Текст книги "Non enim quid amor (СИ)"

Автор книги: Darr Vader

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

– Не вытягивай шею, ты же не гусыня. Боги, за что мне такое наказание… – леди Хайтауэр принялась манерно обмахиваться веером, возведя глаза к потолку. – Твой отец задумывался о том, чтобы сосватать тебя за Баратеона, но, боюсь, тебя даже подпускать не следует к такому жениху. Какая, ну, какая из тебя леди Баратеон?! Повезёт, если ты старой девой не останешься.

Линесса многое могла бы возразить своей леди-матери: она могла бы сказать, что Ренли, несмотря на лордство, слишком юн для замужества, что её красоты будет довольно, чтобы нареченный позволил ей делать все, что заблагорассудится, но промолчала, как полагает хорошей дочери. Пусть отец решил обручить её с мальчиком, но зато она будет леди Штормового предела, родственницей самого короля. Наверняка Линесса сможет уговорить супруга остаться в жить столице, станет настоящей придворной дамой, будет ходить на турниры, пиры и балы, будет держать певца и собственного шута и никому не позволит выбирать за неё украшения и платья. Линессе уже не терпелось выйти замуж, особенно за богатого и знатного лорда – не зря же матушка позволила ей так прихорошиться сегодня. Очаровать юного Ренли будет несложно: разве сможет мальчик противостоять её чарам?

Линесса Хайтауэр покинула горницу, сияя триумфальной улыбкой, которая померкла, когда в зале вместо Ренли она увидела его старшего брата Станниса, хмурого, неулыбчивого, с пронизывающим взглядом из-под насупленных бровей. Девушка сбилась с шага, запнулась о собственный подол; матушка побелела, дико округлив глаза, стиснула челюсти, но промолчала. Однако молчание леди Хайтауэр было ещё хуже её ворчания, и разочарованная Линесса почувствовала себя совершенно несчастной. Она успела вообразить себя леди Штормового предела, а отец собирался отправить её на Драконий камень. Девушка шмыгнул носом, чтобы не заплакать, и изобразила застенчивость, чтобы Станнис, и в половину не такой красивый, как его братья, не заметил её чувств. Станнис казался недовольным и равнодушным ко всему, и даже не обратил внимания, как красива дочь лорда Хайтауэра. Сухо поприветствовав девушку и её мать, он отошёл, чтобы побеседовать с её отцом; стоило им скрыться из виду, как леди Хайтауэр набросилась на Линессу.

– Уж в своём ли ты уме? – шипела матушка, прикрываясь веером, а Линесса по-детски ковыряла пол носком туфли. – Знаешь, чего твоему отцу стоило, чтобы уговорить лорда Станниса приехать? Леди Флорент, эта жаба, похвалялась, что его помолвка с её доченькой уже дело решеное. Селиса – и леди Драконьего камня, мыслимое ли дело?! А тут ты ещё кривишься и нос воротишь.

– Я думала, что ты говорила о лорде Ренли, – пролепетала Линесса; Станнис – это не весёлый, смешливый Ренли, замужество с таким будет нелегким. Девушка могла бы бахвалиться, что сумеет очаровать и его, но Станнис даже не сказал, как она красива или что ей идёт её платье, хотя приехал именно для того, чтобы познакомиться с ней. Станнис вёл себя так, словно ему не было дела до её красоты, и Линесса считала это возмутительным.

Не такого мужа она хотела, о чем прямо и заявила своей леди-матери.

– Это не тебе решать, – отрезала леди Хайтауэр, и Линесса отвернулась, обиженно скрестив руки на груди. – Делай, что тебе велят, иначе милорд отдаст тебя в Молчаливые сестры. Слышишь меня, Несса? Он мне так утром и сказал: отдам эту избалованную девицу в услужение богам, если потеряет такую прекрасную партию. И можешь забыть, что у тебя есть мать, если леди Драконьего камня станет Селиса!

Линессе хотелось сорвать все украшения, растрепать волосы и сбежать в свои покои, просидеть там до тех пор, пока Станнис Баратеон не уедет, но она знала, что матушка не позволит ей такой роскоши. Придётся быть учтивой и любезной с мужчиной, который едва на неё смотрел, хотя это все равно, что пытаться обаять каменную статую. А что будет, когда они окажутся в постели? Линесса содрогнулась, плаксиво кривясь, но постаралась улыбнуться, когда мать снова стукнула её веером. Если Станнис не попросит руки Линессы, родители обвинят её, и тогда точно быть ей Молчаливо сестрой. Разве это честно?!

