Текст книги "Ради общего блага (СИ)"

Автор книги: Dark_Lord_Esti

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Махмуд покраснел еще больше, хотя, казалось бы, куда уже.

– Ну… э… девушки на меня смотрят, но мне… с ними мне не хочется. Я и в Хейлшеме девчонками не интересовался. Наверно, мне бы больше хотелось попробовать универсальный секс.

Мальчик, ты в курсе, что ты меня убиваешь? Медленно и уверенно, с самого первого дня нашего знакомства!

– Дурак. Ты вообще об этом представление имеешь? – сдерживая раздражение, спросил я.

– Наставники рассказывали про такие отношения и такой секс. И… пару фильмов я видел, парни из моего класса где-то откопали и смотрели втихаря, – прошептал он.

– Ты совсем ничего не знаешь! Ну, если ты думаешь, что хотел бы попробовать с парнем, я тебе всё сделаю руками. Не понравится – мы забудем, будто ничего не было, и всё.

– Только свет выключи, хорошо? – попросил Махмуд, глядя в сторону.

Я выключил свет, оставив только ночник на тумбочке, и закрыл дверь на ключ. Сел рядом с Махмудом, обнял его, ткнулся лицом в мягкие растрепанные волосы, вдыхая едва ощутимый запах шампуня с фруктовым ароматом. Поцеловал в шею, скользнул ладонями под футболку, чувствуя тепло тела и легкую дрожь.

– Ммм… – он застонал, выгибаясь под моими прикосновениями.

Мы неуверенно тискались, он прижался губами к моим губам, я ласково целовал его в ответ, еще и еще, не в силах оторваться от таких желанных губ. А потом Махмуд лежал, закрыв глаза и глубоко дыша, а я расстегнул пуговицы и змейку на его джинсах, стянул их и белье, и медленно, осторожно ласкал рукой его член.

– Ох… ммм… – Махмуд только тихонько вздыхал, будто боялся, что иначе нас услышат и нам влетит, и судорожно сжимал пальцами покрывало.

У меня от этого крышу срывало. Когда он кончил, я сам был возбужден до боли… но прежде всего привел в порядок его, а уж потом поспешил в душевую, сполоснуться и снять напряжение.

Когда я вернулся, Махмуд уже спал. Тем лучше – не будет этих неловких разговоров после.

Он улыбался во сне. Ему понравилось.

Нет, мы не должны были этого делать!..

Комментарий к Глава 29. Заганос З.

(1) Никто не спасет тебя,

Как ты можешь находить

Рай в этом Аду?

(2) Канонная фраза Заганоса о Махмуде в «Империи Альтаир»

========== Глава 30. Доминик Райтхен ==========

Они все сошли с ума, и скоро и я чокнусь вместе с ними!

Когда я уже составил впечатление о Заганосе З. как о рациональном парне без всяких предрассудков и излишней сентиментальности, и еще и думал радостно: «вот кто должен сидеть в министерском кресле вместо Уэсли, мозги той же высшей пробы, зато к ним не прилагается душевная гнильца оригинала»… этот идеальный кандидат удивил меня внезапной просьбой.

«Мне нужно спасти Махмуда Т. от выемок», – писал он. – «Я согласен на любые условия и любую цену, но он должен жить».

Нет, конечно, меня утешило, что я не один такой идиот, влюбившийся в заранее обреченного человека. Но делать-то что? Судя по информации на объект, Махмуд Т. – не такой живучий звереныш, как его помощник, а наивный юнец, не видевший мира за воротами Хейлшема. Ну, допустим, взломаем мы донорский браслет, провернем аферу с документами, хотя бы, без всякого криминала, оформим его как беженца из горячей точки, а дальше? Он спалится, Заганос сам признает, что мозги в этом случае промыты капитально. И мы все погорим.

Я обтекаемо ответил, мол, подумаю. Ввязываться в совсем уж паршивое дело и гробить свои надежды на воплощение проекта Криса в жизнь я не хотел. Но тут и сам мой друг подложил мне свинью.

Мы привычно сидели у меня, пили коньяк и закусывали пиццей из доставки. Крис курил и возмущенно рассказывал мне:

– Семейка Бали меня прикончит! Папаша слишком любит свою супругу и питает ее иллюзии насчет того, что их обалдуй-сыночек еще исправится и станет человеком. Нет, Ник, ты в курсе, что собой представляет это чмо?

