Текст книги "Последний спектакль (СИ)"

Автор книги: Безупречное алое цветение

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

– Возможно, слабое место?

– Может быть… Но мне кажется, раздвоение заметили бы и в Хогвартсе, не так ли?

– Да…

Снейп медленно вышел из тени.

– А я, как и прежде буду настаивать на страсти, мисс Грейнджер. Жестокость этой женщины была порождена не стремлением выжить, а влюбчивостью. Артемидия убила мужа, влюбившись в дворцового стражника. Затем увлеклась плотником и, естественно, отравила прежнего кавалера. Позже мисс гениальность полюбила лесовоза и избавилась от плотника. А потом был придворный священник, который тоже приглянулся Артемидии, и лесовоза пришлось отравить. Со священником она прожила шесть месяцев, оттого то никто не сжигал её. Защита, основанная на грехопадении, стара как мир, а девица была не промах, но и его отравила. Потом выбор кокетки пал на брата подружки. Полагаю, что витражи были предназначены для этих достаточно своеобразных целей. Очарование, ревность, тщеславие – ещё те элементы страсти. Тому подтверждение третья руна. Доброй ночи.

Почему-то юноши решили, что пожелания относятся к ним, и пробормотали что-то под нос, а Гермиона не ответила ничего. Воспользовавшись тем, что Снейп стоит в свете, она заглянула в дрожащий витраж. Облачко показывало её в белом платье с рождественского бала.

Взгляд его уже был холодным, профессор был раздражённым и будто бы утомлённым общением. Гермиона поспешила оставить его в одиночестве.

Ранним утром, когда игра закончилась, Гермиона собрала чемодан, распрощалась с Макгонагалл и села в Хогвартс-экспресс, который сначала натянул, а после разорвал тончайшие нити со школой и с близкими ей людьми. О чём она думала? Большую часть времени о витражах. Профессор Снейп верно подметил: Артемидия вспыхивала страстью столь же быстро, сколь и утихала. Она действительно была гением, раз создала артефакт, но куда больше – манипулятором. Через первую руну она узнавала желания жертвы и подкупала ту подарками. Второй витраж позволял следить за возлюбленным и его гостями, ну, а третий служил если не индикатором влюблённости, то показателем главной мысли мужчины. А может, и жажды, ведь не случайно руна звалась так.

Гермиона тяжело вздохнула. У неё начиналась новая жизнь.

В начале сентября ворота Матрикса распахнулись и студентка Грейнджер ступила за порог. Она одна была без чемодана, так как решила не наступать на ошибки прошло и жить отдельно от однокурсников. О ней почти никто не знал, не обсуждал и не рассматривал. В первый учебный день преподаватель отметил проект по рунам, на второй об этом узнала вся академия, и у Гермионы сформировалась новая репутация подающей большие надежды студентки. Только тогда она выдохнула, а глазам её вернулось мерцание, которое так обожал профессор Снейп.

Он сделал всё правильно.

========== Эпилог ==========

Пока знаменитое Трио праздновало свой первый выпускной, с Джинервой Уизли произошло нечто страшное.

Министерские заведения в магической Британии жаловали особым уходом, чего не сказать об авроратском здании, которое к ним лишь примыкало. Выполняющие работу во вне сотрудники тем самым создавали представление о своей профессии и о том, что не нуждаются ни в каких кабинетах. А зачем, когда преступники мелькают по людным городам да по заброшенным деревушкам? Почему-то существовал стереотип, что в аврорат приходят, исключительно чтобы подписаться в протокольном пергаменте, переодеться и идти в сражение против мрака, а не уподобляться офисным клеркам, возящимся с бумажками. И это раздражало сотрудников. В особенности терпеть такого мнения не мог друг Артура Уизли и Квентина Шарля – Кингсли Шеклболт, который по новой должности чаще сидел в кабинете и управлял штабом профессионалов, нежели выходил на задания.

