Текст книги ""Ты уволен!" (СИ)"

Автор книги: ChristinaWooster

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Я снова отвернулась к окну, чувствуя, что под пытливым взглядом Гарри говорить мне точно будет тяжело. По спине пробежался озноб. Обхватив себя руками, я заговорила, быстро, волнуясь, то повышая, то понижая голос, иногда путаясь в словах и видя перед глазами то, о чем я говорю, столь явственно, что горло то и дело сковывал волнительный спазм.

– Мои родители погибли, когда мне было четыре года. Я почти совсем их не помнила. После трагедии мой дядя, мистер Хоран, тут же забрал меня к себе домой и с тех пор воспитывал и меня и Найла. Он часто пропадал на работе, но удивительно, что я редко чувствовала себя одинокой. Мы с Найлом росли вместе, всегда играли, а наша няня попыталась воспитать из нас хороших людей. Я думаю, что у нее это получилось, по крайней мере, по отношению к Найлу.

Когда я пошла в первый класс, я подружилась почти со всеми одноклассниками. Мы весело проводили время и в школе, и в выходные. Я была почти самой лучшей ученицей класса. Девчонки, да и мальчишки завидовали, что у меня есть такой классный дядя.

Я никогда не чувствовала себя одинокой. Мне было немного странно, когда моих одноклассниц после школы забирали мамы и папы, а меня всегда только Летти, но дома вечером мы все садились за стол, я, Найл, дядя, Летти, и я правда думала, что моя семья ничем не отличается от семей других детей.

Во втором полугодии к нам в класс пришел новенький мальчик. Он только что переехал с мамой из Аризоны. Отца у него не было, и Эдвард (так звали мальчика) сам точно не знал, где был его отец. Они поселились на соседней улице. Тогда я еще жила в самой обычной семье, дядя только начинал раскручивать свой журнал и мы жили в самом простом доме.

Мы с Эдвардом сразу подружились. Нас посадили за одну парту, на физкультуре мы всегда старались попасть в одну команду, на уроках пения всегда стояли рядом.

Найл, тогда еще не ходивший в школу, очень любил гулять с нами и играть с Эдвардом. Эдвард… Он был… Просто невероятным человеком. Он стал самым умным учеником в нашем классе, он никогда никому не отказывал в помощи, всегда только улыбался, шутил. Мальчишки его недолюбливали по многим причинам. Он всячески помогал своей матери, которая устроилась продавщицей в булочной, и он обладал удивительной способностью нравиться всем. Учителя его любили за ум, а девчонки, даже из старших классов, за внешность. Он был очень красив. Чем-то даже похож на тебя, – бегло произнесла я, и замолчала. Гарри испытующе молчал у меня за спиной.

– Продолжайте, – хрипло попросил он.

– Время шло, мы росли. Мы были настоящими друзьями с Эдвардом. Помогали друг другу с уроками, ходили из школы и в школу всегда только вместе, делились планами на будущее. Он хотел стать хирургом, спасать людей, а потом купить матери огромный дом где-нибудь на берегу океана… Миссис Барнс относилась ко мне, как дочери. Это была очень мудрая, спокойная женщина, с большими добрыми глазами и ласковым взглядом. Она всегда радовалась, когда я приходила к ним в гости.

Мы с Эдвардом делили все поровну: и радости и поражения. Помню, когда нам было по тринадцать, я решила поучаствовать в школьном конкурсе красоты. Я дошла до третьего тура и провалилась. Тогда победила Роза Далтон, сейчас, она, кстати, работает моделью… Я так переживала, что Эдвард написал под моими окнами красками, что я все равно королева красоты. И эта надпись еще долго не смывалась дождями.

Мы могли разговаривать часами обо всем. Могли часами молчать, сидя рядом на крыше моего дома, или кататься на велосипедах. Или сидеть где-нибудь в парке, склонив головы, и слушать музыку. Или ходить в кино на фильмы, а потом обсуждать их часами… Мы были неразлучны.

Даже с Хеленой, с которой я познакомилась в школе, мы общались гораздо меньше, чем с Эдвардом. Даже Найл был очарован им, и по вечерам они вместе играли в футбол. С подачи Эдварда Найл пошел в музыкальную школу и стал учиться играть на гитаре.

