видела много женщин, и у каждой из них груди выглядели совершенно по-разному. Почувствовав прикосновение Айри, Фрой заметно занервничал. Любопытство же взяло над девушкой верх, и она стала смелее ощупывать главную часть Фроя, однозначно понимая, что это совсем не похоже на колбасу. «Может, у мужчин с возрастом они могут меняться? – подумала Айри и тут же заметила про себя: – Ему, значит, не сорок с небольшим, а все сто двадцать». И эта мысль показалась ей такой забавной, что она хихикнула.

На следующее утро Айри проснулась рано. Фрой, отвернувшись на бок, спал. Она тихо приподнялась в кровати и откинула одеяло. На простыне было небольшое пятнышко крови, которое разделило ее жизнь на две половины. Одна навеки осталась в прошлом. О другой Айри не могла и мыслить. Ей не хотелось оставаться в этом чужом доме ни минуты больше. В ее голове стоял образ мамы. Она надела платье и тихонько вышла из спальни.

Утренние огненные сферы полыхали жаром, ярко освещая двор Фроя. «Эрес, Эрес, Эрес», – несколько раз произнесла Айри свою новую фамилию на разный лад, поняв, что фамилия эта совсем ей не подходит. Она отворила калитку и вышла на городскую улицу. Родительский дом был в соседнем квартале. Город проснулся, и его жители сновали туда-сюда, погруженные в рутину. Айри пошла к дому родителей. Она миновала гончарную мастерскую, которая после рассказов Арисы неизменно ассоциировалась в ее голове с теплой длинной колбасой. Прошла мимо старой таверны, из которой доносился аромат свежеобжаренных лепешек с солью. Наконец она завидела дом мамы и папы. Возле входной двери стоял ее отец, а рядом с ним – какие-то мужчина и женщина. Айри подошла ближе, и взгляд ее тут же приковался к стеклянным глазам отца. Почувствовав неладное, она подбежала к нему. Его лицо было серое, в глазах стояли слезы. «Папа! – крикнула она. – Что такое? Что-то случилось с мамой?»

Гернар медленно поднял на нее взгляд, моргнул, и слезинки сорвались с его ресниц. «Она не проснулась сегодня», – это было единственное, что сказал отец.

========== Глава 12 ==========

– Ваше Величество. – Секретарий Далонг зашел в опочивальню Калирии, где девочка приходила в себя после очередного мучительного кормления Эксиля.

– Здравствуй, Далонг, – еле слышно ответила девочка.

– Прошу прощения, что беспокою, но вашей аудиенции требует Гальер Аберус, – сказал Далонг сухо и серьезно посмотрел на свою владычицу.

– Предводитель Вильдумского отряда?

– Совершенно верно, Ваше Величество.

– О чем он хочет поговорить со мной?

– Господин Аберус крайне неохотно общался со мной, утверждая, что не пристало предводителю Вильдумского отряда обсуждать свои чаяния с гниющим стариком.

– Какая неслыханная непочтительность! – повысила голос Королева.

– Не думаю, что нам нужно обсуждать это, Ваше Величество. Я лишь довел до вашего внимания его просьбу.

– Я готова уделить ему время, как только немного оклемаюсь. Кровь никак не останавливается. – Девочка плотнее прижала к шее Королевский шарф.

– Разумеется. Я сказал ему, чтобы он не рассчитывал на быстрый прием, так что не торопитесь.

– А ты сможешь сопровождать меня во время аудиенции? Все вопросы мне всегда помогал решать отец, а ты очень мудрый. И заменишь папу на встрече.

– Как прикажете, Ваше Величество.

– Тогда я еще немного полежу. А ты пока проводи Гальера в Престольный уступ.

Когда Калирия тихо вошла в Престольный уступ, Аберус неспешно прохаживался по этой затемненной зале, изучая под ногами лакированный пол, под которым в застывшем танце струились, точно ручейки, черные ветви деревьев игура. Он осматривал высокие стены Престольного уступа, словно видел их впервые, хотя не раз за время службы ему доводилось иметь королевские аудиенции в этой зале. Пальцами он щелкнул по стене, и звук эхом разнесся по помещению. Даже когда Гальер дышал, он мог слышать эхо своего дыхания, отскакивающее от стен.

Завидев Королеву, он встрепенулся, вытянулся струной, а затем склонился в глубоком поклоне.

