Текст книги "Play the kitten (СИ)"

Автор книги: candied v

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

– Я тоже виновата. Провоцировала. Я заслужила это, – Анна вскинула бровь, затем подняла взгляд на Вайолет и улыбнулась. И эта улыбка… Вайолет передернуло. Весь год она испытывала смежные чувства к обладательнице этой улыбки: злость, гнев, презрение, ненависть, сочувствие… но сейчас, в данный момент улыбка казалась приятной. И Вайолет вдруг вспомнила минуты, проведенные на парах, когда ее мельком, но даже умиляла эта улыбка. Когда Анна улыбалась, то походила на милого зайчонка из мультика про Бемби: именно такую форму принимали ее щечки и именно так сужались ее глаза. Больно кольнуло от осознания того, что Анна, в общем-то, всегда была просто рада всему и всем вокруг. И улыбалась она всегда так искренне, и смеялась так задорно…

Анна продолжала механически помешивать содовую. А Вайолет чувствовала себя все более и более мерзко. Слишком громко щелкнула крышечка на бутылке; девушка заполнила стакан наполовину и медленно потягивала воду. И казалось, будто неловкость чувствовала лишь одна Вайолет – настолько спокойной выглядела вторая посетительница бара.

– Тебе, наверное, странно думать о произошедшем? – осторожно спросила Вайолет, сжимая крышечку от содовой. На ладони оставались ребристые следы. Анна лениво вскинула брови, тяжело вдохнув, затем откинула волосы.

– Признаться честно, Джеймс меня всегда пугал. Здесь постоянно всякое дерьмо творится. К такому сложно привыкнуть, – Анна говорила так спокойно, что Вайолет начала подумывать, а не приснилось ли ей все самой? На щеке все еще ощущалось жжение, да и левая часть спины побаливала. – И ты прости, что врезала, – не дала ей та шанса задать вопрос, продолжив. Вайолет чувствовала себя крайне странно: еще недавно они хотели убить друг друга в порыве ярости, а теперь каждая сыпала извинениями. Она потерла шею, выбросив крышку в пустое мусорное ведро; прошуршал мешок.

– Я не знаю, что на меня нашло… – нелепее разговора не было со времен некоторых университетских пар, к занятиям по которым Вайолет забывала подготовиться и приходилось импровизировать в таком вот духе: с усилиями веселого пациента психиатрической клиники.

Анна осушила свой стакан.

– Да все ты прекрасно знаешь, – прозвучало холодно, властно. Эту сторону Анны Вайолет видела лишь изредка. И, видимо, по лицу Вайолет скользнула уж слишком заметная тень страха. – За идиотку меня принимаешь?

О нет, Вайолет и думать не смела когда-нибудь считать Анну умственно отсталой. Эта-то малышка с пристрастием к алкоголю, вечеринкам, курению, нецензурной лексике и посредственной музыке была, к не прекращавшемуся удивлению Вайолет, одной из самых умных людей, каких она встречала в жизни. В Анне удачно, но крайне неожиданно, уживались две абсолютно разные персоны: за партой она была сущим зверем, готовым биться до конца, но доказать, что она может, знает, понимает и умеет, а за стенами лекционных аудиторий она была настоящей оторвой, что, не стыдясь, покупает выпивку по поддельным документам.

Анна внезапно замолчала, роясь в огромном кармане джинсовки. Достав пачку красных Мальборо, она вытащила одну сигарету, нервно постукивая кончиком о поверхность стойки, продолжая медленно выдыхать, будто успокаивая подступавшую истерику.

– Кит хороший, – с нежностью в голосе продолжила та, прокручивая колесико зажигалки. Легкая полуулыбка коснулась уголка ее губ. Ее руки дрожали. – Он просто зайка. Знаешь, не каждый человек умеет слушать, особенно если это парень. А Кит всегда выслушивает все, что ему говоришь. Порой дельные советы дает… когда, конечно, шутить прекращает, – вновь нервная улыбка. Анна долго затягивалась, выпуская густой дым. Вайолет кусала губы. Она все знает , – крутилось в голове Вайолет, когда та замолкала, делая очередную затяжку, – она знает о моих чувствах к Киту. Что она должна ответить? Что та все не так поняла? Что все это не то, чем кажется? Глупо отнекиваться, когда ты так очевидно с маниакальной заинтересованностью смотришь на человека. Анна беспокойно выпустила очередную струйку дыма. – Все видят во мне лишь веселую пати-девочку, думают, что я живу вечеринками, – Анна отстраненно глядела куда-то на стойку, перед собой, – ты слышала, что Софи говорила обо мне в тот раз, когда нас еще освободили от двух практик по истории кино?

