Текст книги "Play the kitten (СИ)"

Автор книги: candied v

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

– Оттого вот и моргает это безобразие, – окончила свою повесть та, просовывая конец швабры в образовавшуюся дыру за открытой дверцей. – У тебя же айфон? – неуклюже обернулась девушка. – Не одолжишь? Мне нужен фонарик.

Кит, ошеломленный экскурсом в технические тонкости, с не сходящей полуулыбкой удивления метнулся в комнату, хватая с тумбочки свой гаджет. Белый свет ударил в глаза, Вайолет неприятно поморщилась.

– Сейчас поправим провода и порядок, – осветив внутренности, Вайолет глубже просунула ручку швабры. Мысленно поругавшись на электриков и строителей, что умудрились подключить блок питания в нескольких ярдах от дверцы и совсем не подумали о будущих служащих, девушка вернула телефон, глубже просовывая предмет для уборки. Мигающие лампочки потухли, а затем вновь загорелись ровным рассеянным свечением. И за исключением легких кряхтений девушки и скрежета пластика по проводам стояла гробовая тишина. Кит был поражен, и, на какой-то миг Вайолет даже показалось, что она разглядела неподдельную симпатию в его взгляде, когда спускалась со стремянки на твердый плиточный пол. Стопы, укутанные в носки, зудели от рифленой поверхности ступенек.

– Раньше часто перебои в электросистеме случались? – поинтересовалась девушка, тактично придерживая дверь ванной пока Кит вытаскивал сложенную стремянку. Юноша поджал губы, мол, да как тебе сказать. – Так странно, что разом все освещение… – шепотом добавила девушка.

– По-честному, в этом месте вообще странностей полно, – Кит улыбнулся, после смешно поморщившись. Ножка стремянки издала скрежет, когда ею задели дверной косяк. Вайолет передернуло как от холода. – Знакома с женщиной, что в пентхаусе живет? – продолжал Кит, поправив лестницу в руках, направляясь к выходу. Вайолет помотала головой, вновь стискивая ручку швабры. Кит усмехнулся. – Такая чуднáя. Оглядела меня как на выставке, сказала, что я красивый, а еще что, к счастью, не унаследовал «этого» от Джеймса.

Вайолет нахмурилась, распахивая входную дверь.

– Не унаследовал чего? – перешла на полушепот та. Кит пожал плечами и, выйдя в коридор, устроил стремянку ребром на плече.

– Без понятия.

Стремянка по дороге неуютно поскрипывала, и звук, казалось, распространялся по всему коридору. Кит мягко шагал по ковролину в ромбовидный рисунок. По пути к кладовой, что двумя этажами ниже, юноша задал еще пару вопросов касательно электроснабжения, но интересовало его скорее не сама работа проводков и кабелей, а то, откуда у восемнадцатилетней девочки познания в техническом оснащении. Вайолет отшучивалась, неуютно посмеиваясь над вопросами. Она и сама не знала на самом деле. Чуть информации отсюда, немного оттуда, чуточку подглядеть за работой школьного электрика там, краем уха прослушать лекцию от Лиз – и вот тебе весь курс Массачусетского технологического университета как на ладошке.

Окно возле кладовой было нараспашку. Вайолет негодующе прислонила палку швабры к потрескавшейся стене.

– Я же только что его закрывала! – возмущенно подбежала к окну девушка. А вдруг какой постоялец спрыгнул? Эх, ну почему во всех высотных отелях уже давно действует правило десяти сантиметров, и только в «Кортезе» все еще поблажки прошлого столетия?

Вцепившись в раму, Вайолет высунулась всем корпусом, стараясь разглядеть тротуар. Ночная пустота. И так вкусно пахло. Соленый морской воздух разносил нотки малины, китайской лапши из забегаловки неподалеку и летней осевшей, словно пыльца, жары. Вайолет так сильно высунулась из проема, что затрещала оконная рама. Распахивая дверь кладовой Кит бросил стремянку.