Можно было сказать, что Эдвард стал настоящим членом нашей семьи.

Не могу сказать, когда поняла, что люблю его. Наверное, это случилось еще в первый день, когда он только пришел к нам в класс. Мы ни о чем не говорили, не признавались, мы просто стали еще более неразлучны. Мы понимали друг друга без слов.

Когда нам было по пятнадцать лет, мама Эдварда сошлась с каким-то мужчиной и вскоре у Эдварда родилась сестра. Маргарита. Мужчина скоро куда-то пропал, миссис Барнс тяжело заболела. Эдварду пришлось устроиться на работу, чтобы содержать мать и сестру. Я училась за нас двоих, чтобы Эдварда не выгнали из школы, в то время как он работал в магазине.

Но я знала, что этот человек добьется всего. У него был неоценимый ум, казалось, не было такой области, в которой он что-либо не знал! Он читал очень много книг, в основном те, которые давала ему я, а потом мог в точности пересказать сюжет и разобрать каждого героя по полочкам.

Мы проводили почти все свободное время вместе. Мне кажется, мы даже никогда не ссорились, потому что понимали друг друга с полуслова. Мы знали, что когда мы закончим школу, мы поженимся.

Эдвард собирался поступать в медицинский институт, я – в школу журналистики. У нас было множество планов, особенно у Эдварда. Мы часто веселились, проводили бездумные дни вдали от города, где просто наслаждались каждой минутой жизни и друг другом. Но Эдвард любил размышлять о будущем, ставить себе высокие цели и всегда добиваться их. Он говорил, что мы всегда будем вместе…

Однажды вечером мы сидели у меня дома. Мы в сотый раз пересматривали наш любимый фильм, не заботясь о том, что в скором времени нас ожидают выпускные экзамены. Я была уверена, что Эдвард точно сдаст все на отлично!

Мы так заговорились, как всегда, что даже не заметили, что на улице стемнело. Я хотела, чтобы Эдвард остался у меня, но он настоял, что поедет домой, к матери и сестре, хотя было уже очень темно и шел дождь.

Я не стала настаивать, потому что понимала, он нужен своей матери, хотя я, оставшись в тот день одна, очень скучала вечером. Дядя с утра пропадал на работе и нередко даже ночевал там, Найл ушел куда-то гулять со своими друзьями из музыкальной группы, в которой тогда играл, а у Летти был законный выходной, и она поехала к своим родственникам за город…

Я проводила Эдварда, посмотрела, как он сел на свой велосипед, и скрылся за поворотом под струями дождя.

Я легла спать, а с утра прождала Эдварда битый час, но он так и не зашел за мной, и мне пришлось отправиться в школу одной. Обычно, если Эдвард решался прогулять школу из-за какой-то очень важной причины, он всегда звонил мне и говорил об этом. Но я тогда почему-то не придала этому значения. Я решила, что он заболел, и хотела заглянуть проведать его после первого же урока, сбежав с остальных. На первом ожидала важная контрольная. Учитель никогда не смотрел, кто присутствует, и поэтому я написала контрольную и за себя, и за Эдварда. За столько лет общения я умело подделывала его почерк, а он мой.

В середине урока открылась дверь и вошла наша классная руководительница в сопровождении двух полицейских. Они остановились, о чем-то шепнули учителю химии, и, поискав глазами среди учеников, остановились на мне.

– Кристина Селдридж, – мягко сказала учительница, миссис Свон, и ее необычайно мягкий и тихий голос, заставил меня почувствовать неладное, – выйди, пожалуйста, на минутку.

Я вышла из кабинета, провожаемая десятками глаз. Я всегда хорошо училась, никогда не нарушала закон, а потому факт того, что за мной пришли полицейские, взволновал всех.

Но пожав плечами, я поднялась из-за своей парты (за которой пустовало место Эдварда) и вышла в коридор.

– Кристина, – миссис Свон положила мне руки на плечи и легонько сжала, – я обязана тебе это сказать. Я знала, что вы с Эдвардом всегда дружили и из всего класса он общался почти только с тобой…

– Мы и сейчас общаемся, – поправила я учительницу и увидела, как глаза ее увлажнились слезами, – миссис Свон?

