Текст книги "Non enim quid amor (СИ)"

Автор книги: Darr Vader

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

– Конечно, – пылко согласилась девушка, надеясь, что ее признание вернет улыбку на красивое, такое любимое лицо. Но Старк тяжело вздохнул и сел, отстраняя от себя возлюбленную, разомлевшую от его объятий. Прохлада ее будто в кандалы заключила, а мрачный вид северянина тупым клинком пронзил сердце. Предчувствие чего-то неминуемого вынудило Барбри замереть, будто лисицу перед броском. За секунду до того, как пронзит ее стрела охотника.

– Отец говорит, что я должен жениться. На девице по его выбору. На Кейтилин Талли, – голос его звучал глухо и напряженно, – я не хочу ее, хотя видят Боги, она мила, но… – каждое слово Брандона рвало девушку на части. Подступившие рыдания сжали горло стальными тисками, глаза обжег дикий огонь слез. Старк заключил ее ладони в свои. Пальцы леди Рисвелл были холоднее льда. – Я попробую переубедить отца, даю слово! Пусть Нэд забирает себе южаночку, может, она отогреет моего ледяного братца, – на сей раз его смех звучал куда веселее. Брандон прижал Барбри к груди, с улыбкой глядя в ее запрокинутое личико, бледное от боли и всей горечи разочарования. – Ну, не плачь! Разве может какая-то Талли стать достойной парой будущему лорду Винтерфелла? Только ты мне нужна!

Она верила потому, что хотела верить. Ждала, что лорд Рикард согласится отменить помолвку, и прекрасно понимала, что боги, старые и новые, не столь милосердны. Что Брандон сделает своей леди Кейтилин, а ей, Барбри, придется задыхаться от боли всякий раз, когда сюзерен посетит своих вассалов. Она была готова к боли, к нестерпимой муке разбитого сердца, но весть о смерти Брандона Старка в Королевской Гавани показала ей, что истинной боли до этой черной вести она не знала.

========== Ромашка (Лиза Талли/Петир Бейлиш) ==========

Дверь скрипнула и чуть приоткрылась, на устланный тростником пол упала тонкая полоса золотистого света. Петир приподнялся на локте, с надеждой глядя на изящный девичий силуэт, тенью проскользнувший в его комнату. Вздох замер на губах юноши.

– Кет?.. – прошептал он трепетно. Она пришла, она все-таки пришла! Но пламя свечи осветило локоны цвета червонного золота, которые обрамляли бледное личико, и пляшущий огонек отражался в голубых глазах. Голубых, а не синих. Горечь разочарования нахлынула ледяной волной, сердце пропустило удар и сорвалось в пропасть.

– Петир, – всхлипнула Лиза, и осколок огня задрожал на столбике воска, который истекал густыми слезами, – Петир, ты… я… так волновалась! Как ты?..

– Мейстер говорит, жить буду, – криво улыбнулся юный Бейлиш, отводя взгляд. Милая Лиза, Ромашка лорда Хостера. Девушка поставила свечу на столик и нерешительно шагнула к постели, тонкие пальчики нервно теребили атласный поясок. Полумрак и зыбкий свет стирали различия между сестрами, если притвориться, то можно представить, что это старшая, Кейтилин, Кет, его любимая Кет. Но Лиза не Кейтилин. И смех ее звучит по иному, и пахнет она не так сладко и нежно… Петир вздрогнул, ощутив робкое прикосновение к плечу. Лиза присела на краешек постели, и ее взгляд переливался хрусталем непролитых слез.

– А Кет не придет, – печально вздохнула она, но уголки губ дрогнули в едва заметной лукавой усмешке, – я звала ее, Петир, клянусь Семерыми, а она отказалась! Кет совсем тебя не любит, – заявила девушка со злорадным торжеством. Юноша опустил голову, чтобы Лиза не видела злости, исказившей его лицо. Гнева на Ромашку и ее лицемерное сочувствие, на Брандона Старка, который едва не убил Бейлиша… на лорда Талли, который уже изъявил желание, чтобы воспитанник вернулся в Персты. А Кет… он же сделал это для нее! Вызвал этого северянина на поединок, а она повязала Старку свой платок. Синий и красный, причудливо переплетаясь, развивались на ветру. Глубокая синева ее глаз и осеннее золото волос. Кейтилин так любит сады и септу Риверрана , любит когда солнечные лучи пронизывают витражи, и многоцветные отблески мозаикой раскидываются на полу пред ликами Семерых. Что ждет ее на Севере?! Холодная мрачная крепость, ежедневные снегопады, метели, бури… северяне даже южных богов не чтут! Кто защитит Кет, если не они?!

