Текст книги "Non enim quid amor (СИ)"

Автор книги: Darr Vader

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

– Я очень глупа, если продолжаю верить в сказки после всего, что случилось. Глупая, незаконорожденная… на что я тебе?

– Наемник из Вольных Городов, который пытается захватить трон. И все же ты со мной.

Алейна в ответ только улыбалась и прятала взор. Сдержанная улыбка блуждала на ее губах, когда Джон Коннингтон бросил ей в лицо настоящее имя: Санса Старк. Гордо вскинув голову, она пронзила грифона полным достоинства взглядом, спрятав свою боль под броней вежливых манер.

– Я имею честь быть дочерью Эддарда Старка и леди Кейтилин.

– Вы лгали, миледи! Лгали своему королю.

– Нет, мидорд, другим именем я назвалась наемнику с крашеными волосами. И признаюсь в этом его милости.

Что же такого в девицах Старк, что драконы из-за них теряют головы? Причем все три и сразу. В песне бы юный король тот час же потребовал бы септона, что бы обвенчаться с возлюбленной. Но жизнь не песня. Поэтому Эйгон Таргариен женился на леди Сансе Старк перед многотысячной толпой под приветственные крики его народа.

========== Принц Солнца (Мелларио из Норвоса/Доран Мартелл) ==========

Дорнийцы, мелькнула в голове шальная мысль, царапнувшая леди Мелларио острым любопытством. Солнце, пронзенное копьем, пылало золотом на багрянце знамен, горячие кони ржали и нетерпеливо били копытами землю. Девушка с жадностью вглядывалась в рыцарей в тонких кольчугах и ярких шелках и их дам, смуглых, черноволосых, в нарядах легких и соблазнительных. Тела их видны были сквозь тонкий шелк, украшения мерцали на руках и шеях. Глаза Мелларио восторженно вспыхнули, когда всадник в ало-оранжевых шелках спешился. Его одеяние, расшитое золотой нитью, сверкало и переливалось, словно дорниец облачен в языки пламени. В тяжелых смоляных волосах кое-где поигрывает серебро седины, но темные ониксы глаз насмешливо искрятся. Когда его взгляд остановился на даме из Норвоса, сердце Мелларио замерло на мгновение. Девушка трепетно вздохнула и повернулась к своему телохранителю. Арео яркая свита дорнийцев совершенно не впечатлила, страж был все так же невозмутим и спокоен.

– Кто это там так сверкает? Даже глазам больно, – Мелларио старалась говорить лениво, будто устало, но сама едва не подпрыгивала на месте от нетерпения как маленькая девочка. Дорнийцы казались ужасными грешниками в своих летящих шелках, пряными, остро-сладкими как лакомство, так сильно полюбившееся Мелларио. Созданы богами будто из песка, солнца и меди. Порочная мысль заставила девушку покраснеть – любопытно же, как будет мерцать белизной ее ладонь, лежащая на груди этого дорнийца.

– Принц Доран Мартелл, миледи, – прогрохотал Хотах, сжимая древко своей жены из стали и ясеня. Мелларио невольно поправила платье, не такое смелое как у дорниек, но обнажившее спину и плечи, грудь была целомудренно прикрыта пышным мирийским кружевом, а длинные рукава оторочены тонкой полоской беличьего меха. Было довольно прохладно, но девушку все же бросило в жар, когда принц Дорнийский поднес к губам ее чуть подрагивающие пальчики, и в глубине его глаз заплясало золотистое пламя, отчего Мелларио облизнула пересохшие губы.

– Счастлив познакомиться, миледи. Скажите, а все норвосские женщины так же красивы, как вы?

– Приезжайте и сами узнаете, – робеть перед мужчиной не в характере Мелларио, – лучше зимой. Посмотрите, как пляшут медведи на ступенях храма…

– И буду плясать рядом с ним, пытаясь согреться. Нет, миледи, посетите лучше вы Солнечное Копье. Чем скорее, тем лучше.

Арео Хотах нахмурился, остро заточенное лезвие его секиры алчно сверкнуло, но принц Доран того не заметил. Он жадно вглядывался в раскрасневшееся личико Мелларио, на котором расцвела обольстительная улыбка.

–Это что, приказ, ваше величество? – слова чуть горчили насмешкой. Уголки губ Мартелла дрогнули.

