Текст книги "Одиночество рядом с тобой (СИ)"

Автор книги: Chibi Sanmin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

Сурин шмыгнула носом и отвела взгляд. Она не могла поспорить с дядей лишь по той простой причине, что ей не довелось испытать лично на себе это странное щемящее чувство. Да, многие о нём говорили, писали, слагали песни и стихи. Любовь стояла в истоке человечества, все мысли и действия людей сводились к тому, чтобы её обрести и быть счастливыми. А Чанёль сейчас заявлял, что любить плохо. Что без любви жить проще и легче. И кому верить?

– И ты совсем никогда не любил?

– Если бы я никогда не любил, то не сделал бы такой вывод. Ты не обязана верить моим словам. Я тебе больше скажу – влюбись! А потом мы сядем также и поговорим об этом. Я приведу доводы, ты выскажешь свои аргументы. В диалоге рождается истина, ты знала?

В беседке было совсем темно и влажно от дождя. А Сурин едва не плакала от радости – они ещё никогда не разговаривали с Чанёлем так много и на столь серьёзную тему. И он ни разу до этого не предлагал ей поговорить о чём-то в будущем. Сейчас они общались практически на равных. Неужели он наконец признал в ней человека, которому можно доверять?

– Спасибо! – уткнувшись лбом в плечо мужчины, выдохнула девочка.

– За что?

– Просто так, – улыбнулась она, напрочь забыв о недавнем инциденте.

– Тогда пойдём в дом, холодно уже.

Широкая ладонь смазано коснулась влажных от дождя волос, и Сурин едва удержалась, чтобы не ткнуться лбом в чужие руки, вымаливая ещё капельку ласки. Они так и зашли в дом – шагающий впереди Чанёль и семенящая следом племянница.

К счастью, Рэй уже ушла и о её присутствии напоминал лишь сладкий запах духов и забытый на спинке кресла шёлковый шарф. Неожиданно рассердившись, Сурин схватила его двумя пальцами и отнесла в прихожую, закинув на верхнюю полку шкафа. Это не ускользнуло от внимательного взгляда Пака, следящего за племянницей.

– Давай договоримся? – предложил он, глядя на то, как Сурин яростно пылесосит гостиную, перед этим распахнув окна и впустив в дом осеннюю сырость.

– О чём? – крикнула девочка.

Ловким движением выключив гудящий агрегат, Чанёль опустился в кресло и нахмурил брови:

– Компромисс. Как у взрослых людей. Мы же взрослые?

– И? – насторожилась Ли.

– Я больше не привожу в дом женщин. Для секса, я имею в виду, – на этой фразе племянница покраснела и потупила взгляд. – А ты больше не сбегаешь с уроков. Договорились?

Сурин со страхом уставилась на протянутую ладонь, некстати вспомнив, как та совсем недавно касалась чужой женщины, запах которой она так яростно хотела вытравить. Впрочем, пересилив брезгливость, девочка скрепила их соглашение рукопожатием.

– Вот и славно. Тебе какую пиццу заказать – с грибами или с курицей?

– Любую. Главное, без лука.

Тишину комнаты вновь разрезало надоедливое гудение пылесоса. Чанёль был вынужден взять телефон и выйти в прихожую, чтобы позвонить в службу доставки, вот только в дверях столкнулся с насмешливым взглядом человека, которого меньше всего ожидал здесь увидеть. Судя по стихшему гудению за спиной, Сурин тоже успела заметить наглого одноклассника.

– У вас дверь была открыта. Ничего, что я зашёл без стука?

========== Глава 8 ==========

– Мы как раз собирались ужинать. Ты с нами? – невозмутимо поинтересовался Чанёль.

Сехун улыбнулся кончиками губ и отрицательно помотал головой. Затем перевёл на напряжённую Сурин испытующий взгляд и вытащил из кармана её допотопный мобильник с огромной царапиной на дисплее.

– Наша Золушка была так неосторожна, когда сбегала с уроков, что забыла сие устройство в медкабинете. Право, не знаю, что это за аппарат, неизвестный науке. Может, подскажешь?

– Очень смешно! – огрызнулась Ли, подскочив к парню и выдернув телефон из его руки.

