Текст книги "Вован-дурак. Киносценарий (СИ)"

Автор книги: Bobruin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

ДАМБЛДОР: Увы, Гарри. Мы, конечно, пытаемся что-то сделать, но вердикт Кубка обратной силы не имеет. Твоё имя названо в качестве представителя команды России, значит, так тому и быть.

НИКОНОВ: Ничего не понимаю, странно как-то у вас церемонии обставлены. Зачем тогда было приглашать наших ребят, когда и сами бы справились? (поворачивается к Гарику) Кстати, Гарик, не удивляйся, мне мои уже сказали, что ты по-нашему умеешь. Ты вот только скажи, правда ли это, что ты к тому кубку не подходил?

ГАРИК: Да так это и есть...

НИКОНОВ: Степан Григорьевич.

ГАРИК: Так это и есть, Степан Григорьич. Даже чай, и то у себя в комнате пить пришлось, а так весь день дрова пилил, печку нашу топить.

НИКОНОВ: Печку?

ГАРИК: Да, печку, с моего первого курса так топим, иначе в комнатах вечно собачий холод. Чуть не замёрз на хрен в первую же осень.

НИКОНОВ: Для англичанина ты слишком обрусевший какой-то, не в обиду, чай из самовара пьёшь, печку дровами топишь… Ладно, завтра с утра приходи, думу думать будем. Я скажу, чтобы тебя пропустили.

ГАРИК: Спасибо, Степан Григорьич.

НИКОНОВ: И всё-таки, какого же …лысого кубок выбрал не кого-то из моих ребят, а именно тебя? Что-то здесь нечисто. Ладно, сообщу в Москву, пусть там головы ломают.

На заднем плане продолжается оживлённая дискуссия с участием Флёр, мадам Максим и Дамблдора, мадам Максим пытается что-то выговорить Никонову, но он лишь отмахивается от неё, как от назойливой мухи. В конце концов Дамблдор вынужден остановить перебранку.

ДАМБЛДОР: Увы, ничего с этим не поделать. Имя Гарри Поттера вышло из Кубка, а значит, он примет участие в турнире, причем примет за команду России. Больше мы пока ничего не сможем сделать.

БЭГМАН: Значит, тогда все в порядке? Тогда надо проинструктировать чемпионов, Барти, сочти за честь.

КРАУЧ: Первое задание – на отвагу. Поэтому мы вам заранее не сообщим, в чём оно будет заключаться. Храбрость перед лицом неизвестной опасности – чрезвычайно важное для мага качество… чрезвычайно важное… Это первое испытание состоится двадцать четвёртого ноября, и вы будете проходить его перед лицом всех учащихся школы и коллегии судей. Чемпионам не разрешается просить помощи у преподавателей. Чемпионам запрещается принимать от преподавателей какую бы то ни было помощь в целях выполнения поставленного перед ними задания. Единственным орудием, которое будет позволено иметь при себе Чемпионам, являются волшебные палочки. Информацию о втором задании Чемпионы получат по окончанию первого. В связи с тем, что участие в турнире требует огромного вложения сил и времени, Чемпионы освобождаются от годовых экзаменов… По-моему, всё? Вопросы есть?

ГАРИК: Стесняюсь спросить, мистер Крауч, а... допускается ли применение немагических инструментов, не имеющих никакого отношения к волшебству?

КРАУЧ: Был бы весьма удивлён, если бы это хоть в чём-нибудь Вам помогло, мистер Поттер. Применяйте, сколько Вам будет угодно. Не вижу препятствий.

ДАМБЛДОР: Что ж, тогда на этом все. Чемпионы могут быть свободны, а мы тогда поговорим, обсудим детали.

Гарик выползает из комнаты и из Зала, идёт, не разбирая дороги и ничего не видя вокруг себя. Чуть не сбивает с ног Дору, та еле успевает обнять Гарика.

ДОРА: Гарри! Приветик! Ну как? Что стряслось? А то мне Сьюзен, Дафна и Тори уже на три голоса растолковали, что тебя вдруг ни с того ни с сего выбрали Чемпионом, и даже не от Хогвартса, а за русскую команду.