– Ваше Величество.

– Приветствую вас, Гальер Аберус. – Девочка подчеркнуто демонстративно села на королевский трон, а рядом с ней разместился Далонг. – Как мне кажется, вы уже познакомились с моим секретарием?

– Да, Ваше Величество. Вы прикажете мне начать?

– Прикажу. Начните с извинений перед гниющим стариком.

– Я… – помедлил Гальер, а потом, глянув на Далонга, процедил: – Примите мои извинения. Долгая дорога сказалась, видимо.

– Извинения приняты, – скупо ответил секретарий.

– Что ж, – продолжила Калирия, – надо полагать, что у вас вопрос исключительной важности, коль скоро вы решили побеспокоить меня.

– Так и есть, Ваше Величество! – воодушевленно сказал Гальер. – У меня не осталось выбора, кроме как просить вашего вмешательства. Дело в том, что я в высшей степени разочарован поведением патриция Шая, что из Эрзальской долины.

– Патриция Шая?

– Да, Ваше Величество. Он удерживает у себя в долине моего сына, Лафре Аберуса.

– Не сочтите за грубость, – все так же тихо вмешался в диалог секретарий Далонг, – но, насколько известно мне, Лафре больше не носит фамилию Аберус. По вашей же милости.

– Это не имеет отношения к сути. – Гальер бросил на старика недовольный взгляд.

– Патриций удерживает вашего сына насильно? – послышался следующий вопрос Далонга.

– Если позволите, – фыркнул Аберус, – у меня аудиенция у Королевы, а не у ее слуги.

– Все, что говорит мой секретарий, говорю и я, – отрезала Калирия. – Отвечайте.

– Лафре еще мальчишка, и не ему решать, где и с кем жить!

– Вашему сыну недавно исполнился двадцать один год, – возразил Далонг. – Я бы не назвал его мальчишкой.

– Пока я его отец и пока он находится под моей опекой…

– Не находится, а находился, господин Аберус, – продолжил секретарий. – Вы отлучили его от своей фамилии, лишили наследства и прокляли. Не очень-то похоже на опеку, согласитесь?

– Побери вас пес, – разъярился Гальер, – он мой сын, и я требую вмешательства короны в то, что патриций долины самовольно решает, где жить моему Лафре!

– Не думаю, что Королеве в ее возрасте пристало слушать пикантные детали, но если нас не подводят источники, то между вашим сыном и Шаем есть, как бы это сказать… связь. Это так?

– Этот ублюдок совратил моего сына!

– Не стоит переходить на личности, господин Аберус. Возьмите себя в руки пред ликом Королевы, – прервал его секретарий. – Нам эта картина представляется несколько в другом свете, нежели чем вы пытаетесь ее здесь малевать. Юноша питает интерес к патрицию, и интерес этот, по всей видимости, взаимен. По какому праву корона должна вмешиваться в личные дела своих жителей? Довольно взрослых жителей, согласитесь?

– У Лафре намечалась служба в Вильдумском отряде. И сочетание браком с благородным семейством.

– И, быть может, на Амплериксе действуют законы, предписывающие Королеве насильно, помимо воли вашего сына, возвратить его в Кай-Ур, откуда он предпочел сбежать?

– Я не законы к вам явился толковать, а просить Ее Величество отдать дань Вильдумскому отряду и вернуть беглеца!

– Господин Аберус, вы бы определились для начала – ваш сын пленник или беглец? Понятия эти, как вы можете понять, противоречат друг другу.

– Пусть будет пленник, – выдавил из себя Гальер Аберус.

– То есть вы хотите сказать, что бедный юноша прозябает в Эрзальской долине против своей воли? – Далонг сцепил пальцы в замок и внимательно посмотрел на гостя.

– Господин Аберус, – молвила Калирия, которая, очевидно, утомилась этой бессмысленной для нее дискуссией, – при всем уважении, я искренне не понимаю, почему мне нужно вмешиваться в дела отца и сына. Если решить свои вопросы с Лафре не можете вы, то с какой стати подключаться короне? На Амплериксе сотни тысяч жителей, и если я буду тратить время на каждую семейную распрю, то мне не хватит времени в сутках. При всем моем уважении.

