Текст книги "Play the kitten (СИ)"

Автор книги: candied v

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

– Пожалуй, я пойду, мне правда пора идти… – попятилась та, едва сумев сохранить самообладание и не выбежать из пентхауса. Громко хлопнула за ней одна из входных дверей.

– Джимми, что это за прелестное юное создание? – зачарованно протянула женщина.

– О, она очаровательна, – довольно улыбнулся Джеймс, выпуская струю сигаретного дыма.

– Но почему она? Я думала, ты хотел лишь порезвиться.

Джеймс втянул воздух сквозь плотно стиснутые челюсти.

– Видишь ли, она невосприимчива к физической боли. Ее не волнует ее судьба, а ты знаешь, как скучно забавляться с теми, кто не борется за жизнь. Вся эта история с «большой любовью», – небрежно кинул тот, махнув рукой, – выключила ее разум. Он податлив, как глина. Лепи что хочешь.

Элизабет впервые обернулась на собеседника, выдав милую улыбку блаженства, будто они оба сейчас обсуждали что-то бытовое, отстраненное, как новые обои для спальни.

– Ты дьявол, Джимми. Сущий дьявол.

– О, – довольно усмехнулся тот, – поверь мне, я знаю…

***

Салли присвистнула.

– Вот это прикид, девочка. Вот это я понимаю.

Вайолет довольно вертелась возле зеркала. Платье на бретельках прямого фасона чуть выше колена из сверкающего бархата цвета темного баклажана так ей шло, что она и сама не могла поверить своему отражению. Лиз подняла со столика единственное приготовленное украшение, и через еще какую-то долю минуты Вайолет перебирала пальчиками длинные – до талии – жемчужные бусы, обматывающие ее шею в две нитки и завязанные на узел в районе живота.

– И вот эта обувь, – Лиз протягивала Вайолет еще один неизменный атрибут двадцатых годов – пару атласных кремовых туфель на маленьком устойчивом каблуке с одной т-образной перепонкой на лодыжке и миниатюрной пряжкой.

– Откуда это все? Платье, туфли? – спросила Вайолет, примеряя пару. Сидели как влитые. Лиз улыбнулась, переглянувшись с Салли.

– О, в этом отеле кто только не останавливался…

И без последующих комментариев ясно было, что наряд принадлежал какой-то особе в начале века, которой не посчастливилось остаться в «Кортезе» после ужина…

***

Пол второго уровня лобби вибрировал от энергичной джазовой композиции, что доносилась из зала для приемов. Слышен был смех, перезвон бокалов и громкий топот ног – каблуки приятно стучали по паркету. Да, там явно было весело. Двери были закрыты – тактичность, проявленная Лиз, уж точно не будет не замечена не приглашенными постояльцами отеля. Вайолет все никак не могла заставить себя войти внутрь. Ждут ли ее там, вписывается ли она? Раньше, когда круг ее знакомых красной чертой проходил по компании Кита, она бы не раздумывая удалилась, но теперь столько всего изменилось… Вайолет заламывала руки, прохаживаясь от стены до перил балкона. Внизу уходили и возвращались постояльцы, порой запрокидывая голову на гул зала, с интересом поглядывая на Вайолет. Холодная рука коснулась ее голого плеча.

– Ты слишком хорошо выглядишь, чтобы простоять здесь весь вечер, – галантно поприветствовал ее кивком головы Джеймс, ухмыляясь. Вайолет сдержала улыбку, отпуская гладкий поручень, и сделала небольшой реверанс, принимая то, что ранее казалось ей простым извечным желанием Джеймса попозерствовать. Мужчина протянул ей согнутый локоть. – Готова? – Вайолет скользнула своей ладошкой по гладкой ткани черного смокинга, взяв Джеймса под руку. Тот улыбнулся.

