Текст книги "Последний спектакль (СИ)"

Автор книги: Безупречное алое цветение

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

– В книге, мисс Грейнджер, вы найдете много интересного не только о хозяйке витражей, но и для себя, – прошептал низкий бархатный голос. Зрительная перепалка затянулась. Опять повисла тонкая вуаль тишины. Будто они ждали не чтения книги. Гермиона захлопала ресницами и сдалась. Она не готовилась воевать или держаться. Пора вернуться к книге, или она не Гермиона Грейнджер!

То ли девушка резко села, и Снейп не успел отдалиться, то ли он попросту находился слишком близко – макушкой она задела его подбородок и застыла. Профессор некоторые секунды не двигался. Он вдыхал запах волос и смотрел куда-то в стену.

– Мисс Грейнджер, а что, если Миден стремилась остановить убийцу, и именно она создала руны? – профессор наклонился вперёд и быстро пролистал страницы. Гермионе ничего не оставалось, как последовать за ним и прогнуться, ибо иначе её голова попросту упрётся в его грудь. Гермиона вынужденно облокотилась локтями о стол. Румянец впервые за неделю осветил ее лицо, и даже мочки ушей покраснели.

– Да, возможно… Стойте. Какого убийцу? Подождите, профессор!

– Читайте запись дневника подруги «предполагаемой хозяйки». Артемидия, наша создательница, совсем не повела глазом на убийства, в то время как её подруга Миден всячески грозилась отомстить. Видите? – он указал длинным пальцем на строчку. – Запись дневника от 1567 в переводе «Зверюга повадился убивать наших. Этот человек монстр, и отныне за ним следует смерть. Моему старшему братцу он перерезал горло. Даже Церковь не простит экую жестокость и скорее сожжет на костре, чем выдаст святую индульгенцию. Увы, испытания такового Артемидия не прошла. Новая любовь занимает всё место в её маленькой жалкой жизни, и эта глупая девица совсем забыла симпатии к моему старшему. Я же видела в нём главу семейства. И кто бы ни был тот зверь, более он никого не тронет. Жизнью клянусь перед Мерлином и святой Церковью…».

Голос завораживал и ласкал слух. Гермиона с видом серьезной ученицы смотрела на профессора и наслаждалась чувством безопасности. Да, оно возникло из ниоткуда и теперь ласкало животный, потаённый инстинкт. Словно Снейп стремился подмять её под себя и защитить мощным телом как свою самку.

«Черт! Черт! Черт! Нельзя же так!». Её влюбленность заражала мозг.

– Что думаете?

Гермиона не сразу ответила, да и в глаза не посмотрела.

– Нужно поднять архивы по маньякам того времени, профессор Снейп. Возможно, обскур? Тогда каждый седьмой волшебник страдал от страхов. Но мне кажется, витражи про любовь… и… – она охнула, – одержимость, страсть, любовь… понимаете?

Он покачал головой и резко переменился в лице. К удивлению, с места тогда он не сдвинулся и позы не сменил. Только жилы на костяшках напряглись. Гермиона перевела взгляд на порог. Её глаза распахнулись. Сделалось не по себе, но совсем не стыдно.

– А это, как я вижу, ваша гордость. Профессор и студентка… – заговорила женщина в кокетливой шляпке с черной сеточкой и жирной мушкой над губами. Позади стояла профессор Макгонагалл и, наверное, еще никто и никогда не видел зловещую холодную сталь в ее глазах.

– Директор Клэр, знакомьтесь, это профессор зельеварения Северус Снейп, а юная леди… мисс Грейнджер, наша лучшая ученица и по совместительству ведущая актриса.

Мадам с любезной улыбкой мазнула глазками по Гермионе и совсем иным взглядом, с высшей степенью интереса облапала Снейпа.

– Любопытно… – мурлыкнула Клэр.

Комментарий к Подарки на Рождество

*– Сонет 23

Как тот актер, который, оробев,

Теряет нить давно знакомой роли,

Как тот безумец, что, впадая в гнев,

В избытке сил теряет силу воли, -

Так я молчу, не зная, что сказать,

Не оттого, что сердце охладело.

Нет, на мои уста кладет печать

Моя любовь, которой нет предела.

