Текст книги "Свежий ветер дует с Черного озера (СИ)"

Автор книги: Daniel Morris

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)

– Цисси, если он узнает, то мы не отделаемся простым наказанием, я даже не могу представить себе, что ждет всю семью… И Драко! О нем ты подумала?! – (к слову сказать, Люциус выглядел очень взволнованным, если не напуганным; чуть ли не волосы принялся рвать на себе. Так непохоже на него!)

– Я знаю. Потому и прошу тебя подправить мне воспоминание об… об этом! Я не… – она (тоже обычно та еще Снежная королева!) вдруг всхлипнула, и муж обнял ее (в первый раз я обнаружил у этой семейки какое-то человеческое проявление чувств друг к другу; хотя, конечно, они-то думали, что их никто не видит!) – Я знала, что поступаю правильно! И сейчас не отрекусь от содеянного. Ради безопасности Драко я бы сделала все что угодно!..

– Я это знаю, дорогая. Но ты должна понимать, что я не смогу ничего сделать с твоими воспоминаниями. Я в этом не мастер, только все испорчу. Если он узнает… Если он захочет проверить, то сразу все поймет. Нам конец, если он узнает. Но не вздумай никого об этом больше просить, ты поняла меня?

Вот так! Круто же?»

***

«Нечто интересное произошло на днях. Я снова торчал в библиотеке; услышал легкие шаги и только успел спрятаться за стеллаж, как вошла Гермиона. Впервые с того раза увидел ее! Я, признаюсь, обрадовался, думал, мол, наконец-то расспрошу ее как следует! Она в этот раз выглядела спокойной, гораздо спокойнее, чем тогда. Уверенным, даже несколько деловитым шагом она направилась к полке – как будто точно знала, что ей нужно. Как будто бывала здесь миллион раз.

В этот раз «грязнокровка» показалась мне, ну, не знаю, другой что ли. Не могу подобрать нужного слова. Какой-то… ой, нет, не знаю. Я все еще не сказал бы, что она в моем вкусе, но при взгляде на нее у меня почему-то захватило дыхание. Она все еще была бледной, как будто ей катастрофически не хватало солнечного света (что неудивительно; предполагаю, что на улице она не была давно, а с такой погодой там вообще нечего делать). Она взяла очередную огромную книгу и устроилась на ковре в, как я понял, излюбленной своей позе. Я по неизвестной причине чувствовал себя каким-то преступником, который подглядывает за чем-то интимным, честное слово. Хотел выйти и заговорить с ней, но теперь это было бы ужасно по-идиотски. Чего прятался тогда так долго?..

Она вызывала у меня какое-то дурацкое ощущение – одновременно манящее и раздражающее. Ощущение «дома». Мне в известной степени осточертели все эти гребаные аристократы с их высокосветскими манерами и презрительными взглядами. А эта девчонка казалась «своей», что ли. Но это же чувство заставляло меня думать, что она – такая же, как я, то есть просто магл. Короче, сплошные противоречия. Поэтому так хотелось ее обо всем расспросить!

И все же хорошо, что я не вышел: тут дверь снова открылась, и я замер, весь обратившись во внимание.

Вошел сынок Малфоев, и то, что я услышал, меня ужасно удивило. Оказывается, эти двое были знакомы! Причем явно давно и, похоже, в каких-то совершенно других обстоятельствах. И… надо сказать, мне подумалось, что их связывают чуть более сложные отношения, чем я представлял раньше.

– Грейнджер, – бросил Драко отрывисто. Гермиона вздрогнула и подняла взгляд – сначала (снова) несколько напуганный, но потом я, к своему удивлению, уловил в нем облегчение. Как будто она боялась, что это будет кто-то другой, и рада была, что это именно Драко. Однако голос ее был полон неприязни, когда она ответила. Ну или мне это послышалось, я не уверен.

– Малфой, – выдохнула она. Что-то странное, честное слово. У меня она тогда маниакально высматривала татуировку на предплечье, а у него – я знаю! – она точно есть, но Гермиону это ни капли не интересовало. И страха как не бывало. <неразборчиво> Вообще, вокруг этой «грязнокровки» слишком много тайн.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Драко, манерно растягивая слова, хотя видно было, что он просто рисуется. А Гермиона посмотрела на него спокойно, даже как будто с вызовом.

