Текст книги "Can't help falling in love (СИ)"

Автор книги: Canvi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 37 страниц)

– Ты ведь Милли Бобби Браун. – Парень не понимал, чего в нём такого особенного, чтобы она так бурно на него реагировала.

– Можно просто Милли. – Девочка обаятельно улыбалась, протягивая ему руку. – Приятно познакомиться, Финн Вулфард! Я ваша самая преданная фанатка! Я обожаю Calpurnia и переслушала все-все ваши песни! У вас просто талант!

– О, спасибо. – Финн неловко пожал маленькую ладошку, которая буквально терялась в его длинных пальцах. – Ты тоже замечательная актриса.

– Это один из самых лучших дней в моей жизни! – снова запричитала она, потрясённо глядя на их соединённые руки. – Я уже несколько лет мечтаю встретиться с вами, Финн Вулфард!

– Можно просто Финн, – поправил её тот, опираясь локтем на стенку и поддерживая тяжёлую от ударившего в мозг алкоголя голову.

А со стороны, видимо, выглядело так, будто он с ней… флиртует.

Милли же завизжала в свои ладони, а её глаза нездорово заблестели.

– О-о-о-о… э-э-эм… мы можем… где-нибудь присесть? – смущённо забормотала она, вдруг кокетливо опуская ресницы.

Вулфард реально хотел бы сесть, а то ещё немного, и он рухнет на пол.

– Да, конечно.

Так он и оказался один на один с двенадцатилетней Милли Бобби Браун на одном из приватных диванчиков в углу зала.

Финн реально не помнил, о чём они тогда говорили. И он до сих пор хотел бы знать о том вечере всего две вещи: что именно ему такого налили и на какие личные вопросы он отвечал своей фанатке, – потому что на утро его ждало следующее: раскалывающаяся от выпитого голова и залайканный уже миллионами фанатов пост Милли в её Instagram, в котором она делилась впечатлениями от встречи со своим кумиром. Парень очень долго с похмелья изучал не самую чёткую фотографию, на которой он сидит в обнимку с Браун, его кудрявая голова отчего-то у неё на груди, а она сама счастливо улыбается в камеру, которую держала над собой.

После того вечера всё и закрутилось. Уж не знал он, что там такого произошло на том диванчике, но девочка определённо считала, что между ними что-то есть. Потому что она стала постить очень много снимков, под которыми она ставила в тэгах его имя и писала слащавые подписи, с каждым разом становившиеся всё однозначнее по смыслу. Она лайкала каждую его фотографию, слала в комментариях сердечки и влюблённые смайлики, интриговала своих и его фанатов неоднозначными ответами на вопрос о том, что же между ними всё-таки происходит.

А на деле между ними не происходило ничего такого, потому что, простите, ему уже вообще-то девятнадцать, а ей всего двенадцать стукнуло. Да, они общались в личных сообщениях, переговариваясь о жизни, она даже звонила ему в FaceTime или по номеру телефона (которыми они, видимо, успели тогда обменяться), но никакого романтического подтекста в этом не было. По крайней мере, с его стороны.

Финн сам не заметил, как Милли плавно перешла с незаметного на очень прямой и откровенный флирт. Она прямо писала ему о том, как скучает по нему и как любит его, и отправляла много личных фото, в том числе и весьма пикантного содержания. Кстати, о последних.

Вулфард едва не рехнулся, когда впервые увидел её подобную фотографию в их переписке. Девочка тогда была вместе со своей семьёй на отдыхе; Браун сфотографировала, как она сидит на белом пляжном песке в одном купальнике, озорно улыбаясь прямо в камеру. И Финн против своей воли начал пялиться на её смуглую кожу шеи, ключиц, живота и – чёрт возьми – бёдер! Её бёдра взволновали его особенно сильно. В тот момент он одновременно думал о крайне неприличных вещах и о том, что он чёртов педофил.