Чанёль дёрнулся, словно хотел что-то сказать, но всё же промолчал и поднялся на второй этаж, оставив молодых людей наедине. Вытянув рукав толстовки, Сурин сосредоточенно оттирала мобильник от жирных следов чьих-то пальцев, а Сехун по-прежнему подпирал спиной дверной косяк и задумчиво лыбился.

– Почему с уроков сбежала? – наконец поинтересовался он.

– Не делай вид, что тебе есть до этого дело!

– Просто хочу дать маленький совет. Позволишь?

Девочка замялась, но нехотя кивнула, понимая, что ничего хорошего этот парень ей не скажет.

– И Мина, и Оми те ещё суки! Не нужно тебе с ними общаться, честно.

– Мина мне всё рассказала. И про Миён тоже!

– О-о-о, это очень тёмная история! Даже я не знаю, кто там по-настоящему виноват. Знаешь, эти двое идеальная парочка для психотерапевта – тиран и жертва. У Оми же на лице написана вся скорбь мира, и столь неуравновешенные личности, как Мина, так и норовят её задеть побольнее. Не вмешивайся в их «идиллию», а то останешься крайней.

– Надо же, какой мудрый совет! – спрятав телефон в карман, фыркнула Сурин. – Только если Мина такая плохая, что же ты с ней встречаешься?

– Потому что она делает качественный минет, – спокойно ответил О.

Девочка уже открыла рот, чтобы ответить, но так и застыла в ужасе, покрываясь красными пятнами. Не слишком ли много интимных откровений за один вечер? И как-то слишком напоминает пресловутое дежавю.

– А как же любовь? – уже предугадывая ответ, всё же спросила она.

– Я её не люблю. Любит ли меня Мина – тоже спорный вопрос. Возможно, она так же одержима мной, как и Оми.

– По-твоему, одержимость – это не любовь?

– Это болезнь, которую нужно лечить в психушке.

– Всякая любовь содержит в себе одержимость!

– Тебе виднее. Это ведь ты меня любишь!

– Да не люблю я тебя! – раздражённо воскликнула Сурин, тут же испугавшись, что дядя мог её услышать, и продолжив уже тише. – С чего ты вообще это взял?

– Потому что я никого не оставляю равнодушным!

– Ты самовлюблённый тип и единственное чувство, которое я к тебе испытываю – раздражение!

– Хорошо хоть не ненависть…

– Я не могу ненавидеть человека, который спас мне жизнь, – опустив голову, выдохнула Ли.

– И на том спасибо. Проводишь?

Накинув в прихожей пальто и обув ботинки, Сурин вышла следом за Сехуном, тут же поёжившись от прохладного осеннего ветра. Она видела, что за забором стоял чёрный автомобиль, на котором обычно возил парня водитель, и думала, каково это – родиться с серебряной ложкой во рту. Не заботиться о своём будущем, не думать, где найти денег до зарплаты, ни в чём не нуждаться, исполнять любую мечту по щелчку пальцев. Наверное, чтобы по-настоящему оценить это, нужно лично всего добиться. Может, именно поэтому Сехун такой эгоист?

– Не против, если я завтра утром заеду за тобой?

– Зачем это? – опешила Сурин.

– Я живу не так уж и далеко, нам всё равно по пути. Или тебе нравится каждый раз напрягать своего занятого дядю?

– Мне кажется, что тебе пора!

– Я всё равно заеду, недотрога, – фыркнул Сехун и напоследок, бросив на девочку непонятный взгляд, скрылся за воротами.

Через пару секунд раздался хлопок двери и шуршание шин по гравию. Дождавшись полной тишины, Сурин развернулась к дому и успела заметить в окне на втором этаже мужской силуэт, тут же скрывшийся из виду.

***

Пицца оказалась необычайно вкусной или всему виной дикий голод? В любом случае, вечер прошёл замечательно – под американский сериал про призраков на заднем плане, с неторопливыми разговорами и шипучей колой, от которой немного заболел живот.

– Кстати, вот, – промокнув губы салфеткой, мужчина вытащил из-под стола коробку с нарисованным на ней смартфоном и протянул племяннице.

Они сидели на полу, подпирая спинами диван и вытянув ноги на мягком пушистом ковре. Сурин со страхом смотрела на подарок и боялась брать его в руки, словно могла тут же разбить вдребезги.

– Ну же!

– У меня же есть телефон, – робко заговорила Ли.

– Ему самое место на помойке, ты уж прости. Этот телефон куда лучше. Я купил его пару дней назад, но постоянно забывал тебе отдать. Бери!