– Петир, не расстраивайся, – пробормотала Лиза, обнимая его за шею. В ее дыхании чувствовалась терпкая винная сладость. – Кет ничего не понимает! Она тебя не любит, а я люблю! Мне не нужны никакие лорды и рыцари! Мне только ты нужен!..

– Лорд Хостер не позволит, – не позволит мне обладать Кет… но на любовь не нужно ничье позволение. Но Лиза его не слушала. Она взобралась на постель, на мягкость шкур и соломенного тюфяка.

– Я поговорю с моим лордом-отцом, он поймет, вот увидишь, он все поймет, – девушка шептала, молила, просила, взяла лицо Петира в ладони. Ее руки были потными и горячими. – Петир, Петир, мой милый, мой единственно любимый… Кет тебя не заслуживает! Пусть убирается в Винтерфелл со своим северянином, а мы останемся здесь, в Речных Землях, как лорд и леди!..

Глупая, наивная Лиза… юноша цинично усмехнулся. Думает, будто ее слов будет достаточно, что бы переубедить лорда Талли. Но незримая рана в груди болела сильнее, чем та, что оставлена мечом Брандона Старка, а ручки Ромашки порхали по его лицу, и юные упругие грудки прижимались к его плечу. Пальцы Бейлиша коснулись атласной кожи на щеке девушки. Если закрыть глаза, то можно представить, что это Кейтилин…

– Не расстраивайся, Петир, – неумелые поцелуи Ромашки совершенно не похожи на нежные ласки губ Кет, возможные только во снах, – зачем тебе Кет, если у тебя есть я?

Девушка жадно сопела, стаскивая платье, а прикосновения Петира несколько рассеяны. Свеча почти погасла, и сумерки поменяли сестер местами. Юноша сбивчиво шептал имя, самое родное, любимое, самое горько-сладкое, а бедняжке Лизе казалось, что это ее он обнимает и поцелуи Мизинца предназначены только ей.

========== Нежеланная (Серсея Ланнистер, ОЖП) ==========

AU, Серсея все же родила ребенка Роберту Баратеону. Но это не Джендри, а девочка. Написала бы о ней миди или макси, но, увы, возможности нет

Когда мейстер Пицель, споласкивая руки, сообщил королеве, что она беременная, Серсея, урожденная Ланнистер, швырнула в голову благородного старца сначала серебряное зеркальце, а затем и винный штоф. В исступленной львиной ярости она потребовала лунный чай, но Пицель улыбнулся ей дрожащей трусливой улыбкой.

– Вы просто вне себя от волнения, ваше величество, верно? Ваш первый ребенок…

Она едва не запустила в него подсвечником. Ребенок Роберта зрел в ее чреве, и Серсея безуспешно пыталась отравить его своей злобой и ненавистью. Джейме рассыпался в лицемерных поздравлениях, хотя в изумрудных глазах стыл холод, лорд Тайвин только одобрительно кивнул на весть о первом внуке. Конечно, был пир с реками вина и заздравные чаши в честь принца или принцессы, но радости львице то не принесло. От нее ждали, что она будет играть роль коронованной кобылы… да что там роль, быть коровой, которая только и будет плодить ублюдков Баратеону. Серсея одним алчным глотком осушила чашу разбавленного вина, мечтая, что бы терпкая сладость винных ягод сменилась горечью лунного чая.

***

Ребенок рос с каждым месяцем, но, будто боясь родной матери, не толкался и не ворочался. Но всеми “прелестями” беременности королева была одарена с небывалой щедростью – опухали ноги, поясницу пронзало болью, будто кинжал валирийской стали проворачивают в теле Серсеи. Прекрасное лицо, которым восхищались лорды и рыцари, которое покрывал поцелуями Джейме, отекло и распухло, а кожа приобрела нездоровый желтоватый оттенок, золотистые волосы потускнели и растеряли свой блеск. Злоба, коей истекала Серсея, обезобразила ее саму, а щенок Роберта с томительной неспешностью портил ее фигуру и жизнь.

