Текст книги "Последний спектакль (СИ)"

Автор книги: Безупречное алое цветение

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

– Правда? А дым без огня тогда откуда? Не юли, Минерва. Мы обе знаем, что не просто так обсуждают мисс Грейнджер, главную актрису-воровку! Да и о Снейпе говорят не без причины. У нас пропали некоторые вещи, а в комнате кто-то навёл бедлам. В дополнение скажу, что, говорят, у вас агрессивные домовики, которые недружелюбно относятся к гостям. Вы либо решайте свои вопросы до фестиваля, либо мы уедем, а вместе с нами и все школы, Минерва. Так не пойдёт. Или ты забыла, что такое «держать марку»? При Альбусе такого бардака не было. И я прихожу к заключению, что лавры все Хогвартсу даются за достижения прошлогодней давности. С тобой же всё летит в тартарары.

– О Мерлин, Энн…

Женщина вскинула накрашенную бровь, и её блестящие, словно намазанные слизью губы растянулись в кривой усмешке.

– Мине-е-е-рва, я же серьёзно. Я не желаю, чтобы другие команды находились в таких поганых условиях. Если ты не можешь обеспечить порядок хотя бы для проведения театрального фестиваля, лучше сдайся сейчас. Мне не составит труда рассказать обо всём министерству. К тому же они уже интересуются, что же в этой «геройской» школе происходит…

Минерва накрыла худощавой, но тёплой кистью плечико Гермионы и сжала. К большому сожалению Макгонагалл, правда была на стороне гостьи – не уследил Хогвартс, а точнее она сама.

– Ты права, – процедила сквозь зубы Макгонагалл, – я поговорю с домовиками, и мы решим проблему.

– Про-бле-мы.

– Проблемы.

В окне, под облаком, промелькнула полярная сова с большим конвертом в лапах.

***

По выходным спокойный в будни Хогсмид преображался. К субботнему вечеру здесь было столько прохожих, сколько можно увидеть на небосводе звёзд в самое тёмное время суток. У магазинов играет музыка, заколдованные витрины завлекают покупателей, а газетчики выкрикивают сенсационные новости. У лавки сладостей толпятся дети, а в «Трёх мётлах» не смолкают гул да хохот. Прохожие веселятся, вокруг беззаботность и праздник. Выходной.

Как разительно отличался этот же выходной утром.

Сонные лавочники нехотя открывали двери и меняли облезлые таблички, чьей потрёпанности не видно в вечернем освещении. Они давно поняли, что если в такую рань и зайдёт к ним посетитель, то лишь один и вряд ли закажет что-то «по-крупному». То и дело торговцы зевали и лениво поглядывали на редких гостей. Возможно, если бы они не знали, что вечером будет нажива побольше, то старались бы привлечь к себе внимание и тех двоих девушек, пришедших, как по расписанию, ранним утром. Но булочница и трактирщица слишком долго работали в Хогсмиде, чтобы не знать здешней системы, потому и не зазывали.

Здесь к 9:30 стояла тишина. Первое время молчала и Гермиона. Она встретилась с анонимом у порога магазинчика «Писсаро». Ни удивления, ни гнева никто не смог бы узреть на её спокойном лице. Её голову жгла лишь одна мысль. Просчёт. Осознание своей беспечности и глупости.

Ошибка в оценке противника порой бьёт сильнее круцио. Она вирусом проникает в раздумья, суёт навязчиво гипотетические «если бы да кабы» и по самым наивным соображением заставляет ворошить прошлое. Гермиона догадывалась, кто был анонимом, и до последнего отрицала эту версию. Легче переносить шантаж от незнакомца. Тот и хуже знал её, и рассчитывал на деньги – не самое ценное для такого типа людей, как Гермиона Грейнджер.

Гермиона глубоко вдыхала и выдыхала, но это не означало, что дыхание давалось ей легко. Аноним плёл игру куда лукавее, чем могло показаться. Он знал, что на них никто не обратит внимания. Магазинчик «Писсаро» утром пустовал. Некогда в нём продавали исключительно перья. Не так давно здесь взялись за продажу книг и выстроили длинные ряды шкафов.

Когда Гермиона открыла дверь, зазвенел колокольчик, торговец даже не обратил на неё внимание. Он дремал, полагаясь на охранные чары. Девушки петляли меж книжных рядов, пока не остановились у символичной полки, посвящённой театру.