– Сам не видишь?

– Я имею в виду, тебе разве можно быть здесь?

Да, вот у меня тоже возник такой вопрос. В прошлый раз она явно дала мне понять, что нельзя. Вздохнув, Гермиона захлопнула книгу. «Окклюменция. Краткий курс», с трудом издалека прочитал я название. Тарабарщина какая-то. И Драко – я заметил – тоже обратил внимание на книгу.

– Можно, – коротко ответила.

Думаю, ей не очень нравилось, что блондинчик так беззастенчиво изучает ее взглядом сверху, так что Гермиона поспешила встать. Она была, что логично, на голову ниже него, но особенно сильно это бросалось в глаза теперь, когда он стоял к ней так близко. Ей приходилось немножко задирать голову, это выглядело презабавно.

– «Окклюменция»? Серьезно? – поднял он брови. Мне показалось, что он хочет посмеяться над ней, и я прислушался.

– Совершенно серьезно, – невозмутимо ответила Гермиона. – В вашем змеином логове она нужнее некуда.

Я так и не понял, оскорбила она его или нет. В любом случае, не было похоже, чтобы Малфой обиделся. Но заметно скривился – это да.

– Это звучит практически как комплимент. Но если серьезно, Грейнджер. Тебе разве не надо быть… – он хмыкнул, – запертой в комнате? Ты сбежала что ли? Сбежала – и сразу в библиотеку?

– Хотела бы я сбежать, – усмехнулась она горько, отворачиваясь.

– Тогда что?

И тут она, к явному удивлению Драко и моему, почему-то разозлилась. Посерьезнела так, чуть ли не возмутилась и выплюнула:

– Спроси об этом у вашего хозяина!

Блондинчик остолбенел. Хозяева, хозяева… Чокнулись тут совсем с этим собственничеством! Это свободная страна или как? Я это слово слышал здесь за месяц чаще, чем за всю свою предыдущую жизнь!

– Грейнджер, прекрати, – тихо ответил Малфой. – Я не… В общем, давай просто…

– Слушай, Малфой. «Просто», чтобы ты знал: тебе нельзя со мной разговаривать. Как и мне с тобой.

– Я в курсе.

Они еще какое-то время препирались, ничего вразумительного, но потом она все же объяснила коротко, что ей по какой-то причине можно покидать пределы комнаты. Видимо, этому их Лорду плевать на то, каких книжек эта девчонка начитается, пока сидит тут взаперти. Выглядело все это весьма странно. И я так понял, что малфоевский сынок, так же, как и я, не имеет ни малейшего понятия, что она тут делает и зачем понадобилась Лорду. Тоже мне, «хозяева» дома, никто ничего не знает. А Гермиона всем своим видом показывала, что не собирается на эту тему распространяться. Как же интересно! Они говорили еще о чем-то. Запишу, что запомнил.

– Книги по окклюменции не помогут, – сказал Драко, несколько царственно садясь в кресло, обитое светлым бархатом. – Темный Лорд достиг слишком большого мастерства в легилименции. Говорят, это его врожденная способность.

– Если у тебя не получается, это не значит, что и у меня не получится, – угрюмо парировала Гермиона.

– У тебя даже палочки нет.

– Освою беспалочковую магию.

– Тоже по книгам?

– Именно.

– Не смеши, Грейнджер. Что такого нового и важного он может найти в твоей голове, что тебе так срочно понадобилась окклюменция? И чего он не нашел еще за все время, что ты уже здесь? – спросил Малфой нечто странное, на мой взгляд (лучше б поинтересовался, что она тут делает), но ответа все равно так и не получил.

– Это тебя никак не касается.