Девушка внутренне кипела, сидя на ужине рядом со Станнисом Баратеоном, который больше уделял внимания тушеному в красном вине кролику, нежели ей. Мать следила за ней с другой стороны стола, отец слишком много смеялся и пил, а Линессе кусок не лез в горло. Когда начались танцы, она надеялась, что Станнис пригласит её, но он предпочитал обществу Линессы разговоры со знаменосцами лорда Хайтауэра. Взгляд леди-матери становился все более и более выразительным, но что могла сделать Линесса? Не приглашать же Станниса Баратеона ей самой! Обстановка в чертоге становилась все более и более невыносимой для нее; сбивчиво извинившись, девушка сбежала из большого зала на балкон, где позволила себе несколько раз жалобно всхлипнуть. Мужчина, которого пророчили ей в мужья, едва замечал Линессу, а ведь они ещё даже не помолвлены. Что будет, если они все-таки поженятся? Линесса будет как вдова при живом супруге с таким отношением, но если помолвка не состоится, родители её не простят. Обхватив себя за плечи, Линесса стояла на балконе, жалея себя, но встрепенулась и постаралась придать лицу безмятежное выражение, заслышав за спиной шаги. Она думала, что матушка явилась за ней, и приготовила оправдываться, но изумленно выдохнула, увидев лорда Станниса. Он был ещё больше мрачен, чем обычно, смотрел на неё пылающими глазами, словно на врага, прячущего кинжал за спиной, и девушка невольно попятилась. Уперевшись спиной в каменный парапет, она испуганно воззрилась на Станниса, не зная, что от него ожидать. Мужчина оглядел её с головы до ног, прокашлялся и рассеянно потёр затылок, разминая шею.

– Миледи, – произнёс он сипло; Линесса опустила голову, чувствуя себя ребёнком, которого отчитывал септон.

– В зале так душно. Я вышла немного подышать свежим воздухом. И луна сегодня такая… круглая. Мейстер Колдер, говорит, что ее свет полезен для кожи.

– Я был невнимателен к вам сегодня, – Станнис дернул подбородком, – вынужден признать, я теряюсь в обществе дам. Особенно красивых, – он говорил так, словно комплименты давались ему с трудом; или Баратеон и вправду настолько сдержан, или не считал дочь лорда Хайтауэра красивой и говорил так из жалости и пустой вежливости.

– Не стоит, милорд, – заверила его Линесса, не сумев скрыть обиженной дрожи в голосе, – уверена, у вас с батюшкой куда больше общих тем для бесед. Он, так же, как вы не любит танцевать.

Станнис нахмурился, наморщив лоб с уже наметившимися залысинами, и девушка прикусила язык. Она не имела в виду ничего такого, но если Баратеон оскорбится, сочтёт её глупой, матушка Линессы этого просто не переживёт, опять сляжет с мигренями на месяц, как тогда, когда Линесса заявила, что хочет стать женой незаконнорожденного сына лорда Велариона.

– Простите, – пробормотала она, неловко отводя взгляд, – иногда я не думаю, что говорю.

– Не за чем извиняться за правду, миледи, – криво улыбнулся лорд Станнис и подал смущённой Линессе руку; она несмело вложила свои пальцы в его ладонь. – Из меня никудышный танцор.

– Может, вы просто не нашли того, с кем бы вам действительно хотелось потанцевать, – предположила девушка с робкой улыбкой.

– Возможно, – Станнис пожевал губами; в зале лютни и арфы заиграли весёлую мелодию. Взгляд, которым лорд Баратеон окинул Линессу, был темно-синие, практически чёрным, словно море в полночь. – Не окажете ли мне честь, миледи?

– С радостью, – горячо заверила его девушка, надеясь, что они не отдавят друг другу ноги в танце, и выпалила прежде, чем поняла, что говорит: – а с леди Селисой вы танцевали, милорд?