– Хей, так ведь и выпасть можно, – прошагал юноша, будто боясь, что она и правда может ненароком выскочить. Ярким диском сияла луна, и белесое свечение окутывало двоих подростков. Он был так близко всего на секунду, после вновь отступив во тьму коридора. Вайолет неуютно поежилась. – Я как-то нашел в горе старого хлама в одном из номеров допотопный газетный выпуск, – полушепотом завел речь тот, вновь занявшись втаскиванием стремяки в кладовую. Спешно закрыв окно, Вайолет развернулась. – Там была статья времен сухого закона. Так вот одного парня так понесло на тему алкоголя, – издал смешок юноша. – Он видел, как в день открытия «Кортеза» из окна чуть не выпала молодая девушка.

Будучи обладательницей хорошего воображения, Вайолет стало жутковато. Холодок привычно пробежал по позвоночнику.

– Кто ее спас?

– Какой-то джентельмен.

Тускло горели светильники подсобки. Кит пристраивал стремянку у правой стены между ведрами и бельевыми корзинами. И зачем он ей об этом рассказал? Болтливый парень. Кит всегда любил поговорить. Все красивые парни любят о чем-нибудь поговорить.

Убирая стремянку, он задел полупустую картонную коробку, что покоилась на перевернутом ведре. Коробка с блеском и грохотом перевернулась, и отельные мыльца в шуршащих упаковках с фирменной эмблемой высыпались. Кит шумно выдохнул, тихо рассмеявшись своей неуклюжести. Вайолет улыбнулась, сунув швабру в отсек к другим. На карачках оба выискивали в полутьме валявшиеся упаковки, закидывая обратно в коробку. В тишине Вайолет подсчитывала оставшееся скудные до подъема часы для сна. Кит замер и неожиданно присвистнул.

– Смотри какая красавица, – поправил тот коробку на прежнем ее месте и протиснулся за стеллаж, вытаскивая блестящую гитару. Вайолет похолодела. Такое чувство было, словно что-то тяжелое поднялось от низа живота к горлу и вновь с силой грохнулось вниз. Очень неприятное ощущение. Кит крутил рыжеватый корпус гитары. Вайолет облизнулась, протягивая дрожащую ладошку.

– Это брэнда «Стелла». Такая у Кобейна была, – коснулась та пальцами покрытия корпуса. Вайолет все еще сидела на полу, отчего Кит сейчас казался еще более сильным и высоким. Тот лишь расплылся в удивленной детской полуулыбке.

– Умеешь играть? – он задал вопрос на ходу: переступил через узкое пространство между девушкой и ножкой стеллажа, с гитарой дошел до выхода из кладовой, полностью прикрывая дверь. Вайолет медлила с ответом, наблюдая за его действиями. Он закрывает дверь, чтобы она сыграла? Так уверен, что она умеет играть? Красавчики. Ох уж эти красавчики. Ведешь себя рядом с ними как слабоумная. Оттого-то они и знают о тебе все наперед. Это все коварный язык тела, что живет отдельно от мозга: красавчик улыбнется, а ты уже трепещешь как рыбка на крючке.

Пока она молчала, Кит успел вернуться обратно и плюхнуться напротив, прямо в дальнем углу подсобки: справа боковина здоровенного стеллажа, слева другая стена. Бедная гитара то и дело взлетала ввысь, издавая призывные звуки оставить ее в покое – Кит задевал струны на ладах. Усевшись и поелозив на полу, словно совершенствуя принятую позу, юноша выдал большую очаровательную улыбку и принялся тихо перебирать струны. Выходила полная какофония. Вайолет мило скривилась. Кит засмеялся.

– Умеешь же ведь, – сам ответил тот, растянув первое слово. – Вон как морщишься, – он облизнулся. – Сыграешь? – продолжал тихо бренчать Кит. Вайолет, медля, вытянула шею, уставившись на юношу.

– О, нет, я не могу, – словно бы до нее только что дошел смысл вопроса.

– Брось, – залился улыбкой тот, – давай же. Если не согласишься, то сыграю я, – и Кит дважды выдал серию раздирающих барабанные перепонки нот на грифе, изобразив крутого гитариста рок-группы. Вайолет хихикнула, прикрывая рот ладошкой и косясь на дверь, побаиваясь, как бы несуразное бренчание юноши не разбудило постояльцев. Кит усмехнулся, Вайолет умоляюще выставила руки вперед.