В момент, когда двери распахивались, в висках стучало сильнее всего. Вайолет оглушили не только звуки, но и эмоции, и мысли. Музыка не прекратилась, как это бывает в фильмах, когда в бальный зал входит главная героиня, и не все обернулись на новоприбывших. Человек сто приглашенных, не меньше, хоть многие и начали перешептываться. Но Вайолет волновал лишь один взгляд – взгляд Кита. Его неизменная компания пристроилась у бара, и юноша выглядел крайне удивленным, даже настороженным, увидев новую знакомую в компании Джеймса. От лица юноши взгляд Вайолет скользнул вниз: брюки на подтяжках, белая рубашка – и как же он походил на Джеймса в таком наряде! Даже волосы чуть тронуты гелем, совсем немного, но достаточно для того, чтобы убрать извечно торчащие локоны. На Анне нежно-розовое струящееся платье-чарльстон, отделанное бисером и перьями, Дейзи в шелковом изумрудном – цвет, который очень ей шел и в повседневной жизни. Прямое каре венчала повязка с бисерным узором сбоку. И Давид, и Кейт, и Софи – да вообще все, находящиеся в зале выглядели настолько шикарно, что создавалось впечатление настоящей съемочной площадки.

Джеймс, извинившись, оставил Вайолет, удалившись куда-то вглубь зала. Гремела музыка, сверкали наряды. Все танцевали. Полупрозрачные шары покрывали пол, летали по воздуху, подкидываемые счастливыми подвыпившими студентами. Эх, Джоан Кроуфорд и Дороти Себастиан, если бы вы только видели все это! Вайолет узнавала лица: здесь были и журналисты с поточных лекций, и юные сценаристы, и ребята с поэтического. Да, у Кита действительно много знакомых. Но среди всей молодежи были и не совсем молодые, зато уже представленные Вайолет личности. Так, с официанткой вел диалог тот продавец из китайского ресторанчика возле почтового офиса, который, вспоминала девушка, был крайне удивлен тем фактом, что Вайолет не знала всей правды о Марче.

Она простояла в глупом изумлении от происходящего слишком долго. Девушка заприметила официанта с серебряным подносом, и секунды не прошло, как в ее руке оказался бокал в форме блюдца, наполненный искрящимся шампанским. Вкусная шипящая жидкость приятно растеклась по венам; на стенке бокала остался легкий отпечаток от темной помады. Софи и Кейт наслаждались моментом в центре зала – в самой гуще разгоряченных тел. И как это им всем удалось так быстро выучить движения чарльстона? Огромный стол, что Вайолет чуть ли не сама втаскивала в помещение несколькими часами ранее, нагромождали большие тарелки с закусками: хлебцы с кремом из лосося, коктейль из креветок, начиненные пармезаном тефтельки, оливки с маслинами, яйца с пряностями, палочки из пангасиуса в кляре, сэндвичи с запеченной свининой, шампиньоны под слоем зелени и многое другое – все как и подобает тому веку. Разнообразие поражало воображение. Бармен трудился над приготовлением «Джина Рики», а девушка-журналистка, уж очень напоминавшая Дейзи Бьюкенен, потягивала – как и описывал когда-то Фицджеральд – «Мятный джулеп».

Кейт заметила Вайолет, замахав рукой с толстой ниткой бисера на кисти, но Вайолет и шага сделать не успела – раздался звон стекла. Это Джеймс постучал чайной ложечкой по стенке своего бокала.

– Минуту внимания, – начал тот своим постоянно меняющим тональность голосом, – леди и джентельмены, – обратился тот ко всем присутствующим, разводя губы в нетерпеливой улыбке. Музыка прекратилась, все обернулись; кто не имел в руках бокала, спешно нашли официантов. Кит передал один бокал Анне, та в гордости сжала плечо именинника, Дейзи слезла с колен Давида. – Сегодня мы собрались здесь по бесспорно важному событию, – Джеймс прошелся по лицам взглядом, отыскав Уокера-младшего, – Кит, мой дражайший племянник, празднует сегодня свой девятнадцатый день рождения. Так выпьем же за его здоровье! – Джеймс поднял бокал выше. – За Кита!

– За Кита! – словно эхом повторили присутствующие, делая глоток; Вайолет осушила весь бокал. За вторым последовал и третий. И вновь возобновился джаз, и Анна потащила Кита на танцпол. Шарики подскакивали; все продолжили веселье. Гремел джаз. Вайолет опустила пустой бокал на стол, жестом подзывая официанта, планируя напиться в этот вечер, но Софи прервала ее планы. Миловидная шатенка с невообразимо глубокими ямочками на щечках радостно помахала Вайолет ладошкой.

