Текст книги "Делириум (СИ)"
Автор книги: cup_of_madness
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)
Взглянув в узкий коридор, она умоляла себя набраться мужества. Шаг, второй. Его дверь была даже не закрыта. Она толкнула ручку, и ее щеки обдал приятный запах сандала, миндаля и мяты. Боже, как давно Гермиона его не ощущала. Прислонив руку к груди, она честно пыталась успокоить безумное сердце, которое билось так отчаянно, будто и вовсе не хотело это переживать. Слишком много чувств.
Прошли сутки с момента слушания, и не было новостей. Ни одна из сов не приземлилась у засыпанного снегом окна на кухне Норы, ни один патронус не нашел ее, чтобы передать скучным голосом вести. Ни строчки в газете, ни грамма чернил на листах.
В какой-то момент ее ноги подкосились, и Гермиона упала на его кровать, белье в которой было свежим и пахнущим какими-то цветами, а не им, и буквально на секунду она возненавидела домовиков за это. Его запах скоро испарится и от него здесь совсем ничего не останется, лишь воспоминания. А они были. Все стены пропитаны отрывками прошлого, призраки картинок из ее головы гудели в комнате, ложась на плечи грузом, сжимая голову в стальные тиски. Она даже не почувствовала, как начала плакать.
Возвращаться сюда было ошибкой. Она просто не выдержит этого. Ей казалось, будто внутри натурально ломаются ребра.
Сегодня торжественность застолья в Большом зале превышала все ожидания. Макгонагалл стала директором, и все восприняли эту новость на ура. Ученикам представляли учителей, которые будут преподавать предметы в этом полугодии, произносили поздравительные и вдохновляющие речи, но все это летело куда-то мимо нее – в пропасть. Большой зал теперь заполняли привычные четыре стола, а на Гермионе снова идеально сидела бордово-золотая форма, которая, по словам других, ей так шла, но как кому-то могут идти вещи, если взгляд абсолютно безжизненный? Как нарядить мертвеца.
Слизеринцы как обычно сидели дальше всех, гордо подняв головы, будто происходящее не касалось их ни грамма. На них не смотрел разве что слепой. Слепой и Грейнджер. Она специально отводила взгляд. Там не было того, кто ей был нужен. И только почувствовав на себе чужой взгляд, такой, от которого хотелось чесаться, чтобы сбросить с себя, гриффиндорка подняла голову и встретилась глазами с Забини. Он сидел, собрав вокруг себя всю слизеринскую «элиту», будто им обязательно нужен был предводитель, чтобы существовать. Их принца не было, поэтому этот пост вынужденно занял Блейз, что не приносило ему ни капли удовольствия. Они смотрели друг на друга секунды три, прежде чем парень отвернулся. Наверное, он единственный, кто понимает ее сейчас. Нотт что-то тараторил ему на ухо, но Забини выглядел так, будто еще одно слово – и его стошнит. Казалось, что он хотел находиться в другом месте.
Скользнув зрачками вправо, Гермиона увидела Пэнси, которая ковырялась в своей тарелке так, будто забыла как пользоваться вилкой. На ней не было лица, несмотря на тонну косметики, которую Паркинсон накладывала на себя вне зависимости от обстоятельств, словно одним слоем меньше и все – она расколется, как яичная скорлупа. Больше не к кому жаться, верно? Гермионе стало интересно, знает ли слизеринка, что он сделал? В курсе ли, почему сейчас его здесь нет? Пока Гермиона размышляла над этим, темные глаза внезапно впились в нее, пожирая ненавистью. Видимо, знает. Пэнси винила ее в произошедшем – это было ясно, как божий день, но это было не страшно. Страшно было то, что Гермиона с ней согласна.
Лежа в его кровати, которая была настолько большой, что было комично, что здесь вообще уютно спать одному, она думала о том, что если бы не вмешалась в его жизнь, он был бы сейчас на свободе. Только вот не существовало той вселенной, где все было бы хорошо для них двоих. Происходящее душило ее, и это явно была последняя капля. Голова раскалывалась от боли, будто стены действительно сдвигались. Здесь было так много его, что становилось невыносимо. И так мало, что хотелось содрать с себя кожу, только бы не ощущать этой болезненной недостачи.