ГАРИК: Сам не знаю, как и почему. Только припёрся из леса, не успел сапоги скинуть, прибегает Сью и говорит, что меня, мол, сосчитали. Бегу туда, там мне МакКошка сразу предъяву вкатывает, не подложил ли ты, подсудимый Поттер, свинью под учебный процесс? Нет, говорю, откуда, я весь день в лесу дрова рубил. Нет, говорит, иди признавайся. Иду, там мне уже борода многогрешная говорит, не заявлял ли ты, Гарри, о своем участии, не просил ли кого? Да нет, говорю, на хрена мне это надо. Чуть отбился. В итоге французы сильно задрали нос, русский директор пообещал написать в Москву, чтобы там разобрались, что да как, а Дамблдор так, похоже, до конца и не поверил, что это не я сам придумал, а это вообще подстава чья-то. Только сказали на русский пароход прийти завтра среди дня, там будут наставления давать.

ДОРА: Круто завернули! А ещё кто там был?

ГАРИК: От Хогвартса – петушок Монтегю, он у них в этом году типа капитан по квиддичу. А от Шармбатона – вейла, ты её вчера за ужином видела. Меня в ватнике увидала, так носик сморщила, что, мол, за чудо в валенках пришло. Что ж, вскрытие покажет… что смерть наступила от вскрытия…

ДОРА: Злой ты какой-то (хихикает) Нельзя, что ли, помягче, все же девушка, хоть и вейла…

ГАРИК: Кто добрый был, Дора, тех сожрали давно, одни злые остались. Думаешь, мне это всё было сильно надо? Мне это участие как серпом по яй… ногам, да ещё, видать, какая-то падла хорошо поковырялась в кубке, раз мою фамилию даже не от Хогвартса, а от русских назвали. Ну и... учитывая, что ты мне говорила за тот турнир, шоб ён так жил, явно ведь придётся в качестве заданий не подстригать травку да не играть в карты на раздевание.

ДОРА: Ну да (хихикает). В карты на раздевание – это было бы круто! (снова хихикает). А вот я бы с тобой сыграла... (развязно подмигивает, широко улыбнувшись) Только про это – никому, хорошо?

ГАРИК: Гадом буду, если раскрою... Во, кажется, уже пришли (заходят в общежитие)

СЕДРИК: Ну что, Гарри, хоть так, хоть эдак, а слизеринцам напакостить надо! Так что держись, мы с тобой!

ГАРИК: Спасибо на добром слове. Вам уже, наверное, мадам Спраут сказала, что я там не при делах?

СЕДРИК: О чём речь, как будто мы сами не видели, что ты вчера даже на завтрак не появлялся, а с утра пораньше взял топор и ушел в лес дрова рубить. А потом Сьюзен тебя весь вечер искала.

ГАРИК: Ну да, а я только к семи и пришел. Только возле печки устроился…

СЕДРИК: И ты что, серьёзно не собирался приходить на выбор чемпионов?

ГАРИК: Оно мне надо, после лесозаготовок-то? Как говорили умные люди, ничто так не радует глаз, как крепкий здоровый сон. Особенно после физической нагрузки.

СЕДРИК: Так что не переживай, Гарри, если что, мы поможем!

Новая сцена, Большой Зал, надпись «Утро следующего дня». Завтрак уже окончился, Гарика догоняет Ваня.

ВАНЯ: Гарик, здорово! Степан Григорьич просил передать, что слоны идут на север.

ГАРИК: Слоны идут на хер, а кабинет Штирлица этажом выше.

ВАНЯ: Так мы и думали. Пойдём, проведу.

СЬЮЗЕН: Гарри, ты куда?

ГАРИК: К русским на пароход, их начальник меня вызвал на беседу. Когда вернусь – не знаю.

СЬЮЗЕН: Будем тебя ждать!

Гарик и Ваня выходят из замка и поднимаются на палубу парохода «Ленин», заходят внутрь.

ВАНЯ: Проходи в каюту четыреста тридцать восемь. Потом, как освободишься, к Степан Григорьичу зайди, он тоже с тобой поговорить хотел.

Ваня уходит, Гарик ищет каюту 438, найдя, стучит в дверь. Из-за двери голос: «Войдите!» Гарик открывает дверь и заходит. В каюте стоит стол, на столе – компьютер, за столом сидит офицер с майорскими погонами. На стене каюты висит портрет Сталина.

ГАРИК: Тащ майор, разрешите?

МАЙОР: А, это ты, Поттер, заходи, присаживайся. Будем знакомы, майор госбезопасности Кирюхин, начальник особого отдела советской делегации. Это я тебя вызвал. Догадываешься, зачем?

ГАРИК: Никак нет, тащ майор.

МАЙОР: А то ты не знал. Давай, Вован, выкладывай, как ты дошёл до жизни такой. Да-да, именно Вован, как тебя, судя по всему, звать по-настоящему.

ГАРИК: Т...тащ майор, как Вы догадались?