– В курсе, – устало кивнул я. – Первый, что ли, раз ты мне жалуешься на эту семейку Аддамс… пацан, конечно – звезда. На букву «пи».

– А теперь представь себе, клон этого Мехмета – совершенно другой. Добрый, милый парень. Талантливый. Дамы у нас в клинике от него прямо тают, балуют, как собственного ребенка. Я уж просил, быть осторожнее, не привязываться, всем нам известно, что его ждет. Всё равно! Даже Эстер говорит, что усыновила бы его, если бы это было возможно. Блин. Ник, я так не могу. Я вижу, что доноры намного лучше, чем те, ради кого мы их убиваем. Мне хочется бросить всё нахрен, продать всю собственность и уехать в дикие края, где никто и не слышал о медицине.

Я щелкнул зажигалкой.

– Стоп, друг мой. Ну, свалишь ты, и что? Этих милых и хороших мальчиков и девочек, которыми ты мне все уши прожужжал, будут убивать другие, не такие принципиальные.

Крис налил себе полную рюмку коньяка и залпом опрокинул.

– Что же тогда делать?!

Момент для обсуждения планов был не самый подходящий. Да что там – самый неудачный из всех возможных. Но куда мне было деваться. Вдруг Крис проникнется идеями дауншифтерства, махнет на Гоа, и на том финал.

– Да ключ к твоему счастью каждый день в Сент-Пол приезжает, а ты и не в курсе, – ехидно сказал я и прошептал: – У Лейтона Уэсли есть клон, который работает помощником. Это, во-первых. Во-вторых, система донорства сидит в печенках не у тебя одного. Как тебе идея подменить оригинал клоном? К вечной юности стремится половина бомонда страны, «кардинальная прошивка» вряд ли кого-то удивит.

Крис в шоке уставился на меня. Казалось, он протрезвел мгновенно.

– Ник!

– Уломать врача, и все дела, – жестко сказал я. – Чем угодно. Принципы, деньги, шантаж. Клон заменит оригинал и в роли Уэсли даст добро на твой проект. Парня я уже обработал. Еще год с небольшим назад. Конечно, мне хотелось больше времени, но сроки поджимают.

Он с силой потушил окурок об край пепельницы.

– Прижать нужно не только врача, но и анестезиолога и медсестру… сиделок, в принципе, получилось бы обмануть. Это нелегко, Ник. Это огромный риск. Не знаю, смогу ли я в этом участвовать.

– А что ты знаешь?! – вспылил я. – Бухать у телевизора, вести разговоры о переменах там, где их никто не услышит? Крис! Я думал, что ты сильнее.

– Тебе тоже хорошо просто рассуждать! – он стукнул пустой рюмкой по столу.

– Ти-ше, – я поднял раскрытые ладони вверх в примирительном жесте. – Давай о деле. Ты говорил, Мехмет Бали плотно сидит на всякой дури, так?

– Он убивает свой организм так, что, даже если пересадить ему все жизненно важные органы от донора, он может загнуться прямо на операционном столе или вернуться к прежнему образу жизни после операции… и протянуть тоже недолгий срок, – тихо сказал Крис.

– Вот тебе и шанс. В операционную привозят донора и реципиента. Ты останавливаешь сердце Мехмета и отправляешь тело в крематорий. Махмуда выдаешь за наследника Бали. Никакая экспертиза не подкопается, Крис! Оригинал и клон идентичны вплоть до отпечатков пальцев, – убеждал я.

– Физически – да. А личность? – возразил Крис. – И все равно, это тоже убийство…

Я вздохнул.

– Никто не заставляет тебя принимать решение сейчас. До срока первой выемки у тебя есть время подумать, чью жизнь ты выбираешь. Ты можешь выбрать что угодно: пойти на подлог, сдать меня и Заганоса министру, просто промолчать и уйти в буддистский монастырь. Выбор за тобой.

Крис снова зажег сигарету и глубоко затянулся.