Но на этом подобные фото не прекратились. Наоборот, не получив от Вулфарда никакого негатива в ответ, она стала делать их всё чаще и чаще, уже не только в купальнике, но и в коротких шортах или тонких майках, в вызывающих платьях, а однажды даже в ажурном нижнем белье. Парень сохранял каждую из них и при этом сам себя презирал, но ничего не мог с собой поделать. Эта маленькая искусительница сама его совращала, а ведь он не хотел ничего подобного.

Через полгода подобного общения, когда уже практически все фанаты были убеждены, что Финн и Милли встречаются, Джек всё-таки решился поднять эту тему в приватной – один на один – беседе с другом.

– Хэй, чувак, это, конечно, не моё дело, но разве она не мала для тебя? Ей всего тринадцать, а несколько миллионов человек искреннее верят в то, что вы спите друг с другом. Удивительно, что тебя ещё не посадили за это.

И тут до Вулфарда дошёл весь ужас ситуации. А ведь и правда. Ему девятнадцать, ей всего тринадцать, и весь его телефон забит её полуобнажёнными фотками. Да если кто-то получит доступ к их переписке, его же и казнить могут, не то, что на пожизненное посадить. Тогда-то он и решил, что пора со всем этим завязывать.

Волевым движением руки он очистил всю память iPhone от абсолютно всех, даже самых безобидных, фотографий с Милли, а потом написал ей, что то, что между ними сейчас происходит, пора заканчивать. В тот же миг Браун подняла панику, оборвала его телефон и завалила кучей сообщений. Она просила его подумать, не рубить сгоряча, попробовать во всём сначала разобраться. Она сказала, что готова сделать ради него всё, что он только захочет, абсолютно всё, и это испугало Финна. Эта девочка слишком сильно на нём помешана. Он постарался как можно более мягко объяснить ей сложившуюся между ними ситуацию, указав, что всё дело в её возрасте, что ей всего тринадцать, а он уже вот почти совершеннолетний. Милли плакала ему в трубку, постоянно всхлипывая, и судорожно бубнила о том, что её это совершенно не волнует, что она не собирается ни в чём его обвинять, что все эти фото она делала сознательно ради него. Вулфард попросил её успокоиться и сказал, что сейчас между ними ничего не получится, потому что она слишком мала, что ей стоит поискать себе кого-то из сверстников, а его, старого извращенца, забыть, как страшный сон.

Она смеялась и плакала, но сказала, что ни за что не сдастся. Что он будет с ней рано или поздно, потому что она его любит.

После этого их общение сошло на предельно официальное со стороны Финна и осталось всё таким же раскованным со стороны Милли. Она по-прежнему считала его своим парнем, хотя они никогда и не встречались официально, оставляла сердечки и ванильные подписи у него в комментариях и сама публиковала неоднозначные фотографии с ним, всё ещё припоминая то самое сэлфи с афтепати.

Calpurnia относилась к Браун неоднозначно. Малькольм постоянно причитал о том, что для Финна это плохо кончится, Айла втайне поддерживала девочку, испытывая к ней чувство женской солидарности, а Джека вся эта ситуация стала невозможно веселить. Последний постоянно шутил о том, что будет навещать друга, если того всё-таки посадят, но подобные шутки никто вокруг не ценил, потому что в один не очень прекрасный день они могли стать жестокой реальностью.

Семья же Вулфардов в лице отца, матери и Ника очень переживала за младшего сына и брата, хотя намекала на то, что всегда примет его выбор. И Финн понимал, что его прозорливая мама явно догадывается о том, что между ним и Милли всё не такое одностороннее, как хотелось бы верить.

Сам парень игнорировал фанатов и их вопросы, фотошопы и комментарии касательно него и его отношений с ещё юной мисс Браун. Если его всё-таки так или иначе загоняли в угол, то он открещивался лишь общими фразами, которые не давали точно понять, они всё-таки встречаются или нет.

Да, Финн не мог сказать правду, потому что она была бы основана на откровенной лжи, как ни парадоксально. Да, пускай они и не состоят в официальных отношениях, но Милли любит его – слишком помешана, – да и он сам испытывает к ней противоестественную в такой ситуации симпатию. Она ему правда очень нравится как внешне, так и внутренне. Ему с ней было легко и просто общаться, хотя у них и был приличный шестилетний провал, который в их возрасте смотрится сущей бездонной ямой. И Финн правда хотел бы попробовать что-то с ней закрутить, какой-нибудь яркий и взрывной роман, но он очень боялся ответственности, и не только в моральном плане, а вполне себе существующей уголовной ответственности за совращение малолетней.

