Текст книги "Одиночество рядом с тобой (СИ)"

Автор книги: Chibi Sanmin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

– Возможно, – выбросив недокуренную сигарету в снег, повторил Пак.

Кажется, пора было готовиться к похоронам и провести их на достойном уровне.

***

Пока Сурин сидела в своей комнате – то ли спала, то ли тихо плакала, – Чанёль коротал время в залитой сумерками гостиной и с тоской осматривал в одночасье ставшие пустыми и холодными стены. Старенький телевизор, стоящий на лакированной тумбочке, был накрыт цветастой тряпкой, по мнению бабули защищающей от пыли и солнечных лучей. Полки стеклянного шкафа прогибались под тяжестью книг и чайных сервизов. Древний диван скрипел от каждого неловкого движения, на столе возвышались горы лекарств и стакан с водой. Интересно, хозяйка ещё вернётся сюда, согрев привычным теплом ставший холодным дом?

Сидящий в прихожей Рамон жалобно заскулил, царапая когтями деревянный пол. Они впустили собаку в дом, потому что та тоже тосковала, смотря на людей полными боли и отчаяния глазами. Пёс тоже всё понимал, поэтому и не ел ничего толком, сложив морду на вытянутые лапы и изредка жалобно подвывая.

Зажатый в руке мобильник завибрировал, и Чанёль облегчённо вздохнул, прижимая трубку к уху.

– Ты как? – понятливо поинтересовался Ифань. – Я получил твоё сообщение. Мне приехать?

– Нет, пока не нужно. Присмотри за фирмой, а я побуду здесь.

– Дружище, ты там держись, хорошо? Что врачи говорят?

– Мне кажется, это конец. Там и сердце, и с почками что-то. Она может даже в себя не придёт. Она ведь лежала без сознания несколько часов, прежде чем соседи её обнаружили, – Чанёль с трудом перевёл дыхание и потёр лоб.

– Сурин рядом?

– У себя в комнате.

– Присматривай за ней.

– Непременно.

Поговорив ещё немного, мужчины попрощались, и Пак без сил откинулся на спинку дивана. В комнате почти окончательно стемнело, но тянуться к лампе было лень, как и задёргивать шторой окно, выходящее на унылое заснеженное поле, над которым поднималась луна. По хорошему надо было сходить на кухню и хотя бы выпить чаю, но Чанёль словно прирос к дивану, не в силах пошевелиться.

Автоматически засунув руку в карман брюк, он вытащил лежащее там кольцо и осторожно взвесил его на ладони. Покрутив, надел на мизинец и мазнул подушечкой пальца по гладкому камушку, вплавленному в золото. Ещё одна память о Еын. Вещь, которая совершенно неожиданно расставила всё по своим местам.

Вчера ночью, увидев это кольцо спустя почти двадцать лет, Чанёль будто резко прозрел. Украшение казалось таким чужеродным в ладони Сурин, что Пак буквально ощутил сильную пощёчину, которую ему отвесила жизнь. Да, чёрт возьми, он мог спать с племянницей, заставить её отрастить волосы, нарядить в одежду матери и надеть на безымянный палец проклятое кольцо. Но все эти ухищрения не превратили бы девочку в его первую любовь.

Пелена, окутывающая его последние месяцы, растаяла на глазах и всё стало таким чётким и понятным, что Пак ощутил самый настоящий страх от осознания того, как сильно он запутался и к чему едва не привели его необдуманные поступки.

Боже, он всегда любил Еын – с момента их первой встречи до сегодняшнего дня. Поэтому и не сложилась его личная жизнь, и подруги надолго не задерживались. Сурин он тоже любил, но как дочь своего брата и возлюбленной. Как племянницу, как родную кровинку. И хвала небесам, что понял он это раньше, чем совершил непоправимое.

Осталось убедить саму малышку, что между ними невозможны любые другие отношения, кроме родственных. И самому окончательно поверить в то, что Сурин не Еын и никогда не сможет её заменить. Ведь всё, что их объединяет – одна кровь. Во всём остальном они абсолютно разные люди, и похожие черты лица не заставят Чанёля относиться к Сурин также, как к её матери.