–Это предложение, миледи.

========== Нежные руки (Иллирио Мопатис/Серра) ==========

– Лиссенийская красавица, господин, – надушенный управитель борделя в розовых и белых шелках да кружеве подтолкнул вперед девушку, – чистая и сладкая, что ежевичное вино.

Иллирио окинул проститутку ленивым взглядом, апатично перебирая унизанными перстнями пальцами яшмовые четки. Красавицы о всех концов света – черные, как порок, летнийки, дотракийки, блестевшие намасленной кожей в свете свечей, увешанные золотом и бриллиантами, надушенные, готовые на все ради зятя кузена пентошийского принца. Но ни разу не вспыхнул огонек интереса во взгляде магистра. До сего момента.

– Ее зовут Серра, – проворковал лиссениец и сорвал с девушки шелка, нежно-лазурные и тонкие, итак почти не скрывавшие стройного тела, – умела и искусна, просто создана для вашего наслаждения.

Глаза хрустально-голубые, как утреннее небо, взирали на Иллирио с опаской, хотя девичьи губы цвели обворожительной улыбкой. Мужчина подался вперед, но выражение лица оставалось надменным и скучающим.

– Прелестна, – обронил он холодно и зевнул. Если Прасет заметит, что девушка понравилась магистру, ее цена вырастет вдвое. Руки Серры лежали на чуть округлом животе, тонкие пальцы касались золотистых тугих завитков. Юная проститутка была мила, своей особой чистой и свежей красотой, присущей только лиссенийским женщинам, она выделялась среди прочих девиц, но руки… холеные, белые, изящно-тонкие – краше них Иллирио ни у кого не видел. Даже ловкие пальцы и ладони Вариса не могли с ними сравниться, раз уж на то пошло. Серра ничуть не стеснялась своей наготы, но щечки ее пунцовели румянцем. От тревоги, от волнений – быть может, господин магистр изволит выбрать именно ее и увезет из «Жемчужины».

– Ну, как она вам? Правда ведь, хороша? – Прасет то и дело облизывал тонкие губы, предчувствуя выгоду. Предыдущих его жемчужинок магистр отсылал, едва завидев, а на Серру вон как любуется. А может, изъян выискивает? Лиссениец накинул на плечи проститутки шаль. Пусть покупает и смотрит магистр, сколько пожелает. Девушка нерешительно запахнулась, но Иллирио повелительно взмахнул рукой. Агат, черный янтарь и бирюза призрачно мерцали на его пальцах.

– Подойти ко мне, красавица, – Серра нерешительно взглянула на Прасета, и тот кивнул, пускай и неохотно. Но не отказывать же зятю пентошийского владыки!

От нее пахло лимоном и тмином, прохладой и весной. Иллирио протянул ладонь, и Серра робко коснулась его пальцев. От застенчивого нежного прикосновения по коже магистра пробежали мурашки, сладкая дрожь прокатилась по телу и растаяла, стоило девушку убрать руку. Мужчина улыбнулся проститутке ласково. Так он не улыбался даже собственной жене, благородной, знатной и богатой.

– Вели отвезти рабыню Серру в мой дворец, – вымолвил он, наконец, и очи лиссенийки вспыхнули радостью и страхом. Серебристое пламя, пляшущее в глубине ее взгляда, сулило сжечь Иллирио, хитрого, осторожного магната и магистра Пентоса. – Я заплачу за нее тройную цену. И еще, – стянув с пальцев перстни, мужчина швырнул их онемевшему от несказанной удачи Прасету. – Это за ее руки. Во всех Вольных Городах не сыщешь столь нежных рук.

========== Пес в объятиях розы (Григор Клиган/Маргери Тирелл) ==========

Маргери Тирелл почти королева, но Григора Клигана то ничуть не беспокоит. Какое-то несчастное “почти” никогда не было для него преградой. А для вдовой девицы Тирелл и подавно. Пока корона не увенчает ее головку, Маргери вольна делать все, что захочет. В тайне, разумеется.

Мало кто рискнет приставать к Горе с расспросами, потому до ее покоев в Девичьем Склепе он добрался быстро. Не стучит в ее дверь, не просит позволения войти, но и старается не шибко шуметь. Мало ли, вдруг пауки услышат. Одну такую тварь, лысую, цветами благоухающую будто девицу, Григор не прочь раздавить. Но сейчас мысли мужчины занимает другое создание. Не менее вероломное, хитрое и ядовитое.