Обменивались любезностями они довольно долго. Вообще, половина диалога состояла из колкостей и взаимных попыток вербально друг друга задеть, не переходя на прямые оскорбления. Но, несмотря на это (и это удивительно), было заметно, что Гермионе малфоевское общество как будто не претит. Они поговорили еще о чем-то малопонятном. О каком-то Хогвартсе, о новом режиме и новом директоре (чего?) по фамилии Слизнорт… Разговор был довольно мутный и сумрачный, я почти ничего не понял и не запомнил. Кроме того, у меня ужасно начали слезиться глаза от книжной пыли. Очень хотелось выйти из укрытия, но они все никак не уходили из гребаной библиотеки. О, кстати, из этой массы невразумительной информации я четко уловил несколько раз произнесенное имя «Гарри Поттер». Не знаю, почему, но теперь я точно уверен, что это тот самый Поттер, братец Дадли. Обдумать это открытие там, за стеллажом, я не успел. Произошло следующее:

Я чихнул. И привлек к себе этим всеобщее внимание, разумеется. Они замолчали.

<неразборчиво>

Малфой рассвирепел, конечно; я даже не ожидал от него. Он взмахнул палочкой, произнес что-то, и меня выволокло в центр комнаты за шиворот. Еще и головой приложился об угол стеллажа. Приятного было мало; я успел ужасно перетрухать; совсем отвык от этой их магии в свой адрес. Драко снова поднял палочку, готовый, видимо, опять применить ко мне какую-нибудь жуть. Я зажмурился, напрягся, приготовившись к тому, что сейчас будет очень больно. А Гермиона ахнула, закрыв рот руками, и воскликнула:

– Малфой! Не смей с ним ничего делать!

– Тебе же запретили покидать свою нору без разрешения, мерзкий магл! – прошипел малфоевский сынок, обращаясь ко мне. Как же хотелось мне встать и врезать ему, как полагается. Если бы не эта палочка, направленная мне в лицо… – Почему ты опять здесь? Нравится подглядывать и подслушивать? Сейчас я тебя отучу делать это раз и навсегда.

– Малфой! – Гермиона повысила голос. – Оставь Пирса в покое! Он не сделал ничего плохого!

– А, то есть ты с этим отбросом общества уже знакома? Ну конечно, грязнокровке только с маглами и якшаться, – ядовито выплюнул он, переключившись на нее, Гермиона что-то ему ответила, защищая меня… А я, в общем, решил не дожидаться, чем все это кончится, потому что мне вообще не улыбалось находиться под прицелом волшебной палочки. Воспользовавшись тем, что на меня не смотрят, я кое-как поднялся (нелепо вышло, конечно) и бросился к выходу. Дерьмово получилось…

<неразборчиво>».

========== Глава 8. Малфой ==========

Временами Драко чувствовал себя лишним в собственном доме. В последнее время все чаще получалось так, что он оставался в особняке без дела, единственный из всех Пожирателей Смерти, тогда как остальные слуги Темного Лорда, все как один, были чем-то заняты, их отправляли на задания, опасные и интересные, где нужно было шпионить, рисковать. Чувствовать себя нужными. Быть полезными. Малфою жизненно необходимо было чем-то себя занять, делать хоть что-то, чтобы собственные мысли не поглотили его окончательно. Драко искал смысл происходящего и не находил, он пытался, искренне пытался найти в себе хоть каплю лояльности идеям Темного Лорда, но все было тщетно. Иногда он даже думал, что был бы рад абсолютно любой работе (кроме пыток и убийств, разумеется; он не мог побороть тошноты и отвращения) – думал, что это помогло бы ему отвлечься от засевших в голове еретических взглядов. Рад был бы, даже если бы ему снова предложили поучиться в Хогвартсе на последнем курсе, пусть уже даже при новых порядках; что угодно, лишь бы не это бесцельное нахождение дома целыми днями и премерзкое чувство, что жизнь проходит мимо и что в любую секунду, если повелителю взбредет в голову допросить его, он будет убит. Это все заставляло сомневаться еще сильнее, еще мучительнее. Но Темный Лорд то ли не воспринимал его всерьез, то ли наказывал таким изощренным образом за нерасторопность: дела находились буквально для всех, кроме Драко. И он был вынужден коротать время в пустом особняке.

Мать, конечно, была счастлива – не только внезапной компании, но и, главным образом, мнимой сыновней безопасности. Однако Драко быстро дал ей понять, что ему самому такое бездействие радости не доставляет.