– Но мне его подарил папа.

Взглянув в переполненные слезами глаза, Чанёль виновато отвернулся и небрежно бросил коробку на стол. Идея купить мобильник уже не казалась ему такой уж удачной. Признаться честно, он даже успел подзабыть, что девочка недавно потеряла отца. Лично для него брат умер полтора десятка лет назад, он уже давно оплакал свою потерю. А Сурин, даже если держалась на удивление хорошо, всё ещё была сломана и изранена утратой.

– Он хороший, – не зная, о чём ещё побеседовать, начал Чанёль. – В нём есть камера, плеер, выход в Интернет. Даже функция радио, кажется, предусмотрена. Я подумал, что тебе это будет интересно. Все детишки любят играться с этими штуками.

Несколько секунд ответом была тишина, а затем тёплые пальцы коснулись мужской руки и крепко сжали.

– Спасибо, – улыбнулась Сурин. – Поможешь мне в нём разобраться?

– С удовольствием! – с облегчением кивнул Пак.

Остаток вечера они провели за совместным изучением функций аппарата. Тыкали наугад по всем иконкам, а затем начинали нервно смеяться в ожидании результата. Сурин догадывалась, что дяде прекрасно известно, как правильно пользоваться телефоном, но благодаря его дурашливой непосредственности и желанию отвлечь от переживаний, она смогла ненадолго забыться и вновь почувствовать себя счастливым ребёнком.

– Как ты относишься к этому парню? – уже на кухне, вытирая полотенцем тарелки, спросил Чанёль.

Ли, занимающаяся мытьём посуды, ошарашено взглянула на дядю и тут же смущённо отвернулась:

– Никак! Придурок он.

– Ну-ну. А вот ты ему нравишься, – довольно заключил он.

Тарелка выпала из мыльных пальцев и со звяканьем приземлилась на дно раковины. Чертыхнувшись, девочка от души намылила губку и подняла чудом не разбившуюся посудину.

– Он эгоист. Ему вообще никто не нравится!

– Все люди по своей натуре эгоисты. И он, и ты, и я. На самом деле, я не против, если ты начнёшь с ним встречаться. В твоём возрасте это нормально. Но я тебя очень прошу, не нужно спать с ним вот так сразу. Пусть он поухаживает за тобой, по настоящему увлечётся. Ты должна позволить ему самое главное только тогда, когда поймёшь, что его чувства к тебе серьёзны. И не забывай о контрацепции – это твоя задача, а не его. Если честно, то я пока не чувствую себя дедушкой, да и тебе нужно думать о будущем, – Чанёль настолько воодушевился своей лекцией, что не заметил, как Сурин нервно дрожала и кусала губы.

Племяннице было стыдно слушать эту речь, хотя она и понимала, что слова правильные и нужные. Те – которые должен говорить отец своей дочери. Но ведь Чанёль не её папа.

А Пак, впервые почувствовавший тепло, которое ощущает родитель по отношению к своему ребёнку, открывал в себе новую сторону. Ему хотелось заботиться о непутёвой девчонке, наставлять её на правильный путь, делиться опытом. Хотя бы попробовать заменить отца, пока она не научится обходиться без него.

– Впрочем, если забеременеешь, то будем рожать. Обустроим вторую гостиную в детскую и… – мужчина резко замолчал, осознав, что несколько увлёкся, и виновато взглянул на растерянную племянницу. – Пошли спать?

***

Сурин долго ворочалась, не в силах уснуть. Смотрела на плавающие по комнате тени, прислушивалась к звукам моторов чужих автомобилей, изредка проезжающих по улице. Крепко зажмуривалась, чтобы не пялиться часами в тёмный потолок, и чувствовала удушливую волну отчаяния, каждый раз совершающую на неё набеги после полуночи.

Девочка знала – главное дождаться утра. Тогда темнота отступит, а его место займёт рассветное солнце, новый день и неотложные дела. Ещё один шанс смириться со случившимся, научиться жить дальше, в новых условиях и с новыми людьми. Не оглядываясь назад, не ожидая чудес от будущего. Просто жить и наслаждаться каждой минутой.

За этими мыслями Ли сама не заметила, как задремала. Просто провалилась в какое-то забытьё, оставаясь на той зыбкой границе сна и реальности, когда ты ещё чувствуешь окружающий мир, но подсознание уже затягивает в пучину кошмаров.

