Текст книги "Play the kitten (СИ)"

Автор книги: candied v

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Но кто же из своевольных слушает посторонних? Из-за всех ошибок Вайолет быстро менялась, врала родителям не по собственному желанию, но по нужде, и потеряла контроль над своими действиями, и вот финиш – она теряет из виду границу дозволенного, совершая поступки, за которые сажали и продолжают сажать на электрический стул.

Вайолет творила такие мерзкие, такие несвойственные ей вещи, что ее разум отказывался воспринимать эту реальность. Все будто было не фильмом ужасов даже, но сном – плохим, очень плохим, кошмарным сном, из которого не выбраться. Ее мозг словно ставил заслонку, абстрагировался, дабы не нанести непоправимого ущерба для психики девушки.

Весь страх и отчаяние, вся боль, что копилась в ней все это время, вся усталость за прошедший год и, наоборот, перенасыщение последним месяцем сейчас вымывалось со слезами. Вайолет захлебывалась, уже перестав различать очертания мебели за водной пеленой, лишь чувствуя жар собственных голых коленок, да тепло в груди от бурбона.

При этом она была странно трезва. То ли Джеймса заслуга, то ли выпивка настолько качественная, однако Вайолет не чувствовала никакого эффекта кроме теплой гортани и приятного бархатного разлива в собственных венах.

Горячий душ – вот что сейчас нужно. Ванная всегда спасала. Непроизвольно всхлипывая, утираясь кистью руки, плохо соображая, Вайолет выкручивала скрипучие краны; зашипели потоки, всегда так странно пахнувшие застоялой водой. Пока крохотную ванную комнату наполняли клубы пара, Вайолет, с грохотом опустив на раковину бутылку, присела на керамический край, все еще продолжая всхлипывать и часто – от истерики – шмыгать носом. Слезы скатывались крупными горячими бусинами.

Она одна. Одна в этом закрытом мирке, и никто, казалось, не может ей помочь теперь. Все это ее вина, все ошибки – лишь ее ложный выбор.

Здесь все было по-другому. Здесь не действовали ни законы физики, ни биологии, ни здравого смысла. Другая реальность, в которой Вайолет тоже преследовала тень прошлого, от которой было невозможно избавиться и по эту сторону здравого смысла. Кит Уокер. Имя так ласкало слух у нее в голове, но так резало ухо в аудиториях университета.

Как могла безобидная влюбленность в молодого человека перерасти в пытки и жажду мести? Как это возможно? Вайолет было мерзко от самой себя. Она не понимала.

И вот она сидит на краю ванной, думая о своем возможном сумасшествии. Сам собой всплыл образ Эстер Гринвуд, и так легко нашелся ответ на вопрос «Что же делать дальше?». Стоило лишь спросить себя, а что бы сделала в такой ситуации Сильвия Плат?

Все еще часто хлюпая носом, Вайолет потянулась к ящику под раковиной, достав коробочку лезвий, что бережно были перенесены сюда из сорок первого номера того противного постояльца – просто так, не столько ради забавы, сколько на всякий случай. Влага на глазах мешала ясному обзору. Девушка часто моргала, отчего слипались ресницы. Ранка от сигареты Джеймса зажила, и ей вновь хотелось почувствовать боль, хоть что-нибудь, что бы опять напомнило ей, что она живой человек. Что она все еще – она. Эстер Сильвии роняла лезвие себе на ногу – чем Вайолет отличалась сейчас от любимой героини?

Уже год, как она не делала этого. Прошел целый год с момента, когда в последний раз Вайолет брала в руки холодную сталь. Она прекратила, когда впервые встретила Кита.

Какой абсурд! Юноша, заставивший ее перестать калечить себя, и был тем, кто возродил в ней это желание!

«Эта любовь больна, – думала девушка, – значит, больна и я».

В ванной становилось трудно дышать. Влага поднималась, и завитки кружили перед глазами. Щеки начинали пылать от алкоголя. Вайолет вскрыла коробочку. Ее всегда интересовало, как эти малютки вставляются в мужскую бритву. Сталь нагрелась от прикосновений. Вайолет отогнула край конверсов. Ее волосы свисали прядями, касаясь кончиками перекладин комода под раковиной. Живот скрутило от страха и рыданий. И мутно Вайолет видела собственные ноги. Девушка сглотнула, коротко выдыхая от нехватки кислорода.