Если ярость устраивала штормы в душах, то презрение охватывало рябящие волны льдом. Гермиона пообещала, что ни один её нерв не падёт к ногам жалкого анонима и не доставит ему удовольствие. Вместо того, чтобы подыгрывать своему врагу, она не отрывала от Джиневры спокойного взгляда и этим показывала безразличие. Низость Уизли не удивила её, но и не тронула. Думалось, лишь нагоняла циничную усталость от предсказуемости жизни. Если бы анонимом оказался очаровательный хитрюга Шарль или недовольная соперница Клэр, игра бы засияла новыми красками, а так…

В мелких глазах Джиневры горел злорадный огонёк. Конопушки почти сливались в жирное пятно от кривой усмешки. Гермионе сразу стали заметны асимметрия рыжих бровей, приторная фальшивая мушка под мелким носом, жёлтые зубы. Сейчас в низменной победе Уизли потеряла красоту и обнажила душу.

– Итак, итак, итак… – промурлыкала Джиневра и похлопала по пакету, – мисс Грейнджер, всё успевающая и вездесущая, уделила время мне, старой подруге? Тебе взять Станиславского? Или Чехова? Ммм?

Она встала на цыпочки и схватила фолиант с верхней полки, который тотчас же швырнула Гермионе, стоило той сказать:

– К делу, Джиневра. Чего тебе?

Уизли закатила глаза и тихо протянула:

– Лев встречается со львицей, а коза с козлом. Будем откровенны, Грейнджер: ты косишь под белую овечку, что глупо, и пытаешься казаться старательной отличницей, но это не так. Далеко не так. Волки таких едят, а Снейп с тобой воркует. Улавливаешь мозгами аналогию?

Гермиона сохранила спокойствие, хоть сердечная боль затеснила грудь.

– Джиневра, не могу понять, для чего ты это делаешь? Откуда такое внимание к профессору Снейпу?

– Не отрицаешь…– прошептала Уизли и злорадно заулыбалась, – не отрицаешь! Это уже хорошо. Мы сможем договориться…

– Ты и вовсе не ответила. Тоже не отрицаешь? – Гермиона приподняла бровь, на что Джиневра разразилась наигранным хохотом, от которого задребезжали стёкла старой витрины. Продавец недовольно хрюкнул, но сон его продолжался. Это означало одно: Уизли неправильно поставила блок. Признаться, она никогда не владела этими чарами, но понимала, как никто, что нельзя подавать вида всезнайке. Каждый её резкий жест, нервное хлопанье ресниц говорили об этом. Разве что Крэб и Гойл не заметили бы ошибку. Она обладала хитростью и могла просчитать многие ходы вперёд, но пробелы в знаниях магии приносили ей немало проблем.

Наблюдая за неудачами начинающей шантажистки, Гермиона со спокойствием ожидала ответа, и это развязало рот рассерженной Джиневре. Она не сдержалась и с презрением бросила:

– Отрицаю! Сальноволосый, мерзкий, грубый и лишённый всякого чувства Снейп не заслуживает и грамма чьей бы то ни было любви. Грейнджер, ты дура конченная, раз считаешь, что у него к тебе есть что-то кроме похоти. Или ты думаешь, что вы равны и ты ему интересна не как кусок мяса? Да, ты одной породы с ним. Две животные твари, не люди. Он тебя вытрахает и кинет.

С каждым словом Гермиона сильнее ощущала, как внутри вскипает неведомая мощь. Хотелось заткнуть кокетливый голосок, проклясть его хозяйку и воткнуть в горло палочку, лишь бы заставить замолчать поганый рот. Настоящий Северус Снейп не такой! Пускай он знает о её чувствах и продолжает, будто издеваясь, прекрасно играть свою роль возлюбленного на сцене, но душа у него светлая и добрая! Её подозрения об опытах абсолютно не доказаны и по большей мере нагнаны стрессом. Северус Снейп не виноват, что она влюбилась в него.

На этой мысли всё тело сковала мерзлота.

– Что ты хочешь, Джиневра? – спросила Гермиона тем же спокойным голосом, но уже со стеклянными глазами, вид которых мог доставить удовольствие всякому, кто давно точил зуб на Грейнджер.