А это был именно кошмар – Сурин не сомневалась. Разве может считаться хорошим сон, где твой папа стоит вдалеке и машет тебе рукой, а ты бежишь к нему и никак не можешь догнать? Мчишься, словно ветер, вздрагивая, когда острые ветки хлещут по лицу, зовёшь его по имени, надрывая связки, машешь руками. А он отдаляется всё дальше и дальше, тает в тумане, который проглатывает его, как акула стаю мелких рыбёшек. Кричи не кричи – ничего не изменишь.

– Сурин, тихо!

Вздрогнув, девочка распахнула слипшиеся от слёз ресницы и непонимающе моргнула. В её комнате горел ночник, а на краю кровати сидел всклокоченный Чанёль и тряс её за плечи. Видимо, она кричала во сне, раз дядя прибежал полураздетым и босиком. А ведь пол холодный. Чертовски холодный, совсем как её руки сейчас, которые она лихорадочно сжимала под одеялом.

– Мне снился папа! – всхлипнула Сурин, прижавшись к плечу Чанёля. – Я не догнала его!

– Тсс, это просто сон, – Пак гладил её по голове дрожащей рукой и совершенно не знал, как успокоить.

Он и сам чуть с ума не сошёл, когда услышал посреди ночи истошные крики. Едва успел натянуть домашние штаны и побежал к племяннице, на ходу набирая номер охранной службы. Чанёль думал, что в дом пробрались воры, поэтому когда увидел плачущую во сне Сурин, растерянно произнёс в трубку: «Отбой», и принялся её расталкивать.

И вот сейчас племянница жалась к нему, тонко всхлипывала, и что-то несвязно бормотала про отца, которого она очень сильно любила. И Чанёль жалел, что за всю свою долгую жизнь так и не обзавёлся детьми. Возможно, сейчас он не чувствовал бы себя неловким чурбаном, нашёл бы подходящие слова утешений, смог прекратить эту пугающую истерику. Но его умений хватило лишь на тёплые объятия и редкие прикосновения к спутанным волосам.

– Пожалуйста, можно я съезжу в выходные домой? – стуча зубами, нервно взмолилась девочка.

– Твой дом теперь здесь, – слова сами сорвались с языка и за них отчего-то стало стыдно. – Конечно, мы вместе туда съездим. Я позвоню в школу и попрошу освобождение от занятий на пятницу и субботу.

– Спасибо, – шмыгнула носом Сурин.

Чанёль чувствовал, как тонкое тельце медленно расслаблялось, а дыхание становилось размеренным и ровным. Вскоре племянница уже спала, всё так же прижимаясь к нему, вцепившись пальцами в горячее предплечье. Боясь её разбудить, мужчина осторожно переложил ослабевшую руку на одеяло, крепко укутал и вышел из комнаты, чтобы остаток ночи провести с сигаретой на балконе, и каждые полчаса заглядывать в комнату Сурин, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке.

***

К утру Чанёль выглядел окончательно разбитым. Он нашёл в себе силы переодеться в костюм и даже спуститься на кухню, но когда приготовленный Сурин кофе оказался вылит на его рубашку, племянница всерьёз озаботилась состоянием родственника.

– Может, стоит остаться дома? Куда ты в таком виде? – виновато бурчала она, понимая, кто стал причиной бессонницы дяди.

– Я не могу. У меня собрание в десять, – раздражённо отряхивая рубашку, благо кофе был остывшим, отрезал Пак. – Я не могу подавать работникам плохой пример.

– Тогда нужно вызвать такси!

– А вот это хорошая идея. Займись этим!

Когда мужчина переоделся, у ворот уже ждали два автомобиля. И если такси вопросов не вызывало, то вторая машина сразу же рождала в голове десятки догадок. Впрочем, стоило приметить крутящегося неподалёку Сехуна, как всё встало на свои места.

– Кажется, этот парень настроен серьёзно, – поправляя галстук, ухмыльнулся Пак. – Помнишь наш вчерашний разговор?

– Я поеду с тобой! – краем глаза поглядывая в окно, капризно возразила Сурин.

– Нет, я уже опаздываю и у меня нет времени заезжать в школу. Он не причинит тебе вреда, иначе я лично его прибью. Поняла?