– Ник, я ни за что тебя не выдам, и ты это прекрасно знаешь. Стоп… Заганос – это тот донор, клон Уэсли? А я-то думал, медийный какой-то вид у парня, кого такого я мог видеть по ящику. Заработался совсем. Б—. Мы все можем угодить под пожизненное заключение, если такие замыслы раскроются,… но я должен над этим подумать.

*

Я погружался в это безумие, потому что не видеть Кэрри я не мог. Привязывался к ней, и она тоже ждала наших встреч. Наконец-то мы стали обмениваться сообщениями, звонить друг другу, продолжая при этом лгать: «Мы просто приятели, ничего особенного». Но это «ничего особенного» затягивало меня. Мы катались на самом знаменитом городском колесе обзора, глядя на здания и парки с высоты и наблюдая за пестрыми толпами туристов. Пошли в Парк Динозавров (1), где я так люблю гулять летом вместе с Энди. Жаль, что я не могу познакомить Кэрри с сыном,… слишком много будет вопросов – и невозможно ребенку говорить такую правду.

Мы гуляли в Гайд-парке и Кенсингтонских садах, слушали выступления ораторов, которые в теплую погоду собирались в парке и соревновались в красноречии. Держались за руки, смеялись, шутили.

И избегали разговоров о донорах и выемках. Это была наша сказка, которая вечной быть не может.

Комментарий к Глава 30. Доминик Райтхен

(1) Crystal Palace Park, парк-музей в Лондоне

========== Глава 31. Кэти Ш. ==========

Hiding deep within, doors cry opening,

Lead into the light of love deep like the sea.

Rich in variety, heartfelt and open, wide like a life,

Unique, yet so alike…

(c)Poets of The Fall – Can you hear me (1)

Под конец недели у меня выдалось несколько не слишком загруженных дней. Я не спешила и могла подольше задержаться в Сент-Пол, посидеть в комнате отдыха с Ханной и другими донорами, поболтать и посмотреть клипы на музыкальном канале.

У Ханны утром были обследования, она еще не успела перекусить, мы взяли с собой пару тарелок с выпечкой и фруктами, и устроились в креслах за столом. Вскоре к нам присоединились Заганос и Махмуд. Парень недавно вернулся со сдачи крови для переливания и полулежал в кресле, прикрыв глаза. Лицо его было белым, как снег, а изящные руки казались слишком тонкими.

Заганос чистил гранат. Несколько аккуратных разрезов, тихий хруст, и вот уже на блюдце лежали две половинки, ярко-алые зернышки поблескивали, будто драгоценные камни. Заганос продолжал ломать гранат на части. Сок брызнул, запачкав его пальцы темно-красными пятнами.

Будто кровь на руках. Отчего-то я вздрогнула.

В том, как бережно Заганос заботился об этом пареньке, было что-то большее, чем простое внимание помощника к донору. Когда-то я видела в Ливерпуле, как одного парня назначили в помощники девушке, которая была его парой в Коттеджах. Такие осторожные жесты и едва заметные прикосновения ни с чем не перепутаешь. Заганос насмешливо комментировал клип и песню – слова и правда, были глуповаты, – Махмуд возражал, что главное искренность и чувство… но переглядывались они так, будто кроме этих шутливых перебранок ничего не имело значения.

Мы с Ханной молчали, пользуясь возможностью просто отвлечься. На диване в углу сидела Кэрри со своими двумя подопечными. Они о чем-то болтали, листали рекламные проспекты – мне это снова напомнило о Томми и Рут, о том, что Рут больше нет.

Вдруг у Кэрри запищал телефон, она отвлеклась, читая сообщение, и улыбнулась, светясь от счастья.

У нее есть кто-то. Бывало, приезжая или уезжая по вечерам, я видела ее у ворот с каким-то молодым мужчиной, но в сумерках не могла разглядеть его. Всё, что было заметно в полутьме – как они приближаются друг к другу, осторожно держатся за руки, как Кэрри стоит, опустив голову ему на плечо.

И, наблюдая за другими, я не могла не думать о Томми.

Смогу ли я помочь ему продержаться подольше? Он всё чаще говорит, что устал тянуть эту лямку, что видит каждый день, как младшие парни становятся намного лучшими помощниками. Говорит, что проезжал как-то мимо Хейлшема, видел издалека играющих во дворе детей и так завидовал им, у них ведь всё впереди.

