Текст книги "Война сердец. Магия Тьмы (СИ)"
Автор книги: Darina Naar
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)
Гардеробная – помещение, где по стенам высились шкафы, – по факту оказалась тайной библиотекой. Салазар любил приодеться – его наряды занимали солидную часть шкафов и сундуков – но эти самые шкафы имели секрет. Чуточку колдовства, и они разворачивались тылом, являя взорам полки с тысячей, десятком тысяч книг и артефактов. За эти годы Салазар собрал настоящую магическую коллекцию.
Здесь были не только древние издания на непонятных языках, с нечитаемыми символами, иероглифами и рисунками, с чёрными или красными страницами, обитые кожей, бархатом и украшенные драгоценными камнями, но и множество фиалов с порошками и эликсирами, крутящиеся и сверкающие магические сферы и огромные самоцветы на подставках. А в углу стоял до боли знакомый Данте посох – он видел его в подземелье, когда Салазар выдавал себя за Тибурона.
Данте поразился этой коллекции, но больше – магическому уровню, которого Салазар достиг за десять лет. Бесспорно, дар у него врождённый, и по силе он превосходит Данте. Но обретение колдовской мощи никогда и не было для Данте предметом вожделения. Он мечтал о счастье и мирном сосуществовании со своим даром – и ему удалось принять себя, научить близких не бояться волшебства.
Но с Салазаром всё обстояло иначе. Как и у Данте, магия стала виновницей его одиночества, но избавляться от неё Салазар считал уделом глупцов. Он желал покорить саму магию, сделать её податливой, управляемой, властвовать над природой и стихиями, доказав: он достоин любви больше, чем боготворимый родителями Леопольдо.
Но появление Софии Мендисабаль выбило Салазара из колеи. Выпав из реальности, он начал бегать по потолку и стенам. И не падал. В конце концов, замер у люстры, повиснув головой вниз, как летучая мышь. Данте от изумления клюв открыл – магию без применения заученных формул и манипуляций руками он видел впервые – тот же Тибурон жестикулировал активно. Но Салазару это было не нужно. Он мог совершить любое колдовство, лишь подумав о том, чего именно хочет – и оно делалось само. Данте помнил этот принцип – Салазар и его учил колдовать на воображении.
Но на ходьбе по потолку истерия не закончилась – Салазар вскарабкался на балконные перила и стал гулять по ним, не боясь навернуться со второго этажа и сломать шею.
А потом – Данте вскрикнул – срыву шагнул вниз. Взмахнув крыльями, Данте ринулся за ним, понимая: удержать его не сумеет. Гуэну был птичкой размером с ворона, и когти его предназначались для лазанья по деревьям и поглощения еды, а не для перетаскивания безумных самоубийц по воздуху.
Но Салазар умирать не собирался. Данте чуть не рухнул, когда за долю секунды тот обернулся в нечто нематериальное – чёрный смерч, вихрь. Он начал летать вокруг дворца, то стелясь по земле, то устремляясь вертикально вверх, как дым из трубы. Данте пытался за ним угнаться, но тщетно – размаха его крыльев не хватало на такой стремительный полёт. Поэтому он уселся на жакаранду и с чувством смешанного восторга, недоумения и зависти следил, как то, во что превратился Салазар, летает всюду, дотрагиваясь до цветов, что выросли в местах прогулки Софии да просачиваясь сквозь деревья и напоминая убежавшую с неба тучу.
В финале Салазар возвратился на балкон, с хлопком обернулся в себя и расположился на перилах, свесив ноги на улицу. Данте примостился к нему под бок, и так они просидели до рассвета.
Когда Данте, задремав, чуть не упал, Салазар, наконец, очнулся и унёс птицу в комнату, на жёрдочку – ветку персикового дерева, а сам свалился в кровать, не раздеваясь.
Неудивительно, что завтрак он пропустил, и около одиннадцати утра явилась Эу с подносом.
– Господин, вставайте! Опять вы проспали! Ваша мать так недовольна, хоть из дома беги. Она запрещает кормить всех в непредусмотренное время, но я принесла вам еду тайком, а то вы совсем ничего не едите, того и гляди растаете, – Эу поставила поднос на комод. – Как же вы так заснули в одежде? – ворчала она, пока юноша старался разлепить глаза. – Поди опять всю ночь читали? И что вот прикажешь с вами делать? Сладу с вами нет!