Она резко полоснула в самом низу голени, дернувшись от уколовшей боли. Чтобы вспомнить. Второй порез чуть выше – медленное ведение лезвия. Этот – чтобы почувствовать. Приятное покалывание, всегда успокаивающее, заставляющее ее хотеть спать, вновь напомнило о былых временах, когда девушка была счастливой в своем незнании сердечных страданий, когда она грустила, но грустила из-за одиночества, а не из-за разбитого сердца.

Мы никогда не ценим того, что у нас есть, не задумываемся, что дальше может быть намного хуже…

Ощущения растрогали ее еще больше. Вайолет вновь хватил приступ. Уронив на колено руку, сжимающую лезвие, она склонилась, сотрясаясь от рыданий. Кровь из порезов капнула на внутреннюю сторону конверсов, пропитав ткань. Ее боль была приятной, упоительно-ноющей. Не то, что боль мужчины в подвалах здания днем ранее. Вайолет страдала, но не так, как он. Виной его боли была девушка, причиной же ее собственных ран на сердце – юноша из соседнего номера. У каждого разная боль, но и разная причина: в отличие от Кита Вайолет осознавала сейчас принесенные страдания. Она должна ответить за них.

Секунду-другую она ни о чем не думала, ничего не делала, не двигалась. Лишь смотрела в одну точку абсолютно стеклянным взглядом, слушая, как льется вода, наблюдая за двумя темными полосками, казавшимися неприлично красивыми. Она надавила на одну ранку пальцем, размазывая кровь по коже, издав непроизвольный короткий стон от режущей боли. И такой приятной она была, что Вайолет возненавидела себя. Она хотела почувствовать, но это чувство вновь было неправильным.

Она вскочила в решительном порыве. От пара запотело стекло над раковиной. Вайолет очистила ребром жалкий кусочек, видя лишь часть себя от лица до ключиц. Она была жалкой. Она ненавидела себя. Она зашла слишком далеко, убегая от проблем. Сделав большой глоток из влажной бутылки, она поднесла лезвие к артерии на шее…

Прохладная мужская рука властно схватила ее за кисть. Вайолет взвизгнула от неожиданности, не предвидя, не заметив постороннего в своем номере. Эмоции смешивались – стыд, жалость, ненависть, обида, радость, – и Вайолет вновь расплакалась, из-за слез и пара успев заметить лишь темную макушку. Подкосились ноги. Ей нужно было присесть; слезы лились бесконтрольно.

– Отдай мне лезвие, – мягко звучал мужской голос. Она послушно и словно безучастно разжала пальчики, удерживаемая сильным мужчиной. Осознав, что она чуть не совершила, рыдания усилились. Поддерживаемая, будто кукла, Вайолет уткнулась в широкое плечо, сразу узнав запах – кожаная куртка.

Донован прижал ее к себе, успокаивающе поглаживая по голове, пока Вайолет плакала.

– Все будет хорошо, все будет хорошо, – повторял, успокаивая, тот, в ужасе рассматривая окровавленное лезвие.

***

Они сидели на ее постели в абсолютном молчании. Донован ждал подходящего момента. Будучи не привыкшим к подобным ситуациям, ему было крайне трудно понять, какими должны быть его дальнейшие действия. Но он знал, что не может ее сейчас оставить. Вайолет бездумно раскладывала по покрывалу крекеры, с причмокиванием посасывая один; соль щипала на языке. Это расслабляло.

Устав от позы, Донован вздохнул, разминая шею; захрустела кожаная куртка. Вайолет понимала, что молчание лишь усугубляет ситуацию.

– Как ты узнал, что я делала? – облизнула соль с губ та, продолжая разглядывать рассыпавшиеся крошки. – Как ты понял? – вопрос в ее голове звучал примерно так: «С тобой определенно что-то не так, но ты точно не призрак, поэтому как ты, черт побери, смог понять, что я хотела перерезать себе горло?!», просто такая постановка вопроса казалась неприличной.

Мужчина иронично усмехнулся, стараясь подавить эту эмоцию.