– Ладно-ладно, только отдай мне гитару, – улыбалась та. – Больно смотреть как ты насилуешь инструмент.

Кит наигранно вздохнул, протягивая гитару.

– Все вы музыканты такие.

– Все? – бросила взгляд девушка, с досадой принимая холодный инструмент.

– Анна тоже играет, – с невозмутимым видом поправил волосы тот, удобнее устраиваясь на своем месте. Вайолет больно закусила внутреннюю сторону щеки. Ну конечно. Анна. Как будто имя «Кит Уокер» всегда шло в комплекте с «Анна Годфри», и если не упомянуть одно в разговоре о другом, то случится катастрофа.

– Я не думаю, что смогу лучше нее, – чуть более презрительно, чем требовалось, бросила Вайолет, желая точно так же бросить гитару, встать и уйти. Все что происходило и так невообразимо пугало ее. А ведь и словами не передать, как она желала весь год именно этого: сыграть ему. Лишь одному ему, показать свои любимые куплеты, похвастаться нотами, которые получалось брать. Ей казалось это крайне романтичным. Не то, чтобы Вайолет была уж очень романтичной натурой – сложно назвать таковой человека, интересующегося известными психопатами и хранящего в собственной спальне банку с частями кукольных деток, – но порой что-то переклинивало в ее сознании, и ей начинали нравится глупые девичьи вещи. Конечно же не в стандартном понимании этих слов: если уж держать в комнате цветы, то непременно мертвые, если воображать свидание мечты, то обязательно на кладбище. Да, гитара была предметом романтических грез, но не абстрактных фантазий, а конкретной картинки: если уж и играть, то только для Кита.

И вот, сидя в полутемной подсобке четвертого этажа во втором часу утра Вайолет вдруг поняла, что это не фантазия, а реальность. Нет ничего страшнее, чем осознать, что то, что было у тебя в голове, обрело форму, материализовалось. И даже приятные, правильные, желанные вещи, сбываясь, поначалу точно так же пугают. Но как здесь поймешь, правильно ли вот это…

Она не забыла, о нет, она никогда не сможет забыть ту боль и отчаяние, когда она просматривала расписание второго семестра и со сковывающим ужасом понимала, что у них двоих сходится скудное количество совместных предметов. Да, это может показаться пугающим и глупым, да, это сродни помешательству. Но Вайолет так сильно погрязла в своих эмоциях и чувствах к этому парню, что боль казалась настоящей, даже правильной, но до отвращения невыносимой. Мерзкое, тошнотворное чувство тотальной беспомощности: она не была в силах повлиять на деканат, который бы мог перекроить расписание, она не могла поменять выбранные предметы, потому что это было бы уж слишком глупо, и уж тем более – что самое важное – она не могла повлиять на чувства Кита. Это безнадежность, идущая в тесной связке с желанием причинить боль, заставить его почувствовать. Если и не любовь, то ту же боль, какую испытывала она. Тяжелее всего всегда было подавить эмоции на публике. В курилке, в университетских холлах, на вечеринках… Смотреть, быть рядом, и не иметь возможности коснуться. Это невообразимо страшно, когда предмет твоего желания рядом, а ты не в праве взять его, и ты вынужден наблюдать, как твоей мечтой распоряжаются другие.

«Я не думаю, что смогу лучше нее» – фраза, казалось Вайолет которую она никогда в жизни не посмеет произнести. Рождественский концерт – Анна аккомпанировала на гитаре поющим. От ее расстроенной гитары у Вайолет тогда даже разболелась голова. Встреча в супермаркете – Анна купила дешевое пойло. Вайолет закатывала глаза, ведь по фальшивому удостоверению просто грех приобретать паленый алкоголь низкого качества. И так далее и тому подобное. Вайолет нехотя осуждала Анну в таких вещах, про себя всегда считая себя лучшее нее и порой не понимая, почему Кит выбрал ее, почему даже не захотел узнать Вайолет. Все эти нахлынувшие воспоминания расстроили Вайолет, и та даже испугалась, что не сможет сдержаться и разрыдается прямо при нем.