Вайолет дважды спокойно кивнула с каменным выражением лица. То, что сейчас происходило можно было объяснить лишь двумя способами: либо ей действительно все приснилось, либо в стакане у Анны была вовсе не газировка…

– Сказала, что в первый день подумала, будто я типичная тамблер-герл, – продолжила Анна и громко издала смешок. – Согласись, жутко неприятно такое услышать. Я и правда создаю впечатление пустышки?

Вопрос был скорее риторический, но Вайолет все равно инстинктивно помотала головой. Ей тоже хотелось курить. Она нащупала под стойкой пачку Лиз и, подумав, что та будет не против, вытащила одну. Управившись с зажигалкой, и Вайолет тоже затянулась, пристроив локти на поверхности. И вся натянутость будто испарилась вместе с сигаретным дымом. Вайолет искренне заинтересовалась.

– Меня так тошнит от того, что все видят лишь нашу оболочку, – импульсивно продолжала Анна, стряхивая пепел в придвинутую Вайолет пластиковую пепельницу. Длинные острые ногти девушки переливались перламутром в белесой подсветке стеллажей, и сверкал, позвякивая, ее серебряный браслет. – Никому и невдомек, что у меня тоже есть личные проблемы. Кроме Кита.

– Проблемы? – решила вставить хоть что-то Вайолет, желая показать свой неподдельный интерес.

Анна почесала ухо, сунув за него прядь передних волос.

– У меня нехилые такие проблемы с парнем, – нервная усмешка.

Вайолет чуть было не выронила на стойку сигарету. Она не ослышалась? С парнем? Но, ведь…

– Сложности? – Вайолет хотелось треснуть себя за односложные кретинские переспросы, словно у нее что не так со слухом.

– Да, сложности, – кивнула та, выпуская дым, стряхивая пепел. – С виду я кажусь стервой, но когда меня узнают получше – понимают, что это не так. Я люблю жизнь, люблю людей, люблю своих друзей! – будто пыталась что-то разъяснить сама себе та. Вайолет ей не мешала. Потушив сигарету о дно пепельницы, Вайолет обернулась, стаскивая с полки бутылку бурбона.

– Да к черту! – прокомментировала Вайолет свой недавний отказ Анне в выпивке, самолично расставив стаканы и плеснув из дозатора. Кистью придвинула порцию Анне, затем приподняла свою. Они чокнулись, но без тоста. Он был ни к чему. Обе сделали по основательному глотку.

– Все так сложно, – продолжала исповедь Анна. – Все эти левые девицы и его концерты…

– Речь о Ките? – все же решила уточнить та, не узнав собственного голоса. Анна издала смешок в стакан; забулькал бурбон.

– Конечно нет, мы не встречаемся. Кит помогал мне разобраться со всей этой фигней. Он единственный, кто был искренне заинтересован, – Анна улыбнулась. – Уокер может дико тупить на практиках по литре, но когда дело касается обязанностей друга – вот тут нет человека более открытого и верного.

Вайолет оставалось лишь соглашаться, ведь ей самой не довелось проверить сказанное в действительности. Они пили. Если и не долго, то точно основательно. Вместе с выпивкой лились и рассказы Анны: она поведала внимательному слушателю о своих переживаниях касательно ее молодого человека, о том, как он порой груб и отстранен, и как в другое время мил и учтив. О концертах, рок-группе, вечеринках, его случайных связях и ее любви к нему, не смотря ни на что. И чем дольше Вайолет слушала, чем больше узнавала об Анне, тем больше понимала, что она, в общем-то, вовсе и не такой плохой человек и нет смысла ее ненавидеть. Как, порой, поздно мы понимаем, что за внешностью тоже кроется какая-то внутренняя сущность. А Вайолет чуть было не погубила это живое существо со своими собственными переживаниями и эмоциями.