Эу обратила внимание и на Данте – подойдя к его жерди, развесила новые фрукты и убрала старые, а также сменила воду в поилке.
– Тебе досталось от матери, да, Эу? – вздохнул Салазар. Сев на кровати, он пригладил растрёпанную гриву волос.
– Сеньора каждый день скандалит, я уж привыкла за столько-то лет, – равнодушно откликнулась Эу. – Ей не нравится, что я на вашей стороне.
– Она ненавидит меня. Хочет, чтобы я был один, чтобы никто меня не поддерживал. Ну и пусть! Я не буду лебезить перед ней и умолять её о любви, как это делает мой братец. Хватит унижаться! – сощурив глаза, он лёгким взмахом руки поманил к себе поднос (тот пролетел по воздуху мимо Эу). – Меня никто не остановит! Однажды я завоюю мир, и они пожалеют, что так обращались со мной.
– Опять вы растрачиваете свою магию на чепуху. Радуйтесь, что ваша мать не видала, как вы тут вчера летали вокруг дома, – съехидничала Эу, поднимая с пола одежду и мебель, раскиданные накануне.
– Я не буду ей подчиняться! – он сверкнул очами – демон глянул из-под ресниц так, что стены, имея они душу, затрепетали бы от страха. – Я умею не только летать, Эу. Я могу превращаться в животных и других людей, вызывать дождь и ветер и даже научился контролировать свой дар к чтению мыслей, – он щелчком выманил из комода фиал с кристально-прозрачной жидкостью и накапал её в сок. – Блокатор чужих мыслей – моё личное изобретение. Не всегда, правда, действует – некоторые слишком громко думают, – он ухмыльнулся. – Но в основном помогает не слушать разные глупости. Иначе моя голова давно бы взорвалась от чепухи, которой забиты головы людей. Теперь, когда мне подвластно многое, встал вопрос об оружии. Я уже думаю над ним. Чтобы быть готовым, когда придёт время, бороться и победить тех, кто приговорил меня к одиночеству. Они проиграют. Я не буду одинок. У меня будет любовь. А на проклятия мне плевать! Я в них не верю! И носить это не буду! – он с яростью отшвырнул в угол подвеску с буквой «L», что протянула ему Эу, допил сок с Блокатором, и с аппетитом взялся за еду.
Через полчаса Салазар с Данте на плече спальню покинул, хотя Эу этому воспротивилась – с её слов, Кассия была в гневе из-за вчерашнего бала, где и Леопольдо, и Салазар вели себя неподобающе.
Однако на Салазара никто не обратил внимания, когда он появился на лестнице. Кассия и Леопольдо отчаянно дискутировали, а Ладислао, сидя на канапе, изображал, что поглощён чтением газеты «Придворный вестник».
– Мама, прошу вас, прекратите! – кричал Леопольдо, размахивая руками, и на лице Салазара проступило удивление – кажется, брат впервые повысил на мать голос.
– Хватит жестикулировать, как простой мясник. Вы – аристократ, и это может быть неверно истолковано недоброжелателями, которые сутками шпионят за нами в окно, – прошипела Кассия, ходя туда-сюда по гостиной; шлейф её клетчатого платья волочился по полу.
«Ну змея змеёй, только раздвоенного языка не хватает», – подумал Данте.
– Вы с ума сошли, родную мать уважать перестали. Я вам говорила, Леопольдо, что именно вы, как мой единственный сын, обязаны возглавить Национальный банк, приумножить фамильное состояние. Если бы невеста была одна, мне пришлось бы смириться. Но у нас есть выбор – сестёр три, и я против этой Октавии. Она вульгарнее любой служанки. У неё совсем нет вкуса и манер. Вчера она даже одета была не по моде.
– Вы не правы, мама! Октавия – очаровательная девушка. И я не нарушу ваших планов, если выберу её. Октавия тоже Мендисабаль, и принципиальной разницы я не вижу, – Леопольдо потёр виски пальцами. Он понизил тон, стараясь говорить корректно, но голос дрожал от негодования.