Гарри с Роном настоятельно просили ее остаться сегодня в Гриффиндорской гостиной, но она пошла сюда. Потому что оттягивать этот процесс не имело смысла. Она могла сколько угодно притворяться, что все еще будет в порядке, но, зайдя в пустую башню, ей придется столкнуться с реальностью.
Слезы заливали лицо, и Гермиона считала свои всхлипы, чтобы как-то ориентироваться во времени, потому что перестала чувствовать его поток. Сколько она уже здесь лежит? Пять минут? Час? Сейчас ей казалось, что она может так пролежать несколько суток, абсолютно не вставая.
Вдруг Гермиона услышала скрип портрета, который так хорошо смешался со звуками ее плача, что девушка подумала, что ей показалось. Но монах опять что-то уныло заворчал и был прерван чьим-то голосом. Она вскочила, наспех вытирая слезы. Гермиона не сомневалась, что кто-то из учителей придет проверить девушку и делала ставку на профессора Макгонагалл, которая просила ее зайти, но так непохоже на себя, что Грейнджер решила сделать это как-нибудь потом. Когда соберет свое сердце по осколочкам.
Поправив юбку, она выскочила в коридор и оторопела. Идеально начищенные ботинки. Узкие брюки. Черная рубашка, расстегнутая на несколько пуговиц, показывающая слишком много кожи, но все так же идеально сидящая на его плечах. Серые холодные глаза. Дорожная сумка на плече.
Честно говоря, ей было плевать рехнулась она в тот момент или нет, были ли это галлюцинации, ведь если даже это были они, то Гермиона совершенно не имела ничего против, потому что была уверена, что и так сойдет с ума. Желание девушки броситься ему на шею было таким огромным, что вопреки логике тормозило ее мозги. Как во сне. Ей казалось, что она бежит, а на деле приросла к косяку двери его комнаты. Но, оттаяв, оттолкнулась, стукнув каблуками в направлении его фигуры, как тут же получила колючий предупредительный взгляд и остановилась. Через мгновение в проеме появился Снейп. Он так же был неизменно облачен в черное, поэтому создавалось впечатление, будто они сговорились насчет своей одежды. Сговорились свести ее с ума, запереть в Мунго, потому что она на полном серьезе не соображала, кажется ей это или нет.
– Мисс Грейнджер, вы куда-то только что торопились? – сдержанно спросил профессор, смотря на нее свысока.
– Я? Да, я… Я шла к профессору Макгонагалл, – медленно произнесла она, чтобы объяснить свою торопливую походку, но звучала абсолютно неадекватно.
– Тогда не смеем вас задерживать, – ответил Снейп, освобождая проход, когда Гермиона не сделала ни шагу после своих слов.
Она кивнула, ступая к выходу и чувствуя всем телом его взгляд. Который натурально касался ее кожи. Чтобы пройти прямо мимо него была секунда, перед тем, как скрыться за портретом, но она была такой реальной, что Гермиона наконец поняла – это правда. Запах Драко – девушка никогда не смогла бы настолько реально воспроизвести его в голове. Пьянящий и такой Малфоевский. Мерлин, это происходило по-настоящему!
Она выбежала в коридор и почувствовала, как хохот рвется наружу. Схватившись за подоконник, Гермиона смеялась, закрыв ладонями рот. Несколько старшекурсников из Пуффендуя переглянулись между собой, покосившись на нее, но ей было до лампочки. Истерика так сильно засела внутри нее, что, наконец, выплеснулась, делая ее свободной. Она увидит его.
– Гермиона! Мисс Грейнджер! – позвал ее знакомый женский голос. – Я как раз шла к вам, чтобы… с вами все в порядке?
– Да, да, конечно, профессор Макгонагалл, – ответила она, все еще сдержанно хохоча. – Просто… не берите в голову.
Учитель подозрительно на нее посмотрела, но комментировать не стала. Годрик, теперь все будут думать, что она страдает от эффекта какой-то дурман-травы.