– Я? Совсем немного, ты же знаешь, что я девушка скромная, мне много и не унести, – приторно протянул писклявый голос. Джиневра хмыкнула.

– Что?

– Малюсенькую, – она показала аккуратными пальчиками размер не больше горошины и промурлыкала игриво, – сделку. Видишь ли, в этом пакетике несколько интересных вещиц. Я подумала, – она с важным видом поправила прическу и продолжила, – раз ты отняла мечту, почему этого не могу сделать я? Око за око, как говорится. Здесь немного: письмо да фотографии, которые я непременно направлю во все магические академии с приложениями и доказательствами. Представляешь, тогда все узнают, что ты спишь с преподавателями со школьной скамьи и не только ради оценок, но и ролей. Вот умора будет!

Гермиона сардонически рассмеялась.

– Да неужели? Тебе никто не поверит, Джиневра. И на то две причины: это неправда, раз; все твои основания – часть пиара, два.

– Как недальновидно ты смотришь, Грейнджер, – цокнула рыжая. – Тебя не будут спрашивать, как это делал Рон и Гарри. Именно мне первоначально они поверили. Более того, ваш пиар – прикрытие скандала. Вы давно водили шашни, а так и популярность школе, и ты на сцене. Или думаешь, что все здесь дураки? Академии не проведёшь. Уж поверь мне, они будут в курсе. К тому же я знаю тебя слишком хорошо, считай с детства. Ты влюблена, у тебя глаз горит. И знаешь, после выпускного всякое может быть… Ты же явно хочешь, чтобы он тебя не просто трахал, так? Если вдруг вы сойдётесь, это лишь подтвердит все мои доводы, письма. Какая магическая академия захочет принять тебя? То, что ты скандально известная, перекрывает репутацию подруги избранного. Ты скатишься в глазах общественности.

Впрочем, Гермиона, давай по чесноку? Ты оскорбила меня, я оскорбила тебя, ты забрала мою мечту, я отниму твою. Ты отвела от меня Гарри, я отведу Снейпа от тебя, если ты, конечно, не согласишься на сделку. Так зачем тебе такие неприятности? Пока у тебя есть возможность на счастье…

Даже зная правду, обещая себе не поддаваться на уколы Уизли, Гермиона вздрогнула от резкого вопроса в голове. Что будет после выпускного? Действительно, слухи либо подтвердятся, либо растают облачком пара в зимнем небе. И если первое было плодом влюблённой фантазии, то второе совсем походило на правду. Она поступит в академию и с головой погрязнет в учёбе, в мечте своей юности. В прошлой мечте.

С тем взглядом умиления, каким смотрят на котят, Джиневра любовалась трещинами боли, которые ползли в стеклянных глазах Грейнджер. Та ломалась. Ломались и её тайные мечты. Она связана. «Наконец-то, эта тварь поймана! – ликовала в мыслях рыжая. – Теперь она будет ступать только так, как я прикажу. Руководство над самой Грейнджер в моих руках!»

– Условие, – вымолвила Гермиона и показала сильную улыбку – жалкое зрелище среди падальщиков, но достойное уважения среди львов.

– Два зелья Невидимости. Заикнёшься Снейпу, и сова полетит в сторону академий. К тому же, как я поняла, ты и Снейп возитесь с какой-то игрушкой…

– Это сложные зелья, Джиневра.

– Ты должна их сварить лично. Ты в этом деле лучше, чем на сцене. Так вот, та игрушка – стёклышки. Как я поняла, Снейп не знает, что они работают. Поэтому он подписал ту странную книгу строчками шекспировской сонеты. Ты…

– Что?!

Джиневра закатила глаза и с самодовольным видом протянула фотографии из пакета. Одна из них изображала исписанный форзац книги, подаренной Снейпом. Гермиона узнала размашистый острый почерк.

«Уж если нет на свете новизны,

А есть лишь повторение былого,

И понапрасну мы страдать должны

Давно рождённое рождая снова, —

Пусть наша память, пробежавши вспять

Пятьсот кругов, что солнце очертило,

Сумеет в древней книге отыскать*…предположение, которое весь смысл заключило…

С Рождеством, мисс Грейнджер».