– Ваше Величество, – не унимался предводитель Вильдумского отряда, – я верой и правдой служу…

– Мы знаем, что вы служите. И вы меня очень обяжете, если сейчас же отправитесь и дальше служить и доказывать свою преданность короне, а не заставлять меня в моем не самом лучшем состоянии разбираться в семейных передрягах.

– Мне нужен мой сын!

– Не лгите. Вам нужны землевладения Итуса Сирой, которые вы получили бы, сочетайся юноша браком с его дочерью, – парировал Далонг.

– Ваше Величество, – показательно игнорируя секретария, попытался вставить слово Гальер, обескураженный осведомленностью короны о его планах. – Дело не только в землях.

– То есть дело все же заключается и в землях? – уточнил секретарий.

– Земли, леса, озера! Какая разница? – вспылил Гальер. – У каждой истории всегда есть две стороны.

– Верно. И у вашей истории, очевидно, тоже. Аудиенция окончена, – отрезал секретарий Далонг.

Аберус помрачнел. Смерив Королеву и ее секретария недовольным взглядом, он быстрым шагом отправился к закрытым дверям Престольного уступа и потянул на себя ручку. Распахнув двери, он обернулся, едва заметно кивнул Королеве и, выйдя из залы, почти неслышно бросил: «Глупая никчемная самолюбивая девчонка».

Когда Гальер исчез с глаз Королевы и ее секретария, в Престольном уступе стало тихо. Лишь потрескивание огня в полумраке мягко стучало в их ушах, точно сводя на убыль накал разговора, что состоялся сейчас в королевской зале.

– Как считаете, мы все правильно сделали? – немного помедлив, спросила Королева своего секретария, когда Гальер скрылся в темноте коридоров.

– Вне всяких сомнений, Ваше Величество, – сказал Далонг.

– Гальер остался неудовлетворенным нашей с ним беседой.

– Не пристало Королеве удовлетворять самолюбие предводителя Вильдумского отряда. Как и не пристало ей быть судьей в семейных делах своего народа. Особенно учитывая, что у нас есть другие, куда более важные дела.

– Ты о чем? – Девочка посмотрела на него.

– Сегодня утром я получил красный огонь. Там говорится, что жители Земли Отступников отказываются платить короне налоги. Не далее как на прошлой неделе они забили камнями налогового инспектора.

– Какая дикость! – воскликнула Калирия. – И что нам делать? Быть может, стоит обратиться к Верховному судье?

– Верховный судья уже вершил над ними правосудие, когда они были еще Забытыми Лесами.

В тот день, когда кара Верховного судьи обрушилась на зарвавшиеся Забытые Леса и превратила их в горстку пепла, от смертоносного огня удалось укрыться нескольким мужам из Забытых Лесов, среди которых был и хозяин Лесов, Бьяно Кехадис. Проклятие судьи, сделавшее женщин Забытых Лесов бессмертными вдовами, неведомо для самого Верховного судьи затронуло и Кехадиса – этот обгоревший в огне и одержимый идеей мести деквид на протяжении сотен лет зализывал свои раны. Он был не в состоянии ни убить себя, ни терпеть свое существование, объятое неутихающей болью. Оставшись в атласах Королевской библиотеки лишь упоминанием о том, с чем сталкивалась история Амплерикса, и сохранив в тайне свою истинную личность, Бьяно с остальными выжившими день за днем выстраивал в этой обугленной земле новую империю, которая, впрочем, не имела ничего общего с былым величием и богатством Забытых Лесов. Жителей планеты в поисках лучшей жизни, бывало, и впрямь забрасывало на эту опустошенную территорию, получившую название Земля Отступников. Поскольку некоторые переселялись сюда с женами и дочерьми, понемногу население бывших Лесов увеличивалось, окунало себя в ничем не примечательный быт, разводило диетр и с большим трудом несло налоговое бремя.

Остатки сердца в обожженной груди Бьяно Кехадиса заколотились, когда однажды под вечер он разглядел в черной земле росток мандарина. Восприняв это как знак, он окончательно уверовал в свою неуязвимость и решил, что уж если судьба подарила ему бессмертие, пусть и оставила его в уродливом обгоревшем теле, то отныне свою бесконечную жизнь ему надо посвятить отмщению, обратив Триарби в огонь.

– Я все же хотела бы пообщаться с Верховным судьей, – продолжила Калирия.