Хуже этого была только неизвестность, в которой он пребывал. Она раздражала и пугала, сводила с ума не хуже иных ментальных проклятий.

Когда, казалось бы, как не сейчас наслаждаться победой? Ведь теперь впереди все непременно будет прекрасно, лучше некуда, правда? Новые победы и завоевания, новые горизонты и надежды. Но навязчивое, почти болезненное чувство тревоги не покидало его. Драко не знал, с чем именно оно было связано: с тем ли, что ему претили волдемортовские методы, или с тем, что он боялся за семью. Или же с тем, что его мать что-то явно скрывала, а отец стал угрюм и молчалив и появлялся дома все реже.

Были еще друзья, конечно же. С Тео, например, они виделись сравнительно часто, когда тот не был занят своей новой пассией. С Гойлом общения практически не было, он замкнулся в себе после того, как не стало Винсента, с которым он, как ни крути, был очень близок. С Блейзом контакт был, по понятным причинам, потерян: его семья не входила в круг приближенных и, вроде как, не горела желанием. Драко слышал от однокурсников, что Забини вообще, кажется, куда-то эмигрировали. А вот Нотта вскоре планировали принять в Пожиратели, но дата все отодвигалась, поскольку Лорд был занят другими, более важными вещами («интересно, какими же», раздраженно думал Малфой).

Слоняясь по дому, Драко периодически натыкался на магла, с каждым днем все сильнее раздражавшего его, но старался делать вид, что не замечает этого парня. Не хотелось идти с ним на какой бы то ни было контакт: он был ему неприятен не только потому что, как известно, маглы хуже домовых эльфов, но и по каким-то другим, более субъективным, глубинным причинам. Нет, он не был «грязным», как любила повторять тетя Белла, или каким-то особенно неопрятным, даже в определенной степени, насколько мог, следил за собой (мать не потерпела бы иного), но что-то в его туповатом и немного раболепном выражении лица вызывало у Драко злобу. На пронырливого, снующего везде простеца жаловались даже портреты, возмущенные таким «гостем» в фамильном особняке. Но, как ни забавно, Драко иногда ловил себя на том, что они с этим отвратительным Пирсом в какой-то степени «братья по несчастью» – вынуждены оставаться там, где им оставаться совсем не хочется. В Малфой-мэноре.

…и тут же, конечно, в его мыслях опять оказывалась поганая грязнокровка Грейнджер.

Ее образ снова против воли возник перед мысленным взором Малфоя – в который уже раз после этой случайной встречи в библиотеке? И опять – или это он так сильно вырос, или, может, все дело в визуальном эффекте, который создавала привычная набившая оскомину школьная мантия, но Грейнджер казалась ему теперь какой-то маленькой. И эти ее мерзкие магловские шмотки… Почему она позволяла себе разгуливать по его, Драко, дому? Как ни бился, он не мог разгадать эту загадку. Зачем она понадобилась Темному Лорду, да еще и содержится в таких более чем… щадящих условиях? Он ведь слышал от отца, с каким трудом ее выследили, как проходила операция по захвату. По словам отца и Родольфуса, грязнокровка сражалась «как дикая фурия», хотя, конечно, шансов против нескольких взрослых волшебников, владеющих темной магией и большим опытом в использовании боевых проклятий, у нее не было. Темный Лорд тогда выразился ясно, и это Драко помнил сам, как важно найти грязнокровку во что бы то ни стало. Все понимали, что именно это означает и что ждет их в случае провала операции. Теперь же Лорд намеренно не упоминал о девчонке на собраниях, ничего не знала даже тетя Белла (и Драко прекрасно понимал, как ее это, должно быть, мучает). Еще и эта окклюменция… Его снедало любопытство и разъедающее раздражение, растекающееся по венам; они же – любопытство и раздражение – постоянно гнали его на четвертый этаж вопреки предостережениям матери. Он больше ни разу не слышал ничего из-за двери гостевых комнат; Малфой даже не знал, появляется ли там Лорд. И если да, то зачем, зачем, мантикора его раздери, ему нужна эта грязнокровка… Мысли эти не давали Драко покоя.