Так они и жили до злополучного четырнадцатого февраля…

***

– Что будешь делать? – спросил его Джек, когда они всё-таки отыграли концерт до конца.

Сейчас они сидели в номере отеля, в котором остановились в Сиэтле.

Финн откинулся на свою кровать, раскинув руки в стороны, глядя в потолок.

– Не знаю, – честно сказал он. – Я уже давно ничего не знаю во всей этой истории.

– Надо что-то решать, чувак, – продолжил покровительственно и настоятельно друг. – Потому что эта девочка с каждым днём становится всё более сумасшедшей, когда дело касается тебя. Даже не знаю, что она может учудить на нашем следующем выступлении послезавтра.

– Мне кажется, что я сам схожу с ума, – ответил Вулфард, бессмысленно рассматривая краску на потолке. – Почему ей всего тринадцать?

Джек многозначительно промолчал, а потом вдруг поднялся с кресла, громко хлопнув себя перед этим по коленям.

– Ладно, мне уже пора, что-то я засиделся. Спокойной ночи.

– Спокойной… – Вяло махнул ему рукой Финн, не поднимая головы.

Он ещё какое-то время не двигался, думая просто ни о чём, а потом потянулся к своему телефону, по привычке открывая Instagram, а конкретно профиль Милли.

Последним её опубликованным постом являлась его фотография с сегодняшнего концерта, где он ошарашенно пялится на видеозапись и держит в руках тот самый гелиевый сердцевидный шарик. И подпись под ней была вполне в её духе.

«He’s so beautiful. Happy Valentine’s day Finnie. Love u so much».

Вулфард какое-то время рассматривал её пост, а потом открыл директ и начал ей писать.

«Послезавтра я буду в ЛА. Нам нужно встретиться. Срочно».

***

Милли буквально светилась, ожидая его у себя дома. Конечно, они могли бы пойти в какой-нибудь ресторан или парк, но раз он захотел увидеться у неё дома, значит, ему нужна приватность. И её это определённо очень радовало.

Весь день она, сопровождаемая Зигги, носилась с первого этажа на второй и обратно, сильно взбудораженная их предстоящей встречей. Девочка не могла дождаться вечера, когда у Финна уже закончится концерт его группы и он наконец-то к ней приедет.

Миссис Браун волновалась вместе с ней, а вот мистер Браун недовольно ворчал в своём кресле, провожая счастливую дочь глазами.

Он всегда считал, что этот Вулфард слишком взрослый для его маленькой дочери, что он совратит её, а потом бросит. Он готов был даже написать заявление на этого парня в полицию, но Милли поставила перед ним встречное условие, что, если он так сделает, она тут же напишет на его заявление полное опровержение, а потом даже сбежит из дома. И вообще, она участвует во всех проектах и фотосессиях, которые мистер Браун хочет, так что пусть и он уважает её желания.

Этот день тянулся смертельно долго. Девочка успела принарядиться и переодеться уже несколько раз за это время, каждый раз неудовлетворительно оценивая свой внешний вид в зеркале.

Но, когда раздался долгожданный звонок в дверь, её буквально ветром сдуло из комнаты.

Она перепрыгивала ступеньки на лестнице со второго этажа и размахивала руками, крича «Я открою! Я открою!».

На пороге и правда стоял долгожданный Вулфард, запихнувший руки в передние карманы своих джинсов. Было заметно, что ему очень неловко и неуютно. Он натянуто ей улыбнулся, но Милли этого не заметила, радостно кидаясь ему на шею.

– Финни!

Парень приобнял её в ответ, а потом тут же мягко отстранил от себя, заглядывая ей в глаза.

– Эм, да… привет.

– Проходи! – закричала она, пытаясь втянуть его за руку в дом. – Я познакомлю тебя с родителями и Зигги!