Как главному аврору ему постоянно доводилось общаться с министрами, а следовательно, и доказывать им, что аврорат – здание, а не общественный абстрактный институт. Что как и любая материя, помещение, и меж тем, прошедшее войну, нуждается в ремонте. Требованиями выделить хотя бы масло на дверные петли он надоедал и одновременно напоминал об ошибочных представлениях. Министры каждый раз округляли глаза, удивлялись и задавали непомерное количество глупых протокольных вопросов, но снисходительно присылали бутылочку жирной смеси, к слову, не самой хорошей эффективности. Петлям этого хватало не больше чем на полгода, вслед за которым шёл шестимесячный всеобщий невроз. Скрипы как медленные, так и молниеносные – такие, от которых раздаётся вопль – были у каждого на счету, и пока Кингсли разбирался с министерством и кормился «завтраками», аврорский коллектив пришёл к негласному соглашению.

Двери стали открывать только при большой необходимости. Жертвовали минутами и ждали, чтобы выходить маленькими стайками и не мучить лишний раз ушные раковины. Появилось и расписание, когда все в одночасье сворачивали деятельность и уходили на обед или домой. Воцарилась дисциплина. Все, чтобы не слышать лишний раз пронзающего до мозга костей скрипа, следовали ей.

Вскоре такой порядок устаканился, а у сотрудников выработался рефлекс. Противный лязг открывающейся двери приравнялся к школьному звонку и означал начало и окончание рабочего дня. Привык и Кингсли. Его кабинет скрип пронзал не более шести раз, и это с перерывом на обед и заходом секретаря. Поэтому совсем скоро рутина поглотила весь аврорат, как волна, вернувшаяся после отлива к береговой щебёнке.

Так, размеренно время близилось к июню.

В дни, когда во всю идут выпускные, жизнь переворачивается вверх тормашками. Привычный ход событий нарушается. Обязательно что-то происходит. Всеобщая суматоха, как паника, распространяется на всех. Волнение выпускников, их родителей, дальних родственников и друзей присутствует в воздухе и заражает.

Дошла волна беспокойств и до министерства. Сотрудники переживали за своих выпускающихся детей и постоянно опаздывали, кто-то заговаривался по телефону с встревоженными родственниками и не успевал уйти со всеми на обед, кто-то убегал с работы пораньше и лишний раз хлопал дверью. Это вызывало дополнительные скрипы, и иногда Кингсли слышал их и, прерываясь в работе, ругался. Однако всё это было не сравнимо с тем пронзительным кислым скрежетом, который пронёсся по кабинету, когда распахнули его дверь. Аврор выругался, вскинул голову, чтобы осудить незваного гостя, но вместо этого вскочил с массивного кожаного кресла.

Всякий, кто выбирает карьеру аврора, обречён на путь, лишённый удивления. Работа заставляет привыкать к изуродованным трупам и общаться с истерзанными побоями людьми, доведёнными до безумств тиранами. Кингсли не желал никому таких страданий. Особенно женщине да ещё и той, которая только вчера была дитём.

– Мисс Уизли? – спросил он и пригласил войти.

Девушка тряслась не в силах шагнуть. С разбитых колен стекала кровь, перемешанная с грязью, на жавшихся к груди ручонках виднелись синие отметины и раны, словно кто-то сжимал их большими щипцами. Губы дрожали, в уголках запеклась кровь, а вокруг посиневшей скулы виднелись жёлтые круги, символизирующие о следах многочисленных побоев.

– С-сэр, – прошептал тоненький голосок, – я… прошу… защитите меня…

В абсолютно каждом человеке проснулась бы жалость к этому крошечному истерзанному созданию, и Кингсли не стал исключением. Более того на него повлиял и тот факт, что просила слабая, беззащитная и миловидная девушка, дочка Артура, которая ко всему прочему была избитой. И избитой с особой жестокостью. Кингсли знал и о маггловских спецэффектах, и о всех видах иллюзорной магии. Сейчас был не тот случай.

Мисс Уизли, действительно, неоднократно потрепали кулаками.

Он подошёл скорее к ней и приобнял за плечи, вводя в кабинет. Дверь с треском закрылась.

На лицо бледной Джиневры нашла мрачная тень, словно она не желала припоминать страшное, однако, чуть помедлив, некогда звонкий и весёлый, а теперь дрожащий голосок всё же заговорил:

– Я сбежала от монстра, чья жестокость сравнится только с… – Джиневра замялась, слезы застилали глаза. – С пожирателем, сэр… И этот человек ищет меня! Преследует! Он не отступит! Он. Меня. Убьёт!