Он бездумно шел по коридору и толкнул первую попавшуюся дверь – как оказалось, одной из многочисленных гостиных, – неожиданно обнаружив там маму.

***

Ливень заливал окна, но вечернее небо было на удивление прекрасным. Желтоватый свет предзакатного солнца, полускрытого за грозовыми тучами, освещал часть сада и тисовой аллеи; дождевые капли оставляли круги в застоявшейся воде белоснежного в этом освещении фонтана, и Драко был уверен, что где-то за лесом наверняка можно было бы разглядеть радугу.

Мать, очевидно, ждала вечера (Драко точно не знал, вернется ли сегодня отец, но на этот раз решил вопросов не задавать) и коротала время в малой гостиной, отстраненно глядя в окно. Она так глубоко задумалась о чем-то, что даже не заметила прихода Драко. На столе лежал сегодняшний «Пророк»; первую полосу занимала фотография с места гремевшего в последние дни происшествия – большого взрыва в магловском районе Лондона. Драко уже был наслышан об этом, так сказать, из первых рук, поэтому только скользнул взглядом по газете, не заинтересовавшись. Мать не зажигала огней массивной люстры, поэтому по стенам уже начинали кривиться причудливые тени. В комнате негромко играла музыка, по какой-то неведомой причине взволновавшая его. Стремительная оркестровая партия сменялась строгим хором стройных голосов, навевая ощущение неизбежной опасности. Драко непроизвольно передернул плечами.

– Что это? – подал он голос, разрушая гипнотическую обстановку. Нарцисса, вздрогнув, отвернулась от окна.

– «Орфей и Эвридика», – коротко ответила она.

Музыка расходилась, взращивая в груди мерзкое гнетущее чувство. Название было знакомо Драко, но ответ матери все же вызвал недоумение, которое он поспешил озвучить.

– Зачем ты слушаешь магловскую музыку?

– Музыка, дорогой, не имеет принадлежности, – просто и как-то печально улыбнулась мать. В последние месяцы она была немногословна, иногда даже рассеяна; временами Драко вообще казалось, что он ее совсем не знает, и это открытие только усиливало его льдом в груди растущую тревогу.

Расплывчатый ответ Нарциссы, однако, вновь заставил крепко задуматься. Сколько еще существует вещей без конкретной принадлежности к маглам и магам?.. А его ведь с самого детства учили четко отделять себя от них, строго обособлять все, что принадлежит волшебному миру. Вообще, в последнее время все границы в принципе стирались, но из ловушки, в которую он попал по статусу крови, выхода не было; сторону выбрали за него, никто его ни о чем не спрашивал…

– Белла и Родольфус вернулись пару часов назад, – проговорила мама, прерывая его мысли. Оторвавшись, наконец, от печального пейзажа за окном, она расположилась в кресле и взмахом палочки зажгла камин. Небольшая комната сразу же стала уютной.

– И как? Как все прошло? – поинтересовался Драко. Языки занявшегося пламени завораживали его.

– Плохо.

– Снова ложная наводка?

Нарцисса тоже смотрела в огонь. Ее платье, расшитое серебристой нитью, сверкало в отсветах, будто диковинная драгоценность. Голос был спокоен и безмятежен, но Драко, несмотря ни на что, прекрасно знал свою мать. Что-то заставляло ее нервничать.

– О, нет, похоже, на этот раз Гарри Поттера и вправду видели в Норидже.

Малфой повернулся к матери всем корпусом, открыв рот, не веря в то, что слышит.

– Как это возможно? Он же погиб! Мам, все же это видели! – горячечно пролепетал Драко; он понадеялся, что эта стена загадочности и тайн, наконец, падет. Он очень, очень хотел знать правду. – Тетя Белла говорила. И… Темный Лорд тоже.

Нарцисса не торопилась отвечать. Она смотрела в огонь, и невозможно было понять, о чем она думает. А потом вдруг, к вящему изумлению Драко, выдала тихо:

– Надеюсь, у мальчишки хватит мозгов скрыться из этого города, а лучше из страны.

– Мам, что ты такое говоришь?!