– Танцевал, – неохотно признался Станнис, и сердце Линессы упало; неужели она потерпит поражение от Селисы Флорент?! – Мой брат меня заставил. Но сейчас Роберта здесь нет, и я сам могу выбрать, с кем мне танцевать.

Линесса картинно покраснела, затрепетав ресницами, но Станниса её девичьи уловки оставили равнодушным. Рот его сжался в тонкую линию, на протяжении всего танца Баратеон молчал, двигался хоть и без особой грации, но чётко и уверенно. За те мгновения, что он вёл девушку обратно к столу, Линесса успела несколько раз обидеться на сухость Станниса, но позабыла о нем, увидев на своей тарелке малиновую меренгу.

– Ваша матушка сказала, что вы их любите, – произнёс лорд Баратеон, не разжимая губ, – и я попросил оставить одну для вас.

– Спасибо, милорд. Вы… очень милы, – Линесса вновь покраснела, теперь уже всерьез, и с удивлением заметила горящие на щеках Станниса пятна румянца. Он спешно отвернулся и ушёл, так быстро, словно за ним гнались Иные, и Линесса, не сдержавшись, рассмеялась. Может быть, не такая плохая участь – стать его женой; всяко лучше, чем идти в Молчаливые сестры или видеть на месте леди Драконьего камня Селису Флорент.

========== Мало огня (Мелисандра Асшайская/Селиса Флорент) ==========

Мелисандра нашла Селису за молитвой: королева стояла на коленях у пылающего очага, протянув к огню руки, так близко, что гибкие острые языки пламени практически дотягивались до узловатых женских пальцев. Селиса бормотала пылко и сбивчиво, сомкнув веки, тени залегли в морщинках на её лбу, копились в уголках глаз и складах рукавов, отсветы играли на лице, немного оживляя её черты. Мелисандра замерла на пороге, не желая прерывать королеву, но Селиса почувствовала чужое присутствие, вздрогнула, открыв глаза. Она рывком повернулась, похожая на испуганную чайку, но, увидев жрицу, расслабилась и улыбнулась. Мелисандра вернула ей улыбку и подошла ближе; рубин на шее красной жрицы, загорелся багрянцем, отражая огонь.

– Я не хотела мешать вам, ваше величество, – промолвила она тихо, неслышно ступая по расстеленной на полу шкуре. Селиса неловко поднялась, придерживая юбки.

– Ну что вы… разве вы можете мне помешать? – королева смотрела на Мелисандру с огнём в глазах, как на человека близкого, родного, дорогого сердцу; колючая, надменная Селиса, глубоко в душе носила свою тоску, прятала её даже от мужа, но обнажалась перед Мелисандрой, раскрывалась подобно цветку. Красной жрице даже не нужно было искать ответы в пламени, королева сама была готова подарить ей свои секреты; жена Станниса была единственной, кто всем своим существом был искренне предан Р’глору. Остальные искали у него милостей, надеялись вымолить то, чего не дали им Семеро, а Селиса, обратившаяся к Владыке света в горе и отчаянии, отринула ложных богов, уверовав, и её огонь пылал ярко, как сигнальный костёр во мраке ночи. Пламя Станниса еле теплилось, тлело затухающими углями в остывшем очаге, но он ещё был нужен Р’глору; а Селиса была нужна Мелисандре.

– Я ждала вас, – призналась королева робко, словно девица, и щеки её зажглись клюквенно-алым румянцем; огонь Селисы взметнулся, вспыхнул ярче, пламя в очаге плясало и следило за женщинами тысячей горящих глаз. – Я надеялась, что вы придёте, но знаю, как вы заняты с его милостью.

– Как я могу вас оставить, – грустно улыбнулась Мелисандра, беря королеву за руку; в комнате было жарко натоплено, Селиса была одета в шерстяное платье с высоким воротом, но её руки были ледяными, будто у Иного. Красная жрица подвела королеву к тахте и усадила её на подушки, села рядом, аккуратно расправив бордовые юбки; рубин, напитавшись жаром, жег кожу, напоминая, зачем она здесь.