– Мне очень жаль, Кристина. Мне очень жаль…

Миссис Свон заплакала, а я все не понимала, что произошло. Я кричала, чтобы мне объяснили…

– Детка, Эдвард умер. Сегодня ночью. Его сбила машина, когда он возвращался домой на велосипеде, – сказал один полицейский и протянул мне большой синий носовой платок…

Сняв с плеча руку захлебывающейся слезами миссис Свон, я пошла по коридору. Услышала только голос того самого полицейского: «Оставьте, ей надо побыть одной с этой новостью», а потом потеряла сознание…

Что было дальше, трудно говорить. Начался какой-то нескончаемый кошмар. Вся школа переживала, и ученики пытались поддерживать меня, а я два месяца не могла говорить. Помню, я не спала шесть ночей, и дядя просто не знал, что со мной делать. Не могла есть и за короткий промежуток времени сильно потеряла в весе…

Узнав о трагедии с сыном, болезнь миссис Барнс усугубилась и спустя какое-то время она умерла в больнице…

Сестру Эдварда, двухгодовалую Маргу, забрали в приют, ибо никаких родственников у них больше не было. Но спустя год, когда мне исполнилось восемнадцать, я оформила опеку над Маргой и забрала ее себе.

Со временем в школе об этом истории забыли и перестали так остро реагировать на пустое место за партой рядом со мной. Имя Эдварда Барнса просто вычеркнули из школьных журналов, как будто такого ученика никогда и не было.

Все готовились к выпускным экзаменам и самому выпускному.

Помню, что я просто начала учиться. Я дни и ночи, без отдыха, читала учебники, какие-то книги, материалы, просиживала в библиотеках. Я хорошо училась, но никогда не блистала. В моей школе было очень много умных учеников, но медаль за особую учебу получила только я. Я заполняла свою голову разными знаниями и мыслями, чтобы не думать об Эдварде… Найл и Хелена, как могли, поддерживали меня. Тогда-то они и познакомились.

Я винила в смерти Эдварда себя. Если бы я настояла, чтобы он остался у меня, или бы просто не позволила ему так долго сидеть со мной, потому что мне просто было скучно, он был бы жив! Господи, ему было всего семнадцать лет, – я закрыла лицо руками, воздуха стало не хватать, горло пересохло, но я продолжала говорить, прислонившись лбом к холодному стеклу, – семнадцать, понимаешь? У него вся жизнь была впереди. Все мечты, все планы, рухнули в один миг…

А какой-то… Какой-то… Какой-то монстр просто сбил его, и даже не вернулся! Не отвез в больницу! Велосипед Эдварда так сильно ударило капотом машины, что он отлетел на тротуар и пролежал там до утра. Врачи говорили, что он умер не сразу, что, может быть, его было бы еще можно спасти, подоспей «скорая» вовремя… Сосед Эдварда, выйдя рано утром выгулять собаку, нашел его, но… Но было уже поздно.

Несколько лет мне снились эти ужасные сны, в которых Эдвард лежит на тротуаре, а никто не может оказать ему помощь. Со мной были и истерики, я не могла ни с кем разговаривать… Я только училась, читала, заполняла свой мозг разной информацией…

Я замкнулась в себе. Я ни с кем не разговорила, и даже Найла очень долгое время держала в стороне, хотя он переживал так же, как и я, ведь они дружили с Эдвардом.

Я поступила в институт. Там поначалу многие парни пытались со мной познакомиться, но я ни на кого даже не смотрела. Я могла ответить, если меня спрашивали что-то по учебе, но на этом наше общение и заканчивалось. Даже самые настойчивые парни спустя месяц бросали попытку меня добиться, называя меня чокнутой ботанкой.

Когда мои одногруппницы ходили в клубы и на вечеринки, радовались своей жизни, я ходила на кладбище и относила цветы Эдварду. Когда мои подружки встречались с мальчиками, я сидела дома и читала. Книги. Книги были единственные, кто никогда меня не предавал, не уходил от меня, не крутит пальцем у виска и не называл меня чокнутой. Книги вызывали мои слезы, но это были хорошие, правильные, не больные слезы. И кто после этого мог требовать от меня любви к людям больше, чем к книгам?