Ли недовольно кивнула и спрятала в кармашек форменного пиджака свой допотопный мобильник. Неприятное чувство обиды обожгло Чанёля, но он ничего не сказал, лишь натянуто улыбнулся и первым вышел из дома.

При виде Пака, Сехун невольно выпрямился и поздоровался. Они обменялись настороженно-колкими взглядами, но появившаяся в поле зрения Сурин заставила их воздержаться от комментариев возникшей ситуации.

– Привет, – она махнула рукой Сехуну и повернулась к дяде. – До вечера?

– Ага. Удачного дня, – смерив напоследок О подозрительным взглядом, Чанёль сел в такси и продиктовал водителю адрес.

– Нам тоже пора, а то опоздаем, – парень любезно распахнул заднюю дверцу и помог стушевавшейся Сурин забраться внутрь.

По дороге в школу они почти не разговаривали и, кажется, Сехуна это ничуть не беспокоило. Он смотрел по сторонам, ковырялся в смартфоне, лениво зевал и оставался совершенно расслабленным по сравнению с напряжённой девочкой.

Когда до школы оставалось доехать буквально пару кварталов, Сурин неловко зашевелилась, привлекая к себе внимание, и встревожено выглянула в окно.

– Остановите, пожалуйста, здесь, – обратилась она к молчаливому водителю.

– Нет, езжай дальше, – коротко приказал Сехун.

В том, кого послушается мужчина, сомневаться не приходилось.

– Не нужно, – попыталась воззвать к благоразумию О девочка. – Пойдут ненужные слухи. Я не хочу, чтобы нас видели вместе.

– А мне всё равно. Не пойму, чего ты боишься?

– Потому что у меня будут проблемы!

– Мину боишься? Да брось! Если она что-нибудь сделает, я лично переломаю ей руки.

– С чего вдруг такая забота обо мне? Ты сам говорил, что я полное ничтожество и от меня пахнет дерьмом. Чего же теперь в мою жизнь лезешь?!

Сехун долго и испытующе смотрел на злую Сурин, а потом пожал плечами и усмехнулся:

– От тебя больше не пахнет навозом, так что обивка салона не провоняет!

Лицо Ли вспыхнуло от обиды, а сама она едва удержалась, чтобы не отвесить пощёчину этому самодовольному придурку, в честность которого почти поверила. Поэтому когда автомобиль притормозил перед воротами, она первой выскочила из салона и поспешила смешаться с толпой учеников.

Впрочем, её появление не осталось незамеченным. Многие тут же зашептались, округлив глаза, и неосознанно расступаясь перед спешащей к крыльцу Сурин. Уже поднимаясь по ступенькам, она столкнулась нос к носу с растерянной Оми, по бледным щекам которой текли слёзы. Чёрт, неужели всё видела?

– Я же тебя просила, – прошептала она, задыхаясь от рыданий. – За что ты так со мной?!

Ли вначале хотела оправдаться – мол, это всё недоразумение и её с Сехуном ничего не связывает. Даже извиниться порывалась, как неожиданно вспомнила предательство псевдо подруги. Обида обожгла, комок подступил к горлу, а ладошки сами сжались в крепкие кулаки.

– Ты говорила, что моя подруга, а сама вместо этого предала. О чём мне вообще с тобой разговаривать? – Сурин понимала, что школьное крыльцо не лучшая площадка для выяснения отношений, но смолчать просто не могла.

– Я люблю его! – прошипела Оми, легко толкнув девушку в грудь.

– Ты слышишь, что я тебе говорю? Ты пришла в мой дом с диктофоном в кармане, записала, что было нужно, и выставила меня посмешищем!

– А ты спроси, почему я это сделала?! Тебе показать мои синяки? Здесь, здесь или здесь? Показать?! – наступала на неё Рой, заставляя отступать вниз по ступенькам.

– Ты могла бы обо всём рассказать мне и мы придумали, что можно сделать! Впрочем, ты же и Миён подставила. Не привыкать тебе гадить ради любви, верно? – съязвила Сурин, искренне надеясь, что нашла слабое место Оми.

– Веришь ей? Да? Я не развешивала фотки Миён! Это сделала Мина, а вину повесила на меня! Но ты же только называешься подругой! Тебе проще поверить кому угодно, чем мне! – девчонка замотала головой и с раздражением взглянула на Ли. – Я ненавижу тебя!