Дверь ему отворила одна из шалых кузин невесты короля. Девчонка посторонилась, а Григору пришлось нагнуться, что бы пройти в покои девушки. Тихий кокетливый смех заставил Гору напрячься, и вдоль хребта воина пробежали колкие мурашки. Не просто потаскуха, а шлюшка высокородная, имя ее погромче чем у Клигана. И оба они могут лишиться головы, если связь их откроется. Но Григор может заставить заткнуться любого. Мертвец ничьих секретов не выдаст.

– Мой рыцарь, ты пришел?

Гора невольно усмехнулся. Даже в темноте его не заметить сложно. Даже отвечать не стал. Так всегда – он заходит, молча берет то, за чем явился, и уходит, по-прежнему не говоря ни слова. Слова – это ветер. А ветра им обоим выпало вдоволь.

Маргери нравится, когда он берет ее сзади, а Григору, признаться, плевать, куда и как ее трахать. Ему хорошо и ладно. А если уж девке по нраву, то еще лучше.

Девушка стонала и хныкала, прогибаясь в спине, взвизгивала, когда тяжелая ладонь Клигана с размаху опускалась на округлые бедра и розовый задик, когда жесткие мозолистые руки мяли грудь, выкручивая соски до боли. Маргери дрожала, прерывисто дышала, но на каждый толчок Горы отвечала своим собственным и то и дело бросала на рыцаря взгляды через плечо. Испуганные несчастные глаза раненой лани сменялись обещанием, жаром и вызовом. Сучка! Своему Джоффри будет давать с такой же охотой?! Все бабы шлюхи, течные суки, которым все равно, кому подставлять свой зад. Григор резко дернул за тонкую цепочку, и Маргери захрипела. Жесткие курчавые волосы в паху и на груди Клигана кололи нежную кожу розочки. Она и правда пахнет розами, но это пока. Когда Гора с ней покончит, благородная леди Маргери будет вонять как шлюха из портового борделя.

Рядом с ним девушка кажется совсем хрупкой и маленькой, но как бы жестоко и сильно не долбил ее рыцарь, она только стонет, так сладко, что аж захлебывается. Маргери нравится, когда сильно и страстно, до боли. Особенно она любит, когда Григор дергает за кожаный ошейник, который так плотно обнимает ее шею, что хватка его ощущается сильнее при каждом вздохе.

Кончает леди Маргери с криком, похожим на вопль умирающей косули. Сотрясаясь, она упала на кровать, с сытой довольной улыбкой на блестящих губах. У Григора застучало в висках до рези в глазах, его движения смазаны, но все же он отстранился от девушки и начинает одеваться, спешно, путаясь в рукавах и штанинах. Маргери провела пальчиком по его спине, покрытой шрамами. От ее прикосновения рубцы снова вспыхивали призрачной болью, но ее воин будто не замечает. Одевшись, в безмолвии Гора направился прочь из покоев, сопровождаемый взглядом розочки.

И всю ночь промаявшись без сна в компании вина и макового молока, Григор задумчиво смотрел на то, как восход заливает горизонт кровавым великолепием красок. Если Варис узнает, что член Клигана не раз уж бывал в сладкой щели леди Маргери, головы ему не сносить. Но ничего, Гора умеет делать так, что бы болтун раз и навсегда заткнулся. Ведь мертвецы не выдают секретов, даже своих.

И в ночь перед свадьбой он вновь придет к девчонке Тирелл. Пусть сравнит мальчонку-короля и Гору. Потому что потом путь в ее покои Григору заказан. Потому что иначе он не может.

========== Букет васильков (Бронн Черноводный/Лоллис Стокворт) ==========

Брюхо у его полоумной леди-жены выросло с Драконий Камень. Лоллис из своей комнаты не выходила, только ела, спала да выла так, что весь замок слышал ее хныканье. Бронн и рад был бы убраться куда подальше, но не мог. Он же рыцарь теперь, черт побери, и женат на леди. Хоть эта леди ничуть не лучше свиньи. Хотя куда уж Лоллис до поросенка. От свинки хоть польза есть, мясо там, например, а от этой бабы одни проблемы. Даже в постели завывает!