*

В пятницу у Томми было несколько поручений в Эпсоме, и мы договорились, что если у меня не будет срочных вызовов, я приеду и на ночь мы снимем номер на двоих в гостинице, а утром выедем пораньше и вернемся на свои квартиры. Я ждала этой встречи с нетерпением. За окном машины мелькали зеленые поля, вскоре показались аккуратные одноэтажные домики, окруженные садами. В одном из таких домиков на окраине города располагалась гостиница, точнее, небольшой семейный отель, и я заранее заказала там для нас номер.

Я так спешила увидеться с Томми, что приехала заранее, и ждала его, сидя за столиком в веранде, слушая музыку. Недавно я купила современный плеер – пусть самый простой и в магазине подержанных вещей, но зато почти новый, такой, какими пользуются обычные люди, а не привычный для моих одногодков кассетный. Может, я бы не решилась на такую перемену, но мой старый плеер, купленный еще в первый год в Коттеджах, окончательно пришел в негодность. Зато теперь я могла скачать песни Джуди Бриджуотер, даже найти многие из тех, которых не было на моей кассете, и слушать сколько угодно. Еще я сбросила на карту памяти песни, которые понравились мне совсем недавно. Почему я раньше так долго раздумывала? Теперь я могла сидеть, закрыв глаза, и качать головой в такт мелодиям, как прежде в Хейлшеме – но выбор был намного больше.

Через какое-то время я отвлеклась, глянула на часы, пошла заварить чай, аккуратно наполнила две чашки, поставила их на столе и вернулась на место, глядя вдаль. Томми немного задержался. Когда он пришел, то устало рухнул в плетеное кресло, ладонью вытирая пот со лба.

– Прости, Кэт, мне сегодня пришлось помотаться. Этот интерн Бриджес выжал из меня все соки! Он еще сам не знает, останется ли в клинике на постоянную работу, но ведет себя так, будто уже всему хозяин. А особенно с нашими задирает нос.

– Ох, я тебя понимаю… – вздохнула я, пододвигая чашку поближе к нему. – Ты еще не ужинал? Если хочешь, я разогрею мясной пирог.

– Я поел в столовой при клинике. Хотя, по правде говоря, кусок в рот не лез, – Томми держал чашку в руках, но пить не спешил. – Они все меня достали. А ты как?

– Неплохо. В Лутоне я часто вижу Саманту Р. и Джонни Ф., помнишь их? Они учились двумя классами младше нас, – беззаботно сказала я. – В Мейденхед иногда заезжает Роберт О., он говорил, что знает тебя по колледжу помощников. Спрашивал о тебе, кстати.

Томми едва заметно улыбнулся.

– Конечно, я помню Робба! Слушай, если увидишь его, дай ему мой номер. Вдруг пересечемся где-нибудь, вспомним старые времена.

Я сделала глоток чая.

– Было бы неплохо.

Мы немного повспоминали учебу в колледжах, однокурсников, преподавателей. Такие разговоры были даже похожи на обычные вечерние разговоры обычных людей, но вдруг Томми сказал:

– Знаешь, Кэт, мне кажется, мы просто постоянно играем… все эти чаепития, треп о том, о сём, но я не могу думать, что будет с нами в конце. Иногда мне кажется, было бы лучше, если бы всё произошло быстрее.

– Не говори так! – воскликнула я.

– А на что ты надеешься? Ты будто нашла новую иллюзию, за которую цепляться. После того, как Мадам сказала, что отсрочки нет. Ты же в Коттеджах такой не была, ты мало с кем общалась, я и Рут не в счет, мы всю жизнь были как сиамские близнецы… и все эти случайные парни – это не то… я о другом общении… а теперь ты как Заганос, перезваниваешься и переписываешься с помощниками чуть ли не по всей стране, все новости узнаешь в числе первых. Вы двое будто считаете, что если наши будут не сами по себе, это чем-то поможет.

– По крайней мере, от этого не так одиноко, – я вздохнула. – От других помощников можно хоть немного узнать, чего ждать на новом месте, как лучше похлопотать за своего донора, и всё такое прочее. Ну, и… может, я просто повзрослела.

– Ты нашла себе новую иллюзию, – упорно повторил Томми. – Как раньше вы с девчонками «охраняли» мисс Джеральдину.