– Ты чего скучаешь? – потянула та Вайолет за руку. Девушка лениво улыбнулась. Но вся ее печаль и все мысли о чуждости ситуации отступили, стоило ей лишь впервые повторить показанные Джеймсом движения. Вихрь джаза закрутил, а, может, то просто влияние шампанского: у Вайолет голову кружило от обилия золотого свечения, от паеток и бисера, от шороха жемчуга и топота ее туфель – современников самому отелю, – от звуков тромбона и саксофона, от запаха запеченной еды и от радостной улыбки контрабасиста. И вновь мелькнула в ее голове эта навязчивая мысль: все потому, что она не смотрит на Кита. Именно его зримое присутствие – источник ее боли, ее разочарования, ее печали. Когда она абстрагировалась – а такое случалось не часто, – то становилось лучше, и жизнь становилась светлее.

Вон он – довольный, юный, красивый – крутит в танце Анну, словно они пара, словно между ними есть или было что-то намного более интимное, нежели ее сон на его коленях в актовом зале. Он оглянулся на Вайолет, скорее всего почувствовав взгляд. И Вайолет ощутила себя лишней. Как в курилке, когда она выходила со всеми на перекур, стоя в сторонке от его компании. Он видел ее и смотрел так, словно не понимал, чего она от него хочет. Джеймсу удалось приостановить ее чувства, но от воспоминаний он перекрыть ее разум не смог. Вайолет не могла расслабиться в его присутствии.

– Прости, я должна выйти, – выкрикнула та Софи, пытаясь перекрыть грохот музыки. Девушки подняли большие пальцы, подбадривая решение Вайолет подышать свежим воздухом.

Она вновь поймала взгляд юноши меж двигающихся тел. Его глаза – такие темные, такие большие, такие добрые… нелепое столкновение, и Вайолет задевает чье-то плечо: чужой бокал выпадает из руки, стекло раскалывается на кусочки на паркете. Кто-то отскакивает – благо он был пустым, Вайолет в растерянности разводит руки. Один оборот, чтобы удостовериться, будто в немом извинении – они заметили: Дейзи хихикнула, Анна разинула рот, а Кит просто продолжал смотреть на нее, как делал это всегда, лишь чуть подавшись корпусом вперед, словно желая помочь. Музыка не остановилась – слишком далеко был посажен джаз-бэнд, чтобы услышать.

– Я уберу, – откуда ни возьмись выросла перед Вайолет Лиз, хлопая яркими от туши ресницами. Вайолет кружило голову от шампанского. Быстрее, прочь из зала, подальше от стыда, от собственного унижения, от него! Она даже не извинилась за инцидент!

Вайолет пробралась через людей к выходу, отводя взгляд от Кита, спешно толкая массивную дверь. Он бросился следом. Она слышала его голос, прибавляя шаг. Чего он хочет? Зачем это делает?

Она не знала, куда направляется, но продолжать путь было просто необходимо. Возможно, он отстанет… И сейчас пустой второй уровень лобби пугал ее. Пол вибрировал от музыки. Девушка толкнула дверь на лестницу, быстро перебирая ногами по ступенькам – стук каблучков эхом звучал в светлом от штукатурки помещении.

– Вай, стой, подожди, – Кит издал легкий смешок, похожий не то на забаву, не то на отдышку после быстрой ходьбы. Вайолет почти вбежала в коридор третьего этажа. Кит поймал ее за руку. Ей пришлось обернуться. Он дышал – так тяжело, так чувственно. Тьма пустого этажа падала тенью на часть его лица, отчего глаза сверкали, напоминая черную масляную краску, а губы очерчивались на его, словно фарфоровом лице, напоминая о том, что и Галатея, столь обожаемая своим создателем, была просто выточенной статуей, в которой Пигмалион видел лишь то, что хотел видеть. Вайолет ждала. Ждала его дальнейших слов, лишь чуть хмуря брови. Кит тяжело сглотнул, и взгляд а-ля «растерянный школьник». – Что с тобой не так? Ты стала такой отстраненной со мной, – Кит развел руки, зашуршала белоснежная рубашка. – Я как-то обидел тебя?