– Ты расскажешь кому-нибудь о том, что произошло сегодня? – Вайолет стискивала меж ладоней пустой стакан. Анна издала смешок.

– С ума сошла? Меня за безумную примут, – она вздохнула, пряча прядь русых волос за ухо. – Да и потом, Джеймсу не впервой.

Проспиртованный разум Вайолет уловил суть произнесенного. Девушка отодвинула стакан рукой, которой подпирала щеку, и скептически нахмурилась.

– В смысле не впервой?

Анна прищурилась. Зашуршала какая-то бумага и через мгновение на барную стойку шлепнулись распечатанные листы.

– Я так и думала, что для работника «Кортеза» ты слишком мало знаешь о его истории, – с этими словами Анна слезла со стула, схватила свою снятую ранее джинсовку и, перебросив вещь через плечо, едва ли ровной походкой направилась к лестнице, оставив Вайолет одну наедине со своими вопросами.

***

Часом позже, когда она уже достаточно протрезвела, Вайолет сидела в комнатке для персонала, что позади стойки регистрации. Шумно гудя работала лампа. Вайолет написала два письма родителям: одно – первое – никогда не дойдет до своего адресата, потому что было результатом импульсивного порыва, а второе родители девушки обязательно получат. Конечно, можно поразмышлять о шансах почтальона потерять письмо, но это все безумные параноидальные мелочи.

Письмо 1:

Вы ошибались, говоря мне, что взрослеть тяжело. Ха, да ничерта подобного! Проще некуда – скатываться по наклонной! Мне понравилась моя сила. Он был прав: чувство власти окрыляет. И меня тошнит от этого. Все стало таким запутанным! Мне было гораздо проще, когда я видела в некоторых людях из моего окружения лишь врагов или лишь предметы обожания. Единственное, что мне тяжело выносить во взрослении – чувство смены ролей. Говорят, жизнь – это театр, но как по мне, так жизнь – это тот самый режиссер, который и распределяет роли как ему вздумается.

И у меня такая каша! Господи боже, да если бы я только знала, никогда бы не поступала в университет! НИКОГДА! ЕСЛИ БЫ Я ТОЛЬКО ЗНАЛА!

Письмо 2:

У меня все отлично хорошо. Познаю аспекты взросления Познаю каково это – быть взрослым ответственным человеком. Каждодневный выбор. Но я справляюсь, честно. Надеюсь, вы гордитесь мною.

– Вайолет

Комментарий к Goofy

Goofy (ам. слэнг) – быть влюбленным до безумия

* – английский эквивалент русской пословицы “Клин клином вышибают”.

** – один из самых неблагополучных кварталов в Лос-Анджелесе.

========== Fall guy ==========

– Детектив Лоу, слушаю.

Кабель, тащившийся через комнату, терся о боковину тумбочки: Вайолет тянула провод, пихая Салли телефонную трубку.

– Э-это я, – нервничала та, тронув свободной от телефонной трубки рукой повисшие на батарее наручники. – Джон, э-это я.

Вайолет затаила дыхание, боясь ненароком выдать свое присутствие. То, что она предложила Салли, было не очень изобретательным, но зато, как ей казалось, крайне эффективным. Как и двумя днями ранее Вайолет, теперь же Салли сидела на полу, готовясь сыграть свою роль. С той лишь разницей, конечно, что на этот раз это происходило добровольно.

– Джон, я в пятьдесят первом номере, пожалуйста, помоги, – Салли косилась на Вайолет как на опытного инструктора. Девушка оживленно кивала, после интенсивно потрясла кулачком у глаза и ткнула пальцем в женщину. Салли наморщилась, выдавливая из себя слезы. – Джон, пожалуйста… – всхлипнула та.

Вайолет выхватила трубку, со звоном шлепнув ее о корпус стационарного телефона. Салли и правда заплакала. Вайолет сглотнула, бросая телефон на кровать.

– Да все уже, можешь прекращать.

Салли утерлась рукавом кружевного светлого платья; черная подводка осталась на ткани, размазавшись дальше по оголенной кисти руки.