– Нет, разница колоссальная, мой дорогой сын, – подойдя к журнальному столику, Кассия провела по нему пальцем. – Фи! Сколько пыли! В этом доме – армия прислуги, а грязи, как в конюшне. Наши горничные такие же никчёмные, как невеста, которую вы выбрали. Эта Октавия опозорит наш род своим вольным поведением. Науками она занимается, подумать только! Мне нужна невестка, которая будет любить вас, заботиться о вас, сопровождать вас на балы и никому не перечить, а также рожать наследников, а эта девица склонна к разврату. У неё на лице это написано. Мне не нужна распутница в доме!
– Я не понимаю, мама, почему вы хотите мне несчастья? – вздохнул Леопольдо. – Вы испортили жизнь моему брату и теперь принялись за меня? – спросил он с обидой.
– Сынок, не говорите так, – вмешался, наконец, Ладислао. Отложив газету, он встал с канапе и обнял юношу за плечи. – Мы с мамой вас любим и не желаем вам несчастья. Мне тоже понравилась Октавия, замечательная девушка, хотя, надо признать, чересчур непосредственная. Но ведь она совсем юная, её можно перевоспитать…
– И вы туда же, – скрипнула зубами Кассия, ткнув указательным пальцем мужу в грудь. – Поймите, вы, глупцы, Мендисабали не отдадут Октавию замуж, пока не пристроят Софию, ведь она старшая, – сменив тактику, она заговорила елейным голоском. – И если Софии попадётся хороший муж, банк наверняка возглавит он. А мы останемся ни с чем. Тогда вообще не будет резона связываться с этой семейкой. Поэтому мы должны опередить других кандидатов, и я настаиваю на Софии. Отличная невеста, красивая, скромная, будет вас слушаться, Леопольдо, и великолепно смотреться с вами рядом.
Данте чуть не упал у Салазара с плеча – так крепко тот вцепился в перила лестницы.
– Только попытайся к ней подойти, я тебе шею сверну, тварь белобрысая! – прошептал он, и ладони его задымились. – Она моя, моя! Я её не отдам!
Словно прочитав мысли брата, Леопольдо воскликнул:
– Да, София приятная девушка, но, мама, мне кажется, было очевидно, что она понравилась Ландольфо. Нечестно отбивать у него невесту, тем более это первая девушка, к которой он так расположен.
Кассия вдруг улыбнулась, но от её мерзкой улыбочки Данте захотел спрятаться в камине.
– Вы прекрасно знаете, Леопольдо, что вашему брату не положено мечтать о девушках, – заявила она. – Он обязан думать о том, как достойно умереть, не опозорив нашу семью. Это единственное, что его должно волновать. Поэтому на Софии Мендисабаль женитесь вы. Убьём двух птиц одним выстрелом – получим в своё распоряжение Национальный банк и пресечём безрассудство вашего брата. Я всё сказала и повторять не намерена. Надеюсь, и вы, Леопольдо, и вы, Ладислао, меня услышали. Брак – это выгодная сделка. По любви женятся только плебеи. Это дурной тон. Печально, что я должна вам это объяснять. Вы меня разочаровываете, Леопольдо, – она назидательно подняла вверх палец. – Учтите, если вы продолжите испытывать моё терпение, я отрекусь от вас, навсегда забуду, что вы мой сын. Не берите пример с брата, который умудрился разочаровать меня одним фактом своего рождения, – и она покинула гостиную.
Леопольдо и Ладислао одновременно вздохнули. Обнимая сына за плечи, Ладислао усадил его на канапе.
– Не понимаю, почему мама так не любит Ландольфо, – недоумевал Леопольдо. – Да, он странный, взбалмошный, но он тоже её сын.
– Просто у вашей матери адский характер, – смиренно ответил Ладислао. – И мы не должны гневить её, слишком часто упоминая о вашем брате. Ландольфо – позор семьи, мы достаточно из-за него натерпелись. Давайте подумаем о более важных вещах – например о том, как убедить вашу мать позволить вам жениться на Октавии Мендисабаль…
Данте переключился на Салазара, когда тот ладонями прожёг лестничные перила насквозь. Данте больно постучал его клювом по виску, и это подействовало.
Встряхнувшись, Салазар поколдовал, возвращая красному дереву его первоначальный изысканный вид. Бегом кинулся по лестнице вниз, и Данте заметил на его щеках слёзы.