Мелисандра держала в ладонях дрожащие руки Селисы, согревая; когда огня короля становится слишком мало, свое тепло, свою жизнь Владыке света отдаёт королева. Селиса уже отдавала жрице свой огонь, чтобы спасти Ширен от серой хвори; девочка, хоть и не верила и не возносила хвалы Р’глору, но была связана с ним, принадлежала Владыке так же, как её мать и Мелисандра. Владыка спас ей жизнь для того, чтобы потом вернуть её, когда придёт время, но все они, рано или поздно, будут служить Р’глору в его пламенных чертогах, но пока их путь сквозь ночь не окончен. Девочка будет искрой, хворостом, который разгорится и разгонит мрак, но без огня потухнет свечой, забытой на столе. Без огня её король потеряется во тьме, но он ещё нужен Владыке света. Мелисандра коснулась щеки Селисы, улыбнувшись при виде алых следов раздражения над верхней губой королевы.

– Владыка света нуждается в вас, ваше величество, – произнесла она, лаская ладонью лицо Селисы, исказившееся восторгом и готовностью добровольно войти в огонь.

– Конечно. Я все сделаю для него. И для вас, – к концу фразы голос Селисы сделался тонким, как у маленькой девочки, она вспыхнула и отвернулась; кончики её оттопыренных ушей багровели так же, как и скулы. Мелисандра знала, что королева влюблена в неё, не как мужчина с его страстью обладания, необузданной, будто дикий огонь; любовь Селисы Флорент подпитывалась доверием, благодарностью, надеждой, верой, и жрице было практически жаль её – Р’глор мог быть жесток и суров даже к самым верным своим последователям. Чувства королевы – дрова, что питали пламя, но к исходу долгой ночи от них останется только зола и пепел.

– Вы что-то видели? Владыка поделился с вами своей милостью? – в глазах Селисы зажёгся шалый огонёк, она прижала руку Мелисандры к своей груди, где горячо и быстро билось сердце. Жар её был так силен, что обжигал сквозь плотную ткань платья, на которой вились вышитые красной нитью языки огня. Лицо королевы, ещё недавно выражающее обожанием, исказилось от страха. – Мой король?.. Ему грозит опасность?

– Нам всем грозит опасность, пока Великий Иной не будет повержен, – глухо отозвалась Мелисандра и привлекла к себе Селису, спрятавшую лицо у неё на груди. Она гладила королеву по волосам, по тугим косам, уложенными на затылке, и Селиса обняла красную жрицу худыми, словно ветви старого дерева, руками. В их браке со Станнисом Баратеоном не было ни любви, ни сыновей, Селиса, не сумевшая полюбить его как мужа, любила его как Азор Ахая, и с радостью обнажила бы грудь перед мечом короля, чтобы закалить клинок в своей крови, но не она была его Ниссой-Ниссой, не её Станнис любил больше всего на свете. Поэтому Р’глор не одарил их брак другими детьми. Мелисандра посмотрела на огонь, который плясал и бился в очаге; для короля весь мир обесценится, если на другую чашу весов положить жизнь его единственной дочери, но Мелисандра будет рядом, поможет его пламени разгореться. Сейчас у Станниса не осталось практически ничего, кроме сажи и затухающих угольков, поэтому король так остро нуждался в чужом тепле. Огня Мелисандры ему было слишком мало.

– Королю нужна помощь, ваше величество. Королю и Владыке света нужны вы.

– Я готова, – заявила Селиса с нервным нотками в голосе. Она становилась порывистой, смущённой и резкой, принималась облизывать губы и дёргать шнуровку платья до тех пор, пока Мелисандра не накрывала её беспокойные руки своими. Порочно-красные губы складывалось в улыбку, не в ту, которая предназначалась для мужчин – томную, сулящую больше, чем они могли вообразить, – а в ласковую, нежную, полную заботы и участия, всего того, что так не доставало королеве. С Селисой приходилось быть бережной, мягкой, медленной; от огня королевы не родится тень, но он осветит им путь и подпитает жизнь Станниса.

Мертвый король не будет полезен Владыке.

В спальне жарко, даже душно, но королева все равно дрожала, будто в ознобе, пока красная жрица помогала ей раздеться. У Селисы маленькая, чуть вислая грудь, выступающие ключицы, дряблый живот и худые бедра; Мелисандра знала, что она мучилась почти двое суток, рожая Ширен. Королева не боялась пламени ненасытного, пожирающего дома и людей, но страшилась огня, разгорающегося между ней и Мелисандрой. Станнису ни разу не удалось распалить жену достаточно, чтобы они вдвоём могли сгореть в чувственном пламени. Наверное, поэтому королева была так жадна до ласк Мелисандры.