– Это странно, что я позвонила ему, а не на ресепшн, если у меня был телефон. И каким, черт побери образом, я вообще узнала его номер?!

Несмотря на плаксивое состояние, Салли задавала рациональные вопросы. Вайолет тяжело вздохнула, возясь с наручниками, глянув на часики у себя на руке.

– Тебя это не должно волновать, мы делаем это, чтобы удостовериться, что ты нужна ему. Если он появится здесь в течение часа и не задаст лишних вопросов, тогда действительно в его жизни тебе есть место, – Вайолет плотно застегнула наручники вокруг запястий женщины. Салли глупо следила за движениями; шуршало ее платье, пахло едкими духами, – а если проигнорирует…

Вайолет не закончила предложение. Лишь сжала в ладошке ключ от наручников.

– Мне пора за уборку.

Салли кивнула, слизывая слезы с губ, помада на которых давно нуждалась в свежем слое. Лампочка светильника с потрепанным коричневым абажуром мигала с туалетного столика. Вайолет бросила скучающий взгляд.

– Когда закончите здесь, скажи мне, я заменю ее, – дверь за девушкой тихо закрылась.

***

В просторную аудиторию проникали первые солнечные лучи. На возвышении стояло ее любимое пианино с поцарапанной в правом углу крышкой, на стенах были развешаны портреты Шекспира, Бальзака, Горация. Странная последовательность. Голос ее любимого преподавателя, вибрируя, эхом отдавался от высоких потолков и белых крашеных стен. По залу прошел смешок: кто-то пошутил. Профессор Прейс – немец по национальности в летах, страстный любитель Генриха Гейне – поправил твидовый пиджак, ткнул в душку тяжелых очков и заложил руки за спину, по своей привычке – сутуло от возраста – прохаживаясь по рядам, выбирая жертву сегодняшних поэтических чтений. Вайолет вновь ощущала, как быстро билось ее сердце – ее распирало от гордости, что она знает наизусть больше поэзии, чем ее однокурсники могут по памяти назвать стран Европы.

– Ну, раз никто ничего не выучил, – тяжело выдохнув, он отыскал среди студентов знакомую макушку и весело подмигнул Вайолет, – тогда продолжим, – затем потрогал иссохшими пальцами потрепанный томик собственного учебника, – Иоганн Гёте. Что мы там с вами в этом семестре проходим? «Страдания Вертера»? – он смешно поморщился, в неодобрении – но не из-за произведения, а из-за скудости учебной программы – покачав головой; аудитория захихикала. – Ну что ж, давайте страдать вместе с Вертером, – вновь смех среди рядов. Вайолет всегда возмущало поведение студентов на лекциях, и, хоть ее саму и волновал молодой человек в белой футболке, устроившийся на последнем ряду, она всегда старалась вновь возвращаться к тому, что должно было действительно волновать ее в данную минуту – лекция, занятие, ее любимый преподаватель. – Кто из вас знает, почему Гёте написал «Вертера»? – громоподобным властным голосом привлек внимание аудитории профессор. Вайолет не успела поднять руку. – Может Вы? – обратился тот к Киту, глядя на последний ряд. – Мистер Уокер? Мистер Уокер, проснитесь! Проснитесь.!

Проснитесь.

Проснись.

– Проснись, проснись! Вайолет!

Вайолет вздрогнула. Щетка свалилась в набранную ванную, с грохотом коснувшись дна. Кровь на руках засохла, превратившись в тонкую корочку, простыни свисали с края, мыльный грязный раствор капал на плитку пола.

– Ты уснула? – Хейзел подобрала край постельного белья, пододвигая стиральную доску ближе к бортику.

Разлепив глаза, Вайолет утерла уголки чистым участком руки.

– Я плохо спала.

Хейзел вскинула брови, будто пропуская смысл мимо ушей, принявшись отстирывать пятна, что наверняка успели присохнуть пока напарница прохлаждалась.

– Мистер Марч не любит, когда остаются пятна.

Вайолет уловила подтекст упрека. Отыскивая в мутной воде затерявшуюся щетку, девушка не стерпела:

– А что Джеймс любит? – тем же тоном задала вопрос та. Хейзел остановилась.

– В каком смысле?