Видя, как девушка начала задыхаться, Кингсли подал стакан воды, но Джиневра не притронулась.

– Он скоро будет здесь… – изрекла горько девушка и скривила губы, – и боюсь, он прикончит меня! Прошу, защитите!

– Мисс Уизли, спокойно. Вы в аврорате. Никто вас не тронет…

Она сжалась и обняла себя руками.

– Этот человек проникнет, куда угодно! Прошу вас, сэр! Усильте охрану, пожалуйста! Да… Да! Я виновата, но он, он куда страшнее! В разы… Прошу! Умоляю! – она упала на колени, заляпала кровью ковёр и сложила ладошки в молитвенном жесте. Её охватила паника.

Кингсли охнул. Ещё никогда ему не доводилось общаться с настолько запуганной жертвой. Он скорее помог встать и вернуться на место.

Его взял ступор.

– Хорошо, я всё сделаю… Не бойтесь…

Она обняла себя руками, с надеждой смотря на то, как он достаёт бланк и заводит дело.

– Итак, давайте по порядку, мисс. Что произошло?

Как и любая другая женщина в истерике, Джиневра не могла быть последовательной. С каждой секундой её тело будто сжимали: она сутулилась, жалась и всё время выглядывала в окно.

– Мы с ним договорились, что я буду вести себя хорошо, и он… он не тронет меня, – запищала загнанная и резко затряслась, не в силах совладать с охватившими воспоминаниями. – Я вела себя хорошо: не вылезала из дома, в котором меня держали, ела всё, что он приносил, не-не задавала вопросов! А он… Он…

Она сцепила и сдавила ладошки так, что тонкие пальчики побледнели.

Глаза ей покрыла стеклянная пелена, Джиневра шмыгнула носиком.

– Мисс Уизли, соберитесь. Что было дальше?

Она молчала. Её тяжёлое дыхание сделалось рваным.

– Мисс Уизли, – напомнил Кингсли с нажимом, но так, что бы не напугать девушку еще больше, – продолжайте. Всё хорошо… Вы в безопасности.

– Я…я не могу…

Кингсли посмотрел с сочувствием. У него были добрые глаза, и возможно, это слегка успокаивало. Он сказал ровным, уверенным тоном:

– Да, вам тяжело. Да, вам плохо. Но, мисс Уизли, придётся рассказать всё, что знаете.

Она закивала и с опустошённым видом уставилась в порезанные ладони.

– Это было ужасно, сэр… Я даже представить не могла, что человек способен на такое. Да ещё он! Он… казался честным… улыбался по-доброму, был обаятельным…

Кингсли ничего не ответил. Его ожидающий взгляд вынуждал Джиневру неуверенно продолжить:

– Мы жили в его квартире. Я изредка выходила гулять… Б-была послушной, сэр! Правда! Но он пришёл каким-то злым и сказал, что я плохая, что сигнализирую кому-то! А у меня и в мыслях не было! Я так боялась, что не хотела больше злить, но… – она зажмурилась, и из глаз покатились мелкие осколки слёз, – Но он сказал, что не верит, и связал руки за спиной, а потом… Потом… Он тронул мою блузку и расстегнул пуговицы, а сам смотрел на мой страх и наслаждался. Я тогда всё поняла и закричала! Стала звать на помощь, но мне зажали рот ручищей и сдавили, да больно, и я укусила… – она посмотрела на Кингсли и тотчас отвела взгляд, словно признаваясь в чём-то плохом. – Он зашипел и влепил мне пощёчину. Я притихла…

Шеклболт записывал. Сердце его сжималось от боли и сострадания, но он не подавал вида, а только думал, как по земле ходят настолько бессовестные, беспринципные и жестокие существа.

– Он вас насиловал?

Она сжала кулачки, вонзив грязные ногти в ладони, поджала до побеления губы и поникла головой.

– Когда в последний раз?

Ответа не последовало.

– Мисс Уизли, когда последний раз? Это важно.

– Три дня… прошло…

Шеклболт выругался и проговорил:

– Мда, экспертизу уже не сделаешь. Давайте воспоминания.

Когда подали пустую колбу, Джиневра вытянула болезненные воспоминания из головы. Кингсли продолжил заполнять анкету, но вдруг помедлил и посмотрел на неё.