МАЙОР: Мы про тебя всё знаем, даже то, что ты сам про себя ещё не подозреваешь. Да оно по тебе и видно. Не англичанин ты ни фига, рязанскую морду твою не скрыть. Со скатерти-самобранки питаешься, печку в общаге поставил и дровами ее топишь, девушкам песни наши под гитару поешь, да с таким чувством, как никакой буржуин ни за что не спел бы, в ватнике и шапке-ушанке по улицам ходишь да в лес за дровами на печке ездишь. Матом ругаешься по-русски, да так, что наш боцман как услышал, так в блокнот записал особо забористые словечки да запомнить хочет. Да и ты сам только что обратился ко мне в точности так, как это делают у нас. Ну, а имя твоё – это уже частность, я тебя, Гарик Вованыч, насквозь вижу. Так что давай, Штирлиц доморощенный, рассказывай.

ГАРИК: Про что рассказывать, тащ майор? Всё, как есть? И с чего начинать?

МАЙОР: Ну, для начала с того, кто ты есть и откуда, и при каких обстоятельствах сюда внедрён. Хотя, внедрён ли… судя по твоей ошалелой физиономии, скорее не внедрён ты сюда был, а влип по неосторожности.

ГАРИК: Всё так и есть, тащ майор. Влип. Только не узнает ли об этом… кому не нужно?

МАЙОР: Когда работает советский КГБ, остальные секретные службы помалкивают в тряпочку (берёт лист бумаги и ручку) Короче, рассказывай уже, Гарик Вованыч Штирлиц, как ты тут оказался, сколько тут сидишь и что успел увидеть. О том, кто ты есть, те, кому не положено, не узнают. Мы своих не сдаём.

ГАРИК: Эх, ладно! Значит, так: звать меня по прошлой жизни действительно Вован, бишь Владимир Михайлович Левшин, родом из города Гомеля, восемьдесят шестого, русский, беспартийный, хотя коммунистам сочувствую, не женат, не участвовал, не имею. Обстоятельства попадания банальны: напился с горя из-за расставания с любимой девушкой, напился да и отключился, очнулся уже здесь, в нынешней тушке, году девяносто первом, июля месяца, двадцать девятого числа.

МАЙОР: Погоди, Вован. Если ты восемьдесят шестого, то как ты так напиться смог? Аж до отключки, как ты говоришь. Тебе ж годков-то ещё маловато, судя по анкете, тебе ещё и пятнадцати-то нет. Да и говоришь ты совсем не как юнный пионер.

ГАРИК: Так это тушке моей нынешней пятнадцати лет ещё нет, тащ майор. А там на момент попадания моего сюда две тыщи шестнадцатый уже был от Рождества Христова, бишь от нынешнего времени двадцать два года тому вперёд, и было мне на тот момент тридцать лет. И здесь я уже три года.

МАЙОР: Ого! Ну и как там, в будущем-то? На Марс полетели? Коммунизм построили?

ГАРИК (мрачно): Какое там построили, тащ майор... Капитализм там был, самый махровый. И Союза никакого не было, ибо продали его Горбачев и Шеварднадзе в девяносто первом. Продали американцам за импортные трусы и возможность на Канары ездить...

МАЙОР: Так, так, стоять, какой, на..., Горбачёв в девяносто первом, если его повесили как предателя Родины ещё в восемьдесят седьмом? А Шеварднадзе мы в прошлом году уже здесь достали, не скрылся, мать его...

ГАРИК: Так и будущее было не здешнего времени. Я уже здешние газеты три года читаю, отличия невооруженным глазом видны. А там, откуда я прибыл, всё было совершенно по-другому. Горбачёв в восемьдесят пятом дорвался до власти, и угробил всё, до чего смог дотянуться. Советский Союз с подачи янкесов да нагличан раздробили на пятнадцать кусков, тут же передравшихся друг с другом. Армяне с азербайджанцами, абхазы с грузинами, а последняя на момент попадания война на Украине была. Развязали ее потомки бандеровцев и фашистских недобитков, дорвавшиеся в четырнадцатом до власти…

МАЙОР: Откуда, мать их, фашисты в Киеве? Даже в войну они только дошли до него, но не взяли.

