Текст книги "Non enim quid amor (СИ)"

Автор книги: Darr Vader

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Спасите ее Семеро! Девушка нервно рассмеялась. Конечно, при дворе рядом с возненавидевшей ее королевой ей самое место. Но ей сохранили жизнь, а батюшка… Ширен затуманенным слезами взглядом провожала Станниса, которого выводили прочь.

– На дне морском королевы серы, словно камень, я знаю, уж я-то знаю!

– Пестряк! – обрадованная, Ширен едва не расплакалась. Она порывисто обняла шута, единственного, кто у нее остался. Мужчина глупо заморгал, почесывая лысеющую голову, и принялся пускать ртом пузыри. Девушка рассмеялась, спрятав лицо у него на плече, и не заметила, как пристально смотрит на нее король Эйгон и как сверкает аквамариновым пламенем взгляд Дейнерис.

========== Жених, муж, дракон (male!Дейнерис Таргариен/fem!Дрого, fem!Визерис Таргариен) ==========

Дейнор был уверен, что не понравился своей будущей жене. Когда юношу представляли Драгге, крутобедрой и не по-женски широкоплечей смуглянке с густо-багровыми, переходящими в черноту, рубинами в щеках, она даже не улыбнулась. Шарила чернильно-черным взглядом по взволнованному Дейнору, касаясь в задумчивости своих щек языком изнутри. Таргариен смотрел ей прямо в лицо – каждый раз, как он опускал глаза, Визерра больно щипала его за бок, – несмело улыбнулся женщине, которой предстояло стать его супругой, но Драгга отвернулась и прошла мимо жениха в особняк магистра Иллирио. Вслед за амазонкой потянулась и ее свита – статные девы-воительницы, подруги и сестры Драгги, с самоцветами в скулах, рабы в золоченых ошейниках, груженные тюками и сундуками, приданым невесты, и все они безмолвно обходили Таргариенов, огибали их, точно речные воды камни, вставшие на пути их течения. У Визерры от ярости побелели губы, недобро потемнел фиалковый взгляд, а ногти в кровь исцарапали ладонь младшего брата. Дейнор втянул голову в плечи. Гнев сестры опасно потрескивал в воздухе, вспыхнул румянцем на обычно бледных щеках и таился серебристым огнем в глубине взгляда.

Драгга и ее приближенные, невольно или намеренно, разбудили дракона.

– Да как они смели?! – бушевала Визерра, сметая на пол вазу. Цветные осколки разлетелись по мрамору, минорно захрустели под подошвами сандалий принцессы. Магистр Иллирио, разомлевший от вина и засахаренных слив, лениво улыбался разъяренной девушке, Дейнор скромно сидел на краю скамьи, не решаясь даже поднять голову. Иногда Визерра могла направить свою злость на всякого, кому не посчастливилось оказаться рядом, даже на младшего брата. – Я принцесса, единственная дочь короля Эйериса и королевы Рейлы! Я Таргариен и наследница Железного трона! Эта татуированная сука должна была кланяться мне, пасть в ноги, а она… словно я пустое место! Дейнор! – юноша вздрогнул от хлесткого окрика сестры. Девушка вплотную подошла к принцу, ударила его по подбородку, вынуждая поднять голову. Встретив смятенный взгляд брата, Визерра глумливо скривила губы. – В обязанности мужа учить жену манерам, да разве ты с этим справишься, слюнтяй! Какая-то пустынная девка будет вертеть Таргариеном, а он даже и слова против не скажет, да, Дейнор? Да?! Смотри на меня! – взвизгнула принцесса, дергая брата за волосы цвета белого золота, такие же, как и у нее. – Смотри, когда с тобой говорит дракон!

– Ну, полно сердиться, моя принцесса, – сыто проурчал Иллирио, похлопывая пухлой ладонью себя по объемному животу. Визерра строптиво тряхнула локонами, и тиара из красного золота с черными асшайскими аметистами и рубинами, подарок щедрого магистра, чуть съехала на бок. – В Самириане нравы и порядки несколько… иные. Драгга не принимает чужой веры и чужих королей, но после свадьбы… – поросячьи глазки Иллирио блеснули озорно, и он многозначительно погладил свою двузубую бороду, – все уладится само собой. Теперь для Драгги будет делом чести вернуть трон ее супругу… и вам, моя принцесса.