Добежав до кухни, Салазар остановился. Дверь была распахнута. Джеральдина кипятила бельё в огромной бадье, разговаривая с девушкой – чернявой, курносой, с угрюмым лицом – та лузгала за столом орешки. Не желая идти назад и видеть брата и отца, Салазар плюхнулся в коридоре на пол и закрыл лицо руками. Этой своей неприкаянностью он навеял Данте воспоминания о жизни в доме Сильвио и годах травли.
– Сегодня у меня день суматошный, – перекрикивала Джеральдина шум кипящей воды. – Наша прачка приболела, делаю вот за неё работу, а то хозяйка со свету её, бедняжку, сживёт. А ей детей кормить надобно, муженёк-то её совсем обнаглел, пьёт, как не в себя, работу потерял… Слушай, Прэска, а что говорят твои хозяева о вчерашнем бале? – сменила она тему. – Кажется, обручение сеньора Леопольдо с одной из сеньорит Мендисабаль не за горами?
– У нас Леопольдо всем понравился, – гнусаво подтвердила её собеседница. – Сеньор Аурелиано сказал, будто бы жених шибко умный, перспективный и воспитанный. А донья Лоида говорит, что не против, чтобы он женился на Октавии.
– Все заметили, как она понравилась молодому сеньору! Только вот сеньора Кассия хочет, чтобы он женился на Софии. Она с самого утра только об этом и говорит!
Прэска пожала плечами.
– Навряд-ли они отдадут вам сеньориту Софию. Она ж старшая и должна первой замуж идти. Донья Лоида и сеньор Аурелиано присмотрели ей другого жениха, из этих, забыла как их фамилия, – Прэска гундосила на одной ноте, не меняя тона и не выражая эмоций. – Они хозяева большого Торгового дома, что в центре. Маркиз Абель его зовут, такой симпатичный, но подавать ему чай – сущее наказание. Он любит, чтоб чашка была только белая и непременно с золотой окантовкой, из других не пьёт, а ложечка должна лежать в двух сантиметрах от чашки. Он сам измерит, попробуй только положить поближе или подальше.
– Де Чендо-и-Сантильяно. Знаю их, я все известные семейства в городе знаю. Такие чванливые, страх! Носы задирают, того и гляди шеи себе свернут, – хрюкнула Джеральдина; её круглое лицо вспотело от пара, а глаза покраснели, когда она всыпала в бадью щёлок. – Я вчера его видала на балу, он так и подкатывал к сеньорите Софии, так и подкатывал, а она даже подарила ему пару танцев.
– Похоже там дело решённое, – кивнула Прэска. – Они подходят друг другу, оба высокомерные, избалованные и кислые, как лаймы.
– Вот Мендисабали губы-то раскатали! – скривилась Джеральдина. – Даже не знаю, кто им выгодней – сын владельца самого крупного Торгового дома в городе или сын третьего министра. С первым же можно вести дела и отмывать деньги через их же банк, а у второго вытрясти политическую поддержку.
– Ты как адресная контора [2], Джеральдина, всё про всех знаешь, во всём разбираешься. Тебе бы в сыщики, а не в служанки, – хихикнула Прэска; Джеральдина в ответ высунула язык и тотчас закашлялась – вдохнула много пара.
– Живу как умею. Никогда не знаешь, какая информация о хозяевах или их друзьях тебе пригодится, – и она ухмыльнулась, явно гордясь своей осведомлённостью о чужих делах.
– А донья Лоида и правда хочет породниться со всеми богатыми семьями в округе, пустить корни всюду, как она говорит. Но у Софии полно кавалеров, даже если не Абель и не Леопольдо, она всё равно одиночкой не останется. Видала бы ты, Джеральдина, какую ватагу мужчин она собирает вокруг себя на четвергах доньи Лоиды. У Октавии поменьше ухажёров, ведь она странная и мужчины её боятся. Так что они спокойно отдадут её руку Леопольдо, лишь бы от неё избавиться. Она со своими книжками и науками старухе как бельмо на глазу. А вот чего делать с Игнасией, никто не знает, – Прэска вздохнула, сметая в ладонь ореховую скорлупу. – Национальный банк навряд-ли достанется ей в наследство. Она ведь младшая, а его точно разделят София с Октавией и их мужья, а Игнасия получит какое-нибудь поместье и пожизненную ренту, чтобы с голоду не опухла. Так что жениху с амбициями нет смысла на ней жениться. А по любви…
– Да кто на неё позарится по любви-то? Она ж на всех чертей похожа! – выдала злоязычная Джеральдина, и обе девицы хихикнули.