За успешную учебу мне разрешили закончить институт экстерном. Вместо положенных четырех лет я закончила его за два года, и дядя взял меня к себе на работу в офис. Я слишком много работала и за свои заслуги дослужилась до звания главного редактора журнала.

Как-то я возвращалась с кладбища, на мне просто не было лица. Мне казалось, что если я сейчас ступлю на проезжую часть, то во мне не хватит силы сделать шаг назад и не попасть под машину.

Тогда –то я и познакомилась с Александром. Мы просто столкнулись на улице, он выронил какие-то бумаги и почему-то принялся извиняться… Сказал, что только что переехал из Франции, ищет работу журналистом.. Я посоветовала ему обратиться в издательство дяди, которое в то время уже заслужило огромную славу не только в нашем городе, но и в других.

Александра взяли на работу. Он с первых же дней принялся ухаживать за мной, и это длилось полтора года. Когда я рассказала ему про Эдварда, он все понял и принял, и единственный продолжал относиться ко мне с любовью, в то время как другие сотрудники считали меня стервой, которая работает здесь только из-за родства с владельцем издательства.

И спустя какое-то время я попыталась ответить Александру взаимностью. У меня никогда не было к нему сильных чувств. Но он поддерживал меня, помогал, всегда хорошо относился, и я приняла благодарность за какое-то чувство… Глупо, знаю, – я утерла набежавшие слезы, перевела дыхание, – Я просто привыкла, что, раз я держу теперь под контролем свои эмоции, свои чувства, всю свою жизнь, то и человека рядом со мной тоже должна держать под контролем. Именно им-то и оказался Саша, но замуж выйти за него не смогла. Он делал мне предложение три раза, и каждый раз получал отказ. Не смогла обмануть его. Да и себя.

А потом появился ты. В тебе столько жизни, столько огня, столько… Всего того, что было в Эдварде и когда-то во мне самой. Хочешь верь, хочешь нет, но шесть лет назад я была такой же веселой, беззаботной, как и ты. Жила каждой минутой и не задумывалась о будущем, а прошлое вспоминала всегда лишь с улыбкой.

Но когда Эдварда не стало, я похоронила вместе с ним свою молодость, свое счастье, все свои мечты на обычную жизнь в будущем. В моей жизни появилась только работа, которая, я знала, никогда меня не бросит, никогда не уйдет.

Это единственное, что приносило мне если не радость (сильные эмоции я научилась держать под контролем так, что в скором времени перестала вообще что-либо чувствовать), но хотя бы какое-то ощущение внутреннего спокойствия и довольства собой.

Так что, – я обернулась к Гарри, который как каменное изваяние, все в той же позе сидел на кровати, лицо его побледнело (или мне показалось?), глаза выражали неподдельный испуг и страх, – теперь ты все знаешь.

– А Вы… Вы до сих пор не знаете, кто… Кто был виновен в смерти этого парня? – Гарри провел языком по сухим губам, его голос звучал приглушенно, как накрытый стеклом.

Я повела плечами.

– Нет. Свидетелей происшедшего не было… Кто-то выскочил из-за угла на большой машине и сбил его, потому что не успел снизить скорость. И все. Единственное, что я до сих пор хочу, и какой мыслью живу – найти и узнать, кто был виновен в смерти Эдварда. Я даже бы ничего не сказала этому человеку, – я развела руками, – да и что тут скажешь? Просто хотела бы посмотреть ему в глаза. Посмотреть в его нечеловеческие глаза, которые, не моргнув, убили человека… Можно сказать, даже ребенка, ведь ему было всего семнадцать лет! – я подняла глаза кверху, часто заморгала, чтобы слезы снова не полились, – но, наверное, спустя столько лет этого уже никогда нельзя будет узнать. Я почему за тебя так и схватилась. Когда ты упал в обморок, я чуть с ума не сошла. Я увидела в тебе Эдварда… И если его… Если его я не смогла спасти, то тебя… Тебя всегда спасу, что бы ни произошло.

Гарри закусил верхнюю губу, судорожно сжал руки в кулаки.

– И Вы… Помните, когда это было?

– Пятнадцатого апреля. Шесть лет назад. Знаешь, наверное, если бы я узнала, кто это сделал… Я бы, наверное, не смогла с этим жить, – тихо произнесла я.