– Хорошо, коли так, – напыщенно бросила Визерра, отпуская брата. Дейнор пригладил было волосы, прикосновением глуша боль, но в тот же миг отдернул руку. Не хотелось дразнить сестру лишний раз, вновь вкусить ее ярости. Визерра всегда попрекала принца слабостью, мягкотелостью, непростительной для дракона и будущего короля. – Только никогда ей не стать частью нашего дома. Она не Таргариен, сыграй хоть сотню свадеб, и не отродье не станет драконом. Если, конечно, мой чахлый братец способен заделать ей ребенка.

Принцесса зло, издевательски рассмеялась, щипая брата за щеки. Визерра, ничуть не стесняясь магистра Иллирио и служанки, убирающей осколки, крепко поцеловала Дейнора, обвела языком его губы. Ее глаза казались черными из-за расширившихся зрачков.

– Ты же будешь думать обо мне, когда будешь с ней, правда? Правда, Дейнор? Мой, брат, мой милый, милый брат…

Принц не ответил ей, только кивнул, а больше Визерре Таргариен и не нужно.

Душной пентошийской ночью юноша никак не мог уснуть. От волнения у него разболелся живот, и мигрень раскаленным венцом сжимала голову. Его невеста… воительница, смелая, дикая, что пустынная львица, выросшая в другой вере и в другой стране, совершенно не похожа на Визерру. Сестра, стройная и изящно-хрупкая, чью талию можно было обхватить ладонями, с бледно-золотистыми косами, и Драгга, медово-смуглая, невысокая, крепко сбитая, но не толстая, с буйством смоляных кудряшек и росчерками шрамов. Дейнор беспокойно повернулся на бок, путаясь ногами в покрывале. На что такой женщине муж? Он не воин, книги и арфа всегда были ему милее копий, мечей и кинтан. Принц даже рисовал немного… пока Визерра не нашла его рисунки. Так-то ты собираешься завоевать Семь королевств и убить Узурпатора?! Рисуночками своими, глупыми, бездарными почеркушками?! Сестра рвала их и бросала в огонь, Дейнору хотелось плакать, глядя, как горит портрет королевы Рейлы, но он сдержался. Сестра права, эти занятия не подходят мужчине, королю, дракону. Он должен стать достойным своих предков, отца, брата… юноша уткнулся лицом в подушку. Завтра день его свадьбы, но Дейнор Таргариен не хотел ее. Ни трона, ни войны, ни свирепой амазонки из далекой Самирианы, сосватанной ему. Больше всего принц желал вернуться в Браавос, в тот дом с красной дверью, где ждал бы их добродушный сир Виллем… но сир Виллем давно умер, и идти Дейнору больше некуда. Только под венец.

Дверь его собственных покоев, из резного золотистого дуба, протяжно скрипнула. Юноша вскинул голову, пытливо вглядываясь в густую ночную мглу.

– Кто здесь? Визерра? – сестра иногда приходила ночевать в его постель, но едва ли это разумно теперь, когда приехала невеста Дейнора. Ковер на полу скрадывал звук шагов, принц потянулся было зажечь свечу, но его руку решительно перехватили. Прикосновение было властным, сильным, но не грубым, а горячая ладонь – шершавой от мозолей. Дейнор сглотнул, испуганно сжимаясь. Перед ним была отнюдь не Визерра…

Драгга, его невеста, деловито забиралась на постель юноши, будто они уже были женаты.

– Миледи… – нервно промямлил Таргариен, пока амазонка вытряхивала его из покрывала. Принц лег спать нагим, еще недавно мучающийся от жары, он дрожал будто от холода, когда Драгга притянула его к себе и оседлала. Она и сама была обнажена, но, в отличие от Визерры, в ней не было ничего мягкого. Крепкие мышцы, кожа на ощупь напоминала спекшийся на солнце песок, а волосы, привольно раскинувшиеся по плечам, были проволочно-жесткими. Воительница взяла лицо Дейнора в ладони, склонилась близко-близко, так, что он чувствовал ее дыхание на своих губах. Принца никто не целовал, кроме сестры, а теперь эта чужая для него женщина, чужеземка, которой он явно не понравился еще с первой встречи, гладила его щеки, нос, подбородок. Юноша лежал под ней, боясь вздохнуть слишком шумно. Попытался сесть, но Драгга жестко удержала его за плечи.