– А чего он хотел?

Она зажмурилась.

– Мисс Уизли, вам известны мотивы? Или он маньяк? Любитель рыженьких?

– Нет. нет, он просто… требовал признания… А, а я… Я молчала, но его методы становились болезненней, и я не могла не признаться. Но это всё неправда! И он так запугал, сэр! И я… я не знала, к кому обратиться! Родители плевать на меня хотели. Теперь они думают, что я едва не отравила профессора Снейпа, и считают меня позором семьи! А это он их настроил! И они отреклись от меня! И я оказалась полностью в его власти, но сэр, это не я! Он! Я видела, как он подливал яд, я… видела, сэр! П-правда! Я была вынуждена признаться! Он того желал! – взревела девушка и закусила дрожащую губу. Её лицо обезобразилось немым криком. В груди забились рыдания. Пальцы впились в собственные плечи, словно физическая боль могла отвлечь от эмоциональной.

Кингсли спокойно кивал и записывал. Работа велела быть бесстрастным, но он поджимал губы. Его брал гнев.

– И это воспоминание давайте сюда, – ей протянули новую колбу. – Так, а имя вы его знаете?

– Оно вам известно.

– Да неужели?

– Это Квентин Шарль, сэр. Это так… Я. Мне… Он ваш сотрудник…и я… мне…

– И вам страшно, – дополнил Кингсли и вздохнул, забирая воспоминания и помечая под номер бланка.

– Мисс Уизли, не беспокойтесь, я полагаю, что теперь вы в полной безопасности, и этот человек вас не тронет. Сейчас напишете заявление, я подпишусь, и дежурный аврор лично займётся этим делом.

– Не вы? – прошептала Джиневра обречённым голосом.

– Нет, но поверьте, он профессионал, он знает толк в таких делах… – Шеклболт посмотрел на часы, – вы не против, я схожу за охраной? Не беспокойтесь, здесь вы в полной безопасности. Приступайте писать.

Перед ней на столе лежало перо и несколько пустых пергаментов. Кингсли подал образец, и Джиневра решила как можно скорее зафиксировать свой случай. Аврор привел стол в порядок и выждал пару минут, чтобы успеть к открытию двери на лестницу, но уйти не успел. Уизли протянула бегло написанное заявление, дрожащее в ее ручке.

– Подпишите…

– Мисс Уизли, я вернусь и подпишу, пока проверьте, перечитайте…

– Нет! Я боюсь не успеть!

Аврор одарил её уставшим взглядом. Девушка дрожала в немой истерике и с мольбой протягивала пергамент. Пришлось поставить подпись. На лице его заходили желваки, однако он ничем другим не выдал своей сердитости. С делом Шеклболт направился к двери, у которой остановился и скривился. Кингсли не знал, что скорее сведёт его в могилу: этот скрип или низость преступников. Он ступил за порог и оторопел, а затем медленно расплылся в улыбке. Едва ли ему удалось бы вынести эту рыжую бестию ещё пару минут. Ему было ее жалко, однако относился он к ней как к гадюке, грызущей собственный хвост.

– Мисс Уизли, а вот и аврор по вашему делу! Как кстати вы подошли, знакомьтесь! – он повернулся к мужчине и передал дело с долей сожаления, а затем, понизив голову, прошептал: – полагаю, это будет тяжело для вас, Квентин. И как вы справляетесь?

Нельзя было сказать, расслышал ли Шарль, или ответил машинально. Он не сводил глаз с девушки. Его взгляд, обычно всегда горящий, полный вежливости и шутовства, заледенел. Пальцы Квентина сомкнулись на деле мисс Уизли, глаза пробежались по заявлению, а затем по синякам и отметинам на её замеревшем теле. Он осмотрел и медленно плавающие поддельные воспоминания, вдохнул прохладный воздух кабинета, который наполнил лёгкие, и проговорил тихо, спокойно, безэмоционально:

– Что ж, мисс Уизли, я хотел по-хорошему.

Кингсли оставил их наедине.

***

– Ну разве не чудесен вечер? – спросил Анри Матрикс. – Теперь мы смело можем заявить, что повзрослели! Пять лет прошло, пя-ять!