– Я просила вас зайти ко мне, – напомнила Макгонагалл. – У вас будет минутка?
– Конечно, – кивнула Гермиона.
По пути в кабинет директора она всеми силами пыталась восстановить дыхание, чтобы не прослыть полной свихнувшейся дурочкой на весь Хогвартс. Зайдя внутрь, ее сердце радостно встрепенулось от увиденного. Кабинет больше не напоминал розово-кошачью блевотную массу, а был выдержан в аскетичном стиле, присущем учителю Трансфигурации. Конечно, здесь больше не было кучи странных штуковин, как при Дамблдоре, но обилие книг и свитков заставляли ее чувствовать, что все на своем месте.
– Мисс Грейнджер, понимаю, что, возможно, прошу многого, но я подумала и решила, нам стоит все же вернуть в жизнь школы правило о том, что главные старосты не могут быть с одного факультета, – произнесла женщина, сев в директорское кресло по ту сторону стола. – Поэтому, хочу предложить вам должность старосты. Мне известно, что вы многое пережили за последнее время, но эта возможность даст вам пищу для ума, и руки будут заняты. Не стоит даже упоминать о том, что этой школе и желать не стоит лучшей старосты, чем вы.
– О… – протянула Гермиона, немного опешив от неожиданности. – А Паркинсон…
– Мисс Паркинсон, как показали отчеты, не совсем корректно справлялась с доверенной должностью, – отрезала Макгонагалл, и Гермиона догадалась, что дело не только в отчетностях.
– Что насчет старосты мальчиков?
– Если вы хотите услышать мое мнение, то я считаю, что нужно оставить все, как есть. Уж не знаю, что вдохновило мистера Малфоя на тот поступок, который он совершил, но мне хотелось бы верить, что определенное осознание ответственности как-то повлияло на него, и по-моему мнению, стоит поддержать в нем эти изменения, – ответила Минерва. – Вы уже виделись с ним?
– Да, мы… пересеклись, – кинула Грейнджер. – Профессор, его ведь… отпустили? Насовсем?
– Мистер Кингсли надавил на Визенгамот, вновь воскресив в их памяти наши показания, и они, в конце-концов, сломались. Поэтому он немного опоздал из-за бюрократической возни с документами, – произнесла женщина, всматриваясь в лицо Гермионы, на котором читалось облегчение. – Конечно, Министерство будет следить за ним, так как считает, что он помог сбежать своим родителям, но, думаю, это не продлится дольше нескольких лет.
– Это прекрасные новости, профессор, – улыбнулась гриффиндорка, чувствуя, как все булыжники, лежавшие на ее душе, превращаются в цветы.
– И да, естественно, вы можете переехать в башню, которая…
– Нет! – воскликнула Гермиона слишком эмоционально и тут же покраснела. – Я имела в виду, что уже привыкла к этой башне и к тому же, если я буду старостой, так будет гораздо удобнее решать все организационные вопросы с мистером Малфоем.
– Мне просто казалось… – замялась Макгонагалл, подбирая слова. – Что у вас были непростые отношения в то время, пока он получил задание… наблюдать за вами, скажем так.
– Верно, но, думаю, мы нашли общий язык, – деланно спокойно ответила девушка, надеясь, что профессор не расшифрует ее красных, как спелые помидоры, щек. – К тому же, если что, я всегда смогу переехать.
– Хорошо, – немного погодя кивнула Минерва. – Тогда я пришлю профессора Флитвика на днях, чтобы он расширил вашу комнату и сделал гостиную более… межфакультетной.
– Отлично. Я могу идти?
– Да, значок получите утром, как и график дежурств, который нужно будет заполнить в кратчайшие сроки. Нам предстоит догнать очень многое, я надеюсь на вашу помощь, мисс Грейнджер, – опустила очки профессор. – Мисс Паркинсон я сообщу.