– Нет, – амазонка скользнула пальцами Дейнору по шее и вниз, на грудь, к животу. Она касалась жениха ласково, осторожно, и на смену нервному ознобу вновь пришел жар. Что теперь? Что ему делать? Тоже прикоснуться к невесте? Но… она едва взглянула на него тогда, утром, не улыбнулась, не заговорила с ним, а сейчас… Таргариен тяжело выдохнул, закрывая глаза. Он от крови дракона, а она – всего лишь женщина. И охнул, ощутив пальцы Драгги на своем члене.

– Миледи, прошу…

– Нет, – женщина упрямо тряхнула головой и нежно погладила принца по щеке. В темноте он не видел лица своей нареченной, лишь туманно блестели глаза и рубины, кольца в ее сосках холодили кожу. Драгга положила руку Дейнора себе на грудь, и у юноши закружилась голова.

– Вы знаете… общий язык? – мысли путались, утекали вслед за ласкающими юношу пальцами, губами амазонки. Принц комкал простыни, задыхаясь, невольно подаваясь навстречу прикосновениям невесты. Она сомкнула губы на его соске, пощекотала языком, чуть прикусила, подула, и Дейнор выгнулся с хриплым стоном. Внизу живота поселилась тупая, ноющая боль, его член становился все крепче и тверже в ладони Драгги. Даже с Визеррой ему не было так хорошо. Сестра никогда не была с ним особенно ласкова, ей нравилось щипать, кусать, тискать до синяков, нравилось, когда Дейнор ее умолял, просил, упрашивал, а Драггу… Драггу не нужно было просить.

Амазонка легко поцеловала юношу в уголок рта и заглянула в глаза. Ее дыхание пахло мятой и персиками.

– Нет? – тихо шепнула она, прижимаясь к Таргариену. Дейнор сам не заметил, как его ладони легли на бедра воительницы.

– Да, – горячо выдохнул юноша в губы Драгге, сливаясь с ней воедино.

========== Паучьи шрамы (Джоффри Баратеон, Варис) ==========

Губы короля кривились, подрагивали не то гневно, не то брезгливо, в монарших глазах плескался зеленый яд презрения, однако Варис улыбался Джоффри кротко и смиренно, словно не замечая деланного отвращения его милости. Джоффри Баратеон, первый этого имени, пригожий, золотой мальчик, надежда Весетероса, опора Семи королевств, беспокойно елозил ладонью по собственному колену и гадливо морщился. Ему столь неприятен аромат духов Вариса или же сам Варис? Быть может, король досадует по поводу жары, сжимающей Королевскую гавань в душных объятиях, несмотря на сумерки? Или же все дело в мерном стуке капель крови, разбивающихся об пол?

Паук косо взглянул на мертвую девушку. Некоторые болты вошли в мягкую плоть глубоко, по самое оперение, иные же торчали наискось, остановленные костью. Посеревшее в смерти лицо блестело не успевшими высохнуть слезами, на губах запеклась темная корка, и пробитая арбалетным болтом впадинка на шее редкими толчками выплевывала кровь. Бедняжка, чьи боль и страх услаждали молодого короля, все еще ненасытно облизывавшегося и сглатывающего слюну. Варис скользнул таящимся под полуприкрытыми веками взглядом на пах юноши. Неужто его настолько воспламеняет чужие страдания? Так нравится кровь, брызжущая из ран, упиваться агонией, страхом, беспомощностью жертвы и собственной вседозволенностью… а его милость тот еще озорник. Смех легонько царапнул, заворочавшись в груди, но с губ евнуха не сорвалось ни звука.

– Убери ее, – повелительно обронил Джоффри, беспокойно заерзав на атласных подушках, закинул ногу на ногу, надрывно выдыхая сквозь зубы. – И пришли слуг, пусть наведут здесь порядок.

– Конечно, ваша милость, – Варис угодливо склонил голову. – Как можно допустить, чтобы ваши покои были не прибраны? – король растянул губы в самодовольной усмешке, и его глаза полыхнули желчно-зеленым. Красивый юноша, но и Эйерис когда-то был хорош собой. Кто знает, может, и Джоффри в скором будущем начнет сжигать людей.