Гермиона сглотнула. Теперь понятно, почему профессор расспрашивал о книге в тот вечер после каникул. Внезапно сердцу сделалось тесней в груди, когда в голове мелькнул обжигающий низкий шёпот:

«Как тот актёр, который, оробев,

Теряет нить давно знакомой роли, Мисс Грейнджер?» – вспомнилось ей, а в сознании всплыло продолжение сонета:

«…Как тот безумец, что, впадая в гнев,

В избытке сил теряет силу воли, —

Так я молчу, не зная, что сказать,

Не оттого, что сердце охладело.

Нет, на мои уста кладёт печать

Моя любовь, которой нет предела.

Так пусть же книга говорит с тобой.

Пускай она, безмолвный мой ходатай,

Идёт к тебе с признаньем и мольбой

И справедливой требует расплаты.

Прочтёшь ли ты слова любви немой?

Услышишь ли глазами голос мой?»

Отказываясь верить в надуманное совпадение, Гермиона тряхнула головой. Так не могло быть. Это никак не походило на признание! Это не признание!

– Не строй дуру! – вырвала из опьяняющих мыслей Джиневра. – Раз он подарил тебе книгу, а ты тайком глазеешь в свои стёклышки, значит, ты что-то скрываешь от него! Так вот, откажешься выполнять условия сделки, и он всё узнает… Не от меня, конечно, но, Грейнджер, у тебя полно врагов в школе.

– Мне нужно время подумать, – прошептала Гермиона. Пристальный взгляд Джиневры заставил собраться с мыслями. Если Снейп и написал так, то исключительно чтобы намекнуть на книгу. Понять, что тайный подарок от него. О любви не шло и речи. А если так, то ему нужен артефакт…

– Ага, а мои зелья когда варить? Грейнджер, я милосердна и даю тебе выбор: либо да, либо нет.

Наступила пауза. Гермиона молчала. Внутри всё подсказывало, что Джиневра так просто не отстанет. Она пойдёт до конца, и этот последний семестр всё равно окажется во вражде. Навык Невидимости ей явно необходим для новой проделки. Варить ей зелье – всё равно что рыть себе могилу. Но на кону стояло слишком много.

Козырь Джиневры – фотографии. Снейп действительно хорошо играл свою роль, а она млела, что чётко запечатлели колдографии. Подаренная книга с подписью подводила чёрту. Это был личный подарок, не предназначенный пиару, и он ломал систему фальши. Оправдание с рунами не примут. Не поверят. Осудят.

Гермиона посмотрела на пакет как на воплощение всех своих страданий, затем на лживую, продажную Джиневру. Зачем той зелья? Она лишилась мантии-невидимки, и теперь твёрдо нуждалась в инкогнито. За разрыв с Гарри она сердита, поэтому можно предположить, что не для свиданий нужны ей зелья. Скорее всего, дело, действительно, крылось в подставе. Возможно, Джинни вновь играла в воровство. Но зачем такая сложная схема?

Гермиона не знала, но понимала: следует ожидать пакостей.

– Хорошо. Я соглашусь на твою сделку и выполню её, но при условии, что мы дадим друг другу непреложный обет. Я варю зелья, а ты обещаешь никогда не отправлять письма про меня, клеветать на меня, подставлять меня и враждовать со мной. Как только обет свершится, мы будем вести себя как малознакомые одногруппницы, будто ничего не произошло и не происходит, Джиневра.

Рыжая состроила гримасу и задумчиво накрутила локон на палец.

– Какая же ты эгоцентричная, Грейнджер. Мне не нужна ты. Ты почти расплатилась. Давай сюда руку…

На этих словах они скрепили магией руки, и Уизли заулыбалась, поглядывая с гнильцой на Гермиону, словно даже клятва не удержала бы её. Выйти им не позволил неожиданный посетитель. Колокольчик у входной двери мелодично задребезжал, раздались изящные тяжёлые шаги.

– Мистер Роббинс, проснитесь, миленький. Мне нужно купить у вас ещё несколько маггловских книжек, – протянул мелодичный голос Квентина Шарля. Джиневра изменилась в лице и одёрнула ладошку, начинающую потеть от испуга.

Шарль вновь чуть не запел:

– Мисте-е-ер Ро-о-обинс, подъём!