Глаза Вайолет увлажнились, наполнившись слезами. На выдохе она выпустила горький смешок.

– Обидел? – переспросила та. – Ты спрашиваешь, обидел ли ты меня? Ты? – каждый новый вопрос звучал с еще большей издевкой чем предыдущий. Вайолет утерла глаза, шмыгнув носом. Кит выглядел обескураженным. Но поздно было: она должна это сделать. Сейчас, или вообще никогда – такой возможности может уже не представиться. Сейчас, пока они оба слегка в нетрезвом состоянии, пока они одни в этом коридоре, пока «Кортез» подпитывает уверенность Вайолет, она должна выговориться. И пусть она будет ненавидеть себя на утро, пусть он будет ее ненавидеть – она чувствовала, что момент настал. Возможно, это тот финальный шаг, когда написание писем, их сжигание и разговоры с психиатрами не помогают: может быть, нужно все высказать источнику своих неприятностей. Вайолет еле различала облик юноши за пеленой слез. – Я ненавижу, – заговорила та, вкладывая в слова всю свою душу. – Ненавижу, себя за то что испытываю к тебе, ненавижу тебя за то, что ты позволяешь мне. Ненавижу университет за то, что свел меня с тобой, ненавижу всех и каждого! – Вайолет обхватила ладошкой лоб. Ей вдруг стало дурно. – Господи, если бы только знал, сколько всего я испытала за прошедший год! Ты извел меня, Кит, – нижняя губа безбожно дрожала; Вайолет всхлипнула. – Ты измучил меня, – руки обессиленно опустились. – Я больше так не могу. Я так тебя люблю, Кит, что это просто нелепо! Я не заметила смены времен года, я все пропустила! И я так устала все это чувствовать, я устала скрывать это ото всех! Я устала! Я хотела сбежать от тебя, забыть весь прошедший год за работой в этом чертовом отеле, но ты не отпускаешь меня, – Вайолет обхватила свои предплечья: то ли от холода, то ли от неприятного чувства наготы, которое ей было чуждо в повседневной жизни. Слова не кончились, но на большее Вайолет была просто неспособна сейчас. Она не плакала, сдерживаясь, но глаза розовели, подернутые алкогольной завесой и пеленой из подступивших слез. И Кит выглядел таким растерянным, что хотелось его ударить.

– Я ведь-

Он сделал шаг в попытке коснуться девушки. Вайолет с силой оттолкнула его. Кит пошатнулся, разводя руки в немом вопросе. Задребезжали жемчужины ее бус.

– Я ненавижу тебя! Ты ничего не знаешь о том, как я страдала, и, что самое мерзкое, ты и не хочешь знать! Так что с днем рождения, – без какой-либо насмешки или издевки продолжила та, еле сдерживая рыдания, – будь счастлив!

Она едва успела закончить фразу. Юноша быстро склонился, примкнув к ее припухшим – от помады ли – губам своими. И Вайолет почувствовала. Горечь от обиды, тепло его тела, его извечный сводящий с ума аромат, его дрожь и дрожь свою собственную. Кит отстранился, на его губах легкий отпечаток ее помады. Вайолет была лишена дара речи, пораженно уставившись на юношу; он выглядел виноватым. Его поступок казался дикой нелепостью. Она мечтала об этом весь год, но теперь, когда эта глупая мечта сбылась, Вайолет было до омерзения грустно. Это не совсем не то, каким оно должно было быть. Ее первый поцелуй должен был быть не таким, и Вайолет чувствовала свою силу от осознания этого факта. То, от чего она бежала весь год, наконец-то удалось принять. Нельзя отвергать факт того, что Вайолет могла казаться ему симпатичной, но он поцеловал не столько поэтому, но скорее из-за чувства вины, из желания… сделать что? Утешить? Нелепо! Как это нелепо!

Коридор свистел от ветра, скорее всего проникавшего в отель из какого-нибудь открытого окна. Все еще чувствуя тепло его губ и легкий привкус шампанского, Вайолет молча метнулась с места, быстро огибая юношу, толкая дверь на лестницу. Вернуться в зал, вернуться и напиться до беспамятства, чтобы вымыть воспоминания о сегодняшнем вечере.