Мужчина с щемящей тоской вспоминал проституток из борделя Катаи, голеньких милашек, которые сладко и старательно выражали свое восхищение его воинской доблестью. От жены с ее животом удовольствия мало получишь, но все же Бронн иногда заглядывал в ее покои. Чуда ждал что ли? Надеялся, что жаба все же красоткой обернется? Время шло, а Лоллис оставалась все такой же дурной юродивой девицей не первой свежести, у которой в животе зрел ублюдок от какого-нибудь свинаря. И тусклые карие глаза все так же были полны слез.

Бывший наемник вылил в чашу остатки вина из штофа и потянулся за другим. Вот бы ему жениться на такой красотке как Санса Старк или Маргери Тирелл… но нет, не вышли вы рылом, сир Черноводный, потому получите леди Лоллис из дома Стокворт. Хотя… для наемника, еще недавно гнущего спину перед другими, и который теперь занимает покои лорда, даже полоумная корова, готовая вот-вот отелиться, это не так уж плохо. Бронн хлопнул ладонью по колену, одним глотком осушил чашу. Славное винцо, сладкое, терпкое, отдает летом, мускатным орехом. Не чета кислому элю да разбавленному вину, что подают в тавернах.

На следующий день тёща все-таки уговорила младшую дочь спуститься в главный зал к завтраку. Леди Танда заботливо поддерживала беременную Лоллис за руку, а глаза ее искали зятя, сира Бронна Черноводного, но наемник к обеду так и не пришел. Несчастная Лоллис с покрасневшими от слез глазами, отекшим лицом, сидела по правую руку матери, торопливо жевала и приглушенно всхлипывала. Но при виде мужа в грязных сапогах и бархатном дублете, перепачканном травой и землей, Лоллис внезапно оживилась. Толстые губы тронула робкая улыбка, женщина шмыгнула распухшим носом и даже стряхнула крошки с груди. А вот леди Танда далеко не так обрадовалась появлению зятя. Старуха аж затряслась и побелела. Еще бы, она-то раскатала губу на кого познатней, чем простой наемник. Но Бронна отношения свекрови не волновало. Недолго ее терпеть осталось.

– Вот, для моей леди-жены, – пышный букет полевых цветов упал на колени застенчиво вспыхнувшей Лоллис. Полное рыхлое лицо озарилось счастьем, и женщина захихикала почти кокетливо, зарывшись лицом в васильки и ромашки, на которых еще не успела обсохнуть роса. Бронн криво усмехнулся, глядя на наивную радость бабы, которой попользовались вдоволь все свинари и дубильщики. Жена все-таки, на сносях тем паче. Что, трудно ее порадовать? Она итак почти не улыбается. Наемник поймал себя на том, что и сам сидит с наиглупейшей улыбкой, а щеки леди-супруги пунцовеют словно маки. Забавно… ни одной даже самой искусной потаскухе он так не улыбался, как этой женщине. И все из-за какого-то букета васильков.

========== Белый рыцарь (Рейнис Таргариен, Джейме Ланнистер) ==========

Бабушка говорила, что ей предстоит выйти замуж за принца. Расчесывая темные локоны девочки, королева Рейла сулила, что он будет самым красивым, самым сильным, самым отважным и непременно будет любить свою нареченную. А как иначе, ведь принцесса Рейнис будет ему не только супругой, но и сестрой.

– А если у мамы будет не мальчик, а девочка? – невинное дитя не заметила, как побледнела от ее слов королева. – Не буду же я выходить замуж за сестричку.

Рейла тогда рассмеялась и сказала, что принцесса Элия обязательно родит сына, и не одного, а как минимум троих – для Рейнис, для короля с королевой и для папы Рейгара. Но беременность отнимала у дорнийки столько сил, что даже маленькая Рейнис понимала, что болезнь не позволит маме родить много братиков.

Принцесса перед сном всегда представляла принца, своего нареченного и не рожденного брата. Волосы у него будут как у папы – серебристо-белые и мягкие? Или же он темноволосый как и сама Рейнис? Девочке очень хотелось, чтобы жених прилетел за ней на драконе. Нечестно, что драконы все вымерли, что они летают только на знамени их дома.

