Текст книги "Последний спектакль (СИ)"

Автор книги: Безупречное алое цветение

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

Именно после чувства дикой ревности, после святочного бала, Джиневра возомнила стать восхитительной актрисой, чтобы не теряться в разговоре с Поттером, уметь играть всё от кокетства до нежных слез и одновременно быть собой рядом с ним.

Тогда-то её и затянуло в актёрство. На какое-то время она забыла, что идёт война, что есть Волдеморт, а их будущее не определено. Она жила в искусстве. Они победили в войне, Джинни, как и многие бесславные, помогала! Так в газетах писали только о золотом трио! Несправедливость сочилась со всех сторон, но и на это можно было закрыть глаза, ведь она брала другим!

Какая же радость постигла её, когда Гарри опомнился после войны и впервые улыбнулся, предложил руку на лестнице, стал давать мантию-невидимку. Поначалу она не нуждалась в ней, мантия была символом уникальности, избранности. Джиневра владела тем, чем не обладала ни одна девушка в Хогвартсе. Даже сама Гермиона Грейнджер осталась с носом!

Но вскоре мантия потребовалась. В Хогвартсе прогремела весть: ставят спектакль! Это шанс Джиневры за долгие годы засады показать себя! Стать лучшей! Как пленник пустыни, она упивалась будущим успехом. Как и требовалось ожидать, роль Клеопатры досталась ей! Слава её! Гарри почти у ног! И что в итоге?

Она играет прислугу, одинока и неизвестна. И всё это, всё то, что по праву принадлежало ей, Джиневре, теперь у Грейнджер! У этой продажной, алчной потаскушки, которую она терпеть не могла. Которая забирала совершенно всё: и солнце, и небо, и одинокое проживание, и льготы старосты, и всеобщее внимание, и будущие лавры!

Только Джиневра умудрилась отомстить за свою несчастную жизнь, обличить продажную душонку Грейнджер, как на защиту мерзавки встали и Шарль, и Макгонагалл, и Трелонни!

Её глаза горели ненавистью. Зависть резала душу, вспенивала кровь, мучила гордость бедняги. Чем она хуже? Почему она всегда подставляет щеку на радость этой меркантильной твари? Хоть раз она ответит ударом, не смолчит, и Гермиона Грейнджер опозорится!

Пара капель яда, флакончик которого купила Джиневра, не убьёт. Они лишь сведут челюсть, сделают речь «талантливой» актрисы кривой на потеху всем. Спектакль будет сорван, ну и к чёрту, ведь виновата будет лучшая из лучших!

Потому Джиневра дожидалась спектакля, ежедневно обдумывала план. Действительно, от пары капель никаких последствий. Пара капель выводится из крови за час. Пока кто схватится, а Грейнджер пожалуется своему Снейпу и они просканируют её тощее тельце, бокал промоют, и никаких следов не останется.

И вот наступило долгожданное утро, день, когда волнение бушующим морем топило студентов, вселяя сопернический дух, когда трепетали даже те, кто и не собирался принимать участия в фестивале, когда сами преподаватели пришли поболеть за родную школу. Состоялось торжественное открытие сцены в Выручай-комнате. Директор Макгонагалл с гордостью читала речь. Аплодисменты летали большими птичьими стаями по залу. Актёры первого акта кружились в общей гримёрке, Гарри айкал от булавок, которые никак не могли зацепить волну ткани так, как того подобало Цезарю. Трелонни надела линзы и моргала, совмещая с мимической актёрской гимнастикой. Лаванда капризничала, а вокруг неё толпились опахальщики Клеопатры. Все мечутся, торопятся, бегут.

Пока в одном зале топтались все, в другом, где находился реквизит, стояли два бокала. В них таилось всё и одновременно ничего. В обычном вишнёвом соке заключался успех Хогвартса, игра Гермионы и все их труды. Джиневра, выпив зелья-невидимости, проскользнула в комнатушку. Босой поступью, на цыпочках, она прокралась к подносу, откупорила флакончик и поднесла к бокалу Клеопатры, к её излюбленному, по легенде, стеклянному кубку.