Ей было обидно, но плакать она не будет. О, нет, ведь это вечер двадцатых, вечер эпохи джаза, запретного алкоголя, коротких юбок и яркой косметики. И Вайолет поступит как истинная леди того времени – забудется в ритме вечеринки.

Она тихо проскользнула в зал, радуясь тому, что ничто не изменилось за время ее отсутствия. Музыка стала громче, алкоголя больше. Вон Анна прыгала в танце, светясь от детского восторга, вон Кейт с раскрасневшимися от шампанского щеками, вон и Джеймс, активно что-то доказывающий у бара своему приятелю из Чайна-Тауна. Все, все без исключения были счастливы сейчас, заняты тем, что действительно доставляло им удовольствие. И Вайолет влилась в этот поток нескончаемой энергии юности. И она действительно забылась: в танце, в музыке, в алкоголе и блеске. Кит прошмыгнул в зал почти сразу после девушки, с натянутой улыбкой вернувшись к друзьям. Он поглядывал на Вайолет весь оставшийся вечер. Возгласы поздравлений вновь полились с той стороны помещения, и зазвенели бокалы, и все кружилось. Вайолет выпила ровно столько, сколько хватило, чтобы перестать понимать, как она оказалась возле Давида, смеясь над очередной его шуткой, отпущенной по поводу подтяжек именинника, чтобы перестать понимать, когда оказалась на танцполе под уверенной рукой Джеймса, который кружил ее, а она задевала многочисленные шары, что подскакивали в воздух. И бархат платья переливался огнями, и кто-то стащил бутылку шампанского из короба под барной стойкой, взболтав и орошив зал струей с пеной. И все визжали и смеялись от удовольствия. Было мокро, липко, весело. Вайолет потеряла счет партнерам по чарльстону – был даже бывший парень ее наиболее близкой знакомой в университете. А потом был вихрь из попыток в полупьяном состоянии задуть свечи на огромном перевернутом ананасовом торте, что божественно пах фруктовым салатом, и кто-то притащил взбитые сливки, и вновь шампанское, и пробки ударялись о потолок, и звенели кристаллики люстры, а после – конфетти и хлопушки, и все каким-то магическим образом перебрались в коридор, и вновь звенели бокалы, и кто-то пытался произнести тост, и двоился кубический узор ковролина на первом уровне лобби.

Кончился этот грандиозный кутеж тем, что все уснули. Кто-где. Лишь из открытого, опустевшего зала доносилось перебирание клавиш на пианино одного парня с архитектурного факультета, да студентка искусствоведческого в полутрезвом, сонном состоянии пинала шарики босыми ногами, сжимая в руках свою обувь и полупустую бутылку «Шато Марго».

Вестибюль был похож на хостел: Вайолет уснула в алом кресле, на ее ногах – голова пристроившейся на полу Софи, что уснула в полусидячей позе; многие прикорнули прямо на полу. В шестом часу утра, когда постояльцы отеля расходились по своим делам, возмущенно перешагивая через разодетые, проспиртованные юные тельца, кто-то из них наверняка съедет позже днем. Но никого сейчас это не волновало. Особенно Вайолет, которая впервые за долгое время засыпала после принятия алкоголя в состоянии полного счастья. Девушка свято верила, что и она, и Кит сделают все, чтобы забыть небольшое происшествие на третьем этаже…

Хотя день рождения был у Кита, Вайолет понимала, что на самом деле это был ее вечер. Вечер, когда она приняла свою силу, когда она осознала свою ошибку, когда смогла – пускай и под действием алкоголя – сблизиться с самыми популярными студентами Южно-Калифорнийского университета. Эта была ее первая вечеринка такого масштаба, и ей удалось по-настоящему расслабиться. К чему это все приведет? Трудно сказать. Этого не знает никто, даже держащий все под контролем Джеймс Патрик Марч…

Комментарий к Putting on the Ritz

Putting on the Ritz (ам. слэнг) – одеваться с шиком/ как постояльцы отеля “Ритц” (вошло в употребление после выхода в 1930 фильма “Puttin’ on the Ritz”)

Братишки, с Новым годом! Свято верю, что этот новый год для вас будет намного более счастливым, чем у малютки Хармон. Выкладывать главу с тридцать первого на первое уже как традиция.