Растолкав собравшихся вокруг учеников, Рой убежала, растирая слёзы по щекам, а Сурин едва удержалась, чтобы не побежать следом. Её душили противоречивые эмоции – с одинаковой силой хотелось ударить Оми и извиниться от всего сердца. Ли потерялась, она не знала, кому верить. А одноклассники шумели где-то на заднем фоне, смакуя увиденную сцену и услышанные подробности недавнего скандала с Миён.

– Зря ты так.

Повернув голову на укоризненный голос, девочка увидела подавленного Минсока. Он смерил Сурин брезгливым взглядом и убежал вслед за Оми. Быть может, хотя бы он найдёт нужные слова утешения, раз самой Ли не дано этого сделать?

========== Глава 9 ==========

И все эти пустые мечты об одинокой жизни,

Стали похожи на птиц без песен…*

Сурин была почти счастлива – здесь и сейчас, в одном автомобиле с Чанёлем, полным пакетом вредной пищи из Макдональдса, шипучим лимонадом и ретро-хитами, звучащими по радио. Они дурачились, подпевали старинным песням, даже умудрялись танцевать в стиле диско. И это было так непохоже на поездку, случившуюся около месяца назад. Тогда на девочке не было лица, Чанёль откровенно грубил, доводя её до слёз, а в юном сердце было столько тоски, что даже дышать было больно.

Почему сейчас всё иначе? То ли родственники привыкли друг к другу. То ли возвращаться домой всегда легче, чем уезжать.

Когда гамбургеры были съедены, а бутылки с газировкой опустели, Сурин разлеглась поудобнее на мягком сиденье и закрыла глаза. Мужчина тут же убавил звук, чтобы радио не мешало племяннице, а она исподтишка, из-под неплотно прикрытых ресниц его разглядывала.

Сегодня Чанёль казался гораздо моложе своих лет. Сменив дорогой костюм и начищенные до блеска ботинки на узкие джинсы, чёрную толстовку и стоптанные кеды, он разом сбросил лет десять. Ещё и неуложенная чёлка то и дело лезла в глаза, пока девочка не предложила шутливо воспользоваться своей заколкой. На удивление, Пак послушно заколол волосы и вздохнул с облегчением, стараясь не смотреть на собственное отражение.

– Тебе идёт, – хихикала Сурин, глядя на розовое недоразумение в тёмных волосах дяди.

– Не смейся! Чёлка лезет в глаза, это просто невозможно, – отмахнулся Пак, ловко обгоняя гружёный брёвнами грузовик.

Так они и добрались до родного городка Сурин – то замолкая на несколько часов, то болтая и смеясь. Вот только когда за окном мелькнули знакомые с детства улицы, девочка напряглась, даже не обратив внимания на сдёрнувшего с волос заколку дядю. Он тоже выглядел напряжённым, с трудом объезжая лужи и стараясь притормаживать перед глубокими рытвинами, что испещряли раздолбанную дорогу.

Вновь пошёл дождь, мерно стуча по крыше машины и заливая стёкла мутной водой. Застегнув куртку до горла и нервно спрятав руки в карманах, девочка упрямо смотрела на собственные колени, боясь поднять взгляд. Она возвращалась домой, но всё казалось чужим. Те же дома, те же улицы и люди. Вот только Сурин теперь другая. И хотя прошло совсем немного времени, этот мир успел её отвергнуть, выдавить из своей истории как ненужного персонажа. И Сурин сейчас чувствовала себя наблюдателем, но никак не участником событий.

– Приехали, – притормозив перед бабушкиным домом, выдохнул Чанёль. – Так и будешь здесь сидеть?

– Боюсь, – отрешённо заявила девочка.

– Кого?

Не удостоив дядю ответом, Сурин осторожно распахнула дверцу и ступила прямиком в грязь. Накинула на голову капюшон, засеменила к знакомой калитке, толкнула её и тут же повалилась на землю, позволив Рамону запрыгнуть себе на грудь и счастливо облизать щёки.

– Фу, Рамон! – деланно недовольно взвизгнула она, чувствуя, как намокает от грязи куртка.

Собака бы ещё долго лобызала хозяйку, но заметив вышедшего из салона Чанёля, тут же сердито зарычала, выставив на обозрение острые клыки.

– А я уж хотел забрать этого монстра с собой, – мстительно пробормотал Пак, спокойно пройдя мимо собаки.