– У меня нюх на такие вещи, – и он слегка кивнул в сторону свежих порезов, бережно, но косо заклеенных детскими пластырями с комиксами.

Вайолет поджала уголок губ.

– Ты чувствуешь кровь? Вроде суперспособности? – криво усмехнулась та, бездумно дергая окровавленный, отклеившийся край одного пластыря. – Я относила в пентхауз графин для той блондинки, – Донован заметно дернулся. Вайолет продолжала: – с ней ты встречаешься? Она жена Джеймса, да? – волнение и страх тенью упали на красивое мужское лицо. Вайолет вновь усмехнулась. – Я не сужу, расслабься. Просто… – ее голос дрогнул. Девушка выронила крекер. Ее опухшее личико выражало крайнюю степень тревоги и усталости, красные глаза увлажнились, – … я творила такие… ужасные вещи… – на выдохе произнесла та, вновь заплакав, стараясь всеми силами подавить этот приступ.

– Хей, – сумел поймать ее взгляд мужчина, будто прожигая насыщенно-голубым цветом глаз. Но смотрел он уверенно, властно. – Дерьмо случается, – голос ровный. – Никто не застрахован от того, чтобы жизнь поимела в самый неподходящий момент. Это просто, – он развел руки, – происходит и все, – бодрым голосом внушал свою мысль тот. – Этот отель не место для тебя, – рыдание отступило, Вайолет покорно подняла заплаканный взгляд, утерев нос, глаза и щеки. Ее передернуло от фразы, которую она слышала по меньшей мере раз четвертый за все эти дни. – То, что ты делала за этими стенами, никогда не выйдет за их пределы. Но и ты тоже рискуешь остаться здесь навсегда, если не послушаешь меня, – он говорил спокойно, но настойчиво, чуть тише обычного, как будто боялся, что его могут услышать. Его интенсивный, с огоньком правильного сумасшествия, взгляд фокусировался на глазах девушки. И она старалась смотреть на него в ответ, хоть и слышать эту речь было неприятно. – Ты и сама только что почувствовала, куда тебя может завести «Кортез», – он облизнулся, лихорадочно взъерошивая идеально уложенные волосы. – Пообещай мне, что завтра же ты оставишь должность.

Вайолет приоткрыла влажный рот.

– Завтра вечером у меня свидание с сыном владельца, – произнесенное показалось нелепостью, учитывая тот факт, что десятью минутами ранее она чуть не совершила суицид.

Но Донован вовсе не смеялся.

– Завтра же вечером, после свидания ты попросишь у Лиз остаток зарплаты и напишешь заявление. И попытаешься держаться от «Кортеза» как можно дальше… – он запнулся, увидев ироничную полуулыбку Вайолет и то, с каким энтузиазмом она закатывала глаза. – Пойми же, у тебя еще есть выбор!

Вайолет изменилась в лице. Ушла улыбка и неуместная вертлявость. Она старалась показать, как ей на все плевать, как она расслаблена, когда же на самом деле являлась потерянным, обманутым хрупким существом, запутавшимся в собственной жизни.

– А у тебя нет? – облизнула припухлую нижнюю губу та. – Почему сам не уйдешь, раз здесь все так плохо?

Донован плотно сжал челюсти, отводя взгляд в сторону.

– Когда я появился здесь в первый раз, я был таким же, как ты – потерянным, запутавшимся, гордым от уверенности в своей правоте. Я упустил свой шанс на иную жизнь, поэтому сейчас у меня нет выбора.

– Чушь! Выбор есть всегда! – вспылила девушка. Донован воодушевленно щелкнул пальцами.

– Да! Именно поэтому ты и должна уйти! Сделать свой правильный выбор! Это место тебя погубит, если ты продолжишь упрямиться. Я знаю, что с тобой делает Джеймс, и никто кроме тебя не сможет это все прекратить. У тебя есть семья, есть надежда на светлое будущее! Твое разбитое сердце останется с тобой при любом исходе, это не должно влиять на решения!

– У тебя тоже есть семья! – перебила та. – Айрис – твоя мама – она ведь правда любит тебя.

Донован медленно моргнул. Так, словно успокаивался, подавлял желание дальнейшей словесной перепалки.