Когда жрица избавилась от платья и, нагая, легла на постель рядом с Селисой, женщина прильнула к её груди, втянула в рот сосок, словно младенец, но тут же отпрянула и моляще взглянула в лицо Мелисандре: можно ли? Красная жрица ответила ей улыбкой, мимолетно поцеловала приоткрытые на выдохе губы и оседлала бедра королевы точно так же, как оседлала короля в ту ночь, когда Станнис зачал ей «сына».

Селиса разгоралась долго, будто сырой хворост; Мелисандра ублажала её пальцами, губами и языком, играла с её грудью, но буйство страсти наступало не сразу: по началу королева лежала, не шевелясь и мучительно жмурясь, но постепенно согревалась. Запускала пальцы в волосы Мелисандры, притягивая её голову ближе, хватала её сильно, до синяков, впиваясь в кожу ногтями. Р’глор следил за своими слугами, десяток свечей в опочивальне королевы служил ему глазами; обнимая королеву, Мелисандра и сама начинала чувствовать жар, рождающийся из самых глубин естества. Их тела были кремнем, их страсть – искрами, которая перерастала в лесной пожар. Селиса, сотрясаемая в удовольствии, закричала так, будто и вправду горела на жертвенном костре, а Мелисандру ослепила кроваво-красная вспышка: в голове точно взорвалась комета, когда собственные пальцы жрицы довели её до наслаждения. В забытьи Мелисандра видела перед собой пламя, целое огненное поле, и чувствовала, как все её члены наполняются силой. Она – сосуд, который сохранит огонь королевы и передаст его королю, ибо таково желание Р’глор.

Селиса Флорент, мгновение назад раскаленная, остыла резко, словно выкованный меч, опущенный в студеную воду, но покрывала пальцы Мелисандры благодарным поцелуями, терлась щекой об её ладони, плача о счастья, что смогла угодить Владыке света и его жрице. Мелисандра лишь снисходительно улыбалась: подобная верность вере вызывала уважение, а по-собачьи преданная влюблённость – умиление и лёгкую жалость. Когда долг Мелисандры Асшайской будет исполнен, она навсегда оставит Селису, но пока она здесь, а ночь темна и полна ужасов.

– Я буду охранять ваш сон, ваше величество, – прошептала Мелисандра, забираясь под шкуры рядом с королевой, – да ниспошлет вам Р’глор ясные сны.

– Что бы я без вас делала, леди Мелисандра, – прошептала Селиса, робко кладя голову на плечо жрицы, и мечтательно вздохнула, когда она поцеловала её в лоб. Мелисандра Асшайская принесла Селисе и её семье ещё немало испытаний, но на то была воля Владыки света, и ни ей, его рабе, роптать на волю Р’глора.

========== Брошенные (Серсея Ланнистер, Барбри Рисвелл) ==========

AU! Лорд Рисвелл отправляет ко двору свою дочь Барбри, где она встречает Серсею Ланнистер.

Они не понравились друг другу с первого взгляда: Серсея сочла Барбри Рисвелл грубой и неотесанной девицей, у которой на лбу было написано «Север», а северянка в свою очередь видела в леди Ланнистер не более, чем самодовольную и избалованную эгоистку. Серсея, не таясь, демонстрировала свое пренебрежение леди Рисвелл: громко обсуждала её наряды, недостаточно модные для столицы, а Барбри в ответ сравнивала ее волосы с полинявшей козлиной шерстью и говорила, что в Серсее гноя больше, чем в нарыве. Леди Ланнистер отвечала улыбками на откровенные оскорбления, колючей, будто шиповник, северянка, хотя до сухости во рту хотелось расцарапать ей лицо. Дочка какого-то мелкого лорда-коневода, выросшая в хлеву вместе с его скотинами; как она смела обращаться подобным образом с дочерью Хранителя Запада, будущей королевой?! Когда они с принцем Рейгаром наконец поженятся, Серсея не потерпит присутствия Барбри Рисвелл не то, что в Красном замке, даже в столице. Пусть убирается обратно на свой Север, где этой грубой кобыле самое место.