– Ваше Величество, – по-отечески улыбнувшись, сказал Далонг, – судья не служит короне. Вы знаете это. Верховный судья не является на аудиенции по первому требованию. И даже ваше королевское желание увидеться с ним… ничего для него не значит. К слову, как только стало известно об убийстве налогового инспектора, мы казнили троих деквидов из Земли Отступников, которые взяли на себя ответственность за преступление. Для меня очевидно, что Земля Отступников, как бы это сказать, просто пытается продемонстрировать Триарби свои зубки.

– Думаешь, нам не стоит их опасаться?

– Я не могу быть уверен, Ваше Величество. Забытые Леса были жестоко наказаны за попытку установить на своих землях собственный порядок. Династия Кехадисов во главе с Бьяно познала суровую смерть, и сейчас Земля Отступников населена деквидами, у которых к короне не может быть претензий.

Калирия тяжело вздохнула. Далонг хорошо понимал, что хрупкое тело этого милого дитя сковывают боли. И молчаливо восхищался тем, что девочка старается вести себя так, точно она налита крепким здоровьем.

– Прикажете капли, Ваше Величество?

– Я уже принимала капли. Мне от них лучше не становится. Только тошнить начинает. Порой я чувствую, что угасаю, Далонг. Буквально. Как будто я река, лишенная притоков. И река эта обреченно мельчает. Мельчает, впитываясь в землю, пока не исчезнет вовсе, оставив после себя сырой желобок. Могилку.

– Не бей меня этими словами, моя девочка. Добровольцы ищут для тебя андамит, – с горечью в голосе произнес секретарий.

Он искренне любил девочку, как родную дочь. И если бы ему предложили перенять у нее болезнь и обречь на страдания себя, он сделал бы это с радостью и честью. Но болей он не испытывал. Он вообще, несмотря на почтенный возраст, не жаловался на самочувствие. Иногда кружилась голова, но это ничто по сравнению со спазмами, которые пронизывали тело Королевы, как клыки Хищников.

– Я не боюсь умереть, Далонг, – сказала вдруг девочка, и на ее бледном лбу проступил пот. – Но не хочу.

– Вы не умрете, моя госпожа. – Он подошел к ней и нежно прижал к себе.

– Страшно только, что я умру, не успев родить дочь. Будущую Королеву. Верховный судья лишил женщин, живущих в Земле Вдов, способности умереть. Почему он не может сделать того же самого со мной? Хотя бы до тех пор, пока я не рожу дочь.

– Как я уже заметил, Верховный судья не придворный чародей, Ваше Величество, – мягко молвил секретарий. – Он не принимает просьб и не исполняет приказов. Он появляется тогда, когда баланс планеты под угрозой. А бессмертье вдов – скорее кара, чем дар.

– Но почему Верховный судья не появляется сейчас, когда есть эта самая угроза? Когда я смертельно больна? Когда Амплерикс жаждет сока диетр, но не может им напиться? – Девочка подняла на Далонга усталые, впавшие глаза.

– Я не могу этого знать. Судье виднее, Калирия.

Далонг мог позволить себе назвать девочку по имени, игнорируя королевский протокол, лишь изредка. Это бывало, когда они оставались наедине, и тогда он пытался показать, что является не просто ее секретарием, но тем, кому Королева может довериться всегда. С первого дня своей жизни, со дня смерти Илпы Бальерос, девочка была в его жизни. Иногда ему казалось, что роднее человека у него и нет.

Когда Келий Бальерос сообщил Далонгу о своем намерении отправиться на поиски андамита для дочери, секретарий настоял на том, чтобы Келий взял с собой любого слугу из Триарби – отец самой Королевы не должен путешествовать по опасной планете в одиночку. Но Келий пресек тот разговор. Не согласился он взять и каравеллу, предпочтя ей свои ноги. «Чем меньше вокруг меня будет опознавательных знаков, тем выше шансы, что я тихо и спокойно смогу бродить по Амплериксу, не попадаясь никому на глаза», – пояснил он секретарию.