– Вы все твердите о том, чего «Мистер Марч не любит, чего не выносит», – передразнивала та, – но что он любит?

Вайолет тяжело дышала. Вспыльчивость постепенно отступала. Сновидение еще не испарилось из памяти, оставляя тягучее смертельное чувство печали, порождающее желание грубить и быть грубой. Отстраненной, жестокой. Иногда Вайолет слишком увлекалась, обижая дорогих ей людей, а все потому, что не могла контролировать собственные гормоны. Когда эмоции берут верх очень тяжело остановиться. Хейзел продолжала интенсивно натирать грязный край простыни на стиральной доске, тихо напевая какую-то мелодию, словно игнорируя вопрос.

***

Прошло восемь часов с того момента, когда Вайолет прочла распечатки Анны. Время пролетело незаметно – что такое жалкие минуты в сравнении с вечностью наших убеждений?

Что бы сделала пятнадцатилетняя Вайолет, узнай она то, что открылось ей со страниц? Не поверила бы. А в шестнадцать? Возможно, испугалась. В семнадцать? Скорее всего, попыталась бы покончить с собой. Но сейчас, на пороге девятнадцатилетия, Вайолет чувствовала странное понимание и принятие. В мире каждый день происходит столько ужасов, столько непостижимого для нашего разума, столько катастроф и непонятных случаев, что не поверить в то, что сверхъестественное живет среди нас, было бы крайне глупо. Ее не терзали сомнения, отвращение или страх, ей лишь хотелось знать больше, видеть больше, уметь больше. В жизни не бывает совпадений, и Вайолет свято верила, что ее работа в «Кортезе» – это тоже жизненный урок. Судьба вела ее до этого момента, и стечение обстоятельств, связавшее ее, Кита, Джеймса да и всех остальных вместе – не простая случайность. Так что же, черт побери, будет дальше?

Ее ничто не пугало так, как угасание эмоций. Когда Анна развеяла ее бывшие страхи о ней и Ките как паре, то Вайолет, к огромному удивлению, не почувствовала ничего. И это наводило панику, ведь по всем пунктам Вайолет должна была бы ликовать и праздновать, но морозная корочка на ее сердце не давала семенам никаких чувств взрасти внутри.

Вайолет уверенно переступила порог семьдесят пятого номера. Державшая две вешалки с пиджаками Хейзел разинула рот; с плечиков одной из вешалок съехал шелковый платок. Поправлявший ворот рубашки Джеймс отвернулся от зеркала, оборачиваясь на гостью. Не то радость, не то удивление читалось на его лице. Вайолет не дала ему возможности высказаться.

– Я все знаю, – спокойно начала та, бросив бумаги на кофейный столик. Те веером разъехались по поверхности. Губы Джеймса скривились в усмешке.

– Хотел бы и я знать все.

– Хватит этого дерьма, Джеймс, – рявкнула Вайолет, пресекая последующие возможные шуточки Марча. – Когда ты собирался мне рассказать? Когда я бы случайно покалечила кого-нибудь, а ты бы по своему обыкновению замял это дело?

Джеймс вытянулся, вскидывая подбородок. Все его тело напряглось, становясь ровным как по струнке; он приставил одну ногу к другой. Легкий жест руки – и прислуга исчезла. Испарилась.

Вайолет разинула рот в негодовании: лицо Джеймса подавало все признаки сокрытия согласия на только что произнесенное. Девушка потерла лоб, тихо выдыхая. Джеймс бросил презрительный взгляд на распечатки.

– Это фотографии газетных статей?

Вайолет издала смешок: все действительно было правдой.

– Ты честно не слышал о Google? – вопрос был скорее риторическим, а то и вовсе не вопросом. Вайолет прошагала до столика с выпивкой мимо обеденного стола, мимо Джеймса. До ее своевольного появления он примерял одежду, и платка на шее еще не было. Вайолет заметила отвратительные влажные шрамы. Их трудно было не заметить. Все было правдой. Ее едва заметно трясущиеся руки разливали выпивку, когда она услышала голос. Совсем рядом, будто он нашептывал откуда-то изнутри нее самой.

– Ты подозревала, ты не напугана.