– А может, я хочу охранять тебя? – я свела всё в шутку.

*

Горечь и предчувствие беды отравляли даже самые счастливые наши минуты вдвоем. Как бы ни было уютно в спальне в гостинице, Томми осматривался там так, будто его тяготили встречи в чужом жилье, ненадолго… «мы будто крадем эти ночи…» – говорил он. Я обнимала его и прижимала к себе, уверенно ласкала, стараясь сделать ему хорошо и заставить забыть обо всем. Но после любви он ворочался на смятой постели, не в силах заснуть. Я молча, тихо, поднялась, накинула ночную рубашку и теплую шаль, и вышла на балкон, прикрыв за собой дверь. Через какое-то время послышались сдавленные всхлипы – Томми плакал. Но я притворилась, что не заметила этого, чувствуя, что так ему будет легче.

Комментарий к Глава 31. Кэти Ш.

(1) У каждого внутри, если он откроет свою душу,

Глубокую, словно море, есть свет любви.

У всех он разный, искренний, от всего сердца, он огромен, как жизнь,

У каждого он уникален, но одновременно одинаков для всех…

========== Глава 32. Заганос З. ==========

…ты можешь обмануть всех – даже себя самого, но истина всегда сильнее любой лжи; поднимутся ветра, будут лить дожди, и срываться бури, и в конце концов волны разобьют тебя о скалы… Вот ты тут – у своей Истины. Ты ведь до сих пор сгораешь от пламени этой любви, и хоть ты погрузился в это море обмана, что толку?! Это пламя не угасло – его ничто не погасит…

(с) Великолепный век, монолог Ибрагима

– Почему ты всё время говоришь о желании жить? В нашем положении это просто бессмысленно…– шепотом сказал Махмуд, касаясь моего плеча кончиками пальцев.

После недавнего донорства крови он еще не очень хорошо чувствовал себя, несмотря на все мои усилия, и по вечерам вместо прогулок или посиделок с другими помощниками и донорами мы просто лежали рядом на кровати и читали или разговаривали.

– А творчество тогда тоже бессмысленно? – спросил я. – Ты же почти дописываешь свое эссе… надо сказать, за короткий срок.

– Это другое! – возразил он со своим обычным пылом. – Я дал слово мисс Эмили. Ты же отошлешь ей мое сочинение, когда я приведу в порядок выводы и соберу всё в целое?

– Обязательно.

Ладно, сделаю я это, сделаю, хотя, должно быть, опекуны очень удивятся. Судя по тому, что я слышал от выпускников Хейлшема, почти никто не доводил начатое до конца и уж тем более не отсылал в школу.

– Пообещай. Мы должны это сделать, – упрямо сказал Махмуд.

– Могу поклясться, – я ухмыльнулся. – Разве я тебя обманывал?

Ну да. Недоговаривал, уходил от ответа, отвлекал, скрывал, умалчивал, язвил, но врать – никогда!

– Просто ты ведешь себя не так, как другие помощники. Ты подражаешь «людям снаружи» и все говорят, что у тебя хорошо выходит.

Опять!.. Я вздохнул.

– Я хочу, чтобы у меня было что вспомнить, когда придет мое время. Понимаешь, Махмуд, я проработал девять лет, меня в любой момент могут перевести в категорию доноров. Конечно, если не получу отсрочку.

Это был нечестный прием – рассказывать слух, в ошибочности которого уже убедились и я, и Кэт, и всевышнему только ведомо, сколько еще из наших. Нечестным приемом было и то, что я еще задолго до знакомства с Махмудом на всякий случай попросил Кэт никому ничего не рассказывать о ее с Томми поездке к Мадам – просто так, чтобы никто не догадался, что мы знаем больше остальных. Но мне нужно, чтобы этот наивный птенец случайно не выдал меня… мне нужно, чтобы он жил и хотел жить! Райтхен обещал помочь. А я сделаю всё, что в моих силах. Сдохну, но дам Махмуду шанс выжить в мире «снаружи»…

– Отсрочка? – парень встрепенулся. – А как это?