Подруги и приятельницы Серсеи, дочери лордов-знаменосцев её отца, переняли от девушки неприязнь к леди Рисвелл: они принимались по-лошадиному ржать и фыркать, стучать каблуками туфель, будто копытами, бросали в Барбри пучки травы. Серсея предусмотрительно не принимала участия в подобных поддразниваний, хоть и наблюдала за ними с откровенным удовольствием: пусть северянка знает, что она здесь чужая и никому не нужна, однако после того, как она оттаскала за волосы Сериссу Феррен и столкнула в пруд Давэну Хоторн, девушки старались держаться от неё подальше. Трусихи, презрительно морщила нос Серсея, обмахиваясь резным костяным веером; она вместе со своей септой и служанкой сидела в беседке, наслаждаясь погожим днем и ароматом цветущих роз. Эйлин Эстрен, симпатичная, несмотря на родинки и конопушки, наигрывала незамысловатую мелодию на лютне, Серисса играла со своим котёнком, а Давэна читала, лакомясь виноградом. Всё они деланно не замечали леди Рисвелл, в одиночестве прогуливающуюся по террасе; девушка отнюдь не казалась несчастной и покинутой, как надеялась Серсея. Барбри не смогла найти подруг в Королевской гавани, лорды и рыцари тоже не слишком обращали на неё внимание, и в свите королевы для неё не нашлось места, однако северянка почему-то не торопилась уезжать. Серсея прикрыла лицо веером, недобро сузившимися глазами наблюдая за девушкой; потешно будет подкупить какого-нибудь оруженосца, чтобы он соблазнил и опозорила Барбри – тогда-то она точно уберется в свое родное стойло.

Серсея поделилась своим замыслом с подругами за ужином, когда септа Юфония, разомлев от подливаемого девушками вина, уснула прямо за столом. Серисса ужаснулась, побледнев, Эйлин и Давэна захихикала, но обиженно умолкали, когда Серсея легонько хлопнул их по щекам.

– Только попробуйте рассказать кому-нибудь, – пригрозила она, сверка колдовской зеленью глаз, – пожалеете. Никто не должен об этом знать, особенно – кобыла Рисвелл.

– Нужно найти лошадке славного жеребчика, – коварно улыбнулась Серисса под смешки Эйлин и Давэна, и Серсея ответила подругам улыбкой острой, точно бритва. Глупые гусыни; она не сомневалась что приятельницы сделают все, что она скажет – куда им против львицы! И Барбри Рисвелл, длинноногая, неулыбчивая, порывистая и резкая, словно северный ветер, ничто рядом с Серсеей Ланнистер; поедет обратно на Север униженная и опозоренная, а Серсея будет блистать при дворе и обязательно очарует принца.

Оруженосцу лорда Ярвика оказалось достаточно золотого дракона, чтобы польститься на добродетель леди Рисвелл. Вначале он дарил северянке какие-то пустяковые подарки, мелочи вроде цветов и расшитой ленты, но это было слишком скучно, да и Барбри оказалась не такой простушкой, как полагала Серсея: не принимая от юноши ничего, кроме цветов, она держала поклонника на расстоянии и старалась не оставаться с ним наедине. В отличие от подруг, которые принимали холодности Барбри за игру в недотрогу, Серсея понимала, что жалких потуг оруженосца оказалось недостаточно для того, чтобы очаровать северянку. Ей пришлось потратить ещё дракона, чтобы заставить парня быть немного напористее, но этот олух сам все испортил: напившись эля для храбрости, он попытался облапить леди Рисвелл прямо во время пира, даваемого в честь именин принца Визериса. Это было просто ужасно: мало того, что все видели, как он буквально накинулся на девушку, так ещё и Барбри выплеснула ему в лицо миску жаркого. То, что должно было обернуться весёлым представлением, злой шуткой, превратилось в гладкую сцену: оруженосца выволокла из зала стража, а всех юных девушек королева отослала по своим покоям. Это было так нечестно и несправедливо, что Серсее едва удалось сдержать слезы. Она так ждала этого пира, так готовилась: платье из золотистого и белого атласа было сшито специально, чтобы ослепить принца Рейгара, но в суматохе он даже не заметил Серсеи. Кусая губы в бессильной ярости, девушка буравила взглядом спину шагающей по-солдатски размашисто Барбри Рисвелл. Кляча, кобыла, это она виновата!