– Подожди, Милли, – прервал он её, отцепляя её ладонь от своего запястья.

Она удивлённо и растерянно обернулась к нему, а её счастливая улыбка непроизвольно дрогнула.

– Финни?..

– Прости, Милли, но я приехал, чтобы отдать тебе вот это. – Он достал из кармана тот самый конверт, который она подарила ему на День святого Валентина. – Нам действительно нужно всё это прекратить.

По её щекам потекли слёзы. Она крепче вцепилась ему в руку, поворачиваясь к нему всем телом.

– Что? Но почему? – всхлипнула Браун. – Я тебе не нравлюсь?

– Нравишься, – честно признался Финн. – Очень нравишься. Ты действительно очень красивая.

– Тогда почему?

– Милли, – начал проникновенно он, аккуратно обхватывая её похолодевшую ладошку, – послушай. Дело не в твоём внешнем виде или характере. На самом деле ты замечательная во всех этих аспектах. Но тебе всего тринадцать, а мне уже двадцать.

– Но мне через три дня будет четырнадцать! – воскликнула сквозь слёзы она.

– Это не меняет того факта, что ты ещё не достигла даже возраста согласия, Милли.

– Но… но я правда согласна. – Её нижняя губа сильно дрожала. – Я прекрасно осознаю, на что иду.

– Милли, пойми, меня пугает не только уголовная ответственность за связь с тобой, хотя и она тоже, причём очень сильно, но сейчас не совсем о ней. Понимаешь, ты ещё слишком юная для отношений. Ты влюбилась в меня, потому что я просто твой кумир, но, вот увидишь, уже через полгода ты забудешь меня и просто выбросишь из головы. А я уже так быстро не смогу переключиться. Если я замкнусь на тебе, то это будет надолго, ты это понимаешь? Я просто не хочу проблем, связанных с нашим будущим расставанием, которое будет тяготить нас обоих.

– Но я правда люблю тебя! – Браун плакала буквально навзрыд.

– Тебе так только кажется, Милли, – убеждал её (или себя?) Финн, а потом поджал губы и неловко похлопал девочку по ладони, которую он всё это время держал. – Мы можем остаться друзьями, если хочешь.

Она промолчала, низко опустив голову. Вулфард сначала подумал, что она сейчас закричит на него и прогонит. Но она всё молчала и молчала, просто глядя в землю.

– Думаю, мне уже пора. – Парень мягко убрал свои руки и развернулся, чтобы уйти.

– Финн, стой! – закричала она, кидаясь за ним вслед.

Он почувствовал, как его со спины обхватили тонкие ручки, а между лопаток упёрлись лбом. Какая же она всё-таки маленькая.

– Милли… – неуверенно начал он, но Браун его прервала.

– Пожалуйста, не уходи. – Она плакала, уткнувшись лицом в его рубашку, от чего её голос звучал глухо и слишком жалобно. – Пожалуйста, я сделаю всё, что ты захочешь, только не бросай меня.

Сердце в груди замерло, а дыхание буквально перехватило. Ему и правда очень хотелось сейчас же обернуться и заключить её в объятия, утешить и поцеловать в лоб. Но ей всего тринадцать, чёрт возьми! Тринадцать!

– Прости, Милли. – Он расцепил её сжатые на его животе пальцы и отвёл её руки в стороны.

– Финн…

– До встречи. Когда-нибудь.

Вулфард шёл, запихнув руки в карманы, настойчиво удерживая себя от того, чтобы хотя бы обернуться, не говоря уже про то, чтобы вернуться обратно. Но он отчётливо услышал её тихое и жалобное – беспомощное, – как будто она не стояла где-то там, далеко позади, а шептала ему прямо в ухо.

– Только не уходи…

***

Финн вернулся в отель совершенно опустошённый. На душе было муторно, его одолевало плохое предчувствие. Весь оставшийся вечер и полночи он не находил себе места, постоянно ходя из угла в угол, и ежесекундно обновлял все возможные соцсети – может, она где-нибудь объявится. Он очень надеялся, что она теперь люто возненавидит его. Лучше уж так, чем она будет молча страдать по нему. Он всё ждал её негативной реакции, её всплеска ненависти и презрения по отношению к своей персоне.