Так пусть же книга говорит с тобой.

Пускай она, безмолвный мой ходатай,

Идет к тебе с признаньем и мольбой

И справедливой требует расплаты.

Прочтешь ли ты слова любви немой?

Услышишь ли глазами голос мой?

** – Этот меч принадлежал Сигурду, а ранее – его отцу Сигмунду. Легенда гласит, что этим мечом Сигурд с одного удара разрубил наковальню до самого основания. Им же он неоднократно в битвах рубил людей надвое прямо в доспехах.

*** – школа Очарования госпожи Клэр.

Я вам так скажу: погорячилась) Не предвиденные обстоятельства избили мою музу и, буквально, потушили меня. Но меня воскресили! Музу спасли в реанимации умелые доктора *шевелит бровями* и секси-Джокер из “Темного рыцаря”. Ваш феникс с вами, с новым стилем и ненавистью к этой главе (пф, да люблю я ее, конечно, но сейчас мне нужен сон часов на двадцать)) Удивительно, что сейчас лето, а я на кофе) Значит, дело не в буднях, а в том, что нужно просто ложиться хотя бы не утром)))

Поныла, пофилософствовала, теперь можно и в любви вам признаться! Дорогие мои, я благодарна всем за ваше вдохновение и поддержку! Если бы не ваши Хатико и Ждуны, я бы не бегала пальчиками по клавиатуре, а ползала) *сердечки*

========== Идея мистера Шарля ==========

Комментарий к Идея мистера Шарля

*лорика – в Древнем Риме название доспеха, покрывающего торс воина

**калазирис – кусок материи, который оборачивается вокруг тела, длиной от щиколотки до груди. Основа древнеегипетского костюма.

Тысяча и одно извинение, друзья! Улетала в ту волшебную страну, где фанфики писать ну просто невозможно! К тому же сложную сцену пришлось переписывать несколько раз… Надеюсь, эта глава вам особенно понравилась!))) И спасибо, что вдохновляете и пинаете! Даа, мне нужно знать, что я несу ответственность перед вами!)))

Это одна из самых сладких глав фанфика, я ее ждала, я с ней спала и мучилась. Уиии!)

Интересная информация: Антоний был старше Клеопатры на 18 годиков, по-моему, это милое сходство с нашей парочкой))) Не скрою, будь в моей школе/университете похожий бред, я была бы той самой дурной слизериночкой, кекекек)))

Что же касается моих тульп, то меня тошнит от их конфетно-букетных взглядов, которыми Сев и Герми тайно перебрасываются вне фика *кривит мордочку и задумывается об ангсте*

Даже скучновато, без ругательство с ними. ЭЭЙ, ребяяята, не забывайте обо мне…

Зато у меня есть вы! Конечно, ругаться я вам не предлагаю, а вот поболтать и получить воодушевляющих пиночков всегда за! Спасибо вам большое, что вы у меня есть!!! *бесчисленное количество сердечек и воздушных поцелуйчиков*

Фикбук, введи смайлики, а?

Единственным местом, по-прежнему не изобилующим канделябрами со свечами, являлись Подземелья. Зная нрав слизеринцев и тяжёлый характер их декана, директор Макгонагалл не решилась заселять гостей в сырую часть замка. По её мнению, Хогвартс нуждался в лучшем рейтинге, поэтому драки нынче ни к чему. По этой причине одним из первых прибывших студентам, к слову обучающихся в Чармшире, выделили комнаты в гриффиндорской башне, и Минерва лично проследила за размещением бывшей однокурсницы и по совместительству директрисы, госпожи Клэр. Ей она отдала одну из лучших гостевых спален.

Гости остались предельно довольными. Ребята осваивались и без устали восхищались замком, камином и Полной Дамой, кокетству у которой, по их мнению, следовало бы поучиться. От лести у картинной мадам даже толстая шея покрывалась красными пятнами, и все хихикали. Вокруг летали смешки и стоял девчачий лепет. О тишине пришлось забыть.