Невидимая чуть ли не хохотала со злобы. Её рука не дрожала, чувство власти затягивало с головой. От одной неё зависел рейтинг Хогвартса, маленьким действием она могла испортить всё, отомстить за долгие годы мученичества и несправедливости! Хогвартс – оплот, прикрывающий бездарность и покрывающий разврат. И остановит беспредел – она! Настоящая героиня, под стать Гарри Поттеру! Джинерва Молли Уизли!

Она услышала шаги и улыбнулась. Никто не увидит!

Рука покачнулась, капля скользнула в сок, и в эту же секунду весь флакончик нырнул в бокал. Вишнёвый цвет потемнел до бордо.

Джиневра побледнела, а вместе с тем и её рука, которая молниеносно проявилась вместе со всем остальным телом, а ведь не прошло и пяти минут!

Охватившая паника затрясла руки Уизли. Она чуть не опрокинула стеклянный бокал, как можно скорее вытащила флакончик и упрятала под мантию. Не зная, куда себя деть, Джиневра помчалась в туалет и на пути к нему влетела в какого-то высокого доходягу.

Шарль подхватил её, игриво смахнул пылинки с плеч и пошёл дальше.

– Мисс Уизли, сломаете ногу, у вас большое будущее! В зале какой-то шишка-критик!

Она мертвецки побледнела и заперлась в туалете.

Сам же Мистер Шарль дождался Макгонагалл и пригласил в её же собственный кабинет.

***

Спрятавшись под длинную чёрную мантию, Гермиона схватила сверкающий урей с пустующими рамочками для витражей и стремглав помчалась к директрисе. У Макгонагалл сегодняшний день выдался отвратительным: они не успевали, случилась беда с костюмами, кто-то и вовсе не отгладил их. Минерва была близка к разъярённому шипению. По злорадной улыбке госпожи Клэр было понятно, что зал ощущал весь закулисный переполох. Поэтому не было ничего удивительного в том, что корона Клеопатры так и не получила заветные витражи.

У них было тридцать минут до начала спектакля, хотя выступления шли вовсю! Луна представляла членов жюри, президенты школ рассказывали визитку – знакомились. В зале витало предвкушение. Никто не нуждался в условной части фестиваля, все ожидали Снейпа и Грейнджер. Как и предсказал Шарль, выставка фотографий с бала вызвала разочарование, зрители чуть ли не плевались и с кривоватыми усмешками поглядывали на обманщицу-Скиттер.

От всего этого у Гермионы не проходил мандраж. В ногах властвовала слабость, в животе – испуг, сердце стучало чуть ли не в ушах, и слегка подташнивало. Сегодня был день Хогвартса. Сегодня их спектакль.

Гермиона бежала по лестницам, шлёпая кожаными сандалиями, будто крылышками, и шурша платьем. Мимо проносились коридоры и двери, в некоторых местах – упёртые наклейки Мадам Трелони.

У самого кабинета Гермиона затормозила, чтобы отдышаться, но в дверь постучаться так и не смогла. Как и в начале года она невольно уловила разговор. Но теперь с Макгонагалл о той же тайне вёл беседу не Снейп.

– Ордер уже в пути, профессор Макгонагалл. Всё, что мне нужно, ваша печать. Позвольте мне во время спектакля обыскать его покои, будет меньше слухов…

– Нет, мистер Шарль. Пока ордера нет.

– Директор, ну мы же оба не хотим срыва спектакля, разве я неправ? Какой рейтинг будет у Хогвартса, когда все узнают, что окрещённый дурною славой профессор ещё и преступник? Я действую в ваших же интересах, мэм.

– Вы ошибаетесь, мистер Шарль. И следуя пиару, ваш промах даст нам всем рейтинг повыше…

– Но-но-но-но-но, мадам. Я за двадцать лет ошибался только на заре своей карьеры! Ныне я вижу насквозь всех и даже вас. Впрочем, мне плевать на вас и на то, что вы его сообщница. Я закрою глаза, это сантименты, вы почти что родственница ему, а потому вас не посадят.

– У вас нет оснований.