– Она рядом со мной, она здесь, в отеле. А где сейчас твои родители?

Вайолет понимала, что он прав. Она принимала его слова, несмотря на все свое упрямство. Айрис была рядом с Донованом, и какими бы запутанными ни были отношения этих двоих, каждый из них так или иначе был счастлив по-своему. А Вайолет продолжала страдать, не говоря уже о своей маме, которая переживала за дочь, пускай коряво, но так, как умела.

Единственный, кому она безоговорочна верила, – был Донован. И если он говорил, что ее шалости останутся внутри этих стен, значит, так оно и будет. В конце концов, если бы Джеймса не подставили тогда, то, возможно, его бы так никогда и не поймали…

От припухлостей после рыданий она странным образом чувствовала свое лицо: будто вата, будто что-то совсем невесомое. И так сильно тянуло спать.

– Хорошо, – тяжело сглотнула девушка. – Я все равно должна быть на семейном ужине в воскресенье. Завтра будет мой последний день работы в этом отеле.

Донован коротко кивнул, будто соглашался то ли с ее словами, то ли с чем-то в своей голове. Однако он начал слезать с постели.

– Ты уходишь? – озабоченно спросила девушка, словно боясь, что без него произойдет что-нибудь непредвиденное. Донован улыбнулся, обходя кровать.

– Я посижу пока ты не уснешь, – и он устроился в кресле, погасив торшер. Оставалась лишь горящая лампа на тумбочке. Стянув конверсы, Вайолет вяло собрала покрывало в кулек с крекерами и мусором внутри, опуская сие добро на пол до утра, забираясь под тонкое, давно потерявшее свою былую форму одеяло, стараясь устроится так, чтобы раненая нога не касалась матраса. Прохлада наволочек с простыней приятно ласкали ее разгоряченную от слез и жара кожу. Вайолет подавила неуместный блаженный стон, укутываясь, словно заворачиваясь в кокон. Мужчина привстал, гася последний источник света. Шуршало постельное белье и так полюбившаяся Вайолет кожаная куртка. Как она будет скучать по этому звуку!

– Донован, – позвала девушка в ночном полумраке.

– Да?

– Ты лучшее, что со мной произошло в этом отеле, – искренне призналась Вайолет, подумав, что должна это сказать, пока у нее есть такая возможность. – Я всегда хотела иметь такого брата, как ты.

Она слышала легкий выдох при улыбке.

– Встреть я тебя двадцать лет назад, я бы был другим, – из темноты голос звучал как теплое, согревающее пламя. – Ты первый светлый лучик в «Кортезе», который все здесь хотят погасить. Не дай им этого сделать.

Комментарий к Off the track

Off the track (ам. слэнг) – так говорили о человеке, сбившемся с пути и ставшим безумным, жестоким.

Если вдруг кого-то из вас терзают какие-либо проблемы, то я всегда открыта для любых разговоров. Вы всегда можете смело мне написать.

========== Crasher ==========

Монотонно трещал кинопроектор. Пленка скользила между валиков с роликами, и по белому полотну прыгала черно-белая картинка с мелькавшими пятнами от лишнего реактива, попавшего во время проявки. Мелкая пыль неспешно кружила в голубовато-сером световом потоке, теряющим свою мощность и насыщенность по мере близости к экрану. Задорно звучала незатейливая композиция творения «Клаб Фут Оркестра». Царапины от постоянного проигрывания киноленты приятно грели душу Вайолет мыслью о том, что выбранный ею фильм ценили и любили в «Кортезе». Потому что как можно не любить Бастера Китона?

Они оккупировали целый кинозал – лишь двое молодых людей, чей социальный статус мог бы с трудом определить разве что Ницше: ни там, ни тут – пограничное состояние, столь любовно описываемое немецким философом. В данную минуту, сидя на мягком сидении вельветового кресла, вдыхая запах пыли, старой техники и одеколона юноши, Вайолет все это казалось странным. Полгода назад, окажись она в шаге от Кита, и ее начинало так сильно трясти и лихорадить, что о ее самочувствии начинали справляться все находившиеся рядом. Но сейчас девушка словно не то что проводила время с давним другом, но даже чувствовала некое превосходство над ним, внутреннюю силу, ранее не присущую ей. Вайолет хотелось коснуться юноши, но уже не с той щенячьей преданностью, какой ее наградила влюбленность в самом начале года. Теперь же это была рациональная мысль, обдуманное желание. Словно обдуманное чувство. Отбрось ее разум все причины, и получалась картинка здоровых человеческих отношений мужчины и женщины.