За те недели, которые понадобились Келию, чтобы пересечь Медистое плато, начинавшееся сразу после Триарби, он осунулся и похудел. Вдали от столичных земель Медистое плато не было густо заселено, и рынки с едой на пути не попадались. Основную часть нестерпимо долгой дороги Келию приходилось довольствоваться лепешками, которые он делал на скорую руку из взятых с собой в путь семян. Он смешивал их с водой из протекающих мимо ручейков, с трудом пережевывал и с наступлением ночи ложился спать под вечно черным небом. Лишь в редких деревушках Келию удавалось попроситься на ночлег в дом к одинокой старушке, пообещав ей в обмен на теплую кровать и горячую еду (пусть даже из тех же семян) привести в порядок огород и, конечно же, собрать сок у диетры. С каждым новым днем Келий преодолевал все меньшее расстояние – давали знать о себе усталость и сбитые ноги. А ведь отец Королевы хорошо понимал, что плато – одна из наиболее безопасных и ровных поверхностей планеты. А значит, все самое трудное ему только предстоит встретить. С каждым новым днем надежда реализовать тайный план, в который он недавно был посвящен, распадалась на пылинки, размывалась так, как однажды внезапно растворяется в черном небе Амплерикса любой из миллионов огненных шаров, отслуживший свой короткий век на этой планете.

Свою последнюю ночь на Медистом плато Келий провел под открытым небом. По подсчетам Келия, через пару недель или около того он должен очутиться в деревне Саами, из-за которой в свое время Рейми Лаплари был жестоко казнен Верховным судьей в Престольном уступе.

Еще через три дня на пути отца Калирии показалась крошечная деревушка – столь маленькая, что она даже не была обозначена на карте Амплерикса, и о ее существовании хорошо образованному Келию ранее не было ничего известно. Пять-шесть покосившихся от старости лачужек да несколько извивающихся и шипящих то ли от голода, то ли от мучительно нарывающих клыков диетр – вот и вся деревня. Подойдя к ее границам ближе, Келий увидел столпотворение жителей, которые были явно чем-то сильно напуганы. Они неплотным кольцом окружили что-то, что лежало прямо на земле. До Келия стали доноситься тревожные возгласы, и вот от толпы отделилась фигура девушки и побежала прямо к нему навстречу. Когда она приблизилась к нему, он даже не успел ничего понять, как девушка вытащила из-под полы своего длинного платья небольшой костяной нож и полоснула им Келия по руке.

– За что? – вскрикнул Келий и посмотрел на разорванный рукав, на котором на глазах забагровело кровавое пятно.

– Деквид… – облегченно вздохнула девушка.

– По какому праву… – начал было Келий, но девушка, точно не слыша его, повернулась и пошла обратно к толпе.

Зажав неглубокую рану, отец Королевы последовал за ней. Приблизившись к толпе, он увидел лежащее на земле тело, разодранное в клочья. Было похоже, будто оголодавший медведь задрал беднягу, не оставив на теле ни одного целого лоскутка кожи.

– Что здесь произошло? – спросил Келий.

– Хищник, – ответила ему та девушка, присев на корточки и склонившись над трупом.

– Его убил Хищник? – переспросил Келий.

– Ее, – ответил ему сутулый пожилой деквид. – Мою дочь.

– Мои соболезнования, уважаемый господин, – сказал Келий, а затем обратился к порезавшей его девушке: – Вы меня резанули, чтобы убедиться, что я не Хищник? Что у меня не черная кровь?

– Да. Простите меня, – ответила девушка, – но мы вас ни разу здесь не видели. Народу тут мало, все друг друга знают. Конечно, первая мысль – не вы ли ее… Позволите мне промыть рану?

– Не стоит. Пустое. До сегодняшнего дня Хищники в ваших краях встречались? – Келий все еще потирал руку.

– Не знаю, я сама недавно здесь. Меня зовут Надия, я из деревни подле Чистых гор. Попала сюда с неделю назад в поисках андамита. Холодный ветер дул в этом направлении.

– Ветер – коварный компас. Мне он дует в противоположном направлении, – ответил отец Королевы. – А мое имя Келий.

– Какими судьбами тут вы, Келий? – спросила Надия.

– Я тоже доброволец, ищу серый камень для своей… для своей Королевы. Иду в Саами, а там решу.

– Так идемте вдвоем?

– Конечно, идемте. Только мне бы переночевать здесь для начала, а то ноги уже не несут.

– Думаю, что спать сегодня деревня не решится. Будем дежурить по очереди. Но вы ложитесь, отдохните, а на заре отправимся в Саами.