Щеки Гарри вспыхнули ярким румянцем, он опустил глаза.

– Мне очень жаль.

– Не стоит. Ладно, – я утерла нос рукой, – ведь теперь я снова начинаю жить, – я подошла к кровати, осторожно присела на край. Гарри молча взял мои руки в свои, прижал к губам.

– Я Вас никогда не брошу.

****

– Всем доброе утро! Как продвигается наш выпуск? – я, словно ветер, расточая улыбки и рукопожатия, ворвалась в офис.

– Мисс Селдридж, я переделал статью, как Вы и просили….

– Молодец, Гарольд! Тебе премию в этом месяце, – я улыбнулась, беря флешку у Гарольда. Его лицо неожиданно осветила улыбка, и, кажется, даже усы приподнялись как-то кверху.

– Премия? Правда?

– Да. Всем в этом месяце премию! – я улыбнулась, покрутила на пальце флешку и вошла в свой кабинет. В коридоре послышался радостный гул.

Я открыла окно, полной грудью вдохнула дневной, нагретый солнцем воздух. Тучи рассеялись, небо просветлело и легко плыло над головой.

– К Вам можно?

Дверь открылась, я обернулась, все еще удерживая на губах улыбку.

– Найл!

Брат, в новой рубашке, оттеняющий синеву его глаз, сияющий улыбкой, прошел в мой кабинет и присел на край стола. Ноги в новых кедах так и подергивались, желая куда-то бежать. Найл аж передергивался, что на языке брата означало: «У меня огромная радость, расспроси меня, расспроси, иначе я лопну!»

– Ну, – я оперлась руками о стол, – ты так светишься, что, пожалуй, нам в офисе уже можно экономить на электричестве. Рассказывай.

– Хелена, – произнес Найл и мечтательно прикрыл глаза, но тут же подскочил, как ужаленный, и отчаянно жестикулируя, заговорил, – она невероятная, она… Мы всю ночь наговориться не могли. Я-то думал, она меня тупицей считает, а тут… Я влюблен, как пятнадцатилетний подросток и ничего не могу с этим поделать!

– И не надо ничего с этим делать! Должен же ты был когда-то остепениться!

– Я серьезно, – Найл улыбнулся, – столько лет я… То есть… Черт! – Найл расширил глаза от ужаса. Ведь он-то думал, что я ни о чем не знаю! Но я по-доброму улыбнулась.

– Она тоже.

– Погоди… Серьезно? Вот мы идиоты, столько времени упустили!

– Но теперь-то, надеюсь, у вас все хорошо? – я напустила на себя строгий сестринский прищур. Найл снова поплыл в своих мечтах.

– Да… Даже страшно. Погоди… А ты –то чего такая радостная? Я шел по коридору, а все обсуждали какую-то премию.

Я потянулась и лукаво улыбнулась.

– Я так понимаю, твой ответ – Гарри? – Найл заиграл светлыми бровями.

– Да. И эта первая ночь за столько лет, когда я спала спокойно и меня не мучила совесть. Наверное, ты прав был, когда говорил, что надо жить дальше, и моей вины действительно нет в том, что Эдвард… Погиб, – с расстановкой произнесла я. Найл кивнул.

– Он бы явно хотел, чтобы ты была счастлива.

– Да, наверное, – я пожала плечами, – правда, не знаю, что делать с Александром…

– Я проходил мимо его кабинета, его нет еще на работе. Может, придет позже, – неопределенно пожал плечами брат, спрыгивая со стола, – да и, кстати, где сам Стайлс?

– Сказал, что у него есть какое-то дело, – я снова улыбнулась, – я даже спрашивать не стала. Ты же знаешь Стайлса – он скрытен, как незнамо кто. Но, что самое удивительное, – я снова оперлась на руки и наклонилась к брату, – я практически ничего о нем не знаю, но я готова вверить ему свою жизнь с закрытыми глазами.

– Значит, смело вверяй, – Найл улыбнулся, – я правда рад, Кристина, что у тебя тоже все наладилось. Ты же знаешь, я всегда на твоей стороне и готов рубить правду только так, но… Гарри – действительно тот, кто тебе нужен.