– Мм, скажу вам так. Я догадывался, что произойдут, как минимум, три убийства. Малфои – семейство хитрых лис, ускользающих почти отовсюду. Настоящие слизеринцы, не так ли? Даже студентам покажется странным, что все их смерти закономерны. Да, разные способы, да, следов нет, нет ни печати убийцы, ни манерности. Нет ничего связывающего. И знаете, эти проколы наводят на две мысли: убийцы нет, и убийца слишком умён, чтобы им казаться. Я совместил, и как вы думаете, скольких людей я нашёл по схожему описанию, связанных с фамилией Малфоев и Паркинсон, кто смог бы передать яд Люциусу, сжечь адским пламенем дом одного и поджечь маггловский дом другой? Кто во всём этом разбирается? Боюсь, что такой человек один. Я вышел на его след. С жадностью я проштудировал все книги по пиару, чтобы взяться за Хогвартс и поселиться в нём. Признаться, внутренняя жизнь за́мка меня удивляет, но даже в этой системе легко заметить связь вас и Снейпа. Более того, вызывает подозрения и нелюдимость подземелий, и то, что в них никого не заселяли из новых школ. Дело ведь не в слизеринцах, верно? Вам не нужны лишние свидетели, пока Северус Снейп проворачивает незаконные дела, так почему же сейчас вы желаете всё обнародовать?

– Потому что Северус Снейп невиновен.

– Хорошо. Постараюсь доубедить. Домовики – забавные ребята. Их преданность заслуживает медалей, и та кровь, что увидел мой эльф, когда дрался, была чем-то необычным, ведь ни профессор, ни Тинки не ранены. Однако мне вспомнилась одна штука: когда загорелся дом мистера Малфоя младшего, я совсем случайно, почти не выслеживая, был на соседней улице. Поджигателей было несколько, и одного из них я пробил насквозь, понимаете?

Но самое сладкое – это мисс Грейнджер. Пиар всё-таки хорошая вещь, он сослужил мне услугу. Я знаю: даже вам вдвоём не провернуть дело. Был и третий, помощник. Как только мисс Грейнджер пришла на кастинг, я увидел, как переменился профессор, увидел ту нить, связывающую этих двоих. Не отпирайтесь, она ему помогает, но, возможно, сама того не осознаёт. Я чую, вам всё это кажется недостоверным. Я поначалу сомневался, замешана ли она. Боггарт всё мне рассказал. Она боится Авады, он – того, что её посадят. Однако, понапрасну. Ей тоже ничего не сделает закон. Арестуют только Северуса Снейпа.

– Мистер Шарль, я не одобряю вашу гипотезу, а потому попрошу более не занимать моего времени.

– Минерва, поймите, я действую из лучших побуждений. Вам дорог рейтинг. У каждого свои ценности. Я за справедливость. Ведь согласитесь: нарушители должны караться по закону.

Макгонагалл медлила меньше секунды.

– Простите, но мне дорог Северус Снейп, а не рейтинг. Без ордера вы не посмеете взять подозреваемого, а я полагаю, ордера у вас и не будет. Мистер Шарль, мне известны законы, и обыск вы можете произвести только в трёх случаях: с разрешения самого Северуса, с ордера, и если подозреваемый не будет в сознании при случае быстротечных дел.

– Этот случай быстротечен, уж поверьте. Будут и новые жертвы.

– Но Северус Снейп не ранен, – проговорила она с презрением.

– К счастью, госпожа директор, но не говорите, что я не предупреждал вас про ордер. Он будет на неделе. И фестиваль будет сорван. Я знаю, что он укрывал Драко Малфоя и других.

Здесь, как видимо, произошла заминка. Глаза Гермионы широко распахнулись. Всё, что оставалось ей – жадно слушать дальше. Макгонагалл долго молчала, и ясно почему. Фестивалю грозил провал, Хогвартсу – позор. Для Макгонагалл это было важным. И важным даже не с точки зрения эгоизма. Хогвартс – школа волшебства. Во всём Европе не найти учреждения величественнее и могущественнее, чем это. Оно было бесплатным, общедоступным и многовековым. Упадок Хогвартса означал неуважение к прошлому и наплевательское отношение к будущему. Сколько студентов после этого станут обскурами? А сколько и вовсе сквибами?

Макгонагалл должна выбрать: Снейп с Малфоем или тысячи невинных детей.

– Мистер Шарль, возьмите руны для мисс Грейнджер, там элементарно, она справится и сама…

– А вы разве не пойдёте?

– Не пойду так же, как и вы, мистер Шарль, или вы идёте?