Окруженная гулом Гермиона вздохнула и перечитала написанное в своей тетради. Сосредоточиться на витражах не получалось. Приходилось гадать, как раньше она делала домашнее задание здесь, средь болтовни и глупых шуток? Шумные посиделки всегда обличали безбашенность гриффиндорцев. Даже накануне сложной контрольной они пели и резвились, и ничто не останавливало веселья. Что уж говорить об их радости в первые дни, когда в соседних комнатах появились очаровательные актёры и актрисы? Да, пускай их таланты несколько преувеличены (образование Чармшира оставляло желать лучшего) игривости хоть отбавляй. Шахматы стали причиной жарких споров, веселых криков и дебатов. Когда разговоры дошли до квиддича, чуть не собрались выяснять, кто лучше играет. Под конец, ребята разбились на стайки по интересам, но и это несильно понизило горластых голосов.

Иными словами, они быстро сдружились.

Для людей, которых недавно тронуло неприятное потрясение, шумящая компания не лучший товарищ. Когда делается нежеланное открытие или обнаруживается горькая, как маггловские таблетки, правда, хочется восстановить спокойное дыхание, уставиться в потолок и не думать ни о чём. Тишина сейчас – непозволительная роскошь, даже для тех, кто просто довольствуется покоем.

От всего этого у Гермионы болела голова.

Как старосту, её постоянное дёргали и задавали глупые вопросы не только о строении замка, работе лестниц и правилах школы, но и о спектакле. Лишний раз намекали на страсть Клеопатры и Антония, и тем самым – на Снейпа. Нашлись две испорченные Чармширки, которые вообразили чувства между актёрами, а затем вульгарно хохотали со своих подтруниваний. Даже Гарри отшучивался и не замечал, как от беззаботной суеты подругу выворачивало. Джинерва и Лаванда же девушек подметили и вместе с ними добавляли пикантных подробностей к расползающимся сплетням.

Образовавшаяся четверка хохотушек все больше походила на гадюшник, так как яд их шуток близко подкрадывался по венам к сердцу Гермионы. Хранить улыбку до ушей, когда тоскливо – это мастерство, и, наверное, оно было единственным, чем овладела Гермиона за этот год. Она ощущала себя одинокой средь однокурсников и друзей. Ей впервые хотелось поскорее закончить Хогвартс и начать новую жизнь.

Нашёлся лишь один человек, который поддержал и понял её без слов. Подошедший Невилл всучил мантию-невидимку, улыбнулся, будто наивному ребёнку, и подмигнул.

– Гарри не будет против, а я прикрою тебя, – прошептал он и, не дожидаясь ответа, ушёл к гостям. У Гермионы дрогнули уголки губ. Её кто-то понимал.

В мрачном коридоре тёплая лёгкая ткань укутала голову и скрыла от надоедливых зевак одну уставшую и грустную девушку.

Где-то в замке стрелки часов подходили к полуночи. Поскольку были выходные и прибывшие адаптировались, никто не запрещал студентам «осваиваться» и изучать гриффиндорскую гостиную вместе с хозяевами. Единственное правило: не гулять по замку ночью. Исключения составляли старосты. Их ожидало патрулирование, и их комнаты находились в другом крыле.

Так что со спокойной душой Гермиона направлялась к главному выходу, незаметная и ничего не замечающая. Карие глаза затмевала грустная задумчивость. Любой намёк о Снейпе она искореняла из головы. Витражи, проект, учёба составляли все её мысли.

Позади неестественно шевелились развешанные к фестивалю флаги. Сквозняк покачивал пыльные гобелены и играл со свечами в дикие пляски. Маленькие огоньки то извивались, то вытягивались и даже подпрыгивали. Создаваемые ими тени дрожали, а иногда вырастали и проходили сквозь Гермиону – чувство необычное, но и не удивительное. К нему она привыкла, так как давно пользовалась мантией.

Незамеченные угольки пожирали герб школы и изредка раздувались. Где-то капала вода. Замок жил собственной жизнью, но при шуме легких шажков затих. Шальные угольки тотчас потухли. Складки ковра, о которые можно споткнуться и недурно проехаться подбородком, разгладились. Лужа, образовавшаяся из капель, поползла к невидимой губке и исчезла. Иными словами, какая-то незримая рука навела здесь порядок. Никто не знал, что бесшумная призрачная поступь студентки служила оберегом для замка от пакостного неведомого существа.