Но дождался лишь того самого сэлфи, сделанного ею тем роковым вечером. И подпись под ним его нисколько не успокоила.

«Please don’t hate me and my feelings, cause I still love u»

***

Последующие два дня он только и делал, что писал ей с просьбой ответить ему. Сначала он не хотел этого делать, но сильное волнение за неё взяло своё, и он быстро набрал ей сообщение, пока не успел передумать.

Финн увидел, что она прочитала его практически мгновенно, но ничего не ответила. Тогда он начал писать ещё и ещё, а она всё читала и читала, но упорно молчала. И это почему-то пугало его.

Он спрашивал её, всё ли с ней в порядке, не сильно ли она переживает из-за произошедшего, хорошо ли она себя чувствует, и прочее, и прочее. А Милли всё хранила гордое молчание.

Когда в какой-то момент Вулфард не сдержался и написал ей, что она, скорее всего, теперь ненавидит его, раз не отвечает, она тут же прислала короткое, но лаконичное «No», и парень понял, что всё куда хуже, чем он себе представлял.

Эта маленькая, сумасшедшая и солнечная девочка действительно любит его. И он, кажется, впадал в это же состояние, потому что как ещё тогда объяснить эту невыносимую тяжесть внутри?

Только сейчас он понял, как сильно привык к её ежедневным пожеланиям доброго утра и спокойной ночи, как привык к её постоянному вниманию и заразительной энергии, как привык к её эмоциональным рассказам и искреннему сопереживанию и участию. Он слишком привык к ней за этот год, к её присутствию в своей жизни, так что теперь ему казалось, будто чего-то очень важного и неожиданно родного не хватает.

Финн достал фотографию Милли, которую оставил себе, из кармана. Единственную фотографию из тех двадцати снимков, что она вложила в его конверт на праздник. Практически девяносто процентов из них были, конечно, очень откровенными, но была и парочка, где она просто дурачилась и позировала на камеру. Он выбрал всего одно фото, запавшее ему буквально в душу. На нём Браун тискает свою собаку Зигги и наверняка громко хохочет. И это её безграничное детское счастье буквально запечатлено на её лице.

Вулфард вернул ей остальные девятнадцать фотографий, потому что не хотел смущать девочку после их разговора; она ведь могла очень волноваться относительно того, что подобные личные снимки всё ещё хранятся у него (хотя у него всё равно была бы их переписка), так что он посчитал необходимым отдать всё хозяйке. Но конкретно это фото… Он не смог вложить его обратно в конверт. Ему хотелось оставить это портативное солнышко себе, потому что эта улыбчивая девочка в любом случае уже умудрилась покорить его сердце своей непосредственностью и открытостью.

И сейчас он смотрел на неё и чувствовал, как всё внутри него буквально переворачивается от того, что он сделал с ней. Она ведь действительно ещё такая девочка, такая маленькая, а он уже разбил ей её хрупкое светлое сердечко. И кто он после этого?

– Хэй! – Постучал по косяку Джек, заглядывая в его номер. – Ну как ты?

– Дерьмово, – ответил негромко Финн, по-прежнему не отрывая взгляда от фотографии.

– Это из-за Милли, да?

Вулфард лишь согласно покачал головой.

– Ну вы, ребята, конечно, даёте, – тяжело вздохнул друг, садясь на стул. – Из тебя, оказывается, вышла отменная королева драмы, Финни.

Тот скривился.

– О, заткнись!

– Серьёзно. – Развёл руками Джек. – Посмотри, во что ты теперь превратился. А у нас завтра выступление, и вообще…

– Какое завтра число? – Вдруг подорвался с места Финн, чем напугал задумавшегося друга.

– Девятнадцатое февраля, а что? – Джек смотрел за тем, как Вулфард вдруг начал носиться по своему номеру в поисках телефона. – Хэй, чувак, что случилось? Что ты собираешься делать?