ГАРИК: Это у вас они не взяли, тащ майор. А у нас немца смогли остановить только на Волге, в развалинах Сталинграда. Потом назад до Берлина наши их гнали, и в сорок пятом война закончилась, девятого мая. Только и полувека не прошло, как не стало Союза, понаделали кучу самостийностей. Прибалтийские, закавказские, среднеазиатские, ну, и среди них нэзалэжная Украина. Ну, а там, на Украине то бишь, к власти западэнцы пришли, рагули львовские, униатские запроданцы, ненавидевшие люто Россию и все русское. С Кравчука все началось, который в молодости активно в ОУН состоял. А потом, двадцать лет спустя, новое поколение таких же пришло. Власть взяли, с Москвой расплевались, развязали на своей земле гражданскую войну и залили полстраны кровью…

МАЙОР: Твою же мать! (ударил кулаком по столу) Скажи честно, не выдумываешь ли ты всё это? Какие, мать..., львовские рагули? Откуда во Львове возьмутся западэнцы... все же знают, после войны нам пришлось заселять Карпаты заново. Те самые рагули таких дел там натворили, что товарищ Сталин сам лично распорядился отвесить им полной мерой всё, что полагается по Уголовному кодексу. Так что сейчас у нас на Колыме легче западэнца встретить, чем в Карпатах. Или вон, здесь, в Лондоне, видел, наверное, тамошний майдан? И по Дню Победы... у нас как раз девятого мая День Победы, только год сорок четвертый, на год раньше, чем ты сказал.

ГАРИК: Точно так всё и было, тащ майор. Дед у меня в тех краях воевал, Сандомир, Берлин, Прага.

МАЙОР: А дальше что? Осада Рура, Рейнская операция, Штрассбург? Или ранили его?

ГАРИК: А дальше всё, война закончилась, когда наши в Берлин и Прагу вошли.

МАЙОР: Бля-а-а-а, задал ты мне задачу, Штирлиц. Теперь или грудь в крестах, или голова в кустах. Короче, Вован, рассказывай всё как есть, как ты помнишь, а я попробую понять, правду ты мне сказал, или брешешь, как мерин сивый. Только с самого начала.

ГАРИК: Хорошо, тащ майор. Значит, так. Обстоятельства попадания такие, как и были, напился от горечи разлуки, просыпаюсь уже здесь...

Речь Гарика стихает, он что-то беззвучно говорит, майор записывает, всё это сопровождается песней «Исповедь» Михаила Круга...

Я сегодня в церкви старой

Перед батюшкой стою,

Взгляд ловлю его усталый,

Как свеча, в огне горю,

Ведь пришёл сегодня к Богу

Я покаяться в грехах,

Хоть болит душа немного,

Только мне неведом страх...

Отпусти мне, батюшка, грехи,

Знаю, у меня их очень много,

Выслушай, прошу, и помоги,

Ведь хочу покаяться пред Богом.

Не тая, всю правду расскажу,

Исповедь мою, прошу, послушай,

На алтарь тебе я положу

Свою искалеченную душу.

На алтарь тебе я положу

Свою искалеченную душу...

В старой церкви пахнет воском,

Я не в силах промолчать,

Совершать грехи так просто,

Но непросто искупать,

Только батюшка ответил:

«Кто сегодня без греха?

Кто сегодня чист и светел,

Кто душою не солгал?»

Свой нательный старый крестик

Я ни разу не снимал,

От печали и болезней

Он не раз меня спасал.

Ошибался, было дело,

Я не раз сходил с пути,

Жизнь такая надоела,

Святый Господи, прости...

Отпусти мне, батюшка, грехи,

Знаю, у меня их очень много,

Выслушай, прошу, и помоги,

Я хочу покаяться пред Богом.

Не тая, всю правду расскажу,

Исповедь мою, прошу, послушай,

На алтарь тебе я положу

Свою искалеченную душу,

На алтарь тебе я положу

Свою искалеченную душу...

Музыка стихает, майор дописывает протокол и ставит в конце «С моих слов записано верно», передаёт Гарику на подпись.

МАЙОР: Короче, так, Гарик Вованыч. Одно из двух, или это все на самом деле так и было, или ты все это выдумал, но специально репетировал. Однако для вранья все тобой сказанное слишком связно и правдоподобно. Значит, и вправду не засланный казачок, а жертва обстоятельств. Многие из тех, кого ты упомянул, и в самом деле у нас были, и речи говорили похожие. Ну, а Путин, Владимир Владимирович, который в твоей истории в двухтысячном стал Верховным, у нас недавно назначен зампредом КГБ с присвоением очередного звания «комиссар госбезопасности второго ранга». Значит, так. Твою тему я беру в разработку, показания передам по адресу, пусть там решают. Сам-то для себя чего желаешь?

ГАРИК: Репатриации в Советский Союз. Не по своей воле я сюда попал, так по своей желаю отсюда убраться.