– Она скулила, как побитая дворняга, – задумчиво промолвил король, покачивая ступней. – Сначала я выстрелил ей в живот, вон, как глубоко в ее требуху вошло. Эта хоть не обделалась, в отличии от предыдущей, – Джоффри скривился, – до сих пор чувствую запах ее дерьма.

– Прикажете зажечь в ваших покоях благовонные палочки? – Варис елейно улыбался в ответ на всю гнусь, льющуюся с языка молодого государя, Пауку доводилось слышать, да и видеть, вещи пострашнее. – Думаю, аромат сандала прогонит смрад из ваших покоев…

– Что вы о ней думаете, лорд Варис? – юноша подался перед, капризно выпятив нижнюю губу, глаза короля ехидно сузились и в них заплясали искры дикого огня. Варис послушно повернулся к покойнице. Белокурая девушка в незабудково-голубом платье с цветущими на них багровыми пятнами крови не была шлюхой. Паук видел ее, прислуживающей Королеве Шипов, а как-то раз она сопровождала кузин леди Маргери в септу. Никак сами Тиреллы посадили этот розовый побег в покоях Джоффри, в клетке короля, который нежный цветочек растерзал. Скоро ли леди Оленна заметит ее пропажу?

– Прелестна… была, ваша милость, – тяжелая капля сорвалась с конца арбалетного болта, торчащего из шеи мертвой, и упала в кровавую лужицу у ног служанки. Любопытно, а знают ли лорд Тайвин и королева о забавах юного Баратеона? У всякого короля свои причуды, но едва ли это понравится народу, да и Тиреллам, чья дочка вскоре станет его женой. Хрустально-звонкий смешок спорхнул с губ мастера над шептунами, его пухлая белая ладонь прикрыла растянувшийся в проказливой усмешке рот. – Что ни говори, а вкус у вас есть.

– Да? Она вам нравится, лорд Варис? – юноша погано осклабился. – Странно, я думал все ваши желания отрезало вместе с членом.

– Но глаза мои на месте, ваша милость, – печально вздохнул евнух, и Джоффри захохотал. Хрипло, лающе засмеялся, ударил себя кулаком по колену. Кровь бросилась Баратеону в лицо, лоб заблестел испариной, и ноздри юноши трепетали и раздувались, как у дикого зверя.

– Глаза есть, но нет яиц, – простонал он сквозь смех, чванно откинувшись на подушки. – А что бы вы предпочли, лорд Варис – быть слепым, но зато при члене, или же зрячим, но кастратом?

– Так распорядились боги, ваша милость, – Варис сокрушенно развел руками и покачал головой. Старый рубец в паху под слоями одежды болезненно пульсировал, Паук ощутил влагу, сочащуюся вниз по ноге. Шрам так и не затянулся до конца, гноился и кровил до сих пор. – И не мне на них роптать.

– Что? Даже не хочется никому присунуть? Даже пальцами? – недоверчиво протянул Джоффри, поднимаясь. Король был высок, несмотря на юные годы, на ладонь выше Вариса, на которого пьяно пахнуло вином, когда юноша подошел ближе. – Или вам не по нраву женщины, милорд? Нравятся мальчики, которые могут вставить вам? – Джоффри гадко захихикал и вынул из поясных ножен кинжал. Стройное туманно-серое лезвие и золотая рукоять с кровавой россыпью рубинов. Варис не шевельнулся, стойко выдерживая мутный взгляд короля. – Без члена вы… почти женщина.

Король ткнул рукоятью в складки бархатного одеяния евнуха, в промежность Паука, провел вверх-вниз и резко подался рукой вперед. Шрам в ответ защипало, болезненно задергало, но лицо мастера над шептунами, вежливо-бесстрастное, не дрогнуло. Джоффри задумчиво хмурился, шаря у Вариса кинжалом между ног, алчно всматривался в его полное лицо. Не добившись желаемого, юноша злобно отшвырнул клинок и прижал к паху евнуха всю ладонь, жадно сжимая, загребая пальцами. От боли мир перед глазами Паука побелел, растворился в ослепительном мареве, Варис покачнулся, сипло охнув, однако уже через миг улыбался нетерпеливо приоткрывшему рот королю.