– Нежнее, дуреха, – прорычала королева, грозно сверкнув зеленью глаз на служанку, растирающую ее монаршие ступни, – что, синяков мне наставить хочешь?!

– Нет, ваша милость. Простите, – девушка покорно склонила голову и вновь принялась растирать пальцы Ланнистер, но Серсея оттолкнула девушку, ударив босой ногой ее в плечо. Служанка мешком с мукой свалилась с кровати, удивленно пискнув.

– Пошла вон, меня тошнит от твоей кислой физиономии… – накатившая на львицу волна дурноты вынудила ее замолчать на полу слове, и Серсею стошнило в услужливо подставленный тазик. Засахаренные каштаны, свинина в меду и с гвоздикой, съеденные с большим аппетитом несколько часов назад, вырвались из измученного тела королевы. Ланнистер прополоскала рот водой с апельсиновым соком и в изнеможении откинулась на подушки. Именно этот момент выбрал ее брат-близнец, что бы навестить свою беременную сестру.

– Джейме! – она протянула к нему руки. – Если ты любишь меня хоть немного, то возьми меч и вырежи этого ребенка из меня!

***

Боль первых схваток Серсея терпела, сжав зубы, но потом ее крики долго разносились по коридорам Красного Замка. Она тужилась, выталкивала этого ребенка из своего тела, молясь незамутненным болью уголком сознания, чтобы это дитя не выжило. Или что бы глаза его были подобны изумрудам, и золото волосиков венчало головку… громкий детский плач ознаменовал конец ее мучений.

– Девочка, ваша величество, – донесся до нее голос сквозь шум крови в ушах и безумный ритм сердца, – вы подарили королю прекрасную дочку.

Одного взгляда хватило львице, что бы понять, что это не ее дочь. Это дитя Роберта, семя Роберта, который предпочел охоту появлению своего законного первенца. Крепкая девочка, молотящая кулачками воздух, с черным пушком на голове. Глаза ее наверняка будут синими. Серсея до крови прикусила нижнюю губу и отвернулась. Она не хотела этого ребенка! Не желала дарить детей вечно пьяному развратному скоту, что носит корону и зовет ее именем мертвой волчицы.

– Уберите ее, – прошипела Ланнистер, закрывая глаза.

– Но ваше величество…

– Найдите кормилицу принцессе, – продолжала она, словно не слыша пораженных вздохов и плача новорожденной дочери, – и унесите ее. Я слишком устала, рожая дочь нашему государю.

– Как вы наречете ее?

Она бы хотела назвать ее Джоанной в честь своей матери. Но она не достойна носить имя благородной леди Ланнистер. Пускай Роберт сам выбирает имена своему отродью. Плач стих, когда служанка унесла девочку из покоев королевы. Больше она не подарит мужу ни одного ребенка. Все его принцы найдут в ее чреве лишь смерть. Слабая улыбка тронула бледные губы Серсеи. Никогда сын и наследник Роберта Баратеона Первого этого имени не займет его трон!

***

Лианна решительно шагала рядом с няней, но, завидев отца, вырвала ручку из пальцев Амисии и с радостным смехом побежала к нему. Роберт, оглушительно хохоча, раскинул руки и опустился на колени.

– Кто это тут такой большой вырос? Неужто моя принцесса? – пробасил король, прижимая к груди ребенка. Девочка болтала ножонками, заливаясь счастливым смехом, а ее нянька нерешительно переминалась с ноги на ногу, смущенно опустив голову. Баратеон развлекается с ней время от времени, пока его дочь спит. Прижимает девушку к стене, беря ее сзади, сопит и похрюкивает, мнет ее груди, и, видимо, в скорости у Лианны появится сводный ублюдок. Амисию придется отослать, не чего ей трясти своим выблядком перед носом Серсеи. Королева с нежностью взглянула на крошечного золотоволосого мальчика, спящего у нее на руках, и коснулась губами лобика Джоффри. Ее маленький принц, будущий король Вестероса… изумрудно-зеленые глаза бросили надменный взгляд на Роберта, сильно располневшего со дня их свадьбы, который упоенно кружил свою старшую дочь. Черные кудряшки и васильки глаз были так же милы Баратеону, как постылы Серсее. И она не сомневалась, что он назвал их дочь именем девицы Старк, укравшей у львицы принца Рейгара.