МАЙОР: Это уж как мое начальство решит, хотя буду ходатайствовать, чтобы разрешили, и бумаги передам вот эти. За неделю должны решить, и я тебя вызову. А пока тебе для ознакомления даю учебное пособие... (снимает с полки книжку «История СССР», передаёт её Гарику)... Прочитать и проштудировать. Если хочешь получить советское гражданство, то будешь сдавать историю. Хотя, может быть, как советский в прошлом гражданин, желающий репатриации, и получишь какие-то льготы, но особо не рассчитывай, решать тут всё равно не мне. Что смогу – то сделаю.

ГАРИК: Спасибо, тащ майор.

МАЙОР: Не за что! Иди, тебя еще там Степан Григорьич вроде как ждет. К нему в пятьсот шестнадцатую каюту. Ему, кстати, можешь сказать, кто ты и откуда, ну, как сюда попал и так далее, но без подробностей, естественно, это я ему сам объясню, а вот остальным, до моего разрешения, категорически нет. Биографию ещё будем придумывать. Всё, в следующий раз вызову.

ГАРИК: Тащ майор, разрешите идти?

МАЙОР: Иди уже, Гарик Вованыч.

Гарик выходит из кабинета майора и идёт искать Никонова.

НИКОНОВ: Ну что?

ГАРИК: Всё в порядке, Степан Григорьич. Тащ майор разрешил кой-чего Вам рассказать.

НИКОНОВ: И?

ГАРИК: В общем, никакой я не англичанин. Наш я, русский. А сюда как попал? Напился с горя, от того, что та, которую я любил, бросила меня, да вот по такой вот пьяной лавочке душа в другую тушку и перескочила.

НИКОНОВ: Бывает, бывает, хоть и причина неприятная. Но по тебе оно, в общем-то, и видно, что никакой ты не англичанин. Это всё?

ГАРИК: Не совсем. Но подробности Вам тащ майор получше объяснит, у него лучше получится. А то он сам не велел подробностей раскрывать.

НИКОНОВ: Ну, раз так, то я с ним ещё переговорю. А вот я с тобой вот о чём побеседовать хотел. Объясни-ка ты мне по порядку, как ты, голубь сизый, влез в этот турнир? А заодно поведай, как и чему тебя тут учили. То, что ты сюда попал не по своей воле и как ты это сделал, мне понятно. А дальше-то что было?

ГАРИК: Дальше было вот что. Проснулся я после пьянки, дико голова болела, попытался встать – увидел, что руки-ноги не мои, мелкие какие-то. Мне ж все-таки накануне попадания уже тридцатник стукнул. Ну, думаю, всё, словил белочку, мерещится, что в детство впал… (снова беззвучно рассказывает, и музыка из «Исповеди», но без слов)

НИКОНОВ: Да уж, помотало тебя. Значит, ты всё же наш. Я ещё послушаю, что мне Николай Палыч скажет, ну, особист наш, майор Кирюхин, то есть, но, думаю, у него мнение схожее. Значит, так. Учись ты, чему и учился у себя, но на тренировки приходи к нам. Не я тебе помогу задания исправлять, так наши ребята. С ними я вчера говорил, они против тебя зла не держат. Будут натаскивать. Еще, ты, кажется, на гитаре играешь?

ГАРИК: Играю, и песни пою.

НИКОНОВ: Так приноси гитару свою, споёшь нам. И друзей-приятелей своих с подругами приводи, будем крепить дружбу народов.

ГАРИК: Сделаем, Степан Григорьич.

НИКОНОВ: Вот и сделай. Тебе, вижу, книжку Кирюхин дал? Хорошо, иди, читай, потом еще побеседуем. До двадцать четвертого еще время есть, даст Бог, поднатаскаем. Кстати, что ты имел в виду под «немагическими предметами»? Не оружие ли, часом?

ГАРИК: Именно его и подразумевал. В том числе пулемёт системы «Максим», из которого я весной дементоров истреблял нещадно.

НИКОНОВ: Иди ты? Серьёзно?

ГАРИК: Более чем. В прошлом году Дамблдор не нашёл ничего лучше, кроме как притащить полный замок этих тварей. Отбивались от них как могли. Предъявить стволы?

НИКОНОВ: Потом предъявишь, пока поверю на слово.

ГАРИК: Я так подозреваю, что мне так легко разрешили использовать немагическое оружие только лишь потому, что здешние министры-капиталисты не догадываются о его возможностях. Как я уже тут посмотрел за три года, британские маги отстали в развитии от не-магов лет так на сто, а во многих отраслях и на все двести.