Хотя ничего здорового, конечно, тут не было и быть не могло…

Вайолет не знала, какие слова были использованы, и как Джеймс уболтал, заставил Кита поверить, обратить на Вайолет свое внимание. Но она прекрасно понимала, что не умением менять простыни и не формой горничной заинтересовала Уокера-младшего. Внешность отнюдь не играет никакой роли, хотя кто-то и мог попытаться доказать ей, что «влюбилась она за блестящую улыбку с ямочками да за харизматичный подбородок». Но это глупая ложь тех, кто сам никогда не испытывал подобного: это необъяснимая энергия, которая невидимой атласной алой ленточкой тянется к человеку в момент первой встречи. Ленточка завязывается аккуратным бантиком вокруг твоей собственной шеи, другим концом лишь едва касаясь кармана возлюбленного. И когда ты теряешь его из виду на слишком долгое время, то твою шею начинает сдавливать боль. Вот что значит задыхаться от любви. Вот почему ему так легко, если любовь не взаимна, – конец ленточки у него в кармане-то ни к чему не привязан. Этот конец так легко упустить.

Но Вайолет не хотела думать о плохом. Хотя бы не в этот вечер. Она так мечтала о свидании с Китом, что вся горечь от причастности к этому Джеймса не трогала ее. Не сейчас, потом. Будет еще возможность все обдумать.

Впервые Вайолет решила просто расслабиться, еще не зная, насколько сильно поплатится за это…

В это приятное, волнующее мгновение она могла без стыда разглядывать профиль юноши, могла касаться его и понимать, что эта улыбка предназначалась ей. Вайолет жевала вкусный, еще теплый соленый попкорн, который принес Кит, раздобыв где-то стандартную коробку в красно-белую полоску. И немой черно-белый фильм будто приобретал шарм настоящего кинотеатра с его едва уловимым хрустом попкорна и запахом масла – обстановка, что так сильно отличалась от лекционных аудиторий.

Когда фильм начался, Вайолет поглотила та самая магия кино, и орехово-карий ободок зрачка сверкал и искрился, и ее губы трогала едва уловимая мечтательная улыбка. И она не глядя тянулась за попкорном, так мило, так по-детски смеясь над комичными ситуациями, в которые с таким усердием попадал главный герой. Кит поглядывал на сосредоточенную, поглощенную картиной девушку, и дивился своей нерадивости и небрежности. Как раньше ему удавалось столь упорно игнорировать ее присутствие? Сейчас в его памяти события подходящего к концу месяца перекрывали весь прошлый год, и Киту уже казалось странным, что он так плохо помнил совместные лекции. Он прокручивал свои воспоминания ее смутного образа, когда она врезалась в него в дверном проеме аудитории по английскому, или когда он часто ловил ее взгляды, но теперь все это обретало для него смысл. «Джеймс был прав, – размышлял Кит, – она милая девушка. И такая умная…». И он думал, как быстро она давала ответы на лекциях по литературе, как моментально сдавала тесты, как упорно вела конспекты, и как добра была к его друзьям. И она испытывала к нему чувства, а он, дурак, не замечал этого…

«Она действительно умнее меня, – продолжал размышлять Кит, – я ее недостоин…».

Внезапно, глядя на экран, Вайолет захихикала. Кит очнулся, возвращаясь вниманием к фильму. И тоже тихо рассмеялся: сценка с поиском купюр в мусоре у кинотеатра действительно была комичной. Вайолет заметила улыбку юноши. Его профиль ореолом окутывало дымчатое свечение проектора.

– Это мой любимый момент, – призналась девушка, чувствуя внутри давно забытый, едва сдерживаемый писк восторга: Кит смеялся. Смеялся над ее любимым моментом из «Шерлока младшего». Ему нравился один из ее любимых немых фильмов. Могла ли она себе представить, что когда-нибудь не только признается этому юноше в сильном чувстве, но и получит приглашение на свидание, сможет сидеть так близко, что будет чувствовать его дыхание?