***

Чем старше становились дети, тем глубже была пропасть между Лианной и любимыми детьми королевы. Мирцелла была милой, застенчивой, очаровательной девочкой, а старшая дочь росла дикаркой, своевольной и упрямой. И словно в насмешку, в жестокую издевку над Серсеей, любила зимние розы. Будто мало горестей вынесла львица на пути своей жизни, боги вынудили ее родить призрака волчицы Старк. В улыбке девушки, в каждом ее жесте и взгляде королева видела Роберта, его победу над ней. А как-то он во власти винных паров сказал жене, что жаль ему, что Лианна не сможет занять трон после его смерти. Она бы была гораздо лучшим правителем, чем я… Ланнистер сжала кулаки, вонзая ногти в кожу ладоней. Эту девчонку он видит, а свою жену, Серсею, не замечает! Как и Джоффа, Мирцеллу и Томмена. Лианна стала для него всем. Но и ее он скоро потеряет. Близятся тринадцатые именины принцессы, скоро ей будут подыскивать мужа. А мать – королева уж позаботится, что бы король видел ее как можно реже. И Серсея не стыдится того, что интригует против родной дочери. Пусть появилась она на свет из лона львицы, девушка всегда будет нежеланной, ненужной. Чужой. Воровкой тех немногих осколков счастья, что так ревностно оберегает Серсея для своих детей.

========== Тайна львицы (Джоанна Ланнистер/Эйрис Таргариен) ==========

Две пары ладошек прижались к чуть округлому животу леди Джоанны, и Серсея капризно тряхнула золотистыми кудряшками.

– Когда уже братик начнет толкаться? – выпалила девочка, глядя на мать открыто и доверчиво, но с хитринкой, затаенной в изумрудном взляде. Джейме сурово нахмурился, подражая грозному взору лорда Тайвина, черты его личика заострились.

– А если у мамы там сестричка?

– Нет! – Серсея упрямо топнула ножкой, – у моей леди-матери будет только одна дочь! Только я!

И она крепко обняла леди Ланнистер, щекой прижимаясь к упругой выпуклости ее живота. Джейме сел на мирийский ковер подле ног матери и положил голову ей на колени. Джоанна рассеянно погладила близнецов по локонам, отливающих червонным золотом, но дочь тут же выскользнула из объятий женщины.

– Идем, Джейме, – повелительно бросила девочка, и брат послушно последовал за ней, на прощание подарив леди Джоанне ласковую улыбку. Женщина проводила детей взглядом, исполненным нежности и материнской гордости. Ее львята так преданы друг другу… но по непонятной причине это только тревожило и беспокоило. Джоанна сложила руки на животе, где неспешно рос ребенок. Бедное, ни в чем не повинное дитя…

Король пугал ее. Глаза Эйериса пылали пурпуром, мерцающие серебром волосы в беспорядки раскинулись по плечам. Таргариен алчно облизнул губы и шагнул к ней, но леди Джоанна бросилась к двери, прекрасно понимая, что она заперта, и снаружи стоят верные королю белые гвардейцы, что они не позволят ей уйти.

– Нет, не нужно, – едва ли не с мольбой выдохнул Эйерис, – прошу вас, миледи, не пугайтесь.

– Ваша милость, – голос дрожал и срывался, Джоанна прижала ладони к горящим щекам, – пожалуйста, выпустите меня.

– Не могу, миледи. Моя прекрасная, леди, ваш золотой огонь так ярок… – горячие руки обжигали прикосновениями, атлас и шелк были слабой преградой голодным ласкам Эйериса. Женщина всхлипнула, прикусив губу, руки ее слабо упирались в грудь короля. Она дрожала словно от холода, хотя страх горячил кровь. Таргариен прильнул губами к нежной шее леди Ланнистер. Колени Джоанны подогнулись, и Эйерис крепко прижал ее к себе.

– Ты должна быть королевой, – жарко прошептал он, осыпая поцелуями, больше похожими на укусы, ее грудь и плечи, обнаженные смелым вырезом платья, – моя Джоанна… давай сгорим! Давай сгорим вместе!