Пронёсся скрежет ножек стула о холодный каменный пол, продавец подскочил и запыхтел:

– Ох, это вы, господин Шарль! Вам Станиславского принести или что-то другое?

– Нет, мистер Роббинс, будьте добры что-нибудь новенькое про маггловский пиар.

– Сейчас поищу… А вы уже читали свежий выпуск «Пророка»? – голос старичка удалялся на склад. – Вам должно быть интересно. Вы любите такие жуткие вещи, мистер Шарль. Ещё одного аристократического рода больше нет. Сегодня ночью Нарцисса Малфой наглоталась чего-то, и не откачали.

– Как не откачали?! – воскликнул Шарль и схватил газету. Послышалось невнятное бормотание старика, означавшее, что он ушёл далеко в глубины склада.

Молчание не умертвило атмосферу. Магазинчик жил в возне мистера Роббинса, в шелесте газеты Шарля, в часах, в дыхании. От этих звуков Гермиону потряхивало. Смерть вновь мелькнула мимо и забрала знакомого ей человека. Было страшно осознавать, что женщина, которую она видела ещё вчера, мертва. Она совершила суицид. Не вынесла. Не из-за того ли, что Снейп предложил ей начать новую жизнь? Или, может быть, свидание?

Гермиона сглотнула. Профессор спровоцировал самоубийство миссис Малфой. Его предложение довело депрессию вдовы и матери, потерявшей ребёнка, до крайности. Так всё-таки свидание?!

Она устыдилась собственных мыслей и впала в глубокую задумчивость. Наигранный лепет Джинни и удивлённый голос Шарля слышались так, будто её затащили в озеро и вода залилась в уши. Небрежный поцелуй Джиневры прозвучал на щеке, оставив холодный липкий отпечаток. Она моментально попрощалась с пиарщиком и убежала на кассу. Изумлённый Мистер Роббинс, не ожидавший новых покупательниц, упаковал книгу, с которой совсем скоро рыжая исчезла за дверью.

На глаза будто бросили шипучку, и от раздражения хотелось поскорее окунуть голову в бочку с ледяной водой. Но Гермиона не двигалась и даже не моргала.

– Мисс Грейнджер, всё хорошо? – тревожный Шарль надул комично губы, но посмотрел в глаза уже без шутовства. – Милая, рассказывайте, что случилось? Поверьте, мне можно доверять, вы, считай, моя подопечная. Что у вас с глазками? Почему пускаем слёзки, а?

– Ни-че-го…– прошептала она.

– Вас кто-то обидел? Так, идёмте скорее! Я знаю одну чудесную кофейню, где делают удивительный кофе и пекут такие миндальные печенья, что вам и не снились! – ласково проговорил вернувшийся Мистер Поддержка. Доверяя мужчине с самой первой их встречи, Гермиона даже не подозревала, что она была ключевым звеном игры этого милого, на первый взгляд, человека. Она согласилась.

Комментарий к Сплошные поражения

Котятки, я вас очень люблю! Но я приболела, поэтому сегодня без заигрываний *грустно улыбается и держится за батарею, чтобы не отрекошетить от собственного кашля*. Скоро вернусь к вам, целую!)))

Пс, еще выяснила совсем недавненько, что примерно семь глав еще (но это не тоочно)))

* есесена мой любимый Шекспир, последнюю строчку которого Снейп малость подделал по смыслу. Да простит меня Уильям вместе с Хатшепсут и Сенмутом за все мои прегрешения! Мур-мур!

========== Когда из-под ног уходит пол ==========

Квентин Шарль, обладающий харизмой и развитыми навыками психолога, умел манипулировать людьми, а следовательно, убеждать и расспрашивать. Легилименция для него всегда оставалась признаком слабости, не говоря уже о безвкусной сыворотке правды и прочих гадких зельях. «Искусство, – изрекал он, – не магия, а вот магия – часть искусства. Малая. Всё остальное приходится на знания, интеллект и мастерство, а также на душевные качества, которые, к слову, тоже необходимо уметь развивать. Без этого трудового коктейля ни одно заклинание не поможет.»

Потому-то он уважал магглов. Их находчивость творила волшебство с помощью физики и электричества – ума и чувств.