– Анри! – захихикала девушка. – Предки никогда не посчитают тебя серьёзным. Даже будь тебе сорок, ты не покажешься им достаточно адекватным! Оставь несбыточные мечты. Это жизнь, крошка моя, и ты, увы, в ней ба-л-бе-с!

Анри оскорблённо фыркнул.

– Кейт, единственный наследник этой академии я, и уж поверь: мои идеи приживутся. Смотри, сегодня, например, я пригласил самого Гарри Поттера и Невилла Лонгботтома, представляешь!

– Скажи ещё, что они пришли не к Грейнджер, а к твоей бабушке! – разразилась новым хохотом Кейт.

– Да важен сам факт, а не к кому! – возмущённый Анри посмотрел на сцену, где вот-вот вспыхнут огни, заиграет музыка и начнётся торжественная часть. Многолюдная толпа развлекалась разговорами. Среди них выпускников легко можно было узнать по шелестящим мантиям и кисточкам, свисающих с важных, словно кричащих о серьёзности полученных знаний, шляп. Впервые в истории Матрикса выпускной приобрёл настолько широкий масштаб. Разрешили приглашать гостей больше чем двух на выпускника, а залы украсили не только шёлковыми лентами, но и ажуром! Для такой консервативной академии, как Матрикс, это было вверх праздности. Прежде его традиции исходили из скромных воззрений, но как уже говорилось, сегодня иной случай!

– Вон, уже стоит, ты только глянь, Анри! – цокнула девица и прищурилась.

– Кто?

– Ну, глаза распахни!

– Да кто?!

– Да Грейнджер! Первая пойдёт. Лучшая ученица, этот синий чулок, ни друга, ни кавалера! – протянула надменно Кейт, а её верхняя губа невольно скривилась. – Бесит!

– А как же знаменитые Поттер с Уизли? Эта троица – не разлей вода!

Кейт залилась хохотом, а её хитрые глазёнки наполнились снисхождением.

– Да они войну пережили, наивный ты дурачок! Эти отношения не больше знакомства – ностальгия и бла-бла-бла, но не дружба, как у нас, например. В течении этих пяти лет они не общались, я более чем уверена.

Анри задумался, разглядывая волнующуюся Гермиону Грейнджер, которая то и дело поправляла кисточку и трогала кудри волос, походящие на шёлк в свете игривого пламени свечей. Румянец, вызванный предвкушением, шёл ей как никогда, а искреннее нетерпение вызывало влечение, которого в в пылком юноше было через край. Девушка увлекала загадочностью и обещала оказаться приятным подарком на выпускной. Во всяком случае Анри планировал попробовать недоступную героиню войны, иначе он не хозяин своей академии!

Помолчав, он скучающе протянул:

– Разве дружба нуждается в постоянстве?

Кейт раздражённо закатила глаза.

– Конечно, Анри! Либо ты постоянно изучаешь, как меняются интересы друга, либо он уже и не друг, а незнакомец!

– Но узнать друга не проблема, Кейт.

– Но может оказаться и так, что его интересы будут противоречить твоим, глупыш!

– И что?

– Он может стать врагом, Анри! Как ты не понимаешь?

– А разве не признак дружбы – принятие, а, Кейт? Скажи-ка, ты действительно думаешь, что друзей объединяют лишь общие интересы?

– Анри, – зарычала взбешённая девица, – что ты докопался? Если тебе нравится Грейнджер, так и скажи! Эта идиотка своим сухарским характером Снейпа упустила! А как говорят, он очень интересный мужчина! Сильнее самого Того-чьё-имя-нельзя-называть, представляешь?! Тебе до него далеко. Это же его аптеки «Мегнарио», да? Значит, он богат! А если богат и создал сеть аптек, значит, помогает людям, а следовательно, добр, а там и благороден! Вот же лохушка! Да так и надо этой надменной хогвартскй выскочке! Пусть сидит в своих книжках!

Они немного помолчали, но, погодя, Анри выдал:

– Я слышал, что этот Снейп, ну просто урод… Он – старик, – усмехнулся юноша, – так что не тебе сравнивать меня с ним. Да и Гермионе зачем нужен профессоришка? Я могу поверить, что старость влечёт к молодости, но что б наоборот! Ни-ког-да!