Женщина слегка поерзала в кресле, пытаясь принять удобную позу. Поясница ныла, легкая тошнота подкатила к горлу, и Джоанна поспешно прижала к лицу надушенный платок, неприязненно глядя на служанку. Девушка накрывала на стол, и от нее немилосердно несло кислой капустой. И обостренная во время беременности чувствительность леди Ланнистер сыграла над ней злую шутку – Джоанну стошнило прямо на пол. Служанка испуганно вскрикнула, брезгливо сморщив нос, и отскочила в сторону, налетев спиной на лорда Тайвина, входящего в опочивальню жены. Прозрачно-зеленые глаза с играющими в них золотистыми искорками недобро сузились. Девица побелела, сравнявшись цветом рябого лица с прокисшим молоком.

– Милорд… – пролепетала она, неуклюже приседая.

– Прибери в покоях миледи. Немедленно, – отчеканил мужчина и сердечно улыбнулся своей супруге. Кипящее чувство вины нахлынуло на Джоанну удушающее вязкой волной, в сердце вонзилась раскаленная игла. Она не могла отказать королю!.. но муж об этом никогда не узнает. Джоанна не позволит даже Эйерису Таргариену покрыть позором дом Ланнистер. Ни королю, ни даже богам. Поэтому когда лорд Тайвин трепетно погладил живот, где зрел дракон, а не лев, она нашла в себе силы ответить ему улыбкой. Ради него, ради Джейме и Серсеи… даже ради этого дитя, Джоанна унесет тайну его зачатия с собой в могилу.

***

– Я признаю его! Я хочу его признать! – заявил король, и его глаза полыхнули безумным огнем. Леди Ланнистер покачала головой.

– Если вы действительно питаете ко мне хоть какие-то чувства, вы не будете позорить меня и… и этого ребенка.

– Позор?! Я подарю ему корону! Вам обоим! Не позволю Тайвину Ланнистеру, – в голосе Эйериса зарокотала злость, – отнять у меня сына.

– У вашей милости уже есть сыновья – принц Рейгар и принц Визерис.

– А нашего сына будут звать Джехейрис в честь моего отца! А если девочка, то Висенья!

– Его будут звать Тирион. Тирион Ланнистер, – Джоанна прерывисто вздохнула. В ее зеленых глазах плескалось отчаяние, – если то, что вы говорили мне той… ночью – правда, то не настаивайте. Прошу вас. Я не переживу того, что мой ребенок будет носить клеймо бастарда. Пусть и признанного.

Король сжал в кулаках свои волосы, стон, сорвавшийся с побелевших губ Эйериса был полон боли и невыразимой муки. Но леди Ланнистер была равнодушна к терзаниям дракона. Львица лишь едва заметно побледнела, когда Таргариен схватил подсвечник и швырнул его на ложе, где была растоптана честь Джоанны. По шитому бархату растеклось золотисто-алое пламя, едкий дым наполнил комнату. Отблески огня, отражаясь в глазах короля, наполнили его взгляд расплавленным золотом.

– Пусть сгорит, – прошептал он, – пусть сгорит дотла! Не позволю, не допущу, чтобы кто-то осквернил это ложе, на котором мы вместе горели, миледи.

========== Красный песок (Серсея Ланнистер/Оберин Мартелл) ==========

Она молчала всю свадьбу – обеты цедила сквозь зубы так тихо, что их едва слышал верховный септон, на пиру не выпускала кубка из рук, и губы ее алели от хмеля и ярости. Брачной ночи не было – Оберин Красный Змей торопился в Дорн, представить брату свою новую супругу. Бывшую королеву Вестероса, вдову Роберта Баратеона Серсею Ланнистер.

Она считала брак с ним оскорблением, а он – своеобразной местью. Вместо Элии Тайвин Ланнистер подарил Мартеллам сначала свою внучку, а затем и золотую дочурку. Но разве это искупит смерть сестры?! Убийцы Элии и ее детей по-прежнему живы. Неужто десница думает, что сунув в постель Красного Змея потасканную львицу не первой свежести, он получит прощение, горячую благодарность и преданность на века? Оберин невольно дернул за поводья, и его жеребец недовольно заржал. Ничего, пусть Ланнистеры думают, что об обидах забыто. Змея на время спрячется в траву. И когда хищники, надменные, самоуверенные, потеряют последние крохи бдительности, тогда змей и ужалит. Мужчина коварно улыбнулся, глядя на паланкин. Там, за шелковыми занавесями с пронзенным копьем солнцем Мартеллов и львом Ланнистеров, едет его леди-жена. А компанию ей составляет Эллария. Королеве без короны общество бывшей любовницы мужа, да еще и незаконнорожденной, – словно плевок в ее милое личико. Ничего пусть привыкает. Солнечное Копье – не Королевская Гавань, а Серсея больше не королева. Она львица. Зверь на цепи. Тонкие губы Змея Дорнийского тронула жестокая циничная усмешка. Женщине пора показать ее место.