Всякий раз восхищаясь, он задавал один и тот же вопрос: какой зверь мог бы получиться в результате слияния маггловских навыков и магических способностей? Шарль не знал, но любой, знакомый с ним, владел ответом. Враги такого монстра точно бы разбегались по норам, а друзья и родственники увеличивались со скоростью дрожжей. За счёт маггловской проницательности и сообразительности зверь достигал бы высот во всяком деле, за которое бы брался, и магические способности только усиливали бы потенциал этого прирождённого лидера.

Иногда природа совершает ошибку, в результате которой на свет появляется мутант. Порой это животное выживает, и тогда учёные, будь то вынужденно или изумлённо, признают новый вид, эволюцию и генетическое могущество. Имя тому зверю ныне – полукровка. Квентин Шарль на своём примере показывал силу смешения крови. Играл роли он так же превосходно, как брал след врагов и вникал в суть проблем. И там, и там он мог бы обучать учёных. И там, и там от целей он не отступал.

Едва ли об этом догадывалась Гермиона. Она была в том самом возрасте, когда нежные лепестки невинности ещё не опали, а почки женской мудрости уже набухали. Обладая настолько же доверчивой душой, насколько и превосходным интеллектом, она и не подозревала, что с недавних времён сделалась игрушкой в руках пиарщика. В Квентине она видела воплощение поддержки и доброты – что, собственно, не было ложно ни на галлеон – а фактов, свидетельствующих об обратном, она и не находила.

Они уселись в уютном кафетерии на окраине Хогсмида. Залы пустовали, но добрая пожилая хозяйка с удовольствием готовила кофе гостям, что было видно по улыбке и теплу в её больших, окружённых морщинками глазах, по мягким движениям и лёгкой походке. Гермионе даже захотелось прижаться к ней, вернуться в детство и с искренностью раскрыть не только объятия, но и скулящую душу.

Ей не хватало родительской поддержки. Ей не хватало надёжности.

Губы мистера Шарля таили грустную улыбку. Он внимательно наблюдал за ней, подперев подбородок рукой, а проницательные серые глаза его скрывали мысли и системы планов. Нет ничего страшнее таких людей, как Шарль, которые видят всех, и которых не видит никто.

Гермиона доверяла Мистеру Поддержке.

– Мисс Грейнджер, милая, что же вы не едите десерт? Не любите? У здешней хозяйки великолепные булочки со сливками. Попробуйте!

– Нет, нет…

– Попробуйте, умоляю же! Эта мягкость тает во рту, а бисквит, м-м-м! А знаете, почему так вкусно?

Гермиона зажмурилась и мотнула головой. Смерть миссис Малфой тяжёлым валуном свалилась на плечики её души. Не то, чтобы слова, а каждый вдох давался ей с трудом.

– Почему, сэр? – тихий голосок дрожал.

– Потому что они находятся в балансе, мисс Грейнджер. Равновесие. Золотая середина! Подумайте сами, разве была бы пустая булочка столь вкусной? А нежные и мягкие сливки? А вы пробовали пресный хлеб? А холодный жирный крем и только? А вкусно ли? Нет. В этом мире быть одному равно почти что неполноценности, мисс. То же самое переносится и на людей. Конечно, одиночество не умаляет достоинств человека, но мир перед человеком оно суживает в разы. Это монстр, мисс Грейнджер, – понизил голос мистер Шарль и с тревогой заглянул в измученные глаза Гермионы. – Вам нужен настоящий друг. Мне можно рассказать, ведь вам необходима сухая булочка, не так ли?

Первым делом жалость встала комом в горле за миссис Малфой, затем – за одинокую себя. Шарль прав: она мягкая, наполненная эмоциями и переживаниями, как калориями сливки. Без разговоров, без друзей она пропадёт и окончательно сломается. Сначала пожелтеет и осядет, как заветренный крем, затем покроется плесенью и уже тогда, когда её соберутся соскребсти с грязной тарелки, засохнет.

Она молчала вслух, а в мыслях кричала о Снейпе, о его предложении миссис Малфой, о его странной заботе и о нежном, чувственном поцелуе, о жутких смертях, о немых витражах, о поганой Джиневре и о мёртвых родителях. Ей хотелось повстречать профессора и тотчас же попасть то ли по случайности, то ли по его воле в объятия и разрыдаться, но она понимала как никогда, что между ними лежит жалость к её чувствам и симпатия к Нарциссе. Если он и обнимет её, то из добрых побуждений и только. Неромантических порывов.