Всё это лишь суррогат настоящего волнительного чувства. Безвкусный заменитель, жалкая подделка. И нужно остановиться прямо сейчас, пока ещё не стало слишком поздно. Пока ещё у Сурин есть шанс выбраться из паутины неправильных чувств и начать нормальные отношения. А Чанёль… Возможно, он тоже однажды будет способен открыть своё сердце для новой любви. В любом случае, поддайся он Сурин, счастливыми они точно не станут. Не в этой жизни.

Пак почти задремал, когда услышал тихие приближающиеся шаги. Не спеша открывать глаза, он почувствовал, как скрипучий диван прогнулся под весом второго тела и на его плечо опустилась чужая голова. Положив руку на плечи племянницы, мужчина прижал её поближе и распахнул ресницы, устремив взгляд в тёмный потолок.

– Почему не включаешь свет? – сонно пробормотала девочка, потеревшись носом о крепкое предплечье.

– Я заснул.

– Прости, что разбудила, – тихо извинилась Сурин. – И за вчерашнее тоже прости. Я наговорила лишнего.

– Милая, что бы там ни было, но ты должна любить и уважать свою маму, ты понимаешь это? – сурово произнёс Чанёль, глядя на подрагивающую племянницу.

– Да! Просто я ревную тебя к ней.

– Это бессмысленно – ревновать к мёртвым.

Мужчина хотел встать, но Сурин схватилась за его руку, не позволяя уйти. Устало вздохнув, Чанёль сел обратно и облокотился на собственные колени, позволяя тонкой ладони скользить по напряжённой спине.

– Скажи, пожалуйста, у нас ведь есть шанс быть вместе? Я очень люблю тебя, не лишай меня надежды, – лепетала Ли, сама не ведая, что буквально толкала Пака к опасной черте, за которой неминуемо последует срыв.

– Давай поговорим об этом позже, сейчас не лучшее время, – предпринял мужчина последнюю отчаянную попытку отвертеться от тяжёлого разговора.

– Просто скажи, что шанс есть. Мне большего не надо!

– Нет у нас никакого шанса, Сурин! Неужели ты до сих пор этого не поняла? – не выдержав, заорал Чанёль, резко подскочив. – Хватит! Оставь меня в покое! Возьмись уже, чёрт возьми, за свою собственную жизнь. Вокруг полно молодых красивых парней, а ты зациклилась на мне, забив на то, что мы родственники и я старше тебя на двадцать лет!

– Мне всё равно, что скажут люди! Я люблю тебя, кем бы ты ни был, – замотала головой девочка, зажмурившись, когда Пак включил свет и отошёл в другой конец комнаты.

– Это я во всём виноват. Что изначально не пресёк всё на корню. Что дал тебе надежду, что вообще прикасался к тебе! Жизнь меня за это накажет, я не сомневаюсь. Но больше ни разу. Ты слышишь? Я больше ни разу к тебе и близко не подойду. Я наконец-то прозрел и всё понял. Ты не Еын. Ты моя племянница, и я обязан заботиться о тебе, как дядя, а не как испытывающий влечение мужчина!

– Да что ты такое говоришь? Это из-за кольца? Давай его выбросим! – Сурин спрыгнула с дивана и медленно приближалась к Чанёлю, будто желая загнать его в угол.

– Ты сумасшедшая. Ты не слышишь меня! – прошипел Чанёль, разворошив волосы. – То, что происходит между нами, не любовь! Я едва не сошёл с ума из-за твоего сходства с матерью, а ты просто вбила себе в голову, что не можешь без меня, хотя это совсем не так. Вспомни, Су, мы же договаривались прекратить всё это. Так давай сделаем это! Вместе! Одному мне не справиться.

– И после этого ты хочешь, чтобы я любила эту суку? – взвизгнула Ли, умчавшись к себе в комнату и громко хлопнув дверью.

Рамон вновь неспокойно заскулил, сунув любопытный нос в гостиную, но не решаясь переступить порог. И Чанёль, уже готовый разбить кулаки об стену, неожиданно смягчился и подошёл к собаке, ласково потрепав за ухом.

Однажды станет легче. Нужно просто перетерпеть.

***

Родственники приехали в больницу рано утром – мрачные и почти не общающиеся друг с другом. Привычно оставив нерешительно мнущуюся Сурин у стены, Чанёль подошёл к стойке регистрации, где сидела незнакомая женщина, видимо пришедшая на смену вчерашней медсестре.