– Юноши в вашем возрасте так любопытны, ваша милость, – кислое от хмеля дыхание Джоффри жарко било его в лицо, глаза юноши нездорово горели, и в них остро промелькнуло разочарование. – Признаюсь, иногда мне не достает мирских радостей… – король запускал ногти через одежду в тело Вариса, с силой втискивал пальцы, словно надеялся пробраться в нутро евнуха. – Но и без этого я могу быть полезен вашей милости.

Ведь к кому еще обращаться королю, чтобы скрыли следы монарших игр, о которых никогда не должна узнать королева-мать и достопочтенный лорд-десница?

– Снимай одежду, – рыкнул Джоффри, отпуская евнуха, но боль от его пальцев плотно угнездилась в паху Паука. Король плюхнулся в кресло, перекинув ноги через подлокотник. – Раздевайся. Я хочу посмотреть на твое уродство, – осклабился юноша, и у Вариса предупреждающе закололо в затылке.

– Едва ли это зрелище достойно вас…

– Плевать! Я сказал, раздевайся! Тебе приказывает твой король! – Баратеон нетерпеливо приподнялся на локтях. – Там ужасный шрам? Болит? А мочишься ты как? Или у тебя там щель, как у девки? Я хочу посмотреть!..

И вправду хочет посмотреть или просто решил подразнить мастера над шептунами? Зло, издевательски, как любит его милость. Джоффри шмыгнул носом, когда Варис начал неторопливо развязывать кушак, опоясывающий его полную талию. Мальчик думает, что евнух стесняется? Боится? Жестокое, испорченное, но еще такое наивное дитя.

– Быстрее! А впрочем, нет, я передумал. Не хочу смотреть на твое безобразие, – дернул плечом король, краснея и отворачиваясь. Паук потуже запахнул полы кафтана, которые собирался развести в стороны перед монархом. – Вы свободны, милорд. И пришлите слуг побыстрее, чтобы было чисто. Буквально вылизано.

– Как прикажет ваша милость, – от поклонившегося Вариса не укрылось, как изменился голос юноши, когда речь зашла о вылизывании, но мастер над шептунами не шибко тревожился. Он давно распорядился, чтобы королю прислуживали только мужчины, до игр с которыми Джоффри Баратеон еще не дошел. Пусть-ка прибережет свой пыл для леди Маргери, раскроет ей всю прелесть своих увлечений, чтобы Тиреллы и Ланнистеры схлестнулись сильнее, до крови, до смерти, а уж Варис найдет, как этим воспользоваться.

========== Пики и кандалы (Санса Старк, Сандор Клиган) ==========

AU! Санса все-таки столкнула Джоффри на пики, когда привел ее на стену к голове лорда Эддарда. Ныне леди Старк в камере в ожидании суда.

В тени угла ее камеры что-то заскребло, зашуршало, заскрежетало сталью о камень, но Санса знала, что это всего-навсего крысиные когти – в подземельях они просто кишели. Девушка безучастно смотрела на зверька, выскочившего из темноты. Крыса пробежала по ее ноге, задела толстым отвратительно-лысым хвостом, но она даже не шевельнулась. Раньше Санса обязательно закричала бы в девичьем испуге, завизжала бы так, словно перед ней не крыса, а по меньшей мере дракон, василиск или пират с Летних островов, но теперь леди Старк сидела на соломенном тюфяке молчаливым каменным изваянием. Волосы падали ей на лицо, спутанные и засаленные. Некогда золотисто-рыжие волосы Сансы были уложены по-южному изысканно, косы струились осенним золотом по плечам, но прическа рассыпалась, расплелась, когда стражники волокли ее в темницу. Разбитые губы опухли и едва шевелились, в правом ухе звенело до боли тонко, напоминая о Джоффри. Джоффри… ее принц, ее жених, рыцарь ее сладких девичьих грез. Он схватил Сансу за рукав, когда полетел вниз, но атлас и парча не смогли его удержать. Ткань затрещала, девушку рвануло вперед, вниз, вслед за принцем. Нет… за королем, и она наверняка упала бы тоже, не удержи ее Пес. Он крепко удерживал леди Старк, странно спокойную, за плечи, и его пальцы больно стиснули нагое плечо.

– Что ж ты натворила, девица, глупая пташка… – проскрипел Сандор ей в волосы, прижимаясь губами к ее макушке. – Что же ты наделала?..