Рейнис видела черепа драконов в тронном зале. Огромные и зловещие, они манили дитя к себе, притягивали взгляд. И однажды она сбежала от своей няни и, играя, забралась в ноздрю Балериона и там застряла. Чем больше принцесса билась, тем сильнее смыкались костяные тиски. Она боялась заплакать или позвать на помощь, что дедушка разозлится, ведь детям нельзя играть с драконьими черепами. Рейнис тихо хныкала, кусала губы, чтобы не расплакаться. Драконы ведь не плачут, они рычат и изрыгают пламя… но все же с губ сорвался непокорный всхлип, и слезы покатились по щекам принцессы, обжигая едкой солью.

– Мама… – прошептала Рейнис тихо, на грани слуха, и внезапно чьи-то сильные руки легли на талию девочки и осторожно потянули на себя. Принцесса закричала, принялась лягаться, но мужской смех вынудил ее смущенно замолчать.

– Разве прекрасные принцессы берут мертвых драконов приступом? – смеясь, осведомился рыцарь в белом как снег плаще. Волосы его золотом сверкали, а глаза искрились изумрудной зеленью. Он бережно поставил Рейнис и поправил ее платьице. Девочка судорожно всхлипывала, и рыцарь нежно вытер слезы с ее щек. – Ну, полно, ваше высочество, это всего лишь старые кости, вам нечего бояться. Да и что мертвый ящер может сделать живой принцессе?

Рейнис улыбнулась мужчине сквозь слезы. В сказках рыцари спасают принцесс от драконов. Может, этот человек ее рыцарь? Рейнис доверчиво прильнула к груди Джейме Ланнистера, восторженно глядя в его точеное лицо. Не нужны ей никакие принцы и братья, принцесса хочет себе в мужья белого рыцаря! И драконов тоже не надо. Лучше конь! Завтра она попросит отца, чтобы только сир Джейме ее охранял, и когда Рейнис вырастет, рыцарь тоже влюбится в нее. Ведь рыцари всегда влюбляются в принцесс.

========== Жемчуга слез (Бейлон Грейджой/Аланнис Харлоу) ==========

Бейлон похож на море. После его поцелуев на губах было солоно, голос звучал сильно, словно прибой, и сам сделан из камня и соли. Аланнис не могла не гордиться таким мужем. Но не могла и не бояться его. Море опасно даже для самых опытных и смелых капитанов, а она всего лишь женщина, пусть и железнорожденная.

Вместо серебряного серпа на черном шелке отныне извивались золотые щупальца.

Бейлон обнимает крепко и жадно, будто кракен, поймавший желанную добычу. У Аланнис всегда перехватывает дыхание, когда ласки мужа обрушиваются на нее волной. Бейлон вовсе не груб и не причиняет боли, но на коже цвета морской пены все равно алеют следы его губ и пальцев. А когда чрево Аланнис начинает расти и округляться, в глазах Бейлона цвета неба в шторм она замечает серебристый огонь любви и гордости. Но супруг не леет ее, как принято у зеленых лордов. Он суров, смел и решителен, роскошь ему чужда, но все же из редких плаваний он привозит Аланнис подарки. Особенно любит дарить жене жемчуг, слезы русалок. И Бейлону все равно, что слезы морских дев могут принести несчастье деве островной.

Аланнис рожает сына. В этот же день, держа новорожденного вопящего мальчугана на руках, Грейджой решает отвоевать старый закон и сделать Острова королевством.

– Наш сын будет править Железными островами! – заявил он тогда, охваченный отцовской гордостью. – Грейджои вновь станут королями! Пусть наш сын носит имя Харрен в честь последнего короля островов. Эйгон Таргариен убил его, но сегодня он возродился среди соли и камня.

– Это несчастливое имя, – тихо, но решительно молвила леди Аланнис, подняв на мужа взгляд. Она не плакала и не кричала, давая жизнь еще одному кракену, но ладони ее горели и кровоточили. В острой боли схваток она не заметила, как изодрала их собственными ногтями. – Драконы убили Харрена и его сыновей, превратили королевство в клочок своих владений. Пусть он будет зваться Родриком в честь моего отца и брата.

В честь тех, кто устроил ее брак с Бейлоном. Но муж нахмурился. Море волновалось, разбуженное штормом.

– Бабьи страхи, – выплюнул Грейджой презрительно и покинул покои уставшей измученной леди жены. Однако вечером в чертогах Пайка лорды и капитаны поднимали здравницы в честь рождения Родрика Грейджоя. А утром Бейлон преподнес Аланнис тяжелое жемчужное ожерелье. Отливающие перламутром жемчужины были слезами радости леди Грейджой.