НИКОНОВ: Ну, у нас такого нет. Мы на Руси в ногу со временем идём, и все чародеи в курсе, как в космос летать.

ГАРИК: Эх, хотелось бы Родину повидать, три года там не был.

НИКОНОВ: Повидаешь, конечно. Мы своих не бросаем, и я с Кирюхиным переговорю. Захочешь после турнира у нас осесть – милости просим. Ладно, иди, я тебя чуть позже позову.

Гарик выходит из кабинета Никонова и идёт в замок. Меняется по очереди несколько сцен: Гарик предъявляет Никонову свой арсенал, после чего в компании советских приятелей стреляет из пулемёта по бутылкам, потом вечером читает письмо от Сириуса. Новый кадр с надписью «4 ноября 1994 года», Гарик, Сьюзен и Дафна сидят на уроке трансфигурации. Внезапно появляется Колин Криви.

КОЛИН: П...профессор МакГонагалл... Директор Дамблдор просил передать, что нужно присутствие Гарри Поттера.

МАКГОНАГАЛЛ: Для чего ему нужно присутствие мистера Поттера?

КОЛИН: Директор Дамблдор говорил, что это связано с Турниром.

МАКГОНАГАЛЛ: Что ж, мистер Поттер, Вы можете быть свободны, домашнее задание узнаете от мисс Боунс или мисс Гринграсс.

Гарик плетётся в нужный кабинет, где уже присутствуют Флёр, Монтегю, а также Бэгман и Рита Скитер.

БЭГМАН: А вот и русский Чемпион! Что ж, теперь все в сборе. Не нужно беспокоиться, это всего лишь церемония проверки волшебных палочек. Остальные судьи вот-вот прибудут.

ГАРИК: Простите, мистер Бэгман, а для чего нужно их проверять?

БЭГМАН: Нам нужно убедиться, что ваши палочки находятся в полном рабочем порядке, чтобы никаких проблем, понимаешь, ведь они – ваши самые важные инструменты при исполнении ожидающих вас заданий. Эксперт сейчас наверху, с Дамблдором. А потом будет небольшая фотосъёмка. Позвольте Вам представить мисс Риту Скитер (показывает на неё). Она готовит небольшой материал о турнире для «Ежедневного пророка».

РИТА СКИТЕР: Ну, может быть, и не совсем небольшой... (улыбается во все тридцать два золотых зуба) Не могла бы я поговорить с Гарри, пока не начали? Самый юный из Чемпионов, чтобы добавить красок.

БЭГМАН: Конечно! Если только Гарри не возражает.

ГАРИК: А он, представьте себе, очень даже возражает.

РИТА СКИТЕР: Но почему? Ты не хочешь, чтобы я о тебе написала? Но это же большая честь, попасть на страницы газеты! Люди дерутся за право дать мне интервью!

ГАРИК: Пусть они делают, что им будет угодно, а вот лично мне ваша публичность и внимание читателей газет нужна примерно так же, как лягушке зонтик. Вы меня не трогаете, я вас никогда не видел.

РИТА СКИТЕР: Впервые вижу таких людей! Впервые слышу, чтобы людей вообще не интересовала возможность показаться на публике! Гарри, ты не болен? Ты подумай еще раз…

ГАРИК: Футу-ц кизда мэти, думнэ дзоу мэти, мамиллорэ йоши дутэ-н пуло! Ынкиде-ць ботул, рэпчигэ рэпэноасэ! Ту ши пе чел морт ыл скоць дин рэбдэрь! Ыць дэжгьок рытул, хыркэ бэтрынэ! Ыць скот балкыжий, вакэ ынкэлцатэ! Сэ те футэ кыний, момицэ крэкэнатэ! Футэ-о дин гарэ!

Риту Скитер сдувает с места, основательно валяет по грязному полу, рвёт в клочья наряд и все инструменты.

РИТА СКИТЕР: Не х…хочешь – не н…надо, так бы с…сразу и с…сказал… С т…тобой оп…пасно св…вязываться, П...поттер... (печально смотрит на сломанное в трёх местах и завязанное в узел перо, после чего выметается из помещения)

БЭГМАН: Что ж, с репортажем вышла досадная неудача… О! Кажется, у нас гости!

В кабинет входят Дамблдор, мадам Максим, Никонов и Олливандер.

ДАМБЛДОР: Разрешите представить Вам мистера Олливандера, он проверит ваши волшебные палочки, чтобы убедиться, что они в рабочем состоянии.