– Так она давно уж порченная, – с заговорщическим видом шепнула Прэска.
– Да ты что?! – Джеральдина выпучила глаза, чуть не опрокинув на себя бадью с кипятком. – Кто бы мог подумать…
– С конюхом с нашим связалась, бегает по ночам и спит с ним на сеновале, без всякого стыда, – добавила Прэска. – Нет, Валенти – парень хороший, жаль мне его. Достанется ему, ежели бабка пронюхает. Никто ж не знает о похождениях Игнасии, кроме Октавии, – та вечно её покрывает. А узнают, так старуха распотрошит всех, как индюков.
– Главное, чтоб в подоле не принесла. Вот будет скандалище – дочка банкира обрюхатилась от конюха! – судя по блеску в зеленоватых глазах, Джеральдина хотела ещё подробностей, но Прэску унесло в другую сторону.
– Тогда и ей, и Валенти не жить, – сделала она вывод. – Я разве не говорила, чего случилось с девушкой, которая там была горничной до меня? Влюбилась она в сына мясника и вздумала ходить к нему на свидания. А потом как-то в дом его привела и донья Лоида их застукала. Парню повезло, он бегством спасся, хотя старуха схватилась за мачете. Но вот девчонке досталось. Бабка взяла десертную вилку да глаза ей и выколола, а потом слепой выкинула её на улицу. Вот так вот. Уверена, ежели что, она и внучек не пожалеет. По городу давно слушок ходит, что это донья Лоида убила Гильермину, жену сеньора Аурелиано. Уж больно странно та померла – выпала из окна и напоролась на вилы, которые торчали прям на месте её падения. И загадочно торчали, палкой воткнуты были в землю, а остриём наружу. Кто здравомыслящий так вилы втыкает? Тогда обвинили во всём садовника и отправили его на виселицу. Но многие и по сей день думают, что то старухины происки были, ведь вилы и сеньора Гильермина никак не могли встретиться друг с другом, ежели им никто не помогал. А бабка жуть как ненавидела свою невестку.
Горничные ещё долго чесали языки о тайны хозяев, а Салазар, добитый историей с женихом Софии, всхлипывал, сидя на полу и тычась лицом в колени. Ни он, ни сплетницы не увидели, как мягко закрылась дверь чёрного хода. Но зоркий глаз Данте-Гуэну приметил силуэт: длинный нос, бородка и кудрявые волосы личного секретаря Ладислао. Он определённо шпионил. Но за кем – за прислугой или Салазаром – Данте пока не разгадал.
Комментарий к Глава 6. Любовь мага
[1] Ле Котильон – модификация старинного французского танца бранля. Вошёл в бальную моду в начале 18 века.
[2] Адресная контора – предшественник «справочного бюро».
========== Глава 7. Интриги за стенами дворца ==========
Данте ждал, что Салазар остынет, но всё только усугубилось. Трое суток юный маг не спал, в полубреду шепча имя Софии или блуждая по саду у цветов, что появились там, где ступала её нога. Иногда он строил планы мести, воображая, как сносит Леопольдо голову мечом, а София рядом аплодирует, аплодирует и бросает красные розы.
Но дело приняло новый оборот, когда через три дня, за завтраком, Кассия объявила: Лоида Мендисабаль, герцогиня Буэнавентура, приглашает их на свой знаменитый «четверг» – обед, переходящий в ужин, куда стягиваются все сливки общества.
– Там мы и скажем, что вы выбрали Софию, дорогой сын, – улыбнулась она мрачному Леопольдо – от этого он помрачнел ещё больше. А Ладислао прикинулся, что читает газету.
– Вы выбрали мама, не я, – вежливо, но сухо ответил Леопольдо.
– Моё слово – закон, – Кассия ухмыльнулась, и в уголке её губ проступил шрам.
Салазар сжал кулаки, пряча их под скатерть, но никто не обратил внимания, пока Кассия не повернулась к нему:
– Надеюсь, вы меня услышали? Завтра мы все идём к Мендисабалям.