– То, о чём я, возможно, буду жалеть всю оставшуюся жизнь…

***

Милли уныло поедала праздничный торт, лёжа прямо на своей кровати. Настроения праздновать собственный День рождения не было совершенно. Теперь уже четырнадцатилетняя девочка смотрела чью-то прямую трансляцию с концерта Calpurnia в Лас-Вегасе. Она поглаживала пальцем изображение Финна, когда тот появлялся время от времени на экране. Он, как и обычно, был бесподобно красив со своей гитарой и вздыбленными тёмными кудрями.

Браун тяжело вздохнула и запихнула в рот новую ложку с кусочком торта.

Когда закончилась одна из её любимых песен, то группа почему-то не начала играть за ней другую. Наоборот, Джек и Айла вдруг отошли назад, к Малькольму, скрывшись во внезапной искусственной тени, а единственный сильный прожектор был направлен на вышедшего в самый центр сцены Финна. Тот подтащил с собой микрофон, установил его понадёжнее и неуверенно прокашлялся, перебирая пальцами струны, чтобы успокоиться.

– Ребят, мне нужно кое-что сказать, можно? – Толпа заинтригованно согласно загудела. – Да, спасибо. На самом деле сегодня очень особенный день. Сегодня День рождения у одной замечательной, милой, доброй, весёлой и самой восхитительной девочки на свете – Милли Бобби Браун. Если ты меня сейчас слышишь, пожалуйста, знай, что ты мне очень дорога и очень важна для меня. Мне так много есть, что сказать тебе, но я сделаю это уже при личной встрече. А пока позволь посвятить тебе эту песню.

Фанаты взорвались криками и аплодисментами, а группа начала играть их кавер на «My kind of woman».

Милли же плакала, прикрыв лицо руками. Ей казалось, что вся её жизнь только что в очередной раз встала с ног на голову. И этот день, который, казалось, обещал быть самым ужасным за все четырнадцать лет её существования, вдруг превратился в самый лучший.

В дверь неожиданно позвонили. Браун, придерживая телефон у груди, слушая в наушниках голос Финна, немного искажённый криками толпы и помехами, но всё такой же прекрасный и родной, спустилась вниз, чтобы встретить визитёра. Родители отлучились буквально на час, предупредив её, что, когда они вернутся, они все вместе поедут праздновать в ресторан, так что никто, кроме неё, не мог открыть дверь.

На пороге оказался курьер в униформе, который держал в руках огромную корзину с цветами и большую цветную коробку, перевязанную лентой с бантом.

– Милли Бобби Браун? – спросил он, заглядывая в клочок бумажки у себя в руке.

– Да.

– Это вам. – Паренёк передал ей сначала корзину (та была неожиданно жутко тяжёлая, так что пришлось поставить её на пол), а затем и коробку. – Распишитесь здесь и здесь. А ещё здесь, пожалуйста! Я ваш фанат! – Она мило ему улыбнулась и поставила сначала две свои подписи, а потом дала ему автограф. – С Днём рождения!

– Спасибо! – Браун помахала ему рукой и захлопнула дверь, с восхищением оглядываясь на букет и подарок.

Среди цветов была маленькая открытка.

«I love you too, sweetheart»

И подпись Финна с сердечком в конце.

========== Michael (Майк/Эл. R) ==========

Комментарий к Michael (Майк/Эл. R)

**summary**

Эл, восхитительная и завораживающая в своей наготе, заливисто смеялась, а Майк бессмысленно смотрел перед собой, потерянный в своих эмоциях.

… Эл?

**Рейтинг**

R

**Жанры**

AU; Мифические существа; Первый раз

**Предупреждения**

ООС

**Разное**

► **AU**, в котором события сериала не происходили. Майку девятнадцать лет, и его семья очень верующая;

► **Virgin!Майк и Badass!Эл**;

► Используется имя Michael в оригинале с целью достижения определённого воздействия на читателя, потому что так больше похоже на библейское имя (архангел Михаил);

► Я даже не знаю, ставить ли здесь СОП, потому что сама не могу определиться…;

► ЧТО. ЭТО. ВООБЩЕ. ТАКОЕ?;

► Да, я люблю некоторые песни этой группы, потому что они классные.