ОЛЛИВАНДЕР: Мадмуазель Делакур, не могли бы Вы подойти первой, пожалуйста?

Флёр подходит к Олливандеру и протягивает свою ВП.

ОЛЛИВАНДЕР: Хм, хм. Такого я давно не видел. Розовое дерево, девять дюймов, а сердцевина…

ФЛЁР: Волос с головы вейлы, ma grand-mere.

ОЛЛИВАНДЕР: Да, я никогда не пользовался волосами вейл, из них получаются слишком норовистые палочки. Хотя… кому как нравится… Орхидеус!

Из ВП вырывается букет цветов, Олливандер вручает цветы и ВП Флёр, та уходит на своё место.

ОЛЛИВАНДЕР: Очень хорошо, Ваша палочка в полном рабочем состоянии, благодарю Вас, мадмуазель Делакур. Теперь Вы, мистер Поттер, прошу Вас… и при всем уважении, я упорно не могу припомнить встречи с Вами лично… кажется, Вы так и не пришли в мой магазин…

Гарик выходит сам и протягивает свою ВП.

ОЛЛИВАНДЕР: Где же Вы взяли эту палочку? Двенадцать дюймов, очень древнее дерево бузины, сердцевину не могу определить даже я… Что ж, это ещё одна загадка, на которую не найти ответа…

Олливандер выстреливает из палочки фонтаном вина, после чего возвращает Гарику.

ОЛЛИВАНДЕР: Теперь Вы, мистер Монтегю.

Монтегю выходит и протягивает свою ВП.

ОЛЛИВАНДЕР: Ага, мистер Монтегю, это одна из моих, одиннадцать дюймов, осина, внутри толчёные зубы валлийского зелёного дракона. В прекрасном состоянии. Авис!

Из ВП слизеринского петуха вырывается стайка птичек, быстро исчезнувших.

ОЛЛИВАНДЕР: Благодарю Вас, мистер Монтегю. Что ж, засим позвольте откланяться... (выходит из кабинета)

ДАМБЛДОР: Что ж, проверка палочек завершена, замечаний не вызвано, можете быть свободными.

Все выходят, Гарика в коридоре догоняет Никонов.

НИКОНОВ: Где ты так ругаться научился? Не Михай ли подучил? У нас на пароходе только Михай Романеску так умеет, потому что из-под Кишинёва. А то я как услышал из-за двери, как кто-то кого-то по-молдавски поливает, так и подумал…

ГАРИК: Нет, Степан Григорьич, это меня еще отец мой научил. Он в Молдавии был когда-то. Поливал же я местную журналистку, которая всё меня на беседу разговорить хотела. Только беда для нее была в том, что этого не хотел я сам.

НИКОНОВ: И правильно, нечего ей лезть, где ей не рады.

ГАРИК: Не знаете Вы капиталистических журналистов, Степан Григорьич. Если ей чего занадобится, так пролезет куда угодно. Дихлофосом травить надо будет.

НИКОНОВ: Не вопрос, и потравим еще (улыбается в бороду). Ладно, Гарик, иди ужинать, завтра за тобой зайдут, вроде еще Николай Палыч с тобой побеседовать хотел.

Гарик прощается с Никоновым и выходит в Большой Зал.

СЬЮЗЕН: Ну как?

ГАРИК: Проверили, чё. Не нашли ничего, и на том спасибо. У вас-то что?

СЬЮЗЕН: Ох, Гарри, МакГонагалл в своем стиле. Задала очередное сочинение на полтора свитка.

ГАРИК: Вот моралистка долбанная. На кой хрен ей эти сочинения, всё равно эту лабуду никто не читает.

ДАФНА: Это ещё не всё. Когда ты ушел, она опять закатила очередную лекцию о важности грядущих экзаменов.

ГАРИК: Ага, ага, а до них ещё полтора года.

ДАФНА: Вот именно, Гарри, так только Грейнджер учиться может.

ГАРИК: Успокойтесь, девчата. С Гермионы мы брать пример не будем. Если так учиться, то крыша поедет. Даст Бог, и без этих мудрых советов сдадим как-нибудь.

Новый кадр, надпись «На следующий день». Гарик снова поднимается на палубу «Ленина» и заходит в кабинет особиста.

ГАРИК: Здравия желаю, тащ майор.

МАЙОР: Доброе утро, Гарик. Вот, тащ комиссар, это тот самый попадалец из иного варианта истории, о котором я Вам докладывал. Звать его здесь Гарри Поттер...