========== Flapper ==========

– Вы делали что?! – Лиз озадаченно обернулась, подперев бок кулаком. Вайолет простодушно потягивала через трубочку минералку, пристроившись на краю стойки регистрации.

– Спокойно, – бутылка опустела, Вайолет втягивала остатки с воздухом, – это же не перепихон в кладовке был. Простой поцелуй.

Лиз пораженно покачала головой. Улыбка удивления все не сходила с ее губ.

– Просто поразительно.

Вайолет скинула пластик в мусорную корзину под стойкой.

– Поразительно что?

Лиз усмехнулась.

– Еще недавно тебе казалось, что ты останешься одна до конца жизни, а сейчас за твое внимание борются трое мужчин, – от произнесенного у Вайолет неприятно пробежали мурашки.

Спускаясь с дальней лестницы, Айрис громко окликнула девушку. Управляющая грозно поманила ее пальцем, указывая на остатки ночного кутежа. Вайолет поморщилась, словно провинившийся ребенок, и нехотя слезла со стойки.

– Фиеста окончена, – пробурчала та. Лиз поспешила элегантно ретироваться в комнатку для персонала, не желая выслушивать порицания со стороны Айрис за бардак, устроенный подростками.

***

Разноцветные конфетти забивались в мешок пылесоса. То, что не попадало в агрегат, Айрис собирала метелкой в совок. Хейзел убирала верхний уровень лобби. Выражение лица управляющей довольно непрозрачно намекало на то, что эти нечастые, но такие роскошные тусовки Джеймса крайне прибавляли всем женщинам утомительной работы в виде оттирания полов, посуды, и бог знает чего еще от бог знает каких жидкостей.

Пока Вайолет старательно собирала с ковролина блестящие бумажечки, перед ней то и дело мелькали постояльцы, и часто звучала фраза “Номер такой-то” или голос Лиз с неизменным: “Вот ваш ключ”, и звон брелков, и глухой стук каблуков, и мелодия лифта.

Вот так спокойно начинался восьмой час утра. Очнувшись в кресле несколькими часами ранее с затекшей шеей и спящей Софи на коленях, Вайолет потратила приличное количество времени на то, чтобы вспомнить произошедшее. Платье задиралось до неприличной границы, на плечах серпантин, и от волос пахло шампанским. Софи тошнило: пришлось отвести ее в собственный номер и самой привести и себя в порядок, вяло стянув вечернее платье и туфли. Вайолет не успела принять душ или снять косметику: сказывалась занятая Софи ванная и отсутсвие средств для демакияжа, да и сначала нужно было убрать – к надежде Вайолет – все еще живые тела с прохода лобби.

Кое-кто сумел проснуться самостоятельно, кого-то приходилось долго тормошить. Вайолет благодарила за помощь сонную Кейт, попрощавшись с последними вывалившимися из отеля студентами. Остальных знакомых – теперь уже хорошо знакомых – ей не довелось еще встретить в это утро.

А, может, оно и к лучшему. У Вайолет было время все вспомнить и обдумать. Ей не особо хотелось забывать поцелуй – все-таки это часть ее истории, и это останется волнительным происшествием даже для Вайолет – девушки, всю жизнь посмеивающейся над днем Святого Валентина. Если Кит не дурак, то не станет поднимать тему поцелуя или хотя бы смягчит ее последствия. Еще месяц назад Вайолет бы тешила себя пустыми надеждами, сейчас же прекрасно понимая, что поцелуй ничего не значил. Не стал бы значить раньше и не будет значить в будущем. На Кита повлияло шампанское и слезная исповедь девушки, не больше.