Она не оборачивалась. Лишь шумно осушила стакан, морщась от вкуса. Казалось, что темная краска на стене перед ней шевелилась, трескалась.

– Я догадывалась.

Зашуршал ковролин от отодвигаемого стула. Марч устроился во главе стола с другой стороны от мини-бара. Чиркнула спичка. Он закурил.

– Расскажи мне. Еще ни один живой человек не догадывался насчет меня. Расскажи, мне интересно.

Вайолет впервые обернулась. Тонкая струйка дыма красивым завитком тянулась от его зажженной сигареты, будто обрамляя его лицо, его красивые скулы, его темные волосы. Кит.

Она по-прежнему думала о нем.

– Сперва твой акцент и одежда – такое трудно постоянно подделывать, – уняв неприятное ноющее чувство, начала та. – У тебя полно мебели, которую давным-давно сняли с производства, – Вайолет поджала губы, все время плавно жестикулируя рукой. – Я, конечно, думала о коллекционировании, но для любителя антиквариата ты слишком небрежен в отношении своей собственности. Для тебя вообще словно нет ничего ценного, как будто ничто тебя не волнует. И говорил ты о вещах, в которых так хорошо разбираются лишь историки. Потом те случаи с блоками сигарет. Я долго не могла понять, почему ты сам не можешь проехать за ними в восточную часть города, да и все эти загадочные разговоры того продавца из китайского ресторанчика. Короче, многое меня к этому подвело.

Джеймс неотрывно наблюдал за ней поистине пугающим взглядом, все продолжая затягиваться и выпускать дым.

– Кто еще знает, что ты знаешь? – задал вопрос тот, втянув ртом воздух, впервые оторвав взгляд от девушки, дабы смахнуть что-то с идеально выглаженной синей штанины.

«Анна, возможно Кит, и Бог знает кто еще».

– Никто, – сглотнула Вайолет, – только я.

Его усмешка раздражала.

– И ты веришь в написанное? – он стряхнул пепел. – Действительно веришь?

– Да.

Марч бросил взгляд на листы. И почему на фотографиях он выглядел совсем на себя непохожим?

– Что там сказано?

Вайолет слегка приподняла подбородок. Конечно же, он знал о том, что же там сказано. Он просто брал на слабо ее еще детский разум. Вайолет сладко улыбнулась, сделав провальную попытку скрыть столь явное удовольствие.

– Ты первый официально зарегистрированный серийный убийца Америки. В детстве твой отец плохо с тобой обращался, был строг, слишком набожен. Он раздражал тебя своей лживой натурой. Его небрежное, ненавистное отношение к животным передалось и тебе; с ранних лет ты терпеть их не мог. Построил этот отель, чтобы пытать и убивать постояльцев. Женщин, преимущественно. Были и мужчины, но никогда не дети. Трупы сваливал в шахты, а затем продавал в медицинские школы под видом скелетов для анатомических уроков. Ты гениальнейший из убийц, Джеймс. Я должна признать это. В 1929 про тебя прознала полиция, и двадцать пятого февраля ты совершил самоубийство.

Джеймс долго смотрел на нее прежде чем начал хлопать, не задевая сигарету.

– Браво, Вайолет. Так чего же ты хочешь?

Озорно изучал ее его взгляд, уголок губ едва подрагивал, будто ясность ответа вызывала неконтролируемую улыбку. Он затянулся – до фильтра оставалось всего ничего, – и тонкая струйка дыма запетляла на фоне комода, темных стен с викторианским орнаментом на обоях и огромного натюрморта в золотой раме. Вайолет шагнула вперед, Джеймс не шевелился. Пальцы девушки резко засучили узкий рукав бордовой толстовки.

– Я перестала чувствовать, Джеймс, – тон не плаксивый, а серьезный, уверенный, возможно, даже чуть жестокий. В тех перерывах между каждым новым предложением ее губы поджимались, и Джеймс хорошо научился понимать, что это значит. – Сделай это, – настойчиво потрясла кистью та, пристроив руку на поверхности, склоняясь над столом, – заставь хоть что-нибудь почувствовать, – Вайолет не колебалась. Лицо Джеймса светилось чистым восторгом, наслаждение от абсолютно добровольного предложения потешить свое садистское начало читалось в легкой улыбке, напоминавшей насмешку. И он без раздумий поднял сигарету…

***

Кит перед зеркалом в своем номере. Кулаки сжимались и обессиленно разжимались. В голове роились разносортные мысли.