– Все? – хором переспросили Леопольдо и Ладислао.
– Да, все вчетвером.
– Ландольфо не может пойти! – выпалил Леопольдо, но, поймав удивлённый взгляд матери, умерил свой пыл. – Я имел ввиду, зачем ему смотреть на то, как я буду свататься к Софии, – поправился он.
– То есть по-вашему, я должна буду объяснять Мендисабалям, почему ваш брат их проигнорировал? – наморщила лоб Кассия. – Они сочтут это неуважением и откажутся вести с нами дела.
– Наврите, что Ландольфо болен и лежит в бреду с температурой, – быстро нашёлся Леопольдо и уставился на Салазара впритык.
Тот ответил весьма «дружелюбным» взглядом – у Данте аж лапы нагрелись. Сквозь ткань аби он ощутил, как у Салазара кожа ходит ходуном.
– Меня зовут Салазар, – изрёк он и встал. – Как чудесно, за девятнадцать лет вы моего имени так и не запомнили. Это говорит о многом. И я не болен, завтра я пойду к Мендисабалям, – и он удалился под шипение Кассии и громкий вздох Леопольдо.
До полудня Салазар просидел в комнате, люто дымясь и обзывая мать и брата гадами, которых он сотрёт с лица земли.
– София моя, моя! Черта-с два он её получит! Он нарочно выдумал историю с Октавией, чтобы всех надуть! Но Леопольдо хочет жениться на Софии! Это ясно, как день! – вопил он, бегая по потолку вокруг люстры.
«Ну так действуй, – посоветовал Данте, когда Салазар спустился на пол и замер у его клетки. – Ты злишься, ревнуешь, но ничего не делаешь. Возьми и очаруй её раньше, чем Леопольдо».
«Ты прав, но… – Салазар глубоко вздохнул. – Я знаю, что нравлюсь женщинам, ведь я красив, умен и я великий маг. Я – само совершенство! – глянув в зеркало, он надменно встряхнул по-девичьи длинными волосами. – Но София – не такая, как все. Она – богиня. Я не могу просто взять и начать её соблазнять, как прочих женщин.
«Ты обожествляешь её, но, может, в реальности она совсем иная, чем в твоём воображении».
«У меня есть прекрасный шанс узнать её поближе – завтра я иду к Мендисабалям. Я не позволю Леопольдо забрать у меня Софию! Только пусть попробует, я откручу ему голову! Но… мне страшно, вдруг она действительно не такая, какой мне кажется?».
«Боишься разочароваться?».
– Очень, – ответил Салазар вслух и опустил ресницы, прервав мысленный контакт.
Пока он выбирал наряд для завтрашнего очаровывания Софии (потратил на это два с половиной часа), в комнату постучался Леопольдо. Даже Данте удивил его визит – обычно он разговаривал с братом лишь односложными «привет-пока».
– Чего тебе? – Салазар и не думал церемониться. Встал на пороге и упёрся ладонью в притолоку, давая понять, что не желает впускать брата.
– Хочу с тобой поговорить, – Леопольдо постарался быть вежливым и сделал вид, что грубости не заметил.
– У нас общих тем для беседы нет, – отрезал непреклонный Салазар.
– А я думаю есть. Речь о Софии Мендисабаль, – сделал ход конём Леопольдо, и бледные щеки Салазара порозовели (Леопольдо, кажется, это заметил и улыбнулся кончиками губ). – Я пройду? Глупо разговаривать о личном, стоя в коридоре.
Салазар убрал руку с притолоки, и брат вошёл в его комнату. С любопытством огляделся.
– Занятная обстановка, – он покосился на шкуру крокодила на полу.
– Давай ближе к делу, – поторопил Салазар – Данте изумлялся тому, насколько он ненавидел брата; его колотило лишь от одного присутствия Леопольдо.
– Ты, наверное, в курсе, что наша мать хочет, чтобы я женился на Софии Мендисабаль? – ровным голосом поинтересовался Леопольдо.
– Ну и?
– Я знаю, она тебе нравится. И не отнекивайся, я заметил это на балу. А мне нравится Октавия, – добавил он поспешно, не дав Салазару ляпнуть гадость, хотя тот уже открыл рот. – Не смотри на меня, как сова на мышь. Это не моя вина. Это каприз мамы. А я не хочу жениться на Софии, но с удовольствием женюсь на её сестре. Поэтому мы с отцом разработали план, – Леопольдо нервно хрустнул пальцами.