– Я с ним словно заново жить начала, – сказала я, и это было так, с ним не надо было притворяться, играть, жить под маской или в каком-то другом образе. С ним можно было просто жить. Сейчас и в эту минуту. И в этом вся его прелесть.

– И правильно! Давно была пора! А то взяла моду… Тебя вон весь офис стервой называл, а разве оно того стоило?

– Не знаю. Пускай сейчас называют как угодно, мне все равно. Я слишком счастлива, чтобы думать о том, что говорят обо мне какие-то другие люди, – я улыбнулась и хлопнула Найла по раскрытой протянутой ладони, – знаешь, я, наверное, поеду домой.

– Боже мой! – Найл схватился за голову, как ошпаренный, – Кристина Селдридж уходит с работы средь бела дня?! Там что, на улице, упал метеорит?!

– Почти. Просто хочу домой.

– К Гарри? – Найл снова лукаво подмигнул, почти как его отец.

– К Гарри.

– Тогда это уважительная причина, – Найл посторонился, и рукой, как швейцар, указал мне на выход, – я Вас отпускаю.

– Большое спасибо! – потрепав Найл по залаченным волосам, я почти как школьница, вприпрыжку побежала вниз по лестнице. А сердце в груди так и пело, так и подпрыгивало в такт шагам…

***

Весь вечер я дожидалась Гарри. Он позвонил и сказал, что приедет ко мне вечером, а пока у него было одно важное дело. Напевая от нетерпения, я перемыла всю квартиру, приготовила ужин, надела самое красивое красное короткое платье, которое у меня только было, туфли на высоких каблуках, сделала идеальный макияж и стала ждать.

Когда за окном, наконец, послышался визг тормозов мотоцикла, я готова была выпрыгнуть из платья и броситься встречать Гарри прямо на улице.

– Привет, я…

Я было хотела обнять его, но он так резко посмотрел на меня, что я невольно отпрянула, а рука, уже протянутая к его шее, замерла в воздухе.

Сняв шляпу с примятых кудрей и повертев ее в руках, (а Гарри пренебрегал шлемом), облизывая сухие губы, и почти не глядя на меня, он сказал:

– Мне нужно серьезно поговорить с Вами, мисс Селдридж.

Я невольно дернула углом губ при этом обращении на «Вы».

– Что-то случилось?

– Можно сказать и так.

Гарри цокнул языком, оглядел прихожую, положил шляпу на полку под зеркалом, и прошел в гостиную.

– Вы знаете, что я, конечно, не ангел и далеко не идеал, но, – Гарри взмахнул рукой, не давая мне возможности возразить, – но я все же человек и у меня есть совесть.

– Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь.

Гарри стоял ко мне вполоборота, не решаясь или не желая присесть на диван, и меня от него отделял небольшой журнальный столик. Мои каблуки утопали в ковре, но я стойко стояла, теребя пальцы.

– Ну, вот Вы посмотрите на себя. Это платье… Ужин. Вы давно меня ждете. Да?

– Да, но, Гарри, я не понимаю, почему ты так говоришь… Ведь мы…

– Вы сказали, что любите меня, – резко оборвал меня Гарри, – любите. Ведь так?

– Да, и мне казалось, что это взаимно, – мой голос неожиданно тоже стал строг. Внутри что-то перехватило холодными тисками.

– Любите, несмотря ни на что?

– Я не понимаю, к чему ты ведешь этот разговор. Тебе что, нужны мои клятвы? – я дернула бровью.

– Я не хотел Вам этого говорить. Я вообще не думал, что это так затянется, и в общем, – Гарри посмотрел на меня серьезным взглядом из-под насупленных бровей, – я должен Вам признаться. И, пожалуйста, сядьте.

– Ты меня пугаешь.

Я осторожно присела на край плетеного стула, не сводя взгляда с Гарри. Он крутил пальцы, на щеках выступила краснота, верхняя пуговица рубашки расстегнулась, открывая шею со вздувшейся на ней от напряжения веной.

– Мы слишком поторопились с Вами, – сказал Гарри, – я не тот человек, который Вам нужен.

– Гарри, да что ты говоришь? – я было вскочила со стула, подогреваемая разбушевавшимся сердцем, но Гарри так посмотрел на меня, что я снова послушно села, – да что произошло?! Скажи мне!