Какой-то скользкий и едва уловимый взгляд лип к Гермионе и вызывал тревогу. Пульс участился, когда она остановилась и прислушалась. Стояла тишина, и даже, когда девушка обернулась и ощущение слежки прекратилось, легче не стало. Казалось, что-то витало в воздухе. Оно, как плохое предчувствие, вело не к добру. Гермиона глубоко вздохнула и остановила мнительные мысли. С чего она взяла, что кто-то присутствует здесь, кроме портретов? Возможно, именно они и следят за ней. Да и с чего бы им видеть сквозь мантию-невидимку? Откуда у них такой дар? Если её и замечали, то на карте мародёров и только предположительно. Карты давно не было в замке, а следить за ней попросту некому. Успокоившись, девушка продолжила свой путь.

В пролёте кто-то мелькнул. Свет зловеще померк. Когда гаснут свечи, даже самый отважный не осмелится броситься следом. Во мраке Гермиона застыла и прикрыла рот ладошкой, чтобы не издавать и звука.

Пивза на время фестиваля заперли, с другими договорились. Призраки ни за что бы не носились ночью по коридорам. Это кто-то другой. Или что-то.

Она осторожно выглянула за угол. Никого. Свечи больше не загорались, и единственным источником света была луна. Её светлые лучи проявляли маленькую хрупкую тень, поспешно направляющуюся к лестницам. Ничего не предполагая, Гермиона спустилась к главному входу и застыла. Мышцы в спине свело от увиденного, как если бы она стояла сейчас в запретном лесу.

По коридору из мрака Подземелий поднимался профессор Снейп. Он редко раздавал улыбки, но сейчас с какой-то сардонической нежностью улыбался. Его ласковая ладонь сжимала руку Нарциссы Малфой. У той слезы катились по щекам крупными градинами, вздернутый носик покраснел и припух. Женщина качала головой и смотрела на профессора с мольбой.

– С-северус, ещё немного! Прошу! – всхлипнул всегда сдержанный и элегантный голосок. Гермиона затаила дух. В груди возникало неопределенное, но явно неприятное чувство, которое непременно навещает тех, кто невольно подслушивает.

– Нет, Нарцисса. Это уже невозможно, – в его низком голосе прослеживалось тепло. Он сжал женское предплечье и направил их к выходу, как джентльмен, ведущий леди по аллее. От впечатления, которое создавала пара, хотелось отвернуться или сбежать. Но, увы, при самом большом желании Гермиона не смогла бы оставить их. Ей было жизненно необходимым понять всё: и причину нежного отношения Снейпа с миссис Малфой, и слёзы той. Их что-то связывало. Чувства? Возможно, то, что она узнает даже разочарует и тогда её влюблённость исчезнет, ведь так?

Нет. О чем речь? Она не должна подслушивать! Поступок явно не гриффиндорский! Гермиона отвернулась, силясь тихо уйти. Не её это дело, да и к тому же рассчитывала она не на разочарование. То был самообман. Её душа, как трепещущая птичка с цепочкой на лапке, рвалась взрастить надежду. Что может быть прекраснее, чем услышать свое имя, узнать, что Снейп с другими женщинами ведет разговор о ней? Возможно, он отказал миссис Малфой в чувствах и та плакала? Ах, как Гермионе хотелось позлорадствовать!

Но что тогда просила женщина? О чём она вела речь? Рассердившись на себя за наивные мысли и несдержанность, Гермиона притаилась у стены. Нет, она не уйдет и всё разузнает!

Снейп не сводил сверкающих глаз с собеседницы. Слёзы текли по щекам той и вызывали жалость. Глаза резало и взволнованной Гермионе. Что-то ей подсказывало, что разговор уж точно не о ней и точно не о чувствах.

Внезапно женщина остановилась и замотала головой.

– Пожалуйста, пожалуйста…

– Тс-с… Ты обязана это сделать. Мы должны, Нарцисса. Просто доверься мне. Или я утратил доверие? Не плачь… – с этими словами профессор сжал плечи Цисс и провёл по ним до локтей. Лицо Гермионы скривилось от отвращения, а в глазах потух огонь. Птица надежды после такой картины разбилась о камни. Доверие ему?