Он никогда не увидит в ней женщину. А она ни в жизнь не догонит его.

– Мисс Грейнджер, – Шарль вытянул губки трубочкой, – но-но, не молчите, прошу вас! Я знаю, в чём дело точно так же, как и то, что ни одни кулисы не обходятся без интриг, а старые замки – без скелетов в шкафу. Расскажите, пожалуйста, и о первом, и о втором. Я если не помогу, то хотя бы выслушаю.

Гермиона замотала головой.

– Прошу, вам же больно. Смотрите, уже и стакан воды принесли. Выпейте…

После прохладных глотков лучше не стало, но все же тихие слова боли вырвались из груди, облегчая страдания:

– К сожалению, уже поздно что-либо предпринимать… Всё, чего можно было бояться, произошло, и всё это безвозвратно…

– Я искренне надеюсь, что всё ещё можно исправить…

– Увы.

– Речь идёт не о миссис Малфой, мисс Грейнджер, – это пояснение не просто шокировало Гермиону, но и заставило поднять на Шарля изумлённый взгляд. – Я часто общаюсь с людьми и всё-таки я актёр не первое десятилетие, а потому знаю, что это лишь часть вашей боли. Но что с остальной? Помогите мне разобраться…

– Я не понимаю, сэр…

– У вас многое накопилось. Скажите мне. Доверьтесь… Давайте начнём издалека, если вам тяжело. Вы знаток домовых эльфов. Как считаете, почему они так странно ведут себя? – спросил немного нетерпеливо Шарль.

Поскольку об окровавленном Тинки она не посмела бы признаться и родной матери, Гермиона стушевалась, переключилась на домовиков и, наконец, нахмурилась. То, каким тоном прозвучали следующие слова, было не что иное, как возмущение:

– А что с ними не так?

– Агрессия, мисс Грейнджер. К тому же вновь пропадают вещи – уже вся школа вибрирует от сплетен. Я не хочу, чтобы клеветали опять на вас. Неужели не понимаете, что вновь готовится западня? Но только в этот раз, полагаю, чудят эльфы, вам так не кажется?

– Не кажется.

Шарль сузил глаза.

– Эльф профессора Снейпа может подставить вас, мисс Грейнджер.

– Только не эльфы, мистер Шарль! Тинки очень хороший, он бы – никогда! – Гермиона изменилась в лице: взгляд прояснился, а краснота стала спадать.

– Вы слишком хорошего мнения об этих существах, мисс…

– Нисколько «не слишком»!

Шарль продолжал, будто не слышал:

– Эта предвзятость заведёт в беду не только вас, но и профессора. На отработках вы явно видели странности.

– Отнюдь нет!

– Тогда что вы видели?

Гермина раскрыла рот, вглядываясь в строгое лицо Шарля. Очарование рассеялось, а на его место пришла суровость. Он знал то, о чём она желала бы смолчать.

– Ничего особенного, – после долгой паузы сказала с плохо скрываемой осторожностью Гермиона. – Мы с профессором Снейпом репетировали. Затеяли игру в «Привыкайте» и прочие глупости, чтобы не зажиматься на сцене, но я не заметила никаких странностей в поведении домашних эльфов. А поверьте, об эльфах…

– Вы любите домовиков, мисс Грейнджер, мы уже это выяснили, и глупо об этом спорить, – пробубнил с досадой Шарль. – В особенности симпатичен вам Тинки, не так ли? И вы защищаете его, хоть и знаете, что с ним происходит что-то не то.

– Нет!

Шарль продолжал:

– Более того, вас, как и меня, опечалило известие о смерти миссис Малфой, а меж тем именно Тинки тесно общался с этим семейством. Возможно, нам следует обратиться в аврорат, так как я подозреваю, что скоро будет новая жертва, мисс, и эта жертва – профессор Снейп.

Гермиона резко вскочила и замотала головой.