Песня:

Army Of Lovers – Sebastien

Майк родился в тёплую рождественскую ночь. Акушерка, принимавшая роды у миссис Уилер, сначала посчитала младенца мёртворождённым, потому что тот абсолютно не плакал. Он вообще не издавал никаких звуков. Но, когда женщина повернула его головкой к себе, она встретилась с прямым и слишком осмысленным взглядом огромных тёмно-карих глаз. От неожиданности акушерка едва не выронила ребёнка из рук, но буквально чудом удержала его, с каким-то испугом и благоговением разглядывая чуднóго малыша.

Когда пришло время крещения, а святой отец придерживал маленького Майка, закутанного в тёплое одеялко, произошло ещё одно чудо.

– Каким именем вы нарекаете этого младенца? – спросил священнослужитель, внимательно разглядывая малыша у себя в руках.

– Michael, – тихо ответила Карен, чуть склонив почтительно голову.

И Майк среагировал на своё имя, весело засмеявшись. Святой отец удивлённо посмотрел на него, а потом вознёс глаза к небу.

– Этот мальчик благословлён самим Богом! – воскликнул он. – Michael! Чудесное имя! Как у архангела.

– Нет, он… – попыталась мягко исправить его миссис Уилер, но священнослужитель её не послушал, окуная ребёнка в купель.

– Отныне тебя зовут Michael.

Так Майк стал для своей семьи и целого города не Майклом, а Михаэлем. На одной из служб святой отец разнёс радостную весть о том, что в городе родился мальчик, связанный напрямую с Богом. Мальчик, который должен будет положить всю свою жизнь на служение Всевышнему, отпуская людские грехи и наставляя на путь истинный заблудшие души.

Майк рос тихим и очень послушным ребёнком. Он был средним в семье, со старшей сестрой Нэнси и младшей – Холли. Все вокруг души не чаяли в мальчике, почитая его и уважая. Майк каждую неделю посещал местную церковь для воскресных служб, а перед едой благодарил Бога за хлеб насущный. Чета Уилеров в одночасье стала одной из самых верующих семей в городе, а Майка едва ли не причисляли к местным святым.

И правда, за девятнадцать лет своей жизни он ни разу не болел, даже лёгким гриппом или желтухой, не повредил ни единой косточки в своём теле, выходя невредимым из самых жутких столкновений велика и каких-нибудь препятствий, не чувствовал низменных желаний, характерных для всех мальчиков пубертатного периода. Он ни разу не мастурбировал и не целовался, даже в щёку.

Майка считали блаженным, относились к нему приветливо и доброжелательно, а вот он сам относился ко всему равнодушно. Да, он посещал церковь и службы, да, читал молитвы перед сном и благодарил за еду, но он делал это лишь потому, что такого поведения от него ждали окружающие.

Его считали святым, а он просто соответствовал заданным требованиям.

***

Хоппер откинулся на спинку своего кресла, наслаждаясь утренним кофе и сдобным пончиком, сахарная пудра с которого сыпалась на форменную рубашку и оседала на щетине. Он задумался о чём-то своём, глядя прямо перед собой, когда за дверью его кабинета послышался какой-то шум. И он быстро приближался.

Неожиданно к нему ворвалась вся какая-то взъерошенная и с полубезумным взглядом Карен Уилер, приятная и обычно всегда ухоженная женщина, а за ней следом семенила, причитая правила полицеского учёта, Фло, поправляя свои очки.

– Джим! – громко воскликнула миссис Уилер, тем самым заставляя шерифа поперхнуться собственным кофе. – Michael пропал! Она похитила его! Эта дьяволица забрала моего мальчика! – безутешно рыдала Карен, зарываясь пальцами в волосы.

– Успокойся, сейчас мы со всем разберёмся, – отставив недопитый кофе от греха подальше и вернув часть пончика в коробку, сказал Хоппер, привставая со своего места. – Фло, можешь быть свободна. Я сам всё оформлю.

Та пожала плечами и вышла, прикрыв за собой дверь. А миссис Уилер рухнула на стул, закрывая лицо ладонями, глухо всхлипывая.