Попрощавшись с учителем, Гермиона прошла мимо места, куда они не так давно отлевитировали Амбридж, чтобы подстроить ее падение, как несчастный случай, и по позвонку девушки прошлись жуткие мурашки. Ноги так и несли гриффиндорку обратно – к портрету надоедливого монаха, но, решив, что ей не хотелось бы вновь видеться со Снейпом, неважно насколько смелым и отважным он в итоге оказался, играя на два фронта, профессор все еще не вызывал у нее ни грамма личностных симпатий, и она свернула в гостиную Гриффиндора.
Увидев улыбчивое лицо подруги, Гарри с Роном приободрились, отложив журналы с обзором квиддичных матчей, которые обещали случиться совсем скоро.
– Гермиона, мы готовы даже помочь тебе начертить график исполнения домашних заданий! – счастливо произнес Рон, призывая к их столику еще одно кресло.
– Вот это жертвы, Рональд! – засмеялась она, потрепав его по волосам. – Но вы можете поиграть в свои варварские шахматы, а я посмотрю, как в старые добрые времена.
Произнеся это, Гермиона физически почувствовала облегчение от парней и закатила глаза.
– И кстати, почему вы так далеко забрались? – спросила она, понимая, что друзья сидят за самым дальним столиком.
– Потому что гриффиндорцы сошли с ума, – ответила Джинни, ставя на стол коробку конфет, чем немного сдвинула фигуры, и села на подлокотник рядом с Поттером. – Сегодня я уже успела раз пять рассказать о том, как Гарри убил Волдеморта и это минут за двадцать, которые мне хотелось провести наедине.
– А я пятнадцать, – закатил глаза Рон.
– Мне тогда вообще стоит промолчать, – сказал Гарри, оглядываясь, будто на них вот-вот должен выпрыгнуть очередной первокурсник с жаждой сплетен.
– Ничего себе, да вы звезды, ребята! – улыбнулась Гермиона. – Гарри, ты все еще носишь с собой карточки с автографами, как тебе советовал Локонс? Потому что я…
– Ты можешь веселиться, но тебя тоже достанут, только подожди, – скривился он на ее издевки.
– У меня для вас новости, – произнесла Гермиона, смотря, как Рон сделал первый ход. – Во-первых, я – новая староста школы, а во-вторых, Малфой вернулся.
У всех на лице мгновенно вырисовалась смесь удивления и шока.
– Серьезно? Уже? – эмоционально спросил Гарри, даже на секунду забыв, что сейчас его ход.
– Ну да, это ведь наш последний год, – пожала плечами Гермиона и получила скептический взгляд друга.
– О Боже, я не об этом. Его отпустили?
– Да, – кивнула девушка. – Конечно, Министерство все еще будет следить за ним, но в целом… в целом, да, насколько я знаю.
– Это хорошие новости, – улыбнулась Джинни, на секунду сжимая ее руку.
– Да, думаю, это хорошо. И мне предстоит кропотливая работа в делах старосты, я уже прикинула некоторые детали, которые нужно будет…
– Подожди секунду, а кто был старостой раньше? – спросил Рон, забирая черную фигурку.
– Паркинсон и Малфой. Но заменили на посту только ее. Профессор Макгонагалл думает, что дела старостата позитивно влияют на Малфоя.
– Я думал, что дела старостата могут только качественно довести до безумия, без обид, – сжался Гарри, представляя себе этот ворох обязанностей.
– Эй, вообще-то они учат ответственности! – возмутилась Грейнджер.
– Ответственности и чертить графики, – поддержал друга Рон, и уже через секунду они обсуждали все «прелести» этой должности, перед этим, конечно же, поздравив Гермиону.
Друзья сидели вчетвером и обсуждали всякие мелочи, поедая конфеты и играя в шахматы, а Гермиона все же не удержалась и открыла одну книгу из второго полугодия, чтобы убедиться в своих знаниях. Вот так она впервые за долгое время чувствовала себя действительно хорошо. Но ее мысли все равно были не на месте, и девушка постоянно поглядывала на часы. Когда время уже шло к одиннадцати, она поднялась, говоря, что ей нужно возвращаться.
– Перестань, Гермиона, оставайся сегодня здесь, – сказал Гарри.