Зал для приемов тускло освещали солнечные лучи, что проникали сквозь стеклянную крышу вестибюля. Нежно-розовые нити серпантина свисали с перил и входных дверей, образуя сеть от стола до барной стойки и далее по люстре через все помещение. Вайолет плохо помнила события после своего возвращения из коридора третьего этажа – картинки вспышками проявлялись, затем вновь угасая. Но, вкупе с масштабом последствий, празднование можно было назвать удавшимся. Джаз-бэнд и все нанятые на вечер официанты испарились давным-давно, едва взошло солнце, хотя какой-то постоялец все продолжал божиться, что слышал под утро уличный оркестр со стороны Мейпл-авеню. По полу перекатывались пустые бутылки – это Вайолет, чертыхаясь, ненароком задевала горлышки, – бокалы грудой складировались на нижнем уровне барной стойки, а о масштабах грязной посуды на кухне Вайолет и вовсе предпочитала не задумываться. Отработанная схема: мусор и стекло в пакеты, а их уже в прикаченную ранее гостиничную тележку, чтобы потом откатить все это счастье в кладовку с мусороотводом. За пианино обнаружился спящий гость, и Вайолет потратила уйму времени на то, чтобы выпроводить перебравшего юношу.

Ковры и паркет были вычищены, следы от серпантина оттерты от дверей мыльным раствором, мусор собран в мешки, остатки еды сняты с тарелок, посуда погружена на тележку – закончив с уборкой, Вайолет толкала поручень по коридору, по дороге к лифту завезя посуду на кухню, где, вооружившись тряпкой и средством, выполняла свою работу Хейзел.

За работой прошло и похмелье – хотя, возможно, это все шипучая радость в трехграммовой таблетке. Вайолет вновь чувствовала себя живым человеком, лишь желая поскорее стереть ненавистный макияж. Развозя свежие полотенца по номерам – с маленькими извинительными за ночной шум презентами в виде дополнительных бутылочек шампуня, – Вайолет остановилась возле шестьдесят первого. Три стука костяшками пальцев. Затаила дыхание, прислушалась. Вновь повторила стук. Наконец, клацнула цепочка замка, и дверь приоткрылась.

– Неудобно тебя тревожить, – собралась с духом девушка, – но у меня нет средств для снятия макияжа, – Вайолет нервно улыбнулась. – Ты не выручишь?

Анна – в отельном махровом халате, с мокрыми волосами – отступила, пропуская Вайолет внутрь, улыбаясь в ответ, вновь напоминая зайчонка из Бэмби. Вайолет стянула со стопки чистых полотенец одно и для себя, проходя внутрь комнаты.

В плане расстановки мебели номер Анны был аналогичной копией ее собственного. Только постель была разобрана: одеяло смято и напоминало гору Бен-Ломан с логотипа кинокомпании «Paramount Pictures», подушка потеряна где-то внутри. На туалетом столике – как и у Салли – бардак из косметики, письменный стол завален нотами и исписанной бумагой; к краю приставлена черная идеально начищенная гитара. На стуле – пласт из вещей. Вкусно пахло вишневым гелем, свежим паром из душевой, да апельсиновым соком. Вайолет поджала губы, сжимая полотенце.

***

– Очень, кстати, хороший мэйк, – сделала комплимент Анна, откручивая крышечку средства для снятия макияжа. Вайолет смущенно поблагодарила, принимая из ее руки ватный диск.

Странное чувство. Никогда еще она не делала ничего подобного: не смывала косметику со знакомой, и уж точно никогда не ожидала, что этой самой знакомой окажется Анна. Еще совсем недавно Вайолет ненавидела ее, желала ей смерти, а что теперь? Она понимает ее, испытывает симпатию. И уже и густые стрелки, что так бесили ранее, кажутся красивыми, и интересна ее манера убирать передние пряди за ухо, штанга на раковине которого уже не казалась банальной или по-хипстерски модной. Ведь в сущности, глядя на подростков, населяющих Калифорнию, Анну нельзя было назвать стандартной, похожей на них. Она отличалась, у нее были свои заметные фишечки, свой – пускай и очень приближенный к современному, – но все же собственный стиль. Да, они с Вайолет определенно были если и не из одного, то из очень похожего теста одной и той же фабрики.

Покончив с водными процедурами, Вайолет складывала полотенца в бельевую корзину, украдкой наблюдая за Анной, наносившей свежие стрелки за туалетным столиком.