Приятная на вид женщина без труда нашла в журнале запись о прибывшей накануне старушке и нахмурила аккуратно выщипанные брови.

– К сожалению, она так и не пришла в себя, – поведала медсестра. – Состояние критическое. Остаётся только ждать.

– Может, нужны какие-то лекарства? Я куплю всё, что нужно! – решительно заверил Пак.

Окинув взглядом холёного столичного мужчину, женщина кивнула и назвала номер кабинета, где можно было найти лечащего врача.

Сбросив пальто в руки словно набравшей в рот воды Сурин, Чанёль направился на второй этаж, отмечая по пути довольно унылый вид старой провинциальной больницы. Обшарпанные стены, давно не видевшие ремонта, навевали тоску, а прохаживающиеся в коридорах больные все, как один, казались серыми и безликими, будто заранее приговорёнными к смерти.

Разговор с врачом не принёс особых результатов. Он, конечно, выписал рецепт, посетовав, что все эти лекарства жутко дорогие, но тут же добавил, что они могут и не пригодиться.

– Состояние пациентки критическое. Она не приходит в себя, пульс едва ощущается. Видимо, проблемы с сердцем были давно, но она пренебрегала медицинской помощью, – сказал на прощание доктор, пожав протянутую ладонь.

Вернувшись вниз и обнаружив подавленную Сурин на прежнем месте, Пак уже хотел подойти к ней, как медсестра встрепенулась и позвала его к себе жестами.

– Совсем забыла! Вот, нашли в кармане кофты вашей бабушки. По правилам, это должно было находиться вместе с её вещами, но мы подумали, вдруг там что-то важное? – женщина протянула измятый пожелтевший конверт и вернулась к заполнению медицинской карты.

– Спасибо, – повертев письмо в руках, кивнул Чанёль.

– Ну мы можем навестить бабушку? – стоило мужчине приблизиться, как племянница накинулась на него с вопросами.

– Пока нет, нам позвонят из больницы, когда появится такая возможность, – натягивая пальто, ответил Пак.

– Всё плохо, да? Она умирает? – закивала Сурин, едва сдерживая слёзы. – Почему ты ничего не объясняешь? Я не маленькая, я имею право знать правду!

– Малыш, пойдём в машину и там поговорим.

Выйдя на улицу, они сели в автомобиль, но не спешили уезжать. Рядом с ними была припаркована пара реанимационных машин, на крыльце громко разговаривали два врача, отчаянно жестикулируя и что-то друг другу доказывая.

Чанёль не был здесь летом, но был уверен, что зима преобразила это место до неузнаваемости. Раскинувшая свои владения больница утопала в снегу. Там, где в тёплое время года находился парк для прогулок, сейчас виднелись лишь заметённые спинки скамеек. Расчищенная с утра тропка тоже едва проглядывалась из-за разыгравшейся метели. Жаль, Чанёль бы предпочёл сейчас прогуляться, чем сидеть в тесном салоне и оттягивать ворот свитера, чтобы воздух попадал в лёгкие без проблем.

– Что тебе дала медсестра? – шмыгнула носом Сурин, подставляя замёрзшие руки ближе к печке.

– Письмо какое-то.

Чанёль вытащил измятый конверт и протянул племяннице. Она повертела его в пальцах и недоумённо нахмурила брови.

– Хм, не указано кому оно адресовано. Судя по состоянию конверта, писали его очень давно. И он даже не закрыт, представляешь!

– Ты прямо юный детектив, – фыркнул Пак.

– Мы должны его прочитать?

– Не знаю, – честно признался мужчина.

– Ну… давай прочитаем? Вряд ли там что-то важное.

– Читай.

Чанёль растёр ладони и задумался над тем, где именно в этой дыре он видел продуктовый магазин. Нужно было заехать туда и купить каких-нибудь полуфабрикатов, потому что готовить не было ни желания, ни времени, а кушать всё-таки необходимо.

Сурин в это время важно развернула измятый лист в клеточку и пробежалась взглядом по ровно написанным строчкам. Она сразу узнала почерк бабушки – когда-то работавшая учительницей, она всегда писала аккуратно и грамотно, даже когда глаза стали слабо видеть и слезиться.

– Ой, она обращается к тебе! – удивилась Ли, прочитав первую строчку. – Может вслух?