Может, все наконец-то станет хорошо?

Ее взор горел. Вайолет светилась неподдельным счастьем, ощущая себя так впервые за долгое время. Но ее взгляд скользнул до бледневшего синяка под его глазом; улыбка увяла. Кинозал показался тихим, веселый мотив мелодии словно стал тише. Кит слегка помял ведерко попкорна, чуть прищуриваясь, как делал это всегда, когда слишком о чем-то задумывался.

– Насчет фингала, – внезапно завел речь юноша. Вайолет лишь моргнула. Кит быстро кашлянул. – После окончания вечеринки я искал Хейзел с обещанными для ребят полотенцами… – Вайолет слышала сомнение в его голосе, словно он пытался выстроить цепочку событий, потому что был слишком пьян в тот день. В день своего дня рождения. – В коридоре я наткнулся на этого парня… Тейт, кажется… лишь раз его видел, когда ту конференцию проводили. Я даже сказать ничего не успел, он просто взял и ударил, – Кит свел брови. – Я хотел ответить, но когда опомнился, его уже не было рядом…

Вайолет размеренно дышала; поднималась и опускалась ее грудь под мешковатой спортивной кофтой. Тейт наверняка слышал ее признание и видел их поцелуй, вот и врезал Киту просто потому, что мог это сделать. Черт знает что вообще!

– Ты ведь не… – с опаской Вайолет перевела бегающий взгляд на юношу. Тот усмехнулся.

– Да что ты, какая полиция, – понял по ее интонации юноша. – Мы взрослые люди, наверняка я сделал что-то, чем заслужил это.

Вайолет закусила уголок губ, пряча улыбку, потянувшись за остывшим попкорном. Признание Кита ее успокоило, хотя треск кинопроектора теперь казался неоправданно зловещим. Они вновь продолжили просмотр: пропущенное Вайолет знала наизусть и только лишь хотела вкратце описать Киту, как что-то хлопнуло вдали, за пределами кинозала. Вайолет обернулась на приоткрытую дверь.

– Ты слышал?! – озабоченно полушепотом спросила девушка, цепляясь за спинку кресла.

Кит нахмурился, нехотя оторвав взгляд от экрана.

– Что именно?

Вайолет нервно улыбнулась. Странной казалась идея о галлюцинациях в здании, наполненном умершими душами…

– Показалось… – она снова попыталась сосредоточиться на киноленте, но предчувствие чего-то необратимого все сильнее овладевало разумом.

А тем временем облапошенный главный герой принял от возлюбленной обратно помолвочное кольцо. Мотив кантри раздавался из динамиков, и Кита заметно увлек сюжет. Уже и Вайолет расслабилась, глубже провалившись на сидении.

Но только они оба отвлеклись от реального мира, от всех мыслей, что не были связаны с фильмом, как их вернули на твердую землю: за стенами кинозала вновь раздался грохот, на этот раз заставивший Вайолет вздрогнуть по-настоящему. И тут же, словно чертики из табакерки, с ряда позади, с громким «Бу-у!» выскочили женские фигурки. Вайолет слегка вскрикнула, еще не оправившись от паранойи с шумом, Кит же чудом удержал ведерко, высыпав немного кукурузы.

– Черт, да вы так испугались, словно мы вас на горяченьком поймали, – хихикая, дружелюбно хлопнула Кейт приятеля по спине, убирая за уши выбившиеся из хвостика крашеные пряди волос. Кит залился улыбкой, растерявшись за отсутствием ответа.

– Чем это вы тут двое занимаетесь? – Одри растеклась по подголовнику, хитро поглядывая на Вайолет.

– Мы явно прервали свидание, – продолжала играть всеобщую роль и миловидная Софи, двусмысленно качая пальчиком в сторону экрана. Все три девушки походили на вертлявых кошек, увидевших блюдце с молоком – такие ласковые и нежные, и лишь взгляды выдавали их жгучее любопытство.