Солнечное Копье встретило их неприветливо, чернь хмуро взирала на носилки Серсеи, женщины плакали и раздирали ногтями грудь. Только для виду, но багровые полосы на оливковой коже ласкали взгляд Красному Змею.

– Долой! Долой девку Ланнистер!

– Не нужны Дорну львы!

– Лучше последняя шлюха, чем Ланнистерша!

Оберин не собирался разубеждать народ. Они не терпят львов, а львам не нужна их любовь. Но Змей знал, что Серсея рычит и бьется за шелковыми занавесками словно зверь в клетке. Ей нужно понять, что никто не обязан любить ее.

Он помог жене выбраться из носилок, и когда Серсея хотела вырвать пальцы из его руки, Оберин с силой сжал ее кисть. Изумрудные глаза вспыхнули гневом, губы скривились в яростном оскале, но Красного Змея это не пугало. Он привлек женщину к себе и прошептал, касаясь сухими, горячими, как спекшийся на солнце песок, губами щеки леди-жены.

– Без сцен, возлюбленная моя. Иначе чернь закидает вас гнилыми фруктами, а я, увы, не смогу им помешать.

– Да как вы смеете?! – прошипела львица, побледнев. Ее злость изрядно разбавил страх с клыков змея.

– Я ваш муж. Я буду делать с вами что пожелаю и как пожелаю. Вы, миледи, явно нуждаетесь в твердом члене и крепком ошейнике. Это лучшие средства укрощения девиц. А укрощать я люблю.

Львица промолчала. Но ее безмолвие сулило больше, чем все проклятия, готовые сорваться с губ.

После пира и знакомства с Мартеллами, после встречи с принцессой Мирцеллой, которая отныне была Оберину падчерицей, молодых проводили в спальню. Серсея шла туда как на казнь – прямая спина, высоко поднятая голова и безнадежное отчаяние во взгляде, которое сначала сменилось возмущением, а потом и гневом при виде золотого ошейника, усыпанного не ограненным жадеитом. Ладони львицы били Оберина по лицу, ногти впивались в кожу, но филигранный замочек все же звонко щелкнул, и широкая золотая полоса опоясала шею леди Мартелл. Серсея забилась в угол, безуспешно пытаясь сорвать с себя ошейник. В ее глазах плясал дикий огонь.

– Немедленно сними его с меня! Слышишь?! Я… я все расскажу моему отцу, и он уничтожит, уничтожит вас всех, как это сделали со Старками! – голос звенел от гнева. Оберин неторопливо снимал шелковую тунику.

– Тайвин Ланнистер сам советовал мне быть с вами построже, миледи, так что спуску не ждите. Так… ошейник у нас есть, – бриджи Красного Змея упали к его ногам, – остался член.

========== Пересмешник на яблоне (Петир Бейлиш, Кейтилин Старк) ==========

Ненависть стыла в потемневших глазах, опутала его по рукам и ногам липкой паутиной, давила свинцовой тяжестью на плечи. Слова, невысказанные, осколками впивались грудь, и с губ сорвалось одно-единственное:

– Кет…

Но это не она. Нет… нет, это не его Кейтилин! Ее синий, словно небо в сумерках, взгляд, ее локоны цвета осени… пропало, сгинуло на Красной Свадьбе. Теперь вместо них на бледном лице зияют лютой злобой глаза цвета бездны, и тонкие, седые волосы падают на чело. Эта женщина не плачет, но черно-багровые борозды на впалых щеках словно выжжены горькими слезами. Слезами матери, потерявшей своего первенца.

– Узнаете вы его, миледи?

К груди она прижимала корону – на медном обруче железные мечи. Корона Молодого Волка, предательски убитого в Близнецах. Там Фреи убили Кет, его Кошечку, его любимую Кейтилин. Там же родилась Бессердечная.