«Я не думаю, что смогу лучше нее» – а уж как лицо Кита вытянулось в этот момент! Да его словно грузовиком переехали, не дай Бог конечно! Глаза полные извинения и сожаления, взгляд забегал. И будто бы он услышал нотки пренебрежения и ненависти в ее тоне.

– Ой, я вовсе не имел в виду ничего дурного, – искренне старался сгладить впечатление тот. – Прости, – премило поджал нижнюю губу тот, походя на хорошенького щеночка. Вайолет сжалась. Как же он, черт побери, красив! И эта черная футболка так ему к лицу…

«Ну ты и дура, Хармон» – стиснула гриф Вайолет, стараясь сглотнуть жгучий комок.

– Ладно, я сыграю одну композицию, – наконец, все обдумав, тихо произнесла та. Возможно, свой странный выбор песни нужно было бы как-то получше объяснить, ну что-то вроде: «У меня нет каподастра, а это единственная, где он не требуется» или «Я помню хорошо только ее» или еще что-то в таком духе. Но она была слишком уставшей, да и по-сути ей было немного плевать. Ну узнает Кит, что эта песня мучительно напоминала ей о нем, что была, можно сказать, гимном ее всего прошедшего года, ну и что из этого? Плевать ей на всех и вся, в конце концов, он сам напросился. Чертовы лампочки, чертова электропроводка, чертов отель… – Но, – откашлялась девушка, выставляя палец вперед, – учти, я паршивый певец, так что не жалуйся потом.

Кит засмеялся. Зашуршали его штаны; в кладовке все сильнее пахло им. Мускус и махогани. Вайолет облизнулась, втянула одурманивающий аромат и принялась быстрыми отточенными движениями подкручивать колки, подлечивая расстроенный инструмент. Финальная проба – по комнате разлился приятный перелив всех шести струн – и Вайолет вновь прочистила горло. Ее подташнивало, сводило живот и холодели конечности. Зачем она это делает? Точно ненормальная!

Последний глубокий вдох, и она взяла первый аккорд. Тонкие пальчики умело повторяли изученные движения. Кит не шевелился, и Вайолет была благодарна ему за это, ведь тяжелее было бы осознавать, что играешь живому человеку, особенно когда это тот самый, к кому испытываешь чувства. Вступление тянулось невообразимо долго, и Вайолет на мгновение показалось, что она не сможет. Вновь приступ тошноты, и тяжелыми ударами больно отбивало ритм ее сердце. А аккорды все сменяли друг друга. Вайолет облизнулась и, сложив губы, протянула партию вокала в интро. И для нее словно бы время остановилось. Голос заметно дрожал, Вайолет вновь облизнулась, переходя к непосредственному куплету.

Она запела. Так тихо, насколько позволяло ее не на шутку возросшее волнение. Из-за эмоций на первых порах некоторые ноты выходили выше нужного или наоборот, голос отдавал хрипотой, но вскоре и это исправилось. Вайолет отнюдь не была профессионалом, но эта композиция, ввиду подходящей тональности, ей удавалась на удивление хорошо. Она знала это, но не смела поднять взгляд на юношу, боясь сбиться, потерять сосредоточенность, приобретенную с таким трудом. «Сжалься надо мной» – пела она, – «Разве ты не видишь? Все окончено». Аккорд F сменялся на Dm, затем Am – движения ловкие, быстрые. Кит дышал тяжело и редко – грудная клетка заметно вздымалась под черной майкой. Вайолет протянула последние ноты припева, вновь облизываясь. Нижняя губа безбожно дрожала. «Ты разрушил мою жизнь» – девушка впервые подняла взгляд к его глазам, – «Не отрицай этого», – ей хотелось, чтобы эти слова он не только услышал, но и увидел. Увидел в ее собственном взгляде. Кит не шелохнулся, не отвел взгляда, продолжал все также неотрывно смотреть на нее в ответ, слегка разомкнув губы, – «Так возьми же нож» – красиво появлялась ямочка с левой стороны от уголка ее губ, – «И молю, закончи все это»*. Плавно опускались и поднимались веки, и пышные ресницы казались отяжелевшими. Было какое-то победное чувство, когда она заканчивала песню, словно она повергла его или сломала какой-то барьер между ними двумя. В душной комнатушке теперь стоял запах свежевыстиранных полотенец, пыли и страха. Кит так и продолжал не двигаться, Вайолет в последний раз прошлась по струнам, заканчивая исполнение. Повисло молчание, лишь дыхание было слышно, да медленно отмирающее звучание гитары, словно финальные титры фильма.