– Только с вами, директор. Пойдёмте вместе…

Он распахнул дверь, смотря прямиком на Гермиону Грейнджер, у которой всё перевернулось от неприязни, будто её органы запутались так же, как мысли, и сердце не выдерживало от этой внутренней давки.

– А вот и наша Клёпа. Возьмите, это ваш талисманчик, мисс Грейнджер. С ними всё пройдёт на «ура», милая!

Она и руки вроде протянула, и вроде бы взяла, да сквозь пальцы. Стёкла полетели на пол и раскололись на мелкие осколки. То был дурной знак.

Долю секунды никто из них не двигался: все смотрели на талисман. Не хватало лишь Трелони, чтобы прокомментировать произошедшее. Гермиона перевела рассеянный расфокусированный взгляд на свои пальчики, судорожно вдохнула и рванула назад. К Снейпу. В эту жуткую секунду стало плевать на всё: на спектакль, на слухи, на витражи. Северус Снейп невиновен!

Из зала в кулисы, от них она влетела в гримёрку, оттуда промчалась в маленькую комнатку – среди взволнованных ребят нигде не было его. Сердце колыхалось, будто погремушка в руках капризного ребёнка. Если сейчас он не встретится, то всё пропало! Она помчалась за другие кулисы и не затормозила, увидев его со сценарием в руках, хмурого и недовольного. Со всех ног девушка влетела в мужчину и отчаянной хваткой впилась в плечи.

– Шарль, он хочет арестовать вас, профессор! Скорее уходите, забирайте Тинки, сами-знаете-кого и уходите, ибо он блефует, он роет для вас, он всё связал и явно неправильно! Не смотрите так на меня, прошу вас, уходите! – зашептала она мольбу, но профессор Снейп смотрел на неё, пробегая глазами по личику, должно быть, как пробегаются взглядом по родственной душе, когда впервые встречают, а затем прошептал словно в насмешку:

– Вы перестали меня дичиться, мисс Грейнджер.

– О, да будет, профессор! Времени совсем немного!

Он усмехнулся и выпустил паникующую царицу из полуобъятий.

– Успокойтесь и готовьтесь выступать.

– Но, сэр!

– Гермиона, придите в себя. У нас игра, не срывайте её. Вы, кажется, понимаете меня с полуслова, – на этом он кивнул, лаская тёплым, но сдержанным взглядом совсем растерянную и почти возмущённую девушку, и направился к сцене.

Спектакль начался успешно. Даже Рон не забывал роли, и мистер Шарль, сидящий в зале рядом с Макгонагалл, одобрительно кивал. Джиневра лебезила перед Клеопатрой, как могла: она и преклонялась, и руки целовала, и улыбалась, но в роль так и не входила. Это Шарль заприметил тоже. Её некогда отличительная игра, игра подающей надежды актрисы, ныне заменилась невзрачными движениями и невыразительной, лихорадочной речью. Она нервничала, и это видел даже первокурсник. Она волновалась, жевала щёки и кусала губу. С ней случилось и то, над чем смеялась совсем недавно сама она, – её ручонки дрожали.

Мисс Уизли как подменили, однако поднос с бокалами рыжая поднесла уверенно, с почти что материнской заботой.

Однако привлекало взгляд не это. Будучи магглорожденной, Гермиона не переставала удивляться магическому мастерству. И когда Макгонагалл успела? Чары трансфигурации сотворили невероятное с жидкостью! Они насытили вишнёвый сок, почти компот, оттенками одного из самых тёмных вин – бордо! Во всяком случае её пузатенький бокал содержал в себе если не желчь, то точно чернила! Неужели в Древнем Египте уже тогда выдерживали этот сорт?

Гермиона не успела удовлетворить своё любопытство и довести мысль до конца. Настала минута её строк.

Рыжая поклонилась и вернулась за кулисы скорее обычного, она спряталась за шторкой с несвойственной ей бледностью и с ужасом вгляделась на сцену, чего за ней никогда не наблюдалось. Гермиона совсем не замечала этого. Она постаралась поскорее вжиться в роль и гордо произнесла речь Клеопатры. Зал замер.