– Давай вслух, – пробормотал Чанёль, уткнувшись в мобильник и просматривая рабочую почту.

Сурин же откашлялась и начала с выражением читать.

«Дорогой Чанёль!

Знаю, что не имею права писать тебе это письмо, поскольку дала клятву Еын, но и молчать об этом более не смогу.

Самое главное, что я хочу тебе сказать, – моя дочь всегда любила тебя. И умирала она с твоим именем на губах. Она всегда тебя ждала, даже когда стала женой Чжесока и носила под сердцем Сурин. В её глазах жила неистребимая тоска по тебе, и ни муж, ни ребёнок, ни я не смогли её прогнать.

В то время, когда я похоронила единственную дочь, моя ненависть к тебе была столь сильна, что я собиралась отыскать тебя, где бы ты ни находился, и собственноручно убить. Но со временем я поняла, что ты ни в чём не виноват. Ты также был жертвой обстоятельств, как и Еын. И ты тоже страдал. И, возможно, до сих пор её любишь.

Из вас получилась бы идеальная пара. Хотя Чжесока я всегда любила больше. Он замечательный муж и отец. Невероятно заботливый и тёплый, говорящий о тебе только хорошее. Именно он помог мне изменить своё отношение к тебе.

Чжесок – человек с большой буквы, потому что согласился принять Еын в критический момент, спасая от позора, и ни разу не укорил её и не сказал ни одного обидного слова. Он знал правду, и ты тоже обязан её знать. Несмотря ни на что…»

Неожиданно голос Сурин сорвался и она зажала ладонью рот, в ужасе взглянув на Чанёля.

– Что там? – нервно сглотнул он, глядя на дрожащий лист, зажатый в девичьей ладони.

Ли молча протянула письмо и отвернула залитое слезами лицо. Мужчина прищурился, опуская взгляд в самый конец текста и тут же неверяще выдыхая, подслеповато всматриваясь в расплывающиеся отчего-то буквы.

«Когда ты уехал в Лондон, Еын уже была беременна. Чанёль, Сурин – твоя дочь!»

– Этого не может быть, – растерянно произнёс Чанёль, пока Сурин, забившись в угол, отчаянно рыдала и шептала без устали короткое «не верю».

_________________________________

*Regina Spektor – Apres Moi

========== Глава 41 ==========

Комментарий к Глава 41

*не бечено*

Я сожалею, что не была одной

из тех, с кем он спал в обнимку

и пил рассвет.

Стефания Данилова

Сурин неожиданно дёрнулась и попыталась вырвать письмо из пальцев Чанёля, но мужчина молниеносно увернулся – скорее на автомате, чем осознанно.

– Отдай мне его! – прошипела девушка, сцепив зубы.

– Что? Зачем? – всё ещё вглядываясь в строки, словно норовящие его обмануть, спросил Пак.

– Дай! – взвизгнув, Сурин всё же отобрала измятый лист и принялась ожесточённо разрывать его на мелкие кусочки. – Не верю! Не верю! И ты не верь!

– Су, успокойся, – попытался вразумить её мужчина, зажмурившись, когда мелкие обрывки прилетели ему в лицо.

– Я спокойна! И я не верю этому бреду! Ты мне не отец. Моего папу зовут Чжесок! – упрямо повторяла Ли, выкручивая себе пальцы.

– Малыш, давай вернёмся домой и там всё обсудим.

– Да как ты не понимаешь? – резко сбросив с плеча тяжёлую руку, возмутилась Сурин. – Это всё ложь! Это просто невозможно!

– Давай сделаем анализ ДНК и…

– Отвали!

Едва не оторвав ручку, девушка выкатилась из салона и растерянно замерла, прикрывая ресницы от летящего в лицо колючего снега. Она прекрасно слышала, как хлопнула соседняя дверца, и скривила губы в совершенно безумной ухмылке.

– Оставь меня в покое! – не оборачиваясь, потребовала Сурин.

– Сядь в машину. Мы возвращаемся домой.

– А у меня больше нет дома! И возвращаться мне некуда! Вся семейка только и делала, что обманывала меня всю жизнь!

Психанув и проигнорировав изумлённые взгляды врачей, обернувшихся на шум, Сурин бросилась подальше от больницы – прямо по заметённой тропке. Она не знала, куда та вела – всего лишь хотела убраться подальше от проклятого места, чтобы перевести дух и переосмыслить ужасающую новость.