– Ничего, Драко. Я… – Нарцисса вдруг расправила плечи и взглянула ему в глаза, улыбнувшись. Она снова была собой, его матерью. Наваждение прошло, как и надежда Драко понять, что происходит. – Знаешь, я, наверное, пойду. Надо дать распоряжения эльфам. И этому маглу. Скоро прибудет Темный Лорд, нужно все подготовить.

***

Постояв бездумно у огня еще несколько минут, Драко направился восвояси, мучаясь над словами мамы. Думать было не над чем, мать всего лишь озвучила то, о чем и сам он периодически думал. Но говорить об этом вот так, вслух, там, где и у стен есть уши… Ладно он. Но что с ней-то такое творится? Всегда выдержанная и собранная, мать никогда не позволяла себе вольнодумства. Разве что она что-то знает? Видела?… Да нет, что она может знать? Драко ненавидел это – не понимать, что происходит. Ноги опять сами понесли его на четвертый этаж. Из гостевых снова не доносилось ни звука. Застыв у белых с золотом библиотечных дверей, Малфой понял, что медлит, боясь войти. Наконец все же толкнул их и шагнул внутрь.

Она была там. Драко как чувствовал, что именно сегодня встретит Грейнджер, и, честно говоря, испытал какое-то нерациональное облегчение при виде как обычно сидящей на полу гриффиндорки. Напуская на себя уверенный вид, он кашлянул.

– Хреново выглядишь, – поприветствовал он бывшую однокурсницу. Она подняла от очередного экземпляра семейной библиотеки покрасневшие то ли от чрезмерного чтения, то ли от недостатка сна глаза и парировала:

– На себя посмотри, Малфой.

Прозвучало это беззлобно, и Драко почему-то этому обрадовался. Ему очень хотелось поговорить с ней, но он не знал, как подобрать слова, а главное, какую маску на себя надеть в этот раз. Их так называемую беседу, состоявшуюся здесь же на днях (когда их прервал мерзкий подслушивающий магл, которого в тот момент Малфой и правда готов был прикончить) сложно было назвать хоть сколько-то продуктивной – это не считая того, что Драко узнал о том, что грязнокровке зачем-то понадобилась окклюменция. Грейнджер по понятным причинам ему не доверяла, но и не старалась сбежать от разговора, отвечая на вопросы уклончиво, либо не отвечая вообще. Однако сама вопросы задавала с удовольствием. Драко вспомнил, как она заметно воспряла, узнав, что новым директором Хогвартса назначен Гораций Слизнорт. Конечно же, она ожидала кого похуже…

– Как твои успехи с беспалочковой магией? И окклюменцией, – поинтересовался Драко.

– Никак. Все это требует большой концентрации, – ответила она нейтрально, снова уставившись в староанглийский текст книги с выцветшими иллюстрациями.

– А у тебя, как я посмотрю, с этим большие проблемы? С каких это пор, м?

– С недавних, – буркнула она, не поддавшись на его едкий тон. – Я плохо сплю.

– Да? Что же тебе мешает спать? Насколько я понимаю, для тебя тут созданы воистину королевские условия, Грейнджер.

Гермиона не успела ничего ответить. Ее глаза вдруг расширились, лицо на долю секунды приобрело удивленное выражение, сменившееся мертвенной бледностью; Драко боялся подумать, в чем причина этого ужаса, отразившегося в ее зрачках, хотя шестым чувством мгновенно понял. Сглотнув, она медленно закрыла книгу, а Драко порывисто развернулся на сто восемьдесят. Он не успел заметить и потому понятия не имел, когда именно он материализовался в дверях.

Драко почувствовал озноб. Ладони вмиг вспотели, тогда как температура воздуха в помещении неожиданно как будто понизилась градусов на десять, и он ощутил непреодолимое желание упасть на колени. Вместо этого низко склонил голову и, обмирая, тихо произнес едва разборчивое «Мой лорд».

Драко боялся взглянуть на него прямо; все, что он мог видеть со своего ракурса, – это черное одеяние и руки, жуткие, как и весь их обладатель, серовато-белые длинные пальцы, сжимающие палочку, похожую на тонкую кость. Он не видел его безволосого черепа, не видел полузмеиного лица, но – Мерлин! – всем своим существом Драко ощущал исходящую от него смертельную опасность – сейчас, как никогда, – и волны тихо сдерживаемой ярости. Только вот на кого она была направлена?.. Драко скосил глаза в сторону.