Одно из самых приятных чувств сцены – зрительская тишина. На еле заметных лицах пляшет палитра эмоций. Никто не дышит, глаз не отводит. В момент заворожённости актёры на мгновенье выходят из роли и алчно упиваются всеобщим затаённый духом, имя которому восхищение. И это чувство Гермиона скорее ощутила, нежели заметила. Она выдохнула и бросила робкий, будто и довольный взгляд на Снейпа, тот усмехнулся румяным щекам царицы и взял её бокал. Все не сводили глаз с нашумевшей пары. В двух владыках они искали профессора и студентку, но едва улавливали их присутствие.

– Отпьем же за победу из кубков наших,

но так, чтоб ты пила за Рим, я – за Египет.

Импровизация стала сюрпризом не только для Гермионы. Они репетировали не так! Профессор взял её бокал, а зритель и не заметил, почти никто не заметил! Неужели это изменения в сценарии? Или на то прихоть профессора?

Она улыбнулась и взяла римский кубок. Возвышающийся голос Снейпа прогремел по залу:

– Да, да. Объявим им. А к ночи пусть

Их шрамы от вина́ побагровеют.

Пойдём, моя царица. Не иссякла

Ещё в нас сила жизни. В бой я ринусь,

И восхитится смерть, что столь же страшен

Мой меч, как страшная её коса! *

Снейп жадно впился в стеклянный бокал, его кадык лишь дрогнул пару раз, в глазах мелькнула ясность, перетекающая в странную настороженность. Ещё секунда, и его рот плотно сомкнулся, лицо отдалилось от напитка, а изучающий взор устремился к Клеопатре и каплям на губах.

А меж тем начался четвёртый акт. Актёры мелькали то за кулисами, то на сцене. Цезарь ругался, строил козни с Лепидом, обсуждали мир, войну и сговор. В гримёрках – суета. Одна Трелони ходила мрачной и молчала.

Стоя вместе с профессором за кулисами, ожидая, пока Гарри и Рон завершат сцену, Гермиона услышала тяжёлое покашливание. Затем ещё и ещё. Оно сиплым, глухим спазмом донеслось до ушей, но никто не обращал на него никакого внимания. Снейп позади возился с булавками на красном плаще и презрительно кривил губы, словно не ткань, а клешни сомкнулись вокруг его шеи.

– Сэр, всё хорошо? Может, стакан воды? – пролепетала взволнованная девушка. – У меня тоже сегодня весь день першит в горле, и хоть ты тресни, ничего с этим не могу поделать! Волнуюсь сильнее, чем перед ЖАБА!

Профессор замер. С нарочитой медлительностью он сбросил раздражающий плащ, зачерпнул глоток воздуха и, пристально вглядевшись в её тревожные глаза, сморщил нос. Казалось, ему было не до этого.

– Наш выход, – бросил он хрипло, прочистил горло и за запястье вытащил возлюбленную царицу из-за кулис.

Актёры произносили реплики, расхаживали по сцене, ругались и проклинали, всячески умоляли Антония не воевать и тотчас за спиной плели интриги. Лишь только Энораб, верный слуга триумвира, вёл с господином искренний разговор. Без лебезений, лести и притворств он говорил почти на равных. Как друг он дал тому совет. Все замолчали. Играя думу, Снейп опустился на скамью, оперся на колени, скрывая недомогание, и осмотрел холодным прищуром зал. В свете софитов его глаза горели адским пламенем. Он жёг нечеловеческой силой зрительный взор, однако никто не догадывался, что та самая сила разрывала ему горло и грудь, что она резала и выжигала ему лёгкие и гланды и заставляла чувствовать во рту кисловатый металлический привкус. Годы службы у Тёмного Лорда научили его стойкости. Эта боль была временно слабостью, а как и всякая слабость в Северусе, она вызывала гнев.

Он мотнул головой с оскалом.

– Энораб, скажи… Так он от поединка отказался?

Семикурсник невозмутимо кивнул, рассматривая «чёрную дыру портала», как многие, начиная со Станиславского, именовали зрительный зал. Дело в том, что, вживаясь в роль, актёры и вовсе забывают о сцене. Вокруг духота, от стен египетского дворца бьёт жаром, словно от печи, каменные, исписанные иероглифами колонны залиты солнцем. Вот царица, вот её любовник, пара слуг, вино, хлеба, наложницы, танцовщицы и рабы. Гармония властвует в этом древнем царстве, как резко нечто чёрное и страшное разрастается совсем рядом, раскрывает бездонную пасть, а в ней сотни глаз наблюдают за жизнью, затягивают своим вниманием назад. Образы тотчас рушатся. Холодная реальность, запах сцены и занавеса топят воображаемую жизнь. И всё. Образ убит.