КОМИССАР: Слыхали мы про тебя, Гарик Вованыч. Комиссар государственной безопасности второго ранга Гаврилов, Андрей Геннадьевич. Твоим делом, попадалец, Москва заинтересовалась. Вот по твою душу и прислали. Присаживайся, беседовать мы с тобой долго будем.

ГАРИК: Про что, тащ комиссар?

КОМИССАР: Про всё. Я тут уже имею некоторое представление из протокола, что мне тут товарищ майор предоставил, как и откуда ты такой красивый к нам нагрянул. Теперь хочу услышать то же самое лично и в подробностях.

ГАРИК: Что ж, тащ комиссар, значит, так... (снова излагает ту же историю, и снова припев из «Исповеди»)...

Отпусти мне, батюшка, грехи,

Знаю, у меня их очень много.

Выслушай, прошу, и помоги,

Я хочу покаяться пред Богом.

Не тая, всю правду расскажу,

Исповедь мою, прошу, послушай.

На алтарь тебе я положу

Свою искалеченную душу,

На алтарь тебе я положу

Свою искалеченную душу...

Музыка стихает, и Гарик заканчивает свою речь.

ГАРИК: В моё время, тащ комиссар, в литературе был весьма популярен жанр так называемой «альтернативной истории», то есть авторы книг пытались представить, как бы пошло развитие событий, если бы на определённом этапе что-то пошло не так. Ну вот, к примеру, Колумб попал в шторм, из которого не вышел, и самое бесполезное открытие эпохи совершил другой человек.

КОМИССАР: Это какое же бесполезное?

ГАРИК: Да в моё время так шутили, тащ комиссар. Он-де открыл, теперь всем миром не знают, как закрыть.

КОМИССАР (смеётся): Ну да, если учесть, что ты нам рассказал, что-то в этом есть.

ГАРИК: Ну так вот, тащ комиссар. Или, например, конфедератам удалось отстоять свою свободу в американской гражданской. Но чаще всего переигрывали четыре события: русско-японскую войну, революцию семнадцатого года, Великую Отечественную и события восьмидесятых-девяностых. Причем, хотел бы заметить, такой жанр был популярен в основном у нас, на Западе переигровкой истории не занимались.

КОМИССАР: Хоть и говорят, что «история не терпит сослагательного наклонения», но у нас в конторе с ними не согласны. И теперь я только еще больше в этом убедился. Насколько я понял, у вас после революции все пошло куда-то не туда. Для начала Троцкий и его однопартийцы выжили все, вместо того, чтоб сгинуть под Тверью в крушении. Потом у вас, естественно, с ними цацкались, а потом вылавливали их, аж до тридцать седьмого, в то время как у нас с ними разобрались окончательно десятью годами ранее. Да-да, кстати, у нас Троцкого большевиком не считают, ибо по факту он им и не был.

ГАРИК: Удивительно слышать, тащ комиссар. В моё время его считали ещё большим коммунистом, чем товарища Сталина. А последнего кто только не шельмовал.

КОМИССАР: Потому и шельмовали, что слишком у вас троцкизм успел укорениться. А в результате что? Коминтерн? Подготовка мировой революции за русский счёт? И из-за этого капиталистический кризис у вас тоже практически провалили, ибо не купили и половины заводов, что достались нам. Куда золото дели, на мировую революцию, что ль, профукали? В Гражданскую откуда-то Тухачевский возник, которого у нас ещё в восемнадцатом рассчитали за разложение подчиненных частей и неспособность к командованию, а в итоге дело под Варшавой завалено и вместо Мазовецкой республики у вас откатились назад почти до Минска. С царскими офицерами опять же расплевались, Деникин ведь, что у вас белым был, он у нас почитается как один из маршалов Победы, Бобруйск оборонял и врага за Днепр и Двину не пустил. А потом чем дальше в лес, тем больше дров. Мало того, что у вас товарища Сталина не стало на восемь лет раньше, чем у нас, так еще потом Хрущёв объявился, у нас пропавший без вести осенью сорок первого при обороне Киева. Киев мы, кстати, так и не сдали, маршал Будённый всё население города под ружьё поставил, но немца на улицы не пропустил.

ГАРИК: Отрадно слышать. В моей истории накануне попадания моего Киев стал оплотом фашистов-бандеровцев, причём даже не скажешь, где их больше было, в Киеве или во Львове. Про фашистский переворот весны четырнадцатого вы тоже уже знаете. Сейчас в Лондоне так скачут, как там скакали.

КОМИССАР: Знаю, и удивляюсь, что за предатели у вас там водились во власти. По нашему закону там бы каждого второго по высшей мере оформили. Если не каждого первого.