– Я не вправе врать Вам и скрывать, – Гарри нервно сглотнул, бегая от меня глазами. Мне хотелось вскочить, схватить его за плечи и поймать его сумасшедший взгляд!

– Ну, так скажи, что произошло?

Гарри облизал губы, покрутил шеей, и, поглядев на меня смертельным взглядом, сказал, чеканя каждое слово так, что оно впивалось мне в мозги прямо настоящими крючьями:

– Это я был тогда за рулем. Я пятнадцатого апреля, шесть лет назад, сел за руль без прав. Я был в той машине. Это я убил Эдварда Барнса.

Комментарий к ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ЦЕЙТНОТ

Собственно говоря, вот и раскрытие самое главной интриги С: Вы хотели узнать, кто есть Эдвард – теперь вы знаете :)

Оставляйте комментарии, очень важно знать ваше мнение!

И большое-большое-ОГРОМНОЕ СПАСИБО тем, кто остается со мной, вы меня вдохновляете и мотивируете :3

(и не убивайте меня, пожалуйста, за такой поворот сюжета)

========== Глава 2. ==========

– Ты… Что?

– Это я виновен в смерти Эдварда Барнса. Погибшего шесть лет назад в возрасте семнадцати лет, – отчеканил Гарри.

– Ты… Нет… Этого… Этого не может быть… – лепетала я, чувствуя, как сердце сжимается в маленький комок и перестает биться.

– Не думайте, что мне самому приятно говорить Вам об этом, – Гарри сузил злые глаза, – но это правда. Мне было всего пятнадцать, и у меня не было прав. Я взял машину из гаража отца и поехал кататься. Я не успел затормозить. Это был несчастный случай.

– Но…

– Мой отец не последний человек в городе и помог скрыть следы. Иначе сейчас бы я с Вами не разговаривал, а был за решеткой. Я скрылся с места преступления. И парень умер. Из-за меня.

– Гарри, ты… – по лицу у меня потекли слезы, – скажи, что это неправда! Скажи, что ты лжешь!

– Увы, но это правда, – Гарри цокнул языком, – когда Вы мне рассказали все, я понял, что это был действительно Ваш квартал. Да и имя… Погибшего… Я тоже знал.

– И ты… Ты так спокойно мне сейчас говоришь об этом?! – я не верила своим ушам. Нет, нет, пусть скажет, что это такая жестокая шутка! Гарри пожал плечами.

– А как мне еще об этом говорить? И раз уж зашла такая тема на откровения… То, что я Вам говорил до этого – про свои чувства – вот это было ложью. Я просто хотел узнать, сколько времени мне понадобиться, чтобы склонить Вас в свою постель.

Я дернулась, как от пощечины.

– Стайлс, ты забываешься!

– А что, неприятно оказываться в одной комнате с убийцей своего некогда любимого парня?

Я в миг подлетела к Гарри и ударила его по щеке. Гнев застил мне глаза. Ладонь обожгло жаром.

– Эй, потише! – Гарри перехватил мои руки, – приберегите свои истерики для кого-нибудь другого, меня ими не возьмешь.

– Стайлс, да… Да ты же… Чудовище, – прошептала я, не желая верить своим глазам. Гарри оскалил зубы в оскале.

– Не буду спорить. Теперь мы знаем о тайнах друг друга и ничто не мешает нам полюбовно разойтись.

Отстранив меня в сторону, Гарри пошел к двери. Там остановился. Я ничего не понимала, глаза горели слезами, пол плыл под ногами.

– Стайлс!

– Я никогда Вас не любил, – бросил он мне через плечо, – и Вам лучше обо мне забыть. Поверьте, это к лучшему.

– Ты… Я ненавижу тебя, – прошипела я, – ты еще ответишь за смерть Эдварда!

– Отвечу. Мы все за всё когда-нибудь ответим, – все так же, не поворачиваясь, ответил Гарри.

– Ты не посмеешь так просто уйти! – я бросилась к нему, но Гарри так посмотрел на меня, что у меня опустились руки. Дыхание перехватило от одной лишь пустоты в его взгляде.

– Не прикасайтесь ко мне, – бросил он, брезгливо кривя губы, – я думал, Вы будете поумнее, а Вы повелись на мои россказни про любовь, как пятнадцатилетняя дура.