– Ну, если двое по-настоящему любят друг друга, им могут разрешить пару лет пожить вдвоем. Ни работы помощником, ни донорством. Но это нужно заслужить, не всё так просто. Вот ты знаешь Кэти Ш., так? У нее с ее парнем настоящая любовь…

Махмуд сильнее прижался ко мне.

– А у нас с тобой всё по-настоящему или так просто?

– Для этого нужно посмотреть на наши работы, которые остались в Галерее, и нынешние… – я снова вернулся к старым слухам. – Не мы это решаем.

– Но ведь это мы что-то чувствуем! – воскликнул он. – Кому знать, что у нас на душе, как не нам?.. хотя я не знаю, насколько рисование раскрывает душу… я смотрел твои хейлшемские альбомы, но так и не могу понять, в чем проявляется настоящий твой характер, в этих рисунках или в том, как ты держишься с людьми.

Так, мой птенчик начал размышлять и сомневаться. Но что-то опять он касается того сокровенного, что я пока не могу открыть. И, пока он не сказал еще ничего такого, я закрыл ему рот поцелуем.

…Ласки, прикосновения и поцелуи – вот всё, что доступно тем из нас, кому не повезло появиться на свет «универсалами». Когда наставники говорили с нами о сексе между мужчинами, то говорили, что это приемлют далеко не все обычные люди, и что мы, если чувствуем в себе такие наклонности, должны избегать проникновения, ведь это вредит здоровью.

Наши тела нам не принадлежат.

Я никогда не мог забыть этого. Но почему-то именно теперь, с нынешним любовником, во мне зрела ярость, готовая вырваться и сокрушить всё вокруг. Почему кто-то вправе решать за нас, что нам делать?!

Да, мне и так хорошо с Махмудом. «Хорошо» – еще слабо сказано, мне крышу сносит от того, что мы целуемся и ласкаем друг друга руками… мне нравится закрываться с ним в душевой, помогать ему сполоснуться, дразнить прикосновениями, а потом опуститься перед ним на колени и ласкать его ртом, и слышать этот смущенный шепот: «не надо… не надо… мне стыдно…». Меня ни к кому так не тянуло, я даже боюсь этого бешеного притяжения… как будто в эти минуты я – не совсем я.

Но я не могу не думать, что, будь мы обычными парнями, мы бы принадлежали друг другу по-настоящему.

Чтобы никто не мог распоряжаться нашими телами. Чтобы он был только мой, а я – только его.

Мне страшно подумать, что эти надежды исчезнут вместе с нами.

*

…Стояли теплые дни, и, когда я приезжал днем, мы с Махмудом выбирались прогуляться. Он брал с собой альбом и карандаши, и настаивал, чтобы я тоже рисовал. Уговаривал, что не зря в Хейлшеме нас этому учили. Я делал наброски с натуры – рисовал больничные корпуса, деревья вокруг и прогуливающиеся парочки. В последнее время, даже если у меня и получается взяться за творчество, я в этом очень осторожен.

Что бы там кто ни говорил, всё, что мы создаем, показывает не просто наличие души. А раскрывает, КАКИЕ мы внутри. А этого я никому не хотел показывать.

Махмуд увлеченно рисовал, ничего вокруг не замечая. В какой-то миг я заглянул в его альбом.

Ярко-желтые пески. Очертания крепости из красного камня вдали. Алые закатные облака. И на этом фоне – всадник на коне, одетый в фиолетовый восточный костюм и с фиолетовым тюрбаном на голове.

У всадника было мое лицо.

– Круто, – сказал я. – Как тебе это пришло в голову?

Махмуд смущенно улыбнулся.

– Да так просто. Я подумал, каким бы ты мог быть, если бы родился не донором. Ой, прости…

– Ничего страшного.

Когда солнечные лучи стали сиять слишком ярко, мы перебрались в тенек. Хорошее место – нас было почти не видно за деревьями и растениями, но мы сами могли наблюдать за людьми вокруг. Впрочем, я не сказал бы, что происходило что-то интересное…

…До того момента, пока из корпуса для ВИП-пациентов не выбрался блондин с дурацкой стрижкой с выбритыми висками, частично покрашенными в ядовито-салатовый цвет. Он был одет в футболку с принтом со строчками из рэп-песни – «О боже. Мне нужна сигарета прямо сейчас! Я такой горячий и ты такая горячая» (1), и вылинялые шорты с бахромой. За ним спешили двое крепких парней из медперсонала, а белобрысый придурок ругал их самыми последними нецензурными словами и клялся, что все равно выберется из этой конченой богадельни за косячками и телками.