Салазар молчал, скрестив на груди руки.
– У меня к тебе просьба. Я неспроста утром сказал, что ты не должен идти завтра к Мендисабалям. Мы с отцом хотим реализовать наш план, и твоё присутствие там… эээ… несколько этому помешает. Поэтому, если ты хочешь, чтобы я женился на Октавии, останься завтра дома, очень тебя прошу, Ландольфо.
Однако эта просьба, сказанная будничным, но доверительным тоном, вызвала у Салазара неоднозначную реакцию. Данте прочёл над его головой мысль: «Лжец!».
– Меня зовут Салазар, – процедил он сухо. – Запомни это, наконец. И позволь спросить: это что за план такой, которому помешает моё присутствие? – добавил он с ехидством. – Если тебя интересует Октавия, так пожалуйста, женись на ней. Я-то здесь причём?
– Это долго объяснять. Потом ты всё сам поймёшь. Я знаю, почему ты хочешь туда пойти, – спохватился Леопольдо, видя недовольство на лице брата. – Ты хочешь её увидеть, я тебя понимаю. Но мы теперь будем частенько видеть Мендисабалей. Я уверен, мама станет нас к ним таскать каждый четверг. Ты ещё налюбуешься на свою Софию. Но завтра, один единственный раз, прошу тебя, останься дома. Ради нас обоих.
– Нет! – выпалил Салазар с надрывом. – Я тебе не верю! Ты лжец, и вы с папашей и мамашей задумали что-то против меня – это очевидно. Поэтому иди к чёрту! – он распахнул дверь и гаркнул на весь коридор. – Вон из моей комнаты! Нечего корчить из себя милого братика! Ты украл у меня всё! Ты не даёшь мне жить и быть счастливым! Я тебя ненавижу и не буду тебе помогать! Убирайся! Пошёл вон! И запомни – София моя! Если ты к ней подойдёшь, я с тебя скальп сниму!
Леопольдо ничего не оставалось как уйти. Напоследок он обернулся, и тут Данте понял – реакция Салазара – не только следствие его нелюбви к брату. Над затылком Леопольдо отчётливо красовалась надпись: «Ты об этом пожалеешь».
***
В четверг к обеду семейство загрузилось в экипаж, дверцу которого венчал фамильный герб Фонтанарес де Арнау – ястреб с сапфировыми глазами. Солнце жарило с раннего утра, буквально сводя с ума, поэтому Салазар яростно задёрнул шторы на окнах.
Начхав на протесты родственников, он взял Гуэну с собой, и Кассия, утянутая в охровое платье со множеством бантов на стомакере, выразила недовольство. В её мыслях Данте прочёл угрозу – она мечтала о том, как вонзит сыну кинжал в грудь, а потом свернёт шею его фамильяру. Салазар этого не видел – перед отъездом он выпил Блокатор чужих мыслей.
Леопольдо и Ладислао, переборщив с пудрой и румянами, все в шелках и драгоценностях, благоухали модным ароматом пачулей. Чуть раскрыв штору, Ладислао пялился в окно на мелькавший за ним пейзаж. Леопольдо, похоже, сердился из-за вчерашнего и брата игнорировал, на что Салазар внимания не обращал.
Всю дорогу Кассия монотонно бубнила: Салазар – неблагодарное животное, поскольку ведёт себя неприлично. Хотя он (по мнению Данте) по части манер давал фору и Леопольдо, и другим светским юношам, но его жажда выделиться всё портила. Румянить лицо и пудрить волосы Салазар не стал, но нарядился в роскошный тёмно-фиолетовый аби, унизал перстнями руки и надел плащ длиной до пола – аристократы такие не носили (именно короткий плащ указывал на именитость родословной). На претензии матери Салазар только ухмылялся – он специально подчёркивал свою магическую сущность, в таком одеянии напоминая чёрного колдуна из сказок.
Полчаса ругани и тряски в душном экипаже, и перед Данте и его спутниками вырос каменный замок, обнесённый оградой с острыми штырями – спасением от разбойников. Мшистый фундамент говорил о древности строения. На гигантском камне-валуне у калитки была выбита надпись: «Замок Мендисабаль. Построен в 1592 году с лёгкой руки аделантадо [1] Элисео Мендисабаля».