– Точно, хорек уже не может тебе приказывать, – подтвердил Рон, складывая шахматы вручную.
– Дело не в этом, – покачала она головой. – Но сегодня я пойду в башню. Мне нужно хорошо выспаться.
Долго уговаривать ее никто не стал, в итоге все по очереди обняли подругу на прощание. Коридоры уже опустели, хотя в воздухе все еще витала взбудораженность студентов. Все, кто находились в бегах, вернулись, поэтому Хогвартс вновь напоминал улей, особенно после тех поредевших столов в Большом зале, которые она привыкла видеть. И это была еще одна монетка в копилку ее счастья. Атмосфера в школе перестала быть жуткой и давящей так, если бы они были заключенными. Все возвращалось на круги своя.
Гермиона шла, воодушевленная собственными мыслями, но дойдя до башни, резко остановилась. Что она ему скажет? Привет? Что за бред? Гермиона закусила щеку изнутри, пытаясь справиться с нервами. Мерлин! Она так давно хотела его увидеть, а сейчас не сможет и двух слов связать? Но что, если он вовсе не хотел видеться с ней?
– Снова здорово? – устало произнес монах, будто она отрывала его от чрезвычайно важных занятий.
– Помолчите! – шикнула на него Гермиона.
– Неверный пароль! – завопил он.
– Огонь дракона, – злостно сказала гриффиндорка, проклиная ненавистную картину за то, что не дала ей достаточного времени собраться.
Боже, уже второй раз за сегодня она произносит это словосочетание и второй раз не может унять дрожь. Тихо закрыв портрет, девушка зашла внутрь, даже не зная, на что надеялась: что он все еще где-то в башне, пусть даже спит или же что ушел к слизеринцам – порадовать собственную свиту. Но, выйдя под свет лампы, она увидела, что Малфой стоит, облокотившись о спинку дивана, и внимательно изучает какие-то документы из синей папки на столе, засунув одну руку в карман брюк.
– Грейнджер, – произнес он, поднимая на нее взгляд.
Как давно она не слышала своей фамилии этим ледяным бархатным голосом, что почти растеклась лужицей у его ног от этого сочетания звуков. Годрик, да возьми ты себя в руки!
– Малфой, – ответила она, сглотнув.
Они смотрели друг на друга, как в какой-то идиотской пьесе, где главные герои забыли все свои реплики. Гермиона чувствовала себя под его взглядом, как под микроскопом, будто с нее сняли всю кожу и досматривают под лупой.
– Профессор Макгонагалл назначила меня новой старостой, – ляпнула она какую-то нелепость, просто чтобы заполнить молчание. Отвлечь его от такого пристального закрадывания ей в душу.
– Наконец, будет на кого спихнуть все эти идиотские заполнения еженедельных бланков, – съязвил Драко.
Ей хотелось сказать, что, конечно же, нет, пусть даже не думает, но слова застряли в горле, и она просто смотрела на него так, будто впервые видела. Все дело было в чертовой рубашке, которая так ему шла, что теперь черный был ее любимым цветом.
– У старухи развилось заикание или что ты у нее делала до одиннадцати ночи? – и вот снова этот недовольный контролирующий тон.
– Я была с друзьями в Гриффиндорской гостиной, – ощетинилась она, хотя все равно отвечала.
Но не понимала зачем. Он вновь превращается в сноба, которому нужно держать ее на поводке. Как привычка, которая слишком въелась в мозг. В какой-то момент Гермиона поняла, что никто не заставляет ее это терпеть. Просто уйди – проход открыт, он все так же неподвижно стоит, прислонившись к дивану, разве что отбросил листы с министерскими печатками обратно на стол. Но она продолжала говорить с ним. О чем бы то ни было. Потому что ей так смертельно этого не хватало.
– Естественно, Уизел с Поттером, наверное, с ума сошли от счастья, что их маленькая шлюшка вернулась, – его голос бросал ей в шею дротики, пронзая кожу.
Зачем он так злился?
– Перестань это говорить, – покачала она головой, говоря почти шепотом.