– Северус…

– Не доверяешь… – с грустью усмехнулся он и заглянул в холодные, сверкающие глаза аристократки. Крупная слеза скатилась по щеке Гермионы, но девушка не отвела взора, лишь бы не упустить ни одной детали.

– Доверяю… Просто мне нужно время… Может, ты дашь мне ещё неделю, две?

– Нарцисса, – голос профессора посерьёзнел, и Снейп приоткрыл для неё главную дверь, откуда ворвался зимний ночной воздух, – Люциуса уже нет, Драко – тоже… Ты осталась одна. Вечером выбери самое красивое платье… Послушай, уже давно пора начать новую жизнь.

Ком, подступивший к горлу сейчас, – Гермиона была готова поспорить – отличался от предыдущих. Этот – колючий, шершавый, словно металлический и с иголками. Девушка медленно его проглотила, ощущая, как дерёт грудь изнутри. Если бы пришла смерть, она обрадовалась бы ей больше, чем этой сцене. Когда дверь за ними с глухим хлопком закрылась, в душе Гермионы царила разрушительная сила – ревность. Пускай саму девушку, жгучих слез на её лице и потухших от боли глаз было не видно, лица с портретов ощущали, как нечто жуткое и горькое взвивается в воздухе под самый потолок. Оно, желая разрушить многовековой замок, снести камень к чертям, разрывало чьё-то маленькое сердце.

Под растерянные взгляды с картин Гермиона вернулась в комнату.

Всё встало на свои места. Профессор обладал прагматичной логикой и жалостливой душой. Он продолжал флиртовать со студенткой ради свидетелей да пиара и одновременно не смел относиться жестоко к юной влюблённости. Жалел. У него была личная жизнь, что неудивительно, ведь он взрослый мужчина.

Тишину в спальне прервал тихий всхлип.

У порога мяукнул Живоглот. В начале года он напоминал профессора, а теперь – о глупости одной девятнадцатилетней девчонки. Ну не дура ли? Пару раз Гермиона утёрла слёзы, но те не прекратились. Горечь чувствовалась на губах. Ладони дрожали не то от холода, не то от переизбытка чувств.

Живоглот ласково впился коготками в ногу, напоминая о голодном животе. При виде лица хозяйки узкие зрачки в кошачьих глазах в секунду расширились, и могло показаться, что даже питомец всё понял. Будто извиняясь, он выпустил штанину из лапы. Присутствие жалости Гермиона буквально почувствовала. Она схватила питомца в охапку и прижала к себе. Заревела с девичьей исповедью. Сейчас, когда одиночество ощущалось наиболее остро, отвергнутая нуждалась в поддержке, пушистой и мягкой.

Если мужчин в горе уединение закаляет, если в нём они находят решение, то женщин губит: их сердца покрываются ледяным панцирем, и с каждым новым страданием в этой омерзительной и холодной тишине они превращаются в надменных снежных королев. Гермиона была бы рада выпутаться из липкой паутины гадливых ощущений, но не могла. При каждой попытке найти решение её атаковала жалость к себе – чувство уничижающее, которому трудно не поддаться, когда особенно тяжело.

«Виновата в этом только ты, Грейнджер, – твердил насмешливый голос рассудка, – сама выдумала симпатию взрослого мужчины к школьнице. Неужели ты наивно полагала, что ему с тобой интересно? Да, Гермиона Грейнджер незаурядная ученица, но сколько существует незаурядных женщин? Одна из таких – Нарцисса Малфой. Зачем ему ты, наивная, незнающая жизни, плаксивая девчонка? К тому же с серой внешностью?»

Гермиона шмыгнула в последний раз и утёрла слёзы. Она твердо решила, что Гермиона Грейнджер не плаксивая девчонка, а девушка, почти молодая женщина, которая при желании может быть даже симпатичной!

В комнате вновь раздалось недовольное мяуканье, и Гермиона отпустила кота. Пора бы накормить питомца. Когда девушка направилась к шкафу, полукнизл ухватил лапой джинсы хозяйки и потянул к двери. Как и все представители своей породы, Живоглот обладал высоким интеллектом. В этот раз он тоже не дурачился. Там, под дверью, куда он стремился привлечь внимание, лежало маленькое письмо.