Зарычав, Рамон бросился следом, норовя ухватить незваного гостя за штанину, но услышав сердитое шиканье Сурин, остановился и виновато повесил уши.

– Я теперь вся грязная из-за тебя. Непослушная собака! – журила его Ли, любя почёсывая за ухом. – Присматриваешь за бабушкой? А ну, признавайся!

Чанёль тем временем поднялся на крыльцо и крепко обнял вышедшую встретить гостей старушку. Она, кажется, стала ещё ниже и седее, чем Пак видел её в последний раз. Одиночество никого не делало счастливым и здоровым. И Чанёлю казалось, что старушка специально отдала ему Сурин, чтобы спасти от смертельной болезни, забрав противную хворь себе. И мужчина был за это благодарен – он впервые за много лет чувствовал себя живым.

***

Бабушка постаралась на славу, приготовив целую гору вкусностей. Они ужинали на маленькой кухоньке, где Чанёль с трудом мог вытянуть свои длинные ноги, обсуждали всё на свете под мерный рокот дождя и шорохи хрустящего косточкой Рамона, которого сегодня впустили в дом и выделили место в прихожей на выцветшем коврике.

Сурин помогла бабушке вымыть посуду и проводила до комнаты. Уложила, накрыла двумя тёплыми одеялами, чтобы старые косточки прогревались и не ныли столь сильно от разыгравшейся непогоды. И долго гладила морщинистую ладонь, пока старушка не уснула.

Вернувшись в гостиную и никого там не обнаружив, Сурин взволнованно подошла к окну и отдёрнула занавеску – Чанёль курил на крыльце, зябко кутаясь в толстовку и задумчиво глядя себе под ноги.

Налив две кружки чая и поставив их на столик в гостиной, девочка достала с книжной полки толстый фотоальбом и любовно стёрла с обложки слой пыли. Она давненько его не открывала. Последний раз, быть может, года три назад? Ещё до болезни отца. Просто листала, скользя равнодушным взглядом по незнакомым лицам – дедушки, мамы, дяди Чанёля, которых ей никогда не доводилось лично видеть. А сейчас хотелось посмотреть на старые снимки новым взглядом.

Едва она раскрыла альбом, как хлопнула дверь и на пороге показался замёрзший Чанёль. Приметив чашку дымящегося чая, он улыбнулся и завалился на диван рядом с племянницей. Правда, увидев альбом на её коленях, заметно помрачнел.

– Посмотрим вместе? – не надеясь на положительный ответ, предложила Ли.

– Посмотрим, – после короткой паузы, сухо кивнул Пак.

Поскольку альбом принадлежал маме Сурин, то вначале встречались фотографии молодой бабушки и её мужа, который умер задолго до рождения внучки, а затем снимки самой мамы – от едва новорожденной, завёрнутой в пелёнки, до школьной скамьи.

Забыв про присутствие дяди, девочка разглядывала фотографии, всё больше приходя к мысли, что некоторые из её черт почти в совершенстве напоминают материнские. Для ребёнка, которого в детстве дразнили приёмышем, это открытие стало подобно чуду.

– Почему тебя так называли? – удивился Чанёль, когда Сурин рассказала об этом вслух.

– Потому что мою маму никто не знал, а на папу я была мало похожа. Вот и дразнились, мол, меня из приюта взяли. Но сейчас я вижу, что чем-то напоминаю маму. Правда?

– Да, ты очень похожа на Еын, – глядя в полные надежды глаза племянницы, кивнул мужчина.

– Спасибо, – выдохнула она, перевернув очередную страницу.

Пожелтевшее фото, сделанное больше пятнадцати лет назад, было аккуратно вклеено в рамку и обведено ярко-красным маркером. В центре стояла совсем юная хрупкая Еын, а по обе руки от неё двое широкоплечих братьев – Чжесок и Чанёль. Все трое счастливо улыбались в камеру, а голова умиротворённой Еын лежала на плече Чанёля. И эта мелочь настолько обожгла Сурин, что она подняла на Пака недоумённый взгляд. Встретившись с остекленевшими глазами мужчины, она поджала губы и с трудом сглотнула ком в горле.

Поднявшись, дядя молча забрал альбом, захлопнул его и вернул на полку. Отряхнув ладони от налипшей фантомной пыли, допил чай и поставил опустевшую кружку обратно на стол. И перед тем, как вновь скрыться на крыльце, обернулся к растерянной Сурин:

– Никогда его больше не открывай. Договорились?