Было слишком – видеть сейчас его колкий взгляд после всего этого времени. Если ей нужно было еще одно доказательство того, что происходящее между ними было выдумкой, то вот оно – стоит напротив: жестокое и лютое, выпрыскивающее яд.
– А то что? – недобро усмехнулся Малфой. – Пожалуешься «великому волшебнику»? Можешь начать прямо сейчас, уверен, он еще не лег спать, не начав…
Громкий лязг пощечины повис в воздухе, отмеряя секунды до всплеска ярости. Но его не было. Медленно переведя на нее взгляд, Малфой ухватился за ее подбородок, скорее, потому что так было нужно «по протоколу», потому что так было бы правильно сделать.
– Какого хера, Грейнджер? – спросил он сквозь зубы, приблизив к ней свое лицо.
– Да я чуть с ума не сошла, пока тебя не было… – произнесла она, чувствуя, что слеза, как чертов Брут, предательски покатилась по ее щеке, а Малфой наблюдал за тем, как капля спускается к кончику ее губ. – А ты… смеешь сейчас говорить все эти… пошлости и…
Гермиона всхлипнула, понимая, что нужно уходить, потому что, боже мой, этого всего было слишком. Нервная система человека просто не способна выдержать так много. Она перерождалась, как феникс, миллионы раз, но когда-то должен был наступить последний. И ей не хотелось, чтобы он был сейчас. Чтобы после очередного нервного срыва ее просто положили рядом с родителями Невилла. Это было слишком слишком.
– Правда? – спросил Малфой, склоняя голову вправо. Как делал только он. – Тогда докажи.
Он приблизил свое лицо к ней еще немного, но все же оставляя ей некоторое пространство. Давать выбор – так не в его стиле. Ей хотелось ударить его еще раз за те гнусности, которые он додумался сказать, ломая и так, собранную по частям стойкость. Гермионе хотелось наорать, ненавидя его, запереться в комнате и больше никогда не видеть. Но внутренний голос хохотал неистово, слушая эти вдохновенные внутренние монологи. Ложь. Ложь. Ложь. То внутреннее в ней заливалось смехом, зная, чего она хочет больше всего. И ей пришлось сдаться.
Скользнув рукой по его затылку, Гермиона прижала Драко к себе, целуя. Руки слизеринца мгновенно обвили ее, опускаясь ниже, сжимая бедро – еще одна любимая привычка Малфоя. Он поглаживал ее щеки, растирая дорожки слез. И что-то внутри нее, что билось и мучилось все это время, свернулось кошкой на его коленях и стало ждать то ли ласки, то ли приказов. Мерлин, это оно.
Он выглядел почти так же, разве что щетина была слишком длинной и колючей, но плевать.
– Драко, – произнесла она его имя, целуя куда то в скулу, вспоминая, какой остается привкус после этого сочетания букв.
– Ммм? – он отвечал ей, не прекращая целовать.
Кажется, они, как двое голодающих, дорвались до последней еды на свете. Первая, вторая, маленькие пуговицы казались невозможно огромным препятствием сейчас, когда Гермиона пыталась расстегнуть их вслепую. Только бы добраться до его кожи, только бы почувствовать. Малфой не помогал ей, будто специально, только отвлекал, посасывая нежную кожу на шее. Боже, она так никогда не справится с этой задачей.
Когда последняя пуговка была расстегнута, Гермиона отдалилась всего на несколько сантиметров, чтобы провести по его торсу руками. Медленно. Смакуя. Наслаждаясь. Гермиона поцеловала его плечо, слизав любимый запах кожи и тут же услышала что-то похожее на сдавленный рык и почувствовала толчок. Он поднял ее на руки, заставив обхватить себя ногами, и понес наверх, периодически отрываясь от губ девушки, чтобы не свалиться прямо здесь от переизбытка чувств.
– Ты измяла мое постельное белье, – произнес Малфой, бросив ее спиной на простынь и склонившись над ней.
– Я бы не смогла жить, если бы… – лепетала Гермиона, понимая, что все еще не может успокоиться. Что все еще то ли плачет, то ли ее просто трясет, но он закусил губу девушки, прерывая.