– Ты… Ты… Ты уволен! Пошел вон! Чтобы я тебя никогда больше не видела! – закричала я, снова замахиваясь, но Гарри выставил вперед руку и железным кольцом пальцев обхватил мое запястье.

– Не утруждайте себя. Я исчезну из этого города. И Вы больше никогда меня не увидите.

– Исчезни. Немедленно, – смаргивая слезы, чувствуя подступающую к горлу дурноту, прошептала я, – я…. Ненавижу тебя.

– Прощайте, мисс Селдридж, – Гарри взялся за ручку двери, но друг замер с напряженной, как струна спиной. На секунду мне показалось, что вот сейчас он скажет, что все придумал. Все разворачивалось слишком быстро, как фильм, перемотанный сразу на конец! В ушах стучали сгустки крови, – Вам бы все же лучше выйти замуж за Мельеса. А то такой шанс упускаете.

И не давая мне возможности что-либо ответить, вышел из квартиры.

О том, что он был здесь, говорила только шляпа, которую он забыл.

Он ушел из моей жизни, но забыл в ней шляпу.

Я снова полюбила и потеряла человека.

Но на этот раз, лучше бы Гарри Стайлс действительно умер.

На дрожащих ногах, я подошла к стойке с телефоном, и, не помня себя, набрала номер Найла.

– Алло? Кто это?

– Найл, – прошептала еле двигающимися губами, – Найл…

– Кристина? Что случилось? Ты где? Ты дома?

– Да… Гарри…

– Что? Я ничего не слышу! Говори громче, – кричал в трубке Найл.

– Гарри…. Он… Он… – я уже почти захлебывалась слезами. Телефонная трубка выпала из руки, перед глазами встала темнота.

– Я сейчас приеду! – успел крикнуть Найл, перед тем, как я, падая, погрузилась в непроглядную тьму и забвение.

****

– Ну, ты как?

Я с трудом разлепила тяжелые веки, и, ощущая тошноту, как при укачивании, огляделась. Я была в своей комнате, на крае кровати сидел встревоженный Найл. В руках у него был стакан с водой, и помогая мне подняться, он протянул его мне.

– Скажи, что все это мне показалось.

– И рад бы, да не могу. Я сам ничего не понял. Приехал, ты была без сознания. Что произошло?

– Это Гарри. Убил Эдварда.

На секунду в лице Найла промчалась сотня эмоций. Здесь было и возмущение, и непонимание, и желание посмеяться над удачной шуткой, и вопрос, и ошеломление. Он тряхнул головой, как бы сгоняя все эмоции с лица, и переспросил гулким голосом:

– Гарри… Что сделал?

– Убил Эдварда.

– Боже, с чего ты это взяла?!

– Он сам сказал, – я отвернулась к стене и закрыла глаза. Веки болезненно пульсировали, под ними красными отметинами мигали яркие точки.

– Твою же мать… – Найл застыл, как каменное изваяние, и рука, до этого готовая была несмело прикоснуться ко мне, так и застыла в воздухе, – ты вообще… Как?

– Не знаю.

А как я могла быть? Как я могла быть?! Я во второй раз переживала смерть любимого человека. Сколько раз я клялась себе, просиживая часами возле могилы Эдварда, что найду убийцу? Что просто посмотрю ему в глаза? Как мне хотелось узнать, кто совершил эту подлость! Но Гарри… Как он мог? Как у него хватило… Хватило мерзости и презрения ко всему живому на земле бросить эту правду мне в лицо так?! Словно… Словно что-то дохлое и отвратительное, швырнуть эту мерзостную, истлевающею правду мне в лицо!? Да лучше бы он убил меня, чем сказал это! Лучше бы… Да лучше бы он меня сбил тогда!

Если бы пару часов назад Гарри избил меня и оставил так лежать, истекая кровью, наверное, я бы и тогда чувствовала себя лучше.

Полюбить убийцу…. Убийцу человека, который некогда был для меня всем! За которого я поклялась отомстить! Боже… Ну, почему все так?!

– Кристина! Кристина, я прошу тебя, не молчи только, – Найл продолжал трясти меня за плечо и что-то говорить, но его слова доходили до меня как сквозь вату.

– Оставь меня.