Если профессионал легко возвращается в образ, подавляет этот жуткий потусторонний портал, то новичкам, уловившим древний мир скорее по случайности, нежели от мастерства, ничего и не остаётся делать, как трепетать перед этим роком. Неудивительно, что неопытных такой монстр пугал. Он затягивал и путал строчки, мысли многих эта бездна уводила от сцены, и играющий слугу юноша вздрогнул, не получив ответа. Он поймал себя на мысли, что таращится на Шарля, что колени почти не держат и что он отвлёкся от сюжета. Пауза затягивалась, и по его лбу скатилась капелька холодного пота. Неужели он упустил в такой решающий момент фразу? Побледневший обернулся, от напряжения спина одеревенела, а ладони сжались в кулаки, ведь он точно не мог ничего пропустить и прослушать!

И действительно, так долго молчал Снейп. Едва заметны были пульсирующие вены на изуродованной шрамами шее, вздувающиеся, как от агонии, ноздри и дёргающееся в спазмах горло. Профессор бледнел и словно не дышал.

Семикурсник уже собрался шагнуть к нему, как услышал уверенную и надменную реплику Антония:

– Почему?

– Он в десять раз счастливей,

Нельзя ж вдесятером на одного… – выпалил на автомате растерянный юноша, не переставая таращиться на профессора.

– Ну, завтра я на суше и на море

Ему дам бой. – Снейп встал, расправив гордо плечи, и уверенно направился к Гермионе, но всё вдруг резко потемнело в его глазах, и ему пришлось схватиться за деревянный столик, который, к счастью, повстречался по пути. Поднос с кубками пошатнулся. Раздался звон, всё попадало, и Снейп прикрыл глаза, беря себя в руки. Он непринуждённо развернулся, оперся бедром о стол и бросил смелый взгляд на актёра. – Иль я живым останусь,

Иль, умирающую честь омыв

Своею кровью, бессмертье дам ей.

А ты в бой рвёшься?

Для актёров всегда страшно, когда в решающий момент спектакля забывает строчки второстепенный персонаж. Многочисленные репетиции входят в систему, а те в привычку, и неправильное звучание реплик разбивает картину образов. Когда же так делает главный герой – это выбивает из колеи всех. Когда путает реплики Снейп – это катастрофа всему. Зритель же – ничего не замечающий народ, из которого всего единицы знают трагедии Шекспира слово в слово. В зале насторожился один лишь Шарль, на сцене – абсолютно всё. И если манёвр с бокалом удался, то ныне не ложилась рифма.

Над сценой взвился невидимый, но ощутимый шар неизвестности. Раздался истеричный смешок Энораба, ведь сам актёр не мог ни в роль уже вернуться, ни унять своих тревог.

– Я в схватку брошусь с криком:

«А, пропади всё пропадом!», Антоний!

Пока отвечал семикурсник и тем самым приковывал к себе внимание, Снейп содрогнулся от нового спазматического приступа, скользнул ладонью по столу и бросил на неё затуманенный взгляд. Под пальцами отчётливо виднелся алый вишнёвый сок и чёрная, как желчь, лужа «бордо». Хоть зрение у Северуса и упало, он различил, где яркий сок мисс Грейнджер, а где его коктейль.

«Её не отравили!» – пронеслось райским удовольствием в мыслях Снейпа, как на глаза вновь опустился мрак.

Гермиона поймала ещё горящий взор профессора и слабую, кривоватую усмешку, скользнула взглядом по столу, по соку и реагирующей жидкости, и ужасное понимание происходящего сложилось в её голове. Так бывает во время цунами, когда гуляешь по берегу и понимаешь, что волна накроет всё равно. Это лишь вопрос времени, эвакуироваться поздно.

– Шутник! – бросил сипло и как-то довольно Снейп и направился к Гермионе. —

Созвать сюда моих домашних слуг чрез четверть часа!