Он был сейчас озабочен своим собственным состоянием и судьбой, но все же успел подметить, что на Грейджер жалко смотреть. Она обняла себя руками и как-то слегка ссутулилась, но продолжала пялиться на Лорда во все глаза, ожидая от него чего-то, а он, в свою очередь, испепелял взглядом грязнокровку; было ощущение, что они (будто хищник и давно приговоренная жертва; это дело, конечно, решенное) ведут какой-то беззвучный диалог. Потом Драко понял, что, скорее всего, так оно и было, и его передернуло от забытого ощущения: он ненавидел, когда Темный Лорд проникал в разум, ненавидел, когда его голос звучал в сознании. Спустя мгновения, преисполненные наэлектризованным напряжением и показавшиеся Драко бесконечными, повелитель прошелестел ледяное: «Пошли со мной» – и, не дожидаясь ответа, вышел в широко открытые двери. Не сказав ни слова, не оборачиваясь, Гермиона поплелась за ним. Драко же остался стоять, так же опустив голову и ощущая, как огромный зал, полный книжных полок, давит на него со всех сторон.

Ему показалось, что вся жизнь только что пролетела перед глазами.

========== Глава 9. Грейнджер ==========

…Ветер промозглый, порывистый. Лететь тяжело, но с курса не сбиться; секунда, две – и вот под ногами твердая земля. По полям, раскинувшимся к западу, еще стелется предрассветный туман; коричневые валуны, торчащие из земли, покрыты изморосью. Судя по звуку, где-то вдалеке под надзором какого-нибудь незадачливого магла, не подозревающего о смертельной опасности, пасется целая отара овец. Вокруг ни души. Вдали на холме возвышается укрепленный древний замок. Впереди – все еще темное небо, на нем клубятся тяжелые кучевые облака. По правую руку – шумящая бездна. Море сегодня спокойно, но даже в отлив белые скалы небезопасны для простых смертных. К счастью, ее (его?) это никак не касается. Морские брызги, донесенные резким порывом ветра, солью оседают на лице… Шаг вперед, бездна, жаждущая поглотить.

***

Гермиона понятия не имела, что лорду Волдеморту понадобилось в Дувре, но, проснувшись, почувствовала, как щемит в груди разливающаяся спазмами тоска по свободе. Она видела это бескрайнее туманное море как будто собственными глазами.

Она встала, ежась от утреннего холода, и выглянула в окно. Над лесом вдали занимался рассвет. Хотелось снова лечь в мягкую нагретую постель и проспать до обеда.

Если бы ее спросили, Гермиона Грейнджер не могла бы точно сказать, сколько времени уже находится взаперти в великолепном поместье. Может, неделю, может, две. Может, и вовсе месяц. Погода в Уилтшире портилась, и солнечные дни, нечастые даже для летнего периода, теперь казались подобными какому-то редкостному чуду. Временами комната давила на нее со всех сторон, ей безумно хотелось выйти на улицу, но она помнила о наложенном запрете. Вовсе не хотелось проверять, что будет, если она его нарушит. Только иногда, вот как сейчас, на свободу хотелось до исступления нестерпимо: когда она видела раскинувшийся перед собой океан – во сне, разумеется. Она чувствовала эти соленые брызги на своих щеках, ветер, готовый поглотить, сбить с ног. Она неизменно падала вниз, и потом – взлетала у самой воды. В такие дни, просыпаясь, Гермиона всегда долго оставалась задумчивой.

Днем Гермиона все так же чувствовала себя вполне неплохо, за редкими исключениями: иногда ловила в себе неожиданные вспышки ярости или чрезмерного раздражения, не свойственные ее собственному характеру. В такие моменты она, как могла, старалась держать себя в руках, но эмоции были слишком яркими, поглощающими и подчиняющими. Однажды что-то подобное настигло Гермиону в библиотеке: она вскочила с ковра так резко, что даже в глазах потемнело, и едва удержалась от того, чтобы швырнуть в стену книгу, которую читала за мгновение до наваждения. Причин его ярости она не знала. Порадовавшись, что никто ее не видит, она, краснея, опрометью кинулась вон и, уже в своей комнате, села на кровать и постаралась успокоиться доступными ей способами – дышать ровно, думать о чем-то нейтральном. Было трудно, но она все же справилась. Или это он справился: Гермиона, к своему ужасу, теперь с трудом отделяла от него свое «я».