За дверью ее камеры раздались шаги. Санса боязливо дернулась, сжимаясь в комочек на скудной подстилке. Это сир Илин, он идет за ней… королева отправила палача за головой дочери изменника, за жизнью убийцы короля. Пересохшие губы дрогнули, раздвинулись в вымученной улыбке. У Джоффри было такое удивленное лицо, когда невеста с силой ударила его в грудь. В глазах, в искристой зелени, похожей на эстрагоновое желе, промелькнуло недоумение, гнев, толстые красные губы, блестящие от слюны, злобно скривились. Он хотел позвать сира Меррина, чтобы рыцарь побил Сансу, но не успел… не успел, полетел вниз, ее принц, ее нареченный. Джоффри упал, нелепо раскинув руки и ноги, словно сломанная кукла, с искаженным криком ртом, и под его головой начало растекаться черное пятно. Под ногами Сансы раздался крик, сир Трант с проклятиями оттолкнул девушку от края стены прямо в руки Пса. Он так смешно суетился, сир Меррин, так потешно покраснела, раздуваясь перезрелым помидором, его физиономия, глаза выкатились из орбит и сделались похожими на вареные яйца. Леди Старк тогда рассмеялась, впервые с казни, звонко, заливисто и радостно, словно оказалась дома, в Винтерфелле, вместе с семьей и подругами. Смех переполнял грудь, а глаза – слезы, переплеснувшиеся соленой волной через веки. Санса с обожанием взглянула на голову, бывшую когда-то лордом Эддардом, но ничуть не похожую на лорда Эддарда. Отец, смотри, я сделала это для тебя…

Узнице приносили еду, но она доставалась крысам, Санса не могла заставить себя даже взглянуть на нее. Стоило ей только взять в руки хлеб, как желудок сжимался, к горлу подкатывала желчь, и девушка видела Джоффри, но не разбитого, а гниющего на пике вместе с ее отцом. Вороны выклевали ему глаза, вместо губ остались одни черно-бордовые ошметки, щека позеленела и лопнула, обнажив зубы и черный язык. Ветер играл локонами Сансы, солнце слепило глаза, но откуда взяться солнцу в ее камере, ведь здесь только факелы! И Джоффри не отрубили голову, наверняка его похоронили в септе Бейелора, как подобает королю. Сансу бы тоже отпевали там, будь она королевой. Но она не королева, она сама убила своего короля.

Сквозь зыбкое забытье девушка чувствовала, как крысы копошатся у нее в ногах, и вспомнила Леди. Будучи совсем крохотной, она всегда засыпала в изножье кровати Сансы, а потом постепенно забиралась все ближе и ближе к хозяйке. Леди… увидит ли она Леди? Санса не сомневалась, что ее казнят, королева Серсея не простит убийства Джоффри. Жаль, что и ее не удалось столкнуть вниз. Ее голова бы треснула точно арбуз и истекла бы кровавым соком… если бы леди Старк прыгнула вслед за Джоффри, то, быть может, о них сложили бы песню. О жестоком короле и его невесте, любившей его, но не сумевшей простить. А ее кости отправят на Север? Санса хотела вернуться домой после смерти, в Винтерфелл, к матушке, Роббу, Брану и Рикону, к Арье. Призраком она будет гулять по замку и богороще, плясать с детьми леса и снарками, станет невестой Иного. Ведь зима… зима близко…

Санса не услышала, как заскрежетал замок ее темницы, как со зловещим скрипом отворилась дверь. Она не мигая смотрела на оконные решетки из черненого железа, на котором серебристой пылью мерцал иней, и за ней маячило трупно позеленевшее лицо Джоффри – черви лезли у него изо рта и из носа, над ее королем кружили мухи, и вместо золотого венца его голову украшали зазубренные пики, торчащие прямо из черепа. Джоффри любил, когда Санса улыбалась, и девушка раздвинула губы в слабой улыбке. Ее король, ее золотой принц, он все-таки пришел за ней. Девушка протянула к нему руку за мгновение до того, как жесткие пальцы сомкнулись на шее леди Старк.

– Прости, пташка, – прошептал Неведомый голосом Пса и сдавил ее горло.