– Дайте я вас сфоткаю, – достала из заднего кармана смартфон Кейт, как экран резко погас, и кинопроектор медленно умолк, перестав тарахтеть. Громко щелкнуло что-то в щитке. Кинозал погрузился в полумрак.

Все замерли, скованные внезапным скачком адреналина. Одри приподняла голову с рук, устроенных на подголовнике кресла, Вайолет озабоченно завертелась. Почти что кромешная тьма, если не считать тонкой полоски дневного света из приоткрытой двери да беловатого свечения медленно гаснущего полотна экрана.

– Это пробки выбило? – встревожилась Кейт. Ей не успели ответить; того, что произошло дальше, не ожидал никто: из вестибюля раздались два оглушающих хлопка. Выстрелы? Послышались крики паники. Девушки вздрогнули, у Софи вырвался короткий стон. Вновь громкий голос, и в наступившей тишине каждый слышал прерывистое дыхание соседа. Кит опустил ведерко попкорна на пол, не будучи даже уверенным, что оно не перевернулось. В полутьме все вдруг показалось таким ненастоящим. Нужно было понять, что происходило в вестибюле. Если это не шутка, то покинуть кинозал стоило незамедлительно. Одри приоткрыла рот.

– Тихо! – шикнула Вайолет, предотвращая возможные вопросы, ответы на которые она и сама не знала. – Давайте быстро, – и слезла с нагретого места. До двери добирались практически на ощупь, стараясь не задеть и не перевернуть никаких посторонних предметов и не создавать лишнего шума. Кейт полушепотом сострила, стараясь разрядить обстановку, но никто, кроме Одри не отреагировал.

От магии кино более ничего не осталось. Кит первым осмотрел коридор, держа девушек на расстоянии, не выпуская из зала. Вайолет пришлось приподняться на носках и выглянуть из-за его плеча, остальные же оставались внутри; Софи дрожала, задевая Вайолет локтем. Второй уровень лобби казался пустым, бар – заброшенным. Но вот внизу, за сверкающей резьбой балюстрады разворачивалось нечто такое, что девушка видела лишь в документалках на просторе интернета. Тошнота подступала от собственных догадок: по лобби наматывали круги двое обладателей ружей, призывая перепуганных постояльцев к спокойствию. Сначала волна жара прокатила по всему телу, затем подкосились ноги: пришлось опереться о плечо Кита. Чувствуя горячую ладонь, стискивающую его майку, юноша медленно обернулся; выражение лица выдавало крайнюю степень озабоченности. Они не знали, что делать. Они ведь были чертовыми детьми! Незваные гости что-то выкрикивали. И из всеобщего панического гула и собственной пульсирующей крови в висках Вайолет смогла вычленить лишь имя Тейта. Там, внизу, говорили о Тейте. Вайолет затошнило. Держась стены, к кинозалу неслышно подбежала перепуганная Анна.

– Вы видели? – голос был неузнаваем: что-то среднее между шепотом и хрипом пропитого человека. Вайолет всерьез испугалась за ее здоровье: лицо белело, и вовсе не от пудры. Вопрос казался глупым: если бы кто-нибудь из участников разворачивающейся снизу сцены поднял бы голову, то при нужном ракурсе заметил бы их всех. Находясь в недрах кинозала и оставаясь непосвященными в происходящее, девушки за спиной Вайолет подали голос, на что получили незамедлительную реакцию и умолкли. Кит облизнул пересохшие губы, взяв Анну за предплечье.

– Где Дейзи с Давидом? – сосредоточенно поймав лихорадочно бегающий взгляд Анны, медленно и тихо спросил Кит. Снизу раздался очередной вопль. Анна зажмурилась.

– Там двое парней с оружием, – в ужасе шепнула та, будто не слыша вопроса, повторяя общеизвестный факт. Кит сжал челюсти.

– Анна, где Дейзи с Давидом? – вновь серьезнее повторил тот. Девушка коротко выдохнула; губы дрожали.

– В кино, – она сглотнула, медленно моргнув, ближе прислоняясь к стене. – Они ушли в кино… – Кит выдал одобрительную реплику. Краем глаза он заметил Лиз, энергично подзывающую подростков у стены со стороны бара. Юноша подтолкнул Анну, и все шестеро гуськом, держась стены, неслышно прошли добрых метров пять прежде, чем оказаться на безопасном от взглядов с лобби месте. Софи и Одри застопорились на полпути, таращась оружие.