На этом их разговор окончился. Они из скуки продолжили поглядывать на одногруппницу.

До начала оставалось несколько минут. Высокие массивные двери держали бесстрастные лакеи. Гости всплывали в зал спокойным, светским шагом. Всеобщая атмосфера располагала к аристократическим ощущениям, тем самым, когда услаждают тщеславие и вы чувствуете себя почти герцогом. Стоило отдать должное академии, она умела проводить торжество, отдавая почёт каждому приглашённому и в равной степени.

Гермиона вытерла вспотевшие ладони о мантию и вышла к трибуне, когда голос ведущего пригласил её под восхищённые аплодисменты. Несмотря на яркое освещение сцены, настенные канделябры горели, и светлый зал не сливался в одно большое чёрное пятно, как было в Хогвартсе на фестивале. Этот свет также не препятствовал и поиску. Какому? Поиску звёзд, ведь Гарри Поттер и Невилл Лонгботтом где-то здесь! Помимо Грейнджер, глазами по залу блуждали выпускники и даже некоторые гости.

Не найдя друзей, Гермиона нерешительно улыбнулась и начала речь, которую заучила и которая теперь звучала лаконично, как песня. Пришлось выступать без поддержки, однако всё равно у неё захватывало дух, бил мандраж, глаза горели счастливым нетерпением. Этот выпускной в разы отличался от предыдущего. Сегодня был настоящий праздник: игра подходила к концу!

Девушка говорила о жизни, о любви, об уважении – всё шло по плану, соответствовало нормам. Никто так и не понял, почему она резко замолчала. Гермиона оборвалась, как шелест листвы, украденный ветром. Затихла, словно кто-то коснулся её губ, выхватил дыхание и забрал голос. Она замерла, и всё вокруг остановилось. От заклинания сонорус, которое усиливало громкость голоса, послышался тихий вздох. Как пробуждение от сна. От долголетнего сна в летнее, солнечное утро.

В зале пошли оглядки. Пополз шёпот. Многие усилили внимание к поискам знаменитостей. Они сканировали каждого, ища двух мальчишек и почему-то позабыв о том, что в героях войны были и другие. Им думалось, что, наконец-то, появились ожидаемые гости, что можно взять автограф и ненавязчиво познакомиться. Завести неплохие связи на выпускном – разве не чудесно ли?

Среди гостей находился один человек, который ни на мгновение не отвлёкся от речи мисс Грейнджер. Он стоял у стены. Любопытные взгляды его не замечали, но мужчина и не нуждался в этом. Он довольствовался одной парой пленительных глаз. Уголки его тонких губ приподнялись в едва заметной улыбке. Пальцами он немного поигрался с розой в руках, чья белизна лепестков могла посоперничать разве что с репутацией одной юной особы.

Он вопросительно вскинул бровь.

Охваченная лёгкой дрожью Гермиона шлёпнула ладошкой по подсказке, лежащей на трибуне. Речь её всё равно сбилась, а пелена, появившаяся в глазах не позволила бы подглядеть. Тонкая жилка на шейке заметно забилась. Вскружило голову. Девушка перевела взгляд на вечно строгого декана и восстановила порядок в мыслях. Говорила она уже от себя. Голос немного хрипел, но её это уже не волновало. Её губы сияли искренностью, слёзы – счастьем.

Речь вышла не идеальной, но зато настоящей. Ведущий поблагодарил, и зрители зааплодировали, однако уже ей было всё равно. Если бы Гермиона могла светиться, то непременно лучи света, исходившие от неё, ослепляли. Анри с Кейт направились к лестнице. На лица они натянули улыбки и поздравляюще захлопали.

– Гермиона – красотка! Какая мощная речь у тебя была! – залепетала Кейт.

Анри принял спокойный вид и опёрся на ногу, смотря насмешливо на подруг. Всё ещё приходящая в себя Гермиона старалась внимать поздравлениям, но её мысли были уже далеко, а сердце рвалось пройтись по залу. Пару шагов. Всего пару!

– Итак, что ты решила: поедешь с нами? Будет отменная тусовка, Мион. Всё, как ты любишь, – Анри деловито загнул палец, – вальс – есть. Мороженое – есть. Прекрасный ухажёр – есть.