========== Красная ведьма (Тормунд Великанья Смерть, Мелисандра) ==========

Жена у Тормунда, язва любимая, колючка под ногтем, одна, а вот девок у Великаньей Смерти было много – больше, чем снежинок в снегопаде. Всякие были, и огнем поцелованные, и с рассветно-белокурыми косами, невысокие худышки и пухленькие, что твои сдобные пышки. Супружница-то его копьеносица, свирепая, точно сумеречная кошка, чуть половину языка Тормунду не отхватила, когда он ее поцеловал впервые, а со спины столько кожи содрала… на сапоги бы хватило, да еще и на ремень бы осталось! За то Великанья Смерть ее и любил – настоящая девка, вольная и дикая, словно медведица, остальные его полюбовницы рядом с ней так, бельчата да зайчата, да только не Громовому Кулаку с его снастью одной бабой ограничиваться, как бы хороша она не была. Не даром же его Отцом Тысяч прозвали! Молва о нем бежала далеко, быстро, как лесной пожар, и хоть юность Тормунда была позади, молодки вздыхали о нем по ночам, мечтая, чтобы Трубящий в Рог их украл. Великанья Смерть знал, как с девицами надо обращаться… а вот перед этой отчего-то робел, словно юнец зеленый, неоперившийся, смех поперек горла застревал и щеки прожигало до самой кости, когда она проходила мимо.

Вроде леди, всем своим видом дама благородная, величавая и важная, в шелках и бархате, будто не мерзла, не боялась зимней стужи, убивавшей людей сотнями. На тонкой шее горел камень, маленькая огненная луна в золотой оправе, и ее волос тоже коснулся огонь – они отливали медью, раскаленной в огне горнила. Парни-одичалые пялились на нее как телки на мамку, чуть ли не слюной исходили, но украсть ее пока не пытались да и едва ли рискнут – красная женщина при короле поклонщиков советница, и лучше мамонта в зад поцеловать, чем с этим Станнисом сцепиться. Некоторые величали ее жрицей и почтительно “миледи”, а иные чуть ли не плевались ей вслед – ведьма, жрица, колдунья. Тормунд тогда захохотал, смачно харкнув себе под ноги сквозь щель в зубах. Да какая ж это ведьма?! Великанья Смерть видел за Стеной ведуний, и ни одна не была даже вполовину хороша, как эта красная женщина, огненная жрица. Пламенная девка с огнем в волосах, в улыбке, во взгляде – глаза ее, красные клюквины в миндалевидном разрезе, мудрые, усталые, пробирающие до нутра, прожигающие, словно угли. К такой сам потянешься обнять, так обожжешься. Не мудрено, что даже Великанья Смерть при ней тушевался и, стыдно сказать, нога Иного ему в зад, побаивался даже. Скажи кому – на смех поднимут, Медвежий Муж, Ледолом, Тормунд Собеседник Богов и перед девкой трясется! Тьфу, поганая напасть… может, и впрямь она ведьма? Ворожит себе что-то, Тормунда дурит, иной раз в голове пусто, сквозняки гуляют только, как в брошенной избе. Красная женщина – Мелисандра – иногда казалась не человеком, а… кем-то другим. Как Иная, только не холодная, не ледяная, а наоборот, словно костровая яма с ревущим пламенем внутри, поет, взывая к своему богу с диковинным именем, чуждому здесь, а потом раз, повернется, улыбнется, сморщив нос, и опять обернется женщиной в слишком легких одеждах и побелевшей от мороза. Только дурень, олух с шилом в яйцах такую украсть захочет.

И всякий знает, что каждый одичалый такой, коли дело красивой девки касается.

Тормунд прокрался в красную башню ночью. Хотел по стене в окно забраться, но потом передумал – через него он лучше выйдет с женщиной на плече, аккурат под ним здоровенный сугроб намело, падать будет все равно что в перину. Великанья Смерть с медведицей сладить сумел и с великаншей, неужто с красной жрицей не справится? Мужика ей надо, прочистил горло Великанья Смерть, глядя на двух поклонщиков, стерегущих дверь в ее башню, чтоб раз и навсегда всю дурь эту ведовскую из головы выбить, а то ишь, повелась вольным людям мысли путать да стращать. Женушка Тормундова за такое бы ему попыталась бы член своим топориком оттяпать, но ничего, с его медвежьей любодейкой, невестой его косолапой, смирилась, и эту красную девицу, жрицу поклонщиков, стерпит. Мужиков в вольном народе много, а таких вот, как Тормунд, всего один. Да и такой огненной девки, как эта Мелисандра, наверное, больше нет на свете.