– Где Айрис? – шепотом задала вопрос Вайолет. Софи трясло от страха, и Кейт обнимала ее, тихо растирая предплечья.

– К несчастью, внизу, – с горечью в голосе ответила Лиз, чуть дернув подбородком. Вайолет приоткрыла рот. Ужас сковывал, как бы она ни старалась сохранять трезвость мыслей.

– Сколько постояльцев сейчас в отеле? – продолжала девушка. Кит что-то шептал Анне, успокаивая.

– Двое на шестом этаже, остальные в вестибюле, – Лиз отделила от образовавшейся группы всех, кроме Кита и Вайолет. – Значит так, – вновь приняла воинствующий вид та, сдерживая громкость голоса, – я отведу девочек в безопасное место и найду Донована, а вы-

– Дьявол! – прервало ее неожиданное появление Марча. Джеймс топнул ногой, хватаясь за перила балюстрады со стороны бара. – Это еще что такое? В моем оте-

Он не договорил. Вайолет в ужасе подлетела к мужчине, зажимая рот, но слишком поздно оттаскивая его от ограждения. Их заметили. Один из парней в черном двубортном плаще выкрикнул что-то насчет балкона. Джеймс был в бешенстве. Раздался детский плач и топот ног. Вайолет запаниковала.

– Выведи их отсюда и приведи полицию, – спешно обращалась Лиз к Марчу. Тот разинул рот, желая возразить. Лиз была непоколебима. – Хоть раз сделай что говорят!

Дрожа, Софи всхлипнула.

– Я останусь с Китом, – выпалила Анна, хватаясь за руку юноши. Лиз выругалась.

– Идите! Живо! – настойчиво повторила та, торопясь увести более сговорчивых девушек в недра отеля. Кит быстро распахнул дверь на лестницу.

– Ты говорил мне о потайных проходах, – спешно перебирая ногами по ступенькам, оборачивалась на Джеймса Вайолет. Перила казались ледяными. Спертое дыхание мешало быстрой речи. – На третьем есть?

Джеймс выглядел так, будто вообще не понимал, чего от него хотят.

– Да, в детской, – наконец откликнулся тот. И никому уже дела не было до того, что это за детская такая и почему о ней никто не знал раньше. На пролете третьего этажа все ввалились в коридор, но Джеймс медлил. Заметив это, Вайолет притормозила, потянув за ручку, оставляя двоих знакомых по ту сторону двери. Силуэт озадаченного Кита мелькал за полупрозрачной ребристой дверной вставкой.

– Нет, ты не можешь! – догадалась Вайолет о причине, сжимая ручку двери.

– Надо было сразу им шею свернуть! – рявкнул мужчина.

– Не при стольких свидетелях! – в панике продолжала шептать Вайолет. – Ты хочешь, чтобы благодаря показаниям постояльцев полиция оцепила здание в поисках убийцы? – Она видела, как слова действовали. Джеймс колебался, будучи заботливым творцом, любящим свое детище – свой драгоценнейший отель. Вайолет мягко кивнула. – Ты поможешь нам выбраться из «Кортеза», чтобы впустить по тому же пути копов. Пусть уже они разбираются с этими психами.

Искорки сверкали во влажном взгляде. Ему не нравилось то, что происходило, но еще больше ему не нравилось, что он не мог это контролировать. В самом низу хлопнула дверь; Вайолет вздрогнула.

– Тридцать третий номер будет справа по дальнему коридору, – благоразумно заверил Джеймс, читая благодарность во взгляде девушки.

– Приведи полицию, – шепнула та перед тем, как Джеймс исчез из поля зрения. Девушка спешно повернула дверную ручку; от стен лестницы отражался эхом глухой топот ног. Вайолет поспешила слиться с тишиной третьего этажа. Ее ноги тряслись.

– Номер за поворотом, – сообщила та подросткам, рванув с места как только дверь позади неслышно прикрылась. Кит, нервно грызя ноготь, стартовал следом, утягивая полуобморочную Анну. Мягко шуршал ворс ковролина.