– Ты видела сегодня Уокера? – вдруг спросила Анна, глядя на Вайолет в отражении зеркала. Та, потупив взгляд, быстро мотнула головой.

– Нет, и ты тоже?

Анна усмехнулась.

– Странно, это на него не похоже.

Вайолет закусила уголок губ. Производить смену постельного белья в присутствии постояльца нельзя, но ей хотелось сделать что-то приятное для Анны. Вайолет с опаской отпустила прорезиненный поручень тележки, подходя к постели. Зашуршало белье, и Анна обернулась, расплываясь в улыбке. Вайолет не часто видела ее без густых стрелок, а посему таким странно детским казалось ей сейчас личико юной Годфри.

– О, вовсе не обязательно…

Вайолет с усмешкой выдала одно из самых коротких междометий, продолжив выискивать подушку, все продолжая машинально наблюдать за Анной. Она казалось неестественно рассеянной, словно бы потерянной, запуганной.

– Можно нескромный вопрос? – решилась все же спросить Вайолет, поправляя пододеяльник. Анна едва заметно напряглась.

– Ну попробуй.

– Как у тебя дела с тем музыкантом?

К удивлению Вайолет, девушка резко обернулась, выдавая самую лучезарную улыбку счастья.

– Так ты помнишь о том нашем разговоре? – с надеждой воскликнула та.

Вайолет обескураженно уставилась на Анну. В смысле, помнит ли она? Пришлось захлопнуть приоткрытый от удивления рот.

– Несмотря на обилие у нас тогда алкоголя, да, я все помню, – с толикой юмора ответила девушка, продолжая разглаживать белье.

– Ты сказала мне проще относиться к ситуации, – судорожно покрутив подводку между пальцами, начала Анна. – Я отнеслась. И он снова позвал на свидание. Завтра в семь вечера, – и вновь улыбка на ее губах.

– Это же замечательно! – искреннее возрадовалась Вайолет. Да, теперь она была твердо уверена: как бы раньше она ни ненавидела эту девушку, все позади. Она словно нутром чуяла, что грядут перемены, но не могла себе даже и представить какого именно характера будут эти самые перемены… – Я рада, что у вас все налаживается, – не кривила душой та, добавив последний штрих в виде фирменного взбивания подушки от Хейзел.

Закончив и не получив никакого, даже невербального, ответа, Вайолет тихо направилась к выходу. Анна вдруг отбросила кисточку для пудры.

– Вай! – импульсивно окликнула та, обернувшись. Вайолет остановилась. – Спасибо тебе, – тихо, нервозно добавила она.

Они обе прекрасно знали, за что одна благодарит вторую. Вайолет сумела остановиться, сохранила ей жизнь. Поразительно, как одно маленькое решение влияет не только на чужое, но и на твое собственное существование.

***

Дальше по коридору; колесики бельевой тележки дребезжали на ковролине. Вайолет чувствовала себя обновленной, словно вкупе с чистым, свободным от косметики лицом и свободной от угрызений совести душой ей стало действительно легче. Под майку задувал гулявший по пролету ветерок. На повороте к лифту звякнули болтики тележки; свалились верхние чистые полотенца. Вайолет врезалась в него. Кит охнул от неожиданности, девушка резко отскочила. Сердце заколотилось, алеющие губы поблескивали в тусклом свечении.

– И вновь ты пытаешься меня задавить, – в шутку прокомментировал юноша, придерживая край тележки. Вайолет испуганно набрала воздуха в легкие, чувствуя неотступное желание скорее закурить. Состояние его лица отвлекло ее от подступившего глупого смеха.

– Черт, что произошло? – негодующе воскликнула та, отодвигая бельевую корзину подальше, словно бы она мешала обзору. Под левым глазом Уокера красовалась фиолетово-алеющая полоска фингала, глаз краснел по контуру, синяк переходил на переносицу. – Кто это сделал? – Вайолет задрожала. Она, лишь она имеет право причинять ему боль! Боже, как страшно видеть его в таком состоянии. И еще страшнее было признаваться себе в том, что ему, в общем-то, шел фингал…

Кит повел головой, медленно моргнув.