Подняв и развернув его, Гермиона не заметила, как что-то закрученным квадратиком полетело на пол. Она мазнула по строчкам взглядом и свела брови. Слова воспринимались с трудом, но когда смысл дошёл, по комнате разнеслось ругательство, упоминающее Мерлина и всех его современников. В этот момент появилась новая фраза: «Доставляет огромное удовольствие знать, что вы прочли. У вас нет выхода. Поразмышляйте над этим».

Она вдохнула поглубже, чтобы успокоиться. Ей было необходимо переварить гнусное письмо, прежде чем дать ответ. Спустя несколько минут Живоглот хрустел кормом, а в янтарных глазах кипели мысли, когда Гермиона перечитывала корявые строчки.

«Мисс Грейнджер, у меня есть предложение, от которого вам не следует отказываться. Да вы и не откажетесь, милая.

Вряд ли вам захочется, чтобы профессор Снейп узнал о вашей тайне. И эта тайна не касается ваших чувств.

А остальное, так, бонусом.

Любезный аноним».

Что подразумевалось под «Бонусом», она так и не поняла.

Стоит отдать должное, помимо отрицательных эмоций, письмо отвлекало. Оно, подобно жуткому монстру на морском дне, как вздымало волны воспоминаний о Рождестве, так и поднимало в Гермионе Грейнджер гнев, а следовательно, и силы бороться. Она нервно зашагала по комнате, позабыв о ревностных переживаниях. Теперь возникла угроза куда опаснее. Со всей праздничной кутерьмой страхи и опасения вылетели из головы.

Опыты профессора Снейпа до сих пор не находили оправдания. Даже болезнь не позволяет человеку глумиться над организмом другого живого существа! Если тайна, знакомая шантажисту, не связана с её влюблённостью (которая, между прочим, уже и не секрет), то непременно скрывает собой витражи! По спине пробежался холодок, когда взгляд натолкнулся на белоснежный квадратик на полу. Гермиона остановилась, дрожащей рукой потянулась и взяла карточку, оказавшейся фотографией, на которой запечатлён бал. Она, укутанная в мантию профессора, с красными щеками прикрывала глаза, в то время как Снейп целовал её. Поцелуй! На фотографии это выглядело именно так!

Но где же остальные фотокарточки? Гермиона осмотрела конверт. Ничего. Значит, у шантажиста имелись и другие фото. Но какие?

***

Из-за прибывших гостей Выручай-комнату пришлось делить. До ужина на сцене властвовал Чармшир, после – Хогвартс. Несмотря на то, что соперников не пускали на репетиции, стоял галдеж. Многим не верилось, что уже через два месяца финальная точка – спектакль. Нервничали. Хорошо было тем, кто участия не принимал. Для них время представлялось сладким периодом, когда до подготовки к экзаменам целых девяносто дней, в которые можно совершенно не беспокоиться ни об успехе на фестивале, ни об учебе. Самое страшное, что могло произойти, – внезапные проверочные работы. А они уже случились. Джинни Уизли им поспособствовала. Теперь бояться нечего. И, несмотря на это, Злопамятные студенты до сих пор поддерживали слухи о глупой девчонке, заставившей в один день страдать весь Хогвартс. Мисс Уизли обсуждали и осуждали. Мисс Уизли недолюбливали.

Однако даже в этом слухи о Грейнджер и Снейпе обходили завистливую рыжую макушку. Даже здесь всё внимание забирала Гермиона. Танец многих поверг в шок. Свидетелей поцелуя нашлось немало. А о ссоре, которая случилась после, разве что Шарль, Макгонагалл да Трелони смолчали.

К последней, кстати, Гермиона Грейнджер проявляла особый интерес. Бывало, на репетициях Сивилла сбивалась в речи, ловя на себе внимательный карий взгляд. Из-за зимних ночей к ней привязался насморк и мёрзли ладони, что не могло не сказываться на образе египтянки. Но кого волновала свихнувшаяся прорицательница за исключением Гермионы? Возможно, Шарля.

Беспокойство одолевало его, как и всякую творческую душу. Чем ближе подступал финал, тем больше он гонял актёров и беспричинно рычал, как паранойный пёс.