– Куда это ты собрался, мужичье? – голос рыцаря дрожал, он то и дело и хлюпал покрасневшим носом. Совсем замерз, бедолага, как бы стручок себе не отморозил. Великанья Смерть, не отвечая, скрутил поклонщика за ворот плаща и приложил его головой об стену. Второй схватился было за копье, но кулак Тормунда с размаху впечатался в его нос, так, что брызнула кровь, и после шлем поклонщика лягнул, как пустая кастрюля, когда одичалый стукнул его лбом о дубовую дверь. Тормунд оттащил их обоих в сторону, в сугроб, уложил точно заботливая мамка деток. Дохляки они, эти поклонщики, слепые и слабые, как новорожденные щенята, а глядите-ка, ротики беззубые на Великанью Смерть разевают. Утробно посмеиваясь в бороду, мужчина прошмыгнул в башню.

Внизу было холодно, но чем выше он поднимался, тем тяжелее был нагретый воздух и ярче горели факелы. Тормунд запыхался на этой клятой всеми богами лестнице. Что за блажь у ворон и застенных лордов строить дома до неба?! Или они высотой башен кое-что компенсировать пытаются? Тормунду в таком случае вовсе впору под землей жить. Залихватски усмехнувшись, одичалый глотнул эля из меха, утер рот рукавом. Дверь была приоткрыта, в коридор пробивался теплый красноватый свет. Великанья Смерть осторожно, будто рысь к оленю, подступал к комнате огненной жрицы. Чем занимаются обычно леди в своих башнях? Вышивают, локоны расчесывают, песенки там разные поют. Закричит ли красная женщина, когда Тормунда увидит? Или как вольная сама на него бросится? Одичалый довольно осклабился, взялся за железное кольцо и круто дернул дверь на себя. Хотел зарычать, зареветь по-медвежьи, кинутся к ней – к Мелисандре, – но вместо этого застыл на пороге.

Жрица на коленях стояла у очага, протянув руки к огню, острыми языками лижущему ее ладони. Пламя ее кожу позолотило, красное платье полыхало, и воздух в комнате дрожал от жара. На миг Тормунду показалось, что в огне появилось лицо, золотисто-алое, с черными провалами глаз и безгубого рта, но оно пропало, затерялось в дыму и пепле. Женщина, уронив руки, медленно повернулась к Великаньей Смерти. Рубин на шее жрицы сиял рдяной звездой, как и ее глаза, распущенные волосы стекали по ее плечам кровавой рекой, улыбающийся рот казался свежей раной на бесстрастно застывшем лице, на котором плясали отблески пламени. Мужчина стоял, не в силах не моргнуть, не шевельнуться. Мелисандра, чья прелесть была способна растопить Стену, красивой не была. Она была страшной, как смерть в огне, как Торвинд, посиневший от холода, с горящей синевой глаз.

– Проходите, милорд, – позвала красная женщина, поднимаясь пламенем, в которое подкинули дров. – Я ждала вас.

– Вот оно как? – Великанья Смерть усмехнулся, но ее слова морозом прошлись между лопаток. Мелисандра кивнула, шагая нему.

– Да, – под красными шелками у нее ничего не было, одичалый видел женское тело, соблазнительное до дрожи в коленях, – я видела ваш визит в пламени. И я знаю, зачем вы пришли.

– И зачем же? – жрица была все ближе и ближе, Тормунд чувствовал тепло, исходящее от нее, как от каменной печки. Нет, она не Иной, она – хуже. Зима убивает милосердно, баюкает, кутая в снежное одеяло, а огонь заживо сдирает кожу, сотней раскаленных сабель пронзая плоть. Ее ладонь, прижавшаяся к груди мужчины, была горячей и тяжелой, словно отлитой из металла.

– За моим огнем, – изо рта у нее пахнуло пеклом и горечью дыма, лицо красной женщины расплывалось перед глазами, но глаза, два искристо-кровавых рубина, будто вваривались в Великанью Смерть. – За огнем, в котором можно согреться, за пламенем, могущим сжечь врагов до зла. За тем, – прошептала Мелисандра, прильнув к одичалому ласково и даже утешающе, – чтобы ничей больше сын не проснулся мертвым.