***

Тем временем Лерия, Шай и Лафре, проведя трое суток в Саами и не найдя там ничего, что походило бы на андамит, поймали ветер, настойчиво указывающий им путь в сторону Эр-Нерая. Они заночевали под черным небом, в котором было так много огненных сфер, что даже на голой земле спать было жарко, несмотря на наступление ночи.

Когда наутро Лерия проснулась, Лафре все еще нежился в сновидениях. Она приподнялась на траве и осмотрелась. В нескольких шагах от нее стоял Шай, спиной к ней. Лерия тихо подошла к нему.

– Ты давно встал?

– Не очень. Люблю проснуться пораньше, пока остальные еще спят. И побыть наедине с собой. Подумать.

– И о чем же сейчас думает патриций Эрзальской долины? – склонив голову набок, улыбнулась девушка.

– Не знаю. – Патриций пожал плечами. – Об андамите, например. О том, что смогу породниться с Королевой, если отыщу серый камень.

– А вдруг с ней захочет породниться Лафре?

– Лафре не мечтает о союзе с короной. Ему этого не надо.

– Ты так хорошо его знаешь?

– Хорошо или нет… Достаточно для того, кто ложится с ним ночами.

– Думаю, ты прав. Лафре не нужен брак с Королевой. Кажется, единственное, что ему нужно – это ты, Шай.

– Ты так хорошо его знаешь? – поддел ее патриций.

– Достаточно для того, кто умеет видеть.

– И что ты видишь?

– Вижу, что ты изо всех сил стараешься изобразить непричастность к помыслам мальчика. И у тебя это неважно выходит. У тебя доброе сердце, пусть ты и держишь его вдали от чужих глаз.

– Отнюдь, – покачал головой Шай. – Мое сердце сурово.

– Ты же помнишь, как мы встретились? Я нашла вас с Лафре лежащими в обнимку прямо на траве. Тот, чье сердце сурово и сухо, не будет лежать ночью в теплых объятьях с другим. Я видела в этой картине заботу и ласку.

– А я видел в ней лишь свое желание согреться студеной ночью.

– Ты делаешь все, чтобы не позволить другим проникнуть к тебе в сердце, в душу, – улыбнулась Лерия с некоторой иронией.

– Твоя правда. Ибо проникать в других предпочитаю я. – Патриций сделал акцент на последнем слове.

– А как ты представляешь себе союз с Бальеросами, если вручишь короне андамит?

– Во-первых, не «если», а «когда». Во-вторых… Тот союз будет не первым и не последним на Амплериксе. Он потонет в череде остальных союзов, что ежедневно заключаются сотнями. Там не может быть ничего особенного.

– Ты своенравен и непокорен. Не говоря уже про твои предпочтения. Я имею в виду тех, кто ложатся с тобой ночами. А брачный союз потребует от тебя верности.

– Если бы Бальеросам нужна была верность, своих дочерей они выдавали бы за псов. Брачный союз потребует лишь моего семени. Потребует родить Королеве новую Королеву. Думаю, мне под силу будет совладать с этой задачей. Справлюсь с ней с легкостью, пусть и без удовольствия.

– Стало быть, ты не веришь в верность?

– Отец мой не был верен матери. И в том нет сюрприза. Как можно ждать верности от того, кто растит у себя между ног щедрую трубочку, готовую поделиться с окружающими своим содержимым едва ли не в любых обстоятельствах?

– Твоя мать наверняка хотела бы, чтобы тем содержимым твой отец делился только с ней.

– Вздор. С той же наивностью ночная ваза могла бы ждать, что человек будет мочиться только в нее одну. Порой терпеть больше не представляется возможным.

Лафре проснулся и поднялся с травы. Путники перекусили семенами и двинулись дальше. Земля в этих краях утопала в изумрудно-желтоватой густой траве, по прохладной поверхности которой приятно было ступать босыми ногами. Путники долго брели по травяному ковру, иногда поднимая взоры к темному небу Амплерикса, чтобы увидеть, как у них над головами прямо на глазах образуются густые массивные тучи. Насыщаясь влагой Эр-Нерая, тучи распухали, точно наливаясь соком, и медленно отчаливали вдаль, чтобы подарить живительный дождь каким-нибудь землям на другом конце планеты.

– Все, – протяжно вздохнул Лафре и опустился на траву. – Больше не могу. Ноги не несут.

– Понимаю, – сказала Лерия, присаживаясь рядом с юношей. – Одно радует – красота тут поразительная. Не сравнить с нашими Аладайскими озерами.