– А потом я нагну, –, вас, –ные в задницу жополизы, да чтоб вам срать ниже прожиточного минимума! Да вы, –, догоняете, кто мой предок? Я просто наберу ему, и вы вылетите – из этого кумарного заведения, и никто вас не возьмет даже в доме престарелых бабкам жопы мыть.

Я скривился. Терпеть не могу, когда люди такими словами не ругаются, а разговаривают. А уж то, что эта тварь говорила голосом, похожим на голос моего любовника – и портила дар природы прокуренным хрипом и манерными балованными нотками… Разве достоин этот мудак Бали звания «оригинал»? Да скорее он – черновик, небрежный набросок, сделанный Создателем перед тем, как сотворить истинное чудо.

Махмуд прижался ко мне, поймал мою ладонь и до боли сжал в своей. Мы переглянулись, не сказав друг другу ни слова.

Иллюзия рухнула. Теперь он знал, что отдает свою кровь вовсе не людям, которые действительно в этом нуждаются, а одной зажравшейся скотине.

Комментарий к Глава 32. Заганос З.

(1) Эминем, «Oh my God, I need a cigarette now, Oh I’m so fucking hot and your so fuckin hot».

========== Глава 33. Кристиан Лоу ==========

Сразимся, или умрем, или сдадимся и умрем – я знаю свой выбор, воин должен знать свой выбор.

(с) «Игра престолов»

С каждым днем мне становилось всё более мерзко на душе. Я уже сто раз успел пожалеть, что дал себя уломать и взялся за случай молодого Бали. Парню многое удавалось скрывать от матери и от общественности, но его анализы были куда как разговорчивее. Дозы и характер веществ, которые он употреблял, давали весьма неблагоприятный прогноз. Отравленный до такой степени организм может просто не выдержать наркоза, и пересадка органов от донора потеряет всякий смысл.

Наука, что бы там кто ни говорил, не всесильна. Даже та технология, над которой работаю я, в лучшем ее виде, бессмертным человека не сделает.

Но попробуй это докажи.

Был уже поздний вечер, но я не спешил домой, снова и снова проверяя результаты обследований – и проведенных здесь, и тех, которые делались раньше. К какому бы решению меня ни подталкивали люди заинтересованные, вольно или невольно, я хотел получить рациональное доказательство, что хуже я уже не сделаю. Недавно я дал ночной смене указания насчет анализов, которые должны быть проведены в шесть утра. Хотя я сомневался, что новые результаты глобально изменят картину к лучшему.

Мехмет Бали обречен, и даже если разобрать его клон на части и вынуть всё, что можно, исходный организм долго не протянет.

Если я буду действовать честно и спасать Бали, я могу угробить две жизни, и за смерть своего сыночка Бали-старший сможет сделать со мной всё, что угодно – хоть легально в суд подать, хоть отомстить нелегальными методами. Если же я соглашусь на план Ника, погибнет только один человек.

Простая, вроде бы, арифметика. Но от морали и совести никуда не денешься.

Я уже не раз говорил с Эстер о том, что в один день я сорвусь, я не выдержу такой жизни – «прошивать» богатых придурков, гробить парней и девушек, которых я начал уважать, и протестовать против этого только тайно и только в разговорах с близкими. Рассказал ей и о разговоре с Ником. Она слушала меня молча. За что я ее так и люблю – за это спокойствие и рассудочность, за терпимость ко всем и всему. Эстер не любит громких фраз, но если уж она привязалась к человеку, то будет поддерживать его до конца. Вот и недавно, когда мы дома в гостиной обсуждали, что мне делать, она только на миг подняла взгляд от вязания и сказала: «Если ты решишься, я готова пойти анестезиологом на эту операцию и договориться с медсестрой. Будь что будет, я тебя поддержу во всем».