К счастью, Чанёль не бросился следом. Он долго стоял, глядя вслед убегающей девчонке, а после сплюнул себе под ноги и уехал. Сурин наблюдала за ним из-за дерева и не спешила покидать своё укрытие.

Ли знобило, будто она подхватила опасную лихорадку. Одна лишь мысль, что всё, написанное в письме, правда, доставляла такую невыносимую боль, что хотелось упасть ничком в сугроб и кричать, разрывая лёгкие от напряжения. Нет, этого просто не могло быть!

Весь мир Сурин, всё её чётко выстроенное будущее резко пошатнулось, покрылось уродливыми трещинами и закачалось, грозясь обвалиться в любое мгновение. Мир девушки не мог существовать без Чанёля, без его любви и присутствия. Ли просто не мыслила, что с ней станет, лишись она однажды надежды на счастливые отношения с мужчиной.

– Это всё подстроили специально, чтобы нас разлучить! – идя по заснеженной улице, упрямо бормотала Сурин себе под нос. – Они все хотят забрать у меня Чанёля, а я его не отдам! Никому и никогда!

Размазывая слёзы по щекам и чувствуя себя бесконечно одинокой в этом огромном мире, Ли шаталась по городку до позднего вечера. Но сколько бы она ни убеждала себя в обратном, очевидным становилось совсем другое – они с Чанёлем похожи как две капли воды. И если раньше Сурин не придавала этому значения, то теперь их схожие черты лица и поведение бросались в глаза. Такие же большеглазые и упрямые. Неужели и правда отец и дочь?

Окончательно отчаявшись, Сурин вернулась домой и долго мёрзла на крыльце, не решаясь переступить порог. Чанёль не выходил её встречать, а лай Рамона был слышен даже через толстую дверь.

Было интересно, как Пак сейчас себя поведёт? Попытается поговорить или начнёт сторониться? А быть может сделает вид, что никакого письма не было, и всё останется как прежде? Было интересно, безусловно. Но ещё сильнее Сурин овладевал страх.

Услышав скрип двери, девушка резко обернулась и остановила взгляд на бледном мужчине, сжавшем до треска мобильный в ладони.

– Что? – выдохнула она, заранее предчувствуя беду.

– Бабушки не стало, – притянув к себе обмякшую Сурин, прошептал Чанёль.

***

Похороны проходили тихо и незаметно. Кроме Чанёля, Сурин и приехавшего из столицы Ифаня, пришли разве что соседи да пара подруг усопшей. После окончания обряда они разбрелись, мечтая поскорее оказаться подальше от мрачного места, в то время как Сурин продолжала стоять напротив трёх могил, выстроенных в ряд, и в тысячный раз читать имена, выбитые на серых тусклых камнях.

Шёл снег. Он падал густыми охапками на волосы и плечи, заметал маленькое деревенское кладбище, а у девушки не хватало сил даже на то, чтобы сдвинуть с места замёрзшие ноги и отправиться следом за удаляющейся толпой.

Родители, бабушка – все близкие люди остались здесь. Все, кроме того, кто сейчас торопливо шёл по направлению к ней, даже не додумавшись застегнуть распахнутое пальто.

– Милая, идём, – выдохнул Чанёль, неловко приобняв Сурин за плечи и потянув в направлении дороги.

Сжавшись в его руках, Ли кивнула и послушно стиснула протянутую ладонь, позволяя вести себя по запутанному лабиринту из могил.

Оказавшись дома, девочка сразу заперлась в своей комнате, а усталые мужчины расположились на кухне. Подложив в миску исхудавшего Рамона немного корма, Чанёль выставил на стол пару бутылок и тарелки с закуской.

Выпив по одной, друзья молча закурили и долго смотрели в окно, весь мир за которым окрасился в белый. Ифань первым не выдержал натянутой тишины и, вдавив окурок в дно переполненной пепельницы, поднял глаза на друга.

– Что будешь теперь делать?

– Не знаю. Выставлю дом на продажу, Рамона заберём с собой, – пожал плечами Чанёль.

– Я не об этом.