– Ваша теория нелогична! Что это, вообще, такое – обвинять, так называемых всеми, «домовых рабов»? А профессора Снейпа? Неужели вы думаете, что «хозяин» не усмирит «прислугу»? – выплюнула Гермиона с горечью и замотала головой, как всю её пронзило напряжение. Она замерла. То, что вспомнилось, повергло в шок. За какую-то долю секунды её посетило тусклое воспоминание про выручай-комнату и успех с витражами, и этого хватило, чтобы узреть связь. Как она могла забыть маленький шар желания, повисшего над макушкой Шарля?

Расспрашивал Мистер Поддержка не из праздного беспокойства. Он шёл на запах жертвы, а вернее, подозреваемого. На Снейпа и его эльфов! И он же искал угол, в который можно было бы загнать профессора. Шарль – аврор!

Ощущая себя использованной и не желая продолжать дальнейшее общение, она извинилась и поспешила вернуться в замок.

Когда портреты Хогвартса провожали старосту Гриффиндора взглядом, они заметили недовольство на её лице. И действительно, вместо того, чтобы сокрушаться рыданиями и отчаиваться, Гермиона сердилась на Шарля. Он лгал! Явно лгал, пытаясь надавить на её чувства! Поэтому он настоял, чтобы роль Клеопатры отдали ей, девушке, у которой на лбу было написано влюбиться в партнёра по сцене!

Её взял гнев. Мистер Поддержка лишь наигранный образ, лик, созданный для доверия и лучшего доступа к информатору!

Разочарование душило, а это не могло не злить Гермиону. С яростью она распахнула дверь своей комнаты, плюхнулась на кровать и раскрыла шкатулку. Сейчас её мыслям необходимо успокоиться и отвлечься.

За добрый час лучики зимнего солнца успели заглянуть в окно и упасть на ладошку, согреть, однако, которую им так и не удалось. Они переместились чуть дальше и утонули в разноцветном стекле витражей, засиявших, будто крылышки нимф. Гермиона приблизила лицо к надписи с руной. От контраста холодной кожи и дыхания тонкое стекло запотело. В медленно появляющемся окошке что-то загорелось. Белый свет вспыхнул звездой. Замерцал.

Сначала она испугалась, резко подскочила и прилипла лопатками к стене. Витраж, обрамленный сияющей магией, переливался. Это означало, что ещё одна разгадка найдена! Права была мерзлячка-Трелони, когда тёрла ладони и дышала на них! Недолго думая, Гермиона поднесла светящееся стёклышко к глазу и с возбуждением ученого осмотрела комнату. Увиденное заставило её вздрогнуть. Но даже тогда она не подозревала, что ожидало её впереди.

Сначала комната ничем не отличалась, разве что освещение казалось светлее обычного. От окна по стене и до книжных полок – ничего. Пока сердце тошно замирало, она внимательно рассмотрела обшарпанный письменный стол, сияющую в дневном свете чернильницу и заточенное перо. Ничто не выделялось, пока Гермиона не повернулась к громоздкому, старому шкафу.

В тёмной части комнаты, туда, куда лучики света не пробирались, в тени шкафа, в углу, стояло самое пугающее видение. Ладони девушки вспотели. Если бы призраки могли умирать, то Гермиона увидела не что иное, как труп Миртл. Какая смерть должна настигнуть призрака, чтобы совершить такое? Приведение было в полный рост и пустым взглядом смотрело прямо. Оно не двигалось, не плакало, как обычно, и не капризничало пискляво. Вся эмоциональность, и с позволения будет сказано, жизнь насильно оставили Миртл, как если бы её предали поцелую призрачного Дементора. Гермионе стало не по себе от плохого предчувствия. Почему руна показывала именно это?

Только приглядевшись, можно было понять, что изображение двумерно. Оно больше напоминало чёрно-белую фигуру, вырезанную из огромной магглловской фотографии. Миртл, верно, что-то символизировала, и это что-то притаилось в шкафу.

Едва ли у самой смелой девушки не вырвется вскрик в такой обстановке. Гермиона молчала. Она поддавалась инстинкту самосохранения и в тишине принимала решения. У шкафа сделалось страшно. В ярком свете Люмоса тот выглядел мрачнее и зловещее обычного. Миртл стояла рядом с ним, а её неподвижное лицо больше походило на кукольное, чем на призрачное с фотографии. От неё веяло холодом или так казалось – Гермиона не знала. В тревоге каждое ощущение точило иглу страха, которая пронзала гриффиндорский характер.