Именно в одну из таких холодных репетиций произошло то, что Хогвартс не забудет долгие годы.

На сцене, когда Шарлю опять не понравилась игра семикурсника, слуги Антония, разносилась не самая конструктивная критика. Квентин не жалел грубостей. По этой причине, не желая слушать негатив, Гермиона, находясь за кулисами, уносилась в мысленные дебри и думала над личностью анонима. Вариантов последнего было немного. Только она взялась предполагать, её отвлёк любезный шёпот.

– Я о твоём геройстве великой чаровнице расскажу… але, ты готовишься? – Джинни улыбнулась, да до того наигранно, что ставился под сомнения её актёрский талант. Неужели они уже начали играть? Гермиона чертыхнулась про себя. Всякий раз, когда Джинневра оказывала услугу, хотелось шикнуть ей, как навязчивой плешивой кошке. Они играли последнюю битву у Александрии. Подходили к кульминации Шекспировской трагедии. Гермиона знала сценарий! Она готова и без всяких суфлёров!

Снейп сидел со свитой и с бесстрастием смотрел на партнёршу, продолжая зачитывать строки. Стоило Гермиона зашагать, как Шарль сердито хлопнул в ладоши.

– Заново! Северус, в чём дело? Где Антоний? А страсть? Сначала сцену! Грейнджер, за кулисы!

Девушки вернулись за занавес. Их проводил нечитаемый взор, от которого обычно возникает дурное предчувствие. Профессор Снейп перевёл взгляд на стоящего рядом студента и сказал:

– Мы их отбросили назад, в их лагерь. —

Эй, кто-нибудь, – оповестить царицу.

Ещё и солнце завтра не успеет

На нас взглянуть, а мы из жил врага

Уж выпустим оставшуюся кровь. —

Благодарю. Все бились так отважно,

Как если бы не долг свой выполняли,

Не за меня дрались, но за себя.

Вы Гекторы. Теперь ступайте в город, —

Обняв друзей и жён, им расскажите

О подвигах своих. Пусть смоют с вас

Счастливыми слезами кровь и пот

И поцелуями залечат раны…

Могущество скользило в небрежной манере Снейпа говорить. Профессор вёл себя так, словно абсолютно всё принадлежит ему. Стул под ним казался величественным троном. Повседневный сюртук воображался лорикой* триумвира. Властным взглядом он осматривал не зрительный зал, а свои владения, но стоило Гермионе выйти в свет софитов, как этот взгляд загорался желанием, в нём вспыхивал необузданный, животный огонь. Целомудренный вырез на калазирисе** царицы привлекал внимание – Минерва постаралась. Увы, костюм для Антония все еще разрабатывался, однако каждый, кто видел Гермиону, согласился бы не торопить мастера трансфигурации, ибо затраченное время того стоило. Легкая ткань, пропитанная магией, мерцала. Костюм выделял достоинства юного тела, но лишал образ вульгарности. Виднелись лишь ключицы, и именно от них Снейп не отводил глаз. Он продолжил, а партнёршу поманил к себе:

– Я о твоём геройстве

Великой чаровнице расскажу,

Чтоб от неё услышал ты спасибо.

Гермиона плавно приблизилась и ощутила скованность. Она поняла, что даже игра не скроет теперешнего его отношения к ней. Снейп не сводил серьёзного взгляда, но за ним крылось не что иное, как безразличие. Думалось, что вот-вот с его губ слетит ехидство.

– Любимица вселенной! – лелейно протянул он, – Обними

Мою железом стиснутую шею.

Проникни в царственном своём уборе

Сквозь толщу лат мне к сердцу и внемли:

То стук твоей победной колесницы.

Подавленная Гермиона скользнула чувственными пальчиками по плечам. Почему-то ощущение твёрдых мышц вызывало желание гладить мужчину и дальше. Она сглотнула и восхищённо прошептала:

– О мой герой! Храбрец из храбрецов!

– Стоп! – рявкнул Шарль и устало вздохнул. – Заново. Читай строфу про чаровниц…

Гермиона, ничего не предвещая, отошла к «свите», чтобы вновь зашагать к Антонию. Она была непоколебима и спокойна. Не оставалось сомнений, что сыграет, как нужно. Никто и не предполагал, что Шарль выдаст иное видение сцены.