Несмотря на подобные эпизоды, Грейнджер не могла жаловаться: по крайней мере, сознания, как однажды в Норе, она больше ни разу не теряла. Но ночи все так же оставляли после себя отвратительное ощущение полного эмоционального истощения; ей требовалось немало времени, чтобы прийти в себя после некоторых особенно странных снов. Иногда легчало только к вечеру, когда эльф появлялся в комнате, чтобы зажечь огни. Временами (часто) она, как когда-то Гарри, видела во сне глазами змеи. Гермиона не имела понятия, что стало с Нагайной, поскольку ни во время битвы, ни после ни разу ее не видела, но, судя по всему, рептилия была в добром здравии. Грейнджер, к своему удивлению, узнала много интересного о привычках и повадках волдемортовской любимицы: к примеру, та обожала дремать на полу у камина или охотиться в траве на мелких грызунов. Но мало этого – в таких снах Гермиона почему-то чувствовала нечто совсем уж необычное: змея просто обожала своего хозяина – в меру своих «эмоциональных» возможностей, разумеется. Это было сродни обычной животной привязанности: Нагайна постоянно ждала его и даже испытывала радость, когда Темный Лорд появлялся в поле ее зрения; а еще получала какое-то до мурашек невероятное удовольствие, когда тот задумчиво гладил ее, сидя у камина.

Сама Гермиона этих эмоций категорически не разделяла, просыпаясь утром в полном раздрае и смятении. Она не припоминала, чтобы Гарри рассказывал что-то подобное, да и вообще, чтобы кошмары мучали его столь же часто.

К снам со змеей добавился еще один странный: Гермиона видела саму себя, мирно спящую или мечущуюся в беспокойном бреду по кровати, комкающую одеяло, иногда что-то невнятно стонущую. Она смотрела как будто со стороны, ничего не предпринимая, преисполненная равнодушия и иногда, редко – легкого интереса. Гермиона боялась думать о природе этих снов, хотя и догадывалась, откуда они берутся.

Временами, после особенно ярких видений, ей хотелось только лежать, бездумно глядя в потолок, или спать и спать до самого вечера. Но сделав так пару раз, она пожалела: ночной образ жизни ее совершенно не устраивал. Так что Гермиона все же выработала себе какой-никакой распорядок дня: в конце концов, у нее были проблемы, которые необходимо решать, и для этого ей даже были предоставлены некоторые, пусть и мизерные, возможности.

Дни ее в моменты бодрствования за редким исключением были похожи друг на друга, но Гермиона не жаловалась, удивительным образом принимая происходящее в ее жизни без подходящего к случаю отчаяния. Скорее всего, спасали ее именно книги: а получив от виновника своего положения свободный доступ в библиотеку, литературы она прочитала за это время немало. Несмотря на огромное желание сидеть в библиотеке весь день, она, суеверно боясь наткнуться на кого-либо из обитателей мэнора, все же почти всегда стала теперь забирать книги в свою комнату. К ее величайшему сожалению, пока ничто из богатой коллекции Малфоев не могло помочь ей решить нависшую над ней проблему. В какой-то момент, оставив бесплодные попытки научиться окклюменции, ведьма решила целиком перенаправить усилия на устранение самой причины и теперь упорно искала какую-то информацию по необходимой ей темной магии, но – невозможно поверить! – не находила ровным счетом ничего. Гермиона подозревала, что некоторые особенно интересные экземпляры хранились где-то в другом месте – на случай какого-нибудь незапланированного рейда (хотя чего им бояться теперь?!), да и сомневалась, что легко найдет какую-либо информацию о крестражах, припоминая все, что рассказывал об этом Гарри. Но она не отчаивалась. Рано или поздно ситуация точно изменится. Ведь над ее решением билась не только она.