Пак прекрасно знал, о чём говорил Ву, и ни капли не жалел, что рассказал ему о злосчастном письме. Чанёлю было важно разделить с кем-то свои боль и отчаяние, а Ифань был для этого лучшим кандидатом. И он не ошибся – друг не осуждал его, не пытался учить жизни, ограничившись крепкими объятиями и обещанием, что всегда готов помочь. А большего Чанёлю и не требовалось.

– Я не знаю, правда, – повторил Пак. – Мы больше не говорили с Сурин на эту тему. Она вообще со мной не разговаривает с того дня. И я боюсь, как бы она чего не натворила.

– Малышка просто хочет побыть одна, – подливая в рюмку друга алкоголь, заключил Ву. – Лучше скажи, ты чувствуешь себя её отцом?

– Нет, – опрокинув в себя соджу, скривился Чанёль. – И боюсь, что она этого тоже не чувствует. Да, возможно я и помог в её зачатии, но воспитывал её мой брат! Он сделал для неё куда больше, чем я. А я едва не натворил глупостей, когда домогался её и…

– Тихо! – шикнул Ифань, боясь, что Сурин их услышит. – Ничего же непоправимого не случилось, ведь так? Значит, всё ещё можно исправить.

– Знал бы я только, как это сделать.

Рамон доверчиво ткнулся сухим носом в ладонь нового хозяина и жалобно заскулил. Чанёль потрепал его по лохматой макушке и вновь потянулся к сигаретам, чтобы хоть немного расслабить натянутые до предела нервы.

– ДНК будешь делать? – неожиданно спросил Ву.

Пак посмотрел на него, как на идиота, и скривил губы. Он не сомневался в Еын, совершенно точно не подпускавшей к себе до свадьбы Чжесока либо кого-то другого, как и не находил причин не верить скончавшейся старушке, раскрывшей свою самую страшную тайну в последние минуты жизни. Чанёль даже не поленился и высчитал месяцы беременности, придя к выводу, что по всем срокам именно он был отец Сурин, а не кто-то другой.

Она действительно была его дочерью. Об этом кричало сердце. Это доказывали глаза, отмечая их невероятное сходство. Чанёль будто неожиданно прозрел. И это открытие заставляло его задыхаться от ужаса.

– Иди, поговори с ней, – выпуская дым в потолок, посоветовал Ву. – Обсудите всё.

– Не думаю, что сейчас для этого подходящее время…

– А для вас оно никогда не будет подходящим. Дружище, хватит искать отговорки. Просто поговори с ней, и тебе самому станет легче.

Для того, чтобы решиться на сложный разговор, у Чанёля ушло полночи. Ифань давно спал в гостиной, закутавшись пледом и не обращая внимания на неспокойно скулящего Рамона. Чанёль же наворачивал круги по тёмной комнатке, то и дело курил в форточку, пил и совершенно не пьянел, хотя и добивался совсем обратного.

В дверь Сурин он постучал в третьем часу ночи, искренне надеясь, что малышка спала. Вот только звёзды были совсем не на его стороне.

– Проходи, – тихо выдохнула Ли, и Паку не хватило совести притвориться глухим.

Осторожно заглянув в комнату, он увидел огромный ком из подушек, одеяла и торчащей из-под него пятки. Сурин зашевелилась, пряча ногу в тёплое укрытие, а Чанёль в очередной раз попытался понять, как ещё пару недель назад едва не поддался на неловкие соблазнения невинной девчонки.

– Чего хотел? – шмыгнула носом Ли, сразу же сдавая себя с потрохами.

Плакала. Из-за бабушки, из-за Чанёля. Из-за неожиданной ужасной новости, казавшейся предательством со стороны самых близких людей.

Мужчина сел на краю кровати, и та протяжно заскрипела под весом его тела. Сурин же высунула лицо из-под одеяла и посмотрела на Пака покрасневшими глазами.

– Дай руку, – попросила она, тут же прижав к груди чужую горячую ладонь, грея об неё свои ледяные пальцы.

– Ты в порядке? – мужчина честно не знал, какие фразы нужно говорить в данной ситуации, поэтому не удивился, когда не дождался ответа на свою неловкую попытку завести разговор. – Я понимаю, это сложно принять, но мы должны смириться…

– Я ничего никому не должна, – сверкнула глазами Сурин, не отпуская руки Чанёля. – Не было никакого письма. Тебе всё приснилось.

– Послушай…

– Это ты послушай! Я не верю ни одному слову из этого письма.