– Так, а теперь по порядку. Что именно случилось? – важно начал шериф, упираясь локтями в столешницу и наваливаясь на сцепленные перед собой руки.

– Мой мальчик… Michael… Он пропал… – судорожно отвечала Карен, постоянно шмыгая носом.

– Michael? – изумился Джим.

Вот от кого-кого, а от этого местного святого он такого не ожидал. Тот ведь слова злого никогда никому не сказал, а тут – пропал… Видимо, довела жизнь парнишку, и тот просто сбежал.

– Ты уверена в этом? – строго спросил Хоппер, хмурясь. – Он не мог… не знаю… сам уйти?

– Нет! – яростно воскликнула она. – Только не Michael! Это всё та девчонка! Это она погубила моего мальчика!

– Какая девчонка?..

***

Майк вышел из церкви после поздней воскресной службы. Сегодня пастор затянул свою проповедь и молитву, призывая всех быть очень осторожными, ведь именно сегодня ночью на землю приходят слуги Дьявола. Он наставлял всех относиться внимательнее к себе и своим близким, дабы не допустить злой дух в свой разум.

Майк же, всю службу просидевший на самом первом ряду, задумчиво разглядывал горящие в подсвечниках свечи, которые истекали, словно слезами, крупными каплями бежевого воска. Он слушал эту речь из года в год, как заевшую пластинку, и уже сам мог дословно повторить всё сначала до конца, проповедуя.

Поэтому сейчас он шёл, запихнув руки в карманы, изредка молчаливо прощаясь кивком головы с такими же припозднившимися верующими, которые честно отсидели всю службу. На улице было уже темно, но его это совершенно не волновало – он шёл вперёд по своей улице, флегматично осматриваясь по сторонам.

И неожиданно в кромешной тьме детской площадки вспыхнул и потух маленький оранжевый огонёк. Он моментально привлёк всё его внимание. Майк даже притормозил, чтобы получше рассмотреть позднего желающего покататься на качелях.

– Ну же, не бойся. – Раздался мелодичный девичий голосок из темноты. – Иди сюда.

И Уилер почему-то послушно пошёл, как ягнёнок, завороженный прекрасным звучанием дудочки пастуха.

На площадке, привалившись спиной к железной цветной лесенке, стояла девушка лет семнадцати, в драных джинсах и свободной однотонной футболке. Её миловидное личико обрамляли забавные тёмные кудри и подсвечивал время от времени тлеющий кончик сигареты.

Она показательно затянулась, зажав фильтр между тонкими указательным и средним пальцами, а потом, чуть склонив игриво голову, с улыбкой посмотрела на него, выпуская дым через нос. И хотя было темно, Майк готов был поклясться, что её прищуренные глаза озорно сияли. И это почему-то завораживало его. Впервые.

– Мы так и будем просто молча смотреть друг на друга? – со смешком уточнила она, делая новую глубокую затяжку.

– Тебя проводить? – вдруг спросил сам от себя не ожидавший Майкл, подходя к ней очень близко.

Он был выше этой девушки, так что немного нависал над ней, задумчиво разглядывая её чарующие тёмные глаза.

– Может, это лучше мне проводить святого мальчика? – ехидно ответила вопросом на вопрос та, а потом, затянувшись, медленно выдохнула дым ему в лицо тонкой струйкой, при этом чувственно сложив губы трубочкой.

И вместо неприятного запаха никотина Майк почему-то почувствовал чуть сладковатый аромат спелых яблок. И это вскружило ему голову, сделав тело неожиданно лёгким, каким-то воздушным.

– Попробуй, – прошептал он, ступив к ней максимально близко, склонившись к самому лицу и практически касаясь носом её носа.

Она приоткрыла рот и завораживающе медленно облизала кончиком языка свою нижнюю губу, глядя ему прямо в глаза.

– Эл, – вдруг сказала она.

– Michael, – ответил тот, а сам внутреннее вздрогнул от ненавистного имени.

– О, нет-нет… – Эл подалась вперёд, практически прижимаясь губами к его губам. – Майк. Я буду звать тебя Майк.