Когда Малфой оторвался, отстраняясь, Гермиона на автомате привстала, чтобы расстояние между ними не смело увеличиваться. Оно просто не имело права после такого времени. Но он покачал головой, уложив ее обратно на спину. Подняв правую ногу девушки, Драко расстегнул застежку на туфле Гермионы, не прерывая зрительного контакта. Ррраз, и вторая так же летит вниз. Медленно проведя руками по ее ногам, он зацепил край колготок, снимая их. Это было по-настоящему. Происходило сейчас. Любой психолог сказал бы, что после таких потрясений, таких травм им не стоит торопиться, не стоит делать это вперемешку со слезами и истерикой, на грани нервного срыва. Но этого было между ними так много, что если не дать выход, они бы, наверное, разлетелись на миллион кусков, переставая существовать. Им это было нужно, вот так: медленно касаясь, смотря друг другу в глаза. Не в желании забыться, как тогда, в раздевалке, не в желании спастись, найти выход, вытравить из себя эту инфекцию, как в тот раз в его комнате, а просто в желании. Таком простом и понятном, правильном, как строение мира.
Малфой просунул руку ей под пояс, заставляя прогнуться, и тут же увидел, как Гермиона сжала зубы от боли.
– Что с тобой? – спросил он, отпуская.
Она помотала головой, пытаясь притянуть его обратно, но Драко ловко освободил ее от галстука и снял блузку, разделяющую их кожу. Центр груди, часть живота и даже маленький участок шеи заполняли черные вены, будто у нее внутри действительно текло что-то грязное, как смола. Но он не думал об этом сейчас.
– Какого черта, Грейнджер? – Малфой поднял на нее взгляд и вспомнил. – Заклятие.
Ну конечно, такие проклены не проходят бесследно, оставляя после себя долгий период восстановления и травм. Она кивнула, попытавшись привстать, но он сжал ее руки над головой, возвращая ей все поцелуи, разбросанные по его телу.
– Черт, я так по тебе скучал.
В постели он всегда менялся. Становился не таким, каким сидел в Большом зале, разговаривая с друзьями, или когда препирался с ней. Здесь в нем было что-то такое, что, попробовав однажды, ты больше не можешь оторваться. Ей было страшно признавать, но теперь она понимала, почему все лезли к нему. Почему бежали по первому его желанию. В нем было что-то такое, что влюбляло в себя безоговорочно, стоило лишь подойти слишком близко.
Он двигался медленно, хотя она чувствовала, что это не его, знала, что ему нравится иначе, но несмотря на ее попытки заставить Драко забыть, не делать из нее фарфоровую куклу, парень все равно не припечатывал ее к кровати, оставляя грубые касания повсюду, как раньше. Едва ли это было нежно, наверное, Малфой так даже не умел. Но он не хотел видеть это выражение боли на ее лице еще раз, поэтому каждый толчок был размеренным, но все таким же сладким, что от ощущений у нее закатывались глаза. А Драко смотрел. Не подвигался ближе, наблюдая, как она кусает губы, шарит теплыми ладонями по его телу и шепчет что-то невнятное, только распаляя его.
– Еще, – уже так привычно прохныкала Гермиона, и он все же наклонился, набирая скорость, и шептал ей прямо в губы, не давая себя поцеловать.
– Тебе нужно быть послушной девочкой, Грейнджер, если хочешь еще.
Драко с удовольствием замечал, как ее кожа покрывается мурашками от его голоса. Раньше ему казалось, что он полностью состоит из грехов. Злость, тщеславие и похоть возглавляли этот список. Но сейчас его тело, мышцы, сухожилия состояли из какой-то дымки, потому что она делала это с ним – лишала рассудка каждый раз еще более изощренно, хотя совсем недавно ему казалось, что все уже давно потеряно.
Резким движением он повернул Гермиону на живот, улыбнувшись от того, что она не противилась. Совсем. Чертова патока. Гермиона сжалась от непривычных ощущений, когда он скользнул внутрь, придерживая ее за талию.
– Расслабься, тебе понравится, – произнес Драко, все еще наслаждаясь ее реакциями на себя.