– Тогда мы сделаем тест ДНК и всё проясним.

– Я не буду ничего делать!

Ли нервно села и выпустила ладонь Чанёля. Она старалась смотреть на мужчину прямо и решительно, но нижняя губа предательски тряслась, выдавая её настоящие эмоции – те, которые уже несколько дней сводили с ума, трепля сердце словно свора голодных диких собак.

– Чанёль, пожалуйста, сделай вид, что никакого письма не было. Мы должны быть с тобой вместе. Мы не можем расстаться из-за такой ерунды.

– Да что с тобой? – Пак тряхнул головой, явно не понимая смысла услышанного. – Что значит расстаться?

– Наши отношения…

– Да какие отношения, твою мать? – не выдержав, заорал он, вынуждая Сурин втянуть голову в плечи. – Для того, чтобы расставаться, нужно встречаться, а мы с тобой парой никогда не были! Ты – моя племянница или дочь, разницы никакой. Но ты никогда не станешь мне женой, любовницей, или что ты там себе придумала. Да, я виноват, что давал тебе нелепую надежду, потакал твоим капризам и вёлся на дешёвые фокусы из женских журналов. Но теперь всё, между нами черта, и я никогда в жизни её не переступлю.

– Это из-за письма?

– Да при чём здесь оно?! – Чанёль вскочил и сжал гудящую голову руками. – Услышь меня, родная! Мы с тобой никогда не будем влюблённой парой! Очнись!

– Да почему?! – Из глаз брызнули слёзы, но Ли на спешила отворачивать искривлённое в истерике лицо. – Думаешь, что я хуже мамы? Что я не смогу сделать тебя счастливым? Я красивее её, я умнеё её. Я живая, в конце концов!

Лёгкая, но обидная пощёчина, заставила Сурин схватить губами воздух и резко замолчать. Она смотрела на хмурого Чанёля исподлобья, продолжая сидеть на коленях посреди развороченной постели.

– Я не позволю тебе впредь оскорблять Еын. Она твоя мать. Она давно умерла и совершенно не виновата в том дерьме, которое между нами случилось. Будь добра, веди себя по отношению к матери уважительно.

– Значит так?

– Не начинай. Я пришёл к тебе поговорить, как со взрослым человеком. Я хотел всё обсудить и решить, как нам дальше жить. А ты продолжаешь вести себя, как глупый подросток, и ещё больше портишь то, что ещё можно спасти! Ты слышишь о чём я тебе говорю? Нам нужно остановиться. Мы должны всё это прекратить, как собирались не раз! У этих отношений нет выхода. Есть только тупик.

– Чего ты боишься? – развела руками Сурин. – Я ничего не боюсь. Даже если ты мой отец, я готова стать твоей женщиной.

– А я не готов, – замотал головой Чанёль, отпрянув от невозмутимой девушки. – И меня пугает не только твоя твердолобость, сколько собственная беспомощность. Я люблю тебя, действительно люблю, но как ребёнка. Как свою кровинку. Но когда в моей голове что-то перемыкает, когда ты разжигаешь во мне огонь, я начинаю видеть в тебе образ Еын. Совсем неуловимый и смазанный, но мне начинает казаться, что она – это ты. Но ведь это не так. И я не имею права видеть в тебе женщину. Я даже думать об этом не должен, не то что представлять!

– Но…

– Скажи, чего ты хочешь? Я еле держусь из последних сил, чтобы не пустить себе пулю в лоб! Я устал, Сурин! Устал бороться со своими демонами, устал терпеть тебя. Устал бояться. Пойми, если я когда-нибудь прикоснусь к тебе ещё хоть раз, я просто убью себя. Я не шучу. Сейчас я совершенно серьёзен. С меня довольно!

– Чанёль, я люблю тебя. Что ты такое говоришь? – Ли нервно пробежалась глазами по комнате, не в силах зацепиться ни за один предмет. – Ты же знаешь, что я сама умру, если с тобой что-то случится…

– Тогда оставь меня в покое. Стань умной девушкой, достойной дочерью своих родителей. Чтобы и они, и бабушка, и я могли тобой гордиться. Не ломай себе жизнь, пожалуйста. Мы просто должны это перетерпеть и пережить, а дальше будет легче. И однажды, когда ты станешь совсем взрослой и у тебя появятся муж и дети, мы наконец сможем взглянуть друг другу в глаза и не испытывать стыда за содеянное. Я очень хочу, чтобы всё было именно так. Я желаю тебе самого лучшего. И я сам хочу познать вкус счастья, но я никогда не найду его рядом с тобой.