– Ты ни разу тут не была? – спросил Лафре.

– Нет.

Они посмотрели на патриция, который все еще стоял, разглядывая владения Эр-Нерая. Шай бросил на них взгляд, сверкнул своими нефритовыми очами и ответил на непрозвучавший вопрос:

– Я тут бывал.

– Торговые дела между Мастерами воды и Гальтингом? – спросила Лерия.

– Торговые дела с этими рыбоедами я предпочитаю решать на своей территории. Мастера воды способны дышать нашим воздухом. Но окунаться в их пучину и впускать в свои легкие воду? Нет, спасибо. – И Шай присел рядом со своими спутниками.

– А зачем тогда наведывался сюда? – Лафре посмотрел на него.

– Просто. Просто так. Безо всякой причины. Когда становилось грустно, я брал свою самую резвую каравеллу, вонзал в ее паруса ветер и… отправлялся сюда из Эрзальской долины. Рассекал на корабле над белым водоемом. Изучал его гипнотическую гладь. И вспоминал историю своего прародителя Рейми.

– Ты гораздо более мудрый правитель, чем он, – сказал Лафре и прислонился к плечу патриция. – Я не сомневаюсь в этом. Ты бы никогда не допустил той нелепой ошибки, что сделал Рейми Лаплари.

– Мудрость не есть залог успешного правления, – усмехнулся Шай. – Порой хитрость и шантаж служат лучшую службу.

– Неправда, – возразил Лафре.

– Ужели? – Шай иронично изогнул брови. – Мне известны интересные примеры. Один из патрициев Эрзальской долины закупал вино из Ангура, что лежит к северо-западу от Гальтинга. Дочка винодела нередко сопровождала помощников своего отца, которые везли очередную партию бочек на продажу в долину. Глупышка сходила с ума от пейзажей нашей земли и мечтала выйти за ангалийца, чтобы жить в Эрзальской долине. Патриций заприметил ее, начал обхаживать, пусть женская краса его и волновала разве что лишь эстетически. Красоте того патриция мог бы позавидовать и я. Девчонку же та красота лишила рассудка. Словами ангалийцы владеют не хуже, чем искусством стрельбы. О, какие речи он лил в уши той девчонке! Можно было складывать песни. Он их и складывал. Пел ей, читал. Она смотрела на него со жгучим восхищением, с восхищением и слушала. Ведь если красота – великая сила, то красота слова – сила убийственная. Каждый раз, что он открывал рот, чтобы прочесть ей очередную песнь, девчонка была готова отдаться ему прямо на улице, на глазах у толпы. Она робко касалась его тела, тянулась жадными губами к его рту, но всякий раз он в последний момент лишал ее возможности единения, чем раззадоривал ее желание в сто крат сильнее. Шли недели и месяцы. Когда они оставались одни в его опочивальне, она чувствовала его дыхание у себя на коже. Она несмело вела ладонью вниз по его бедру, изнемогая от желания хотя бы на мгновение коснуться той части его тела, которую уже давно жаждала ощутить в себе. Но всякий раз патриций лишал ее трепещущую ладонь подвижности и отводил ее в сторону. Она была для него что глина в умелых руках гончара – податливая, повергнутая, лишенная воли, готовая на все. И, когда однажды он предложил ей себя, она упала, лишившись чувств, – так долго и больно желала она этого предложения. В условленный поздний час она, разгоряченная ванной и вином батюшки, вбежала в опочивальню к патрицию, распрощавшись с легким халатом еще в коридорах. И обнаружила патриция в постели с другим ангалийцем. У нее не было сил отвести взгляд от совершенного тела патриция, которого касались и ее исступленные от желания глаза, и пальцы юного ангалийца. Она стояла и не без восхищения смотрела на то, что делает патриций с ангалийцем, как и как долго он это делает. Ее смущение перебивалось желанием оказаться на месте юнца. Когда, наконец закончив, патриций отпустил любовника и спросил у нее, хочет ли она, чтобы он сделал с ней то же самое, она упала перед ним на колени и кричала: «Да». Он ответил согласием. Но не сейчас. Взамен он попросил плантацию виноградников, принадлежащую ее отцу. Стоит ли говорить, куда послал свою дочку винодел, когда она вернулась в Ангур и в слезах умоляла батюшку подарить патрицию его обширные владения?