Родился Марон, а вслед за ним – Теон и Аша. Аланнис была счастлива, глядя как растут ее дети. Как мужает Родрик, как учится плясать с топориками Марон, как делает первые шаги Аша. Хоть Бейлон больше не дарил ей жемчуга, любить его меньше она не стала. Разве можно разлюбить море той, что была вскормлена солью под пронзительные крики чаек?

Восстание прилетело на Пайк на черных вороновых крыльях и боевыми ладьями отбыло под стук барабанов и рокот прибоя. Аланнис не хотела отпускать сыновей, но Родрик и Марон так жаждали славы и подвигов… сам Утонувший Бог не удержал бы их в своих чертогах.

– Мы уходим простыми капитанами, а вернемся принцами. Не тревожься, матушка.

Разве может мать не тревожиться за своих сыновей? Жемчужное ожерелье, еще недавно согревающее, сейчас давило на грудь. Утонувший Бог за слезы своих русалок отнял у Аланнис сыновей.

Она плакала и кричала, когда Старки прибыли, что бы забрать у нее Теона. Аша цеплялась за ее юбку, а Теон смотрел на нее с таким страхом…

– Не забирайте его у меня! – умоляла Аланнис, и море струилось по ее щекам. – Теон, маленький мой… вы итак отняли у меня Родрика и Марона, оставьте моего Теона!

Лодка уносила мальчика все дальше и дальше от родного дома и сломленной горем матери. Бейлон избегал смотреть на жену.

– Я отомщу за них, – произнес он, глядя в морскую даль, на последнего оставшегося в живых сына, – обещаю тебе, они заплатят.

Сжимая маленькую ладошку Аши, Аланнис брела к замку. Печаль исказила ее черты, взгляд был затуманен скорбью. Этой же ночью бродила она по замку, звала своих сыновей. Горе заволокло сознание леди Грейджой плотной алой пеленой.

– Родрик! Марон! Где вы?..

Разве откликнутся ей те, кто пирует в подводных чертогах Утонувшего Бога?

========== Одичалая (Манс Налетчик/Далла) ==========

Рядом с сестрицей она выглядела просто, как ромашка подле зимней розы. Обе светловолосые и невысокие, с глазами цвета серебра. И хоть младшая, Вель, была хороша словно весеннее утро, Мансу больше приглянулась старшая из сестер. Далла. Имя сладкое, тягучее, что дикий мед, а Вель – тонкое и звонкое, как голос лютни. Манс любил петь, любил играть, но мед, в котором и эхо жаркого лета, и янтарный аромат полевых цветов, все ж роднее душе, истосковавшейся по теплу.

– Почему такие красавицы и без мужей? – пальцы мужчины пробежали по тонким струнам лютни, извлекая нежный прозрачный звук. Вель улыбнулась, отбросив на спину косу.

– Не нашелся еще тот, кто нас украсть сумеет, хотя многие пытались. Пересчитай мужчин без пальцев, – девушка положила руку на кинжал, – и узнаешь, сколько раз нас с сестрой украсть пытались.

– Надо же… и все живы?

Вель фыркнула. Далла же даже взгляда от костра не подняла.

– На что мне их жизни? Без пальцев, может, поумнее станут. Хотя, думаю, не пальцы им для этого надо было отрезать.

Губы Даллы тронула застенчивая улыбка.

Манс задумчиво перебирал струны, поющие под его прикосновениями. Не похожа тихая Далла на ту, что пальцы мужчинам режет, но она ведь не южанка, а женщина вольная, копьеносица, да и кровь у нее густая, северная. Если с одичалой только о своем члене думать будешь, мигом без него останешься.

Сестры были неразлучны, не будет же Манс сразу обеих воровать. Это королю Роберту одной женщины мало, а вот ему и только Даллы довольно будет. На что ему другие? Если жена хорошая, на других и смотреть нечего. Позади сквозь черные стволы деревьев мерцала Стена, Манс знал, что сейчас, когда солнце ласкает ее лучами, Стена плачет, истекает слезами и скалится, вероломная и коварная. Вороны ему не страшны, но эта ледяная громада – дело иное. Иное… Манс криво ухмыльнулся и вновь взглянул на Даллу. От морозца щеки ее пунцовели, дыхание инеем оседало на меховом вороте плаща, чуть вьющиеся локоны падали на высокий лоб. На бедре у девушки висел такой же кинжал, как и у Вель. Не удивительно, одичалые еще в материнской утробе учатся держать клинок.