С этой минуты всё пошло не по плану. Гермиону затрясло от паники. Они закончили сцену на середине, сделав её бессодержательной, а по залу пошли шепотки. В уголке губ профессора сверкнула капля алого вина́ и стекла быстрой дорожкой к подбородку. То было совсем не бордо, а кровь.

Снейп подал руку с настолько властным и настороженным взглядом, что Гермиона не смогла сопротивляться. Она и сжала ладошкой тонкие холодные пальцы, и увести себя позволила медленно, величественно. За кулисами Снейп закашлял в кулак, сжал в последний раз руку Гермионе и отпустил.

– Будь рядом с ней, – рявкнул хриплым, почти севшим голосом профессор и, хватаясь за грудь, едва дошёл до той самой дверцы, которая иногда появлялась и служила запасным выходом в коридор. Уяснив инструкцию, Невилл тотчас схватил Гермиону в объятия. Она забрыкалась.

– Невилл! Отпусти, немедленно отпусти!

Дверь хлопнула. Её осветила магия, означавшая, что Выручай-комната убирала запасной выход. Девушка вскрикнула.

– Тебе нельзя за ним идти, он так попросил… – буркнул Невилл в растерянности. Пока ничего не понимающий, он выполнял приказ.

– Нет! Отпусти!

Она царапалась, толкалась, вырывалась, но Невилл попросту заламывал руки и молил никуда не ходить.

– Не понимаешь! Ты не понимаешь, идиот ты редкостный! Какой из тебя помощник?! Отпусти!

– Да что? Что я не понимаю?

– Он кашляет кровью! Ему нужна помощь! Его отравили! Скорее всего, ещё один яд организм попросту не выдержит, Невилл! – закричала Гермиона и тихо взмолилась, – прошу, Невилл. Он умирает…

Только когда на её глаза выступили слёзы, а её маленькое хрупкое тельце содрогнулось истерикой, до Невилла дошло. Он сжалился, вздохнул как-то смятенно и разжал ладони.

– Беги к нему, а я… – заикалась Гермиона от боли, – я за Помфри!

Она не осознавала, как выбежала на сцену, как промчалась мимо Цезаря и Липида, как спрыгнула к жюри. Её слепил яркий холодный свет, делающий слезы хрустальными для всего зрительного зала. Она щурилась, всхлипывала, вглядывалась, искала и тряслась. Тысячи глаз уставились на неё. Гарри и Рон пораскрывали рты, завидя трясущуюся в истерике, скованную, желающую сжаться в маленький несчастный комочек подругу.

Если у насекомых отработана система взаимодействия, если одна пчела влетает в улий и ведёт себя как-то не так, весь рой выходит на защиту мгновенно. У людей всё иначе. Сначала они впадают в ступор, начинают перешёптываться и глазеть, а уже после поднимают всеобщую тревогу, но только для того, чтобы спасти себя самого. Никто не помог Гермионе Грейнджер. Спустя несколько долгих секунд, она, найдя среди членов жюри колдомедика, впилась коготками в её руку и пропищала:

– Он умирает!

Только обитатели Хогвартса понимали, кто такой этот «Он» для Гермионы Грейнджер.

После того как Мадам Помфри убежала с напуганной актрисой, спектакль прервали, бокалы помыли, а сценарий Снейпа с правками Шарля так и остался лежать на столике за кулисами.

Комментарий к Спектакль

* – У. Шекспир, наш любимый)

Уф, друзья мои, затянула с главой, тяжелая она) А я обещала сделать фанф светленьким, ха-ха-ха)))

Это еще не конец, нас ждет еще пару главушек *смеется громко и как-то по-злодейски*

Скажу вам, что Шарлюгу я всё равно люблю, а вот Джиневра… уф, она бесит даже меня! Ну куда она полезла? Ей-Мерлин, она удивляет меня, меняет все планы! Более того, эта мерзавка существенно так подпортила жизнь нашему снейджеру и не только *намекает очень бровями*. То, что сделала Уизли сейчас, лишь второй цветочек ее букета. Флорист-жизнь в каком-то хаосе закручивает последствия, да так, что я кричу и ай-каю

Котятки, делитесь впечатлениями, с удовольствием поору с вами, ибо теперь это не боггартик, здесь даже я боюсь.