Больше всего Данте изумило отсутствие сада. Калитка открывала вид на длинную подъездную аллейку, выложенную булыжниками и засаженную по бокам пахирами – деревьями со стволами, целиком покрытыми шипами. Аллея вела к трёхэтажному замку и упиралась в его парадный вход. Ни цветов, ни кустарников, ни живности – всю территорию заполонили камни всяческих форм и размеров.
Данте покоробил и вид дома – тёмная кладка, острые углы; башни замка напоминали частокол; на фасаде отсутствовали балконы, а окна, маленькие, с наглухо закрытыми ставнями были точно вдавлены в стены.
У парадной гостей встречал дворецкий – старичок в белой ливрее. Когда Салазар и его семейство вошли в замок, дворецкий забрал у мужчин плащи, а у дам – манто и объявил о прибытии «третьего министра вице-короля маркиза Ладислао Фонтанарес де Арнау с женой и сыновьями».
Навстречу им тотчас вышел Аурелиано Мендисабаль, а скоро в гостиную вплыла и его пожилая мать – вдовствующая герцогиня Буэнавентура, сеньора Лоида Мендисабаль в строгом платье из коричневого громуара; оно так стягивало её фигуру, что грозилось вот-вот лопнуть по швам.
Замок внутри отличался классической роскошью: тёмная мебель, бархатные портьеры на окнах, вычурная лепнина и множество картин в старинных рамах. Настоящий музей антиквариата!
Как Данте и полагал, четверг Лоиды Мендисабаль оказался на редкость унылым мероприятием. Гости – в основном дамы замужние (деловые отцы семейств обещали прибыть к ужину) восседали на диванах, расставленных по зале, просторной, но мрачной. Они угощались английским чаем и закусывали его тарталетками и пирожными, болтали о соседях, листали журналы мод или вышивали. Они хвалились покупками, жаловались на детей, мужей, прислугу и рассказывали маленькие секреты о том, листья какого растения нужно класть в мясной бульон, или сколько раз кусать губы, чтобы они порозовели. Эти люди словно не жили, а играли в жизнь, настолько пустыми и надуманными увидел Данте их проблемы.
Когда Аурелиано представил всем новоприбывших, как «будущих родственников», Салазар приметил комнату, отделённую от центральной залы круглой аркой, – оттуда раздавался хохот.
– А там у нас молодёжь отдыхает, – пояснил Аурелиано шутливо. – У них своя компания, свои разговоры, игры. Они ещё не вошли в статус семейных людей, им скучно с нами, стариками. Полагаю, пока мы с вами, Ладислао, будем обсуждать дела, юношам стоит присоединиться к близкой им компании и провести время с пользой, – он многозначительно подмигнул Леопольдо, и Кассия вынужденно уступила, хотя рассчитывала держать сыновей при себе.
Аурелиано вовлёк её и Ладислао в беседу, а Салазар с Леопольдо прошли в символическую арку, что будто отделяла чопорный мир зрелости от мира кокетства и развлечений.
Малая зала напоминала восточный шатёр – круглая, со стенами, обитыми красной, с турецким орнаментом парчой. На диванчиках-подушках, вокруг низкого стола расположились молодые люди и девушки. Они играли в буриме [2], оглушая неприступный, суровый замок раскатами смеха. На появление Салазара и Леопольдо все подняли головы, а возле братьев тотчас нарисовалась Октавия, нежно-фисташковое платье которой украшали атласные зелёные листья.
Именно она взяла на себя роль хозяйки малой залы – этого оазиса юности. Октавия поприветствовала Салазара и Леопольдо, по-мужски пожав им руки и пригласив влиться в игру.
На балу Данте увиделось: Октавия симпатизирует Леопольдо не меньше, чем он ей. Сейчас же, в ответ на его взгляд, который он задержал в районе её чуть прикрытого фишю – газовой косынкой – декольте, она лишь мило улыбнулась. Но, коснувшись руки Салазара, зарделась румянцем, чего не заметили ни Леопольдо, ни сам Салазар – он, наконец, нашёл Софию, и теперь жадно её разглядывал.