– Грустная песня, – первым нарушил молчание юноша. Вайолет не могла придумать ничего лучше, чем утвердительное короткое мычание в ответ. Сердце бешено колотилось. Ей было стыдно за то что она сделала, словно бы открыла перед юношей душу или, что страшнее, оголила часть своего тела. И ей безумно хотелось верить, что он не понял намека, что он не станет строить логические цепочки от полоумного ее поведения в году до этой самой чертовой исполненной композиции. Вот же чуднó устроен наш разум: все месяцы она только и желала, чтобы он узнал о ее влюбленности, а на деле, как только до этого доходит дело, так уже и страшно становится. Как интерес, насколько же горячо пламя костра – чем ближе подносишь руку, тем больнее обжигает. – Ты хорошо играешь, – продолжал Кит, отбросив пальцами волосы, – и зря ты наговаривала, голос у тебя очень приятный, – и улыбнулся, но как-то грустно, будто мотив и мелодия оставили свой отпечаток. И глаза – всегда такие яркие и добрые – потускнели вмиг. Вайолет позабавилась, усмехаясь, слегка покачав головой, поднимаясь на ноги с гитарой в руках. Конечности затекли.

– Пора идти, мне рано вставать.

Кит молча протянул ладонь, перенимая гитару, пряча инструмент на прежнее место за стеллажом. Ореол беззаботности спал, юноша выглядел мрачнее обычного. И первой выходя из кладовой, Вайолет в глубине души ликовала, чувствуя свою маленькую, хоть и абсолютно неосознаваемую победу: как бы она ни желала сделать Кита самым счастливым парнем, ей было приятно, что он приуныл. И тяжело было принять это двоякое чувство: Вайолет нравилось и одновременно страшило, что ей хотелось заставить страдать человека, которого она так сильно любит.

Они расстались в лифте: Кит сердечно поблагодарил за помощь и вновь сделал комплимент по-поводу маленького концерта, глядя на нее все тем же не то сонным, не то погрустневшим взглядом красивых темных глаз, Вайолет же, в свою очередь, учтиво кивнула, выдав скромную улыбку. И стоило лишь покинуть лифтовую кабину, уносящую Уокера на этаж выше, как стала заметна дрожь в коленях, и руки вдруг затряслись, и ноги подкосились. И Вайолет разрыдалась прямо в коридоре, сползая по гладкой стене к пыльному деревянному плинтусу, зажимая рот ладонью так сильно, что заныла челюсть. И она чувствовала, как горячие слезы затекали между пальцев, слышала собственные приглушаемые рукой всхлипы, а в ушах стоял привычный звон. Ее разум атаковал вопрос «Что я делаю со своей жизнью?». И действительно, к чему она шла? Куда все это ее приведет? Каков будет финал? Правильно ли отвергать реальность и с таким отчаянием желать собственного придуманного идеального конца, отмахиваясь от вполне очевидных фактов?

***

Но сколь бы приятным или, наоборот, неприятным не было бы настоящее, мы никогда не знаем, что ждет нас в будущем. У кого-то всегда есть план на наш счет, кто-то всегда знает, что произойдет. Возможно, и лишь на подсознательном уровне, но ведь водитель, которому суждено часом позже стать виновником аварии, чувствует, возможно и слабо, но все же дурное предзнаменование перед выходом из дома… Иногда мы чувствуем опасность, а иногда инстинкты нас все же подводят, и, как мне кажется, такие случаи как раз особенные, заставляющие нас пройти какой-то урок и сделать определенные выводы. Ведь если мы ощущаем, знаем об угрозе, то неосознанно готовимся. И только лишь безоружными проявляется наше настоящее «я», наш подлинный характер.