Так, будто Гермиона вся полностью принадлежала ему. Поверив, она выдохнула, чувствуя, как с каждым его движением возбуждение внутри нее растет, опаляя внутренности. Малфой зарылся рукой в ее волосы и, потянув назад, вколачивался в бедра Грейнджер. Еще пара минут, и он удержал себя на локтях, чтобы не упасть на нее сверху, пока она дрожала, хватая ртом воздух.
«Не будет следующего раза, Забини», раздались в голове его собственные слова. Проговаривая это тогда, Драко действительно верил в это. Или хотел верить? Потому что уже тогда дорога назад ему была заказана. Когда его начали бесить все прикосновения к ней других, когда остальные стали бесцветными картинками, пролетающими мимо, потеряли облик, лица и тела. Уже тогда было поздно выпутываться.
Если бы его вскрыли, то увидели, как ненависть и презрение к себе облепило чернотой все внутренние органы, но одно ее касание и все то черное, как нефть, что опоясывало его изнутри превращалось в воздух, наполняя тело кислородом. Так просто и легко. Знала ли она, какой силой обладала над ним?
Повернувшись, он увидел, что Гермиона лежит рядом, почти неподвижно, не поднимая на него взгляд, будто не знала, что теперь делать. А Драко и сам не знал. Секс, ладно, уже даже не вызывал отторжения. Типа: «это было в последний раз, на меня просто что-то нашло…» Потому что это полная хрень. Но что дальше? Он всегда уходил после этого, а теперь они лежат, и Малфой мог поклясться, что она думает уйти. Потому что боится. Какая жестокая ирония в том, что Гермиона перестала бояться его гнева, того, что он может причинить ей физическую боль, тогда как в то же время сделала все, чтобы в руках Драко оказалось гораздо более мощное оружие, способное разрушить ее внутри.
Устав об этом думать, он просто сдался своим желаниям и лег на подушки, притянув девушку к себе. Поддавшись, она легла на его грудь, обняв худыми руками. Она осунулась, заметил он с недовольством. Это напомнило ему те ужасные дни, когда Драко понятия не имел, что с ней случилось. Джагсон пальнул в нее заклинание, и она упала, совершенно не двигаясь. Если раньше он думал, что самый ужасный его кошмар вмещал в себя глаза убитой им невинной девушки, то в топку его, потому что в ту секунду Драко чуть не поседел от страха. Джагсон сдох от его руки буквально сразу же, но это не принесло ни капли удовлетворения. Он пытался добраться к ней, чтобы потрясти за плечи, услышать хоть слово, но ебаные орденовцы все лезли и лезли на него с атаками, от которых приходилось отбиваться. Краем глаза Драко увидел, как Уизел склонил свою рыжую макушку над ней через несколько минут, и выражение паники и ужаса на его лице дало Малфою под дых.
Слизеринца словили, арестовав практически сразу, не успел еще даже труп Волдеморта остыть. Бросили в тюрьму, даже не Азкабан – ему было насрать, пусть если бы соседом по камере у него был бы десяток дементоров. Потому что счастья и радости в нем не было вообще. Он ничего не чувствовал, как когда-то, полностью зацементированный в своей оболочке. Только боль и неведение, которые подстрекали друг друга, как старые подружки, собравшиеся за вином субботним вечером.
Одно заседание этих прогнивших до самой глубины присяжных, которым место на помойке или у кладбища. Их недовольные, полные отвращения рожи. Вопросы. Большинство о родителях. Это все не имело смысла. Только опустившись на стул подсудимого, он почувствовал, как цепи туго обвили его запястья и лодыжки, но даже на это плевать. Драко искал взглядом в толпе ее. Хоть что-то, очертания, взволнованный голос, готовый отчеканить вызубренный текст, заставить всех чувствовать себя неуютно из-за собственной непроглядной тупости на фоне Грейнджер. Но ее не было. Были лишь сухие слова Макгонагалл и показания Поттера, которые говорили чистую правду. Блейз, которого пропустили на слушание за внушительную взятку из кармана нового ухажера его матери, он уверен.