Если я соглашусь на подлог… оригинал и копия идентичны, завершивших доноров сжигают в крематории сразу, все концы спрятаны в воду. Кто что докажет? При удачной пересадке материала от донора, если организм уже принял пересаженные органы, организм настолько интегрирует материал, что об операции напоминают только послеоперационные рубцы. И клиническое исследование не представит неопровержимых доказательств обмана. А шрам можно и сымитировать. Другой вопрос – кто заподозрит? Амнезия объяснит всё, но нужно еще и обработать саму копию, причем так, чтобы ко мне ниточка не тянулась. Тут дело в помощнике. Который, если верить Нику, сам уже на всё готов.

Если я уже об этом думаю, значит, наполовину я решился.

*

Прошло еще несколько дней. За это время Бали успел еще раз попытаться сбежать, напасть на медсестру из ночной смены – хорошо хоть, дежурный врач вмешался вовремя, – устроить скандал во время процедуры переливания и потребовать, чтобы его выпустили из этого курятника. Я его выписал, но понимал, что выигрываю этим только временную передышку.

Я напряженно размышлял, где я мог бы поговорить с помощником Махмуда Т., чтобы нас не подслушали. Ни одно помещение не казалось мне достаточно надежным… а потом мне пришло в голову: почему бы не пригласить Заганоса З. к себе под каким-нибудь предлогом? Как раз и Эстер сможет сказать свое мнение. Ей я могу доверять, как самому себе.

Время удалось найти не сразу. Чем лучше помощник, тем больше работы на него сваливают. То Заганос приезжал рано утром на краткое время, когда я еще был в пути в клинику, то успевал навестить подопечного ближе к ночи и спал в свободной палате, а потом спешил куда-то к другим донорам. Но наконец мне повезло – он приехал во второй половине дня, а я работал в дневную смену.

…Дверь в палату была приоткрыта, но все равно я постучал, обозначая свое присутствие. Заганос вышел мне навстречу, вытирая пальцы от пятен акварельной краски влажной салфеткой.

– Да, доктор Лоу? Слушаю вас.

– Мне нужно с вами поговорить. Без свидетелей. Лучше всего было бы, если бы вы согласились заглянуть к нам с женой на ужин.

Он кивнул.

– В таком случае, я вас подвезу. Чтобы ни у кого не было никаких лишних вопросов. Вы просто очень устали после смены, глаза болят, в таком состоянии за руль садиться нельзя. А мне… мне просто по пути.

Я согласился.

– Через полчаса, в холле, устроит?

– Да, я успею.

Вообще-то, если не копать глубоко, к парню не за что прицепиться. Идеальный помощник. Умный, старательный, исполнительный, умеет держать язык за зубами и не привлекать к себе внимание. Посмотрим, каков он вне больничных стен.

Мы встретились в холле и направились на парковку, сели в элегантный фиолетовый автомобиль. За рулем Заганос был как рыба в воде – он вел быстро, но в то же время плавно. Не то что некоторые мои знакомые, которые летают, как гонщики Формулы-1 и любят обгонять других водителей и во время пробок переругиваться с «козлами за рулем».

По радио передавали какое-то выступление юмористов с шутками про спорт. Время от времени я указывал, куда повернуть. Когда мы подъезжали к моему дому, я увидел, что в саду возле соседнего дома копошится пожилая, одинокая и весьма любопытная мисс Уиллоу. Чует моя душа, что не избежать мне расспросов, кто приезжал и зачем. Хотя, я могу просто сказать, что всего лишь сотрудник из клиники заехал обсудить рабочие вопросы и поужинать. Это даже ложью не будет!

Когда мы зашли в дом, Эстер выглянула в прихожую.

– О, привет, Крис. Добрый вечер, Заганос. Так, быстро переобувайтесь… Крис, достань мальчику обувь для гостей,… и идите, мойте руки, я уже скоро достану и разрежу «пастуший пирог» (1).

То, как мило она выглядела в голубом спортивном костюме, который часто носила дома, и вид радушной хозяйки, вселяли в меня уверенность. Мне было не по себе, пока я переобувался, свалил с тумбочки расчески и какие-то флаконы, а потом чуть не перецепился через ковер. Только когда я сел рядом с Эстер за столом, то почувствовал себя чуть легче. Она вела себя так, будто это был обыкновенный семейный ужин. Аромат специй, исходивший от пирога, даже в такой трудный момент действовал на меня умиротворяюще.