– Мое имя Кит Уокер, – говорил тот сам с собой, нервно едва заметно кивая головой отчего тряслись верхние пряди темных волос, – Кит. Уокер. Удивительно, как мы произносим наши имена каждый день и перестаем удивляться или думать, подошло ли бы нам какое-нибудь другое. Конечно же, я знаю, что есть еще парни с именем Кит, но ведь более распространено иное написание.* Очаровательно. И о чем только думали мои родители? Я стою возле этого зеркала уже целых пятнадцать минут, а все не могу решить, стоит ли сменить свою белую футболку. В конце концов, я ношу ее почти каждый день… – юноша схватил с кровати другую, – да, пусть сегодня будет вот эта черная с каким-то бешеным геометрическим узором. Ее мне отец подарил. Спортивные штаны оставляем. И почему меня в последнее время так заботит мой внешний вид? Сумасшествие, я ведь парень. Хотя, когда ты симпатичен, тебе априори приходится поддерживать свой облик на должном уровне. И эта дурацкая привычка кусать заусенцы, боже… ковер в моей комнате такой мягкий, надо будет сказать спасибо мисс Эверс. Или его чистила… – Кит зажмурился. – Я тут все думал, неужели во мне нет ничего, кроме внешности? – принялся расхаживать по комнате тот. – Но ведь это не так, правда? Я не хочу верить, что все популярные ребята обязательно должны быть тупы и пусты внутри. А ведь меня считают популярным. И за что только? Потому что сошелся с Дейзи, Давидом и Анной? – он то и дело запускал ладонь в шевелюру, нервно взлохмачивая волосы. – Они-то уж точно со мной не из-за внешних данных. Мне совсем скоро девятнадцать, матерь божья… для не особо верующего я слишком часто поминаю Господа… Девятнадцать – почти что четверть жизни. Как же быстро летит время. А чего я добился за свои прожитые годы? Вел беспечную жизнь за папочкиным банковским счетом. Стыд и позор, лишь теперь это понимаю. Я учусь в одном из самых престижных университетов нашей страны, но не получаю никакого удовлетворения. Может, стоит взять академ? – Кит издал смешок. – Говорю сам с собой. Постояльцы в соседних номерах скоро будут думать, что я сумасшедший.

Ветерок, проникавший из приоткрытого окна, спокойно трепал легкую светлую занавеску. Гудели кондиционеры, сигналили авто, лаяли собаки, работала стройка. Одним словом, шла жизнь.

– Мне все дается так легко, я ни дня не работал. Даже это лето провожу бездарно. Не то что Вайолет… – Кит улыбнулся. – Она умничка. И Софи с Кейт она вроде как нравится… Джеймс как-то часто стал мне о ней говорить. К чему бы все эти разговоры? Наверное, стоит прямо сейчас пойти к нему и спросить напрямую, – юноша остановился у зеркала, прищурился, будто с недоверием к самому себе, поправил волосы и тяжело вздохнул. – Да, так и сделаю.

Кит заканчивал собираться. Завязывая шнурки на кроссовках, не мог перестать подпевать композиции, что лилась из динамиков его телефона.

– … могу ли я погонять на ламборджини твоего папочки… м-м-м… ламбо-о-о-у…

***

Крепко сжимая ручку Вайолет, Джеймс резко прижал окурок к месту сгиба кисти, чуть сбоку, где вены были дальше всего от поверхности кожи. Острая боль пронзила все нервные окончания девушки; и пошел неприятный запах, звук. Ее тело напряглось. Но Вайолет молчала, и Джеймс улыбался. Лишь ее глаза увлажнились, и крупная слеза от боли скатилась по щеке.

Хлопнула дверь. Марч освободил руку девушки.

– Джеймс, я тут хотел-

Кит замолчал, удивленный увиденным. Вайолет отлипла от стола, втянула носом воздух и утерла глаза дрожащей рукой со свежим ожогом.