Петир чувствовал, что ноги его не держат. Он опустился на колени перед женщиной, о которой грезил всю жизнь, а она молчит. Края раны на ее шее чуть сходятся при вздохе, и рваная кожа трепетала при выдохе. Губы Кет дрогнули, словно она хотела что-то сказать, но ни звука, ни слова… они и голос ее убили, мелькнуло в голове Бейлиша, а ведь она так пела сладко в Риверране. Петир протянул к ней руки, желая коснуться, ощутить ее тепло. Убедиться, что несмотря на все, что ей пришлось пережить, это Кейтилин… но рвано бессердечно она отдернула руку, а глаза, сверкнувшие такой родной, такой знакомой синевой, впились в искаженное мукой лицо Мизинца беспросветной чернотой. Но Бессердечная отвернулась, когда Том-Семерка накинул на шею Петиру петлю, и яблоневая ветвь застонала под гнетом уходящей жизни Пересмешника.

========== Драконья кровь (Визерис Таргариен/Дейнерис Таргариен) ==========

Он любил ее волосы. Мерцающие серебром и белым золотом, они мягкими локонами струились по стройным точеным плечам и спине. Визерис мог часами перебирать шелковистые пряди, любуясь их блеском, наслаждаясь мягкостью. Любил он глаза сестры, темно-фиалковые, внимательные и грустные, особенно, когда они наполнялись слезами, если дракон слишком сильно дергал Дейнерис за волосы.

– Брат… – за ее голос, за тихий нежный шепот он готов убить. – Визерис, мне больно…

Юноша в ответ намотал на палец локон на виске девочки и резко потянул на себя. Так, что Дени всхлипнула, и аметисты ее глаз заискрились слезами. Визерис нахмурился и ущипнул сестру за подбородок. Несильно, но след его пальцев, прикосновение дракона, заалело на коже Дени.

– Не смей плакать! Драконы не плачут и не умоляют!

Она шмыгнула носом и кивнула, и Визерис позволил себе улыбнуться. Умница, ведь она не хочет разбудить дракона? Губами он собрал прозрачные капли, повисшие на ресницах девочки. Соленые… как кровь и пепел, честный вкус, самый желанный. Визерис крепко прижал к себе сестру, зарывшись лицом в ее волосы, вдыхая ее аромат. Их только двое осталось в этом мире… двое драконов. Но когда у Визериса будет армия, он огнем и мечом поразит всех, кто обижал их, насмехался над драконами! Никто не смеет смеяться над драконом! И вновь знамена с трехглавым драконом Таргариенов будут реять над Красным Замком, отец и брат Рейгар будут отомщены, а он сядет на трон, который принадлежит ему по праву. А рядом… рядом будет, Дени, Дейнерис, его любимая сестрица. Пальцы Визериса задели маленькие бутончики грудей девочки, только-только начавшие расти. Но сестра вдруг опустила голову и отвернулась.

– Что такое? В чем дело? – голос юноши зазвенел от обиды. Она должна стать его женой, чтобы сохранить чистоту крови! – Тебе не приятно, Дейнерис?

– Н-нет, – девочка заикается, прячет взгляд, пытается отстраниться, но пальцы брата сжали ее оголенное плечо грубо, до боли, а искаженное яростью лицо совсем близко.

– Маленькая дрянь! Никогда не смей врать дракону, – Визерис тряхнул ее, пытаясь утопить боль и обиду в злобе, ревущей, подобно дракону, – слышишь?! Слышишь меня?!

Сестра плачет и всхлипывает, боится взглянуть на него, но когда Визерис ласково обнял ее за плечи, Дени доверчиво прильнула к его груди, дрожа и шмыгая носом. И не отстранилась, когда брат впился в ее губы алчным поцелуем. Замерла, испуганная напором, но потом расслабилась, только вздрогнула, когда юноша укусил ее за губу в страстном желании ощутить вкус ее крови. Драконьей крови.