========== Кризисная ситуация ==========

У каждого бывают минуты глубокой тревоги, когда сознанием владеет полная растерянность; люди говорят первое, что приходит на ум, и часто не совсем то, что нужно. Из-за этого Квентин усиленно думал. Он подбирал слова и аккуратно вёл тему, старался не переборщить и донести информацию до каждого.

– …Во время кризисных ситуаций принято говорить… Иначе поднимается всеобщая паника, а журналисты угрожают загрызть каждого, кто попадётся им на пути. На алтарь сенсации они готовы принести любую жертву. Как пресс-секретарь, друзья мои, я успокоил всех вчера, сказав, что у профессора Снейпа начался аллергический приступ, и что с ним всё в порядке, и что его сознание в норме, и что Поппи – мастерица и спасительница, и ангел, и прочее и прочее. На самом деле это не так, – Шарль прошёлся по кабинету, в котором собрал актёров, за исключением Снейпа и Гермионы. Его печальный взгляд бегал по стенам, словно изнутри грусть разрывала грудь, а сам он отказывался в это верить. – Буду с вами честен и крайне серьёзен, а потому ожидаю, что лишнего вы не раскроете посторонним. Наш Хогвартс претерпел кризис вновь, и мы все должны поддержать школу и директора Макгонагалл. Мне больно говорить это, но долг перед вами того требует. Вчерашней ночью профессор Снейп скончался.

Лаванда Браун, которая ещё недавно возмущалась, что её грандиозный и обещающий быть прекрасным выход прервали так некстати, вскрикнула и заморгала, Рон потрясенно замотал головой, Полумна опустила печальные глаза в пол, а Невилл сжал её руку.

– Как? Да нет… нет… быть не может… Нет! – вскочил раздосадованный Гарри Поттер. Как правило, все известия, приходившие ему о смертях, не таили ошибок, но почему-то всякий раз он отказывался верить в это. – Нет, нет, нет! Что за чертовщина?! Где тело?! Нет его, значит, и смерти нет! Где директор Макгонагалл? Она ничего не сказала, а значит, вы могли ошибиться, мистер Шарль. Нет… Нет, он жив! Что сказали в Мунго?! Вы, должно быть, сами не знаете, а сейчас просто высказываете свои догадки! Ответьте, что не знаете!

Но для незнающего Шарль был слишком убедительным.

– Гарри, успокойтесь, пожалуйста, сейчас я объясню…

– Что объясните? Смерть? Нет, я не верю… не умер он! Нет… А как же газеты? – ухватился Гарри за последнюю надежду. – Не утаишь же смерть такого человека, как он, произошедшую в школе, на фестивале, средь бела дня! Да и если профессор умер, то… – Гарри тряхнул головой, – почему только нам говорите? А как же остальные? Или вы считаете, что странный пиар важнее памяти о человеке?! Да Северус Снейп, как никто другой, заслуживает, чтобы его почила вся школа. К чёрту фестиваль!

– Мистер Поттер, своими громкими словами вы привлечёте внимание…

– Плевал я!

– Гарри, успокойтесь…

– Он не умер!

– Умер.

– Нет!

– Увы.

– Но нет! Отчего?

– Аллергический приступ вызвал кровотечение. Северус Снейп скончался от потери крови. Тот сок был маггловским и содержал компоненты, к которым после укуса Нагайны организм не был приспособлен. А как выяснилось, ваш профессор не особо любил соки, потому-то не знал даже он сам. Сожалею… Потери всегда тяжелы.

Сначала Гарри впал в досаду, потом – в растерянность; мысли в его голове словно остановились, а затем будто кто-то расколол этот ступор и мощная волна безысходности обрушилась на него с головой. Гарри сжал кулаки с быстротечной, но сильнейшей яростью, знакомой только сиротам, обретающим семью и вновь её теряющим. Его мрачность не предвещала ничего хорошего. Наверняка произошёл бы магический выброс и что-нибудь хрупкое и особо тонкое взорвалось, если бы не тихий всхлип. Одна из слизеринок, пухленькая и хорошенькая Китти, принадлежащая к числу тех хохотушек, которые любовались игрой Снейпа и Гермионы, плакала.

Гарри посмотрел на неё пустым взглядом, сел рядом и обнял дрожащие плечики, привлёк к себе и прикрыл глаза. Разговор друга продолжил растерянный Рон.