– Да, Гермиона, соглашайся! – затараторила Кейт с приторной улыбкой. – Сегодня-то ты выделишь время своим друзьям, а?

– Извините, я не сторонница студенческого веселья…

– Ну да, пойдёшь на свиданку! У тебя же всё расписано, занятая ты наша королевишна! – съязвила Кейт и закатила глаза.

Анри вздохнул.

– Гермион, ну хоть раз ты можешь сходить, а? Помнится, ты задолжала мне танец на первом курсе, пора отдавать должок, мм? Или ты хочешь обидеть Анри, милая?

– Это какой ещё танец она вам задолжала, мистер Матрикс?

Троица изумлённо обернулась. Обладатель бархатного, уверенного голоса подошел к Гермионе и поцеловал ручку, и только после посмотрел на юношу с особым вниманием. Анри помедлил, оценивая высокий рост, спокойствие и часть шрама, видневшуюся из-под краев ворота сюртука на шее незнакомца. Известных черт он не приметил. Стоявший перед ним походил не на аристократа или известного учёного, но на тот тип людей, которые едва заметны, умны и обладают немалым могуществом.

– Так вот, почему я не получил приглашения на выпускной… Молчим… – изрек он как факт.

– Простите, мы знакомы? – нахмурился Анри, а Кейт зарумянилась и подошедшему подарила улыбку, предназначенную для исключительных мужчин, тех, кто нравился особенно, однако, как только белоснежная королевская роза досталась Грейнджер, переменилась в лице.

– Нет, но вы знакомы с моей женой. Так извольте сказать, в чём её вина перед вами?

Не в силах больше сдерживаться, Гермиона заулыбалась совсем очаровательно, и Северус, мельком взглянувший на неё, не смог не смягчиться. Он подал руку и сжал ладошку Гермионы.

– Друзья, хочу вас познакомить с моим супругом Северусом Тобиасом Снейпом. Северус, мои однокурсники – Анри Матрикс и Кейт Бланш.

Северус сдержанно кивнул, но его пронзительный взор сказал им о многом. Церемонится с ними не будут, несмотря ни на статус, ни на материальное положение, ни на наличие полезных связей. Анри сглотнул и покраснел, решительно подумав, что минувший разговор Снейп слышал отчётливо.

– Так вот, почему ты отказывала мне…

Северус принял скучающий вид, и Анри это насторожило ещё больше.

– А где же ваши кольца?

– Анри, будешь много знать, скоро состаришься! – фыркнула Кейт, не упуская возможность рассмотреть Снейпа, о котором так много наслышана.

Вскоре зааплодировали очередному выпускнику, и Северус спросил.

– Диплом у тебя?

Гермиона вытащила из складок мантии свернутый пергамент, перевязанный красной лентой с символикой академии и неверяще заулыбалась. Они оба поняли, что это начало нового жизненного этапа, того, о чем они мечтали. Взор Северуса сверкнул заговорщической идеей.

– Миссис Снейп…

Она засмеялась, запрокинув голову, и позволила увести себя из зала. Их ждал особенно приятный вечер. Миновав несколько зевак, они свернули в тёмный коридор. В любом здании найдётся место, где пляшут тени и обитает мрак, где уютно и одиноко, где влюблённым хорошо.

– Северус, мы же решили, что ты не придёшь! Что рано! Что только завтра расскажем! И не всем! Мы же договаривались, и я совсем не ожидала! Да никто не ожидал! Я думала, что… Нет, ты видел, как я оторопела, как стушевалась! Эти секунды тишины показались мне вечными! – и её ласковый смех пронёсся вдоль коридора. – Это было восхитительно, Северус! Спасибо! Ты делаешь меня такой счастливой!

В порывах восторга Гермиона обняла и прижалась к мужу. Ей казалось, что нет на свете радости больше, чем видеть Северуса рядом, знать, что он пришел поддержать, что заявил как муж все права на нее. Как долго теплились мечты об этом!

Теперь для всех она его женщина. Теперь есть только миссис Снейп.

Душа воспарила, и Гермиона с лёгкостью продолжила щебетать:

– Северус, ты потрясающий!

– Правда? – он понизил голос.