========== Три женщины, три головы дракона (Элия Мартелл/Рейгар Таргариен/Лианна Старк) ==========

Рейгар скучал по Элии. Не отчаянно, не до боли, но сердце все же слабо ныло в тоске по матери его детей. Жена, пусть нелюбимая и навязанная, болезненная и хрупкая, но подарившая ему Рейнис и Эйгона. Принц прикрыл глаза, рисуя в памяти лицо дорнийской принцессы. Грустная улыбка, исполненный горечи взгляд темных глаз тупым клинком вины вонзился в грудь Таргариена. Он опозорил супругу, похитив другую и увенчав ее короной из голубых роз… но Элия поймет. Она всегда понимала супруга лучше, чем его собственный отец, чем его друзья. Элия же видела мужа обнаженным и телом, и душой, хоть и не питал никогда дракон к ней страсти. Дорнийка ему как сестра, которую боги ему не подарили.

Пальцы принца сильнее сжали поводья, жеребец его недовольно мотнул головой. Жена сейчас уже, наверное, на Драконьем Камне вместе с детьми и королевой Рейелой. Матушка… еще одна женщина, которую он разочаровал и обидел своим поступком. Она носит в своем чреве дракона, легко ли помочь появиться ему на свет. Тревоги и волнения вредны королеве-матери, но Рейелу столько лет травил своим безумием Эйерис… матушка сильная, она выдержит. И Рейгар победит.

Ради дома Таргариен, ради улыбки матери и смеха Рейнис, Эйгона и Визериса. Ради Лианны… и, может, ему наконец-то удастся испробовать счастья?.. слишком сильно пропитало его душу горе Летнего замка, наполнило сердце дракона горечью до краев и витает над ним, кружит стаей алчного воронья.

Страшно, мучительно боязно было оставлять Лианну в башне, но Эртур не позволит случиться с ней дурному. А Мечу Зари дракон доверял как себе самому. В мечтах принц выстроил для возлюбленной Летний замок. Хотелось бы, что бы их сын родился там, но боги решили иначе. Ну и пусть. Когда Рейгар возьмет на руки их с Лианной дитя, Таргариен будет улыбаться, и отныне им не придется более прятаться.

Он любил в Лианне все – ее смелость, своеволие и упрямство, ее смех и улыбку, россыпь бледных веснушек на щеках и груди. А ей была мила “кислая физиономия” дракона – дерзкая северянка брала его лицо в ладони и целовала до тех пор, пока печаль в его пурпурных глазах не таяла под ее ласками. Поцелуи Элии сдержанные, сухие, с солоноватой ноткой дорнийских пустынь. Мать целовала первенца отчаянно, и горечь с ее губ обжигала кожу Рейгара. А в прикосновениях Лианны сладость весеннего утра и первого летнего дня. А он так нуждается в лете.

Может, истинно, он не рожден для счастья? Может, поэтому едет сейчас во главе войска к Трезубцу, где сойдется в решающем поединке с мятежным Баратеоном? В груди принца затеплилась было надежда, что кровь Роберта смоет с него эту обреченность, и Рейгар научится радоваться… рассветам, закатам, пению птиц, а рядом с ним будет его любимая женщина. Женщины. Ведь у дракона три головы. Скоро все закончится.

После битвы на Трезубце…

========== Верить в сказки (Юный Гриф/Санса Старк) ==========

Говорили, что король не может жениться на побочной дочери. Уговоры и льстивые слова лились медовой рекой, самые красивые леди из благородных и не очень домов прибыли в Красный замок якобы преклонить колено пред новым королем, а на деле – чтобы отвадить Эйгона от Алейны Стоун.

Ни розы, ни львицы, ни дорнийские красавицы не могли затмить для юного дракона образ каменной леди. Смуглая кожа была слишком темной, будто грязной, белокурые волосы – словно бесцветные, а кудри черные, как смоль, – непригляднее мейстерских чернил. Красивые, умные, знатные, богатые. Но не она.

А ведь когда-то они были равны – незаконорожденная дочь и наемник с волосами синими, что летнее небо. Девушка его сторонилась, держалась учтиво, но настороженно, а в темно-голубых глазах была мольба. О помощи, о любви, Неведомый знает, о чем еще, но Эйгон не мог бросить Алейну. Что бы не рычал Джон, как бы не укоряла его Лемора, они не смогли помешать дракону украсть его леди.

Она сопротивлялась и пыталась звать на помощь, но стоило Алейне узнать юношу, она бросилась к нему на шею. Эйгон спрятал лицо в ее каштановых кудрях, и Железный трон вдруг стал так неважен… лишь бы она и после обнимала бы его так же крепко.