Чаще женщин воруют ночью, когда она разомлевшая и сонная, но то удел слабаков. Манс решил украсть ее утром, когда снега засверкают алмазной пылью, а воздух после сумерек остер и сладок, как поцелуй, взятый насильно. Далла вышла из крытого шкурами шатра, заспанная, дышащая паром. Она направилась в чащу леса, собирать хворост, и Манс направился за ней. Женщина что-то тихо напевала и не замечала Короля-За-Стеной. А может, делала вид, что не замечает. Пальцы Даллы поглаживали рукоять кинжала. Манс, притаившись за раскидистой пихтой, следил за одичалой сквозь разлапистые ветви. Женщина собирала хворост, звук ее дыхания и хруст снега под сапогами скрыл на мгновение присутствие мужчины. Манс, выскочив из своего укрытия, крепко обхватил Даллу за талию и повалил в снег. Собранный хворост рассыпался по земле, белая пыль взметнулась в воздух. Далла с яростным рыком принялась вырываться. Манс сжал ее запястья, не позволяя одичалой выхватить клинок. Она в ответ попыталась пнуть его между ног, и когда мужчина коленями сжал ее ногу, рванулась вперед, силясь укусить и шипя сумеречной кошкой. Бывшему дозорному едва хватило сноровки увернуться, и зубы Даллы впились не в нос его, а в ухо. Манс глухо выругался, выпустил ее запястье и сжал девичье горло сквозь слои мехов, но одичалая лишь сильнее сжала зубы и потянула на себя. Мужчина подался ей навстречу. Какой же из него король-то без уха? Далла рычала и фыркала, билась в руках “перелетной вороны” и зубы разжимать не спешила. Да и Манс отступать не собирался. Лежали они вместе с Даллой на снежном покрывале, слушая ее дыхание и биение сердца, и было это так славно, несмотря на то, что ухо горело, и за воротник сочилась кровь. Женщина нетерпеливо мотнула головой, и Король-За-Стеной навалился на нее всем телом. Копьеносица охнула, отпустив ухо, и Манс не сдержал облегченного вздоха. Губы Даллы были красны от крови, но их первый поцелуй был сладок.

Какие там дорнийки, когда одичалая трепещет в объятиях?

========== Простые радости (Арья Старк/Якен Хгар) ==========

Человек меняет лица легко, играючи, но девочка все равно узнает его. По взгляду, по запаху, по улыбке и даже по голосу. Девочка слишком сильно любит, чтобы забыть, и память ее крепче Севера.

Волки никогда не забывают.

Когда месяц ухмыляется человеку с небосклона, а ветер тихо шепчет, ероша кроны деревьев, она крадучись приближается к нему. Девочка не боится, совершенно ничего не боится, и ее бесстрашие горько-соленое, словно слезы, и пахнет печально полынью. Пахнет она лесом и снегом, а в глазах отражается лед, несмотря на то, что взгляд зверя горит янтарем.

Лютоволчица принюхивается, облизывается нетерпеливо. Шерсть на холке и вдоль хребта настороженно стоит дыбом, но человек знает, что зверь узнал его. Человек садится на земле, улыбаясь. Волосы, рыжие и полные серебристой сединой, падают ему на лицо. У человека много лиц, но девочка любит именно это.

Волки умеют любить.

Пальцы человека зарываются в густой жесткий мех, и он не успевает понять, когда волчий мех обращается нежной кожей, а сдавленное рычание вспархивает чуть слышным стоном. Золото звериных глаз сменяется холодным серебром, пылающим все так же жарко.

– Якен…

У человека много имен, но девочке достаточно одного. Одного имени, одного лица. Одного человека. И человек гладит спутанные каштановые волосы, чувствует, как горячие ладони прижимаются к его груди, слушая сердцебиение. Сердце Якена Хгара колотится так безумно и бешено только для миледи Старк. Целовать девочку… девушку сладко до боли от наслаждения и запретов. Арья обхватывает ногами его бедра, скользит губами по груди и плечам человека, прижимается к нему обнаженной грудью. Его девочка выросла… Якен тоже помнит ее имена. Арри, почти что Арья. Потом она стала Нэн. Каждое это имя северное, острое от мороза, колет язык и губы льдом. Эти же губы Арья целует жадно, повторяя их контуры языком. Простые радости простого человека.