Воспользовавшись тем, что септа Юфония оставила их, чтобы отвести Давэну и Эйлин в их комнаты, Серсея подскочила к Барбри разъяренной кошкой и толкнула её в грудь, но попятилась, донельзя удивленная и оглушенная пощечиной. Губы невольно задрожали, глаза наполнились слезами, которые в тоже мгновение осушил гнев.

– Да как ты смеешь?! – прошипела Серсея, багровея. – Я все расскажу отцу, и тебе отрубят руку за то, что посмел прикоснуться ко мне!

– Полно, миледи, уймитесь уже, – Барбри отмахнулась от львицы с откровенным пренебрежением, и от возмущения Серсея даже позабыла как дышать. – Вы давно заслуживали, чтобы кто-нибудь сбил с вас спесь. Полагаю, дрянца в вас больше, чем в ночном горшке, и моя пощёчина все равно, что комариный укус, но надо же с чего-то начинать.

– Да кем ты себя возомнила?! – Серсея в ярости топнула ногой. – Ты, дочь какого-то захолустного северного лорда!..

– А ты – всего-навсего изнеженная папенькина дочка, – в тон ей отозвалась Барбри, скрести в руки на груди; её красно-коричневое бархатное платье с золотой вышивкой на корсажем казалось простым рядом с роскошным одеянием Серсеи. – А нос задираешь, будто королева.

– Я и есть!.. – высокомерной начала девушка, но осеклась под ехидным взглядом леди Рисвелл; глубоко вздохнув, Серсея разгладила складки на атласной юбке и растянула губы в медовой улыбке, однако голос её был полон желчи и яда. – Не тебе меня судить. Сама воображаешь о себе не по чину. Думаешь, я буду это терпеть?

– Так не терпи. Иди, прыгни с замковой стены или подкупи ещё какого-нибудь доходягу, – Барбри усмехнулась при виде ошеломленного лица Серсеи. – Что, думала, я ничего не знаю? Не все настолько заняты самолюбованием, как ты, что не видят дальше своего носа.

– Ты ничего не докажешь! – взвизгнула Серсея, отпрянув от северянки. – Тебе никто не поверит, слышишь, никто!

– Да я и не собираюсь никому ничего рассказывать, – Барбри в мнимом равнодушии пожала плечами, но уже в следующий миг бросилась на Серсею. Толкнув девушку к стене, леди Рисвелл навалилось на неё всем телом, и гневно побледневшее лицо северянки оказалось совсем близко. Дышала Барбри шумно, широко раздувая ноздри, совсем как лошадь.

– Однако не думай, что тебе все будет сходить с рук. Измываться над собой я не позволю.

– Да кому ты нужна, – надменно обронила Серсея, отворачивалась, – здесь никому нет до тебя дела. Единственный мужчина обратил на тебя внимание только потому, что я ему заплатила.

– Дура, – фыркнула Барбри, – у меня уже есть суженый, и такой, что ему ни один южанин в подметки не годится.

– Ну-ну, – недоверчиво отозвалась Серсея, плечом отталкивая северянку; силясь справиться с нервозностью, она принялась поправлять свой кружевной воротник, – и кто же твой суженый? Вы уже обручены? Тогда зачем тебя отправили ко двору, раз у тебя уже есть жених?

– Это… не твоё дело, – щеки леди Рисвелл взволнованно вспыхнули, – он – мой, а я – его. Тебе этого не понять. Ты не любишь никого, кроме себя.

– Много ты знаешь, кобыла, – устало огрызнулась Серсея. – Я, знаешь ли, тоже выбрала себе мужа, и такого, что тебе даже не снилось.

– Уж не принца ли? Или нет… самого короля, да? – развеселилась северянка. – Никак в королевы собралась?

– Посмотрим, кто будет смеяться последней, – угрожающе процедила Серсея, – Смотри, как бы тебе не пожалеть о своих словах.