Первый приступ ужаса прошел, и Вайолет перестала бездумно дергаться, пытаясь освободиться от наручников; холодный метал жег нежную кожу запястий. Она быстро смекнула, что плохая идея показывать свой страх, и со стороны ее первый порыв действительно выглядел как простое замешательство после пробуждения. Ребристая боковина отключенной батареи больно впивалась в спину и предплечье, а от жесткого пола ныли ягодицы – ковер хоть и числился как предмет интерьера, однако за годы службы превратился из плюшевой радости в сухую жесткую подошву. Вайолет заснула скованная обязательствами перед самой собой лишь для того, чтобы проснуться скованной наручниками у трубы батареи. Что за нелепый парадокс! Это был ее номер, однако ночной визитер был отнюдь не желанным гостем. Его облик маячил перед глазами от одной до противоположенной стены. Он был озабочен, возбужден – она ясно замечала это на его лице, когда юноша вдруг попадал в рассеянное лунное свечение. Он грыз заусенец на пальце, расхаживая из стороны в сторону, она пыталась придумать способ освободиться.

– И долго это будет продолжаться? – ее голос был резким, холодным. Юноша замер, стараясь понять, страшно ли ей. Но сколь ни пытался, не мог уловить ужаса ни в воздухе на уровне энергетики, ни в ее голосе, ни уж тем более на ее лице. Она скорее была раздражена, чем напугана. Вайолет, выжидая, сосредоточенно следила за юношей широко распахнутыми глазами. Но он молчал, и девушка показательно дернула рукой; клацнули наручники, и натянулась соединяющая их цепь. – Я об этом вот. Что, первая попытка провалилась, и ты решил приковать меня, чтобы уж наверняка?

Казалось, будь она свободна, то в любой момент могла бы схватить первый попавшийся тяжелый предмет и швырнуть в расхаживающего по другую сторону кровати юношу. И у него даже мысль проскочила, а действительно ли плотно пристегнуты наручники… Блондин нервно облизнулся, подлетая к сидящей на полу девушке.

– Я не хочу навредить тебе, честно, – он коснулся ее предплечий. Секунду она не двигалась, уставившись в его огромные глаза, затем резко дернулась в попытке задеть, ударить ногой. Лязгнули наручники. Блондин успел отскочить, держась за деревянный бортик кровати. – Да не собираюсь я тебя трогать! – заорал тот, ударив по деревянной панели кулаком. Сдув с лица упавшие волоски, Вайолет сглотнула, сильно жмурясь. То, что она имела дело с психом – это было ясно как день. Ничего, она в своем номере, скоро, должно быть, уже восход, ее точно найдут. Но вот чего она не понимала: он не заткнул ей рот, потому что забыл по глупости или потому что знал, что она не собиралась кричать?

Вайолет действительно его поразила. Такой дикой связи постороннего с самим собой он не чувствовал никогда. Она совсем его не боялась, и это вводило в ступор. Он совершенно не знал, что ему делать дальше.

Вновь шаги по комнате. Вайолет громко выдохнула, покрутив запястьем; руки затекли. Тейт быстро ходил туда-обратно от тумбочки до столика, то сжимая носовую перегородку, то поглаживая лоб, то взъерошивая волосы. Она выжидающе молчала. Лишь лихорадочно обыскивала номер в поисках чего-то, что может ей помочь. Фишку с отсутствием страха она просекла сразу, ведь кто умирает в фильмах про маньяков быстрее всех? Те, кто выбешивают, разводя нюни, и просят пощадить, конечно же! Никаких соплей и слез! Лишь холодная тактика невосприятия.

– Я у тебя первая?

Тейт замер, оборачиваясь на ее голос.

– В каком смысле?

– Я первая, кого ты приковываешь к батарее? – Вайолет поджала губы, вскинув брови. – Просто интересно, может ты всех девушек так оставляешь, а потом прячешь тела где-нибудь в этом отеле под половицами.

Тейт издал смешок, похожий не то на бесчувственное удивление, не то на искреннее веселье. И глаза его сияли, словно от слез.