Девочка засыпает у него на груди, но исчезает с приходом рассвета. На коже человека еще хранится ее аромат и следы прикосновений. Алые, словно облака, окровавленные светом нового утра. Человеку не снятся сны, потому он знает, что девочка-волчица приходила к нему. И придет еще не раз.

А человек будет ждать.

========== Поцелованный огнем (Сандор Клиган/Робб Старк) ==========

Сандору Клигану всегда нравились рыжие. Несмотря на народные россказни о «поцелованных огнем». Если потаскушку, рыжую и конопатую, пламя нежно чмокнуло, то что же говорить о Псе, которого огненный поцелуй обезобразил настолько, что даже самые циничные шлюхи жмурились и отворачивались.

Мужчина любил представлять, что сжимая в кулаках волосы, шелковисто-мягкие локоны куртизанок из борделей Королевской Гавани или же жесткие, словно солома, волосы гулящих девок из придорожных гостиниц, он укрощает огонь. Грубо берет тех, кого пламя отметило своей милостью, вколачивается в податливое тело, с садистким удовольствием упиваясь протяжными стонами. С силой дергает за волосы, сжимает девичье горло в бессильной ярости, обращая на нее свою месть брату… и огню. Но если буйной стихии отомстить Сандор не в силах, то уж Григору от него не уйти.

Запечь бы его в собственных доспехах, думает Клиган рассеянно, въезжая во двор Винтерфелла вслед за принцем.

В семье Старков много рыжих.

Первой на глаза Псу попалась Кейтилин Талли, красивая, улыбающаяся, чьи локоны золотистым огнем рассыпались по плечам и волчьему меху. Рядом стоял Эддард Старк, темноволосый и с глазами холодными, как Север. Но взгляд других глаз вынудил Сандора судорожно сглотнуть и приподняться в седле.

Рыжие волосы, немного вьющиеся… ресницы были тоже рыжие и настолько густые, что казалось, будто глаза принадлежат девице. Но глубокой синевой, оправленное в осеннее золото, смотрел на мир сынок Неда Старка. Сандор слышал, как его представляют королю Роберту, в чью честь, несомненно, мальчишка и был назван. Робб сдержанно улыбался Баратеону, но взгляд юнца полнился разочарованием. Уголок рта Сандора дернулся. Да уж, это похотливый боров мало чем походит на короля.

На пиру Псу выпала честь сидеть рядом с Джоффри. Мальчишка во все глаза пялился на дочку Старков и не замечал, что телохранитель откровенно разглядывает ее брата. Робб Старк был молод и хорош собой, обладал всем тем, чего Сандор был лишен. И, самое главное, – пламя его тоже поцеловало, причем с особой любовью. Клиган сжал чашу, и свет факелов, дробившийся в темном вине, словно насмехался над ним. Но вино-то он выпьет и отольет потом за конюшней, а зубоскальства в его жизни меньше не станет. Мужчина вновь посмотрел на Робба. Юноша смеялся какой-то шутке щенка с Железных островов, и у Пса промелькнула шальная мысль, что этот рот, красный от вина, можно бы занять кое-чем другим. Заставить парня опуститься перед ним на колени, запустить пальцы в золотисто-каштановые волосы и вдавить лицо волчонка себе в пах. Мальчишка бы сопротивлялся, но с Сандором ему не сладить. Юный Старк тут же предстал пред мысленным взором Клигана. Тяжело дышащий, раскрасневшийся и улыбающийся порочно. Алые губы блестят влажно, он то и дело обводит их языком, а по белому плоскому животу вниз идет дорожка рыжих завитков… Пес залпом осушил свою чашу, которую тут же наполнили, но в глотке пересыхает, и мужчина дышал хрипло и надрывно, будто… пес после долгого бега. А мальчишка Старк сидел за высоким столом, потешаясь над Клиганом даже не ведая того. Заставить бы его заткнуться, стонать, погасить его пламя!.. мужчина глотнул еще вина. Может, не стоит ему столько пить?