– Постойте. Давайте проясним кое-что, – начал он подозрительно терпеливо. – Вы, Северус и Гермиона, скажите, где мы сейчас? В каком из моментов Шекспировской трагедии?

– Подходим к кульминации, сэр! – протараторила как на уроке Гермиона. Шарль улыбнулся.

– Я рад, что это всем понятно. Теперь давайте отвлечёмся и разберём одну старинную поговорку. «Самый тёмный час – перед рассветом». Вы согласны?

Настороженность промелькнула во взгляде Снейпа, но он позволил Шарлю игру слов. Гермиона напротив не понимала, в чём таился подвох. Ей не понравилось не то, что крылось за тайной в речи актёра, а та интонация с которой он это произнес. Мельком её взгляд метнулся к партнеру. Снейп посмотрел на нее бесстрастно и как-то сдержанно. Поскольку ответа ждали именно от Гермионы, она неуверенно кивнула.

– А тогда скажите, даже не прибегая к логике Аристотеля, тождественно ли это высказывание словам «Самый светлый час дня – перед закатом»? Профессор Снейп, так? А есть Б и там, и там?

Снейп сухо кивнул и покосился с опаской на Гермиону, которая сразу же подобралась и отвернулась. В её голове вилась иная мысль. «Самый трудный час – эта репетиция после жалкого бала».

– Рад, что и с этим вы согласны. Теперь переведём на кульминацию. У нас трагедия. Значит, под схему пьесы подойдёт последнее умозаключение. Закат Клеопатры и Антония – кульминация, следовательно, сейчас на этой сцене светлый день. Надлежит быть счастью, торжеству и любви. Зритель должен прочувствовать ваших персонажей, как никогда! Контраст, понимаете? Маятник эмоций стартует здесь и летит к зрительному горю. Согласны, профессор Снейп?

Он кивнул, а на его лицо нашла тень. Все, кто знал преподавателя зелий, понимали, насколько далеко заходил Шарль, и как теперь опасно положение пиарщика.

– Мисс Грейнджер, а вы?

– Да.

– В таком случае мне до сих пор неясно, почему Клеопатра лишь восхищается своим любовником.

И без того мрачное лицо Снейпа искривила злобная гримаса. Недобрым огнем загорелся его тяжелый взгляд.

– Я не понимаю вас, – прозвучал голосок Гермионы. Не только ей становилось не по себе. В зале никто не проронил ни слова – всё внимание захватила сцена.

Как азартный игрок в покер, Шарль выдержал паузу, чуть ли не ощутил удовольствие от тишины и с мягкостью в голосе промолвил:

– Мисс Грейнджер, этот момент – самый светлый в спектакле и оттого сильный. Не кажется ли вам, Гермиона, что уместнее всего здесь поцелуй?

Медленно по Выручай-комнате поползли щупальца шёпота. Когда они тронули уши Гермионы, она будто проснулась. Пульс, стучавший в голове, подсказывал, что идея явно плохая. Должно быть, Шарль шутил.

От неверия Гермиона медленно склонила голову. И намека на шутку её шокированные глаза не нашли ни в серьёзном взгляде, ни в легкой хмурости, ни в снисходительной медленно ползущей улыбке. Шарль выглядел не весёлым юмористом, а больше походил на изумленного лиса, который не ожидал такого влияния своей игры. Трижды в голове она прокручивала последнюю фразу режиссера, и всякий раз не обнаруживала сарказма. Предложение поцеловать Снейпа было прямым.

Гермиона не знала, как изменилась в лице, но по реакции окружающих стало ясно, что поводов для тревоги нашлось немало. Если при смущении щёки горят, то сейчас их жёг мороз, спускающийся всё ниже и медленно охватывающий шею, плечи, руки и ноги, пока всё тело не тронет мелкая дрожь. Бывает такое, когда в пурге кажется, что кожу обжигает снег и разрывает изнутри. В её груди с такой же силой билось чувство собственного достоинства.

Целовать мужчину после всех издевательств и насмешек, которыми он щедро наградил её за последний месяц, не просто противно, а невозможно. Редкая женщина позволит себе такое в шутку. Единицы – из мести.