– Я пойду, – легко коснулась она поверхности стола подушечками пальцев. Она даже не взглянула на Кита. Он поймал ее за руку, когда Вайолет проходила мимо к выходу.

– Все нормально? – тише нужного спросил тот.

Она тактично высвободилась.

– Все прекрасно, – глядя перед собой, выдала та, после, словно лениво, переведя холодный взгляд на юношу. Острая боль в запястье перекрывала его красоту. Вот чего она желала, вот этой боли. Вайолет прошла дальше; захлопнулась дверь.

– Кит, радость моя, – взволнованный возглас дяди заставил Уокера вернуться на эту землю. – Какими судьбами? – схватив со спинки соседнего стула шелковый платок, он быстро повязал его вокруг своей шеи.

***

Лиз швырнула в сторону двух особ женского пола первый попавшийся под руку предмет одежды.

–Идиотки!

Салли и Вайолет захихикали, ловя очередной полетевший в них шарф.

– Вы хоть понимаете, что могли бы вызвать своим поступком? – Лиз была в бешенстве. – Джон хотел начать расследование в отеле! Что ты ему наплела, а? Ради всего святого, Салли!

Женщина с трудом перестала смеяться.

– Ничего особенного. Выводы он сделал сам, – пропела та, водя языком по верхнему ряду зубов. Вайолет сдержала смех рукавом толстовки.

Лиз выдохнула, потерев лоб мизинцем. Паетки спереди ее изумрудной чалмы сверкали в свете замененной Вайолет новой лампочки торшера.

– Ты же знаешь, что тему про нашего любителя заповедей нельзя поднимать раньше, чем он то решит, – обращалась Лиз к Салли, пытаясь воззвать к ее разумному началу – страху перед Марчем. Женщина понурила голову.

– Знаю-знаю… но, я просто хочу быть счастливой! – заканючила та.

– Погодите, что за заповеди? – воскликнула Вайолет. Лиз перевела взгляд на девушку, чуть склонив голову, словно только что заметила присутствие напарницы в комнате.

– А ты что? Чем ты думала, когда начала помогать этой женщине с ее эгоистическими мерзкими помыслами? – Лиз прямо-таки скривило от отвращения. Вайолет пожала плечами. Вовсе не хотелось опять начинать свою пластинку с “ты не понимаешь, как мы похожи с ней” и остальное в таком же духе.

– Да все равно ни ты, ни Айрис ничего мне не сделаете, – в сердцах начала та, приподнимаясь на локтях с постели. – Не уволите, и ты прекрасно это знаешь. Прости, конечно, я вовсе не хочу ссориться, лишь тактично напоминаю.

Лиз, не выдержав, молча удалилась из номера Салли.

***

Бутылка с грохотом приземлилась на столешницу: Вайолет хотелось пить прямо из бутылки. Обжигающая жидкость проскочила гортань, но адского желания запить чем-нибудь сладким более не было. Она как будто привыкала к крепкому алкоголю. Ее собеседник сделал свой глоток из той же бутылки.

– … и оказалось, что они не встречаются, – закончила девушка черт знает когда начатый разговор. Донован красиво поджал нижнюю губу, секунду-другую изучая подставку для ног на барном стуле.

– И ты думаешь, она не врет?

Вайолет саркастично усмехнулась, хотя усмешка и получилась вялой от выпитого алкоголя.

– Она бы не стала приукрашивать на эту тему. К тому же, кажется, у нее есть кто-то, а влюбленные редко когда хотят портить жизнь другим… – вновь накатило отвращение к самой себе. Вайолет потянулась к бутылке, дабы унять это тревожащее чувство. – Что ты об этом думаешь? – спросила та, утирая блестящие губы.

Донован сделал еще один глоток. Жидкость вкусно булькала, переливаясь в стекле. Было видно, что мужчина подбирал слова, не желая обидеть Вайолет.

– Ты же и сама прекрасно понимаешь, что мы не общаемся с девушками, к которым не испытываем хотя бы малейшего интереса.

Вайолет закивала, проглатывая полный рот виски. Что хорошего принесла ей взрослая жизнь работающего человека? Возможность напиваться с людьми, которые вызывали симпатию и доверие. Один мужчина учил ее пить, другой высказываться. Да чем же после такого плох круг ее знакомств?