Сурин невесело ухмыльнулась, облизывая искусанные в кровь губы.

– А ты знаешь, я бы очень хотела поменяться телами с мамой. Оказаться на её месте! Быть с тобой, дышать тобой, срастись душой и телом!

– И умереть молодой? – бесцветным голосом поинтересовался Чанёль.

– Зато ты бы любил меня до самой смерти!

– Глупая, я и так тебя люблю.

Сурин молчала, глотая слёзы и глядя в одну точку. Чанёль казался размытым пятном, едва колышущимся где-то на заднем фоне. Поэтому девочка пропустила момент, когда он приблизился и, осторожно погладив её по затылку, целомудренно поцеловал в лоб, желая спокойной ночи. И стоило за ним захлопнуться двери, как Ли рухнула на подушку, словно подкошенная, содрогаясь в совершенно безумных, выворачивающих наружу рыданиях.

***

Сурин видела в окно, как Чанёль рано утром сел в автомобиль и уехал. Рамон ещё долго стоял у ворот и оглушительно лаял, пока Ифань не схватил его за ошейник и не отвёл в дом.

Интересно, он спал этой ночью или так же, как Ли, не сомкнул глаз? Будет ли он достаточно внимательным по дороге? Позвонит ли по приезду домой? Или напишет хотя бы короткое сообщение? Ведь должен понимать, что как бы Сурин не храбрилась и не избегала его, её сердце всегда будет болеть за мужчину?

Сурин ужасно боялась потерять Чанёля, и так едва держащегося на ногах из-за свалившихся на него проблем. После ночного разговора она заново осмыслила их отношения, начиная понимать, что Пак не шутил – он действительно был на пределе. Девочка хотела бы с радостью наплевать на этот досадный факт и продолжить добиваться его любой ценой. И она бы закрыла глаза на любую степень родства, на кривые взгляды и пересуды за спиной. Но она просто не могла допустить мысли, что Чанёлю рядом с ней будет плохо. Как бы то ни было, какой бы эгоистичной он её ни считал, Сурин не могла поступиться счастьем своего самого дорогого человека в угоду собственных интересов. Поэтому и пыталась найти наиболее безболезненный для них двоих выход. Искала, но пока безуспешно.

Поправив на плечах старую растянутую кофту, девочка спустилась вниз и зашла на кухню, где Ву уже сервировал стол, не забывая следить за шипящим на плите омлетом.

– Привет, – улыбнулся он Сурин.

– Доброе утро, – тихо ответила Ли.

Сейчас она понимала, что не зря отказалась возвращаться в Сеул. Попросила дать ей время, оставить в покое на пару дней. Чанёль пошёл навстречу, предложив оставить вместо себя Ифаня – мол, на работе появились неотложные дела. Но Сурин была уверена, что ему тоже было нужно побыть наедине с собой.

– Будешь завтракать?

– Да. – Девушка села за стол, расправив цветастую линялую скатерть.

Мысль, что бабушки больше не было, что последняя ниточка, соединяющая Сурин с этим местом оборвалась, причиняла ни с чем не сравнимую боль. Совсем скоро дом выставят на продажу. Старую мебель выкинут на помойку, отдерут со стен выцветшие обои, сменят прогнившие полы и перестелют дырявую крышу. По родным с детства комнатам будут ходить незнакомые люди. Дом наполнится чужими запахами и звуками. И от воспоминаний, согревающих теплом, ничего не останется.

– Спасибо, что не оставил меня, – гоняя по тарелке кусочек омлета, искренне поблагодарила Сурин.

– Ну что ты! Я всегда готов тебе помочь, – подмигнул Ифань, параллельно копаясь в телефоне. – Если ты хочешь поговорить, то…

– Нет, спасибо!

Допив чай, девушка выбралась из-за стола и направилась в комнату бабушки. Стараясь не смотреть по сторонам и не причинять себе лишний раз боль, Сурин распахнула дверцы древнего лакированного шкафа и села на корточки, аккуратно вытаскивая из-под завалов пропахшей нафталином одежды большую голубую коробку.