– Как бы тебе не расшибиться, падая с высоты своего себялюбия, – бросила Барбри Рисвелл, и девушки разошлись по разным углам горницы; Серсея, клокоча от гнева, мерила расстояние от одной стены до другой, северянка беспокойно играла со своей косой, не забывая искоса следить за львицей. Жених у неё есть, как же! Наверняка какой-нибудь северянина, такой грубый невоспитанный дикарь вроде неё. Лорд Рисвелл, верно, стыдился выбора дочери, вот и прислал её ко двору, надеясь на лучшую партию. Серсею собственный отец отправил в столицу, чтобы она вскружила голову принцу Рейгару, настолько, чтобы он пошёл против воли короля; лорд Тайвин не говорил об этом прямо, но тётя Дженна намекнула, что так оно и есть. Девушка горделиво вскинула голову, поглаживая изумрудное ожерелье, лежащее у неё на груди; принц Рейгар полюбит её, непременно полюбит, и в день их свадьбы Серсея рассмеется в лицо этой завистливой кляче Барбри Рисвелл.

После их разговора Серсея держалась с северянкой подчёркнуто холодно, делая вид, что её не существует; подруги леди Ланнистер переняли её манеру поведения, позабыв о насмешках и шутках над Барбри. Леди Рисвелл так же держалась в стороне от их компании, даже умудрилась завести дружбу с леди Фионой Роджерс, чья кузина Флоринда была помолвлена с Ланнистером из Ланниспорта. Серсея могла бы вмешаться, но не стала: нечего тратить время на северную кобылу, лучше заняться драконом. Девушка отчаянно старалась привлечь внимание принца Рейгара роскошными нарядами, нередко слишком смелыми для незамужней девушки благородного рода, пела и танцевала для королевы, нередко прислуживала ей чашницей и даже несколько раз играла с принцем Визерисом, но все оказалось напрасным: в день, когда Серсея нарядилась в чёрное и алое, чтобы понравиться своему принцу, король объявил о помолвке Рейгара с принцессой Элией Мартелл.

Мир Серсеи, все её мечты оказались погублены безумным жестоким стариком; Эйрис Таргариен отнял у неё принца, словно имел на это право. Ею, которой богами предначертано было стать прекраснейшей из королев, так нагло, так безжалостно пренебрегли. Едва сдерживая слезы, Серсея сбежала в сад, прочь от веселья, царящего в замке по случаю обручения Рейгара и дорнийки. Подруги даже не заметили ухода Серсеи, слишком занятые обсуждением невесты принца. Лицемерки, вероломные предательницы; как же Серсея ненавидела их в то мгновение!

Рыдая, она спряталась за цветущим розовым кустом. Львы не плачут, но ей было так больно, что не хотелось жить; девушка зажала рот рукой, силясь заглушить свой плач, когда её слуха коснулся посторонний звук: сквозь шелест листвы и жужжание шмеля, заплутавшего в розовых лепестках, раздавалось чье-то всхлипывание. Серсея сглотнула, насторожившись; придерживая юбки, она осторожно обошла куст и с удивлением увидела сидящую на резной скамье Барбри Рисвелл. На коленях у девушки лежал скомканные пергамент, пальцы терзали платок, а по бедным щекам катились слезы; заметив Серсею, северянка отвернулась.

– Уходи, – выдавила она; рыдания вырвались из её груди вместе с судорожными вздохами. – Убирайся, слышишь?! Не хочу никого видеть, а тем более – тебя.

– Что случилось? – Серсея вытерла платком покрасневший нос; Барбри зло свернула на неё глазами.

– А тебе какое дело? Хочешь позлорадствовать?

– Нет, – девушка опустила взгляд; её израненное сердце болезненно отреагировал на грубость Барбри, и едкие слезы хлынули по щекам, разъедая кожу будто щелоком. – Просто я… меня…

Серсея всхлипнула и расплакалась, спрятав лицо в ладонях. Разве она могла признаться северянке, что случилось? Что принц, которого лорд Тайвин обещал своей дочери, женится на другой? Что она оказалась недостаточно хороша для Рейгара, что он едва её замечал, а ведь она была почти влюблена! Барбри только посмеется над ней и скажет, что так ей и надо, заносчивой выскочке; но северянка молчала, и Серсея робко взглянула на неё сквозь пальцы: скомкав в кулаках пергамент и искусав губы в кровь, леди Рисвелл сидела, опустив голову, и дрожала, будто от холода.