– Да-а-а! – протянула восхищенная она, но, когда мужчина одним уверенным шагом втиснул её в нишу и прижал собой, замолкла. Он заинтересованно замычал и осмотрел изумлённое личико. Они никогда не ворковали в публичных местах и для Гермионы это стало непривычно приятными ощущениями – смеси романтики и азарта. Она лучезарно заулыбалась, а затем мягко рассмеялась. Тотчас её нежными губами завладел требовательный поцелуй, пробирающий чувственными мурашками до кончиков пальцев, и каково же было удивление Северуса, когда девушка озорно отстранилась. Снейп прищурился, обегая взором хитрые глазки, носик и припухшие губы.

– И что, мы никого не пощадим? Совсем?

– А тебе всё мягкой с ними быть, помилуй, Гермиона! – театрально фыркнул он и вновь припал к губам.

Она довольно замычала. Ладошки обхватили его лицо, скользнули к волосам, к плечам, сомкнулись, прижимая Северуса ближе. Он обещал себе, что не сдержится один раз и при условии, что они окажутся наедине в этой гребаной академии. Если события пойдут иначе, и их увидят, он собирался усмирить свой пыл. Однако, почуяв чужое присутствие, Снейп впервые не пошёл по плану. Хоть он и нехотя отдалился, губы всё урывали нежности поцелуя. Гермиона открыла глаза и, увидев лица ребят, заискрилась звонким смехом. Он резко повернул голову в сторону коридора. Образ влюблённого счастливца тотчас сменился на спесь и, что ни на есть, снейповскую невозмутимость. О его холодности говорило и то, что, задавая вопрос, он даже не вскинул бровь. Снейп был нечитаем, глаза его горели.

– Мистер Поттер, мистер Лонгботтом, какими судьбами?

– Да мы… Мы пришли на выпускной…

– Какими судьбами вы таращитесь на нас, мистер Поттер? – Снейп медленно перевёл взгляд на улыбающегося Невилла и хмыкнул.

– Да мы… просто… случайно… сами того не понимая, заблудились, а вы… здесь… и пара, и это здорово, профессор! Гермиона, я рад, в шо-о-ке, но так рад! И твоё окончание учёбы, речь ты классную наверно проговорила, но мы, как всегда, как ты знаешь нас, опять-таки случайно, пропустили, но зато вы пара! Пара! – затараторил Гарри, переводя взгляд со Снейпа на улыбающуюся Гермиону и обратно.

– Гарри, – заулыбалась Гермиона, – Невилл, вы всё-таки пришли!

– А как иначе! Мы и на свадьбу к вам завалимся, даже если не позовёте!

– Лонгботтом, – проговорил осторожно Снейп, – вы кажется, хотели выпить пунша…

Долгое общение в школе научило Невилла понимать профессора с полуслова. Несомненно, зельевар был сложным человеком, однако не таким уж и плохим, как говорили о нём.

– Хорошо, мы догоним вас! – смекнул тотчас Невилл и утащил Гарри в сторону зала.

Проводив нетерпеливым взглядом, Снейп плавно вернулся к жене, опираясь руками по обе стороны от её головы. Он вновь заулыбался так, как улыбался только Гермионе, и вновь склонился к её личику.

– Когда мы скажем им? – она вновь игриво увернулась от поцелуя. Губы Северуса припали к ароматной щёчке, затем скользнули зубы в лёгком, игривом прикусе.

– Мм, полагаю, что твои одногруппники уже рассказывают им всё в самых ярких красках…

Гермиона охнула и засмеялась, косясь на него.

– Боюсь тогда, Гарри узнает и о пятерых детях, которых ежегодно я рожаю, начиная со школы, с того самого разговора в кабинете!

В этот раз засмеялся и он.

– Мм, да, мы тогда переигрывали… Пятерых? Какие фантазии, миссис Снейп. Что ж, такие слухи на будущее сгодятся, – прошептал он на полном серьёзе, вглядываясь в лучезарные глаза, в которых пряталась какая-то игривая новость, – постой. Или…

Миссис Снейп весело пожала плечами.

***

– Какой кошмар! Уму непостижимо, слать гостей, невесть куда! Под землю! Воняет, как в загоне у гиппогрифов, не говоря уже о шуме! Я скорее прокачусь на Венгерской Хвостороге, чем ещё раз спущусь в это адское подземелье, с шумными вагонетками!