– Не у того постояльца ты решила это спросить, – с улыбкой произнес тот, расправляя плечи. Вайолет пропустила ответ мимо ушей, все пытаясь рассмотреть юношу получше, на случай если придется составлять в полиции фоторобот или что-то такое. Он был высок, хорошо развит физически – и при других обстоятельствах Вайолет бы назвала его привлекательным. Ее пугало и одновременно сбивало с толку, как он может выглядеть одинаково каждую их встречу. Ведь мы все неизменно меняемся, на нас накладывает отпечаток бессонная ночь или слишком большое количество алкоголя перед сном, но этот юноша всегда выглядел одинаково. Его глаза, форма челюсти и контур губ напоминали отдаленно Кита с Джеймсом. Но лишь смутно: этот юноша был намного моложе. Возможно, будь его волосы темнее, сходство бы было заметно сильнее… а, может, дело было и в одежде а-ля Кобейн младший, ведь чем более мешковаты вещи, тем моложе кажется их обладатель…

– Ты решил умолчать меня до смерти? – с издевкой в голосе решила повторить свой вопрос девушка, начиная действительно злиться на абсолютно детское поведение блондина. Тот продолжал расхаживать по комнате, кусая заусенцы, лишь бросив встревоженный взгляд на девушку.

– Я же сказал, я не сделаю тебе ничего плохого, – медленно, будто контролируя гнев, повторил юноша.

– Тогда зачем это? – дернула руками Вайолет, натягивая цепь наручников.

– Как только я хочу поговорить, ты ругаешься на меня и убегаешь! Я просто хочу поговорить…

Вайолет выдохнула, облизывая губы.

– Окей, – вновь дернула наручники та, – я вся во внимании.

Тейт сглотнул, снова принявшись расхаживать по комнате. Сквозь раздвинутые шторы лунный свет рассеянно падал на ковер длинным прямоугольником, и поблескивали позолоченные кругляшки отверстий для шнурков на его потертых конверсах.

– М-может, – он запнулся, заметно нервничая, – может ты начнешь…

Вайолет сдерживалась, чтобы не наорать на него.

– Ты серьезно? – воскликнула та, сгорая от гнева. Мало того, что этот парень вздумал затевать ночные игрища с наручниками, так еще и понятия не имел, чего, собственно, хотел от нее! Великая наглость! Но в голову Вайолет вдруг пришла давно забытая мысль. Девушка поелозила на полу, массируя затекший бок. – Ладно, у меня есть вопрос, – Тейт остановился, с нескрываемым интересом подняв взгляд на говорящую. – Твоя фамилия Лэнгдон ведь, верно? – она дождалась, пока юноша нерешительно кивнет. – Я знаю одного человека с такой же фамилией. Адрес Уэстчестер Плейс тебе ни о чем не говорит? Вы случайно не родственники? – она выжидающе продолжала наблюдать за мимикой юноши – настолько, насколько это позволяло безобразное освещение, или, скорее сказать, его отсутсвие. Тейт зажевал губу, шумно втягивая носом воздух. Нервничал?

– Нет, – решительно отрезал юноша, дернув ногой. Дрогнули белые нитки, торчавшие из большой дыры на коленке джинсов. – Нет, я ее не знаю.

– В какой части города ты живешь? Ты родом из Лос-Анджелеса? – не унималась девушка. Тейт возвел взгляд к потолку, вздыхая.

– Нет. Да. То есть… – юноша поморщился, засовывая кисти рук с длинными рукавами рубашки в карманы джинсов. – Недалеко живу. Совсем недалеко отсюда, – и вновь гримаса такая, словно бы ему разом наскучили все эти вопросно-ответные игры. – Почему ты не хочешь проводить со мной время?

«Потому что ты псих чертов, вот почему!»

– Потому что я не свободна, – тихо ответила Вайолет. Если подумать, она ведь и не врала вовсе. Ее преданная любовь к Киту связывала ее определенными обязательствами, поэтому сказать, что она была «не свободна», совсем не означало покривить душой.

Тейт тронул ковролин носком конверсов, мягко и бесшумно постукивая подушечкой указательного пальца по изножью. Он вновь шевелил губами, как-будто пытался что-то произнести.

– Ты про того пижона из шестьдесят седьмого, да? – скривился в ухмылке блондин. – Про сынка Уокера?

Вайолет тяжело сглотнула, испугавшись последствий своего признания как для себя, так и для Кита. А что если…

– Вы встречаетесь? – упорствовал Тейт.