***

– Баб, расскажи, что случилось между папой и Чанёлем? Почему они перестали общаться? – допекала старушку Сурин во время приготовления завтрака.

– Не твоего ума дело! – ворчала бабуля, нервно переворачивая блины.

– Я имею право знать!

– Захочет – сам расскажет! А я соваться в это дело не буду, и так уже столько всего наворотила.

– Чанёль любил мою маму, да?

– Спроси у него сама, – устало вздохнула старушка, присев на скрипнувший табурет.

Сурин не стала спрашивать. Молча прошла мимо спавшего на диване Чанёля, выбежала на крыльцо, потрепала по загривку довольного Рамона и вытащила из сарая велосипед. Дождь закончился и, хоть дорога не успела высохнуть, это не стало препятствием для девочки.

Она уверенно ехала по знакомым с детства тропинкам, с улыбкой глядя на бегущего рядом Рамона, изредка отстающего, чтобы обнюхать какой-нибудь куст, но неизменно догоняющего хозяйку, когда та притормаживала, терпеливо его дожидаясь.

На кладбище было грязно и сыро. Могильные камни намокли, потемнели и выбитые на них буквы казались совсем чёрными. Сурин не нужно было читать имена покоившихся, чтобы найти могилу отца. Она могла бы сделать это с закрытыми глазами, до того отчётливо помнила каждый поворот. Бросив велосипед у дороги, увязая в жидкой грязи, Ли дошла до последнего пристанища папы и устало опустилась на колени, чувствуя, как джинсовая ткань пропитывается влагой.

– Здравствуй, папа! – прошептала она, боясь нарушить кладбищенскую благоговейную тишину, и коснулась ладонью холодного камня, словно здороваясь.

Поднявшийся ветер остудил горящие щёки, высушил грозившие пролиться слёзы и растаял где-то вдали, за бесконечными рядами одинаковых плит.

– Я соскучилась, папа…

Сурин не могла сказать точно, сколько просидела у могилы. Она просто разговаривала с отцом, как с живым, делилась своими переживаниями и проблемами, рассказывала о новой школе, одноклассниках и учителях. Расписывала в красках, как они живут с дядей Чанёлем, какой у него дом и как она скучает по их собственному.

Успев замёрзнуть, Сурин улыбнулась, когда серые облака разрезал луч яркого солнца и, быстро набирая скорость, прокатился по земле, словно оживляя прибитые непогодой мёртвые цветы и пелену лишённой летней сочности травы.

Вытащив из нагрудного кармана чуть помятую фотографию, она разгладила пальцами загнувшиеся края и пробежалась задумчивым взглядом по лицам троих людей, изображённых на ней. Какую тайну они от неё скрывали?

Попрощавшись с отцом, Сурин оседлала велосипед и, не найдя взглядом Рамона, помчалась по машинально выбранному маршруту, даже не задумываясь о том, куда именно едет. И лишь подъехав к воротам родного дома и натолкнувшись на абсолютно новый свежевыкрашенный забор, Ли поняла, какую ошибку совершила.

Спрыгнув с велосипеда, она медленно подошла к ограде и встала на цыпочки, чтобы лучше видеть. Там, во дворе, всё поменялось – новые хозяева снесли будку Рамона, наставили там горы кирпичей и прочего строительного мусора. Судя по всему, дом подлежал значительной реставрации, но это не мешало двум мальчишкам лет десяти гонять по саду мяч.

Когда на крыльцо вышла молодая женщина в цветастом переднике, Сурин испуганно села на корточки и затихла. Дождавшись, когда дети скроются в доме, схватила велосипед и умчалась подальше отсюда, только ветер за спиной свистел. Именно он и высушил солёные слёзы, не давая циклиться на воспоминаниях и эгоистичной мысли, что «это дом мой и он должен принадлежать только мне». Ли знала, что продажа фермы – единственный способ расплатиться с долгами. Но и знать, что в твоей комнате живёт кто-то другой, а на кухне хозяйничает посторонняя женщина, слишком больно. Это место принадлежало им с отцом. Но всё в прошлом. Только в мыслях они навечно останутся хозяевами дома. Достаточно ли этих крох, чтобы молчаливо довольствоваться и не ковыряться в плохо заживающих ранах?