– М-мы… – приоткрыла рот девушка.

– У вас уже был секс? – не унимался тот. На мгновение Вайолет показалось, что ее челюсть сейчас коснется пола.

– Ну это уж совсем не твое дело! – забыв про наручники, желала вскочить та. Металлический предмет удержал ее на месте, Вайолет плотно сомкнула губы, в досаде плюхаясь обратно на попу. Тейт засиял улыбкой. Ему показалось, что он нашел потайной клапан, ту самую точку, на которую стоит нажать, и человек поддается тебе. – Салли твоя сестра? – и сама не ожидая от себя такого вопроса спросила девушка, в душе сгорая от желания уйти от темы ее интимной жизни. Тейт искренне нахмурился.

– Почему ты так думаешь?

Вайолет показательно прошлась взглядом от его взъерошенной макушки до грязных конверсов.

– Да даже и не знаю, – саркастично протянула последнее слово та. – Вы же оба как со странички «Rolling stone» за девяностый год!

Тейт сердито гонял шарик воздуха во рту.

– Нет, к счастью, мы не родственники…

– Тогда откуда знаешь ее?

Блондин бросил взгляд с прищуром, выдав циничную полуулыбочку. Он медленно обошел кровать, подходя к тумбе.

– Зачем спрашиваешь то, на что сама знаешь ответ? – он выдвинул первый ящик. Коробок отельных спичек и запечатанная пачка «Мальборо», крем для рук с ромашкой, гигиеничка, газета двухдневной давности, толстый том Айрис Мердок – Тейт бережно рассматривал ее имущество, не доставая при этом ничего непосредственно из ящика. Вайолет молчала, опасаясь возможной заинтересованности юноши. Но что-то все же привлекло его внимание.

– Эй, это мое! – возмущенно выкрикнула девушка, разглядев сверкающий кончик авторучки, что крепилась к ее черной толстой тетрадке. – Положи на место!

Тейт улыбался, точно ребенок, подобравший интересную штучку.

– Личный дневник?

Вайолет скривилась.

– Мне что, двенадцать по-твоему? – ей Богу, даже обидно как-то! – Ты… нет… эй, не открывай! – в страхе возглас вышел истошным, совсем девичьим. Вайолет в ужасе следила за телодвижениями юноши, давно привыкнув к ночному псевдоосвещению, различая контуры и даже цвета.

– Секретики тут записываешь? – он продолжал расплываться в улыбке, но блокнот не раскрывал, словно подсознательно не желал огорчать девушку. – Что в нем? – юноша снял ручку, покрутив ту между пальцев точно барабанную палочку. Вайолет нахмурилась. Чтобы откинуть с лица пряди волос пришлось наклониться к скованным кистям рук. Он не отстанет, и какого бы дьявола в ней он ни пытался вызвать, она не предоставит ему такой радости.

– Давай, открывай. Делай что хочешь.

Любопытству Тейта не было предела. Юноша шагнул к прямоугольнику из лунного свечения и устроился на ковре в белесом потоке. Впервые за эту ночь Вайолет смогла рассмотреть его внешность без напряжения зрения и прокручивания в голове предыдущих их встреч. Его губы алели, глаза жадно поглощали строчки на рандомно раскрытой странице. Поблескивало кольцо на большом пальце, он поглаживал им край блокнота. Юноша коротко улыбнулся, и улыбка походила на искреннее удовольствие.

– «… и в тот миг на жестком холодном автобусном сидении можно было подумать: мы смотрим на одни и те же кроны деревьев, на одни и те же мокрые кирпичные стены и серые покатые крыши, но как можно быть так близко и одновременно так далеко друг от друга?», « Хуже надежды и быть ничего не может, потому что именно надежда заставляет двигаться вперед и одновременно тянет вниз, ведь когда ты плывешь по течению, она несет в будущее, а когда начинаешь анализировать, тянет вниз…» – дочитав, юноша поднял взгляд. – Это заметки?

Вайолет сдерживала гнев и всеми силами человека со слипающимися от сонливости глазами старалась прогнать стыдливый румянец, подступающий к щекам.